Быт ver. 2

Прости, Аркадий Тимофеевич!

1.
  Однажды, вскоре после того, как я вернулся к своему хобби (то было уже много лет назад), мне вздумалось заехать в один из самых известных столичных модельных магазинов.
  Об этом магазине до сих пор я знал только понаслышке. И вошёл я в его тесноватое помещение с некоторым трепетом.
  И когда осмотрелся, сразу на меня пахнуло суровостью и враждебностью незнакомого места. Было как-то холодно, страшно и неуютно… Продавец X казался слишком необщительным, замкнутым, продавец Y слишком неприступным, а покупатели, тусующиеся у витрин, слишком враждебными и неприветливыми.
  "Господи! — подумал я, — Как мало в человеческих отношениях простоты, сердечности и уюта. Ведь они все такие же люди, как я; почему же они все так накрахмалены?! Так холодны? Чужды? Страшны?"
- Чего ищите? - сухо спросил Y.
- Мне бы декаль бегемотовскую на Су-2, в семьдесят втором.
- Нету. Сорок восьмой есть, а семьдесят второго нет и не было.
- Так пишут, что месяц назад же вышла, - смущённо пробормотал я.
- Мало ли, что пишут, - ледяным тоном ответил Y.
- Значит, обманули?
- Может. Всякое бывает. Предлагаю другие деки пока посмотреть.
  Продавец брезгливо швырнул на прилавок толстую папку.
- Хотите - у них сами закажите. Но долго придется ждать: пока деньги придут, пока сделают.
- Тогда… ничего мне не надо, - сказал я, густо покраснев от сознания своего глупого положения, - Если у вас такие нелепые порядки - я уйду.
  Я развернулся и, понурив голову, обескураженный, ушёл, давая себе слово никогда больше в этот суровый магазин не заглядывать.
* * *
  Как это случилось — не знаю, но теперь это мой излюбленный магазин.
  Я в нём почти каждую неделю покупаю краски, каждый месяц беру модели и очень часто просто захожу поболтать.
  Курящий у дверей X крепко жмёт мне руку и говорит:
- Почёт дорогому гостю!
  И, смахивая снежинки с моего рукава, замечает:
- Снежком-то как тебя, Миша, занесло... Погодка - прямо беда! Кстати, тебя Женька тут спрашивал, Донских.
- Он ушел?
- Ушёл. А Седой здесь, "люфтов" выбирает.
  Я вхожу в магазин.
  Полный, вальяжный Y, перегибаясь через прилавок, по-дружески обнимает меня за плечи, подсовывает списочек новинок и, радуясь, говорит:
- "Мустанга" брать будешь, конечно? Традиционно?
- Традиционно, - улыбаюсь я.
  И действительно традиционно. Все традиционно… Y, протягивая мне коробку, сообщает, что "скоро чехов привезут, так мы тебе отложим", не спрашивая, извлекает из-под стола флакончик "футуры" и, не спрашивая, добавляет пакетик с травлом.
  А сбоку подходит X и говорит, мило улыбаясь:
- Вот, Миш, говорят: заграница, Валехо! А ты посмотри, какую мы красочку получили из Сибири — в десять раз лучше заграничной! Укрывистость, палитра! Я тебе металликов набрал на пробу. В подарок!
  И всё, что окружает меня в этом магазине, дышит таким уютом, таким теплом и прочной лаской, что чувствуешь себя как дома, как в своей собственной маленькой мастерской.

