Моё политинформационное детство. Свердловск

А утром приехал папа!
Он привёз огромную фарфоровую чашку, всю изрисованную знаменитыми зданиями Владивостока. На самом видном месте золотом горела каллиграфическая надпись:

«Владивосток далеко, но ведь это город-то нашенский» – В.И. Ленин.

Пока я любовалась хрупкостью прозрачных стенок, пока смотрела сквозь них на мир, мама жаловалась папе.
- …отбилась от рук! Погляди, что за ужас! Ведь выгонят…Позор и стыд…Ничего не делает, только читает день и ночь!
В результате случилась катастрофа. Мама решила уволиться и учить со мной уроки.
Прощай, вольная жизнь! Игры во дворе вместо занудных уроков, тайные походы в лес и кормление всех соседских собак моим обедом… Спасите-помогите! Из меня хотят сделать отличницу!
Бурно, как всегда, прошёл Новый Год. А второго января было воскресенье и папа сказал маме:
- Там на рынке будет гонка по вертикали! Пойдём?
- Нет идите вы без меня, у меня от мотоциклов голова раскалывается. И холодно сегодня. Не пойду.
Ага, мотоциклы! Папа очень любит мотоциклы, в Ирбите он так оглаживал дяди-Вовиного Конька-горбунка, так часто и увлечённо говорит маме об Ирбитском мотоциклетном заводе, где механиком работает его младший брат… Значит, сегодня будут гонять и стрекотать мотоциклы. Нормально, интересно. Но почему по вертикали?
На улице вокруг было как-то чётко и черно-бело, не могу рассказать, отчего. Люди быстро бежали, подгоняемые резким пронизывающим ветром. Не то, чтобы сильным, но весьма бесцеремонно забирающимся под одежду. Мама надела мне двойные варежки и шарфом закрутила лицо, как тут дышать? Еле ободрав это шерстяное забрало, я кинулась догонять папу. Он размашисто шёл в своём черном пальто до пят, спешил к рынку. Дорога мне известная, тысячу раз хоженая, но сегодня народу больше, чем обычно. Везде с лотков торгуют разными новогодними разностями и красивыми «пустячками». Глаза разбегаются, мне хочется всё, что вижу.
- Пап, смотри, вон какой заяц…
- Вот глаза завидущие, мы ничего покупать не будем, а то на билет не хватит.

