Мистика

В этом городе всё имеет налет мистицизма. Сколько бы раз я не посещал его, - мою малую родину, любое место, площадь, школа, дома, библиотека за углом на моей улице, место, где когда-то были развалины, оставленные войной... . Все они шепчут, говорят, а некоторые кричат: «Остановись, тут ты найдешь истину в последней инстанции, которая сделает тебя вечно молодым, юным, счастливым». И если ты услышишь этот голос, то приходит ощущение причастности к прошедшему. Возникают сияющие нити связи прошлого, настоящего и, как ты надеешься, будущего. Чтобы понять, что такое возможно, надо это пережить. Иначе, не поверишь. А поверив, увидишь сияющий небосвод, как шатром накрывающий прошлое, настоящее и будущее. И этот шатер есть судьбы: твоя, близких. Они завязана в один клубок. И нельзя отделить в этой предопределенности, что твое, а что – не твое. Твоя свобода – лишь иллюзия, все предопределено этим небосводом. Трудно принять это, как данность, но таков закон провидения.   
Ты умудрен, тебя закалило пережитое и твое сердце огрубело. Поэтому все реже видишь сияющий небосвод судьбы, даже возжелав изо всех сил. Дела! Заботы! Работа по двенадцать часов в сутки. Все это выхолащивает душу, не оставляя места для мистических переживаний. Какой там сияющий шатер, когда ты несешь ответственность за корабль, который должен доставить тебя и команду на безымянную планету. Ей в реестре планет присвоен номер ZW18937XA. Как расшифровывается это не буду говорить. Это не главное. Главное, что астрономы убедились, что на этой планете возможна жизнь. А если немного подправить атмосферу, то там может жить и человек. И вот двенадцать добровольцев вызвались лететь туда и организовать колонию.
Автоматы вели корабль заданным курсом, команда находилась в анабиозе. Меня разбудили раньше всех, за месяц перед прилетом. Рядом была капсула, в которой спала моя жена Элен. В команде она была медиком и биологом. Отвечала за здоровье экипажа, а в колонии должна была отвечать за растительность, образцы которой в изобилии были представлены на корабле. Было много замороженных эмбрионов, из которых, по замыслу организаторов экспедиции, должны были вырасти животные. 
Очнувшись, первым делом прошелся по каютам экипажа, где они спали. Вот мой первый помощник – Марк, вот главный техник – Сергей. Все одиннадцать должны были очнуться недели через две, когда я подам команду. Потом прошел на главный пост. Тотчас включились все экраны: диагностические и внешнего обзора. Диагностика фиксировала полный порядок, внешний обзор также не выявил каких-либо отклонений. Автоматический помощник подсказал наши координаты и оставшееся время пути. Все так, как было запланировано еще на Земле. Послал сообщение на Землю, что приступил к выполнению своих обязанностей. Это сообщение еще не скоро будет на Земле. Скорее всего, мы получим ответ лишь, когда развернем на планете станцию и наладим свой быт маленькой колонии.
У капитана любого корабля должно быть развито внутреннее чувство опасности. В этом я убедился на своем опыте и при встречах с друзьями, тоже капитанами тяжелых космических кораблей. Нас было немного, мы все друг друга знали. Никогда не встречались все вместе, но по прибытии из очередной командировки, узнавали, кто еще из наших сейчас на Земле. Встречи не всегда были радостны. От неизбежных утрат щемило сердце. Кто-то умирал на Земле, кого-то не дожидались из Космоса. Космос требовал свои жертвы. Жизнь в постоянном напряжении и выработало у капитанов это чувство.
Приказал стюарду принести поесть. Надо было возвращаться к нормальной жизни, в том числе к нормальной еде. Стюард принес на маленькой тарелке какую-то зелень и стакан запотевшего Космического Коктейля. Еда оказалась на удивление вкусной, а Космический Коктейль вдохнул силы. Теперь можно было возвращаться к обычному режиму – двенадцатичасовому рабочему дню.
