Невыдуманные истории. или материнское сердце

Сегодня я решил написать что-то очень хорошее о женщинах. Только долго не мог начать, потому что просто не знал кон-кретно, о ком именно, что и как написать. Написать о женщине-матери или женщине-любимой лучше, чем дагестанские поэты написали, я не смогу. Куда мне против Р.Гамзатова, Батырая, Махмуда и других! Тем более, что стихи у меня не получаются. Может быть, из-за того, что у меня не было ни Марьям как у Мамуда, ни «семицветного цветка» как у Батырая. О Расуле Гамзатове и говорить нечего: он был влюблен во всех женщин планеты Земля. Вспомните его «Я влюблен в сто девушек», «Грузинским девушкам» или вот это:
Еще одну чашу я осушу,
За это и Бог не осудит.
Еще одну женщину я обниму,
А после что будет, то будет.
А что-либо выдумывать относительно женщин, извините, я не собираюсь. «Напишу я две-три невыдуманные истории о женщине-матери, вернее сказать, о материнском сердце», - решил я наконец.
История 1. Кружка шубата.
Моя попытка стать ударником коммунистического труда на великих стройках великой страны и на этот раз не увенчалась успехом. Меня из-за того, что не достиг совершеннолетия, просто не принимали ни на какую работу. Моего товарища Багому, с кем я убежал из педучилища, и которому исполнилось полных девятнадцать лет, принимали хоть куда. Меня же нет.
И тогда я решил на худой конец устроиться юнгой на рыболовецкое судно. О юнгах я знал из морских повестей Джека Лон-дона («Морской волк» и др.). Оказалось, что на рыболовецкие суда, прописанные в Астраханском порту, юнги не требовались.
У моего товарища после всего этого совсем испортилось настроение, и мы, недолго думая, решили вернуться домой. А
136
денег на билет, чтобы ехать поездом из Астрахани в Махачкалу, у нас не было. На железнодорожном вокзале я решил продать свой серебряный поясной ремень работы кубачинских мастеров – подарок отца. Но никто не покупал: просто не верили, что он серебряный. Мне пришлось продать за бесценок хорошие боксерские перчатки, потому что никто уже не верил и тому, что «я приехал на соревнования со своим тренером»: совсем не похож был Багома на тренера по боксу.
За деньги, вырученные от продажи перчаток, мы купили два билета на поезд до ближайшей от Астрахани железнодорожной станции. «Главное сесть на поезд,- думали мы,- потом лечь на верхней полке. И никто нас не потревожит до самой Махачкалы».
Однако нас высадили на богом забытом полустанке в калмыцкой степи. Там не было ничего, кроме водонапорной башни и нескольких верблюдов, пасущихся невдалеке. Багома присел на ступеньке у входа в единственный дом и запел:
Сижу я на полустаночке,
В кармане две тараночки,
А мимо бочку с пивом провезли.
А сердце вот клокочется,
И выпить так уж хочется.
Где же мои вчерашние рубли?
Я был зол на себя, на комсомольские стройки великих пятилеток, на своего товарища, который, черт знает, где нашел эту в высшей степени дурацкую блатную песню, и на весь мир. Я почти третьи сутки не ел, а он, видите ли, пива захотел за «вчерашние рубли», которых у нас не было ни вчера, ни позавчера. И за-шагал я от станции в степь, где паслись верблюды, повторяя про себя:
Оренбургская заря красношерстной верблюдицей
Рассветное роняло мне в рот молоко.
Я точно не знал тогда, что именно собирался делать. Не собирался же я, по примеру Есенина, выпить верблюжье молоко таким первобытным способом.
137
А молоко верблюжье в тот день мы выпили. Из дома вы-шла старуха без глаз. Вернее, вместо глаз были очень тонкие щели, признак того, что она часто закрывала глаза от ветров и песков, решил я. Она пригласила нас в дом. Налила по полной кружке густого и жирного молока белоснежного цвета, положила перед нами хлеба и сыру. Потом мы попросили еще по одной кружке. Бабушка-калмычка покормила нас досыта. Только через несколько лет я узнал, что мы пили тогда шубат кисломолочный напиток из верблюжьего молока. Именно этот напиток своими целебными свойствами придал нам силы, чтобы благополучно вернуться домой.
История 2. Лепешка и пиала зеленого чая
Из Древней Бухары мы с Антоном ночью поспешно уехали из-за непредвиденных обстоятельств. Нам разницы не было, куда ехать, и сели мы на первый же поезд из Кагана. Сошли на станции Аму-Даринская (старое название – Самсоновка). Станция состояла из одной улицы, с обеих сторон которой были одно-этажные жилые дома. Недалеко протекала Аму-Дарья.
По приезду на станцию у нас оставалось в наличии двадцать копеек денег. Вопреки моему желанию купить буханку серого хлеба за шестнадцать копеек и поесть, Антон же купил пачку примы за четырнадцать копеек. Я не стал ему перечить: он был старше меня на семь лет, и деньги наши были при нем. Мне же еще не было и восемнадцати, и я еще не курил. Таким вот эгоистом оказался друг мой Антон, за что скоро там же будет наказан богом.
