Осколки радуги. Часть 1 - Глава 10

Глава 10

У подножья холма, старательно скрываясь среди красно-жёлтой листвы окружающих деревьев, ютился маленький домик цвета красной глины с небольшим двориком, к которому Анаэль направлялся по тропе вдоль лугов с цветущим ирисом и ландышами. Представленный антураж словно сходил с холста пейзажиста, который в своём произведении желал передать сказочную, животрепещущую атмосферу радости и счастья. Весь воздух был пронизан мириадами чудесных, пьянящих запахов. Медовые, шоколадные, карамельные, ванильные нотки, перемежаясь, составляли самые необычные аккорды. Непривычно яркое солнце излучало некий особый оттенок и словно сияло через призму некоего прозрачного камня, распространяя вокруг яркие блики, которые то появлялись, то исчезали, а в некотором отдалении от домика виднелся водопад, притягивающий взор своими сияющими потоками.
До дома оставалось несколько десятков шагов, когда он заметил направляющуюся навстречу даму в длинном до пят белом хитоне и длинными, завораживающими своей красотой, развевающимися ярко-рыжими волосами. Высокий и стройный стан выдавал в её образе какое-то величие. Передвигалась она удивительно плавно, и если бы Анаэль не обратил внимание на ступающие по земле босые ступни, мог подумать, что она парила над землёй. Приятное трепетное, почти сокровенное чувство охватило его целиком, когда он уже мог разглядеть черты её лица с удивительно красивыми, изумрудного цвета глазами и россыпью веснушек, что придавали ей особое очарование.
— Как долго же ты странствовал, сынок.
— Здравствуй, мама — произнёс Анаэль, уже не обращая внимания на металлический тембр своего голоса, — как же я рад тебя видеть вновь.
 Она обняла его, и её прикосновения были сродни чудодейственному бальзаму что, проникая в самую душу, внезапно избавляет от всех тягот, бремени и забот. Спокойствие и лёгкость всецело поглотили его. Казалось, что больше никогда и ничего плохого в жизни не случится, и вся эта наполняющая его благодать никогда не покинет.
Хотелось сказать много слов, но ком застрял в горле, и он с трудом сдерживал слёзы радости.
— Всё хорошо … всё хорошо, Эли, –– прошептала она, поглаживая его волосы — Уже скоро всё закончится, осталось совсем немного, и ты наконец-то вернёшься домой. А я, как и прежде, буду тебя ждать.
— Скоро? Разве это ещё не всё?
— К сожалению, мой дорогой, у тебя ещё есть дела на Земле, но теперь всё самое неприятное позади, больше ничего плохого с тобой не случится, — её голос звучал, так медленно и плавно, так гармонично, словно не звучал вовсе, но обволакивал и проникал настолько глубоко, что попросту не давал возможности, даже на мгновение усомниться словам, —  твой наставник никогда не сомневался в тебе и гордился твоей выдержкой, самоотверженностью. С детства ты был неугомонным и непокорным, но и тогда я замечала, что за твоим буйным нравом всегда скрывались гуманные идеалы в стремлении помочь всем, кто нуждался в помощи. Уже тогда я не сомневалась, что, повзрослев, ты сам захочешь стать волонтёром на Земле. И ты выбрал именно эту деятельность. Люди нуждаются в таких, как ты, им нужен тот, кто укажет путь. Ты знаешь, у каждого человека своя программа и менять её было бы бессмысленно, их необходимо только направлять в соответствии с предначертанным планом. Зачастую они сбиваются с пути, и развитие идёт не в правильном русле. И вот, кто-то завершает свою программу, как было задумано, и покидает свою жизнь безмятежно, другие же, изменившие направление плана, завершают своё существование в муках и страданиях, а эти страдания никому не нужны. Но довольно об этом, давай с тобой прогуляемся, сынок.
Она взяла его под руку, и они отправились к невысокому утёсу, с которого струились, поблёскивая, потоки воды.
Они приблизились к водоёму, обрамлённому каменными уступами, в который устремлялся каскад искрящихся лент, что разбивались на сотни сверкающих жемчужин, рассыпающихся по поверхности. Устойчивое ощущение, что он много раз видел эту картину, не покидало его, но всё же этот сказочный вид не мог не завораживать, сколько бы он на него ни смотрел.
— А теперь, Эли, спускайся к воде, она исцелит тебя и придаст сил.
Не снимая с себя одежд, Анаэль послушно спустился к водоёму, аккуратно ступая по камням, и войдя в воду, сделал ещё несколько шагов, после чего целиком растворился в ледяном потоке.