С помощью автоматического помощника начал уточнять оставшийся маршрут. Выходило все очень близко к рассчитанному на Земле. Возникло чувство удовлетворения. Не зря, значит, мы летели через эти парсеки. Космос не лес, но заблудиться в нем, в этих полях притяжения и отталкивания, светлой и темной материи легко. Мысленно выразил восхищение земным астрономам, которые так точно проложили маршрут. Чтобы его просчитать, пришлось на месяц объединить все вычислительные мощности Земли. А их было немало. И только этот искусственный мозг смог достичь требуемой точности.
Так прошел первый день моей вахты на корабле. Потом они потянулись, похожие друг на друга. Проверка приборов, осмотр внутренних помещений и поверхности корабля. Это были мои непосредственные обязанности. Все было в полном порядке. Я начал привыкать к этому и поймал себя на мысли, что привычка к хорошему начинает расслаблять. Такую расслабленность не может допускать капитан. Стал более внимательно следить за приборами и расчетом курса.
Вошли в солнечную систему нашей планеты. Она уже была видна в телескоп, как маленькая, яркая звезда. Ее атмосфера хорошо отражала свет, и она чем-то походила на Землю. Всякий раз у меня становилось горячо внутри, когда, возвращаясь, я впервые видел Землю в телескоп. Проходило время, менялись корабли и команды, но это чувство никогда не обманывало. Я возвращался. Значит все благополучно. В этот раз, хотя планета была видна хорошо, такого теплого чувства не возникло. Скорее, наоборот, по мере приближения нарастало внутреннее напряжение. Полет был только первой частью задания. Второй, и основной, - развертывание станции на поверхности и создание условий для ее колонизации.
На седьмой день вдруг отметил маленькие, совсем чуть-чуть, отклонения в приборах. Отклонения были в пределах нормы, но такого не было во время всего полета. Траектория была рассчитана предельно точно. Посчитал, что отклонение возникло из-за влияния звезды этой звездной системы. Внес коррективы. Когда это делал, возникло легкое беспокойство. Даже не беспокойство, а внутреннее неудобство. Капитан должен все отмечать, и я его отметил. Дальше события стали развиваться стремительно. Через час после коррекции замелькали диагностические приборы, указывая на сбои в работе отдельного оборудования. Причем сбои были значительными. Такого просто не могло быть, так как корабль был единым организмом, и всегда восстанавливал работоспособность отдельных компонентов. Но это было вопреки всякой логике. Приборы фиксировали отклонения, которые могли быть только при столкновении с неизвестным комическим телом. Однако, столкновения не было.
Не понимая, что происходит, я провел в кресле без сна почти сутки, подкрепляя себя Космическим Коктейлем. Потом измученный заснул. Сон перенес меня в город моего детства, что в последнее время случалось не часто. Когда ты находишься в анабиозе, то сны программируются заранее. Содержание выбирается нейтральное, чтобы не повредить психику. До сих пор функционирование бессознательного в анабиозе было не изучено досконально. Хотя им давно пользовались в межзвездных перелетах.
Город с каждым годом становился для меня все более загадочным. Я его помнил совсем другим. И, когда заезжал в него после длительных путешествий, у меня не было связи с его нынешним обликом. Но она легко устанавливалась с тем, что было прежде. Это было удивительно. В большом современном городе ты переживал все то, что переживал когда-то тогда, в совсем небольшом провинциальном городишке.
Проснулся от того, что приборы опять начали показывать критические отклонения. Пришло на ум, что оказаться в таком положении, когда вся команда спит, и ты должен один принимать решение, совсем незавидная участь капитана. Отключился и не стал ничего делать. Исправить ситуацию я не мог, т.к. организм корабля справится лучше меня.
Откинулся в кресле, в попытке сосредоточиться. Но вместо остроты мысли, которая у меня всегда была в критических ситуациях, началось необъяснимое. Передо мной, как на экране, возникли картины моего далекого прошлого. Мое детство, учеба в школе, развалины от последней войны. Граната, которую в них мы нашли с братом. Любовь с первого взгляда, которая не отпускает меня и поныне.
