Замора

Замора

1.
Лязгнула чугунная защелка. Беременная женщина вздрогнула от зловещего звука и поежилась.  Но боль пересиливала все - там, внизу живота.
 Ей всякое доводилось сносить за свою недолгую жизнь. Нельзя сказать, что она была избалована или изнежена. Поэтому смирилась она  и сроднилась с этой неминуемой болью, как с неизбежной данностью. Так лошадь смиряется со своей уздой и шпорами хозяина.
 Есть разные оттенки боли – сырые, красные, мясные – это когда хлыстом стегают по коже. Есть серая, грызущая, как подвальная крыса – это когда оставляют без воды на несколько суток. Есть меленькая, суматошно лиловая – это когда щипают с вывертом, но это уже так давно – давно – детство осталось позади, за семью морями.  Теперь  же наступала главная боль – торжественная и пурпурная.
 – «В муках будет рождено это дитя, и пусть будет проклято твое нутро, его зачавшее!» - Слюнявый рот священника разявился брезгливо, когда указал он на неё тощим пальцем, а беременный живот его колыхался, когда у него начинались позывы рвоты. между воплями, при каждом взгляде, брошенном на неё.

 Она научилась терпеть, приручив боль. Опускала к полу темные глаза. Занавешивала их густыми и странно длинными ресницами, и молчала. Что ей еще оставалось.

Она завернулась плотнее в цветастую шаль, подаренную одной доброй женщиной – графиней Шабалиной. Под облупленным, и крашенным белой краской подоконником была щель, и оттуда дуло – сквозняки гуляли по всему зданию, и мешали ей сосредоточиться на главной мысли: «как поступить?»
 Она думала об этом неотступно, упорно, мучительно.
 Где-то послышались шаги – они приближались неумолимо, гулко отпечатываясь в зловещей тишине. Опять щелкнула чугунная щеколда.
***
По приезде в Петербург первое , что бросилось ей в глаза – нищие на улицах. Грязные, в порванных армяках, повязанных облезшей веревкой, они сидели на улицах, подчас рядом с дымящимися кучами навоза от проезжих лошадей. Синюшные ноги их торчали из развалин какого-то подобия обуви, а иные и вовсе были босы. Грязные ощерившиеся рты, из углов которых свисали семечная шелуха пополам со слюнями, волосы, шевелящиеся от вшей, смрадное дыхание вываливалось из щербатых ртов кусками и зависало над ними сизым облаком. Они тянули руки, хватая за подолы прохожих, их огревали плеткой или тростью, но равнодушно и упорно продолжали они канючить и клянчить что-то. Хоть что-то. Чтобы пропить это что-то в придорожном кабаке, а потом свалиться возле забора или уличного шлагбаума, и замерзнуть. Отправиться к Богу в рай, уж он то точно – приголубит и простит. Ей стало жутко от этой картины. В душу закралась гнетущая тревога, и она поспешно задернула шторки на окошке дилижанса.
Все было преувеличенно суровым в зимней этой стране, и лица замерзших жандармов, томящихся на постах, и затянутая льдом тяжелая Нева, и набухшее снегом небо над Адмиралтейским шпилем. Все повергало её в уныние и сгоняло улыбку с её лица.
- Ну, полноте, голубушка, мы уже почти на месте. – Вкрадчивая рука мужчины проникла в теплое пространство между её ляжками. Он хихикнул: Скоро мы спрячемся под одеялом с головой и поиграем в мою любимую игру. А потом ты споешь мне колыбельную.
Женщина вздохнула, и раздвинула ноги пошире, подчиняясь наглой руке хозяина.
Где-то приторно, как по кругу, хрипела шарманка, а в голове у неё крутились слова из старинной тирольской песенки, услышанной когда-то давно:

« По дороге по военной
Шла я в грубых, деревенских,
Топ топ топ Марго,
Стареньких сабо…»

2.
- Это дело чрезвычайной важности. Вы меня понимаете, надеюсь?

Вытирая руки белоснежным полотенцем, доктор Соловьев холодно посмотрел на говорящего.

« Недурен собой и очень самоуверен. Совсем не похож на тех мошенников, с которыми мне раньше приходилось встречаться.» - подумал он, прежде чем пожать протянутую ему холеную руку:

- Не извольте беспокоиться. Я позабочусь о вашей протеже надлежащим образом. Я слышал, что у вас вчера был полный аншлаг?
« Рубль пятьдесят серебром за входной билет? 200 рублей за променад с этой особой? Находятся же дураки…Это ведь целое состояние! Не зря он так переживает за её состояние. Черте что!» - Думал сердито профессор медицины.

- - Да, недурно. Очень недурно. Только много волнения неблагоприятно сказалось на будущей матери. Как бы это не отразилось на её младенце. Для меня крайне необходимо, чтобы роды прошли успешно. Буду вам признателен, если вы лично за всем проследите .

- К вашим услугам. – чопорно поклонился доктор Соловьев, про себя подумав: «Корыстная тварь. Ничем не лучше других». – Должен вас все таки предупредить, что при её росте – 135 сантиметров.. Словом, осложнения все таки возможны.
- За это я и плачу вам хорошие деньги, чтобы вы  сделали все, чтобы их избежать .  А сейчас, позвольте откланяться. Дела-с.

****
- Прошу тебя, не уходи!

Женщина дрожала, то ли от озноба, то ли от страха.
Мужчина с трудом расцепил её пальцы, сжимавшие его руку:

- Не волнуйся, дорогая. Это – лучший доктор в столице, он позаботится о тебе, как о собственной дочери.
Она плакала, слезы текли по её щекам, теряясь в густых волосах.

- У меня дурные предчувствия. – Прошептала она в отчаянье, все еще надеясь удержать его возле себя.

- Ты переутомилась. – Холодно ответил он, вставая.

- Я так мечтаю, чтобы он родился похожим на тебя. – Тихо сказала она.
Мгновение помедлив, он ответил:

- Я предпочел бы, чтобы он был похож на тебя, моя радость.

Она считала его удаляющиеся шаги: «восемь, девять, десять, один.» Хлопнула входная дверь. В то же мгновение ребенок пнул её в животе, да так больно, что она вскрикнула.
Очень хотелось пить, но графин на маленьком столике возле её кровати был почти пуст. Она позвонила в колокольчик , потом еще. Безрезультатно.
Подождав немного, все еще надеясь, что кто ни будь придёт, она решилась выйти в коридор.

Безмолвие поразило её – нигде ни души. Наступал вечер, большинство медицинского персонала разошлись по домам. Клиника была частная и очень дорогая. У каждого больного были свои апартаменты с приходящей прислугой и домочадцами. У неё же – ни души и поместили её в отдельное крыло здания – подальше от всех . Она была залетной экзотической птицей в этих суровых местах. Единственную служанку она отправила за покупками для младенца и вернется она не раньше утра.

Поддерживая рукой разбухший, и налившийся будто чугуном низкий живот, держась рукой за стену, упорно продолжала она свой путь по тускло освещенному коридору.
«Кажется я слышу чьи-то голоса?» - подумала она и засеменила меленькими шажками им на встречу.

