С днём рождения душа - глава 47, отрывок

Время, его простейшие колебания, маятник часов вечности, раскачивающийся взад и вперед: день и ночь, завтра и вчера, прошлое — настоящее, настоящее — будущее, тогда – сейчас, мёртвые — живые, жизнь — смерть, живые и те, кому только родиться предстоит.
Слепые стрелки часов скользят по замкнотому кругу бытия, непрерывное течение неодолимой реки, увлекающее за собой мириады песчинок сознания без лиц, без имён, без тел, без прошлого, но с краткосрочным будущим.
Рождение: пространство и время переплетены именно в этой причинной точке бытия, на ощупь, вслепую к свету, к новой жизни прорывается беспомощный бессознательный росток.
Цветущая, юная, звонкая, неопытная весна, словно молодая девушка, жаждущая любви и счастья, вокруг всё звенит, дрожит от возбуждения, летит, поёт, танцует, взмахивает крыльями и кружится в весёлых разноцветных хороводах, ярмарках, карнавалах радости, беспечности и веселья.
Мечты параллельных линий, юность, мне кажется я бессмертен, бессонные ночи, серебряное сияние звёзд, румяные рассветы, порхающие белоснежные облака по синеглазому океану беспредельности, кружащие голову влюбленности, нетерпеливое сердце, горящее от страстных неутолимых желаний.
Плохо скрываемый конвейер смерти, я ещё не знаю, что уже заранее кем-то приговорён, что свидетельство о моей смерти уже рассмотрено, согласованно, подписано и назначено конкретное время исполнения приговора.
Догорает торопливый день, медное солнце склоняется к горизонту, сиреневый закат безнадёжно угасает, растворяясь в шёлковистой вечерней мгле, полевые цветы закрывают бархатистые лепестки, опускают свои нежные головки, готовясь к короткому летнему сну.
Мягкий вечер крадётся лаково и осторожно, заходящее солнце уже коснулось своими ало-коралловыми губами горизонта, усталый мир в ожидании покоя, сна, умиротворения и тишины, в густеющих сумерках растворяется, забывается и засыпает жизнь, темнеющее небо, на котором робко появляются первые мерцающие звёздочки.
Чья-то невидимая рука словно наколола их на бархатный купол бездонного небосвода.
Время, истекающие до конца, свинцово-серые глаза беспредельности, незаметно подкрадывающаяся осень, остывающее небо, крикливые беспокойные птицы, собирающиеся в дальнюю дорогу.
Я отработанный материал и остаюсь здесь, на этой исписанной странице, на этой истоптанной сцене, на этой станции обречённости и страха, мне некуда бежать, некуда лететь, негде прятаться, невидимые тени старости упрямо ползут по спине, стрелки часов жизни продолжают иступлённо бежать по закольцованному кругу затягивая петлю на моей шее.
Постепенно тело превращается в рыхлую бесформенную массу, пропитанную изнурительными болезнями, депрессиями, утратами и страхами.
Усталое изношенное сердце, я задыхаюсь в этой глухой тишине безнадёжности, гаснет свет, смолкает музыка, исчезают звуки, слабеют голоса, закрывается занавес, стираются отпечатки моих следов на поверхности земли, запыхавшаяся ночь танцует в бесконечном карнавале вечности с хрупкими мерцающими звёздочками.
Уже слишком поздно, пожар войны сжигает все обещания, гарантии и клятвы, меня больше нет на этой праздничной сцене.
На холодной земле устанавливают могильный камень с моим именем: вчера родился, сегодня умер, слетает телесный покров души, просачиваясь сквозь широкую грудь земли.
Новая сюжетная линия, новый маршрут следования, новое имя, новые запахи и цвета, новый крошечный росток, пытающийся пробиться из-под плотной земли к новой жизни.
Люди рождаются чтобы умереть: тело в прах, прах в землю, день в ночь, крик в бездну, бумага в пепел, недописанные строки в пустоту, конец одной индивидуальной биологической системы, новое рождение, новая история, конец предваряет начало.

Шримад Бхагаватам книга, 7, глава 7
В безумии своём мы дорожим телом, как орудием всяческих удовольствий, бережём, леем его и облачаем в богатые одежды.
Мы любуемся им и украшаем, чтобы привлечь других, не подозревая, что это тело чужое нам.
Покуда дышит оно превращается в испражнения, а перестав дышать становится прахом.
От начала и до конца наше тело пища и испражнения червей.
Если тело лишь горстка земли, то во сто крат ничтожно всё то, что приобретается ради него.
Что проку тратить душевные силы для поддержания жизни в сплетении мёртвой плоти?
Если само тело обреченно обратиться в прах, то чего стоит всё, что связанно с ним узами взаимоотношений: домочадцы, имущество, наследство и наследники, слуги и сородичи, поданные и соратники, домашние животные.
Все они наваждения в вечности, промелькнут и исчезнут, не оставив и следа.