Очнулся он не то от окатившего его ледяного душа из своего сна, не то от яркого луча солнца, светившего в лицо, проникая сквозь маленькое оконце, которое поначалу казалось лишь светлым пятном. Фокус зрения постепенно пришёл в норму, и он стал разглядывать окружающее его место, пытаясь сообразить, где он находится и как здесь вообще оказался. Помещение напоминало хижину отшельника с минимумом необходимых для жизни вещей. В дальнем углу размещалась низкая лежанка, подобная той, на которой лежал он, в центре комнаты стоял большой стол, над которым висел старый маленький светильник, у другой же стены, против двери, от пола до потолка располагался стеллаж, где покоилась кухонная утварь и масса стеклянных ёмкостей разных цветов, форм и объёмов. На натянутой вдоль комнаты верёвке висели разнообразные пучки трав и корешки. Содержимое стола он разглядеть снизу не мог, но этого было достаточно, чтобы охарактеризовать владельца лачуги. Ему представлялся образ знахаря в преклонных годах, одетого в длинную льняную рубаху, подпоясанную кушаком, чьё лицо было испещрено морщинами, обрамлённое длинной седой бородой. Его несколько развеселила мысль, что эта ситуация напоминает сюжет низкопробного фильма, где старик случайно находит полуживого путника и отхаживает его. Его веселье внезапно растворилось, когда он попытался приподняться. Малейшее движение причиняло острую боль, словно сотни игл одновременно пронзали плоть, кроме прочего, сильно ощущалась слабость во всём теле, а жажда была нестерпимой. С усилием расцепив склеенные губы, он открыл рот, чтобы издать какой-то звук в надежде, что его кто-то услышит, но только жалкий хрип высвободился из его пересохшего горла, сопровождаемый болью в челюстях. Он пошевелил ногой и в ту же секунду услышал шум упавших жестяных банок. Как оказалось, банки были привязаны к большому пальцу его ноги, чтобы было слышно даже на улице, если он придёт в себя. Весьма изобретательно, надо сказать, — подумал он.
 «Сигнализация» была услышана, и через мгновенье на пороге появилась молодая женщина, которую он смог разглядеть, только когда она приблизилась и подсела к нему. Её лицо было в достаточной степени приятным и, можно сказать, красивым. Даже длинные растрёпанные чёрные волосы, уставший вид и изрядно поношенная одежда ничуть не портили её милый образ. Она внимательно посмотрела на него своими карими глазами, положила руку на его лоб и слегка улыбнулась. Убедившись, что жара нет, она приподнялась и подошла к столу, наполнив до половины стакан водой, и вновь присела рядом, поднеся стакан к его губам. Должно быть, из-за жажды ему казалось, что это самая вкусная вода, которую он когда-либо пробовал. Жадными глотками он быстро осушил стакан и медленным кивком поблагодарил свою спасительницу.
— Эли … я Эли, — всё еще надеясь как-то изменить положение своего непослушного тела, он кряхтя представился ей.
Последнее, что он помнил, это падение самолёта. Безумные крики, скрежет, стук и темнота, он помнил, как был приклеен к креслу под силой тяжести, и других кого выбрасывало из кресла, словно ядра из пушек при очередном столкновении, он помнил, как его что-то вытолкнуло через брешь раскроившегося фюзеляжа, он помнил, как вокруг все стремительно вращалось … он помнил маму.
—  Ну, приятно познакомиться Эли. Я Зелма, —  тихим голосом произнесла она, —  А ты счастливчик, свалился с неба и ни одного перелома.
— Так уж, ни одного? Как-то с трудом верится.
— Я осмотрела, — она едва заметно улыбнулась, опустила глаза, и ему показалось, внезапно румянец проступил на её щеках, — опухоли, порезы и порванные связки на руке, это и вызывает боль, но в целом всё в порядке. Всё заживёт, а отварами мы ускорим процесс, но пока тебе лучше не шевелиться, конечно если ты никуда не спешишь. Сейчас я сварю суп, пора покормить тебя.
— Отвары … чудесно. Всю жизнь мечтал встретить ведьму. — прошептал он, надеясь, что она его не услышит, но её слух оказался более чутким, чем он предполагал.
— Ну, все мы не без греха, —  ответила она, улыбнувшись.
— Так и …
— Как ты здесь оказался? Говорю же, ты счастливчик. Вчера в нескольких километрах от нас произошло крушение. Я в это время занималась сбором трав неподалёку. Загир, мой юный помощник из соседней деревни, помогал мне. И благо, что он был со мной, и помог тебя дотащить. Зная, что спасатели приедут нескоро, мы пошли на место аварии. Зрелище было, мягко говоря, не из приятных. Осматривая обломки самолёта и …, — она сделала паузу, было заметно, что ей неприятно это произносить и вообще вновь вспоминать уведенное, —  там … у дерева мы обнаружили тебя. Очевидно, густая листва удачно смягчила твоё приземление. Пульс был слабым, но ты был жив.
Она спешно начала готовить, а он уткнулся взглядом в потолок, размышляя о превратностях судьбы и предопределении в целом.
В своих снах он только и слышал о своей миссии, но весь его жизненный путь, казалось ему, был каким-то бесцельным и бестолковым. Чему он научился, и какие уроки были действительно важными? Казалось, всё его существование было бесполезным. И для чего в итоге он оказался в этом месте и именно таким способом? Неужели не было иного, более простого пути? Он не мог найти разумных ответов на свои вопросы, хотя где-то внутри верил, что все жизненные этапы были связаны одной нитью, конец которой в итоге ознаменует быть может то самое значимое событие. … Или нет? Или всё это просто беспорядочный ход вещей, в котором он ищет какой-то смысл, а все сны и видения лишь издёвки его сознания?
Чудодейственная похлёбка, состав которой он не смог определить и какой-то странный отвар, несколько взбодрили и притупили боль. Через пару дней он уже мог не только шевелиться, но даже подняться. И хотя его движения больше напоминали походку чудовища Франкенштейна, но с небольшой помощью Зелмы, сопровождаемой скабрёзными шуточками, он уже мог расхаживать по комнате и даже выйти во двор.
Да, за словами в карман она не лезла и говорила всё, что думала, не пытаясь завуалировать или скрасить свою речь. Эта её естественность и простота как-то сразу к себе и расположили.
Не вызывали у него доверия люди, которые демонстрировали всю свою привлекательность, стараясь быть милыми и доброжелательными, такие, которых принято называть «интеллигентами». Они, как правило, лишь создают благопристойный вид, скрывая за этой ширмой свою истинную сущность. Они всегда приветливы и дружелюбны, пряча внутри своих истинных демонов, желающих в любую секунду вырваться наружу. Такие имеют больше скелетов в шкафу, чем кто-либо. В действительности, это снобы и эгоисты, которые очень заботятся о своей репутации, о том, что о них будут говорить. Да и вообще, что это за понятие такое — «интеллигент»? Ещё сотню лет назад этим словом называли тех, кто имеет особый, критический склад мышления, но, очевидно, таких людей нынче стало немного, и эта форма выражения изжила себя и сегодня является просто синонимом мнимой порядочности. Ему всегда были по душе те, которые открыто навешивают на себя неприятные ярлыки, характеризуя себя грубиянами, социопатами и, в целом, нехорошими людьми. Они изначально открыты, честны, а если и создают для себя нелицеприятный образ, то, как правило, он не соответствует действительности. А вот что он ещё усвоил из своего опыта: людей можно частично понять, вслушиваясь в их речь. Тот, кто много говорит о доброте, вряд ли добр на самом деле, кто часто говорит о честности, обычно сам не является честным человеком. Вероятно, люди, осознавая свои изъяны, часто думают о них, потому речь их и выдаёт.
Зелма же была такая, какая есть. Без напускной мишуры. Должно быть, поэтому она была ему приятна, поскольку он видел в ней нечто, уж очень знакомое. Ведь и он никогда не считал важным создавать специальный образ, который мог бы располагать к себе людей. Даже его шутки не всегда сопровождались улыбкой или смехом, оттого он приводил людей в ступор, и наблюдал как они пытаются понять шутит он или нет. Его почти всегда серьёзный взгляд с несколько нахмуренными по привычке бровями часто отталкивал людей. Если кто и видел его настоящего, то это дети. Уж этих сорванцов не обманешь, они попросту не замечают масок. И каким бы ты ни казался серьёзным, их не проведёшь. Так, бывало, он прикрикнет на ребёнка, нахмурившись, желая утихомирить, а тот смеётся, да ещё подойдёт и обнимет.

