Почти мистическая история

ПОЧТИ МИСТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ
1.
Ленинградом я бредила со школьной скамьи. Все мои одноклассники хотели в Москву, а я – только в Ленинград! Что он мне дался – я и сама не могла объяснить. Может быть, меня туда тянуло, что по этим улицам ходил мой лучший друг – Пушкин? Или, может, белые ночи меня так манили?
И вот ранним утром я прилетела в Ленинград поступать в университет. Подала документы на филфак и поехала устраиваться в общежитие. Оказалось, что быть бездомной очень неудобно. С утра я ещё ничего не ела и валилась с ног от усталости. Однако, когда я наконец-то получила место, мне стало страшно оставаться здесь одной. Голая обшарпанная комната с пустыми койками наводила тоску.
До самого вечера я шаталась по городу. Сидела в скверике на скамейке, бродила по Невскому, заглядывая в витрины магазинов и кафе. Вечером мы встретились с одноклассником.
– В общаге так плохо, Димка, – сказала я товарищу. – Я не хочу туда возвращаться…
– Ну и ладно… Ночью посмотрим, как мосты разводят… Ты ведь об этом мечтала?..
– Ну да… – неопределённо ответила я. Не рассказывать же ему про своего друга Пушкина.
И мы гуляли всю ночь. И она была такая чудесная, эта белая ночь. Только очень холодная. И в своём коротеньком поплиновом платьице я так замёрзла, что мне было уже почти всё равно, что я в Ленинграде.
А когда в серых сумерках чудовищно заскрежетал и начал вздыматься в небо Дворцовый мост, мне стало страшно. Мост – это что-то несокрушимое, незыблемое, надёжное. Он соединяет не только берега – он скрепляет времена и пространства. Мост – словно сама жизнь. Между рождением – и смертью. Между одной душой – и другой. Между вчера – и завтра. Между вечностью – и вечностью. Нет, это неправильно – когда мосты разрываются...
Я не знала тогда даже имени Марины Цветаевой, не то что строк из её «Поэмы Конца»:
Мост – это, как страсть,
Условность: сплошное между…
Но, наверное, именно тогда, находясь ещё в начале пути, я смутно почувствовала зыбкость этого «между» и зябко поёжилась. Куда приведёт меня мой жизненный мост?
– Пойдём отсюда! – сказала я Димке. Но идти нам было некуда.
Мы забрались в телефонную будку и, дрожа от холода, грелись в ней, если её можно было назвать тёплым местом. А утром, когда глаза уже закрывались от усталости, я приехала в общагу – и рухнула на кровать. И мне снилось, как Пушкин с Достоевским разговаривают про чудесные белые ночи в Петербурге. А я вмешиваюсь в их разговор и говорю:
– Да, конечно, они прекрасные, эти ваши белые ночи, но такие холодные. Не то что у нас в Кишинёве… На юге ночи такие тёмные, но такие тёплые…
– Да, – восклицает Пушкин, – помню-помню, в Кишинёве были совсем другие ночи, нежели у нас в Петербурге…
Петербург… Петроград… Ленинград… И снова Петербург… Как бы его ни переименовывали, он всегда оставался собой. Город белых ночей и чёрных зим. Город дворцов и трущоб. Город-мечта и город-страдание. Город-тайна и город-призрак. В нём так смещены все границы времён и пространств – что легко можно встречаться и с самим Пушкиным. А пленённая в гранит Нева так непокорна, что то и дело бунтует, вырывается из берегов и грозит самому городу уничтожить всё, что ей заблагорассудится.
Ты такой разный, такой своенравный, такой непредсказуемый, мой Петербург… Ты так многих погубил, но так многих возвысил… Тебя трудно любить, но я полюбила тебя так преданно, как можно полюбить только человека.
Я не вглядывалась тогда в то, что находится там – по другую сторону моста. Я так мало знала о жизни, что совсем не думала о том – каким оно будет, моё завтра. Я просто шла.
2.
