2. Голоса

Сон воспринимается реальностью. Понимаешь, что спал, когда просыпаешься. Не раньше. Этот момент, как трап между кораблем и пирсом, достигнув которого, останавливаешься, оборачиваешься назад, но нет сил задержать момент: надо сойти на берег, трап убирают, швартовые отданы. И вот, ты уже на пирсе, с легкой грустью провожаешь корабль, который исчезает в утреннем тумане очередных серых будней. Теряются детали, за тем очертания, и в этот момент важно не забыть откуда ты приплыл.

Егор услышал голоса. Они о чем-то беседовали, и с каждым мгновением пробуждающегося сознания, слова становились узнаваемыми, складывались в фразы. Фразы обретали смысл.

-В творчестве группы “Машина времени” я выделяю три песни, которые для этой группы стали роковыми. - говорил первый голос.

  - Дайте-ка угадаю,  - предложил второй голос, - Однажды мир прогнётся под нас.

-Это третья песня из трех. Финал-апофеоз. Да, особенно в свете того, что скажу. Начну с песни “Кого ты хотел удивить.”

-Она первая?

-Да, именно так. Вторая - это песня "Скворец". О ней - позже. Вернемся к первой.  Для Маргулиса она была слишком жесткой, Макаревич срывал голос. Попробовали все, но получилось у Кутикова. Согласитесь, другим голосом невозможно ее спеть. И вот, "машинисты", как бы на момент исполнения песни - не они в настоящем, а некто иной, кто их руками и языком сделал предсказание о таких людях, как они, решивших, что они - личности, вне Системы. Это чувство  рождено было в условиях их окружения.

- И, что это за окружение?

-Во-первых, это Москва. Во-вторых - это советская аристократия. Московская школа номер 19. Оттуда все началось. Юный Андрюша Макаревич создает группу с английским названием и пишет песни на английском. Год 1968.

-Если я не ошибаюсь, все участники группы из поколения бумеров.

-Для них коллективизм, коммунистическая идеология где-то на фоне. Запад уже не враг. Мир за Железным занавесом - ориентир на мировую культуру, и мировая культура не воспринимается, как  составляющая политики. Мы это поймём спустя десятилетия, потеряв Советский Союз. Они же этого не поняли вообще. Потому что для них понять это было
слишком больно.

-Для детей советской аристократии Железный занавес имел проходы, в отличии от остальных рядовых граждан.

-Да, Вы правы, они дети эпох Хрущева, Брежнева. Мораль коллективизма на тот момент потеряла свою силу, стала формальной. Это не трудовые фронта первых пятилеток.

-И кто же по вашему делал через них предсказание? Бог? Дьявол?

-Я скажу, что метафизически - Дьявол светский, Мефистофель Гете или  Воланд Булгакова. "Машинисты" своей песней высмеивали неформальные движения в Союзе. Вешали на них ярлык позеров. Мелениалы поймут.

-Да. И тут к слову, вспомнить финальные сцены фильма "Стиляги". Я был там. Там ни каких стиляг нет.

-Да.

-Тогда естественный вопрос: для чего было такое предсказание?

-Парадокс в том, что "машинистам" верили, как раз те, кого они высмеивали, но не показывали пальцем. Предсказание в общем, для нас, для тех, кто не был в высших кругах, кто потом окажется в дне сегодняшнем.

Егор открыл глаза. Белое пространство медленно превращалось в потолок, ограниченный стенами. Он перестал слушать голоса и вникать в смысл их беседы.

Голоса вскоре резко смолкли, и их тут же сменила легкая музыка. Потом какие-то фразы стали доноситься, да под балалайку, да под гармонь, душевно, широко.

-Щи да каша - пища наша! Отведай гречи, человече! Да по купечески! - трубил мужской бодрый хриплый бас, подражая старорусским рыночным зазывалам.