- Я не пойду! – Девушка в белом переднике и косынке теребила в руках носовой платок, которым частенько вытирала опухшие от слез глаза.
- А я приказываю! – Грузная женщина в таком же переднике нависла глыбой над молоденькой медсестрой. – Почему это ты не пойдешь?
Всхлипы участились, слов было не разобрать. Наконец, сморкаясь, та выдавила из себя громким полушепотом:

- Я её боюсь…


3.
Моря маков – куда не кинь взгляд – от горизонта до горизонта. Оказалось, что пробавляться продажей опиума даже доходнее, чем заниматься контрабандой чая. И вот полчища меленьких, трудолюбивых, как муравьи, китайцев устремились в Синалоа на  северо-западном побережье Мексики. И так же, как и муравьи, они были скоры и изощрены в своих расправах над провинившимися или нерадивыми крестьянами.

 Господин Прайс стоял у самой кромки макового поля, и, покачиваясь с каблука на носок,  с брезгливой миной на холеном лице с рыжими бакенбардами, слушал лопотание бойкого переводчика, тыкающего пальцем куда-то в глубину красного поля:

- Вот та женщина, первенец её родился тут же, прямо под солнцем. Никто даже и не оглянулся на её вопли. Многие из местных так и рожают: присядут на корточки, закряхтят, а то и закричат, и на тебе, дите то уже и снаружи. Оботрет его передником, замотает в полосатую тряпку, и опять за работу. Только первое-то мёртвым родилось, мальчик это был. Страхолюдный такой. Говорят, местный шаман и то в ужас пришел. Сжечь велел. Да мать и сама перепугалась не на шутку, все боялась, выгонят её из деревни, с дьяволом, мол связалась.

- Ну хорошо, скажи Юинь Ли, что я доволен им. Хорошо Что прислал ко мне нарочного с письмом. Я хорошо ему заплачу, пусть вечером приходит в дом губернатора, меня спросит. Да, вот и тебе, собака, за верную службу.
 Прайс швырнул в пыль монету, и переводчик расторопно бросился за ней.

- Показывай теперь товар-то, а с ней я потом договорюсь. – Кивнул он в сторону приземистой, лоснящейся от пота крестьянки.

Недавно прошел дождь и жирные лужи воды заполнили колдобины на ущербной дороге. Внимание чужеземца привлекла галдящая толпа ребятишек, с воплями швыряющая грязь в какого-то заморыша. Как зверек, прижался тот спиной к глинобитной стене дома, закрывая голову и лицо руками. Щуплое тельце его вздрагивало каждый раз, когда новая порция грязи напополам с камнями, влеплялась уму в грудь, плечи или ноги.
Прайс обрушил удары трости на головы оголтелой ребятни, и, с визгом, расступились они, пропуская его вперед.
Он подошел к заморышу поближе и присел перед ним на корточки.

- Ты уверен, что это девочка? – спросил он переводчика.

Тот быстро быстро закивал:

- Её Кончита зовут, так, конечно, сразу и не разобрать, под всем этим.. – Скривился он брезгливо. –Но мать-то уж наверняка знает.

На удивление любопытный и незаплаканный карий глаз ребенка разглядывал его через щель между пальцев.

Прайс протянул руку, и силой отвел руку девочки от лица:

- А ну, покажись!
И чуть не уселся задом в лужу позади себя.

- Ну и… - Только и нашелся что покачать головой. В голосе его сквозило смешанное чувство отвращения с восхищением. – Ну и.. красавица, Именно то, что мне и нужно. Думаю, император будет мною доволен. Сколько ей лет?
- Кажется, тринадцать, или нет, двенадцать…

Кончита безбоязненно и с жадным интересом смотрела на мужчину. Постепенно, губы её растянулись в широкой улыбке и ярко-алые десны выпятились наружу, обнажая по два ряда зубов в обоих – верхней и нижней деснах.
Девочка протянула руку и потрогала шелковый яркий платок на шее Прайса.

- Нравится?

Переводчик перевел.

Малышка кивнула. Прайс развязал и протянул ей платок. Она  его схватила, и, с ловкостью обезьянки, моментально залезла  чуть ли не на самый верх близлежащей пальмы, зажав пеструю добычу в крупных своих зубах.
Ребятишки окружили дерево и начали его трясти, надеясь, что она все же свалится им на голову.

Вечером, щедро одарив беспрестанно кланяющегося Юнь Ли, Прайс приказал привести к себе мать Кончиты. Она не осмелилась перешагнуть порог, так и топталась возле, перебирая натруженными ногами, как заезженная лошадь.

Она почти не прислушивалась к словам переводчика – глаза её неустанно следили за пальцами Прайса, отсчитывающего монеты.

 -Ей там будет хорошо, ей там будет хорошо.. – тараторил пройдоха, и добавлял что-то еще от себя на местном наречии. Она закивала, когда Прайс вложил в её влажную руку скользкие монеты. Помедлив, он расщедрился, и протянул ей еще одну:

- Ладно, уж за такую находку – не жалко. Да, и скажи ей, пусть расстарается, я и остальных её детей усыновлю, если им повезет, и они будут похожи на Кончиту. Да, и пусть вымоет её, что ли, а то ведь воняет как! Я за ней завтра заеду.


- Что это у тебя на шее? – Прайс протянул руку к маленькому плотному мешочку, но его попутчица быстро зажала его в мохнатой руке с длинными грязными ногтями, и угрожающе оскалилась в алой улыбке.

- Наверное, талисман какой-то, мать дала.- ответил за неё переводчик.

При слове мадре девочка закивала и прикрыла длинными ресницами карие глаза.

- Да она понимает больше, чем мы о том догадываемся. – Подумал Прайс. И словно в ответ на его мысли, она рассмеялась и проговорила на чистом китайском:

- - ;;;;;;;;;;;;;;;

- «Впереди много дорог, впереди много бед».. – медленно повторил за ней заинтересованный Прайс, и впервые, пристальнее, присмотрелся к новой подопечной.

« Интересно, она девственница? « - Подумал он по себя, и взгляд его скользнул по мохнатым ногам ребенка. – « Император предпочитает невинных, но могу ли я предоставить ему такую гарантию, если я сам того не проверял. Вот и займусь этим по прибытии в гостиницу.»

Прайс потянулся так, что хрустнули суставы, и глаза его алчно засветились.



4.

Портной, приглашенный, чтобы сшить платье для девочки, в ужасе закрестился, и мерки сделал приблизительные, на расстоянии, чтобы не прикоснуться к её телу. Прайс с удовольствием наблюдал за процедурой. Выражение лица портного было красноречивее всяких слов.
 
« Сколько можно за неё спросить?» – Думал он. Обычно император не скупился и платил сполна, то, что спросит продавец. Но этот экземпляр был совсем особенный, таких в коллекции престарелого владыки еще не имелось. Было многое: и двухголовые женщины, дамы с восемью грудями, четырьмя ногами, одноглазые, безрукие и безногие – всех перепробовал ненасытный сластолюбец. Кончита же была исключением из правил – ей было, по словам матери, только двенадцать лет. Росточку она была невеликого – около 135 сантиметров. Несмотря на необычность своей внешности, у неё были маленькие руки и ноги, узкая талия и уже довольно явно выраженная грудь, которая, со временем, обещала стать очень пышной. И вся она так и лучилась радостью , и была грациозно-забавной. Императору она, наверняка, доставит много радостных , и очень сладких минут. А это значит, что спросить за неё можно вдвое… Нет, втрое больше, чем за других уродцев.

Наконец, платье было готово. Глаза ребенка вспыхнули от неподдельного восторга при виде розового, с кружевными оборками одеяния. Потом она перевела вопросительный взгляд на своего хозяина.

