Перекресток. Психологическая сказка

Психологическая сказка о переосмыслении

   Жил-был Перекресток. Вроде обычный, но, может, и нет. Таких на каждой улице пруд пруди. Но они все какие-то не такие, как наш. Этот был «живой»! Притягательный. Разное волшебство происходило на нем.
   Красавчик имел личные светофоры и, как полагается, скрещение дорог. Какой Перекресток без дорог? По нему днем ходили люди, ездили машины. Ничего особенного, правда? Но наступала ночь и… Зажигались фонари и звезды. Любили звезды этот Перекресток, а он любил чудеса, которые чаще случались в темное время. От темноты магия загадочнее.
   Чудеса объяснялись просто. Пересечение дорог служило выходом в иное пространство. Не поэтому ли Перекресток, как самостоятельная структура, обладал самоосознанием? А еще: силой воли и мысли. Он мог открыть портал или закрыть наглухо – никакими мантрами и «сим-салабимами» не отпереть; мог кого или что угодно отправить туда или совсем не туда, да так, что дорогу назад не сыскать. В общем, являлся настоящим привратником у входа в иные миры.
   Важным дополнением были падающие, даже сквозь тучи, звезды-ключики, влетающие в невидимые замочные скважины Перекрестка. Они очень любили открывать пространства, каждая – свое. Звезды, как и люди, тоже были: одни – умными, другие – сообразительными.
   Как-то раз из гостей довольно поздно возвращался домой человек. Дурак-Царевич. Звали его Иваном Соломоновичем. Просто Ваня, просто Соломонович, просто человек, просто маленький. Непримечательный, самый обычный. Семьи не было, поэтому шел не торопясь, был «трезв, как стеклышко», даже после парочки фужеров шампанского и нескольких рюмок коньяка, «потому что завтра на работу».
   На злополучном Перекрестке с ноги слетел левый ботинок: одна нога запнулась о другую. Поскольку на дороге было пустынно, полуночник, полностью предоставленный сам себе, сел прямо на землю и, кряхтя, благодаря намечающемуся животику, попытался вернуть башмак на место. Неустойчивость стояния в момент действия объяснялась всего лишь усталостью дня.
    Он сразу увидел на носке заметную дыру. Как же это он в гостях-то разгуливал, сверкая большим пальцем?
   Не мудрено, что случилась такая досада: дарить ему носки было некому. Бедняга долго рассматривал ногу, вертел головой, вздыхал и, наконец, решил-таки обуться, но... Надо же, именно в эту минуту одна из звезд направлялась к перекрестку открыть очередной замочек! Никто не предупреждал ее о форс-мажорах, не учил правильному поведению в нестандартных ситуациях, и посему она влетела прямо в замочную скважину дырявого носка сидящего Ивана Соломоновича, открыла портал Большого Пальца Левой Ноги и вовлекла беднягу куда-то через тоннель себя самого в его же собственную судьбу иного измерения. Получилось, что через ногу Иван Соломонович вывернулся наизнанку, обрел новую структуру тела и оказался черт-те где с пресловутым ботинком в руках.
   В этом черт-те где сиял день. Все вокруг и даже он сам было полупрозрачным, нестабильным, как кисель. Из сорокалетнего лысеющего мужчины он превратился в красавца-мачо без пуза и щетины. От дыхания и движения ближайшее окружение еле-видимо колыхалось. Все представлялось естественным, даже родным. Никакой опасности. Вдруг он приятно-медленно покатился кубарем, обнявшись с кем-то, доверительно распределившимся по его телу.
   – Как Вы здесь оказались? – раздался мелодичный голос с неземными интонациями.
   Иван Соломонович выпустил из рук существо, которое успел обнять во время падения.
   …О, это была ОНА – мечта закоренелого холостяка. И эта мечта только что сбила его с ног.
   – Целенаправленно, случайно… или нет… – пробормоталось первое, что пришло в голову. В голове закружился рой вопросов, но язык словно прилип к гортани.
   – …Хочешь узнать?.. – спела мечта, заглянув ему в глаза.
   Иван Соломонович, наконец, разглядел, что разговаривает со змеей невероятной красоты, олицетворяющей всю женственность на свете. То есть, это была не совсем змея и совсем не женщина. Скорее, иносказательный материализованный образ. Как во сне что-то эдакое. Ее прозрачная тога не скрывала обнаженной красоты. Очертания тела все время менялись, оставаясь совершенными в любом обличии.
   – …Соблазн, соблазн… Начало и конец всему… – произнесла змея и сделала стремительный выпад точно в область сердца. Укус оказался настоящим и очень болезненным.
   Цапнула без предупреждения! Вместе с болью на единственной праздничной сорочке появилось красное пятно. Иван Соломонович с ужасом ощутил, как женский яд растекается по его сосудам, обживая каждую клетку организма. Однако, вместо недомогания, которое он пытался лихорадочно диагностировать, в реках артерий и вен разрасталась радость восторга и свободы.
   – Что ты в меня впрыснула?
   – …Соблазн, соблазн… – змея очаровательно расхохоталась, откинув маленькую изящную головку, еще больше став похожей на женщину. Ее потрясающая грудь вздрагивала в такт смеху. Колыхающееся пространство подчеркивало плавные изгибы тела, то сливаясь, то разъединяясь с ним, добавляя грацию движениям.
   Иван Соломонович инстинктивно закачался в такт, забыв обо всем на свете. Он чувствовал себя персонажем сказки, в которую попал невесть как, уже отдавая себе отчет, что ни одно существо больше никогда не вызовет у него подобных чувств. Решив заполучить чудо любой ценой, он встал на одно колено и произнес:
   – Я не знаю кто ты, не знаю, где нахожусь, и что вообще все это значит, но я хочу быть с этим всегда. Останься со мной, и я позволю кусать себя в сердце хоть каждый день.
   – Даже яблоко не понадобилось, – констатировало существо и показало ему раздвоенный язык. – Соблазн – высочайшее искушение и наслаждение. Никакая земная тварь не может устоять перед ним. Теперь ты знаешь, что чувствовала Ева.
   Она снова засмеялась, но все та же заблудившаяся звезда-ключ, вспомнив о своем предназначении, нырнула в ее смеющийся рот, потащив очарованного через портал змеиного тела в другое черт-те куда. К счастью, это снова оказался Перекресток, который своевременно вмешался в передвижение ночного гостя и вытащил бедолагу обратно.
   Очнувшись на родном асфальте, Иван Соломонович сразу избавился от змеиного наваждения, но иначе осознал свою судьбу. Кряхтя и потирая грудь, он натянул башмак на ногу, и глубокомысленно пробормотал:
   – Оно, хоть и ночь, но думаю, что у Марьи Моисеевны из тридцать второй квартиры найдется для меня нитка с иголкой. А то в дырявом носке на работу неловко идти. Хорошая она женщина. Как же я раньше-то не замечал? Что же касается коньяка, последняя рюмка, возможно, была лишней.