de omnibus dubitandum 41. 249

ЧАСТЬ СОРОК ПЕРВАЯ (1692-1694)

    Глава 41.249. КАК АРХИВНЫЙ РАБОТНИК СТАЛ ЖЕРТВОЙ РОМАНОВСКИХ ФАЛЬСИФИКАТОРОВ…

    Б.Н. Григорьев с ником «Молодость в сапогах» на Дзене в своей статье «Откуда есть пошла российская разведка...» пишет, -

    Михаил Суслов – политический агент XVII века

    По материалам одноимённой статьи известного русского историка-археографа Николая Николаевича Оглоблина (1852-1919), опубликованной в журнале «Исторический вестник» том 61 за 1895 год.

    Автор нынешнего очерка – Николай Николаевич Оглоблин, исследователь сибирской повседневности XVII-XVIII вв. В 1894 году он закончил титанический труд, описав документацию Сибирского приказа (1592-1768), за что и удостоился премии АН России им. И.М. Сибирякова. Он автор более 100 различных статей, очерков и сообщений, он создал новый тип архивного обозрения и образовал категорию архивных работников, на которых, как утверждает википедия, держится московский архив Министерства юстиции.

    Московскому правительству стоило немалых усилий собирать сведения о положении в соседних Турции, Польши и Швеции, борьба с которыми, тайная или явная, шла беспрерывно. Своих резидентов Москва в этих странах часто не имела, а если они там на какое-то время и посылались, то связь с ними была спорадической и нерегулярной. Приходилось возлагать разведывательные задачи на воевод приграничных городов, которым вменялось в обязанность опрашивать выходцев из зарубежья – купцов, перебежчиков, переселенцев, включая и возвращающихся из чужого полона руских подданных, и посылать полученные данные в Посольский и Разрядный приказы в Москву.

    С другой стороны, воеводы засылали в указанные страны и своих лазутчиков или «вестовщиков», набиравшихся из самых разных слоёв городского и сельского населения.

    Для добывания нужной информации лазутчики использовали не только прямые контакты с её носителями, но прибегали к подкупам, переодеваньям и прочим приёмам, что, конечно, не всегда сходило им с рук: турки, поляки, немцы и шведы знали об этих людях, их ловили и наказывали.

    Оставаясь в этой роли длительное время, «вестовщики» постепенно становились для Москвы важными политическими агентами. Хорошо усвоив требования Москвы, они добывали ценную и полезную информацию и, в отличие, например, от полонянников, не несли всякую околесицу и несуразицу о «заморских чудах» с тремя головами. С ними могли только конкурировать торговые люди, заводившие полезные связи в самой гуще зарубежного общества и хорошо представлявшие её реалии.

    Служебное положение лазутчиков и предъявляемые к ним требования становится ясным из воеводских «наказов». Например, в наказе великолуцкому воеводе стольнику О.В. Бутурлину от 23 февраля 1630 года предписывалось «выбрать на Луках из посадских людей и из пашенных крестьян и из всяких людей лазутчиков, добрых людей и разумных, которые к тому государеву делу пригодятся, кого пригоже, и привести их к государеву крестному целованью на том, что им государю служить, в литовские города лазучить ходить и вестей всяких проведывать подлинно, а московских никаких вестей на смуту и никакого дурна литовским людям, опричь добра, ничего не сказывать, и в подарках ничего не имать, и литовских людей к государевым городам изменою не привесть, и во всём государю служить в правду, без всякой хитрости».

    После присяги, воевода должен был назначить им жалованье, исходя из характеристики завербованного, его положения и полученных им ранее «дач». Имена лазутчиков воевода был обязан сообщить в Разрядный приказ. Лазутчики должны были разведывать «всякими обычаи и накрепко», т.е. основательно и точно, про короля и королевича, о сборах и передвижениях ратных людей, о сеймах, об отношениях Польши к Турции, Крыму и Швеции. Но самой главная задача лазутчиков заключалась в том, чтобы выяснить, нет ли у короля «какого умышленья на московское государство». Отправлять лазутчиков в Литву нужно было «почасту» и сообщать о результатах и работы «почасту же». Лазутчиков, которые вернутся обратно с «прямыми», т.е. достоверными сведениями, предписывалось награждать сверх государева жалованья «по полтине или по рублю, и смотря по вестям».

    В числе политических агентов Москвы Н.Н. Оглоблин называет киевского лазутчика Михаила Яковлева Суслова, действовавшего уже во времена царя Алексея Михайловича Тишайшего. Киевские воеводы, на фоне завязывавшихся тугих узлов в отношениях России (Московского государства – Л.С.) с Турцией, Польшей и Крымом, играли в это время важную роль в дипломатических и военных усилиях Москвы, и сам Суслов писал, что был лазутчиком «в самые нужные и в самые тревожные времена».

