Глава 5

День рождение, оно пришло, а писем от Вадима нет и нет. Но почему-то Вика верила, что на день своего рождения, она от него письмо получит. Вот верила и всё тут! А письмо не пришло – какая боль!.. И так уж получилось, что на своё день рождения, в восемнадцать лет, Олег Петрович, о котором мама про жужжала ей все уши, оказался самым желанным гостем. И Вика напилась, как никогда ещё не пила в жизни. Вела себя развязано и много беспричинно смеялась, а как известно, пьяная женщина себе не хозяйка… Раскрасневшись от выпитого, в пьяном восторге, она казалась необыкновенной и весь её облик – изумительная талия с элегантными бёдрами в изяществе стройных ног в лебедином полёте рук и, губы в ярком цвете так и зовущие сорвать этот цвет ещё девушке, но в движениях женского наливного плода, который сам просился в руки… И лишь большие глаза, нет-нет да, смотрели подбитые тяжёлой грустью. Вика, пьяно ликовала принимая поздравления, сновала во круг стола, подливая гостям и себе спиртное и с иронией наблюдала за Олегом Петровичем – жених!.. Что роилось в её захмелевшей голове? Какими мыслями играла она? Смущая своим поведением интеллигентного, тайно любящего её мужчину. Очередной тост для Вики был перебором, она по качнулась, ухватившись за спинку стула и села рядом с Олегом Петровичем, с пьяной улыбкой произнесла:
-  Вот и встретились два одиночества – и тут же спросила:
-  Я вам нравлюсь?
-  Да. – Серьёзно ответил Олег Петрович.
Вика пьяно рассмеялась и хлопнула его по плечу, громко воскликнула:
-  Рыжий!
Поздно вечером гости разошлись и Вика пошла провожать, последнюю из гостей, Наташу. Оставался один Олег Петрович и Анна Михайловна попросила его:
-  Не оставляйте её одну, видите в каком она состоянии… А, сейчас ночь.
И Олег Петрович пошёл вместе с Викой.
На обратном пути зашли в какое-то кафе и там распили бутылку шампанского. Олег Петрович предложил Вики зайти к нему, благо здесь не далеко, посмотреть на его холостятскую берлогу. Глупая. Домой иди, домой!
И Вика не задумываясь согласилась. Всю дорогу, к дому Олега Петровича, она была возбуждена, дурачилась, поддразнивая Олега Петровича:
-  А, коньяк раздобыть для дамы слабо?
-  Без проблем.
-  Слабо. Даже дежурные магазины не работают. – И она засмеялась, облокотившись о его плечо.
-  А, я достану.
-  Интересно как?
-  Желание дамы закон для кавалера.
-  Ну-ну, кавалер… - Она за соловевшими глазами посмотрела на Олега Петровича.
Олег Петрович тут же остановил такси и что-то сказал водителю. Такси ушло, а Олег Петрович обращаясь к Вики, сказал:
-  Подождём.
-  И долго?
-  Десять минут.
-  Посмотрим. – И Вика снова облокотилась о его плечо.
Он обхватил её за талию прижал к себе и от этого действия у Вики во хмелю, закружилась голова от того, что уже давно её так никто не прижимал, чувствуя его руку у себя на груди, она тихо произнесла:
-  Поцелуй меня… - И тут же растаяла в сладком поцелуе.
Эти десять минут, в поцелуе, прошли быстро, подъехало такси и Олег Петрович принял свёрток, развернул показывая Вике грузинский коньяк в три звёздочки, сказал:
-  Не ахти какой, но заказ выполнен. – И тут же спросил:
-  Может проедем на такси?
-  Не хочу, - отказалась она, - такая сказочная ночь, пройдёмся пешком.
Такси ушло и Вика попросила Олега Петровича распечатать коньяк.
-  Хочу напиться! – Сквозь смех произнесла она и сделала из горлышка два крупных глотка.
-  У нас нечем закусить! – Воскликнул Олег Петрович.
-  Ерунда какая. Пейте! – И она сунула ему в руку бутылку коньяка.