Домик Зелмы располагался на горном склоне, подножье которого окружал густой лес. Спокойная атмосфера этого места, пока еще не тронутого цивилизацией, была упоительно прекрасна, время здесь словно замирало, позволяя сполна насладиться девственной природой. Сама она родилась в маленьком городке, и с самого рождения судьба не была к ней благосклонна. Ей не довелось познать материнской любви. Роды были тяжёлые, и начало пути Зелмы на этой земле совпало с концом пути её матери. Отцу одному пришлось растить дочь и заботиться о ней, и надо сказать, он был заботливым родителем. Когда же Зелме исполнилось одиннадцать лет, произошла ещё одна трагедия, когда она стала жертвой похоти местного священнослужителя.
 Отец искал правосудия, но все его усилия были напрасны, более того, они с дочкой сами стали предметом порицания со стороны общественности. Очевидно, Фемида в тот момент была в бессрочном отпуске, и отец решил заменить её, спалив жилище слуги Господа вместе с ним самим. Отца осудили, и в тюрьме он вскоре закончил свои дни, а Зелма после этого случая была вынуждена покинуть городок и уехать к своей бабушке.
Её бабушка была хорошей целительницей, и все жители ближайшей деревни обращались к ней за помощью. Время шло, внучка прилежно помогала по хозяйству, занималась сбором трав и познавала искусство врачевания, а когда старушка отошла в мир иной, Зелма заняла её место, став к тому времени превосходной знахаркой. Она рано познала горечь утраты и несправедливость. Казалось, что в этом мире нет места для неё, что лучше было ей совсем не рождаться. Череда выпавших испытаний любого другого сделала бы законченным психопатом, но только не её. Внутренний свет не угас, сердце не зачерствело, а превратности судьбы лишь закалили её и сделали более сильной.

