О Шекспире. Театральность языка Шекспира

С ремарками переводчики на русский язык справились в целом вполне удовлетворительно: где надо их проставили. Так что шероховатости оригинального английского текста в этом плане более или менее выравнены, по крайней мере там, где исследователи указали на отмели. В частности реплики в "Гамлете", "Отелло", "К. Лире", часто переводимых комедиях полностью идут вслед за подробными морозовскими комментариями.

Но театральность Шекспира сказывается и в другом: в отличие от многих классических драматургов нового времени -- для нас это прежде всего Чехов, А. Островский и М. Горький -- безоговорочно вставших на сторону литературного языка, как письменного, Шекспир весьма податлив на искусы языка театрального. Театральный язык -- это тоже разновидность литературного языка, если не принимать слово "литературный" слишком уж близко к сердцу (lit(t)eratura от littera).

Но свои особенности у него есть. Из таких особенностей, особенно актуальных, особенно когда мы ведем речь об особенностях шекспировских пьес, следует назвать крокозябристость речи персонажей (коллоквиальность -- что так и переводится дословно: крокозябристость). Мы редко говорим законченными, правильными периодами. Вместо "Как поживаешь?" -- "В общем хорошо" мы говорим "Ну ты как?" -- "Да я-то в норме" или что-то в этом роде. Подразумевания, пропуски и даже прямая бессмыслица ("Мужики, вы чо? Совсем наглость потеряли что ли?") -- обычные симптомы коллоквиальной болезни. К коллоквиальности же относится и не совсем четкое употребление значений слов ("у нас чего только может не хватать? у нас всего может не хватать"), невольная двусмысленнось ("Ветерок от пельменной" (название закусочной)) и т. д. Но вместе с тем, если на письме это выглядит непристойно и непонятно, то в живой, разговорной речи проблем с пониманием не возникает.

Конечно, в основном коллоквиальная речь характеризует людей малограмотных, некультурных, или, ведя речь о Шекспире, низших сословий.

Give me leave. Here lies the water; good: here stands the man; good; if the man go to this water, and drown himself, it is, will he, nill he, he goes,--mark you that; but if the water come to him and drown him, he drowns not himself: argal, he that is not guilty of his own death shortens not his own life.

Погоди. Вот здесь лежит вода; хорошо; вот здесь стоит человек; хорошо; ежели человек идет к этой воде и топится, то хочет не хочет, а он идет; заметь себе это; но ежели вода идет к нему и топит его, то он не топится; отсюда эрго: кто неповинен в своей смерти, тот не сокращает своей жизни (будто если он утоп ненароком, он проживет столько же, как если бы он не утонул = не сокращает своей жизни).

Великолепно эту коллоквиальность высмеял Шекспир в "Сне в летнюю ночь". При дворе представляется:

     'A tedious brief scene of young Pyramus
     And his love Thisbe; very tragical mirth.'
     Merry and tragical! tedious and brief!"

     "Любовь прекрасной Фисбы и Пирама,
     Нудная, короткая драма,
     Очень трагическое веселье".
     Короткая и нудная пьеса,
     Веселая трагедия притом?"

И на недоуменный вопрос, как это возможно, следует остроумный ответ

     A play there is, my lord, some ten words long,
     Which is as brief as I have known a play;
     But by ten words, my lord, it is too long,
     Which makes it tedious; for in all the play
     There is not one word apt, one player fitted:
     And tragical, my noble lord, it is;
     For Pyramus therein doth kill himself.
     Which, when I saw rehearsed, I must confess,
     Made mine eyes water; but more merry tears
     The passion of loud laughter never shed.

     Государь,
     Вся эта пьеса - в десять слов длиной;
     Короче пьесы нет, насколько помню;
     Но лишние все эти десять слов -
     Вот чем она длинна. Ни слова в ней
     Нет путного, ни путного актера.
     Трагедия она лишь потому,
     Что в ней герой Пирам с собой кончает.
     На репетиции до слез дошел я,
     Но признаюсь, что никогда еще
     Так весело не плакал я от смеха.

Но коллоквиальность свойственна и образованным людям. Во что бы превратилась наша речь, если бы мы пользовались полной лингвистической оснасткой ("-- Как твое предложение о продаже? -- Его сочли очень своевременным и полезным" = "Ну а твое по продажам? -- Выстрелило в десятку")? Очень многое у нас, при пользовании одними и теми же оборотами и словами, подразумевается без ущерба для смысла. И у Шекспира такая естественная коллоквиальность имеет место быть:

-- Then, tell me,
Who's the next heir of Naples?

-- Кто ж наследует корону Неаполя?

-- Claribel.

-- Дочь короля.

-- She that is queen of Tunis; she that dwells
Ten leagues beyond man's life; she that from Naples
Can have no note, unless the sun were post--
The man i' the moon's too slow--till new-born chins
Be rough and razorable; she that--from whom?

-- Тунисская царица? Она живет за 10 лиг выше человеческой жизни (то есть, нужна человеческая жизнь + 10 лиг, чтобы преодолеть это расстояние); она, которая из Неаполя не может иметь известия -- если только солнце будет почтой -- человек в месяцах слишком медленен -- пока новорожденный пацан будет грубым и поддатым под бритье (способным быть выбритым: брили тогда спецбрадобреи); она которая -- от кого?

Шекспировская коллоквиальность тем хороша, что она настолько понятна, что делает речь емкой и лаконичной без специальной расшифровки. Многие его сокращения можно даже отнести в разряд метафор