Они допили коньяк уже на квартире Олега Петровича. Окончательно опьянев, не соображая, она целовалась, с хозяином квартиры, умело распоряжавшимся её девичьем телом… Ощущая на себе волнующие действия мужских рук, воображая в помутневшем сознании своего Вадима, она потеряла контроль и с страстной болью шептала:
-  Как хорошо милый… Ты вернулся, родной… Люби, не покидай меня…
Бес сознательно в пьяном бреду, она отдавалась с такой страстью, что даже на минуту не вспыхнуло в сознании, - что же я делаю?

***
Всё плыло и покачивало, обнажённое тело, в сладкой, желанной истоме…
Утром проснувшись с сильной головной болью, в чужой квартире, голая, с Олегом Петровичем, Вика опешила, а за тем пришла в ужас. Она тут же выскочила из-под одеяла, омерзительно подбирая разбросанную одежду, закрылась в ванной, лихорадочно, трясущимися руками, быстро одевалась.
Взглянула на себя в зеркало и схватилась ладонями за полыхающее в жаре лицо… Вздрогнула, услыхав стук в дверь. Отчаянно бросилась из ванной, в дверях столкнулась с Олегом Петровичем, он виновато улыбнулся ей, в одном трико, по пояс голый, хотел обнять, но Вика закричала:
-  Не прикасайся!!! Как ты посмел?! Негодяй!
-  Вика?! – С удивлённой мольбой в голосе, воскликнул Олег Петрович.
Но Вика с ненавистью, чуть не плача, оттолкнула его, подскочила к входной двери, с презрением произнесла:
-  Подло! Гадко! Мерзко! Воспользоваться, что я пьяна! Ненавижу! Открой сейчас же дверь!
Олег Петрович, торопливо повернул ключ и растерянно спросил:
-  Как же так Вика? Ты же сама… - Он не договорил, его слова повисли в воздухе.
Вика стремглав выскочила на лестничную площадку и её каблучки быстро застучали по лестничному маршу, хлопнула дверь подъезда и всё стихло…
Олег Петрович растерянно стоял у раскрытой двери прихожей, ошеломлённый резким изменением поведения Вики по отношению к вчерашнему вечеру.
А Вика, опустив голову, быстро шла, почти бежала, ей казалось, что все встречные и не встречные прохожие, знают, что с ней произошло, от этого сознания она, не глядя по сторонам, стремительно неслась к своему дому. Мысли лихорадочно сверлили мозг, до отчаяния, до тупой боли: «Боже мой! Один шаг, один не верный шаг! И Вадим ушёл из жизни на всегда! Она никогда не будет, да и не сможет открыто смотреть в его глаза. Не поцелует, не прижмётся к нему… Не упрекнёт за письма и тоску по нему и, не услышит упрёка, один шаг…» - Она шла и больно кусала губы, в её глазах стояла боль и отчаяние. Скорым шагом она добежала домой. Своим ключом открыла дверь, на ходу сбрасывая туфли, стремительно вбежала в свою комнату и ничком упала на кровать.
Анна Михайловна, изумительно владея собой, следом вошла за Викой. И глядя на дочь тут же спросила:
-  Что случилось, ты откуда?
Хотя прекрасно знала где была Вика. Олег Петрович ещё с вечера позвонил, сообщил, что Вика серьёзно пьяна и он оставляет её у себя. И вот она появилась в расстроенных чувствах. Вика резко поднялась, молча, не отвечая на вопрос матери, прошла в ванную. В это время зазвонил телефон. Анна Михайловна торопливо сняла трубку, не перебивая слушала и только за тем с деланным раздражением, ответила:
-  Вы, что не с могли сдержаться? Вы же видели в каком она состоянии или сами были пьяны?
АННА Михайловна замолчала, слушая ответ и тут же заговорила вновь:
-  Вам, что так приспичило? Женщин во круг мало… Что значит люблю? Не отказываетесь… А, раз любите должны были быть сдержаннее, не мальчик!
Она, снова замолчала, слушая ответ и на конец проговорила:
-  Ладно, всё! Поговорим позже… - И она положила трубку.