Днями напролёт Зелма старательно ухаживала за ним, и даже казалось, это ей доставляло удовольствие. Он чувствовал себя долгожданной игрушкой, которую получил ребёнок и, радуясь своему подарку, всё своё время проводил с ней. Днём она накладывала компрессы, растирала тело каким-то сильно пахнущим составом, кормила, не позволяя лишний раз вставать с кровати, а вечерами усаживалась рядом с ним на лежанку, и они делились своими приключениями.
Одним вечером Зелма начала рассказывать очередную историю, о раненом оленёнке, которого нашла в лесу. Говорила она тихим, монотонным голосом, почти шёпотом и, должно быть, рассказ был достаточно интересным, но её голос произвёл на Анаэля эффект колыбельной мелодии, и он пропустил всё повествование.
Проснувшись ночью, он обнаружил, что его рассказчица задремала рядом, положив голову ему на руку. Тусклый свет лампы продолжал освещать комнату и в полной мере позволял рассмотреть спокойное спящее личико девушки. Ему не хотелось её будить, поэтому он не стал подниматься, чтобы погасить лампу. Используя свободную руку, он бережно укрыл её своим пледом, обнял и, не меняя положения, тоже попытался предаться сну, ощущая на себе дыхание Зелмы и чувствуя размеренное биение её сердца. Его же сердце, казалось, было готово выпрыгнуть из груди чувствуя неуёмную страсть от прикосновения их тел, и ему понадобилось время, чтобы остудить этот пыл. В попытках избавиться от опьяняющих себя мыслей, он воспроизводил и скармливал своему разуму образы, которые не вызывали у него эмоций. В конце концов, с немалым усилием ему всё же удалось усмирить внутренний пожар, и, прокручивая в голове умиротворяющую мелодию «Лунной сонаты» Бетховена, он постепенно заснул.

Утром его разбудили лёгкие прикосновения Зелмы. Не поднимая головы, она медленно поглаживала его волосы. Заметив, что он открыл глаза, она улыбнулась.
— Доброе утро, соня, — прошептала она, и траектория её руки изменилась, переместившись с волос на его лицо. Медленно своим пальчиком она провела по лбу, затем по щеке, прикоснулась к губам и остановилась. Угли, некогда остывшие в нём, вновь стали раскаляться, и этот жар уже начал поглощать их обоих. Её вздымавшаяся большая грудь выдавала учащённое сердцебиение. Она убрала руку от его лица и воспользовалась ею, чтобы скинуть плед, после чего, забравшись на него, прижалась всем своим телом. Её улыбка стала едва заметной, прищурив глаза, она замерла и стала внимательно изучать черты его лица, стараясь не упустить ни одной малейшей детали. Он наблюдал за движением её зрачков, но вскоре его взгляд был прикован к её красивым, слегка пухлым алым губам. Через мгновенье, словно угадав его желание, она нежно прикоснулась ими к его губам. Он закрыл глаза, и внезапно его сознание устремилось в райские сады Эдема в поисках запретного плода. Можно ли с чем-то сравнить это чувство, взрывающее тебя изнутри, освобождая истинную, природную сущность, что рвётся навстречу свободе?
Они попросту не желали отрываться друг от друга и думать о насущных заботах дня, но всё же естественные человеческие потребности давали о себе знать, и уже ближе к полудню они занялись делами. Благодаря заботе своей целительницы, он уже чувствовал себя достаточно окрепшим и, взяв пару вёдер, отправился вниз по склону к ручью, Зелма же принялась готовить обед.