О наших приключениях на этой станции я еще напишу, если бог позволит. А сейчас я расскажу одну маленькую историю, случившуюся с нами на второй день, как приехали сюда. За бессонную ночь на вокзале кончились сигареты Антона, и еще нам пора было что-нибудь поесть. Мы решили одолжить немного денег у местных ребят: мы собирались здесь жить и вернули бы долг. Вот идем утром по улице и не встречаем никого, у кого можно было бы попросить денег. В самом конце улицы, около саманного домика, сидел бабай, по-нашему старик, и курил снюс. Так они
138
называют табак, который жуют или кладут под губу.
Не послушавшись меня, советовавшего ему не делать этого, Антон попросил у старика снюс, бросил в рот и стал жевать. Не прошло и минуты, как мой единственный во всей Средней Азии близкий человек закатил глаза и упал на землю. Я очень испугался. Бабай не успел раскрыть рот, как выбежала из дома старуха-узбечка с пиалой зеленого чая в руках. Мы со стариком при-подняли голову Антона и влили в рот чай. Через некоторое время он открыл глаза и скоро пришел в себя. Старуха принесла еще чай и лепешки. С тех пор я пью зеленый чай и только в пиалах.
Рядом с домом того старика строилась гостиница, и мы устроились там на работу подсобниками. Там же в вагончике и жили. Старые узбеки часто приглашали нас на чай. Вот однажды случилось то, что с Антоном обязательно должно было случиться.
К нам на стройку пришли напиться верблюды. Антон стал их палкой гнать. Я же пил чай со стариком. Не успел старик предупредить друга моего не дразнить кораблей пустыни, как старая верблюдица плюнула в него и с головы до ног облила слюной. Антон долго кричал и грозился убить ее. Мы же со стариком долго смеялись над незадачливым погонщиком верблюдов.
История 3. Бутылка самогона
Летом 1970-го года я еще служил в армии. Однажды утром на построении командир говорит: «Два шага вперед тем, кто умеет косить траву!». Я сильно заскучал именно по такой работе и первым выхожу из строя. Оглядываюсь: никто из тридцати человек больше не выходит. Все оказались городскими и потому не привычны были к сельскому труду. Чуть было не сорвали «очень важное мероприятие».
Через час командир эскадрильи вызывает меня в свой кабинет. Там же был и лейтенант Ремизов. Он был метеорологом с высшим образованием и второй год служил специалистом в нашей части.
«Джигит (он всегда называл меня так),- говорит, обращаясь ко мне командир,- возьми по своему усмотрению еще человек
139
пять, поедете в подшефный нам пионерский лагерь. Он в кило-метрах двадцати отсюда. Там же научишь их косить. В течение десяти дней вы должны привести территорию лагеря в надлежащий вид. Клумбы, газоны и еще что надо там расчистить. Лейтенант поедет с вами».
Мы на «отлично» выполнили задание командования. За это я получил десятидневный отпуск домой. Но не об этом речь. На восьмой или девятый день мы с Волюдей Дробот, моим армейским другом, под вечер загуляли. А ночью, совсем пьяные, оказались далеко от лагеря и не смогли к утру вернуться. Спали мы в стоге сена.
Я помню как сейчас: разбудила нас рано утром древняя старуха-сибирячка, что жила в бревенчатой избе на самом краю деревни. Помню ее слова: «Что же вы делаете, сынки? Вы же мокрые от росы и можете простудиться. Давайте быстрей ко мне, я напою вас целебным чаем». И мы пошли к старухе, напились чаю, но, видимо, не вылечились.
Старуха как-то с прищуром посмотрела на нас, выскочила из дому быстрее лани и минут через двадцать вернулась с бутылкой самогона. Видимо, она взяла самогон в долг. Потом она при-несла целый подол яичек и приготовила яичницу.
Я не сдержался и стал читать Твардовского:
Эх, яичница! Закуски
Нет полезней и вкусней.
Полагается по-русски
Выпить чарку перед ней.
Старуха плохо слышала, поднесла ухо к моему лицу и громко говорит: «Чего, сынок?». Я нагибаюсь к ней и отвечаю: «Ничего, бабушка. Отличную яичницу ты приготовила». Мы поблагодарили старуху за завтрак. Она даже обняла нас на прощанье и перекрестила. Скоро мы были в лагере. И лейтенант Реми-зов никому ничего о случившемся с нами не сказал.
Первая история случилась со мной, когда мне было 15 лет, вторая – в 17, а третья ровно 45 лет назад. И все эти истории я помню в мелочах. Бабушек тех, конечно же, давно нет в живых,
140
однако я помню лица каждой из них. Я вот думаю: почему все три женщины так верно угадали то, что именно нужно было нам в тех случаях. В первом случае – напиток из верблюжьего молока, во втором – зеленый чай и в третьем – самогон. А ответ, оказывается, проще простого – им подсказывало чуткое и щедрое мате-ринское сердце.
Я просто обязан был написать о них что- то хорошее. Что я и делаю на Восьмое марта
2015 г.