Фронтовик Юрий Александрович Бессолицын

   Мы всегда будем помнить тех, кто воевал. Тех, кто дожил до Победы, и тех, кто погиб, тех, кто ковал оружие Победы…
   Огненная черта делит судьбы наших отцов, дедов и прадедов на «до войны» и «после войны».
   Мне посчастливилось в своё время беседовать со многими из тех, кто бил фашистов на фронте.
Один из них – участник Великой Отечественной войны Юрий Александрович Бессолицын. Родился он 5 августа 1925 года в городе Кирове (Вятке). На фронт попал в 18 лет. Воевал на Втором и Третьем Украинских. После войны с отличием окончил Московский горный институт. Кандидат технических наук. Более 30 лет преподавал в ЧПИ – Челябинском политехническом институте (ныне ЮУрГУ – Южно-Уральский государственный университет), был доцентом кафедры теплогазоснабжения и вентиляции инженерно-строительного факультета (ныне Архитектурно-строительный институт Южно-Уральского госуниверситета). Фронтовик награждён орденом Отечественной войны I степени, а также медалями «За отвагу», «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и другими. К сожалению, Юрия Александровича Бессолицына уже нет в живых. Привожу его воспоминания, которые я записал при личной беседе с фронтовиком в 2011 году.

   – До войны жили очень бедно, – рассказывал ветеран. – Отец работал грузчиком на лесозаводе. Жили мы в посёлке лесозавода в двухэтажном бараке, все в одной комнате: родители, я и сёстры. В этом же бараке проживало ещё несколько десятков семей. В 1940 году поступил в механико-технологический техникум в Кирове (Вятке). Две старшие сестры к тому времени учились в том же городе в педагогическом институте. На учёбу ходили пешком, до города – километра три, транспорта никакого. В техникуме парней учили военному делу: ползать по-пластунски, стрелять из винтовки, метать гранаты.
   О начале войны узнал так. Было воскресенье: хороший день, хорошая погода, хорошее настроение. Решил сходить в цирк. Вышли из цирка – и увидели, что народ волнуется. Узнали, что пока шло представление, по радио передали речь Молотова о начале войны. Сразу стало страшно и как-то странно. Всё перевернулось. Скорее нутром, чем сознанием, понял, что всё теперь будет по-другому и что война быстро не кончится.
   Сразу же появились длинные, на целый квартал, очереди за хлебом. В 1942 году всем парням с нашего курса вручили повестки с предписанием явиться в военкомат: призывали тех, кто родился в 1925 году. Через несколько дней ожидания нас посадили в товарные вагоны и отправили в Винницкое пехотное училище, которое было эвакуировано из Винницы и обосновалось в Суздале. В этом училище мы проучились полгода. Из нас готовили офицеров – командиров взводов, рот. Но в середине 1943 года вышел приказ Верховного Главнокомандующего, по которому все курсанты нашего училища направлялись на Третий Украинский фронт в Третью танковую армию. Там нас распределили по воинским частям, я попал миномётчиком в полк тяжёлых 120-миллиметровых миномётов. Служба миномётчика не из лёгких в буквальном смысле слова: приходилось заряжать мины весом по 16 килограммов. Сначала я служил заряжающим пехотного миномёта, а потом командиром расчёта. На фронте постоянно рискуешь жизнью. Запомнилось много случаев.
   Помню переправу через Днепр. Это был сентябрь 1943 года. Сначала пытались переправиться возле города Канева, но это не удалось: немцы укрепились на другом берегу основательно. Пришлось передвинуться ниже по течению на 20 километров. Сапёры навели паромные переправы. Но и тут переправились не сразу, потому что попали под жестокий артиллерийский и миномётный огонь. Переправлялись по ночам, но немцы освещали реку так называемыми «фонарями», спускаемыми на парашютах. Место переправы хорошо пристреляли, так что потери у нас были большие. Всё же переправились, закрепились на другом берегу. Прибрежная полоса там ровная, но сам берег высокий, обрывистый. Укрепился здесь враг очень хорошо – всё было рассчитано на долговременную оборону: минные поля, колючая проволока, траншеи в несколько рядов, доты с пулемётами, миномётами, артиллерией. Взять с ходу такие укрепления было трудно. Почти три месяца был на передовой. Во время одного из боёв недалеко разорвался снаряд, меня ранило в ногу. Дальше – медсанбат, госпитали. Там пробыл пять месяцев.
