Как познакомились мои родители

Мы не выбираем ни времени, ни места, ни среды рождения, (оттого все политические лозунги о «свободе, равенстве и братстве», как и вытекающие из них предвыборные обещания являются навязчивым бредом шизофреника). И уж никак мы не в состоянии предполагать, какие обстоятельства могут способствовать нашему появлению на этот свет.
       Осенью 1977 года, «бабьим летом», в заштатный армянский городок, упоминаемый лишь в связи с именем царя Ашота Второго («Железного») да фамилиями режиссера первого в мире цветного полнометражного фильма, Мамуляна, полководца Андраника, «поэта всея армян» Туманяна, композитора Комитаса, Дениса Давыдова, Раевских, Пушкина, Брусилова, Горького и художника Рокуэлла Кента, прибыла медкомиссия Министерства здравоохранения. Столичные гости, наслышанные о легендарном провинциальном гостеприимстве, надеялись самоутвердиться, совместив отдых с профессиональной деятельностью на лоне природы в атмосфере благолепного чинопочитания. Формальный отчет о результатах их поездки должна была составить секретарша, которую, разумеется, в столь ответственный вояж не взяли.

…После обильного угощения, здравиц и лицемерно-вежливых уверений в наилучших взаимных чувствах, члены медкомиссии настоятельно рекомендовали начальству местной больницы проверить медицинскую документацию. Все же, для виду, следовало имитировать хоть какую-то деятельность: похвалить вдоволь  и слегка пожурить – для поддержания авторитета министерства.
Лениво пролистав десяток эпикризов, медицинских карт амбулаторных больных и диагнозов, при беглом изучении очередного документа, члены медкомиссии, внезапно, пришли в недоумение. Лица их исказились, взгляды приобрели хищное выражение: какой-то врач в селе (!), (как тогда говорили – «на участке»), поставил диагноз, который они, матерые, степенные, умудренные многочисленными смертями своих больных профессоры, не ставили никогда в жизни и знали о нем лишь из учебников и лекций.

 – Это, вообще, кто? – с недобрым блеском во взгляде, вопросил главврача больницы министерский чинуша, глава медкомиссии.
Главврач смиренно отвечал: девушка из нашего города, терапевт, четыре года стажа, дочь заведующей терапевтическим отделением нашей больницы, закончила мединститут с отличием, начала работу на «скорой помощи», великолепно проявила себя, и ей было доверено несколько сел.

 – Это не означает, что она может ставить диагноз, который даже мы, с нашим опытом, не рискуем утвердить, – последовало замечание, – развели клуб любителей фантастики!

И тут, как в трагедиях Софокла, Еврипида, комедиях Аристофана, романчиках Диккенса и американских фильмах, на помощь главврачу (у которого взмок лоб) явился недавно прибывший в больницу ординатор. Узнав о посещении больницы столь неординарной делегацией, он решил не пропустить подобное событие и, по собственному почину,  прибыл в кабинет начальника в тот самый момент, когда главврач оказался перед дилеммой: поссориться с начальством или защитить своего врача? Врожденное азиатское и приобретенное имперско-советское чувство раболепия подсказывало: с начальством ссориться нельзя. Даже во имя правды. С другой стороны – неприятное, липкое, гадливое ощущение трусости, которому противилась вся натура бывшего хирурга-фронтовика.
Увидев ординатора, главврач вспомнил строки из характеристики, которой молодого врача снабдил главный терапевт республики: «…всячески способствовать и помогать – уже сейчас собирает материалы и готовится к защите кандидатской диссертации…». И главврач успокоился – вспомнил еще, с какой надеждой в голосе один из больных спрашивал в коридоре больницы, в каком кабинете работает новый ординатор.

Ординатор, в отличие от главврача, общения с членами медкомиссии не опасался: мать его работала в Комитете партийно-государственного контроля, и в доме их бывали люди повлиятельнее и посерьезнее этих бюрократов от медицины. Кроме того, уже на втором курсе его жажда знаний, память, скорость мышления и смелость оценок внушали неподдельное уважение как его друзьям, так и профессорам-преподавателям. Родись он в другой стране и в другое время, можно было бы смело приравнивать его к личностям уровня да Винчи и Ломоносова, ибо, при иных обстоятельствах, ему была уготована их стезя.
Свою речь в защиту незнакомой ему девушки-врача ординатор начал следующим образом:

 – Мы были бы наивны, мы не имели бы права носить белый халат, если бы действительно полагали, что больной с подобным диагнозом может встретиться только один раз в практике одного единственного доктора из другой страны, один раз в столетие, на одной из страниц отдельно взятой книги.… Следует радоваться, что наши вузы готовят настоящих специалистов, следует благодарить наших учителей и наставников. Медицина – наука, и мы, врачи, не имеем права быть косными обскурантами. Мы – исследователи, наблюдатели, которые не должны ничего исключать. Поэтому, да, – коллега поставила правильный диагноз, что следует из проведенного ею… 

И полилась разгромная речь. Демосфен и Цицерон (а Цицерона ординатор любил перечитывать) не защитили бы своих подопечных лучше: на каждый истеричный, невпопад высказанный выпад членов медкомиссии ординатор отвечал очередью стальных, выверенных фактов и аргументов.
Дискуссия закончились быстро. Члены медкомиссии скоро выдохлись: воевали они не на своей территории, много чего уже подзабыли, от возлияний и полных желудков мозги их, подернутые паутиной возраста и удобных шаблонов восприятия реальности, работали из рук вон плохо. Ординатор, в свою очередь, понимал, что не стоит добивать сдающегося противника, который, в любом случае, в силу своего менталитета и общественного положения, может отомстить главврачу больницы. Свое выступление он завершил парой добродушных шуток, вызвавших всеобщий смех, и поспешил в палату – следуя клятве Гиппократа.

Растерянные и осунувшиеся гости спрашивали главврача:

 – А это что за самородок? Почему не у нас – в столице?

Главврач, вскинув седую голову, с лучезарным блеском в глазах, сочно и степенно отвечал:

– А это наш будущий кандидат наук. По рекомендации самого… Врач по призванию. Больные уже по отчеству обращаются – уважают.
 – А…, – понимающе кивали члены медкомиссии, – само собой, разумеется.


 – Вы знакомы с  коллегой, за которую вступились? – осведомился главврач у ординатора после отъезда медкомиссии.
 – Нет, – последовал ответ.
 – Так познакомьтесь, – предложил главврач, – в одном учреждении работаете.
И они познакомились. А потом сыграли свадьбу, после которой родились я. Через некоторое время отец защитился, стал кандидатом медицинских наук, и в год рождения моей сестры был назначен заведующим терапевтическим отделением.