За ним продолжал другой, тоном повыше и  звонко:

-Какой гусар не пьёт узвар! Совпищепром - государственная торговая марка, предлагает фруктово-ягодные компоты в удобной экотаре. Легендарный узвар из советской столовки теперь в пирамидках! Удобно в дороге, в работе и на тусовке! - и тут же бодрый проигрыш: - Даже кашалот любит наш компот!

Закончился рекламный ролик восклицанием самого кашалота мягким басом: - Компотику бы!

 -Что общего у гусар и кашалотов? Компот! -Егор усмехнулся и отправился бродить взглядом по потолку. 

По центру - решетка вентиляции, от нее, по сторонам симметрично располагаются четыре светящихся белых квадрата встроенных светильников. Егор узнал потолок: он в Кремлевской поликлинике, она же и больница, угол Воздвиженки и Романова переулка. Здесь он недавно, с полгода где-то, проходил ежегодную медицинскую комиссию.

И вот, он снова здесь.

А, почему он здесь?  Комиссию-то прошел! Категория "А-первая" подтверждена!

-Тридцать пятый июнь. Решили: отметим после кортежа... Может, все-таки отметили? - заговорил сам с собой Егор, -  Тогда это залет, если попал в больницу! Стоп!

Он резко сел в кровати и зашевелил губами, как бы распробывая что у него во рту.

-Коты в рот не хаживали, значит пьянки не было!

Егор огляделся. В палате было довольно светло. Кроме потолочных светильников, свет видимо шел из окна, где-то справа. Егор повернул голову в сторону, где предполагал окно. Все так и есть, вот оно, большое, с бежевыми шторами и белыми прозрачными занавесками.

А вот стекло самого окна было полупрозрачным, видимо его закатали в матовую пленку. Ничего не видать, лишь размытые силуэты домов напротив, да огромные облака в небе. Одно прямо нависло над крышей дома. Еще что-то мелкое сновало быстро туда-сюда. На птиц не похоже.

 Взгляд Егора  скользнул по подоконнику и остановился на пустом месте, где должен был висеть радиатор  водяного обогрева. Радиатора и следа не было. Не было труб подвода и отвода, стояка, уходившего а потолок.

-Ремонт что ли был? Вроде как историческое... - пробормотал под нос Егор.

Про архитектурную ценность здания Егор узнал как-то от младшего брата. Федор не пошел по его стопам, выучился на архитектора. Он и просветил старшего, что Кремлевская поликлиника располагается в здании, построенном  после гражданской войны в стиле конструктивизма.

 Рядом с кроватью - удобная спец тумбочка, на колесиках, под медицинскую многофункциональную кровать. На тумбочке - пульт управления кроватью и кнопки вызова дежурного санитара.

Стоп! Палата интенсивной терапии. Ради комиссии сюда не положат.

Взгляд продолжил путешествие.

За спец тумбочкой до самого окна - целый метр свободного пространства. В палате, где он находился на комиссии пол года назад,  там  стояла еще одна кровать и тумбочка, по проще.

Егор вернулся взглядом к окну. На матовом стекле он различал очертания домов напротив по Воздвиженке: музей архитектуры имени Щусева и музей книги. На фасаде барельефы философов, учённых писателей. Их он не различал. Сквозь матовое окно барельефы смотрелись просто темными размытыми полосами. Там же рядом вход в метро, остановка Александровский сад.

 Картина привычная.

А, вот то, что было в небе при внимательном рассмотрении, даже через матовую пленку, на облака походило слишком мало. Теперь Егор это понял.

 Большие, веретенообразные объекты, которые он принял поначалу за облака, медленно и величаво парили над силуэтами  зданий, другие, размером значительно меньше, сновали вокруг в броуновском движении. Создавалась некое подобие морских глубин, где вокруг китов кружились стайки мелкой рыбёшки, а ты словно лежишь на дне, среди камней и наблюдаешь это великолепие.


Егор вдруг вспомнил сказку из детства, когда на стене возникали лубочные картинки под незатейливую народную музыку и отцовский низкий с хрипотцой голос. Егор поймал себя на мысли, что давно не видел отца. Надо бы навестить старика.  Интересно, его телефон с проектором сохранился?