Примерь. – Милостиво кивнул головой мужчина. Развалясь на стуле, он медленно потягивал виски из тяжелого стакана.

- Нет, нет, не убегай. Прямо здесь примерь, чтобы я видел.

Неохотно, она повиновалась, и старая юбчонка её упала на пол, и она перешагнула через неё.

« Вот кому не будет холодно ни при каких условиях!» - Подумал Прайс, всем телом подавшись вперед, и наблюдая за раздевающейся девочкой. Она уже сняла через голову блузку, под которой больше ничего не было.

Несмотря на то, что все тело её было покрыто густой короткой черной шерстью, она почувствовала, как на коже её появились пупырышки – от пристального и тяжелого взгляда мужчины. Розоватенькие соски её груди затвердели от чужого взгляда, и она, стыдливо, прикрыла их ладонями.

- Все снимай. Не надевать же такую красоту на грязные лохмотья. – Медленно проговорил он.

Не понимая языка, она прекрасно все же осознавала , чего он от неё требует. К его разочарованию, низ её живота был покрыт такой густой порослью, что ничего там разглядеть не было возможности.

- Ладно, одевайся. – милостиво кивнул ей он.

Платье сидело, как влитое. Постарался портной. Радости девочки не было конца, и она крутилась на цыпочках перед добрым господином, так что широкая юбка колоколом поднималась над её мохнатыми коленками.

« Ну и урод» - С наслаждением думал Прайс, наблюдая за ужимками Кончиты, которая всем своим обликом напоминала маленькую гориллу, научившуюся говорить и ходить прямо. А та прыгала по комнате и делала книксены, копируя светских дам, увиденных ею в хасиенде губернатора.

Не спалось Прайсу. Налитый виски до краев, он то забывался тяжелым сном, то просыпался, обильно покрытый холодным потом.  Все так и стояли у него перед глазами твердые маленькие соски Кончиты. А когда переодевалась она обратно в свои обноски , и стыдливо отвернулась, то увидел он совсем почти безволосые детские ягодицы, спелые и твёрдые на вид.
« А, черт, не убудет от неё, если я её немного помну» - Подумал Прайс, приподнимаясь на локте и прислушиваясь к тихому мерному дыханию спящей девочки.

Он подошел неслышно к маленькому комочку, свернувшемуся в калачик на старой подстилке в углу комнаты. Ноги его сразу заледенели – по полу гуляли сквозняки. Присев на корточки, он сунул руку под рогожу, которой была укрыта Кончита. Она только что-то беспомощно лопотнула во сне, переворачиваясь на другой бок. Шерсть на её спине была мягкая и шелковистая на ощупь. Он чувствовал, как запульсировала кровь в его напрягшейся мужской плоти. Закусив губу и обильно потея, он продолжил свои исследования , рука его медленно скользила по её телу вниз.
 Какая-то мыслишка проскочила в сознании- нехорошо все это это, у него самого была дочь почти такого же возраста. Но он быстренько разделался с этой мыслью: "Так она же не человек, скорее смесь с обезьяной».. Вот. Вот они, эти голенькие полукружья. « Да о такую задницу можно и палец сломать, так она упруга» Он засопел, пытаясь разглядеть зад Кончиты, приподняв рогожу но лунного света было недостаточно. Вот он уже спустился к развилке внизу её тела, ах, если бы она раздвинула ноги! Шерсть там, почему-то,была пожестче, но приятно покалывала подушечки пальцев. Вот они уже углубились в маленькую промежность, пытаясь нащупать вход в потайное, и так желаемое, отверстие, как вдруг.. Она резко повернулась к нему лицом и тоненько закричала от страха.

Он попытался зажать ей рот рукой, она продолжала барахтаться и вырываться, что только больше злило и возбуждало его. И только когда все четыре ряда её зубов вонзились в мякоть его ладони, взбешенный, и уже не соображающий, что делает, он навалился на неё всем своим телом, яростно пытаясь нащупать её горло. Она хрипела, извиваясь ужом, и полосовала его своими острыми нечеловеческими когтями.
" Убью!"- тупо шевелились мысли в его пульсирующем мозгу. -" Но, раньше чем я тебя прикончу, я тебя..." Додумать он не успел.


5.
Откуда-то с потолка сползла на него липкая пелена. Она заползала в глазницы и вязко налипала на веки. Он пытался стряхнуть эту слизь, но , почему-то, моргнуть не получалось. Он хотел поднять руку и протереть глаза, но рука, на удивление, была тяжелее пушечного ядра и не поднималось. Тогда ему стало по-настоящему страшно и он попытался закричать.
 И закричал – в уме. На самом же деле из горла не вырвалось даже ничтожного сипа. Слезы потекли из глаз, и он обрадовался им, как манне небесной, но вскоре уже устал от непрерывного их потока. Наконец, слизь заползла в его мозг и сожрала остатки мыслей. Тяжесть. Неимоверная тяжесть навалилась на его грудь, и уселась там поплотнее, поудобнее, не давая уже дышать , и превращая кровь в черную смолу.
« Это мне за грехи мои.. За желание совокупиться с обезьяной..» - всплыла одинокая мысль из глубины сознания, и закачалась на самом краешке его, как бумажный кораблик, намокший, и готовый утонуть.
Он схватился за эту мысль. И вспомнил..
 Вспомнил, как  боролась с ним Кончита, как все же сумел он добраться рукой до горла, и сжал его изо всех сил, так что глаза её чуть не вылезли из орбит, наливаясь красным соком. Как другая рука его умудрилась раздвинуть ей ноги и, царапая девичье тело, упорно лезла в промежность. Как заверещала она нечеловеческим голосом. « Ну совсем как обезьяна!» - Мутно еще подумал он, злорадно ухмыляясь и предвкушая неумолимый исход.. Вернее, вход – туда, куда так захотелось, что не было больше мочи терпеть.
 Изо всех сил он сжал её  горло , но волосатая шея её была уже мокрая от  предсмертного пота , и выскальзывала из рук. А тут еще этот мешочек с амулетом.. Нащупав шнурок, он даже обрадовался – вот он – выход, этим же шнурком и придушить. И он крепко, изо всех сил сжал маленький мешок в ладони. И в тот же момент почувствовал, что что-то острое обожгло, царапая, его кожу. Боль была молниеносной и пронизывающей, и сердце остановилось.

***
- «Chondrodendron tomentosum»

Выпрямившись, доктор тщательно вытер руки полотенцем. Затем, секунду подумав, вымыл их еще раз в умывальном тазу, с мылом.
Я такое уже видел. Это же кураре, зачем же вы, голубчик, у неё мешочек-то отнимали? Вам еще повезло, паралич у вас  временный, видно доза была невелика и не так много яда попало вам в ранку, когда вы на шип накололись. Шип у неё там, в мешочке, носят они такое на шее, от наговоров, да и для самозащиты. Скажите спасибо своей спасительнице, она хоть и не понимает по-английски, но разыскала служанку в гостинице, говорящую по-испански и рассказала о вас. А та – хозяину. Ну-с, поправляйтесь, укол я вам уже сделал. Завтра зайду еще – проведаю.

Проснувшись, он еще мгновение лежал с закрытыми глазами, и только потом осознал, что они – закрыты! От радости хотелось закричать. Он невнятно что-то пробормотал, и в тот же миг ощутил на лице своем чье-то горячее дыхание. Он увидел над собою глаза необыкновенной красоты, которые сострадательно смотрели на него. Только, увы, принадлежали они этому мерзкому отродью, проклятому богом, и рожденному, наверняка, не без участия дьявола.

