Из дневников Н. Б. Карнеевой. 1969 год

2 сентября 1969

«…На улицах грязно, но тепло. Ходят в сапогах и раздетые. Я ходила в туфлях, на площади едва ноги вывезешь. У магазина прямо на улице сгрузили ящики со свежими окунями, берут с азартом. Все веселые,шутят. Потому что свежая рыба, и на воздухе, деревья видно, небо, где разгоняет тучи, мелькают голубые полоски…Возле толстой пожилой продавщицы в белом запачканном халате стоит мальчик лет семи, молча смотрит в ящик, на смерзшуюся рыбу с розоватыми плавниками, потом провожает ее глазами до сумки, куда складывает ее покупатель…», «…Пересмотрела фотографии – сегодня памятный день. Как раз получила письмо от Ириши…», «…На комоде…в вазе букет-подарок: крупный белый георгин, фарфоровые колокольчики гладиолусов. Они напоминают мне о вчерашнем – первое сентября встретила в школе, в большой детской школе, блестяще-новой, но с какими-то уютными классами. Это «вторая» школа, построенная вместо сгоревшей четыре года назад (или пять?). Маленькие дети, шестой класс, прилежно слушали, как я рассказывала им о жизни и деятельности Ленина в Петрограде…Ужасно обидно мало пришлось рассказать за 45 минут, втрое меньше, чем приготовила…И открыток приготовила много, а посмотреть не успели…».

5 сентября 1969

«…День писателя. Переделки больше, чем движения вперед. Гуляла, из экономии взамен, только в саду, когда уже стало темнеть…».

7 сентября 1969

«…Воскресенье и мои именины. Жарко, солнечно, сухо. На земле сидит человек лет 55-ти, без шапки. Шапку положил перед собой на землю и весело, на всю улицу кричит: «Если хочешь – не клади, не надо! Не хочешь жать – не давай, иди себе! А если можешь – брось копейку, не жалей!».

8 сентября 1969

«…Вечерами роятся фантазии. Как импровизация на рояле. Бывают мелодии, пьесы, а бывает импровизация, почти без формы, без жанра. Так же и эти вечерние фантазии…».

9 сентября 1969

«…Ходили в кино, в КОР…Тепло, ходили совсем по-летнему, сухо. Около клуба в старой аллее под тополями уже много листьев…Да, а статуя в царкосельском парке и сейчас сидит под урной, и вода льется…».

10 сентября 1969

«…Вместо сдвига – застопорило. Утром так отлично прояснилось одно место, и на язык попала, пока сидела за столом, а оторвалась – и все. Улетучилось куда-то, рассеялся весь строй. Сижу и перечитываю последнюю строчку без толку, а музыка исчезла. Куда? Туда же, откуда взялась…», «…Срезала последний подсолнух, калили семечки на плите. У магазина сидят и продают семечки в корзине 10 копеек стакан, полуспелые помидоры и соленые огурцы – целый филиал базара…».

11 сентября 1969

«…Написалось хорошее славное место, как ребята ночью через болото в избу-читальню ходили. Когда пишешь что-либо из прошлого, невольно сопоставляешь: так, например, изба-читальня – старое, тех лет…», «…Вечер был такой холодный, почти морозный, что все собрали помидоры на огородах. Я тоже собрала, когда уже темнело, сложила на печку. Они еще все зеленые, хотя есть очень крупные…».

14 сентября 1969 года

«…Всю ночь жар, бред. Сейчас еще темновато, дождь сечет, мокро, холод…Такой приступ тоски навалился с вечера, какой редко, очень редко допускаю. Те же вопросы долбились в голову, какие повадились ломиться особенно ночью – вопросы об отъезде, о тихом уголке, где никому не буду мешать. Но дело совсем не во мне. Это бы решить легче. А главное – никак не решить. Угораздило же родиться с такими способностями и запросто в такой «семье» и в таком диком углу, где цент лишь того, кто выращивает поросенка и колет его сам, где не нужен человек, владеющий иностранными языками, знающий историю, географию блестяще, лучше любого из преподавателей средней школы, разбирающийся в текущем моменте, как не разбирается ни один «лектор», читающий об этом своей равнодушной аудитории по бумажке. Всё это не нужно! Глохнут без применения способности, горькая отрава, обида, непризнание отравляют душу. Честность, бескорыстие, увлеченность, богатейший интеллект. Реальный мир – всё…без участия людей. А как всё это, на самом деле, важно и нужно людям!...как облегчить эту жизнь? Как жить в Болотном тому, кто не растит поросенка, не сажают в поле соток 15 картошки, не пьет с «друзьями» по воскресеньями в будни, не умеет переложить печку, вставить окна? Не обращает внимания, когда ему холодно и голодно, отдаст последние деньги, заработанные тяжелым трудом, любому, кто попросит, и не умеет даже сердиться на людей? А на оставшиеся копейки вместо хлеба покупает книги. Такому нельзя, невозможно без поддержки, без заботливого любящего друга. Но его нет. Временные или постоянные стараются хапнуть что-нибудь за свое «внимание»…».