Окно не отпускало   внимание Егора замысловатым калейдоскопом нечетких образов.

-На дирижабли похоже, видимо какие-то рекламные, а вокруг птицы... Это же Москва! - нашел он себе объяснение. - Не птицы, а  коптеры! Их разрешили?

Сознание озарила вспышка света. Яркое солнце возникло в памяти, в окуляре зависшего коптера Егор видел свое отражение и чувство падения...

Последнее, что Егор помнил перед потерей сознания, был взрыв. И если он сейчас жив, значит, уцелел, но при таком взрыве вряд ли его не задело. Однако, Егор не чувствовал в теле дискомфорта.

- Здравствуйте. В эфире Эхо Москвы и Юлия Латынина. Сегодня у нас такие темы. Сапоги с царской ноги...

Егор вскочил на кровати.

-Какая еще Латынина? - вырвалось у него. - Иноагент же!

Вот это прозвучавшее неожиданно "Здравствуйте!" пришло от стены напротив, где висел большой круглый динамик с ручкой регулировки громкости. Весьма раритетный аппарат. Почему из этого аппарата, который в далеком прошлом голосом Левитана собирал всю страну, сейчас вещала Латынина?

В голове началась настоящая карусель. Кто мог в "Кремлевке" включить Эхо Москвы? Маяк, Вести, Комсомольская Правда, но не Эхо Москвы!

Тем более, через аппарат приема проводного радио! Егор помнил, что видел розетки проводного радио в госпитале, но они давно не работали. Такому аппарату сто лет в обед, но его почему-то повесили на стену и вещают запрещенную радиостанцию!

- Итак начнем с нашей первой темы. - продолжал голос Юлии Латыниной, - Уже стало традицией российского самозванного царя ежегодно дарить со своего плеча или в данном случае, ноги, подарок лучшему солдату, то есть, простите за неточность, научному сотруднику. Ныне такой подарок ...

Егор спрыгнул с кровати, как-то слишком легко, и еле удержался на ногах, чтобы не упасть. Выпрямившись, растерянно огляделся по сторонам.

- Какой еще царь? Какая Латынина?! - вырвалось у него снова.

За спиной послышалось клацанье дверной ручки. Кто-то вошёл в палату. Егор обернулся и увидел на входе высокого, статного мужчину в очках, с бакенбардами и в белом халате по верх синего мундира. Встретившись взглядом с Егором, мужчина по-доброму улыбнулся и произнес:

-С Пробуждением, Егор Алексеевич!

-И... Вам, здрасьте... - ответил растерянно Егор.

Человек в белом халате уверенно, размеренными шагами со скрипом кожаных туфель направился к Егору. Сочетание мундира и бакенбард бросалось в глаза и это обстоятельство смутило Егора пуще прежнего.  Такая фривольность была явно не по уставу.

-Меня зовут Александр Густавович Штольман. - представился на ходу человек, - Имперский Лейб-медик. Впрочем, можно ко мне обращаться проще, и не столь официально. Для сотрудников я Густавич.

Только сейчас Егор ощутил  себя совершенно нагим. Заботливый доктор подхватил простыню с кровати и протянул Егору, чтобы тот прикрылся.

-В Вашем отношении мои поздравления с Пробуждением не дань этикету.

Штольман  прошёл к окну, за которым движение силуэтов не прекращалось ни на миг.

-Немец? - сорвалось с губ Егора.

-Немец! - с довольной улыбкой ответил Густавич, обернувшись к Егору. - Такова многовековая традиция!

-В Европе совсем плохо?

Густавич иронично усмехнулся, поправив очки:

-Матерное слово, с которым только русский человек проводит аналогию с числом Пи, может кратко и емко одновременно охарактеризовать положение в Европе. Дело давнее. После Второй Реконкисты вернуться можно было бы, но я уже здесь корни пустил.

-Мало, что понял... - мотнул головой Егор, - Ладно с Европой. У нас-то, что?