Не торопясь он двигался по извилистой заросшей тропе, наслаждаясь тишиной и услаждающим благоуханием окружающей флоры. Приблизившись к ручью, вместо того чтобы наполнить вёдра, он оставил их в зарослях и, решив прогуляться чтобы изучить окрестности, побрёл дальше по тропе, что вела в глубь леса. С каждым шагом кроны деревьев становились настолько густыми, что уже неохотно пропускали солнечные лучи. Ему не хотелось останавливаться. Не зная, куда и зачем, он брёл всё дальше. Что-то манило его впереди, и он не в силах был противиться этому. Вскоре среди деревьев он заметил участок, залитый ярким светом. Приблизившись, его взору предстала небольшая поляна, в центре которой находился крохотный пруд. Его идеальная круглая форма позволяла усомниться в том, что это было природное творение, он больше походил на бассейн во дворе загородного дома. Освещение вокруг было настолько ярким, что цвета окружающей растительности являли собой причудливую, несколько вычурную картину в необыкновенно насыщенных красках, где каждая травинка, каждый цветок имел чёткие очертания. Водная гладь пруда также была в некоторой степени неправдоподобной, больше походившая на чистое, достаточно прозрачное стекло, под которым было легко разглядеть заросшее илом дно. Ничего примечательного под водой он не заметил, за исключением светлого прямоугольного предмета, напоминавшего мраморную шкатулку, которая была едва различима. Наклонившись, он стал внимательно всматриваться в предмет, вызвавший его любопытство, но, кроме общих очертаний, так и не смог его разглядеть. Ладонью он прикоснулся к поверхности воды, которая оказалась достаточно холодной, и в это мгновенье свет померк, словно кто-то специально выключил рубильник. Это несколько встревожило его, и он будто очнулся. Быстро преодолев пройдённое расстояние, он снова вернулся к ручью и, наполнив вёдра, поспешил обратно.

Оставив вёдра у порога, он зашёл в хижину, которую уже наполнял соблазнительный запах приготовленной еды. Стол уже был накрыт в ожидании трапезы, но Зелмы дома не оказалось.
Должно быть, не дождавшись меня, она решила, что я заблудился, и отправилась на поиски, — подумал он.
 Размышляя, стоит ли ему идти за ней или дождаться её возвращения, он с любопытством заглянул в горшочек, сняв с него крышку, и внезапно отпрянул, уронив позади себя стоявший табурет, так как в этот момент из горшка выпрыгнули две жабы. Тут же позади раздался громкий смех Зелмы. Стоя в дверях, она хохотала не в силах сдержаться и была похожа на нашкодившего ребёнка. Его ошарашенный вид, очевидно, настолько развеселил девушку, что на её глазах проступили слёзы. Подойдя ближе, она обняла его.
— Тебя долго не было, и мне стало скучно, — растягивая слова, имитируя детский голос, сказала она, и снова засмеялась.
— Я понимаю … да, понимаю, тебе понравилось ухаживать за мной, и ты решила продолжить моё лечение от инфаркта.
— Надеюсь, до этого не дойдёт, но мне действительно понравилось за тобой ухаживать, и … быть с тобой.
Она прижалась, положив голову ему на грудь, и продолжила:
— Ты думал о будущем?
Анаэль застигнутый неожиданным вопросом, на секунду задумался.
— Есть ли это будущее? Есть ли прошлое? Между рождением и смертью всего пара секунд, определяющих лишь текущий момент. Стоит ли вообще об этом думать?
— Если я что и понимаю, то ты умеешь испортить романтический момент.
— Хочешь, чтобы я остался?
— Не хочу … чтобы уходил.
— Ну должно быть не просто так я спустился к тебе с небес.
— Я бы сказала рухнул, но не будем вдаваться в детали.
— И, если учесть тот факт, что для всего мира я мёртв, в общем-то у меня нет ни одной причины покидать тебя, если ты сама этого не захочешь.
— И не надейся.
Он поцеловал её и ещё сильнее прижал к себе. Перед глазами начали проноситься события его жизни, сменяясь одно другим. Всё, о чём он думал и вспоминал, казалось таким несущественным, таким глупым и бесполезным. Как же много мы прилагаем усилий, удовлетворяя свои естественные потребности, исключительно ради жизнедеятельности организма, но кто из нас по-настоящему живёт? Кто из нас по-настоящему счастлив? Всё, чем он занимался, — это зарабатывал на жизнь. Это была единственная цель, как и у многих. Разве должно так быть? Разве должен так жить человек, думая каждый день лишь о пропитании, трясясь от страха, что может потерять всё, если случайно выйдет за рамки установленных правил? Но стоит ли чтить эти правила, если они не соблюдаются теми, кто их устанавливает?
Зелма прервала его размышления, словно прочитала все его мысли.
— Ну не грусти … всё, что с тобой происходило, — всё в прошлом. Жизнь каждого человека, как всё в этом мире, подчинена гармонии вселенной. Всё всегда приводится в баланс, и всё плохое обязательно сменится хорошим. Уверена, этот момент для тебя является переломным, и теперь всё будет иначе, всё будет ослепительно прекрасно.
— Восхищаюсь вашей мудростью и оптимизмом, мастер Йода. Должно быть, отшельничество привнесло свои плоды в формирование вашего сознания? — ответил он, желая несколько разрядить серьёзность их беседы.
— Это лишь наблюдение и опыт, юный падаван. — улыбнулась она — Я ведь не всегда пребываю в одиночестве. Со своими недугами ко мне приходит много людей, которые также приносят и свои истории. И кстати, общаясь с ними, я давно поняла, что человеческие болезни — это лишь следствие, а источник причины в самих людях. В их действиях. Вся исходящая негативная энергия непременно возвращается бумерангом, который их калечит. Многие изъяны я могу поправить, исцелить, но это будет временным эффектом, если человек не осознает причину и не усвоит урок. Люди неидеальны, и зачастую в каждом пробуждаются различные негативные, а порой разрушительные эмоции. Сложно с такими эмоциями совладать, но если найти в себе силы и не принимать их, не пропускать через себя, то и болезни не станут тревожить. Кстати, сегодня ко мне придёт одна женщина, нужно будет ей помочь.
Зелма подошла к столу и поставила на него другой горшочек, убрав тот, в котором недавно сидели жабы.
— Ты что-то еще приготовила?
— Это второе блюдо, — ответила она широко улыбнувшись.
— Кстати, как ты узнала, что к тебе сегодня придёт женщина, здесь ведь нет никаких средств связи?
— Я ведьма, я знаю всё.
Она сделала серьёзное лицо, и выдержав небольшую паузу, вновь улыбнулась обнажая ряд белых ровных зубов.
— Пока ты ходил за водой, прибегал Загир, я тебе о нём рассказывала. Мальчик приходит ко мне, если кому-то в деревне нужна помощь, чтобы узнать, когда я могу принять человека. Если мне необходимо приготовить какие-то снадобья для лечения, я ему говорю, когда они будут готовы. Для этой женщины у меня имеется всё необходимое, поэтому я назначила встречу на сегодня.
Он не стал вдаваться в подробности недуга, посчитав, что это не его дело.
— Когда ходил за водой, я видел нечто удивительное.
И он рассказал Зелме во всех деталях о своей прогулке — про поляну, пруд и шкатулку на дне того пруда.
— Дорогой, ты случаем не терял сознание?
Она потрогала его лоб и, убедившись, что он в порядке, продолжила:
— Ты разыгрываешь меня? Я знаю эти места как свой карман, здесь нет никакого пруда.
— Если хочешь, позже можем прогуляться, и я тебе покажу его.

