Актриса. Мысли накануне бенефиса

Театр...Мы с вами в театре. Для вас это развлечение, способ провести время, для кого-то, возможно, праздник, а для меня... Работа?
Знаете, я всегда любила зиму. Летом, конечно, приятно, зелено, солнечно, всё цветёт, радует глаз и в принципе не нравится не может, но зимой, когда природа замирает, начинается совсем другое, уже какое-то космическое таинство. Всё вроде и не живёт так естественно, как летом, зато словно рассказывает какую-то историю. Сказку — немного печальную, но красивую. Непрочную, нереальную, потому что нет в ней, кажется, никакого особого смысла — с ветки не сорвёшь, не откусишь, на стол не подашь, но без неё никак...
Вот, скажите, для чего снежинки так разнообразны, так сложно и красиво устроены? Их же никто не рассматривает. Разве что дети ловят на кончик варежки и смотрят, ничуть этой красоте не удивляясь, потому что для них сказка ещё не вымысел. Дети верят космической истории, которую слышат в падающем снеге, верят в чудо Нового Года, в желание, загаданное возле ёлки, в то, что на сцене театра, куда их привели, идёт настоящая жизнь, и нужно непременно помочь Иванушке победить зло.
Актёрство такое же детство из-за своей веры в реальность нереального. Когда маленькая я, обхватив подушку, как ребёнка, вставала перед морозным окном в горестном оцепенении, которое, как мне тогда казалось, должна испытывать брошенная женщина, разве не было это первыми шагами актёрства, попыткой оживить в себе чужую жизнь и судьбу? Но что заставляло меня так делать? Какой космический голос призывал: «Попробуй»?
Работа?
Слова «актёрская профессия», или, того хуже, «ремесло» я воспринимаю, как фальшивую ноту. Профессии можно научить, ремеслу можно научиться, но не всякий, кто без стеснения выходит на сцену и произносит выученный текст, может с полным правом сказать, что он Актёр. На сцену нельзя выходить, как на подиум, ради показа себя. Сцена — это тот самый космос, где рождаются снежинки, которые не все дают себе труд рассматривать, и потому способность принимать, понимать и искренне проживать чужой вымысел, как собственную жизнь, можно только ПОЛУЧИТЬ.

Знаете, Гением когда-то называли дух, способный творить неосязаемое. То есть, вызывать ощущения, эмоции, беспокоящие душу. Этот дух мог витать в воздухе, мог в кого-то вселиться, чтобы заставить воплотить неосязаемое в слова, изображения, музыку. Но я часто думаю, дар ли это? Или ответственность, не чета любой другой? Или, может, проклятие? Или промежуточный тест — насколько ты сам предан своему таланту, и куда направишь его, осознав, что он у тебя есть? На вечное ему же служение, или на славу, которая конечна? Хочешь только славы, верни талант, ибо не по Сеньке шапка. Когда он подлинный, его  поливают не похвалами, а вдохновением и оставляют только тем, кто понял — главное в действии. Талантливом, разумеется.

А вы знаете когда театральный сезон в самом разгаре? Зимой.
Я иногда думаю, может потому и ощущала себя актрисой с самого детства, что люблю зиму? Или актриса во мне решила всё устроить по-своему?

Работа ли?
Мой ледяной дворец, куда я, подобно Герде, иду и иду, зажигаю слова-спички, чтобы отогреть сердце, способное из льдинок сложить слово «Вечность»


Театр можно считать волшебником, а можно фокусником. Но, даже если так, даже если фокусник — когда он хорош, его не отличить от волшебника. И тогда костюм, надетый в гримёрке, вдруг превращается в чью-то жизнь, а актёр, открывший дверь в закулисье, уже не может идти на сцену, как на работу! Потому что там, среди этих кулис, скрыт портал в совсем иное измерение — в космическую бездну, где невозможно оставаться собой-человеком, но только духом — тем самым, который из неосязаемого создаёт ВПЕЧАТЛЕНИЕ.
Здесь слова, как спички в руках девочки из совсем не новогодней сказки, которыми она отогревала душу.
Или не сказки?
Иное измерение, что тут скажешь...

Я когда-то любила поиграть в «покойницу». Ложилась, закрывала глаза, представляла, что меня больше нет. Но на самом деле в тот момент лицедейства меня становилось больше, потому что, представляя безжизненное тело, я была одновременно и той, кто его представляет, и той, кто его оплакивает, и той, кто за всем этим наблюдает.
Актёрство?
Но разве каждый из нас не надевает порой маску того, кем не является, разделяясь при этом на Исполнителя, Наблюдателя и того, кем хочет казаться? Да, да, так и тянет сказать про «весь мир театр...». Мы в нём лицедеи — лжём себе и другим.
Может, счастье актёрской доли как раз в том, что, получив право открыто кем-то притворяться, ты уже не имеешь права солгать в этой чьей-то, не твоей, но проживаемой тобой жизни?
Ответ, наверное, там, за морозным стеклом, сквозь которое я пыталась когда-то рассмотреть ещё незнакомую взрослую жизнь, обнимая подушку, как ребёнка.

Не знаю почему, всегда хотела сыграть Снегурочку. И, чтобы задник декорации был, как мёрзлое стекло, на котором кто-то продышал маленькое пятнышко-солнце. Сначала оно тусклое, но к финалу ледяные узоры оттаивают, и солнечный свет заливает пространство. Всё! Наступило лето, Снегурочка растаяла... Снова и снова, с каждым новым спектаклем, чтобы успеть понять, осознать, определиться с тем, что по-настоящему ценно, пока не завершился сезон...
Я её не сыграла. Но театр, в котором служу, вдруг переименовали в Зимний. И теперь я прихожу сюда, в свой Ледяной Дворец... не Снегурочка — уже нет... скорее, Снежная Королева, и пытаюсь сложить слово «ВЕЧНОСТЬ» из неверных льдинок, которые тают и растекаются, и снова замерзают, потому что девочка внутри меня до сих пор не перестала верить в чудо, всё зажигает и зажигает свои спички. А они прогорают и гаснут.
Но, знаете что? Всякий раз, когда очередная спичка затухает, из отчаяния рождается надежда на то, что вспыхнет новая.