    В «вестовых отписках» последней четверти XVII века имя М.Я. Суслова встречается довольно часто, из чего Николай Николаевич делает логический вывод о том, что роль этого человека в делах московской дипломатии была довольно значительна, а полученные им сведения были и ценными, и своевременными, и точными. Что было не удивительно: Михаил Яковлевич «лазутчил» целых 25 лет (1669-1694), а это означало, что он служил также и царю Фёдору Алексеевичу, и царевне Софье с Василием Голицыным, и молодым царям Ивану V (VII – Л.С.) и Петру [Исаакию (Фридриху Петеру Гогенцоллерну)] I. Редкий год проходил без того, чтобы он не совершал 2-3 успешные «экскурсии» в Польшу. Действовал он, говоря современным языком, под торгово-купеческим прикрытием, используя свои связи и среди московских купцов, а то, что он ни разу не провалился, свидетельствовало о его высоких профессиональных качествах.

    О том, что деньги были одним из его главных инструментов для добычи информации, говорить не приходится. Был он человеком денежным. Так в 1686 году он попросил московское правительство компенсировать его оперативные расходы на сумму 1327 рублей! Нельзя не пожалеть, сокрушается Оглоблин, что Суслов не оставил нам подробную роспись своих расходов при подкупе поляков: получилась бы весьма поучительная картинка! Упомянутую сумму приказ Малой России Суслову не выплатил и ограничился выдачей ему… 100 (!) рублей. Вероятно, дьяки приказа сослались на то, что Суслов в оправдание своих расходов не представил ни описей, ни расписок о выдаче денег своим агентам. Да и позволяла ли обстановка к соблюдению таких формальностей?

    Руководитель Разрядного приказа дьяк Емельян Игнатьевич Украинцев (1641-1708) выполнил, однако, другую просьбу Суслова – он приказал писать его в детях боярских (не подразумевая присвоения ему боярского звания, это не более чем из людей (слуг) боярских - Л.С.) по г. Стародубу, о чём Москва уведомила киевского воеводу окольничьего князя Василия Фёдоровича Жирового-Засекина.

    Помимо разведывательной информации, Михаил Яковлевич привозил в Киев т.н. «печатные авизы», т.е. европейские газеты. Так в 1693 году он доставил в Киев «300 овизов печатных да 3 листа о всяких немецких и цесарских и турских и крымских и польских поведениях».

    Кроме Польши, его посылали в Валахию и Цесарские земли, а также в Венецию. Он владел многими иностранными языками, но лучше всего владел польским и латинским языками. Возвращаясь из поездок в Киев, он и там не сидел сложа руки, а активно помогал Киевской приказной палате в качестве переводчика.

    В челобитной [фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей, современных дипломированных горе-историков – Л.С.] царям Ивану VII и Петру [Исаакию (Фридриху Петеру Гогенцоллерну)](царь с 1696 г. – Л.С.) Алексеевичам в 1693 году он писал, что «все тайные письма из Польши и других стран… я холоп ваш… на руской язык переводил сам, а иноземцы тех надобных писем не переводили, чтоб было тайно и в делах было правдиво». Отсюда видно, каким неограниченным доверием пользовался Суслов у киевских воевод. Когда в Киеве появлялись пленные и выходцы из Польши или Валахии, воеводы немедленно вызывали к себе Суслова «для росспросу и для всяких ведомостей и переводов, денно и нощно, непрестанно». С 1686 года по 1693 год Суслов был в 12 «посылках», чаще всего в Польшу, реже – в Цесарскую (Австрийскую - Л.С.) землю. О количестве посылок в 1672-1685 г.г. конкретно не говорится, а употребляется слово «многажды».

    А вообще его служба, как поётся в одной современной песне, была и опасна, и трудна. В 1693 году на него было совершено разбойное нападение - и не где-то в чужеземье, а в ридной Киевщине! Разбойниками оказались… супруга «незалежного» генерального есаула Андрея Гамалеи и его родственники, целью нападения – захват дипломатической почты, которую Суслов должен был везти в Москву. Документов при нём не нашли, взяли деньги и несколько рубах с портами, а владельца порток жестоко избили.