Ближе к вечеру они с Зелмой вышли во двор, чтобы встретить гостей. Спустя некоторое время на тропе что вела в деревню, показался шустрый мальчуган лет десяти в зелёной вязаной шапочке из-под которой торчали непослушные чёрные кудри. Следом, едва поспевая за мальчиком, шла грузная женщина в возрасте, облачённая в чёрную абайю. Мальчик не выглядел довольным и счастливым, как выглядят обычно дети его возраста. Едва ли компания, в которой он был вынужден находиться, доставляла ему хоть какое-то удовольствие. Наверняка, он предпочел бы сейчас поиграть с друзьями, или заняться другими важными мальчишескими делами. Увидев Зелму, он припустил, оставив за собой столб пыли и свою неприятную компанию. Женщина же что-то кричала ему и размахивала руками, но он её не слышал. Через мгновенье он поравнялся с ними, обнял Зелму, а затем подошел к Анаэлю и огромными серыми глазищами уставился на него, не пытаясь скрыть своё любопытство. Этим временем, Зелма со своей гостьей проследовали в хижину, а Анаэль предложил своему новому другу помочь сложить поленницу, пока он будет колоть дрова, на что мальчик с радостью согласился.
— Спасибо, что помог спасти меня. Теперь я твой должник.
Загир посмотрел в сторону, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает, и шёпотом спросил: — А ты бессмертный?
Анаэль не желал отнимать у мальчика веру в чудеса, и решил подыграть ему: — А ты никому не проболтаешься?
— Клянусь, — протянул он так же шёпотом.
— Наш народ не бессмертный, но мы живём очень, очень долго. Я не с вашей планеты.
— А почему ты выглядишь как человек?
— Потому что на Земле мы можем жить только в человеческом теле.
— А много вас на Земле?
— Я не знаю, мы не общаемся друг с другом.
— И чем вы здесь занимаетесь?
— Ну вот, как видишь, колем дрова.
Загир залился смехом. Анаэль же, радуясь, что развеселил мальчика, лишь подумал о том, что возможно сказал ему правду.

Прошло немногим более часа, когда дамы вышли из дома. Уже начинало темнеть, и, не задерживаясь, гости отправились обратно в деревню. Зелма тем временем, убралась в хижине, и после Анаэль повёл её к таинственной поляне.
Шаг за шагом двигаясь по тропе, они вскоре дошли до леса. Он включил фонарик, который предусмотрительно взял с собой, и они стали пробирались вглубь всё дальше и дальше. Анаэль был убеждён, что они уже должны были добраться до этого места, но никакой поляны, никакого пруда поблизости не было в помине. Они прошли ещё немного, затем развернулись и пошли обратно, снова исследуя окружающую местность, но, ничего так и не обнаружили.
— Мистика какая-то. Я шёл по тропе от ручья, и другой тропы здесь не видел. Как это возможно?
Зелма понимала, что он не шутит, и тоже была заинтригована.
— Когда-то я читала о таких местах, в которых время и пространство искажается, но если даже ты нашёл такое место, то странно, что это случилось именно с тобой, именно в первый раз, когда ты вышел в лес.
Ему было жаль, что их поиски оказались безрезультатны, и ещё он жалел, что так и не добрался до шкатулки на дне пруда. Что это была за шкатулка и как она там оказалась?

