Глава 34

— Ёра, помнишь мы на дороге нашли штуку железную? — ребята в сарае у Мамалыхи только что обновили насест для кур, теперь сидели, не зная, чем заняться дальше.
— Коловрат, что ли?
— Да нет, то не коловрат был, то ещё что-то. Даже батька не знает что. Я тут придумал, пошли поищем на том месте, может, ещё что-нибудь найдём.
— Пошли. Только дверь в хату прикрою. А, может, хлеба краюху с собой возьмём?
— Ага, бери, путь-то неблизкий.
Ёра вынес из хаты добрую ковригу хлеба, разломал её пополам, оба мальчика сунули каждый свою половину за пазуху, попили про запас воды, «а то вдруг там захотим» и пошли.
Чтобы не показываться деду Яшме на глаза, решили сделать неблизкий крюк, но дело того стоило, потому что идти предстояло на колдыбань, а дед запретил им это. Учует — ругаться ещё начнёт.
Поздняя весна медленно, но верно уступала свою власть лету. Лес утопал в яркой свежей зелени. Хоры птиц гремели победный гимн, они выжили в морозную вьюжную зиму, дождались самой приятной поры и теперь праздновали жизнь.
Мальчики шли по дороге, каждый по своей неглубокой колее, и посматривали под ноги. В прошлый раз Малой ковырнул прохладную пыль пальцами ног и выковырнул ту штуку. Так просто. Но повторить это просто не получалось. Тогда наковыряли рядом в пыли много бугров и ямок — бесполезно. Зато дома одолели сомнения, что недостаточно старались и что напрасно не попробовали в других местах. Лёгкость, с которой была найдена первая штука, казалось, указывала, что таких ещё много.
— А как думаешь, что это такое?
— Не знаю. Но, похоже, что-то серьёзное.
— Может, волхву покажем? Он должен знать.
— Мы с тобой?
— Ну да. А что?
— Давай. Скажем, что нашли, никто не знает что, решили вот спросить.
— А не потурит?
— Может, и потурит. Но попробовать надо. Ай, забоялся?
— Забоялся! Скажешь тоже! Хотя, конечно, страшновато.
— Ладно, посмотрим. Может, ещё что-нибудь найдём.
Показался леший колодец. Значит, колдыбань уже неподалёку.
— Пошли, в колодец заглянем, — предложил Ёра.
— Ты что! Мало ли кто на нас из колодца глянет. Ещё утащит.
— Да мы чуть-чуть, если что, сразу тикать.
— Ага, кудай-то мы будем тикать, если кругом лес. Леший тут везде хозяин. Будем тикать, а притечём туда, куда он захочет.
— А мы ему хлеба оставим.
— Ну, если хлеба, тогда, наверное, можно. Хорошо ты придумал про хлеб.
— Ну да. А колодец нам, может, нашу жизнь покажет.
— Как это?
— Да сам не знаю. Только слыхал, как дед Горбыль рассказывал, что, когда он был молодым, колодец показал ему всю жизнь.
— Прям-таки всю?
— Ну, может, и не всю. А я откуда знаю? Он говорил, что видел в колодце, как его хата горела. А ведь у него когда-то и правда хата сгорела. Ещё что-то рассказывал про бабку свою, но я не понял.
— Ладно, давай посмотрим. Только не долго. И, смотри, не наклоняйся сильно, а то упадёшь. Баушка рассказывала, одна девка уронила в леший колодец веретено, прыгнула за ним, думала достать, а там «тот» мир. Там и солнце светит, и месяц со звёздами, прямо днём, и деревья, как у нас. Она пошла по тропке, видит, дед с бабкой сидят на лавочке, а перед ними два мальца яблочками играются. Глянула девка, а это её дед и бабка, а два мальца, это её два братика, а все они помёрли уже. Понял? Там ход в «тот» мир.
Ребята несмело подошли к колодцу, открыли крышку и заглянули в тёмную сырость. Вода плескалась неожиданно недалеко от поверхности. При желании можно было бы дотянуться рукой, если бы кто за ноги подержал. Этот факт ребята отметили мгновенно и стали с жадностью и молча вглядываться в глубину. Вскоре Ёра дёрнул Малого за рубаху:
— Всё, хватит.
Также молча шли некоторое время дальше, торопясь увеличить расстояние между собой и проходом в мир предков. Наконец, по мнению Малого, стало более-менее безопасно, и можно было обсудить:
— Видал?
— Видал. Непонятное что-то темнеет.
— Ага, непонятное. Лежит, кажется, на дне.
