Летите, голуби

В одном из своих рассказов я уже говорил о том, как в юности выписывал из книг наиболее понравившиеся выражения и заучивал их наизусть. Сейчас, когда я далеко не юноша и не могу как раньше запоем читать художественную литературу, мне часто приходится рыться в своей памяти, находить там эти выражения и вставлять туда, где они, по моему мнению, будут к месту в той вещи, что я в тот момент пишу. И скажу я вам: неплохо получается.
Вот и сегодня открываю окно на балконе, чтобы проветрить комнату, где я обычно сплю в холодное время года, и вижу… ее. «Чего она сегодня так рано пришла? - говорю я как бы про себя. – Обычно она приходит ближе к обеду или во второй половине дня». «Нет,- говорит жена, сразу  догадавшаяся, о ком я говорю. - Иногда она кормит их два раза в день. Утром она приносит хлеб, оставшийся со вчерашнего дня, а к обеду или после обеда она кормит их разными крупами, что покупает в магазинах».
Именно вот здесь я вспомнил слова из рассказа Джека Лондона, прочитанного мной в ран-ней юности. Я много раз прибегал к ним еще тогда, когда был учителем. В частности, советовал учащимся старших классов писать их как эпиграф в сочинениях на тему милосердия в художественной литературе. Вот они: «Милосердие – это не кость, брошенная голодному псу. Милосердие – это кость, которую делишь с голодным псом, когда ты тоже голоден, как и он».
Хотя толкование слова «милосердие» по Д. Лондону немного отличается от толкования по Ожегову С. И. в «Словаре русского языка». Милосердие по словарю – это готовность помочь кому-н. или простить кого-н. из сострадания, человеколюбия. Милосердие по Д. Лондону больше под-ходит к случаю, о котором я собираюсь рассказать.
А хочу я рассказать об одной старухе из соседнего с нами дома. Ей, наверное, лет под во-семьдесят. Всю зиму, как и сегодня, она одевается в серый платок и в старый плащ еще с советских времен и потому выделяется среди других женщин ее возраста. Ходит с палкой в правой руке и с красной хозяйственной сумкой в левой. Всегда останавливается на одном и том же месте: на-против угла дома № 57, на углу строящегося дома около деревьев на тротуаре. И живет она в том же 57-м доме на третьем этаже одна. И звать ее Люба. Говорят, у нее есть дочь, которая живет в каком-то другом городе, и больше нет никого.
А они давно уже здесь, двести – триста сизых голубей. Она медленно опускает руку в сумку с крупой, вынимает оттуда уже полную пригоршню и бросает крупу на землю так, чтобы она попала на сухое место. Не дай бог попадет в воду: она так морщится, что жалко бывает на нее смотреть.
А голуби ходят и клюют свою пищу. Они ходят даже по ступам ее ног и подбирают крупинки из ее носков. Они так привыкли к человеку в ее лице, что и тебя подпускают очень близко. Они вовсе не боятся людей, и, если сказать честно, мне это не очень нравится: не все же люди такие, как эта в высшей степени сердобольная старуха.
Я несколько раз останавливался около нее, наблюдая за ней и кормящимися голубями. Я даже хотел вступить с ней в разговор и спросить ее, кто она такая, как и с кем живет. Но не осмелился. Она и ее голуби ни разу глаз на меня не подняли. Им дела до меня нет: у нее есть свои голуби, с которыми она делит стариковскую пенсию; у голубей есть своя старушка, без которой им очень трудно будет прожить на этой земле. И однажды, немного отойдя от них, чтобы не смутит их, я несколько раз щелкнул в телефоне на фото и быстро отошел.
Конечно, никто не может утверждать, что старуха голодает, но сказать, что живет она очень хорошо, тоже, наверное, никто не осмелится: это видно по ее внешнему виду. Она, точно, делится пенсией с голубями: никто пока не видел, чтобы к ее квартире подъезжал колхозный грузовик с кормом для птиц.
Многим моим знакомым я уже рассказывал об этой женщине. Они же в свою очередь тоже рассказали мне почти такие же истории. Оказывается, недалеко от нашего дома, рядом со школой, проживает еще одна такая же женщина. Она тоже кормит сотни голубей. «Очень хорошо, что рядом со школой. – думаю я. – Это будет отличным примером для воспитания у школьников любви к «братьям нашим меньшим» (я же в каждом деле мыслю как педагог). В конце я расскажу вам еще один случай с голубями. А пока…
Сегодня, в воскресенье (дай Бог, чтобы я не надоел своим читателям историями в парке Ак-Гель), я опять ходил на утреннюю прогулку. Было ветрено и до того холодно, что я в первый раз в этом году обмотал шею шарфом. Чуть было не пожалел, что вообще вышел из дому, как увидел мужчину с тремя огромными полными сумками. Он шел по восточному берегу озера, иногда останавливался, что-то вытаскивал из сумки и бросал на землю. Там тут же появлялись чайки, с лету хватали продукты с земли и улетали. А голуби, вороны и галки садились на землю недалеко от подпорной стены и спокойно завтракали.