 Доктор навестил его еще несколько раз и порадовался, что он так быстро идет на поправку. Только вот левая половина его лица застыла навеки в чудовищной гримасе – мышцы там, по-видимому, так и не восстановились, что причиняло ему значительные неудобства: вода выливалась ему на грудь через нечувствительный угол рта, да и прием пищи.. Словом – "частичный паралич лица – налицо".

- Простите за каламбур - сказал доктор, осмотрев пациента еще раз. – А у меня к вам есть, так сказать, деловое предложение. Я заметил, с каким отвращением и опаской поглядываете вы на это несчастное, и богом обиженное существо. – Он кивнул на Кончиту. – Я тут недавно ужинал с приятелем. Он – директор местного цирка. Не желаете ли продать ему свою подопечную? Цену он вам предложит приличную.
Так и состоялась эта сделка века.

Не продавать же Китайскому императору порченый товар. Он ведь нетвердо помнил события той проклятой ночи. Что там еще он успел с ней сотворить – один бог знал.


6.
Война Америки с Мексикой продлилась только два года, и, в конце концов, к большому неудовольствию мексиканских дипломатов, 9 Сентября 1850 года был подписан  Гвадалупско- хидальгский мирный договор. Тогда-то сонная и малообещающая Калифорния, со всем её девятитысячным населением и превратилась в тридцать первый штат Америки.

« Невелика потеря» - утешали себя дипломаты – пустыня. Да немногочисленные деревушки.. Знали бы они, что за девять дней до подписания этого договора в одном из районов этой « пустыни» Саттер Милл Солома было обнаружено месторождение золота, то запели бы по иному. По слухам, самородки золота величиной с кулак, валялись там прямо под ногами. Тысячи людей со всего мира устремились на Дикий запад в поисках фортуны. 60 000 человек только за один год.
 А что, кроме золота, требовалось трудовому люду?  Как водится  – хлеба и зрелищ. Да виски побольше! Да шлюх. Так что дела у владельца местного цирка, господина Гаупмана, шли как нельзя лучше. Актерок своих, из коллекции редкостных уродцев, он тоже приспособился сдавать внаем за определенную плату, так что денежки к нему и потекли. Но и крутиться приходилось день и ночь – конкуренты прибывали в город с неимоверной быстротой.  Публика капризничала, аттракционы приедались им довольно скоро. Непременно требовалась свежатинка – что-нибудь этакое, чего у других еще не было. Так что появление Кончиты в труппе Гаупмана было как нельзя кстати.

Наряженная в розовое платьице, миниатюрная девочка с маленькими ступнями и узкой талией, произвела хорошее впечатление на Директора цирка и его жену, госпожу Хельгу. Дородная женщина финского происхождения и была настоящей хозяйкой дома. Муж её побаивался, ревновал, и был страшно в неё влюблен. Да и было там что ревновать – 230 килограммов пышной плоти, маленький красный тугой ротик и прекрасные белокурые волосы привлекали к себе голодные взоры многих понаехавших в город мерзавцев, всех мастей, кровей и рас.

- Я беру её к себе горничной, пусть научится хорошим манерам! – Безапелляционным тоном заявила она, и прыснула, как кухарка, в кулак, когда улыбающая Кончита присела в реверансе: - Забавная, а борода-то какая, шикарная.

Гаупман было открыл рот, чтобы возразить, да куда уж. Оставалось только надеяться, что обезьянка хозяйке быстро наскучит.

Не тут то было. Хозяйка таскала свою уродку с собой повсюду. Однажды она привела её в цирк, который потряс девочку своим гвалтом, запахом опилок и конского пота, обилием воздушных шаров, которых она дотоле не видела, и множеством самых разнообразных людей, разряженных в разноцветные костюмы. Голова её крутилась, как на шарнирах, вправо и влево, а рот, растянутый в улыбке, не закрывался ни на минуту, так что всем беспрепятственно представилась возможность налюбоваться  её гипертрофированно выпуклыми деснами с двумя рядами зубов в каждой челюсти.

- Да, хозяин превзошел самого себя. – Сказал высокий мужчина в черно-белом костюме с нарисованной на щеке слезой. И заплакал.- Такого уродца еще днем с огнем поискать.

Госпожа Гаупман куда-то отлучилась по делам, и Кончита выглянула в щель между двумя половинками занавеса – там, на арене, кувыркались два клоуна, и с ними – веселый пес, который умел прыгать сквозь обруч.

Увлекшись захватывающим зрелищем, она забыла смотреть по сторонам. Как вдруг кто-то больно, с вывертом ущипнул её за бок. Она еще не успела оглянуться, чтобы увидеть обидчика, а тот уже вытолкнул её на арену. Споткнувшись, она упала прямо на вонючие опилки, а подскочивший к ней пес радостно поднял ногу и с удовольствием на неё помочился.

- Я знаю , чьих рук это дело – покачал головой лысый клоун, помогая ей подняться, и отряхивая безнадежно испорченное платье. – Держись подальше от злобной карлицы. Она раньше была фавориткой госпожи, да проворовалась, и была сослана сюда. Забыть не может барские хлеба.

Вернувшаяся хозяйка нахмурилась при виде запачканного платья, и, взяв девочку за руку, больно её сжала цепкими, и на удивление костлявыми пальцами. Она , явно, была не в духе.
Но тут на арену выскочило чудовище со львиной головой и телом человека. Подобно зверю, он пронесся по кругу на четвереньках, потряхивая густой гривой и грозно рыча. Кончита в страхе закрыла глаза, когда тот подскочил к ней, рык его поверг её в ужас, и она завизжала.

- Молчи, дура! – Одернула её хозяйка. Но в голосе её уже не было злости.

Человек-лев вдруг выпрямился во весь рост и превратился в хорошо сложенного мужчину. У него было мускулистое натренированное тело, крепкие ноги и красивые нервные руки с длинными ногтями. Вот только лицо его,  как, видно, и все остальное тело, было поросшее густыми рыжим волосом. Так что виднелись только глаза – странного желтоватого оттенка, как у хищника.
От внимательного взгляда девочки не ускользнуло, как по лицу госпожи Гаупман пошли красные пятна, когда мужчина оказался с ними рядом. Как раздулись её ноздри, втягивая в себя его будоражащий запах. И как рука, дотоле крепко держащая её, задрожала и обмякла.


7.

В темноте она видела так же хорошо, как и днем.
 Дом , казалось, был погружен в глубокий сон, и все же, что-то подсказывало ей, что кто-то посторонний проник в барские покои, и это тревожило Кончиту. Она успела привязаться к своенравной хозяйке, и была преданна ей, как верная собачонка.

 Неслышно спустив ноги на пол, она приоткрыла дверь, ведущую в коридор. Да, голоса явственно слышались оттуда – из спальных покоев госпожи Хельги. Приглушенные, невнятные, прерываемые какими-то всхлипами.
Кто мог там быть? Ведь господин Гаупман был в отъезде по делам?
 Крадучись, приблизилась она к двери и замерла в нерешительности . Потом легонько толкнула её. В образовавшейся щели она увидела свою хозяйку, откинувшуюся на спинку кресла, и стонущую от изнеможения. Толстые ляжки её были широко раскинуты в стороны, и одна нога покоилась на подлокотнике кресла, скрипевшего под её тяжестью.
 Между её ног возился кто-то. Кончита не могла разглядеть, кто это был, и только когда он приподнял гривастую голову, она узнала его – человека-льва. Она уже знала, что он был русский, и звали его Иван Дорохов. Поговаривали, что и отец его был человеко-львом, и сына продал Гаупману за большие деньги – еще мальчиком.