    О происхождении Михаила Суслова достоверных сведений Оглоблину добыть не удалось. В актах XVI-XVII в.в. среди дворян и детей боярских встречается фамилия Суслов, но являлся ли наш герой их потомков, неизвестно. В последней четверти XVII века в киевской приказной избе значились подьячие Тимофей и Осип Сусловы – то ли братья Михаила, то ли другие его родственники. Об отце в отписке киевского воеводы князя Козловского в июле 1671 года говорится, что были доставлены сведения из Волошской земли Мишкою, сыном киевского пушкаря Яшки Суслова. Когда в 1686 году Михаила Суслова поверстали в службу, то велено было его «написать в дети боярские по Стародубу, а жить и служить ему по-прежнему в Киеве». Со временем род Михаила Суслова перешёл в сословие купцов.

    От Михаила Яковлевича остались две челобитные – обе за ноябрь 1693 год. В одной из них он описывает совершённое на него разбойничье нападение, а в другой раскрывает детали своей долголетней службы лазутчика. Посылали его и с официальной миссией с государевыми грамотами и с «листами» к московским резидентам, т.е. в качестве дипломатического курьера, а также «к корунным и вольным гетманам в обозе» и к другим представителям польской власти, но главным его занятием было проведывать «всякие неприятельские замыслы».

    Естественно предположить, и Суслов это подтверждает, что он пользовался услугами агентов, которым платил в основном из своего кармана, так как «государева жалованья из Киева к ним ничего не посылано». «Радея великим государям истиною», Суслов давал в Польше и др. странах разным лицам «почести» (подарки, деньги), чтобы они писали правду». И сам Суслов, начиная с 1669 года, на протяжении 17 лет не получил ни одного гроша государственного жалованья! Ему платили лишь какую-то разовую мзду за доставленную информацию. Только в 1686 году учинено ему было «годового жалованья чеками 15 рублёв, хлеба против того ж, и велено мне служить по Стародубу, а поместья и вотчин за мной нет нигде, и тем мне вашим жалованьем прокормитца с женишкою и с детишками нечим».

    Когда в 1687 году он находился «в командировке» в Польше, в Киеве у него со «всеми пожитками» сгорел дом, однако «и за то пожарное разорение ничего мне вашего жалованья на дворовое строение не дано», - жалуется он московским кураторам. Получается, что работал он на одном голом энтузиазме!

    Суслов сообщает имя только одного своего агента – некоего шляхтича Юрия Попару и пишет, что он «многажды и тайно» получал от Попары «письма с вестями, которые доставляли разные “проходцы”». В Волошской земле у него тоже были «знакомцы» - вистирняк и приколаб, должностные лица в центральном управлении Валахии. Скромность всегда украшала разведчика – не избежал этого украшения и Михаил Суслов. За него говорили далеко не скромные результаты работы.

    В 1693 году киевский воевода стольник князь Лука Фёдорович Долгоруков послал Суслова в Гродно на помощь резиденту Борису Михайлову = Пётру [Исаакию (Фридриху Петеру Гогенцоллерну)](царь с 1696 г. – Л.С.), где собирался «великий сейм», но Михайлова = Пётра [Исаакия (Фридриха Петера Гогенцоллерна)](царь с 1696 г. – Л.С.) там на месте не оказалось, и Суслов направился к нему в Варшаву. На эту поездку и «на прокормление» Михаил Яковлевич истратил 100 кровных рублей и, судя по всему, государевой компенсации за них не получил.

    В том же 1693 году Суслов снова ездил к Борису Михайлову = Пётру [Исаакию (Фридриху Петеру Гогенцоллерну)](царь с 1696 г. – Л.С.) в Варшаву – на сей раз с отписками киевского воеводы боярина князя Петра Ивановича Хованского. Обратно Суслов ехал в Киев с архивом московских резидентов в Польше и благополучно доставил его «со всяким великим опасеньем, не щадя головы своей». И опять вёз он дела «на своих подводах и проторях и харчах, за кои ничего не получил из государевой казны».

    О заслугах Михаила Яковлевича перед московскими приказами киевские воеводы отчитывались регулярно, так что недостатка в информации на этот счёт в Москве не было, но никому там и в голову не пришла мысль о достойном поощрении своего верного слуги.

    В конце челобитной Суслов пишет: «От многих дальних посылок в разныя государства и от дачи почестей я, холоп ваш, оскудал и одолжал многими неокупными долгами и пришёл в убожество и в совершенную нищету, и ныне, государь, питаюсь с женишкой и детишками своими мало что не Христовым именем, и дворишка построить мне нечем – за скудостью скитаюсь по чюжим дворам…». Говоря современным языком, деньги на командировочные расходы киевские воеводы давали такие ничтожные, «что и поднятца нечем». Суслов просит учинить ему «придачу» к окладу денежному и хлебному и «подённый корм давать против дворян московских и кормовых иноземцев» и ходатайствует о том, чтобы написать его по московскому списку.

