Церковный огонь. История третья

Человек - удивительное творение, хотя бы потому, что, накопив огромные знания об окружающем мире, сам для себя по-прежнему остаётся самой большой загадкой. И более пристальное наблюдение за действительностью, открытие своих способностей, порой перечёркивает полученные ранее знания, возведённые в ранг закона. Отчего, например, человек в сознании своём может нарушить ход времени, предвидя заранее то, что произойдёт в будущем, когда в настоящем для этого нет никаких предпосылок?

Случай, который я хочу вспомнить, произошёл в старейшем Христорождественском храме Хабаровска. Раньше я часто посещала его из-за особой атмосферы благодати, царящей в нём. Зайдя в помещение собора, я сразу заметила среди немногих прихожан в противоположном конце в полумраке разгуливающую женщину. Любопытство, с которым она озиралась по сторонам, выказывало в ней нечастого гостя.

Дело происходило зимою, и женщина была одета в богатую лисью шубу. Едва взглянув на неё, я уже знала, что через несколько мгновений женщина превратится в факел. В дальнейших событиях мой мозг не участвовал. Нужны были лишь мои руки, ноги, глаза. И ими будто кто-то воспользовался для достижения своих целей.

Храм этот имеет форму корабля, и мне нужно было преодолеть самое длинное расстояние “от кормы до носа“. Оттого я максимально ускорила шаг. Ничего ещё не случилось, но я спешу изо всех сил, чтобы предотвратить неминуемое несчастье. Моё внимание поглощено лишь женщиной, беспечно разгуливающей вдоль солеи рядом с горящими свечами, не подозревая о своей участи. И мы будто соревнуемся наперегонки с огнём, кто быстрее: он, собирающийся поглотить свою жертву, или я, полная решимости помешать ему это сделать.

И всё же у самого “финиша“ он опережает меня на пару секунд – женщина делает неаккуратное движение, не замечая, что задевает горящую свечу… Несчастная поворачивается ко мне спиной, а по её шубе уже быстро бегут струйки пламени. Мне кажется, слышится шипение:
- Я быстрее - она моя!

Ну, уж нет! Не раздумывая, на полном ходу, я погружаю руку в огонь, резко провожу ладонью вдоль всей спины сверху вниз, сбивая пламя. Женщина, полная возмущения и желания разобраться с тем, кто её ударил, оборачивается.
Но мне уже не до неё, я смотрю на лики икон и мысленно благодарю за успешный исход.

В воздухе храма поплыл резкий кисловато-удушливый запах палёной шерсти. И возмущение на лице женщины вдруг сменяется растерянностью, в глазах появляется запоздалый испуг, и она нетвёрдой походкой направляется к выходу.
Я же благодарю, благодарю… за неё, за себя. И душе моей легко и радостно.


Другая подобная история случилась через несколько лет во время печального события – отпевания моего старинного приятеля, человека публичного, оттого храм, в котором происходил обряд, был заполнен до отказа.
Не все собравшиеся знали друг друга, их объединяли лишь знакомство с усопшим и скорбь о его безвременной кончине. Стоявшие изредка тихо перешёптывались, не нарушая печальной торжественности прощания, создаваемой льющимся с хоров пением церковных текстов.

И вдруг в эту слаженную гармонию вмешались посторонние звуки – один из певчих стал кричать, указывая на что-то. Но собравшимся, погружённым в атмосферу события, не удавалось переключить своё внимание на выкрикивающего время от времени человека с хоров.

Наконец, люди стали переговариваться между собой:
- О чём он кричит? Что случилось?
- Горит!
- Что горит? Где горит?
- Да где же?
- Вон человек горит! Человек горит!
- Где же?

Через некоторое время стало ясно где, так как окружавшие несчастного люди стали отступать от него.
Оказалось, в тесноте он случайно задел пламя свечи, стоящей на подсвечнике, не заметив этого.

Спина его уже полыхала, но огонь ещё не прожёг насквозь толстую ватную зимнюю куртку. И сейчас, ничего не понимая, мужчина озирался на отходивших от него людей, растерянно и жалко улыбаясь. Люди смотрели молча, заворожённо и бездействовали…

Но огонь не ждал, радостно разгораясь. Невозможно было позволить ему действовать так безнаказанно. Нужно было отхлестать этого зверя резко, сильно, не теряя ни секунды, не давая ему опомниться.

Имея когда-то подобный опыт, и вмиг просчитав, какую руку меньше жалко – левую! - я стала очень быстро хлопать ладонью по пылающей на человеке куртке. Огонь сдался не сразу. Но через какое-то время он сник, растерялся и исчез, хотя всё же прожёг насквозь толстую куртку, пиджак и добрался до рубашки.

Уже после я поняла, что именно такое решение было оптимальным. Другие действия – объяснение человеку, находящемуся в шоке, что с ним происходит, расстёгивание на горящей одежде всех пуговиц, молний, привело бы к потере времени и большим травмам, панике, шуму, срыву обряда…

Ну, а рука? Рука, я знала, заживёт. Сейчас не хотелось смотреть на эту обожжённую ладонь – чёрную от сажи, в волдырях, с впаянными в кожу капельками расплавившейся материи. Будучи человеком особенно чувствительным к боли, решила не травмировать свою психику рассматриванием этого зрелища.

И, чтобы отвлечь своё внимание, от боли, крепко сжала ладонь, вытесняя одно ощущение другим. Так и не разжимала кулак в течение двух часов последующих поминок.
Когда же пришло время собираться домой, тоскливо подумалось, как же долго и болезненно придётся лечить свою обгоревшую ручку. Сперва же её нужно было просто отмыть от сажи.

Но когда я, наконец, раскрыла свою ладонь, то долго и с удивлением смотрела на неё, ничего не понимая – она была совершенно чистой, сажа и волдыри исчезли, чёрные расплавленные вкрапления куда-то отвалились, кожа восстановилась, боли не было...

Я глядела на это чудесное преображение, не веря глазам.
Меня охватила невыразимая благодарность за это маленькое чудо и большую милость, подтвердившую ясную мысль:
- Делай бесстрашно, что должно, и всё устроится, как надо!
(Не искушай Господа своего, но не страшись делать, что должно, а Господь всё устроит!)