15 сентября 1969

«…Вчера, несмотря, на такое утро, день оказался продуктивным. Под вечер досталась машинка и отстукала десять из готовых…С утра немного писала. Ветер полощет на веревке выстиранное мною белье. Подбрасывает, треплет, кувыркает, теребит, качает т рвет. Будылья подсолнухов выбросили на дорогу, в колею. Колеи у нас глубокие, с водой и грязью. Всякий, кто бросает в них что-нибудь, делает доброе дело. Все легче будет шоферам…».

18 сентября 1969 года

«…Нет, нет, ничего не выйдет. Не удастся устроиться на работу, уехать – всё. Опять то же. А как теперь поступить? Куда?...Не в эти ли дни я бродила в прошлом году в Тайге, красивом городке с ручьями и болотцами по сторонам улиц, бродила бесприютно, но славно, свободно, беззаботно. И решала тот же вопрос, который остается и сегодня открытым…».

19 сентября 1969

«…Первый крепкий заморозок. Земля затвердела, стучит под ногами. Но под верхним мерзлым слоем талая. Морковка легко вывернулась из грядки, из-под инея…».

20 сентября 1969 года

«…Вставлены сегодня остальные окна, а вчера похоронены замерзшие цветы, брошены посреди улицы в холодную грязь, в лужу, где тонут машины, брошены с бутонами, нераскрытыми и почти раскрывшиеся. Рано холод. Топятся печи. Перед вечером, покончив с окнами, вытаскивала с грядки чеснок. Вечером сидела одна и писала…».

21 сентября 1969

«…Все такой же холод, все такой же ветер. Солнца нет и нет. Население ринулось в поле копать картошку, проезжают переполненные грузовики, куда насованы люди, преимущественно бабы, точно грибы в корзину…Проходят деловито мужики с вилами на плече, с мешком, в котором еще другие мешки, мальчишки с бидоном в руке. У нас в Болотном не просто копают, а с увлечением, взахлеб, начинается некая картофельная вакханалия. Всюду слышно только про картошку. Мы копали, они копают. Сколько накопали? Ничего картошка? У нас в низине мелковата, а то – куда с добром! Мы двадцать восемь кулей. Привезли на машине. Ночью нагребали, застыли прямо. Руки не слышат. А дождь! Нет, мы до дождя успели. Воскресенье, базар. Слепая женщина в старом коричневом пальто с палкой, торгует голубой краской для побелки, 25 копеек порошок…Цыганка совсем молодая, в сборчатой юбке до пят, грязная и неряшливая…окликает с налету: «Эй…Дрожжей не надо?» - это потихоньку. Запрещенный товар. Но в магазинах нет, и у нее охотно покупают…».

24 сентября 1969

«…Ездила в Новосибирск. День золотой и довольно теплый. Но в пригородной электричке утром было ужасно холодно. В городе хорошо. Сухо, на тротуарах листья. На улицах продают виноград, сливы, помидоры, кучки вымытой моркови. В центральном книжном выставка книги ГДР. На здании вокзала прибили мемориальную доску: «На этом месте находилась в 1897 году станция Обь, где останавливался на пути в Шушенское В.И.Ленин». А я считала, что он останавливался там, где сейчас «Обь», т.е.в Толмачеве…Всю дорогу домой электричка идет засветло, можно все видеть в окно…».