- Что ты так разволновался? Тебя Эхо Москвы или упоминание царя смутило? - спросил добрым голосом доктор, и прошел к радиоточке. - Выключу ее, чтобы тебя не тревожить.

-Латынина... - произнес Егор, поворачивая голову за доктором.

-Латынина. - повторил доктор, и выжидающе взглянул на Егора.

- "Эхо Москвы"... А, тут мы в Кремлевке...Их же запретили! Что произошло? Сколько я здесь? И там, за окном что-то летает... Ведь, запрет...

-Да ты, ложись! - улыбнулся доктор, выключая радиоточку. - Тут много чего произошло. Ты так сразу не осилишь.

При ближайшем рассмотрении доктора, круглые очки в массивной черной оправе и мощные седые бакенбарды  делали его лицо вытянутым и еще более сухим. На вид ему был уже восьмой десяток, но в движении его вероятный возраст совсем не определялся. Синего цвета мундир, по верх которого был накинут белый халат, выглядел весьма необычно. Такие Егор видел только в кино про времена царской России.

-Зашёл вот, тебя поздравить с возвращением в строй после длительного отсутствия. Есть, правда, весьма серьезные изменения в твоём статусе. Если говорить по-нашему, апельсинка от осинки возможна.

Штольман достал из кармана халата апельсин и кинул Егору. Кинул странно, не так, что бы поймать, а чуть в сторону. Рука Егора молниеносно поймала фрукт.

-Угощайся!

Густавич  заметно серьезно  произнес свою фразу про апельсинку, что прозвучавшее в его устах было для Егора чем-то значимым.

- По-вашему... По какому вашему? - Егор ощутил  нарастающее волнение.

Он так и не вернулся в кровать, стоял подле нее, прикрываясь простыней с апельсином в вытянутой руке, всем своим видом напоминая  модель для художника с натуры.

-По-нашему, значит, по-русски. Хотя, понимаю, от немца слышать такое весьма парадоксально. Царское Научение о вытеснении иностранных слов из речевого оборота. - пояснил Густавич, - Ну, по возможности. Главное, что бы иностранщины по-меньше.

Густавич сложил руки за спиной. Он явно ждал, как себя поведет Егор.

-Царский указ? Россия светское государство с президентом и парламентом... - Егор переменился вдруг, его губы растянулись в улыбке, выражая осенившую его догадку, -Да ладно!  Это розыгрыш такой, да? Пацаны решили приколоться! И где у вас тут камера спрятана?

- Ну что за жаргон, Егор Алексеевич! Пацаны! Вы не молодой вор, и не мальчик с недоразвитыми половыми признаками! Что за тяга к самоуничижению?

Егор кивнул головой, медленно опустив руку с апельсином.

-Хорошо,  играем до абсурда? Ну, и зачем такой указ царь ваш придумал?

- А, он не наш царь.

-В смысле? - опешил Егор.

-Мы не поданные. Он царь не над нами и не для нас. Мы не ему служим. В этом и суть. Со временем поймешь. Вот, пока слушай так. Спросил как-то царь одного боярина, по-твоему пониманию, депутата, в Думском собрании, что делать тот намерен в решении некоего государственного вопроса, а тот говорит, мол, вопрос буду педалировать. Тут ему царь и говорит:  сам понял, что сказал? Тот и ответ держит: Андрей Борисович, к царю обращается, ..

-Андрей Борисович? - перебил Егор.

-Да, Андрей Борисович... - Густавич прервался в своем рассказе, но и глазом не моргнул.

-К царю?

-К царю, да. По имени и отчеству. У нас нынче все так обращаются друг к другу, а еще и "товарищ" добавляют. Ну вот, говорит боярин, педалировать, значит вопрос держать на повестке дня. Царь и отвечает: видишь, сам объяснил понятно, так говорить и надо. Вот, говори, лично я, депутат такой-то буду заниматься этим вопросом! Сам-то чуешь, как смысл меняется? Педалировать или заниматься? Педалировать - это как бы пообещал, но не подписался.