    Оказывается, Москва содержала Суслова по второму или третьему разряду, в то время как служилые люди центрального аппарата по своему денежному содержанию значительно превосходили провинцию. Вероятно, особенно обижал Суслова тот факт, что его ценили меньше, чем т.н. «кормовых иностранцев». Челобитная от ноября 1693 года была год спустя успешно отклонена. Великие государи [фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей, современных дипломированных горе-историков – Л.С.] Иван VII и Пётр [Исаакий (Фридрих Петер Гогенцоллерн)](царь с 1696 г. – Л.С.) пожаловали ему в утешение всего 20 рублей из киевских доходов.

    Кстати, Оглоблин упоминает о челобитной Суслова, поданной в 1692 году, в которой тот тоже ходатайствовал об уравнивании его в жаловании наравне с московскими дворянами, но и тогда его челобитную отклонили, расщедрившись на выдачу ему... 15 рублей из сумм Новгородского приказа. В грамоте киевскому воеводе по этому поводу велено Суслова «посылать впредь в Польшу и в иные городы для проведывания ведомостей, потому что он для того и в Киеве живёт и даётца ему по все годы жалованье денежное и хлебное».

    Все дополнительные просьбы Суслова в Москве считали чрезмерными, в том числе и желание его, сына пушкаря, только что поверстанного в дети боярские, уравняться с положением московских дворян или, как пишет Оглоблин, «втереться в московский список». Николай Николаевич полагает, что московское правительство в отношении Суслова поступало правильно: «Нельзя не отнестись с уважением к такому такту московского правительства XVII века”, - пишет он.

    Мы не будем вступать с Оглоблиным в полемику и оспаривать его мнение, на которое он, вероятно, имел свои основания.

    Вторая челобитная Суслова за 1693 год посвящена упомянутому выше разбойничьему на него нападению. История эта тесно связана с выполнением Сусловым поручения о доставке в Киев архива московских резидентов в Польше. По прибытии в Киев воевода П.И. Хованский немедленно отправил Михаила Яковлевича с делами в Москву, дав ему в помощь подьячего Никифора Иванова и несколько рейтар с почтарями.

    Из Киева Суслов выехал 10 сентября, и не успел он со своим сопровождением отъехать от города 2,5 вёрст[ы], как в Броварском лесу их остановила группа всадников: «3 кореты да вершников черкас с человек 30-ть». Это оказались со своими казаками и челядниками «подданного вашего…гетьмана Ивана Степановича Мазепы осоулова его енарального жена Гамалеина с детьми своими и с зятем, бывшего Прилуцкаго полковника сын меньшой Лазаренко». Казаки и челядники по приказу сына Гамалея и Лазоренко напали на рейтар и почтарей и стали их бить. Суслов соскочил с телеги и стал защищать своих рейтар, но черкасы набросились на него, нанесли ему саблями рану (в трёх местах прорубили щёку), а потом стали нещадно бить Суслова, уже лежавшего без сознания на земле.

    Затем нападавшие забрали с телеги перемётные сумы, надеясь найти в них упомянутые дипломатические документы, но документов в них не оказалось – в них были деньги, принадлежавшие Суслову и купцам Маркову и Добрынину, т.н. проезжий лист и бумаги на наём подвод. Архивные документы были хорошо спрятаны Сусловым на дне телеги. Н. Иванов с раненым Сусловым и разграбленным обозов вернулся в Киев и сдал снова документы воеводе Хованскому. На другой день в сопровождении сильного отряда Иванов снова выехал в Москву.

    Суслова 5 недель лечили московские лекари, а Хованский провёл следствие, опросив все жертвы нападения, и отправил бумаги в Москву. Оправившись от раны, М.Я. Суслов тоже поехал в Москву и оформил там свою вторую челобитную, ходатайствуя о том, чтобы Мазепе было дано указание расследовать бесчинства своих подчинённых, восстановить справедливость и компенсировать его материальные и моральные издержки. «Великие государи [фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей, современных дипломированных горе-историков – Л.С.], смилуйтеся, пожалуйте!» - таким воплем закончил он свою челобитную.

    В приказе Малой России повторно сняли показания с Иванова, Суслова и сопровождавших их лиц, Суслов продемонстрировал свою раненую голову, а великие государи направили Мазепе грамоту с требованием учинить расследование происшествию и о результатах доложить лично им.

    Н.Н. Оглоблин заканчивает свой очерк словами о том, что ни о результатах этого расследования (если оно вообще было), ни о судьбе самого Суслова после 1693 года, ему не известно.