Как-то устало опустилась на мягкий пуфик, задумалась. Звонил Олег Петрович, каялся, клялся в искренней любви к Вики, говорил о серьёзных намерениях, в плоть до регистрации брака. Получив полную информацию Анна Михайловна более логично стала рассуждать о дальнейших действиях. Этот не ординарный случай, где-то в глубине души даже обрадовал её, что с Вадимом ясно, всё покончено и слава богу! То чего она добивалась, свершилось! А вот с Олегом Петровичем, хотелось, чтобы это произошло гораздо позже, чтобы хоть Вика чуточку привыкла к нему, возможно полюбила,
А теперь что?.. Девочка травмированная и не только морально, но и физически и вывести её из этого состояния будет не легко. Анна Михайловна, впервые, глубоко задумалась: «А права ли я, что вмешалась в отношения Вики и Вадима?.. Он служит, девочку не тронул – идеалист!» - Анна Михайловна с сарказмом усмехнулась – «А попробовал бы, загремел! И не в Монголию, а куда подальше, на севера…» - «А какие красивые письма пишет её дочери…» - Анна Михайловна читала их почти все, доставляемые ей в кабинет из почтового отделения. Письма уничтожала и сейчас с досадой подумала, что в случившимся с Викой, больше виновата она чем, Олег Петрович.  «Она так же не сомневалась в искренних письменных слов Вадима и всё же… Как сложится дальнейшая судьба Вики? Понятно, что всего этого не произошло бы, не вмешайся она в переписку. Вадим бы отслужил, Вика закончила бы институт, сыграли бы свадьбу и живите на здоровье! – Плодитесь. Рано или поздно и Вадим закончил бы институт, но вопрос во времени, это слишком долго, а здесь и сейчас уже всё готовое – квартира, работа, тёплое распределение в одном из престижных учреждений или в управлении сельского хозяйства – научная работа, уважение, почёт, налаженный быт, возможно в перспективе Москва… - Так скоротечно думала она, подсказывая сама себе, как казалось ей, правильные доводы. – А с Вадимом годы неустроенности, а пойдут дети… Какая перспектива на будущее? Нулевая. Чёрте что! Голова кругом. Как убедить Вику в своих мыслях?»
В ванне шелестела вода, слабо доносившийся до слуха Анны Михайловны и всё-таки этот шелест успокаивал, давал время для размышления. Она откинулась головой к стене, вздохнула: «Дороги на зад нет и не может быть. Надо двигаться дальше с тем что есть. Если письма были ерундой, которым она могла возобновить доступ в любое время, то теперь, в следствии потери невинности, бережённая для любимого – это трагедия для девочки. И значит всё старое в сторону! Вика красивая, одарённая, кандидатур хоть отбавляй и первый Олег Петрович. Вот с этих позиций и надо плясать. Надо убедить её выйти за него замуж, разница в десятилетнем возрасте ерунда! Привыкнет, слюбится, нарожает ему детей и всё встанет на круги своя. А Вадим? Вадим ясно, как божий день, воспримет эту весть отрицательно. Измена молодому человеку будет воспринята в штыки и конечно нанесёт глубокую психологическую травму. Но он мужик оправится быстро и найдёт себе равную, а вдруг не найдёт? И вернётся к Вике? Нет-нет этого не произойдёт, такие как Вадим такую обиду не простят, а если и простят, то потом всю жизнь будут срывать свою злость грубостью и упрёками. Для общества, как интеллигентный человек, он потерян и в этом тоже надо убедить Вику и быстрее выдать её замуж.»
Анна Михайловна посмотрела на дверь ванной, вода продолжала тихо шелестеть, «что-то она долго, не случилось бы чего…» С тревогой подумала Анна Михайловна и торопливо поднявшись с пуфика и постучала в дверь.
-  Вика! – Позвала она.
Вика молчала. А вода умеренно шелестела…

***
Вика долго стояла под горячей водой и слёзы горечи неудержимым потоком, в захлёб, душили её.