Он поприветствовал меня поднятой рукой, и я его узнал. Это был коренастый мужчина моих лет. С месяц назад, утром, когда я кормил чаек и голубей остатками вчерашнего ужина, он подо-шел ко мне, поздоровался, пожал руку и с улыбкой что-то сказал. Я тогда ничего не понял. Сказанное до меня не сразу дошло (со мной часто так бывает). Зато я понял сегодня, что он тогда мне сказал или хотел сказать: он увидел во мне родственную душу, и, видимо, благодарил за то, что кормил голодных птиц. О, добрая душа! Мне с тобой в этом деле не сравниться, ведь делаю я это от случая к случаю, а ты …
А сегодня, в понедельник (слово «сегодня», употребленное мной во втором и других абзацах до этого, надо понимать как «вчера: не всегда я пишу рассказ за один день), я опять иду в свой парк на прогулку. В народе говорят, что в такую погоду хороший хозяин собаку во дворе не оста-вит, а пустит в дом. Было самое настоящее ненастье. Но я не пожалел, потому что был вознагражден за то, что рискнул выйти в дождь.
Во - первых, на дереве Абдурахмана висел новый градусник. Скоро я встретил самого Абдурахмана, и он сказал мне, что будет вешать на том дереве градусники до тех пор, пока недоброжелатели не устанут их разбивать.
Во – вторых, я близко познакомился с тем человеком, который вчера кормил птиц на озере и с кем я, в самом деле, очень хотел познакомиться. Вот как это было. Я подхожу к нему, здороваюсь и спрашиваю, как его звать. Он же говорит, к моему удивлению, на моем же родном языке, что звать его Габиб. Потом спрашиваю, как он определил мою национальность. «Тебя выдает твой акцент, - говорит мой новый знакомый, потом добавляет. – Я тоже из твоего района и родом из крепости Кала-Корейш».
Крепость Кала-Корейш… Меня очень обрадовало одно упоминание об этой крепости. Как же иначе? Одна моя невестка, жена младшего сына, родом оттуда. Там родились и жили кунаки моих родителей (теперь их потомки живут в совхозе Алиева). Строительная организация, которой руководил мой брат, в свое время вела там восстановительные работы. Я, будучи учителем в род-ном селе, совершал с учениками экскурсии в эту крепость. И, наконец, Кала-Корейш является од-ной из самых почитаемых мусульманских святынь на земле Дагестана.
Я, конечно, все это высказал новому знакомому. Оказалось, что он хорошо знал кунаков моих родителей, знает также бабушку моей невестки и саму невестку Анюту, телеведущую и, как говорит Регина Курбанова, «золотой голос радио «Столица». И еще мы хорошим словом помянули погибшего по дороге в Кала-Корейш дедушку Омара, несколько лет охранявшего в крепости Музей кайтагских уцмиев и жившего там долгое время в одиночестве.
Из дальнейшего разговора с ним я узнал, что он в данный момент безработный, как и я. Птиц на озере он кормит хлебом лет двадцать пять (по его словам, хлеб оставляют на условлен-ном месте во дворе его соседи по месту жительства) каждый божий день. Отсюда он идет вниз по улице, ведущей к морю, по дороге покупает еще хлеб, если весь имеющийся раздаст в парке, и кормит им птиц уже на берегу. Когда я спросил у него фамилию, чтобы упомянуть о нем в одном из моих рассказов, он нехотя ее назвал и смущенно сказал: «Зачем об этом писать: я не один та-кой».
Я же решил все-таки написать и фамилию и имя (звать его Алиев Габиб и родом он из Кала-Корейша) и несколько слов о том, что он делает изо дня в день уже четверть века. Как можно не писать о таком?!
И, напоследок, я хочу рассказать еще об одном подобном случае. Это было в 2011-м году. Я лежал в госпитале ветеранов, что находится в нашем городе по улице Гаджиева. И лежал я в кардиологическом отделении, на втором этаже, в одной из палат с окнами и балконом на задний двор. Вот и там мне показали старика, кормящего на крыше дома сотни и сотни голубей. Они да-же садились на его плечи и голову и не улетали до тех пор, пока он их не отгонял. Там были голу-би с различными цветами окраса: медные, сизые, белые, бронзовые, дымчатые, серебристые, пестрые и… Всех цветов окраса голубей знают только специалисты.
Здесь важно говорить не о самих голубях, и какого они бывают цвета, а о том старике. Я бы хотел побывать в госпитале еще раз. Нет, не для того, чтобы лечиться или укреплять свое здоровье, хотя это там делают лучше, чем во многих больницах города, а чтобы еще раз посмотреть на него, на того старика, когда он кормит голубей.  Какую прекрасную картину я бы написал, если бы был художником! Седой старик на крыше дома в окружении голубей…
И думаю я так: пока на свете живут такие люди, как этот старик, мой земляк из Кала-Корейша и моя соседка старая русская женщина Люба, не исчезнет живность на Земле и не останется человек один на один с мертвой планетой.
2015 г