Туберкулез в России. Мысли по поводу

Слово «туберкулез» вызывает у каждого человека свои ассоциации, образы, воспоминания и эмоции. Кто-то испытывает страх, кто-то – сострадание. У кого-то возникает стыд, у кого-то – отвращение. Для одних людей это слово – что-то совсем далекое, из мира русской литературы XIX века, а для кого-то – личная или семейная история.

Одна из пациенток нашего отделения однажды призналась, что когда услышала диагноз «туберкулез» – ей представлялось страшное место, куда ее отправят. Там непременно будут худые беззубые уголовники. А грубые врачи будут втыкать ей между ребер длинные страшные иглы.

Но нет, пожалуй, никого, кого это слово оставило бы равнодушным.
Туберкулез в России – поистине народная болезнь. О нем писали в литературе, его изображали в живописи. О нем до сих пор слагают мифы и легенды. Туберкулез затронул абсолютно все слои и классы общества, и в разное время был то «благородной» болезнью аристократии, то недугом городской бедноты, студентов, рабочих, безработных, бездомных, заключенных... Туберкулез был и остается спутником всех общественных потрясений и войн.

На народные пожертвования в «День белого цветка» открывались и содержались первые приюты и туберкулезные лечебницы. С тех пор прошло больше века. В России научились бороться с туберкулезом и делать это масштабно, на государственном уровне. В стране образовался целый отдельный организм – противотуберкулезная служба, аналогов которой нет, наверное, нигде в мире. Порой – неповоротливая, ригидная, бюрократизированная, она все же по многим другим показателям является лучшей в мире. Однако, как и сто лет назад, часто больным и их семьям требуется помощь волонтеров. Собираются пожертвования, организовываются инициативные группы взаимопомощи, обмен препаратами, психологическая поддержка. Туберкулез по прежнему – народная болезнь.

В моей семье о туберкулезе знали не понаслышке.
После победы над нацизмом вернулся с фронта в родное село мой дед Андрей. Устроился работать агрономом в местном колхозе. Вскоре в семье родился первый ребенок – старшая папина сестра, моя тётя. Первые послевоенные годы были очень трудными. Не хватало самого необходимого – еды, одежды, дров на зиму. Дед Андрей, чтобы прокормить семью, пошел на небольшую хитрость, за которую сейчас, наверное, отделался бы разве что выговором. Как агроном, он отбирал на полях пробы зерна. Из этих отобранных проб он тайком понемногу оставлял себе, чтобы прокормить семью. Когда это вскрылось – наказание было суровым. Ветеран войны получил 6 лет лагерей! К счастью, из них дедушке довелось отбыть только три года. Вскоре многих заключенных амнистировали.

Вернувшись домой, дед Андрей наконец зажил спокойной жизнью. Но война и годы в заключении не прошли даром. Вскоре у дедушки обнаружили туберкулез легких.
О том, как его лечили, я могу лишь догадываться, листая пожелтевшие страницы медицинских книг того времени. Скажу лишь, что вначале 1950х это была нетривиальная задача. Эпоха химиотерапии туберкулеза только начиналась. Сам же дед о своем лечении никогда не рассказывал. Он вообще был немногословен и говорил только коротко и по делу. Зато его слова всегда все слушали внимательно. И семейные застольные разговоры сразу смолкали, когда дед Андрей вставал и брал слово.

Дед Андрей прожил долгие 93 года. Он освоил еще одну профессию – ремонт холодильной техники. А также умел играть абсолютно на всех музыкальных инструментах!

Мне редко приходилось бывать дома у родителей отца. Они жили в соседней области. Но я с детства помню их дом. Большой, типичный крестьянский дом. С белеными стенами, печкой, коврами. А еще рядом с домом была времянка – так называемая летняя кухня. В этой небольшой клетушке, разделенной печкой на две половины, мы собирались семьей, когда приезжали к старикам в гости.
Впоследствии, когда я читал или слышал где-либо о туберкулезе, я мимо воли  представлял именно эту комнатку. Справа – печь с дымоходом и умывальник. У стены напротив входа – шкафчики с разной кухонной утварью. На одном из шкафчиков – большой портрет писателя Тараса Шевченко. Стол у окна. Слева от входа – самое почетное место - «красный угол». В углу висит икона, покрытая белым рушником. Рядом с иконой – настенные часы. Ниже – полочка с телефоном и записной книжкой. Телефон – предмет особой гордости. Единственный на всю улицу! Угол до половины стены отделан ковром, что создавало дополнительное ощущение тепла и уюта. Тихо и мерно тикают часы. Над входной дверью все время тихо бормочет радиоточка – абонентский громкоговоритель «Витязь». У печки греется толстый полосатый деревенский кот. Я представлял себе деда Андрея. Степенного, молчаливого. С пышной бородой и усами. Как он садится на свое почетное место в «красном углу», наливает себе чай и принимает лекарства. Наверняка фтивазид и ПАСК. А может еще что-то...

Эта картина предстала предо мной и в день, когда я услышал впервые слово «туберкулез» в свой персональный адрес. Мне было, конечно, досадно и тревожно. Но в то же время возникло ощущение чего-то знакомого. Чего-то, с чем я обязательно справлюсь. Ведь борьба с этой болезнью – в генетической памяти моей семьи. Да и всего нашего народа. И от этого было немного спокойнее. Я ощутил почву под ногами.

В нашем обществе говорить о такой проблеме как туберкулез - «не модно». Общаясь с больными, я часто наблюдал, как они отчаянно пытались скрыть «неприличную болезнь» даже от самых близких людей. Пытались вычеркнуть из памяти период, связанный с болезнью. В связи с этим я подумал: а что, если бы и в моей семье поступили также? Если бы никто ничего не знал о болезни деда Андрея? Я лишился бы этой поддержки, этой внутренней уверенности в успехе борьбы в самое тяжелое время – вначале лечения и особенно, – получив диагноз МЛУ-ТБ! Сложно предугадать, насколько это было бы тяжелее.

Пытаясь скрывать ото всех факт болезни (даже перенесенной в далеком прошлом), мы сами поддерживаем миф о «болезни маргинальных элементов». Поддерживаем стигму. А ведь туберкулез – это наша общая русская проблема. И общие достижения. Это Чехов и его «Остров Сахалин». Это генерал Врангель. Это психолог Лев Выготский. Это киевский писатель и фтизиатр Юрий Виленский и советский хирург Лев Богуш. В таком пантеоне ведь быть не стыдно?