Она мылась с остервенением тёрла и тёрла, намыленной мочалкой, брезгливо собственное тело и никак не могла отмыться. Ей всё казалось, что запах чужого тела, прилипчиво не хотел отставать, а перед глазами в слезах стоял Вадим, такой уже далёкий с угрюмым взглядом пушистых ресниц. Она стояла и рыдала под струями воды, захлёбывалась водой и слезами в безысходности… Губы в больной гримасе высказывали горькие мысли: «Что я натворила? Как теперь жить? Что делать? Милый мой Вадим, прости! Я не сберегла, я не подарю тебе, чистую себя… Всё утрачено и нет дальше смысла жить без тебя…» В дверь вторично требовательно постучали и мать громко позвала:
-  Вика! Сейчас же открой! Ты слышишь?
-  Не стучи! – Отозвалась Вика. – Сейчас выйду! – И снова судорожно всхлипнула.
Слёзы текли и она не могла остановить их, вместе с водой ручейками стекали на грудь. Она выключила воду, постояла, руками смахивая ручейки с голого тела, медленно сняла полотенце, мягкое как в памяти руки Вадима, душистую бахрому прижала к лицу. Слёзы душили, она сдерживала их прижимая полотенце к глазам, невероятным усилием не давала себе разрыдаться, всхлипнула и глубоко судорожно вздохнула. Вытираясь с омерзением разглядывала своё тело в зеркале. Оно казалось чужим, но как прежде,  с кратером  пупка, красовался маленький животик, налитая высокая грудь, в обрамлении абрикосовых сосков, пышно вздымалась от отчаянных вздохов, она с отвращением представила себе как их мяли и целовали чужие руки и губы и как чужой упругий орган рассекал её тело… Почти с сухими глазами она жёстко подумала о себе: «Вот так. Это уже не твоё Вадим и даже не моё…» - От этой мысли прокатилась, по щеке, последняя слеза и стекла по груди на крупный кончик абрикосового соска. Она не спеша оделась и тихо вышла, прошла как тень, мимо матери и отрешённо села на кровать, в своей комнате.
Анна Михайловна прошла следом. Вика подняла на неё вопросительный взгляд, будто чувствуя, что всё происшедшее с ней, это дело рук её матери, она тихо спросила:
-  Зачем ты так, мама, за что?..
Анна Михайловна присела рядом.
-  Послушай, доченька…
Но Вика не дала ей заговорить, быстро заговорила сама:
-  Ты всегда считала Вадима не отёсанным мужланом, а он оказался кристально чище твоего Олега Петровича. – Вика от этого имени передёрнула, как от озноба, плечами. – Он не тронул меня, даже тогда, когда я об этом просила, что смотришь? Да, просила! А он не тронул, ты понимаешь? Не тронул! Он любил! – Вика уже кричала в собственной ярости:
-  А, твой!.. – Она осеклась, не желая называть имени. – Твой много уважаемый, комсомольский вожак с перспективой, совратил комсомолочку! Довольна? Что же ты не бежишь, не звонишь в свои органы? Бей в набат во все колокола не за попытку, а за растление! Это же не поцелуйчики…
Слёзы снова брызнули из глаз. Обида, обида, на весь мир, а в действительности виновата сама и обидным криком не вернуть былого, всё рухнуло, один шаг. И отвечать за свои поступки ей и никому другому. Эх если б ей знать, что всё случившееся не только её вина, да и какая её вина? Нет вины её, а самое страшное, это чёрное дело, в большей степени её мамы. Может быть тогда она повела себя совсем иначе, но всё произошло так, как уже произошло, ввергая Вику в пучину ещё более сложных отношений в будущим с Вадимом.
Анна Михайловна, видя состояние дочери быстро поменяла тактику и положив руку на колено Вики, успокаивающе произнесла:
-  Доченька моя, что теперь поделаешь? Горю, слезами, да и обидой на всех, не поможешь. Я понимаю тебя, сама была молодой. Надо успокоиться, поразмыслить и примириться, время залечит и эту рану. Ты молодая, красивая у тебя всё впереди, да и Олег Петрович не отказывается от тебя. Он звонил пока ты мылась, просил твоей руки. Сама понимать должна, не выносить же мусор из избы… Мы же цивилизованные люди! Сыграем свадьбу и ты не будешь нуждаться ни в чём!
