Студентка из провинции. Колхозный семестр

    
     «В степах Укра;ни»

    Перед моими глазами снова расстилаются милые моему сердцу балки с виноградниками, бахчи, поля кукурузы и подсолнечника. Те же мазанки под черепицей, в одних сёлах (украинских) - беленькие, в других (молдаванских) – светлобирюзовые. В начале второго учебного года наш курс отправлен в колхоз, который находится недалеко от станции Затишье в селе Григорьевка. Это совсем рядом с Черным Кутом и Каирами, где по-прежнему живут дядя Ваня и тётя Ганя, но, как и десять лет назад, между населёнными пунктами украинской глубинки нет регулярного сообщения. Пятьдесят километров – непреодолимое препятствие. Да, честно говоря, я и не очень рвусь туда: нам так весело на этом приволье!

 Поселили наш второй поток в колхозном клубе, выдали одеяла, соломенные матрацы и подушки, а вот про постельное бельё я что-то не помню, кажется обходились без него. Не было и кроватей: спали на полу, девушки поместились на сцене за тряпочным занавесом. Рядом с клубом быстро соорудили под навесом плиту, поставили длинный стол со скамейками – вот и кухня-столовая. Умывались мы на улице, поливая друг другу из ковшика.

За продуктами мы ездили на двуколке в колхозную комору, и нам выдавали хлеб, картошку, крупу, яйца, масло, мёд вместо сахара, огромные коровьи ноги, а молоко привозили в больших флягах прямо с фермы после дойки. Воду привозил водовоз в деревянной бочке с затычкой, а куховарили по очереди наши девушки. Точно так же был организован быт первого потока в соседнем селе. Без присмотра нас не оставили: в качестве руководителя с нами поехал Борис Израилевич Яхинсон, который по возвращении будет читать нам курс электротехники.

Нашему отряду поручили убирать поспевшую кукурузу и подсолнечник, и провеивать на току подсохшую пшеницу. Мы, конечно, хотели бы собирать виноград, но эту работу надо было ещё заслужить. А что значит убрать кукурузу? Сначала надо было вручную выломать и сложить в большие кучи початки, а потом серпами срубить сухие стебли и на тракторной волокуше свезти их на корм скоту. Ещё труднее было рубить твёрдые, как железо, стебли, скорее – стволы подсолнечника. Кто рубил, кто возил, а кто дежурил на кухне.

Помню, выпало дежурить нам с Нилой. Обед прошёл гладко, а за ужином наше жаркое имело огромный успех, все просили добавки и размели котёл вмиг. И вдруг является голодный Яхинсон. Ну, нечего ему дать! Посмотрели мы с Нилой друг на друга и начали соскребать сначала со дна котла, потом – с тарелок и наскребли-таки для Б.И. маленькую порцию какого-то месива. А он, бедняга, съел и даже благодарил нас за вкусный ужин, мы просто сгорали со стыда.

Когда убрали зерновые, подошла, наконец, очередь снимать виноград. Это была белая столовая Шасла, замечательного вида и вкуса. Грозди тугие, ягоды плотно прижаты друг к другу и подёрнуты светлой дымкой. Ну, и наелись мы тогда винограда! Ели по-южному, с кожицей и с косточками, поэтому все ходили со вздутыми животами, а может просто потолстели на колхозных харчах. Я, например, взвесилась на весах для зерна, и они показали 64 кг!


        В гостях у дружественной группы

Когда нам надоел виноград, мы вспомнили, что две другие наши группы убирают бахчу, и подались к ним в гости. Там мы застали такую картину. Нагрузив телегу арбузами, ребята садились в кружок, взрезали самые крупные и спелые арбузы, предусмотрительно отобранные, и начинался пир. Естественно, мы не остались в стороне, наши лица были в красном соку от уха до уха. Вскоре, однако, стало трудно усидеть. Хорошо, что украинские поля разделены на квадраты лесопосадками. Последовала команда:
- Девочки - налево, мальчики – направо!

Это было очень вовремя. Потом Элла Власова показала нам класс верховой езды на смирной кобыле без седла, потом мы, как сейчас говорят, просто общались, снова ели арбузы и ходили в посадку, а вечером устроили посиделки в большой клубной хате. Расселись на полу под открытыми окнами, потому что вечер был тёплый, и при керосиновой лампе пели что-то подходящее, вроде «Нам электричество сделать всё сумеет» или «Кто учит, кто учит – себя напрасно мучит».