С той поры минуло немало лет. Жизнь разворачивалась совсем не так, как я себе представляла. Я тосковала по тебе, мой город. В затерянном во льдах городишке за полярным кругом от разлуки с тобой спасала только работа. На студии телевидения она была интересной. Я влюбилась в журналистику. И твёрдо решила ехать в Москву и поступать на журфак. Для этого понадобились документы, за которыми нужно было ехать в Ленинград.
Мы прибыли в город ранним утром в начале июня. Я и двое моих детей: 11-летний сын и 5-летняя дочь. Это было самое любимое мною время белых ночей. Настроение у меня было приподнятое. Я намеревалась убить нескольких зайцев. В первую очередь, конечно, встретиться на Мойке с Пушкиным и познакомить с ним детей, потом пройтись по Невскому до Дворцовой площади, перейти через Дворцовый мост на Стрелку, а оттуда уже рукой подать до университета, где нужно было забрать мой школьный аттестат. Главный заяц, ради которого, собственно, мы сюда и приехали.
Однако в деканате мне сообщили, что за давностью лет мои документы переданы в архив. Мы отправились туда, благо он находился неподалёку. Архив располагался в старинном особняке. Галерея комнат с высокими потолками и стеллажами до самого верха. Мы шли по этому широкому бесконечному коридору, взирая на груды картонных папок с документами, которые в полном беспорядке валялись на полу, образуя горы. Просто какие-то египетские пирамиды из этих папок! В конце этой анфилады находился кабинет архивариуса.
– Видите, что у нас творится? – сказала она. – После недавнего наводнения многие документы попросту утрачены. Всю оставшуюся жизнь можно здесь провести в поисках.
– Ну, может быть, мы хотя бы попробуем? – неуверенно спросила я.
– Как хотите. Только это бесполезно. Ищите папку вот с таким шифром, он обозначен на корешке. Один ряд вверху, другой внизу.
Она написала цифры на бумажке.
– Ну, ничего, – бодро сказала я своей команде «поисковиков». – У нас с вами целая неделя, будем приходить сюда каждый день часа на два. Сейчас поищем папочку, а потом пойдём гулять. Кто найдёт – тому куплю шоколадку, – воодушевила я их. А сама подумала: «Ну, хотя бы я буду знать, что сделала всё, что смогла».
– И мороженое, – сказал сын.
– И пирожное с газировкой, – подхватила дочь.
– Всё будет, – с улыбкой пообещала я и смело вошла в первую попавшуюся комнату напротив кабинета архивариуса. – Начнём отсюда и постепенно будем продвигаться к выходу. Давай, доченька, складывай вот эти разбросанные по полу папочки в стопочки, – предложила я, чтобы чем-нибудь занять ребёнка. – А ты, сынок, просматривай папки на стеллажах, чтобы совпали эти два номера. Я беру эту полку, а ты вот эту, – махнула я рукой и подняла голову вверх.
Сын нагнулся, поднял из-под ног папку и сказал:
– Вот она…
– Что? – переспросила я, не веря своим ушам.
– Да. Это она, – повторил он, сверив цифры кода.
Я посмотрела на шифр – и теперь не поверила своим глазам. Это определённо была та самая папка. В этом бедламе мы нашли её за секунду.
– Что? Уже уходите? – не удивилась архивариус, когда буквально через минуту мы вернулись в её кабинет.
Я молча протянула ей документы.
Дама уставилась на меня с нескрываемым ужасом.
– Ну, бывает же такое! – наконец выдохнула она. – Просто мистика какая-то… Это чудо!
Она же не знала, что моему городу ничего не стоило сделать мне такой царский подарок – за верность в любви, наверное. Она просто достала из папки пакет с моими документами – и протянула мне. Они покоробились от взбалмошной невской воды, аттестат был покрыт плесенью, но разве это имело значение…
Мы шли обратной дорогой мимо неразобранных «египетских пирамид» и радовались, что не проведём здесь оставшуюся жизнь. На улице светило солнце, нежно зеленели деревья и громыхали трамваи. А мы ели мороженое, пирожные, шоколадки – и запивали их газировкой! Я не вглядывалась в то, что по-прежнему таинственно скрывалось в тумане – по другую сторону моста. Я просто продолжила путь.