Центральный пульт исчез. Вместо этого возникла мистификация, когда серебристо-блестящие нити связывают тебя с твоим прошлым. Сколько это продолжалось я не знал. Но очнувшись, вновь обнаружил себя в кресле перед пультом. По щекам текли слезы. Приборы показывали, что все системы корабля в норме.
Такое случилось несколько раз. Мои реальные действия за пультом перемежались мистификациями. Они носили сугубо личный характер. И после каждой из них я чувствовал внутреннее очищение.
Пора было поднимать команду. Начиналась ответственная часть путешествия – высадка на планету. По инструкции я не имел права этого делать, если на корабле возникали неполадки, вначале их надо было устранить. Я нарушил инструкцию, подчиняясь своему внутреннему голосу.
С радостью увидел всех членов команды. Обнялись с Элен, ведь мы не виделись несколько десятков лет в земном летоисчислении. Она пошутила, что я неплохо выгляжу в свои 386 лет. Она была лет на 150 моложе меня. И всегда требовала, чтобы я относился к ней, как к юной леди. Что я делал, постоянно одаривая ее подарками.
Чудеса начались за общим ужином, который я, как капитан, давал по случаю завершения первой части путешествия и перехода к следующей. Элен, которая сидела рядом, вдруг напряглась, как будто увидела нечто необъяснимое, побледнела и прошептала: «Париж!». Она уронила вилку, сидела неподвижно, ни на что не реагируя.  Неподалеку сидела Бритти – голландка. Она тоже выпрямилась, как-то неестественно произнесла: «Море! Смотрите море!». Все остальные смотрели на них с удивлением. Они ничего не понимали. Понимал только я. Повысив голос, сказал: «Не обращайте внимания! Это последствия анабиоза. Сейчас пройдет». Действительно, через некоторое время Элен и Бритти вернулись. Но это были уже не они. Это были две женщины, светившиеся изнутри светом, которым на древних полотнах светится Мадонна. Ужин продолжился. Все приняли мою трактовку события.
Когда вечером мы с Элен остались одни, она спросила: «Милый, что это было?».
- Похоже, что нас встречают.
- Кто может нас встречать?
- Пока не знаю. Но то же было у меня, только в более сильной форме. То же будет и у остальных. Спустя некоторое время.
— Значит они нас видят? И полагают инопланетянами. А планета обитаема, и мы летим в гости?
- Может быть. Пока нет данных утверждать что-либо определенное.
Спустя некоторое время все пережили то же. Я назвал это катарсисом, потому что возвращение из этого состояния давало мистическое приобщение к глубоко запрятанному Я. Оно высвечивалось всеми своими сторонами, оттенками. И после этого приходило очищение. Что-то схожее я ощущал в детстве, когда бабушка водила меня на исповедь. Хотя это было так давно, но ощущение чистоты, белизны и света осталось.
У некоторых катарсис повторялся несколько раз. У некоторых – единожды. Все восприняли это как прохождение через чистилище прежде, чем тебя допустят до сокровенного. И это сокровенное наступило. Наш корабль завис над планетой, мы погрузились в капсулу и облетев ее несколько раз, опустились. Она была живая, но необитаемая. Светило солнце, было тепло и лишь дыхательные аппараты, корректирующие воздушную смесь для дыхания, напоминали нам, что мы не на Земле.
Вечером с Земли пришло ужасное сообщение. Все ее население погибло в термоядерной войне. И лишь автоматические передатчики транслировали эту новость в космос. И больше ничего! Безграничное горе поглотило всех.
В этот вечер с каждым из нас вновь случился катарсис. Погружение было очень сильное. После этого пришло осознание того, что мы единственные из всех землян. И что теперь от нас зависит ее возрождение. И звездная система, в которой мы очутились, связана с нашей Солнечной. И катарсис обозначал, что мы - избранные, прошли самое главное испытание – на чистоту души.
Утром Элен сказала, что она беременна.