Пришёл Борис Израилевич и сел на полу рядом со мной, оглядывая своими быстрыми блестящими глазами общество. И вдруг из открытого окна на него обрушился водопад холодной воды! Все вскочили, за окном что-то затрещало, протопало и стихло. Всем было неловко, но Борис Израилевич проявил полное самообладание, вытер лицо и волосы платком и сказал что-то вроде «Видно, в этом селе встречают гостей, как в тропиках».

Посиделки продолжались, но кое-кто заметил, что среди нас не было Вани Эксаренко и Ильи Айдарова. На другой день Ваня смотрел исподлобья сквозь свои пушистые ресницы и всё отрицал. После какой-то сессии он был отчислен за неуспеваемость и уехал в родную Молдавию, так и не сознавшись. Через много лет поседевший и полысевший шкодник Илюша Айдаров на нашей традиционной встрече в Одессе признался мне, что, заметив диковатую склонность Вани ко мне, подговорил его облить Яхинсона из ведра, что и было сделано. Несмотря на это, сентябрьская поездка в колхоз осталась в памяти как что-то весёлое.

Мы вернулись в Одессу, полные впечатлений, и долго ещё с хохотом вспоминали, как Юра Писков, поссорившись с нами, поварихами, гордо вышагивал туда и сюда, демонстрируя своё презрение, а между тем, он забыл пристегнуть клапан своих морских брюк, и так и ходил с откинутым клапаном, демонстрируя свои полосатые трусы. Спас его от позора Вова Газаров, появившийся на повозке с быками, которыми он управлял с помощью отборного мата. Мы тогда сильно подивились: интеллигентный мальчик, учится по классу скрипки – и вдруг такое…

Вспоминали, как прижимистый Витя Скопенко не поделился сигаретами с ребятами, за что они подловили его спящим и налили мёда в ширинку. Мухи и пчёлы облепили несчастного, и как он потом ни отстирывал свои штаны, они всё равно привлекали насекомых.

         Горячая страда в ноябре

Занятия пошли своим чередом, прошли ноябрьские праздники, заметно похолодало, и вдруг горком партии приказывает ректору снова отправить нас в колхоз, так как на полях другого района осталось много неубранной кукурузы!

 Тут уж всё было по-другому. Поехали мы, кто в чём попало, тогда ни у кого не было тёплых курток, шерстяных треников и кроссовок. Я просто надела старое пальто и туфли на микропорке. Ниле успели передать какой-то куцый жакет из крашеного суслика, остальные были экипированы не лучше. Как выяснилось, многие однокурсники-одесситы как-то отмазались от колхоза и остались дома. В колхозе оказались, в основном, иногородние.

Разместили нас по хатам, заплатив хозяйкам за наше питание. Прощай, щедрая колхозная комора, прощайте, яйца, сметана и молоко с мёдом! Хозяйки ворчали, что заплатили им мало и кормили скудно. Мы с Нилой спали на жёстком топчане в холодной горнице, навалив на себя всю одежду. По утрам на траве, на ветвях лежал густой слой инея, и было страшно выходить на поле и ломать заледеневшие початки. Убирать стебли уже не приходилось, не до того. Уныло тащились мы на делянку и при каждой возможности стремились прижаться к стогу, закопаться в солому. Тут уж было не до песен и не до проказ. Хотя кадры с колхозной кадрилью, исполняемой почему-то без дам, говорят об обратном.
 
В первые минуты бог создал институты
И Адам студентом первым был.
Он ничего не делал, ухаживал за Евой,
И бог его стипендии лишил.
От Евы и Адама пошёл народ упрямый,
Пошёл неунывающий народ.
Студент бывает весел от сессии до сессии,
А сессия всего два раза в год!

За две недели мы кое-как собрали злополучную кукурузу и злые, простуженные вернулись в город. Впрочем, мы быстро позабыли неприятные моменты и веселились, разглядывая фотографии с нашими уморительными фигурами, вспоминая наш фантастический  быт и трудовые подвиги. Колхоз сдружил нас крепче, чем учёба. Ещё один момент – никому и в голову не приходило, что нам должны заплатить за работу. На третьем курсе нас уже не послали в колхоз, нас сменили первокурсники и второкурсники. Сельскохозяйственный семестр на долгие годы стал привычным в вузах.