25 сентября 1969

«…Странно, ведь еще в тридцатые годы пришла к выводу: счастье, как и религия, понятия субъективные…По определенным внешним данным люди определяют кого-то как несчастного. А он счастлив! Не чувствует себя несчастным, а как раз наоборот…Поэтому не следует воображать, что какие-то внешние обстоятельства могут сделать тебя счастливым. Можно носить счастье только в себе, в своем характере, в отношении к людям и к жизни, к своему долгу в ней. И боженьки в голубой материи в облаках нет…», «…Над нашей крышей такая голубая, такая осенняя синь. Копала картошку и любовалась…Несут огромные арбузы, темно-зеленые и полосатые: очень холодно, почти мороз…».

28 сентября 1969

«…Сухо, тепло – но уже по-осеннему. Народ бродит туда-сюда, надо же отметить воскресенье. Кроме того, еще, кажется, «Воздвиженье», как сообщают компетентные люди. Мы пошли тоже, завернули к Бакулиным, но их не оказалось дома, а ни к кому другому я не хотела бы. В городском саду прохладный свежий воздух, зеленые скамейки повернуты так и сяк, на дорожках сухо, пустынно. Неподвижно стоят круговые карусели с раскрашенными игрушечными лошадками, верблюдами – будто в царстве спящей царевны, где все остановилось, замерло внезапно много лет назад. В кино «Юбилейное» вернулась после двухлетнего странствования глупейшая кино-картина «Да и нет»…», «…Зашли в ж.д.библиотеку – там страшный холод. Библиотекарь сидит почти одна, мерзнет: отопительный сезон начнется с 1 октября…».

29 сентября 1969 года

«…Письмо от Ириши, общее письмо от Кухно. У Ириши чувствуется грусть о прежнем обжитом просторном доме…Д, жаль и мне и дома, и сада и террасы, где еще недавно мы собирались летним вечером все вместе: Ириша с Ваней, Павлик с Катериной, я – как всегда одна. Но тамя себя не чувствовала одинокой. Наоборот: только там. Не бессмысленно ли разрушить, срыть бульдозером большой, крепкий, удобный и теплый дом с несколькими комнатами, с большими окнами в сад, уничтожить яблони, вишни, многолетние цветы и ягодный участок – все, рассаженное с таким трудомв послевоенные годысемьей, которая перенесла и фронт и бомбежку (Ириша на шестом месяце гасила на крыше бомбы), потом была с малолетним Колей и грудным Сережей (там и родился) в эвакуации, пока Ваня был на фронте, потом была донором и уже начала понемногу огораживать участок, готовить будущее дома…Всему этому больше тридцати лет, дети выросли, стали военными. И надо все уничтожить, сравнять бульдозером целую жизнь, чтобы переместить в многоквартирную башню с холодными стенами, с видом на какой-то захламленный двор?...», «…День ушел на стирку…стирка вовсе не такая большая, а уже не остается после нее ни сил, ни энергии. Правда, читала…», «…Завтра память мамин, бабушки, тети Сони. Знаменитое в Саратове «17 сентября», день именин Веры, Надежды и Любови и Софии. В этот день из цветочного магазина выносили горшки с цветами – белые и розовые астры, хризантемы, а на улицах было празднично, словно на Первое мая…Вижу все их фото, поставлю себе на столик…».

2 октября 1969

«…Вернулась с вечерней прогулки, стемнело. Тепло и сухо, много народу на улицах, даже еще мальчишки бегают…Прошла по пыльной Коммунистической, где проходит тракт через мост во многие колхозы, и потому беспрерывно проезжают грузовики, посвечивая фарами, скользят легковые автомобили…тарахтят мотоциклы, велосипеды с моторчиками…Автобусы уже не ходят: поздно. Прошла мимо полутемного городского сада…Фойе кино Юбилейного все видно с улицы сквозь стеклянную стену, освещено и пусто, двери в зал закрыты и нет никого…».