- J'esp;re que vous ;tes contente, Mme  Хельга? – Спросил он на чистом французском языке. – Надеюсь вы довольны?

- Довольна, мой мальчик, не отвлекайся, прошу тебя, продолжай! – мягко промурлыкала она, - и властной рукой погрузила его голову в могучую свою промежность. Он и не подумал сопротивляться.

 Застыв, Кончита наблюдала за происходящим. Она знала, как совокупляются люди – в домишке родителей это было делом естественным, и даже необходимым – чем больше рождалось детей, тем больше было рук в хозяйстве. И тем больше у родителей было шансов иметь кусок хлеба на старости лет.
Здесь же… В воздухе витал дух чувственности, от которого у неё по спине побежали мурашки. Переминаясь с ноги на ногу, она нечаянно задела дверь, и та растворилась со скрипом.
Медленно повернув голову, госпожа Хельга  посмотрела на неё невнятным обволакивающим взглядом, и показала рукой – подойди поближе.
 Кончита повиновалась.
По приказу хозяйки, она опустилась на колени возле кресла.

- Я хочу, чтобы ты видела это. – Прошептала госпожа охрипшим от блаженства голосом.- Открой глаза, дурочка.

Кончита, наоборот, зажмурилась еще крепче, и отрицательно помотала головой.

- А я говорю – смотри. – Прошипела уже хозяйка, и рука её довольно крепко вцепилась в её волосы.

Между тем, действо подходило к концу, голова «льва» мерно двигалась между её ног, и трение его шерсти о голую белую кожу, приводило женщину в еще большее исступление. Вот она испустила вопль, от которого чуть не погасла свеча на столе, и без сил, обмякла в кресле. «Лев» все еще не выпускал из пасти её трепещущую плоть, доводя её до высшей степени безумия.

- Теперь – то же самое сделай с ней – Приказала мадам Гаупман, указывая на Кончиту. Он все еще крепко держала девочку за волосы, которые тоже были своего рода гривой.

Иван Дорохов встал на ноги:
- А вот от этого, вы меня, пожалуйста, увольте. – Насмешливо произнес он. – Она же еще совсем ребенок.

Хозяйка вспыхнула:

- Я тебе приказываю! – Гневно крикнула она.

Но мужчина отрицательно покачал головой и что-то процедил по-русски через стиснутые зубы.
Дверь за ним захлопнулась. И тогда разгневанная госпожа еще больнее сжала волосы Кончиты, и больно ударила её головой об ручку кресла.

Все погрузилось в темноту.


8.

Мозг Гаупмана лихорадочно работал. Он был настолько поглощен сделанным ему предложением, что на время забыл есть, спать и ревновать. Этим то и воспользовалась ловкая госпожа Хельга, и посещения Человека-льва в её апартаменты участились. Иногда она требовала его к себе даже днем, как только он закончит свои выступления в цирке. Её нисколько не волновало мнение прислуги – ни один из них не осмелился бы рта раскрыть, чтобы донести хозяину о происходящем. Потому что все знали, что истинным хозяином и хозяйкой являлась она – госпожа Хельга, и не дай бог ей не угодить – гнев её был страшен. Та , проворовавшаяся карлица , еще легко отделалась, спроваженная в цирк. Уж кто-кто, а она-то знала, что все могло кончиться намного хуже - она была свидетельницей многочисленных разборок, и хранительницей многих тайн своей хозяйки. Именно поэтому её не покидала надежда, что хозяйка однажды сменит гнев на милость.

И такой день пришел.

Вызвав её к себе, Госпожа Хельга подхватила карлицу под мышки и поставила на свой туалетный столик:

- Ну что, матушка Ливиния, соскучилась по мне?

- Уж как соскучилась! – закивала головой полуметровая женщина.

- Воровать еще будешь?

- Ох, оклеветали ведь меня, ни в жизнь ничего не крала, ведь как ты меня одаривала – всего хватало, зачем воровать?

- Вот и я о том же . – Хмыкнула хозяйка, поправляя воротник на платье карлицы.

- А что это пальчик у тебя перевязан? - Спросила Ливиния.

- Обезьяна укусила. Рассердила она меня. Решила поучить её немного уму разуму, а она возьми и укуси. Почти до кости.

- Ой ой ой, чувствовало сердечко мое, что не принесет она добра тебе, потому и послала весточку тебе со львом твоим. Он поначалу брать не хотел, да побоялся ослушаться . А вдруг – милость твоя ко мне вернется.

 Тут Хельга нахмурилась:

- То то я смотрю, больно разбаловала я его. Обнаглел, своевольничает.

- А ты его приструни. Приструни! Покажи, кто хозяин тут.
 
- И как, по-твоему, я должна это сделать? – Поинтересовалась Госпожа Гаупман, с интересом посмотрев на свою карлицу. Она как никто знала, какие подлые мыслишки заводились порой в этой маленькой черепной коробчонке.

- А вот одна есть.. – Хихикнула карлица, и, привстав на цыпочки принялась что-то шептать в ухо хозяйке.
Лицо у той разрумянились, взгляд затуманился..

- Ишь ты, подлая, яду-то в тебе немеряно, больше , чем в скорпионе, кобра ты этакая! И откуда берется? – Восхищенно произнесла она, окидывая взглядом маленькую фигурку. – А что.. и попробую. Обоих  проучу, да и себе – прибыль. Вот бусы тебе в награду, да смотри, глаз с неё не спускай, все мне докладывай.

***
Воскресный обед проходил в гробовом молчании – каждый из присутствующих был погружен в собственные мысли.
- А что, муженек, растут ли доходы наши?

- Растут, растут. – Закивал господин Гаупман, боязливо поглядывая на жену. « И что эта она в таком хорошем расположении духа? Подлость какую-нибудь замышляет, красавица моя?» - Как же им не расти, только и делаю, что о вашем благосостоянии пекусь.

- То-то же. А как там у нас с конкурентами?

- А что там, они мне не ровня.

И вдруг признался:
- Достали они меня, так себе голову и ломаю, чем бы их еще перещеголять, публике все больно быстро приедается! Все время подавай им новенького! Где же я на всех уродцев напасусь, итак мои посыльные рыщут по всему свету, да и немалых денег они стоят.

- Зачем рыскать? А ты свою ферму заведи, тех что побезобразнее будут, тех себе оставляй, а остальных – продай, покупатели на такой товар всегда найдутся.
Гаупман как нес ложку с супом ко рту, так и замер на полдороге, восхищенно уставившись на красавицу Хельгу:

- Вы у меня такая гениальная!! Так я по этому-то делу и отсутствовал – предпринимателя одного навещал, в штате Кентукки. У него подобное дело на широкую ногу поставлено, кого там только нет, прямо глаза разбежались: и люди-пауки, и трехножки, и с одним глазом во лбу.. Да ведь не такое это легкое дело. Вот ведь и у него промашки случались, и рожали его уроды совсем нормальных, а если двух карликов скрестить, то только каждый второй уродцем рождается. С возрастом тоже проблемы – то стары для этого, а то и вовсе бесплодны. Хотел вот парочку купить, так он такие деньги запросил!