-  А, где же твоя принципиальность? Суд, Партийная совесть? – С сарказмом усмехнулась Вика
-  Здесь другой случай, не до принципов, надо спасать положение!
-  А, любовь? А Вадим, куда всё это деть?..
-  Нарожаешь детей появится и любовь. А Вадиму ты не нужна такая, пойми!
-  А если нужна и такая и может быть раз такая!.. Тогда как?
-  Была бы нужна, писал бы… - Анна Михайловна и здесь жестоко обошлась с ней не щадя травмированную душу дочери. – Он просто не вернётся, а если и вернётся, допустим, что он примет тебя такую какая ты есть… - И это тоже было жестоко, даже не верилось, что это говорит родная мать, - и потом, он не забудет, как бы ты не старалась, упрёки и всё такое, это я тебе точно обещаю, а тебе это надо?.. А здесь Олег Петрович, он любит тебя, он твой первый мужчина, у вас будет достаток, полная чаша! Вот что тебе сейчас нужно.
-  Ты жестокая мама… - Глубоко внутренним голосом ответила Вика, низко склонив голову.
-  Я не жестокая, я печусь о твоём благе.
Как бы не слыша мать Вика ровным из глубины голосом, тихо заговорила:
-  Мне даже не к кому сейчас приткнуть голову, поплакаться, почувствовать ответное сострадание, тепло сочувствия. Одна холодная непреодолимая стена и она растёт всё больше и больше и рухнуть не желает… - Она подняла голову и посмотрела на мать, такими чистыми и ясными глазами правды, что Анна Михайловна невольно отшатнулась, а Вика усмехнувшись, произнесла:
-  Не о благе ты моём печёшься, а о своём…
-  О чём ты говоришь, Вика! – Воскликнула Анна Михайловна.
Вика отмахнулась, продолжая:
-  Ты всё ещё думаешь, что я малая девчонка и ничего не вижу, и ничего не понимаю. Ошибаешься, я всё вижу, как ты, торгуя мной, печёшься о своём благе. Да-да о своём! Что бы в тепле прожить свою старость. Ты манипулируешь мной, как фигурой на шахматной доске, как пешкой, чтобы в старости оставаться королевой и, добилась этого. А как это отразится на мне, тебе глубоко наплевать! Ты оттолкнула меня от Вадима, не спорь! Выгнав его из института и, я не удивлюсь, уже не удивлюсь, если и здесь ты не приложила свою руку к нашей переписке.
Ох как она была близка к истине! Но не ведая своей правды, продолжала:
-  Ты подсунула мне комсомольского лидера и постоянно жужжала о нём, не так ли? Что отмалчиваешься? Возражай. Спорь. Не можешь?..
-  Вика. Я не узнаю тебя!
-  И правильно делаешь. Я совершенно другая Вика. Я женщина и с тобой на равных. Ты и отца-то предала! Отказавшись от него со страху. Партия, видите ли, да тебе и на партию наплевать!
-  Замолчи! – Взвизгнула, в испуге, Анна Михайловна. – Как ты можешь?! Это святое!
-  Вот-вот, вся ты тут. Ты-то и партию свою боишься, как она запугала вас! А святое это здоровая семья, ячейка общества, будет здоровая семья, будет сильное государство и будет существовать твоя партия! А иначе вряд ли… Когда один член этой партии отрицает дружбу и любовь, а другой член… - Вика с сарказмом усмехнулась, - суёт его в хранимое не для него место, то в этой партии уже нет ничего святого!
Вика замолчала и устало откинула голову на подушки. А Анна Михайловна испуганно смотрела на свою дочь и не узнавала её. Перед ней полулежала молодая женщина, уверенная в своей правоте как сквозь, увеличительное, стекло видела свою мать, словно читая её мысли. Анна Михайловна впервые испугалась и не уверенно спросила:
-  Что же мы решим доченька?..
-  Делай что хочешь, ты это умеешь, а я устала. Вики девочки уже нет, она девочкой умерла…