   После госпиталя – в запасной полк в прифронтовую полосу. Там нас выбирали так называемые «купцы», или «покупатели» – представители полков различных родов войск, которым требовались бойцы разных военных специальностей. Напомню, я был миномётчиком. Попал в 299-ю стрелковую дивизию, в 956-й стрелковый полк, в первую миномётную роту.
   Особенно памятны ожесточенные сражения в районе озера Балатон. Во время одного боя наш минометный расчёт прямой наводкой уничтожил вражеский пулемёт. Весь расчёт, включая меня, наградили медалями «За отвагу».
   Немцы укрепились там основательно, сосредоточили значительную часть сил – несколько дивизий, множество танков, самоходных артиллерийских установок (САУ). Помню, 8 марта нас разбудила артиллерийская канонада. Рассветало. Мы увидели, что немцы обходят нас по правому и левому флангам, не ввязываясь в бой. Мы задержали продвижение противника. Фашисты открыли по нам огонь из пушек, миномётов, пулемётов. На нас пошли танки и САУ. Пришлось отходить. Наши артиллеристы выкатили на передний край 152-миллиметровые гаубицы и открыли по вражеским машинам огонь. Поработали на славу – танкам сносило башни. Но к вечеру нам вновь пришлось отойти, примерно на два с половиной километра.
   Это же начало весны, холодно, выпал снег, стало темнеть, так что мы с немцами не видели друг друга. Бой прекратился. Местность ровная, поля – спрятаться негде. Как могли, отрыли в мёрзлой земле неглубокие лежачие окопчики. Устали так, что с ног валились. Спали прямо на снегу. Просыпались оттого, что мёрзли. Вскочишь, попрыгаешь, разомнёшься, вроде бы согреешься – снова спать. Но немцы нам особо спать не давали. Ночью постреливали, а утром открыли сильный огонь и пошли в наступление. Снова пришлось отойти километра на два или три. Немцы сменили направление удара – и нашему батальону пришлось идти в другую сторону, чтобы враг не зашёл к нам в тыл. А у немцев кругом минные поля, нам как раз предстояло пройти по одному из них. Но наши сапёры заранее разведали места проходов, так что никто не подорвался. Нужно было развивать наступление, а немцы прямо у нас на пути установили крупнокалиберный пулемёт. Пришлось залечь: фашист открывал огонь, как только кто-то поднимался, и стрелял не жалея патронов. Поступил приказ: уничтожить пулемёт. Сделать это можно было только если стрелять прямой наводкой. Задача непростая: пулемётчик уже местность пристрелял, пулемёт заряжен, а нам ещё нужно добежать туда, откуда будем стрелять, и миномёт собрать. Присмотрели место, взяли четыре или пять мин, миномёт – и бегом. Тут уж кто кого опередит. Немецкий пулемётчик, видимо, не ожидал такого от нас. Установили, зарядили, навели. Стрелять нужно было быстро, заряжать тоже. Если кто не знает, большинство миномётов так устроено, что их заряжают со ствола, а пока мина в стволе, вторую опускать нельзя. Не раз на войне бывало, что в суматохе боя заряжающий опускал вторую мину в ствол, когда миномёт ещё не выстрелил, происходил взрыв, и расчёт погибал. Быстро, одну за другой выпустили три мины, прямой наводкой. Вражеский пулемёт был уничтожен. Весь наш расчёт, включая меня, наградили медалями «За отвагу». Скажу, что награждали нас не часто. Пехоту – тоже. И вот почему: гибли миномётчики часто, пехотинцы – ещё чаще. Это же война. Поэтому за подвиги не всегда выписывались наградные листы. А в бою, во время наступления просто некогда. Пока суд да дело – убьют. Так что не всегда награда находила героя. Но о наградах мы не думали. Была поговорка: «Жив буду, а всё остальное – потом». Главное было – уцелеть и при этом выполнить боевую задачу.