Утром он в очередной раз проснулся от неприятного давления в груди, ощущалась нехватка воздуха. Зелма крепко дремала, и чтобы её не будить, он осторожно поднялся и тихо вышел за дверь. Дивный пейзаж, освещаемый первыми лучами восходящего солнца, был поистине необыкновенным, но даже это не радовало его. Всё, чего он желал в тот момент, лишь наполнить воздухом лёгкие, но его попытки сделать полноценный вдох оказывались жалкими. Живя в большом загазованном городе, он не ощущал подобных проблем, а здесь был не в состоянии наслаждаться чистым воздухом.
Что же это? Мои лёгкие не рассчитаны на такой воздух или это последствия аварии? Возможно, нужно больше двигаться, чтобы заставить свои органы нормально работать, — подумал он, и решил прогуляться по уже знакомому маршруту.
Шагая по влажной от росы траве, в этот раз он зашёл в лес ещё дальше и, стараясь ничего не упустить, внимательно разглядывал всю окружающую его местность, надеясь на этот раз найти то, что ускользнуло от их взгляда. Он с особым вниманием исследовал ландшафт вдоль и поперёк, но никакой поляны так и не обнаружил. Единственной интересной находкой была большая мёртвая змея. Очевидно, к своим змеиным праотцам она отправилась совсем недавно, поскольку от неё не исходил запах и насекомые, которые обычно лакомятся трупами, тоже ещё не успели найти свой провиант. Внезапно его посетила забавная мысль, как он может использовать эту находку. Он повесил змею на шею и побрёл к хижине. У входа в дом он аккуратно уложил рептилию и сел рядом на скамейку, дожидаясь пробуждения Зелмы.
Ждать пришлось недолго, вскоре дверь открылась, но через пару секунд закрылась вновь. Не такого эффекта он ожидал. Выждав ещё минуту, он решил проверить, как там его подруга. Не услышав от неё ни единого звука, он уже начал думать, что случилось что-то неприятное, и уже жалел о своём розыгрыше. Он подошёл к двери и открыл её, намереваясь зайти в хижину, но вдруг эта чертовка с ног до головы окатила его водой из ведра, заливаясь от смеха.
Этой девушке палец в рот не клади, — подумал он, — снова она меня провела, как ребёнка.
Подойдя, она поцеловала его и, продолжая смеяться, стала снимать с него всю одежду, после чего повесила её сушиться. Ему не очень комфортно было оставаться в костюме Адама, и он вошёл в дом, чтобы найти сменную одежду, но здесь ждал ещё один сюрприз: Зелма спрятала всё его бельё. Теперь он понимал, что подобное соперничество ему не по зубам.

С ней было весело, было легко, и казалось, что они были знакомы уже сотню лет. Никогда прежде ему не доводилось встречать девушку с таким живым умом и настолько интересную, должно быть, этого ему как раз и не хватало. Не то чтобы он считал себя глупым человеком, но рядом с ней он чувствовал себя неразумным младенцем. Нередко затрагивая сложную для понимания тему, он с восхищением наблюдал, как она объясняла её. В то время, как у него зарождались какие-то соображения, она раскладывала всё по полочкам, причём это не составляло для неё особого труда. Глубокие познания в различных областях позволили бы ей с лёгкостью добиться если не признания, то определённого положения в обществе, а между тем она предпочла затворничество.
— Ты не думала о том, чтобы получить образование? Уверен, тебе с лёгкостью давались бы любые предметы.
— Пресловутое образование в той форме, которую оно зачастую представляет, даёт человеку не так много пользы, как принято считать. Люди получают образование, как правило, чтобы найти себе место, получить достойную работу, но по большому счёту наличие диплома определяет лишь показатель усидчивости и покорности. Современное образование не позволяет выработать у человека критическое, оценочное суждение, не позволяет мыслить самостоятельно. Всё, что оно даёт, — это знакомство с трудами различных учёных и мыслителей, но тот, кто скрывается за силой мысли других, пользуется не разумом, а лишь памятью. Любое необходимое образование можно получить самостоятельно, тем самым сэкономив время. А время — это самый ценный ресурс для человека, и разбрасываться им попросту неразумно. К тому-же если мотивацией являются именно знания, а не диплом, то от такого обучения будет на порядок больше пользы.
— Как ни крути, ты права, но одиночество …ты долгое время сознательно провела в одиночестве. В целом, мне кажется, я могу это понять. Должно быть, нет ничего благоприятнее для разума, чем уединение, оно позволяет привести ум в порядок, но для того, что принято называть душой, это каторга. Сколько времени бы ни длилось это затворничество, к нему должно быть невозможно привыкнуть. Потребность в человеческом тепле или просто в общении всегда будет присутствовать. Хотя найти родственную душу — задача не из лёгких, если ты не такой, как все. Но всё же хочется найти кого-то, кто понимает тебя или хотя бы делает вид. Неужели тебе не хотелось этого? Не хотелось сменить место обитания?
— Ты прав, мой дорогой, я часто задумывалась об этом. Иногда выбираясь в город, я просто сидела где-нибудь в парке, на лавочке, наблюдая за людьми, и, не скрою, мысленно проецировала на себя их образ жизни. Но посмотри, всё, что в итоге произошло с нами, разрешилось как нельзя лучше. В своём отношении к жизни, во взглядах, как ни странно, мы удивительно похожи, и не нужно никому подстраиваться и притворяться, мы действительно прекрасно понимаем друг друга. Посмотри на себя, ты ведь всегда мечтал укрыться от всего мира с человеком, который тебе будет по-настоящему близок. Всё так и случилось. Это ведь прекрасно, словно боги специально устроили всё так, как ты желал.
— Как мы желали, — поправил он.