Скоро я увидела круглое очень высокое сооружение из железных труб и щитов, обитое синей материей. Его обегала надпись из очень крупных белых букв «Гонка по вертикали». Наверху этого гигантского «стакана» проходила огороженная площадка для зрителей, к ней вела узкая винтовая лестница. А у подножия лестницы стояла тётя и продавала билеты. Она была так укутана, что разглядеть: старая она или молодая, было невозможно. Вовсю призывно ревел громкоговоритель, созывая зрителей. Играла музыка, было радостно и тревожно одновременно. Папа купил билеты, и мы полезли по крутым ступеням наверх.
У-у-у! Там было ветрено! Но народу набилось, как сельдей в бочке. Все стояли, плотно прижавшись, согревая и защищая друг друга от ледяных порывов. Мне ничего не было видно, кроме чужих черных пальто и пуговиц, куда толпа упёрла меня носом. Я заныла. Тут же кто-то сказал:
- Пропустите девочку!
И меня вынесло прямо к ограждению. Ой, оно было такое реденькое и хлипкое, я перепугалась, что сейчас толпа колыхнётся и меня давленёт прямо в чёрную пропасть, что открывалась у моих валенок. Но рядом уже был папа. Он обхватил меня рукой и прижал к себе, уф!
Однако, музыка-музыкой, празднично, конечно, но где гонки? И вообще, разве можно гонять по такому небольшому пятачку внизу? Неправильно всё это как-то…
Тут сильный голос сказал:
- Товарищи, отойдите от края, мы начинаем!
И сразу внизу открылась дверь. В светлом квадрате проёма показались мотоциклисты, зрители в вожделении громко втянули воздух, раздалось негромкое: «Ах».
Ну и что? Ну заревели мотоциклы, помчались по небольшому кругу внутри деревянной арены, что такого?
Всё быстрее и быстрее мчатся они, два мотоциклиста, один в красном комбинезоне, другой в синем, они едут как бы навстречу друг другу, но не сталкиваются, их скорость всё больше, от рёва машин кружится голова, а черные клубы вонючего бензинового дыма заполняют весь «стакан» арены, не дают мне дышать.
…Мне показалось или это правда? Один из мотоциклов вроде бы заскочил на стену и даже проехал по ней, по отвесной стене? Вот и другой уже катит не по арене, а тоже по стене! Как же они держатся? А скорость и рёв заполняют уже всю вселенную… Выше, выше мчатся машины, кружат по спирали, вот уже они на середине «стакана»! Смотрите, мотоциклы летят под прямым углом к плоскости стен… Так вот она какая, гонка по вертикали!
Зрители ревут от…ужаса? От…восторга? Я не пойму, потому, что в этот миг прямо у своих ног вижу, как мелькают бешенные, остекленевшие глаза одного, потом другого, мотоциклы вьют круги прямо здесь, у поручней!
Быстрее, быстрее!
Ветер свищет, скорость завораживает, страх за наездников сжал моё сердце в горячую точку, оно уже и не бьётся, а застыло в ужасе…восторге…в диком порыве, что сотрясает тело и спирает в груди дыхание! Хочется самой быть там, на этом ревущем коне и нестись, нестись по нескончаемой спирали по вертикальной стене…
Мотоциклы то опускаются к земле, то вздымаются к небесам. То вверх, то вниз навстречу друг другу летят синяя и красная стрелы, пол под ногами дрожит, стены «стакана» ходят ходуном.
Какое упоение!
Но вот движение замедляется, мотоциклисты начали спуск.
Ниже, ниже… накал эмоций спадает, спадает и скорость…Вот мотоциклисты на арене, остановились и машут зрителям…
Всё, номер окончен… Но смятенное дыхание расправляется с трудом, люди глубоко вздыхают, приводя чувства в норму, толпа рукоплещет, шумит, кричит что-то…
- Пап, ну здорово же!
- Прямо сумасшествие какое-то…
- Жаль, мама не видела!
- Жаль…
Мы спускаемся вниз - бусины тёмной и мокрой шерстяной и фланелевой человеческой змеи, огибающей вертикальную арену сумасбродств и чудес отважных мотоциклистов…
Незабываемое зрелище.
Мы идём домой медленно, переживая увиденное, прочувствованное. Что-то говорит мне, что этот жизненный опыт я не забуду никогда, никогда.
- Пап, а люди храбрые, да?
- Храбрые.
- А эти вот мотоциклисты, они самые храбрые на свете?
Папа не отвечает. Он внимательно смотрит куда-то.
Мы проходим ворота рынка. Там, на своём обычном месте прямо на умятом и затоптанном снегу сидит на дощечке безногий старик, торгует папиросами и всякой мелочью. Ноги оторвало ему на войне, я знаю, папа рассказал. Я улыбаюсь инвалиду по-свойски – знакомы ведь. Он подмигивает и протягивает мне палочку мелу. Я беру, а папа вдруг суетливо лезет в карман и даёт старику целый рубль! Тот не хочет брать – подарок ведь. Но папа говорит ему чего-то и кладёт рубль в грязную алюминиевую кружку без ручки, что всегда рядом со стариком.
- Пап, ты чего? Мел ведь копеечка?
- Ты знаешь, кто тебе этот мел дал?
- Конечно, деда Степан…
- Самый храбрый человек на свете. Запомни это. И не забудь. Никогда.

Прошло много лет, и я помню. И не забуду. Никогда!