   Запомнился и наш последний бой в Югославии, где сражаться пришлось на узкой прибрежной полосе с превосходящими силами немцев. И был этот бой, как в песне, самым трудным. Весной 1945 года, где-то числа шестого апреля наш полк 299-й стрелковой дивизии переправлялся через реку Мур (Мура) в Югославии. Это был отвлекающий манёвр: нужно было связать боем немцев, засевших на противоположном берегу, – а основная часть наших войск переправлялась в другом месте. От берега до берега метров 80. Переправились через реку на паромах: сапёры натянули трос, спустили понтонные паромы, которые перевозили людей, оружие, боеприпасы. Полк занял плацдарм: узкую полосу берега, метров 300 в глубину и километр по фронту. Места мало, так что пехотинцы и миномётчики расположились на плацдарме все вместе. Дальше двинуться было невозможно: впереди сильно укреплённая вражеская оборона, против нас – несколько артиллерийских батарей. Мы начали окапываться. Берег там заболоченный, воткнёшь лопату на штык – ямка сразу заполняется водой. По берегу – негустые деревья и кустарник. Как могли, окопались.
   Только мы заняли оборону, как немцы открыли огонь из всех видов оружия – и атаковали нас. Целый день мы отбивали вражеские атаки, а их было примерно два десятка. Немцы постоянно нас обстреливали, канонада время от времени стихала (по нам вели одиночный огонь), но затем мощный обстрел начинался снова. Плотность вражеского огня была такой, что срезало ветви деревьев – как ураган прошёл. На наше счастье, у немцев авиация тогда уже практически не действовала. Мы старались не подниматься, миномёты заряжали с колен, но все равно было много раненых. Переправа была разбита, из-за обстрела мы даже ночью не могли ни получить боеприпасы и медицинскую помощь, ни перевезти раненых на свой берег. Многие умерли от ран, от кровопотери. Мы не спали. Когда стрельба немного стихала, слышно было, как немцы кричат: «Рус, сдавайся!».
   Чуть рассвело, вновь начался сильный обстрел, и фашисты цепью пошли в атаку. Её удалось отбить, но боеспособных оставалось мало, а раненых – много, люди обессилели. Отбили и вторую атаку. Но стало ясно, что оборону не удержим. Во время третьего вражеского натиска многие погибли, в том числе взводные командиры, сержанты, было потеряно управление, боеспособных оставалось совсем мало, боеприпасы кончились – нечем стрелять. Стали отходить к воде. Раздалась команда: «Кто может, переправляйтесь, оружие утопить». Я взял лафет миномёта, наводчик – ствол. Они же тяжёлые – пришлось утопить. Сбросили обувь, одежду, миномёт в воду. Кто мог, поплыли. Немцы по флангам выдвинули пулемёты и открыли шквальный огонь по плывущим, боеприпасов не жалели. Река очень быстрая, с воронками, глубокая – вброд не перейти, вода ледяная. Мне повезло – рос на реке, плаваю хорошо. Это была не первая моя переправа под обстрелом: напомню, на Днепре в 1943-м, испытал, что это такое. Нырял и плыл под водой, насколько хватало воздуха, выныривал и вновь нырял. Немцы палили беспрерывно. Плыл, выбивался из сил, но плыл. Доплыл, вылез. Наш берег обрывистый, из воды взобраться на него трудно. Но оттуда кричали, подбадривали, протягивали руки. Сколько утонуло и сколько на том берегу осталось – сейчас точно уже не вспомню, но много. Те, кто плыть не мог – раненые и кто плавать не умел – остались на том берегу и попали в плен. Из всего нашего полка сумело переправиться человек 60.
   Служил и после войны, пока не подросло новое поколение. Война народ выкосила. Демобилизовался только в 1950 году в звании старшего сержанта. После войны окончил Московский горный институт. Много занимался проблемами горного дела.
   Женился на однокурснице. Отец моей жены погиб в Великую Отечественную. Сама она во время войны эвакуировалась с Украины, попала на Урал. Но познакомились мы в Москве, когда учились в Московском горном институте. Мы занималась наукой, защитили диссертации – мы оба кандидаты технических наук. У нас сын и дочь, внук и внучка. Сын пошёл по нашим стопам, окончил инженерно-строительный факультет ЧПИ, а дочь – медицинский институт.

Записал воспоминания фронтовика и подготовил к публикации Иван Сергеевич Загребин.