Раньше, когда он слышал от девушки фразу «мы подходим друг другу», то это обычно не являлось действительностью, а значило то, что она просто была увлечена им и желала каких-то отношений. Нередко его окружали те, кому он действительно был интересен, но всё же мало с кем у него было что-то общее. К словам Зелмы он отнёсся бы так же, будь это первый день их знакомства, но сейчас, когда он её уже знал лучше, понимал, что она права. Они действительно были странным образом похожи. Не менее странным для него было и то, что она словно видела его изнутри и порой, казалось, могла читать его мысли. Она понимала, насколько ему было сложно найти себя в современном мире, как сложно быть частью общества. Ему действительно всегда хотелось укрыться от всех. Он не понимал людей, ровно как они не понимали его. Преисполненные эгоизма и самолюбования, превращающие смысл жизни исключительно в погоню за деньгами, и разрушающие всё на своём пути. Алчность человека не имеет границ, и чем сложнее экономическая обстановка, тем более явно проявляются их пороки. Зависть, ложь, предательство становятся чем-то естественным.

Его сфера деятельности почти всегда была связана с компьютером, и благодаря этому он находил способ хоть ненадолго сбегать от реальности. Однажды он открыл для себя компьютерную игру, симулирующую красочный мир, полный различных возможностей. В ней он мог заниматься чем угодно: воевать, охотиться, собирать травы и добывать ископаемые, заниматься земледелием, строительством. Он посещал другие земли, летая на приручённом драконе. Всё в игре приносило ему удовольствие, всё, что он планировал, было проконтролировано системой, он знал, какой получит результат, предпринимая определённые действия, и он его получал. Даже в торговле, которая, к слову сказать, никогда не являлась его любимым занятием, шло всё чудесно, и когда достижением среди игроков являлась сумма в десять тысяч золотых монет, на его счету лежало более двух миллионов. Всё было предсказуемо, всё было под контролем, не было этого чёртового «человеческого фактора», которым люди прикрывают свои недостатки и некомпетентность, демонстрируя своё непостоянство, нарушая договорённости, меняя на ходу правила и обманывая друг друга.

Жизнь вдали от людей, не представлялась ему какой-то гнетущей или неудобной, напротив, существующий быт в атмосфере, наполненной спокойствием, вмещал всё, что им было необходимо, да и, к слову сказать, ни он, ни Зелма не были столь притязательны. Кроме прочего, они не были чем-то связаны и ограничены. При желании всегда могли выбраться за пределы своей обители, если бы пожелали, но в целом им было очень комфортно вместе в этой маленькой хижине. Они всегда находили, чем заняться вместе и по отдельности. Его увлекало рисование, этот не так давно приобретённый навык умиротворял его в сложные моменты, подобно медитации. Несколько лет назад ему захотелось научиться рисовать, и как только появлялось свободное время, он брал карандаш и делал различные наброски. Зелма тоже имела своё скрытое увлечение. Она делала заметки обо всём, что приходило ей в голову, и ещё писала рассказы, которых уже было достаточно много, чтобы их можно было опубликовать. Мыслей об издании своих рукописей у неё не было, она просто писала для себя, так сказать, в стол. Кое-что она давала ему почитать, и он для себя отметил, что её записи были чрезвычайно познавательны, включающие в себя сферу не только медицины, но психологии и философии, а литературное творчество представляло собой впечатляющие труды, чрезвычайно волнительные и эмоциональные, с интригующими сюжетами, от которых было сложно оторваться. Вряд ли кто мог поверить, что эти записи принадлежали человеку без какого-либо образования, предпочитающего уединённую жизнь. У Зелмы был не просто талант, это был настоящий дар.