Бабушкин крест - тоска по моему прадеду

                /Проза. Воспоминания/

Чем старше мы становимся, тем степеннее праздники в наших домах, а то и вовсе о них забываем — не хочется с возрастом шумных празднеств; только если родственники затеят готовку разных лакомств с последующим накрыванием стола и поздравлениями — пожилые люди тихо принимают должное. Так и в наших семьях: «Ты придешь? Вы придете?» Все собирались, потому что теплота и приличия — это закладывалось с рождения. Приходили — уже взрослые и в чем-то чужие, но помнящие и любящие — садились друг возле друга или напротив за дедовским столом. Мама готовила салаты и горячее, я приносила из своего дома что-то фирменное, отец жарил шашлыки — все было мирно и слаженно.

Девятого мая собирали с утра дедушку на мероприятие, где чествовали только ветеранов; вечером внуки заходили во двор старших. Сын и невестка накрывали к столу – их обязанность и пока еще возрастная эстафета, а потом вспоминать и созывать к столу должны мы, внуки и правнуки. Особенно запомнила один из таких майских праздников, когда дедушка, как всегда в этот день, сидел на почетном месте во главе стола, но одного человека, о котором я изредка слышала, не было.

Все в сборе, мужчины разлили по стопкам спиртное, и вдруг бабушка Люба заговорила: «По радио объявили: «Победа!» Я целый день выходила за калитку и смотрела в даль улицы – может, папа придет. Мне очень этого хотелось. В первые послевоенные месяцы в некоторые семьи возвращались односельчане. Высматривала отца долго, примерно полгода, а потом обступили заботы…» Внук погибшего Федора, мой отец, вдруг замолчал на полуслове, другие тоже молча слушали, даже маленький озорной праправнучек затих, сидя на лавке между взрослыми. Мы вслушивались в слова — самые близкие были тогда вместе.

Через несколько месяцев после начала войны, отец бабушки, Федор ЛакИза, погиб — осенью 1941 года. Об этом его жена и дочери знали – пришла похоронка, но дочь Люба все равно надеялась увидеть отца живым.

О войне старшие говорили мало: вернее, дедушка ничего не рассказывал родным, а моя бабушка, хорошая рассказчица, иногда что-то вспоминала из военного быта родного села.
Я помню сон, который она не утаила — в бабушкины руки вложили Высшие Силы крест за отца, а женщина — соседка растолковала, что это ее судьба — всю жизнь тосковать в душе за родным человеком, который ушел на фронт, когда старшей Любе было двенадцать лет, и больше не вернулся в родной дом.

Вспоминать часто прадеда было не с кем и некогда — бабушка была занята многочисленными огородами и прочими домашними делами. Всплывает в памяти эпизод — по телевизору рассказывают о поиске пропавших без вести. Бабуля неожиданно заволновалась: «Папа тоже под Киевом погиб —вдруг о нем что-то известно». Я и сестра, его правнучки, оживившись, заговорили громче, хотя никогда этого человека не видели и знали только его имя да то, что был сильным и веселым. Поговорили только — повседневность требовала ежедневного труда и времени.

Так, очень редко, бабушкин крест — тоска по моему прадеду, напоминал о себе — я, мол, здесь, у самого сердца… Сегодня мне грустно — вечером зажгу свечу. Буду долго смотреть на огонь, вглядываясь в ровный язычок пламени —душа погибшего прадеда наведается в мой дом.

06.05.2024/ Фотографии в коллаже: вверху слева — из Интернета, скан с сайта «Дорога памяти»; внизу — из личного архива, в дедушкином и бабушкином доме (09.05.1999 г.).