- А зачем денежку-то тратить, когда свои под рукой! – Вкрадчиво намекнула дородная Хельга. – Возьми , к примеру, Кончиту.

- Так молода еще.

- Это по здешним меркам – молода, а у себя в Мексике, небось, её уже бы давно замуж продали. – Возразила супруга.- Чем моложе – тем больше шансов, что забеременеет.

 Гаупман обвел комнату взглядом:
- А, кстати, где же она?

- А в клетке сидит. В клетку посадила её. Укусила она меня, мерзавка! – И она выставила вверх забинтованный свой палец. – Третий день уже сидит, без еды и без воды, а прощения никак не просит, горилла проклятая!

- Горилла и есть ! Притопнула ножкой карлица Левиния.

- А, и ты тут ! Нахмурившись, недовольно проговорил Гаупман. Не любил он мерзавку. Хрупкая с виду, гнилая изнутри, обладала она недюжинной силой, а уж по злобе – не было ей равной. За короткий срок пребывания в труппе, всех настроила она против себя. Те же, которые, не скрываясь, поносили её, почему-то оказывались участниками несчастных случаев и происшествий.

-  И лев у тебя свой есть. – С ним и повяжи. Таких уникумов получишь – все другие обзавидуются! Каждый год она тебе приплод приносить сможет, вот тебе и доход! А то, я еще думала, с гориллой тоже можно попробовать. Дорого ли обойдется гориллу-то приобрести?

Вечером, обходя свои владения, Гаупман услышал какую-то возню в полуподвале дома. Он спустился вниз по лестнице, освещая путь свечой.
В тесной клетке сидела Кончита в грязном порванном платье. Воняло здесь нестерпимо! Видно, не выпускали её по нужде из клетки. На голове у неё виднелось бурое пятно, похожее на запекшуюся кровь.
Она сидела на полу, обняв руками шерстяные колени. Карлица стояла перед ней, и, взвизгивая от удовольствия тыкала девочку через решётку железным прутом:

- Вот тебе, вот тебе, гадина!! Получай, проклятая!! Не нужна ты больше хозяйке! Ах, могла бы, я сама бы на тебя помочилась, как тот шелудивый пес в цирке!!

Видно, что не в первый раз Ливиния уже навещала провинившуюся – чуткий  нос Гаупмана уловил запах гнили, исходящий от Кончиты, и первая мысль, посетившая его, начинающую лысеть голову – во сколько ему обойдется лечение этой грязнули.


9.
Подлечили, накормили, вымыли, переодели.

 Будущая мать должна быть в хорошем теле.

 Кончита только дивилась происходящим с ней метаморфозам. Хотя, конечно, ей был известен резко меняющийся, как Норд Зюйд, суровый и своенравный характер своей хозяйки. Но она была отходчива, и, повеселев, простила Хельге свои унижения. Даже карлица Ливиния, отчего-то к ней подобрела и была вкрадчиво любезна.

Её поместили в отдельную комнату , обставленную, как будуар. Даже подарили игрушки, что само по себе было уже показателем высочайшей милости. Так и спала Кончита в обнимку с тряпичным медведем, уткнувшись носом в его мягкое податливое тело.
Её почти никуда не выпускали, и пичкали разными вкусностями, так что она быстро набрала вес, потерянный за время пребывания в клетке.

Гориллу купить не удалось – те что Гаупману удалось найти – были самками. Был один самец, да его продавать категорически отказались – он уже был загружен на пароход, направляющийся в Луизиану – в частный зоопарк, а сумму предложенную Гаупманом, назвали мизерной , и рассмеялись в лицо.
Оставался человеко-лев.

- Иван, , ты вот что, зайди ко мне после представления. – Приказал Гаупман просящим тоном, остановив льва, направляющегося на сцену.
Иван удивился несколько заискивающему тону и, внимательно посмотрев на хозяина, кивнул.

Позже, все находящиеся за кулисами, стали свидетелями безобразной сцены: разъяренный  Иван, все еще в трико и потный, пулей вылетел из кабинета хозяина цирка, круша все, что попадалось на его пути – стулья, декорации, бутафорию. Люди вплющивались в стены, уворачиваясь от его могучих лап. Гаупман бежал за ним следом, то умоляя вернуться, то угрожая расправой, но Иван продолжал лететь вперед, не оглядываясь.
- Не ты, так НиколЯ постарается! Уж он-то привередничать не станет! – Крикнул обозленный Гаупман ему вслед.
И тут Иван круто развернулся и ринулся к директору. Резко затормозив, он наклонился к его лицу так близко, что Гаупман почувствовал, что волосы на его собственной голове становятся дыбом. Странные желтые глаза человека-хищника , казалось, уперлись ему прямо в душу. Совсем близко он так же увидел влажно поблескивающие резцы в глубине приоткрытого рта, и горячее дыхание обожгло его кожу:
- Только попробуй. Если я узнаю, что хоть одна шерстинка упала с её головы… Я расправлюсь с тобой и с этим грязным Николя.
И он поднес огромный кулак к носу Гаупмана. Бугры мышц под его натянутым трико вздымались он еле сдерживаемого гнева.

- Не забывайся, ты все еще работаешь на меня! – Приподнявшись на цыпочках, чтобы казаться выше ростом, пискляво крикнул Гаупман в спину удаляющегося актера.

- Николя, Николя!!! – Радостно захлопала в ладоши карлица, когда позже, за ужином, поделился он плохими новостями.
Хельга вяло ковыряла шницель в тарелке – гнев душил её.
-  Я тебя предупреждала, что этим может кончиться. Он своенравен, как… - Она споткнулась, в поисках подходящего слова.
- Как лев! – подсказала Ливиния. – А чем Николя плох – урод, хоть куда! – Захихикала она, теребя руками крошечный носовой платок.
 Николя тоже был карликом. Повыше, конечно, чем сама она. Он был известен своим злобным нравом, недюжинной, прямо нечеловеческой какой-то силой, и очень охоч был до женского пола. Немало девок перепортил на своем веку, актерки часто жаловались хозяину, что он пытался затащить их на конюшню, где он ухаживал за лошадьми, и иногда небезуспешно.
- Да погоди ты с этим Николя. – Отмахнулась госпожа Хельга от фаворитки. – Страшен он, как черт, и воняет, как козел. – Вот что. – заявила она, оборачиваясь к мужу. – Я сама с Иваном поговорю. Завтра, после представления и поговорю. Денег ему хороших посулю – какой дурак откажется от большой суммы.
- Да я уж предлагал. – Уныло сказал Гаупман.
- Значит мало предложил. – Отрезала жена. – Он деньги любит. Всего и делов-то разика два покрыть глупую девчонку.

На том и порешили.

***
Появления человека-льва всегда ожидали с нетерпением – он был любимцем публики и гвоздем программы. Им пугали маленьких детей, лица молодых дам покрывались испариной, при виде его , гуттаперчевого, казалось, тела. От него исходило ощущение жуткой мощи и сердца их замирали от восторга, когда тяжелый, леденящий душу рык, вырывающийся из его разверстой пасти, казалось, сотрясал воздух  под куполом цирка. Многие из них втайне мечтали оказаться в его мощных объятиях, и, втайне, фантазировали о близости с этим экзотическим животным.

Почему-то он задерживался сегодня вечером. Гаупман послал нарочного в его гримерную, разузнать, в чем причина. Дурак посыльный так спешил, что с разбегу налетел на господина, шедшего ему навстречу, наступив тому на ногу.

