Мир в семье

      Я сижу на старом деревянном  стуле , его я притащил сюда из темного угла и сел как  раз напротив деда. У деда  белая борода. Она такая пушистая, ухоженная, аккуратно  постриженная.  Дедушка  однако позволяет  ее трогать, всегда смеется  и говорит:- Видишь, настоящая, не из ваты. В ней можно спрятать лицо,  и тогда дед поцелует меня.
- А у меня  такая будет?
- Будет,  если не подстригаться.
- Что, если с завтрашнего дня можно  не стричься,можно, я буду  волосы растить?  А зачем, дед, тебе  борода?
- Как зачем,  с ней зимой теплее.
- Ты же дед мой,  ты же  не  Дед Мороз. - говорил я ему, чем  смешил  его  совершенно.

   Я гордился его  внешним видом. Люди говаривали, что седые  старики с белой бородой, с таким желтоватым отливом, от которого она кажется еще белей, и есть самые  умные люди.  Дед не курил и не пил. Говорил, не по годам ему это. Я верил, конечно, что он самый умный на свете, но окончательно укрепился в этой мысли тогда стал постарше, когда в школе, в  коридоре,  развесили портреты русских писателей. Толстой, Короленко, Иван Бунин. Мне больше всего нравился  портрет Тургенева, мне  казалось, на нем   был нарисован точь-в-точь  мой дедушка, даже друзья мне об этом говорили.  Великий писатель   изображен так,  будто в зеркало  смотришь.  Борода, усы  и  голова были  снежно-белые, брови потемней, глаза совсем темные, проницательные, руки барские, холеные. Такой близкий как дедушка, человек, внимательный и домашний.
 
    Я стоял около портрета и думал  о своем.  Мне не приходило  в голову, сколько  писателю лет,  видно что немолодой. Но не раз я думал,не родственники ли они, Тургенев  и мой дед.  Вполне  возможно,  ведь  поселок,  в котором я появился на  свет, стоит уже  больше двух  веков. Сюда переселили крестьян  из разных губерний,  нижегородских, орловских,  даже из Подмосковья. У наших старожилов до сих пор проскальзывают в разговоре  московские словечки. В Москве «акают». У нас местные  говорят как в Москве «капейка», а вот в  некоторых окрестных деревнях делают упор на «о» – «копейкя», с четким "о" и скруглением на «я» в  конце. Так в старину волжане говорили.   А Спасское –Лутовиново где-то от Москвы недалеко.  Вот  откуда у меня предки.  Из  имения  Тургеневых...
   
   Я уже читал у Ивана Сергеевича его  охотничьи  рассказы. Это только кажется, что книжка об охоте, она, конечно, о людях. О том, что такое крепостное право, о котором нам на  уроках говорили. Было интересно узнать про Льгов, про Касьяна с Красной Мечи. Помните «Муму»?   Тяжелая история.
    Писатель  видел этих людей.  Мне нравилось думать,  что мой дед мог оказаться в родстве с всемирно известным человеком.
    Интересно, а у коровы во дворе какая биография? Она тоже из Льгова родом?

     А прадед мой был охотником, на медведя ходил. Я не раз слышал такие рассказы. Они у деда всегда забавные,  смешные. Вот  один.

     Прадед у нас был охотник  еще тот. Ружье незаряженное на стене висело. Существует у нас такой рассказ. Раз пошел он на охоту и с собой чекушку взял.  Пока шел, выпил всю и повеселел маленько. Идет, песни поет. А из-за куста медведь. Его услышал.  Не успел охотник  свой дробовик  поднять, а  медведь уже запах учуял, спрашивает: – Ты что. Андрей, пьяный? Не люблю я пьяных шибко, плохой дух от них.
     Остановился Андрей, прадед мой.  Думает,  думает - стрелять или нет. А медведь: - Отдай ружье,- говорит,- какой ты охотник! Охотники пьяными на охоту не ходят!   
   Хлопнул лапой по стволу, ружье-то и выстрелило. Видно, в левую ногу медведя поразило. Стал мишка после этого на левую заднюю ногу прихрамывать.  А дальше-то вот что вышло вышло самое удивительное. Разобиделся мишка, заохал,  Ружье отобрал, на землю кинул и переломил напополам. –Больше пьяным не приходи! -  Андрею говорит, - чтобы не видел я тебя таким в лесу, а то заломаю. И с размаху  так ему по  заду саданул,  что тот со свистом полетел и уже через три минуты дома на печи оказался. Весь хмель  мигом прошел.
  - А что, вправду он охотник был?
  - Вправду.  Добывал бобровую струю, желчь медвежью,  медвежий жир. Все это больным людям на пользу.
- А ты ходил на охоту?
- Ходил я не на охоту, а на работу, - отвечал дед, - Работу с охотой не надо путать.  Ее охотой не назовешь.
- А в воскресенье?
- А в воскресенье  у зайцев тоже выходной.  Чего их зря беспокоить...
-  Дедушка,  ты кого больше всего в лесу любишь?
-  Белок, они безобидные. Как птички, по деревьям лётают. Хлопотливые зверушки.    Трудно им в лесу. Запасы на зиму делают, к зиме  у них шуба теплая вырастает.
- А медведи зачем?
- Неужто не понял? Чтобы люди зверей в лесу не тревожили.

    Летом  было много дел,  и  летом я с дедом  мало общался. Я прибегал домой ближе к полночи и, не чуя ног,  валился в постель. Зато зимой я больше сидел дома. Это была пора интересных книжек и долгих разговоров. Дед никогда меня не ругал, Он всегда умел так смешно объяснить, что именно я не  так делаю, и слова его были понятны. Отец, даже мать просили  деда: - С внуком  поговори! Совсем мальчонка  слушаться перестал.
   Дед начинал: - Слушай, милый внучок, давай расскажу тебе одну историю. Нравоучительная  история была понятной и кончалась одинаково. Дед   брал в руки гитару, она висела на стене, зачем-то дул на нее, как бы стряхивая пыль, и говорил: -А теперь сыграем, что ль? Какая у тебя песня любимая? Дед был грамотеем, знатоком старинных песен.  И у меня пропадала обида. Красивого голоса у него не было, но хороший слух был. И он запевал свою любимую песню про ямщика, иногда ему подтягивал отец. И заканчивалась песня одним: –Ну-ка,  Колька,  выгляни за дверь! Стужа какая! Не замерз ли на улице кто?  После этого в семье наступал окончательный мир.
   А летом вопрос был  другим: - Выйди за дверь, посмотри, не пришел  ли кто нас послушать, хорошо ведь  поём!   Когда я, выполнив просьбу, возвещал «никого нет», дед удивленно говорил:  - Как это так? Надо стараться петь получше, Завтра лучше  споём!
-  Пойдем, мама звала нас к столу... И день заканчивался удивительно хорошо...

   Через долгое  время я  понял,  зачем дед выгонял меня за дверь. А вы поняли? Дед хорошо понимал, что делал. никого  он  не ждал. Мне надо было стряхнуть окончательно  с себя вину за содеянное. Я входил в дом уже полностью простившим самого себя человеком. Мир вокруг меня становился привычным, добрым, я  верил, что люди уже не думают обо мне плохо. Все было хорошо по-прежнему. Никто уже не обижадся на меня.