3 октября 1969 года

«…В глубоких черных колеях, прорезанных машинами посреди улицы, зеленеют капустные листья, кочерыжки, корни с приставшей землей. В окнах появились воротнички из ваты, кое-где с белыми, будто скатанными из снега шарами (пещерные времена!) или с гроздьями рябины. У ворот напротив нашего дома насыпана куча угля…Слышится потрескивание механической пилы…распиливают толстые плахи, запасают дрова. А что запасаютптички? Веселее и беспечнее живет племя собак. Следующие за ними, ближе к нам, цыгане…», «…После завтра день учителя, и ШРМ уже празднует сегодня вечером…В семь уже ни одного ученика…Пробегают от крыльца школы в подвал, где помещается физический кабинет, а направо – квартира истопника. Там на плите идет стряпня для праздничного угощения, кипит картошка, тушится капуста с колбасой…В учительской спешно нарезают хлеб, раскладывают по тарелкам соленые огурцы, помидоры, грибы…Переговариваются о том, что не хватит тарелок, вилок. Тарелки заменяются чистыми тетрадными листами, их раскладывают на стол перед столовым прибором. Вместо рюилк или стопок приносятся из физкабинета в неограниченном количестве пробирки и мензурки, добавляются для желающих узенькие стеклянные банки. Среди картофельного пюре, соленийигорок хлеба поблескивают бутылки со «столичной», с темнокрасным кагором и желтой «местной». Принесен также спирт и к нему вода в графине…директор школы, Матвей ПрокофьичСмактовский, начал торжественную речь…: «Очень отрадно чувствовать неустанную заботу государства. Уже третий год мы отмечаем эту праздничную дату, т.к. у нас отмечается не только день охотника и рыбака, но и день учителя»…Особенно все оживились, когда пришли почетные званые гости: инспектор районо Уткина со своим мужем, директором промкомбината, от которого тоже в значительной мере зависит благоденствие и процветание ШРМ: он может послать учеников со своего предприятия, наполнить пустующие классы, отвести угрозу их закрытия. Поэтому лица расплывались в ответ на любую его «юмореску», произнесенную на утрированном украинском диалекте под «Тарапуньку». Да и как не расплываться, когда учительниц на шестом десятке он осчастливил развязным обращением «девчата»…Танцевали мы, как давно уже не танцевали в стенах школы. Домой шли в первом часу ночи. Было тепло, лежал густой туман…».

4 октября 1969 года

«…Рубили капусту. По улицам бродят черно-пестрые коровы, подбирая капустные листья у заборов…».

6 октября 1969 года

«…Мое знакомство с книгами началось с…книги-куклы. Ее купила мне моя прабабка – мы гуляли с ней по улице Саратова, куда мы приехали в гости из Царского Села. Мне было четыре года, и я только училась читать. Но содержание этой первой своей книги и сейчас помню. Она называлась «Лизин день». На первой странице были изображены большой белый таз с водой, кружка, полотенце. Девочка стоит, она не хочет умываться: «Я и так чистенькая!» А бабушка ей отвечает: «Потому ты и чистенькая, что умываешься каждый день.» Ведь в те годы не было еще Вашего чудесного Мойдодыра, по которому учился читать наш сын…», «…Получила поздравительные открытки с днем рождения от Ириши и Вани. Ириша к 30-му поехала в Саратов! А я, кажется, на другой планете…».

8 октября 1669 года

«…Выкопала корни георгинов, стаскала в подполье, натаскала туда им земли. Потом пошла ходить по улицам. В клубе «КОР» идет съезд колхозников. Фасад и забор украшены красными и российскими флагами…Теперь почти в каждом колхозе легковые машины, кроме грузовых. Это не то что тебе приехали на телегах, привязали лошадей к коновязи, бросили им сена. Те стоят себе, едят, ждут хозяев. Каждый проходя понимает, что это из деревень съехались, на совещании сидят. Бывало, перед райисполкомом и райкомом партии такие лошадки выстраивались, стояли до глубокой ночи…».