2.
  Когда меня впервые оштрафовали за какую-то публикацию о чиновниках, я пережил несколько очень тягостных, неприятных часов.
  Так было странно и неуютно, когда утром пришёл полицейский и, несмотря на то что я ещё спал, потребовал рандеву.
- Да муж ещё спит.
- Что, мне тут сидеть и ждать его? Он, может, ещё часа два будет спать…
- Да будьте же человеком! Ввалились ни свет, ни заря!
- Ну, что же делать? А я его должен видеть. Дело срочное.
  А когда я, наскоро одевшись, вышел к нему, меня поразил его неприветливый, гранитный вид.
- Что такое?
- Здравствуйте. Гражданин Пупыркин?
- Д-да...
- Тут вот с вас нужно штраф взыскать… По распоряжению...
- Да что вы говорите! Какой штраф? За что?!
- А вот тут сказано: за статью "Золотые унитазы".
- Позвольте! Да статья совсем безобидная!
- Не знаю. Меня не касается. Мне приказано взыскать деньги нынче же.
- Ну… а если я не уплачу?
- Тогда я обязан доставить вас в отделение на предмет ареста.
  Боже ты мой, как сухо, как официально.
  Ни одной сердечной нотки… ни одного знака сочувствия.
  Стоишь перед холодной гранитной стеной, которая не сдвинется, не пошевелится, хотя бы облить ее целыми ручьями слез человеческих.
- А завтра уплатить можно?
- Нет. Циркуляр. Мы отсрочить не имеем права.
  И вспомнился мне тот неприступный Y, который категорически отшил меня только потому, что было у них декали моего масштаба.
  Суровый, безжизненный, холодный гранит! Угрюмый, замкнутый в своем величии мавзолей!
* * *
  Как это случилось, не знаю, но теперь я в районном ОВД свой человек.
Полицейский заходит ко мне утром на кухню (он милый человек, и я его не стесняюсь), потирает руки и делает несколько веских замечаний о погоде.
- Собачья погода. Снегом совсем запорошило. Теперь в наряде стоять - одна мука. Здравствуйте, Михаил Степанович!
- А! Мое почтение, Семен Иванович. Ну, что?
  Он улыбается.
- Традиционно!
  Говорит он это вкусно звучащее слово совсем так, будто бы за ним должен последовать тост.
  Я уже не испытываю тягостного, неприятного чувства живого человека перед мертвой гранитной скалой. У нас тепло, дружба, уют.
- За что это они, Семен Иванович?
- А я вот ссылочку в телефоне сохранил. Поглядите. Вот, видите?
- Господи, да за что же тут?
- За что! Уж они найдут, за что. Да вы бы, Михаил Степанович, послабже писали, что ли. Зачем так налегать… Знаете уж, что такая вещь бывает - пустили бы пожиже. Плетью обуха не перешибешь.
- Ах, Семен Иванович, какой вы чудак! "Полегче, полегче!" И так уж розовой водицей пишу. Так нет же, и это для них нецензурно.
- Да уж… тяжеленька ваша работа. Такой вы хороший блогер, и так мне неприятно к вам с такими вещами приходить… Ей-Богу, Михаил Степанович.
- Ну, что делать… Чайку или кофе, а?
- Нет, уж я сигаретку выкурю и побегу. Дома-то у меня такая неприятность, жена кипятком руку обварила.
- А вы тёртый картофель приложите: чудесно действует. Или облепиховым маслом обваренное место помажьте.
- Делали уж; и масло, и картошку прикладывали.
- Ну, даст Бог, пройдет.
- Да уж... Ну, я пойду. С деньгами как - традиционно? До завтра?
- Да, конечно. Я к Константинову часа в три загляну. Всего хорошего.
  В три часа я у майора Константинова.
- А, господин оппозиционер, — весело встречает он меня. — Традиционно? Садитесь! Я знаю, вы моих не курите, так я вам эти предложу, был знакомый и забыл их у меня на столе. Курите санкционку! Хе-хе.
- У знакомого вашего сигаретки хорошие, - соглашаюсь я, закуривая. - Полину Юрьевну давно видели?
- Позавчера. В торговом центре была. Потом мы поехали компанией ужинать и очень жалели, что вас не было.
- Да, да, очень жаль. Кстати, там у вас есть насчет меня предписание… пять тысяч рублей, так я…
- Знаю! Завтра, конечно, Михаил Степанович. А я те книжки, что вы мне дали, уже прочёл. Следующий раз с сержантом их передам.
  О "следующем разе" мы оба говорим так же хладнокровно, как о завтрашнем дне, который всё равно неизбежно наступит…

***
  Однажды я, по обыкновению, разогнался в свой излюбленный магазин, и вдруг Y остановил меня на пороге:
- Сегодня, Миш, закрыто: по случаю переезда.
  Я заглянул внутрь, и сердце мое сжалось: не было привычных полок с коробками, витрин и плакатов на стене.
- Э, черт! Какого же дьявола вы не объявили раньше!

* * *
  Однажды утром ко мне явился Семен Иванович.
  Он обругал погоду и сообщил о нескольких новых штрихах в облике местной власти.
- Садитесь, - сказал я. - За какую статью? Сколько?
- Нисколько. Я зашёл, чтобы вы подписали протокол по делу о пьяной драке. Вы свидетелем были.
  Чем-то чужим, неуютным пахнуло на меня… Будто бы взору моему, вместо привычного вида витрин и моделей, предстала суровая, чуждая картина голых стен и обнажённого от прилавка пола.
  И разговор на этот раз не вязался. Мы были выбиты из привычной колеи…
  Когда нет быта, с его знакомым уютом, с его традициями, — скучно жить, холодно жить…