Доктор подошел почти вплотную к Егору со сложенными за спиной руками, от чего стал походить на ворона.

-А-а-а! - протянул Егор и погрозил пальцем, - Интригу держите? До последнего играете?

Доктор сделал шаг назад, сложил на груди руки крестом и посмотрел ожидающе на Егора, давая всем видом понять, что ждет, когда тот успокоится.

-Ты прав. Тридцать лет назад федерация такой и была. Но, сегодня мы живем в Империи! -  Густавич развернулся к окну, взялся за шторы и распахнул их  до конца, - В Великой Российской Империи, над которой никогда не заходит звезда по имени Солнце!

Опустив руки, он словно  сбросил эпичность момента, и прошел обратно к стене, где висела радиоточка. Сел на стул, и произнес фразу, как подытожил:

-Правда, официально Россия остаётся федерацией и такой она была от Ивана  III. Это матрица территориального устройства России. Каждый князь в своем наделе, но делаем общее дело! Вот, сенаторы да губернаторы есть у нас, но не князья они.

Егор мотнул головой.

-Ладно... Маскарад вот этот на Вас, зачем? Я достаточно взрослый человек, чтобы не вестись на такой примитив. Что происходит?

-В каком-то другом случае  мундир девятнадцатого века был бы перебором. Только это не примитив. В нашем случае это маркер. - ответил спокойно и уверенно доктор. - Задача не разыграть тебя, а сориентировать в правильном направлении. Реальность - это порядок вещей и событий, связанных памятью человека. Каждый миг своего бытия мы смотрим из прошлого в настоящее, и в этот же миг определяем свое будущее. - Штольман с серьезным видом встал и подошёл к Егору, - Проблема в том, что мгновение назад тебя кто-то обогнал.

Он сделал паузу, а затем выделил:

- Я.

Спич доктора озадачил Егора, однако Егор знал, как надо поступать в этом случае. Закурить сигарету, если куришь, пошарить в карманах. Или почистить апельсин. Нужно действие , до автоматизма простое.

-Одел, вот, мундир позапрошлого века, к примеру. - продолжил доктор, наблюдавший за реакцией Егора, -  И определил ход твоих мыслей. Теперь ты живешь в моей реальности. Так надо было мне, что бы ты нелепость эту с мундиром и бакенбардами именно таковой и воспринял. И что в этом случае будешь делать ты?

-Не думай о белой обезьяне?

-В нашем случае - синий мундир. Эта реальность еще не застыла, она пластична, податлива, как сырая глина. Самое время внести свои коррективы. Либо суммарным объемом своих личных изменений, сейчас для тебя это невозможно, либо просчитанным точечным воздействием в зону потенциального дисбаланса.

Доктор выдержал паузу.

-Ну, нашел зону дисбаланса?

-Ага,  царский указ - хвост собачий? - ответил Егор.

Густавич усмехнулся.

-Молодец! Просто, но действенно.

-Играю на Вашем поле. - серьезно ответил Егор. - Окно для меня заклеили? Что там не так?

-Ты сам подойди и посмотри. - предложил Густавич, и сделал рукой приглашающий жест.

Обмотавшись простыней и заткнув за пояс концы, Егор метнулся к окну и принялся пальцами искать где можно сковырнуть пленку. Но пальцы скользили по стеклу.

-Тут нет пленки!

-Нет. Попробуй рукой провести, как вот брился и зеркало вдруг запотело.

Егор провел по стеклу рукой, словно протирал его. Пару мгновений и оно стало прозрачным. Облако над музеем книги оказалось дирижаблем, как и предполагал Егор.  И таких аппаратов еще с пяток висело в небе над Москвой на всем пространстве, видимом из окна.

-Этот - туристический. - пояснил Густавич, указывая на дирижабль, самый ближайший, над домом музея  книги. У него была самая яркая раскраска по всему корпусу. Красные, синие и белые  замысловато переплетающиеся полосы на светлом фоне и огромный двуглавый орел на носу.