11 ноября 1969 года

«…Вот сколько дней сюда не заглядывала. Не могла ничего не писать, пока не осилила до конца первой части свою замечательную рукопись. Увлеклась страшно и устала под конец так, что почувствовала необходимость отвлечься, отдохнуть после такого сильного напряжения, последнее время спать не могла…», «Вчера праздновала трехлетие своей четырехлетки. Составила план ее в тот день, когда освободила себя от школы – точнее, от преподавания в ШРМ. Это было 10 ноября три года назад. Отчитаемся: Первый год работала в штабе по истории города – точнее писала историю города Болотного, одновременно начала как следует «Золотые ворота». Закончила вторую перепечатку в марте (25-го) отвезла в «Сиб.Огни», через 2 месяца получила обратно для переработки и отложила, т.к. хотела приняться за «Первое сентября», которое нала сразу же, как отправила из дома «Золотые ворота». Второй год – переписала, перепечатала и отправила «Вязовый Гай» в газету Ульяновской области. Напечатали. Второй экземпляр, улучшенный, отправила в июле этого года в Казань – видимо, вообще потерялся. Прошлую зиму и конец лета писала «Первое сентября». Закончила 2-й экземпляр печатать (ох, какой там «экземпляр»!Кажется на камне не осталось от прежнего). За эти три года была в Москве раз и раз в Ленинграде – училась, значит; читала все статьи, какие встретились, о современном романе, о реализме сегодняшнего дня, еще и еще раз Чехова, Пушкина, Бунина, Бальзака…», «…Снег растаял, на Октябрьскую было грязновато, тепло…Гуляла и гуляла, бродила и бродила. По улицам, по затихшему обезлюдевшему саду…Праздники провела хорошо, тихо. Один день – воскресенье 9-го очень весело. Было особенно тепло, очень долго гуляла, потом пошла в кино «КОР» на фильм «Николай Бауман». Картина оказалась прекрасная. Может сделать революционером. Как случилось со мной. Сегодня сильный мороз и ветер, обещают ночью 20…Сейчас даже стена под окном треснула от мороза…».

12 ноября 1969 года

«Резкий ветер, мороз 16. В первый раз оделась по-зимнему. Приходят еще – уже последние – поздравления с Октябрьской…Вспомнилось отчего-то 12 ноября 1936-го. Поехали по вызову на заочное в Томск…Мария Леонидовна, я… Вот бы встретиться теперь! Все мы там были вместе. Зимний Томск тех лет, извозчики, освещенные окна биллиардных, доносящаяся на улицу приглушенная музыка из ресторанов и кафе – все как-то голодновато, но с особым пошибом старого города. А ведь мы не знали тогда, как мы счастливы, как мы молоды!…».

13 ноября 1969 года

«…Вышитая наволочка подушки напоминает Евпаторию, Черное море, день, который мы провели с Иришей в старинном каменном городке с очень узкими улицами, со смешными трамваями в одну линию, с каменной почвой вокруг…Это мы увиделись впервые с 36 года, когда я приехала в Москву 25 лет назад, когда виделась в последний раз с Колей и ходила по Арбату… Солнечное лето, белые туфли, нетронутая убежденность во все наше. Полное незнание нарастающей трагедии, года великого перелома в душах и сердцах. И потом шла целая жизнь, война, все удары мы не виделись почти 30 лет. Сидели на берегу пасмурного моря…Так трудно и так грустно было говорить. Но говорили мы о простых вещах, об остальном – молчали…».

7 декабря 1969 года

«…Месяц и семь дней отдыха, то есть скатывания с завоеванных(хоть и не бог весть каких!) вершин. Отдых, правда, был необходим. Но не много ли? Дальше началась просто «бокада2 – обычное в таких случаях состояние странной враждебности к бумаге, готовность заниматься любой работой, лишь бы избежать главного! Какая-то реакция после завершения крупной рукописи! А имеешь ли право на эту реакцию? Нет. И приходится ждать ответа на письма о машинистке. То есть, не приходится, а жду. Не пора ли прорвать блокаду? Она всегда действует ужасно. Жизнь в такие дни кажется не моей, а чужой. Удерживает боязнь опять увлечься от всего, уйти в свое. Ведь тогда все другое, очень важное, отойдет на второй план…», «…Гуляла по дорожкам городского сада – ов инее, как в белом дыму. Над пероном зажглись три шеренги огней…Все весело гуляют, идут в кино. «Угрюм-река». Мы посмотрели все четыре серии…».

9 декабря 1969 года

«…далеко ходила - за пруд, в наш «Академгородок», где педучилище, базовая школа и четвертая. Как раз был час-пик, около двух, густо шла в школу вторая смена, на гору мимо пруда, занесенного снегом, шли студентки с книжками, какими-то картонными плакатами, папками, в сапожках и коротких зимних пальто, в ярких шерстяных чулках – голубых и зеленых…».

15 декабря 1969 года

«…Гулять еще терпимо в сапожках, хотя и холодно. Дверь только второй день чуточку промерзает, побелели внизу два гвоздика…».