- Черт! – Прошипел элегантный мужчина, наклоняясь и стирая холеными пальцами грязь с носка дорогого ботинка.

Человека-льва нигде не было. Атмосфера в зале стала накаляться. Очень многие посетители ожидали увидеть именно это чудо света, посмотреть его ужимки и прыжки, услышать его нежное мурлыканье и грозный рык, повизжать от восторга, увидев эту неумолимую груду тугих мышц поблизости от своего лица.
Все летело в тар-тарары! Возмущенная толпа уже сама рычала, свистела и улюлюкала, готовая разгромить все вокруг себя – послышался треск ломающихся кресел.

Вдруг на сцену из-за занавеса вышел незнакомый мужчина. Он подошел совсем близко к передним рядам зрителей и поднял руку вверх, тем самым приглашая их угомониться. Что-то в его облике, по-видимому, насторожило разбушевавшуюся толпу – исходила от него какая-то спокойная властная сила. Постепенно гомон затих. Он выждал еще минуту, чтобы стало совсем тихо, и произнес затем:

- Я пришел сюда сегодня, чтобы попрощаться
 с вами всеми. I am here today, to say goodbye to all of you. Au revoir mes amis…, adi;s mis amigos, addio amico mio, Auf Wiedersehen, mein Freund.. – Произнес он на пяти языках без малейшего акцента.

Толпа молчала.

Не сразу поняли они, кто стоит перед ними, но тембр его голоса показался некоторым из них знакомым.

У мужчины было приятное мужественное лицо, горделивая осанка, красивой лепки голова с коротко постриженными волосами. Только глаза были все те же – желтовато- медовые.

- - Лев.. – Выдохнул кто-то из глубины зала, и тут все заволновались.
 Он продолжал, одернув лацканы элегантного костюма песочного цвета, под стать его глазам, и  так хорошо сидящего на нем:

- Много раз я выходил на эту арену, чтобы повеселить вас, много часов мы провели вместе. Вы смеялись над моими ужимками, замирали от страха, когда я открывал пасть, чтобы привести вас в трепет своим рыком. Но всему приходит конец. Только немногие из вас задумались над тем, что под этим, туго натянутым трико, бьется человеческое сердце. Что в этой голове, под кущей спутанной гривы таится пытливый мозг. Вы швыряли мне на арену ошметки сырого мяса, и визжали от восторга, когда грязное, обвалянное в опилках, я проглатывал его. Вы требовали, чтобы я рвал когтями голубей, и, хрустя костями и давясь перьями, сжирал их у вас на глазах. И чем жесточе и отвратительнее были мои трюки, тем лучше были сборы в кассе, и тем больше людей приходило посмотреть на человека-льва.. Но сегодня я здесь, чтобы сказать вам: Довольно. И прощайте.

Последние слова его утонули в реве толпы, почувствовавшей себя обманутой. Он видел их разверстые ощеренные рты, поднятые руки, сжатые кулаки. Обозленные дамы швыряли вверх батистовые платочки.

На мгновение его глаза встретились с холодными серыми глазами госпожи Хельги, и он прочел в них смесь презрения с вожделением. Брови её туго сошлись к переносице, обкусанные от злости губы превратились в кровавую ниточку. Он послал ей воздушный поцелуй. Треск стульев уже слышался отовсюду.
 Вскочив на широкий бортик отгораживающий арену от зрителей, и, раскинув в стороны руки, он сделал последний триумфальный круг и открыл рот. Низкий, мощный, выворачивающий наизнанку душу рык перекрыл вопли обезумевших людей, требующих назад свои деньги. Опять на секунду установилась тишина. После чего, он спрыгнул на арену с грацией сытого хищника, и, опережая полетевшие вслед ему обломки мебели, скрылся за кулисами.

10.
Кто-то неслышно подошел к ней сзади, и рука в перчатке плотно зажала ей рот – ни укусить, не крикнуть Только клокочущее мычание вырывалось из её горла.

- Yo no soy tu enemiga, - Сказал ей кто-то в ухо по-испански. – Я тебе не враг, не кричи…

Она закивала головой, и удушающие объятия разжались. Желтые глаза мужчины казались еще более устрашающими при нервном свете свечи.

***
Человеческое говно воняет хуже чем любое другое. Его было столько в местах скоплений  множества людей, что не возможно было шагу ступить, чтобы не закричать: « А, чтоб тебя! Бога душу!» И перекрестить рот: «Прости Хосподи…»

Испражнялись прямо в реку. Оттуда же брали воду для питья. Золотая лихорадка пожирала полчища иммигрантов со всего света. И все они, кто верхом, кто пехом, кто на телегах, по проторенному Орегонскому тракту, устремлялись в Калифорнию. И только двое – шли в обратную сторону.

К горлу подступала тошнота – смрад повис над лагерем забывшихся сном  людей. Кашляли, сморкались, икали во сне, выпускали газы. СВАЛЯВШИЕСЯ БОРОДЫ ШЕВЕЛИЛИСЬ ОТ ВШЕЙ, ЧЬИ-ТО ПОРТЯНКИ ТЛЕЛИ, ЗАБЫТЫЕ У КОСТРА, ДОБАВЛЯЯ СЫРОМУ ВОЗДУХУ привкус немытых ног. Чей-то тощий зад торчал из-под задравшегося одеяла – портки сушились тут же, над головой – на крепком сосновом суку.
 Иван приподнял голову, прислушиваясь  - все мышцы его тела напряглись – чувство опасности не покидало его с момента прибытия в этот гнилой городишко в Огайо, где не было никакой возможности разместиться в гостинице. Пришлось тут вот, в лагере, возле реки. Да и денег тоже осталось всего-ничего. Тело Кончиты прело под одеждой и страшно зудело, но Иван не позволял ей снимать платок с лица – жалкое подобие чадры – во избежание расспросов любопытствующих .
Хриплый вопль прорезал туманный рассветный воздух, еще один, и лагерь неохотно зашевелился, подобно большому неопрятному зверю.

- Что орешь-то? – раздался чей-то недовольный голос.

- Покойник! – Прости Господи, как ни на есть, покойник, и сосед его – тоже! – Мужичонка в шапке из росомахи крестился не переставая, стоя на коленях у мерзлого тела.
Толпа окружила мертвяков. Лица у тех были истощенные, серые, со впалыми щеками. От них шел тяжелый дух – видно было, что тело освободилось от остатков дерьма, уже после того, как те отдали богу душу – на штанах расплылось мокрое пятно. Никто не хотел подходить к ним близко. Хотя, мешок с провиантом, лежавший у их изголовья еще минуту назад, уже кто-то спер. Заплакала, а после заголосила женщина – страх обступал лагерь со всех сторон. Ряды людей вдруг начали редеть – тут и там падали наземь люди, извиваясь от ужасных резей в животе, съеденная вчера еда выходила из них с рвотой. Некоторые были так слабы, что падали в свою блевотину, и не было у них сил подняться!

- Холера! – С ужасом произнес Иван очень тихо, и сгреб Кончиту в охапку.- Я слышал об этом на перегонах, а теперь, видно, она пожаловала и сюда.