Броуновское движение аппаратов меньшего размера теперь не искаженное полупрозрачным режимом окна, на деле оказалось четко организованным. Вереницами они тянулись над Москвой, образуя транспортные потоки в несколько уровней. Иногда из этих потоков к земле уходили летающие аппараты, другие поднимались вверх. Аппаратов Егор различил трех видов. Одни напоминали формой закрытые лодки с парой турбин на корме и носу, другие, поменьше, выглядели ракушками, с открытым  как у кабриолета салоном, встречались еще и закрытого типа, третьи, явно летающие подобия мотоциклов, в форме перевернутого коромысла, с дисками на концах, видимо так же, турбинами, непонятного Егору принципа работы.

Егор перенес взгляд на Воздвиженку. По улице шли люди в своих заботах. Кто один, а кто и в паре. Что-то обсуждали, не сбавляя ходу. Привычная картина для Москвы днем.

Только вот, если бы не одежда. Она напоминала туники, различного кроя и цвета.

-Сегодня в Большом праздник? Откуда столько артистов?

-Мода изменилась. - объяснил Штольман, Россия - Империя, Москва - третий Рим. Соответственно, и стиль одежды.

Егор заметил, что не мало людей шли в сопровождении летающих шаров. Они следовали за людьми, как домашние животные, умело обходя при встрече на пути такие же аппараты и людей.

Штольман заметил внимание Егора и объяснил:

-Колобок. Так называют индивидуальный интеллектуальный помощник.

-Летающая умная колонка с Алисой? - пошутил Егор, но сам услышал нервные нотки в голосе. -Какой сейчас год?

-Две тысячи шестьдесят пятый! - объявил Густавич.

-Не может быть! - сначало тихо произнес Егор, а затем резко отвернулся от окна  к Штольману,  и громко воскликнул: - Не может быть!

-Может! - Штольман стоял рядом с Егором, как статуя, - Ты милок, теперь "железный дровосек", если с иронией, а так - киборг, или по-нашему, челмаш. Наполовину человек, наполовину машина. Вот оно, как может быть!

Голос Штольмана звучал весьма убедительно. Теперь он стоял напротив Егора, демонстрируя полное спокойствие.

Егор развернулся от окна и вернулся на постель. Всего три шага до кровати. Нужно продумать свой следующий ход.


-На твоем месте молчать бы я не стал. Говори со мной. - тон Штольмана был требовательный.

-Вот что, доктор. - решился Егор, покручивая пальцами апельсин, - Я вам нужен. Вот какой маскарад ради меня затеяли.Окно можно открыть? Душно.

-Егор, ты не можешь чувствовать дискомфорта. Ты - машина. Окно не открою. Нельзя. Умное стекло здесь против любителей заглядывать в окна с коптеров.


-Апельсин же могу есть?

-Можешь. -усмехнулся доктор.

Егор демонстративно поднес фрукт к рту и откусил большой кусок со шкуркой. Горечь эфирного масла цедры, сладость и аромат мякоти, знакомые с детства. Егор все это ощутил.

Кроме рефлексов на горечь и кислоту. Он жевал апельсин с цедрой так же легко, как если бы ел хлеб. Будь он человеком, все ощущалось бы иначе.

Егор снова откусил кусок. Сок тонкой струйкой потек по руке.

Штольман иронично склонил голову в бок, как бы рассматривая потуги Егора что-то ему доказать.

-Вкусно?

Егор отстранился и рассмотрел надкушенный плод.

-Ладно, доктор. Значит, я вам нужен. Тогда сделайте мне невозможное. Вы же хотите, чтобы я поверил в этот спектакль.Я не силен в технологиях, и не знаю, что вы сделали для вида за окном. Наверное, я очень важен для вас, раз столько статистов нагнали под окнами ходить.  Приведите мне майора Азова.

-Полковника. - поправил Густавич.

Егор ожидал растерянность Штольмана, но тот, как и прежде демонстрировал полное спокойствие удава.

-Не вопрос. -ответил Штольман и зашагал к выходу из палаты.