16 декабря 1969 года

«…Долго гуляла по всем улицам за центром, прошла пероном до элеватора, спустилась с насыпи в переулок на Линейную: когда-то моя дорога в 21-ю школу, в первые годы когда писала «Школу». Большой шаг после войны и послевоенных нищих лет, люди свежие, не болотнинцы…тут и Москва, и Ленинград, и Саратов, и Горький. Да и школа совсем другая: красивая, теплая, чистая. Пианино в учительской, большие кабинеты физики и химии, настоящие ученики…Да! Спасибо жизни за те годы. Плохое со временем бледнеет – остается одно хорошее, светлое. С утра возилась немного с подпольщиками: они организовали забастовку на транспорте, отказались везти Колчаку оружие. Ну, теперь эшелон повел старший машинист Коваленко и его кочегар Сема Бусов, они должны затормозить после Чахлова, где ждут партизаны. Еще не знаю, как удастся. Хочу съездит в Новосибирск. Несмотря на мороз…сегодня потому так долго и бродила, что первый раз обула валенки- тепло в них, ноги как в печке. А ехать надо в ботиках, на холодке…».

17 декабря 1969 года

«…Вернулась с пригородным, отправляющимся в 5.28 из Новосибирска, т.е. ранним. Народу было немного, четверо юных играли в карты. Незнакомая учительница, видимо из Ояша, рассказывала другим, как хорошо, культурно устроен образ жизни в Чехословакии…В Новосибирске в мягком рае снежинок люди ходят как-то празднично, выглядят веселыми или приятно занятыми, многие молодые мужчины без головных уборов – у этих вид беззаботный…Шла пешком до Красного проспекта и потом по нему, сосчитала этажи у нового незаконченного дома…девять…В большом гастрономическом магазине на Красном проспекте – самообслуживание, т.е. разные загородочки, ухищрения и слежка, чтобы никто ничего не унес. Но магазин хороший, гуляешь по нему, как по сказочному царству, где много вкусных вещей и все доступно. Даже посмотреть интересно такое изобилие…Заходила еще в букинистический магазин, где тоже до потолка завалено современными изданиями. Как всегда приятно чувство «дома»: свой знакомый вечерний перрон, разноцветные огни. «Электропоезд прибывает на конечную остановку «станцию Болотная».

18 декабря 1969 года

«…Утром хорошо было в холодных сапожках, ходила по делам, заплатила налог, потом купила новогодних конвертов. Немного двинула отрывки про колчаковщину, сама не знаю, для газеты или вообще, для целой рукописи

21 декабря 1969 года

«…Отпечатывала отрывки из «Золотые ворота». Самой нравятся. Как-то неожиданно стал слышаться крепкий язык. Может быть, это только кажется. Может быть, не замечается массы недостатков, именно даже в языке, т.е. в самом главном. И чаще всего так и бывает. Дала себе слово не терзаться…».

22 декабря 1969 года

«…До сумерек печатала два экземпляра отрывков из «Золотые ворота». Устала…», «…Вечером писала поздравительные открытки Ирише, Павлику, Ольге Григорьевне…».

23 декабря 1969 года

«…2 часа ночи. Оставаться здесь дольше – безумие и гибель…».

24 декабря 1969 года

«…День провела в работе, т.е. хорошо…Отправила письма, очерки в газеты (бесполезно)…».

26 декабря 1996 года

«….Погода хорошая, солнечная, - 25, на площади перед гостиницей установили елку, пока еще без украшений. И сделали деревянную горку. Она не полита, только приготовлена, а ребятишки уже садятся и скатываются…Лишние, обрубленные ветки валяются на снегу, самые крупные разбирают и уносят. Понесла домой такую елочку секретарь районо, толстенькая, пожилая, которая живет одиноко (дочь в Новосибирске). Принесет, поставит – вот и елочка, вот и Новый год…».

29 декабря 1969 года

«…Хочется списать перечень сокровищ, оставленных в завещании Евой Браун (Лев Гинзбург «Потусторонние встречи», Новый мир). Ева Браун – моя современница и почти ровесница – меньше, чем на 2 года моложе. И вот хочется сравнить ее имущество, упомянутое в завещании в 1944 году – и мое в том же году. ну, потом я сделаю это. Приятно перечислять сокровища. Вечером был Коля Тельпухов…».

30 декабря 1969 года

«…Елку напротив гостиницы украшают. На горках катаются вовсю…Пришла бандероль – только что вышедшая книга стихов Арго – прислала его жена. Грустно и хорошо…».

Евгений Терентьев

Болотное, 26.05.2024