Она пожаловала – не только сюда, матушка холера! В одной только Индии она выкорчевала целый лес людей – до сорока миллионов, а теперь добралась и до этого континента. Человеческие фекалии попадали в речную воду, а оттуда прямиком в человеческие желудки и кишечники.
К счастью, брезгливый по натуре, Иван воду кипятил, да и за Кончитой тоже присматривал – чтобы руки мыла и с чужими не общалась.. Она очень ослабела после долгого путешествия поперек огромной страны, и часто ему приходилось нести её на руках – повозка с лошадьми давно уже была продана, часть поклажи была украдена переселенцами и бродягами. Но останавливаться было нельзя – только во Флориде они будут в безопасности.

***

- Не побрился бы, так хоть ужимками мог бы заработать на пропитание. – Горько сказал Иван, пересчитывая остатки денег, которых явно не хватало, чтобы дотянуть до обетованного южного штата.  Ты подожди меня здесь, я сейчас вернусь.  Она проследила глазами за его высокой тощей уже фигурой, и только когда он совсем исчез из виду, она взобралась на возвышение посреди рыночной площади, с которого обычно объявлялись новости и постановления правительства.
Она сорвала платок с лица, откашлялась, пригладила рукой бороду, и открыла рот.

Vissi d'arte, vissi d'amore,
non feci mai male ad anima viva!

Con man furtiva
quante miserie conobbi aiutai.

Sempre con f; sincera
la mia preghiera
ai santi tabernacoli sal;.
Sempre con f; sincera
diedi fiori agli altar.


Живя искусством, живя любовью,
я не причинила вреда ни одной живой душе!

Прячась, будто воришка,
помогала в несчастьях, о которых узнавала.

Всегда с искренней верой
возносила молитвы к святыням.
Всегда с искренней верой
украшала алтарь цветами.

В час боли
Почему, почему, Господи,
Почему Ты вознаграждаешь меня так?

 Озабоченные мелкими заботами, снующие туда-сюда , торгующие до пены на губах, усталые, измученные, нищие, люди на мгновение замерли, когда чистый и прохладный, как лезвие ножа, голос разрезал базарный гомон. Головы завертелись, как на шарнирах, пытаясь отыскать источник этого звука. Но так мала она была ростом, что , даже и на помосте сцены, трудно было её увидеть.

…Я жертвовала драгоценные камни для мантии Мадонны,
я жертвовала свои песни звёздам и небу,
которые улыбались большей красотой.

В час боли
Почему, почему, Господи,
Почему Ты вознаграждаешь меня так?

Безмолвно толпа расступилась, пропуская к помосту добротно одетого господина – брови на его лице были высоко подняты, в глазах читалось неподдельное изумление.

 К ногам Кочиты полетела первая монета.
Послышался чей-то голос:

- Ну и уродина, вы только посмотрите на неё!!!

И Толпа грохнула смехом.
Кончита вытерла набежавшие слезы, и нагнулась за монетой.

( Либретто – из арии Тоски Пуччини)


11.
- Это пеликаны. – Пояснил Иван изумленной девочке. – А в мешке под клювом у них пойманная рыба.

Стая диковинных птиц вдруг сорвалась с поверхности воды и тяжело поднялась в воздух, едва не задев головы спутников мощными крыльями.

Сорвав с ветки дерева яркий оранжевый плод, она вонзила в него все четыре ряда своих зубов, и тут же выплюнула – плод был горький.

- Дурочка, это же апельсин, и есть его надо так .- Он ловко почистил фрукт и протянул ей несколько долек.
« Вот она – Флорида!» - Закрыв глаза от наслаждения, подумала Кончита.

Ему бы расслабиться, но , почему-то, гнетущее чувство тревоги не покидало Ивана. С того самого момента, как услышал он голос Кочиты – там, на грязных подмостках города. И хотя собранных ею денег оказалось достаточно, чтобы продолжить путешествие, но странное ощущение, что за ними следуют по пятам, сопровождало его повсюду. Вот и теперь, добравшись до благословенного штата, он не спешил идти прямо к дому своих друзей, и то сворачивал в узкие переулки, то резко поворачивал назад, то заходил в людные лавки торговцев на шумном рынке. Изнемогая от жары, она уныло следовала за ним, еле передвигая ноги., пока не остановились они перед воротами былого дома на самой окраине города. Дверь им открыла женщина средних лет, такая же бородатая, как и сама Кончита.

Утро в доме Рэддингов начиналось со звуков фортэпиано – две, совершенно нормальные на вид, девочки – играли в четыре руки.
На вопрос своей спутницы, почему у девочек не растет борода, как у их матери, Иван не нашелся что ответить.

- Наверное, они пошли в отца. – Ответила за него Кончита, отправляясь в сад, в поисках еще одного апельсина.
 
Солнце было немыслимо яркое и слепило глаза. Она слышала чье-то негромкое пение, но не могла разглядеть  обладателя приятного голоса. Вот звуки становятся громче и громче, вот уже совсем рядом. Она отодвинула мешавшие ей ветки, и вдруг закричала от ужаса, и бросилась бежать обратно к дому. Пение смолкло, и она могла только слышать чье-то сопенье и тяжелые шаги за своей спиной, которые неумолимо приближались.
На её вопли все обитатели дома высыпали наружу. Задыхаясь, она остановилась у двери:

- Там… Там .. – Голос её прерывался от нехватки воздуха. – Там – чудовище!
Кусты раздвинулись, вот оно уже совсем близко, как вдруг дружный хохот раздался за её спиной – это заливалось семейство Рэддингов, и присоединившийся к ним Иван.
Сам же мистер Рэддинг с красным от досады лицом, был уже совсем близко. Его тело, обнаженное до пояса, было покрыто панцырем, подобным крокодильему, и темно коричнегого цвета, и тускло блестело в лучах солнца.

*********
- Это случилочсь здесь же, во Флориде. Однажды в дверь директора местного цирка постучались двое мужчин, одетых в лохмотья. Они протянули им что-то, завернутое в обрывок одеяла. Развернув сверток, пожилая чета увидела крошечную девочку, тельце которой было густо покрыто длинными черными волосами.

- Это вы покупаете уродов? – Спросили мужчины.

Некоторое время спустя они, громко смеясь, уже шли прочь от дома, зажимая в руке монеты, направляясь на поиски нового « чуда света»

Этой девочкой и была жена мистера Рэддинга. Она выросла и начала выступать в цирке своего приемного отца. С большим, надо признаться, успехом. Позже, во время гастролей по Англии, одна знатная леди была так покорена умом и благородными манерами девушки, что предложила немыслимую сумму её отцу. Он, было, уже колебался, не пойти ли на эту сделку, но слухи об огромной стае обезьян, проживающей в усадьбе знатной аристократки, окруженной высочайшей оградой, настораживали его. Он медлил, несмотря на горячие заверения , что с девочкой будут обращаться, как с родной дочерью. Мотивы этой женщины страшили его.
К счастью, Мистер Рэддинг, в те времена – Джакомо, человек-аллигатор, давно уже был тайно влюблен в юную девушку. Будучи  состоятельным человеком и прослышав о предложенной сделке, поторопился  попросить её руки у директора цирка, и тот, с радостью, согласился.
Они еще долго путешествовали по свету все вместе, а позже вернулись во Флориду, где и обзавелись двумя дочерьми, унаследовав дом приемного отца, и навсегда покончив с цирком.
- Наши пути ненадолго скрестились во время гастролей и мы подружились. – Пояснил Иван Кончите, потрясенной услышанным, и все еще с опаской поглядывающей в сторону мистера Рэддинга.

Вечером  она исчезла. Без следа.