— Ну да, неглубоко там, похоже.
— А хода на тот свет я не видел.
— И я. Может, он где-то сбоку?
— Наверное сбоку.
— А может ход маленький, вот и не разглядели.
— Да как же он маленький будет, если они, предки эти наши, тогда не вылезут. Да и девка за веретеном в маленький ход не пролезла бы.
— И правда. Значит, сбоку.
— Интересно, а что там лежит?
— Не знаю, может камень?
— Может, и камень.
— А может, что-то другое…
За разговором не заметили, как подошли к колдыбани. Здесь лес менялся. Из светлого, весёлого и доброжелательного он становился тёмным, сырым, страшным и уходил вниз. Именно здесь, по всеобщему рассуждению, и скопились полчища нечистой силы.
- А чего это Яшма не велел дальше идти?
- Не знаю. Он не сказал.
- Может, сходим?
- Только чуть-чуть…
Идти не хотелось. В памяти тут же возникли разные истории и слухи, занятные и будоражащие воображение в другое время, но в данный момент совсем неподходящие. Ребята изо всех сил постарались вытряхнуть их из головы. В трусости не хотелось сознаваться, и чтобы собраться хоть немного с духом, они сняли висящие на шее на шнурках, и до этого момента ненужные, лапти и стали обуваться. Вроде даже и спокойней после этого стало. Мальчики разом шагнули в тёмные дебри.
Сразу стало тише, исчезли звуки, которыми только что был наполнен лес. Птичьи трели остались там, на светлой стороне, а сюда едва доносились. Казалось, наступили сумерки, настолько густые ветки елей закрыли дневной свет. Ребята медленно и молча пошли вглубь. Надо просто пройти немного вперёд. Посмотреть, что тут происходит, заодно проверить себя. Не хватало ещё трусом каким-нибудь заделаться. А потом с чистой совестью повернуть домой. Всё.
В какой-то момент затеплилась надежда, но ничего страшного и нет. Что это вполне возможно — идти в самом центре колдыбани так, без всякой защиты, как вдруг неожиданно и отчётливо послышался детский плач. Ребята замерли, схватили друг друга за руки. Плач на некоторое время прекратился, а потом невидимый ребёнок вновь заплакал. Громко и недовольно. Постояли, не веря своим ушам. Но сомнений нет. Плач раздавался несколько приглушённо и снизу. Как будто из-под земли.
Теперь показывать свою отвагу стало бессмысленно, потому что нужно было спасать свои молодые и хрупкие, а в данный момент, и очень дорогие жизни. Ребята разом повернули в обратную сторону и рванули из тёмной колдыбани, не надеясь выбраться, но, к счастью, и некоторому удивлению, выбрались быстро, а потом по лесной дороге мимо лешего колодца бежали не оглядываясь. Временами казалось, что кто-то сопит сзади, но проверить нельзя никак. Всякому известно, что единственный шанс уцелеть — молча и максимально быстро улепётывать, не проявляя излишнего любопытства. Оглянешься — пропал, лесная нечисть только этого и ждёт, ничто уже не поможет.
Вскоре пришлось переходить временами на шаг, так как лес всё не заканчивался, в отличие от сил и дыхания. На выходе вспомнили про непредсказуемого пастуха и вильнули в сторону, чтобы не встретиться с ним. И лишь, когда последние дубы и сосны остались позади, они упали на мягкий цветущий ковёр луга. Впереди виднелось селение. Всё, можно отдышаться и обсудить.
— Что думаешь? — спросил Малой. В вопросах нечистой силы Ёра разбирался лучше.
— Не знаю.
Помолчали. Каждый вспоминал плач, пытаясь определить его характеристики.
— Ну, это как ребёнок. У нас Айка недавно так плакал. Точь-в-точь. Сейчас он подрос, почти не плачет. А раньше вот так же ревел.
— Как будто это игоша.
— Что за игоша?
— Ну, это если матка какая-нибудь погубила своё дитё, вот оно и стало игошей. Оно живёт там, где матка его закопала, или утопила. Если в лесу, там он и будет плакать, просить, чтобы его домой отвели. У них, у этих игош нет рук и ног, вот и просят людей.
— А тот не просил.
— Ну да, не просил… Тогда может, это подменыш.
— Это, к примеру, когда леший подбросит лешёнка какой-нибудь бабе, а её ребёнка себе забирает? — всё же уточнил Малой.
— Ну, по-разному бывает. Бывает не лешёнка подбросит, а деревянную колоду. А родители и не видят, что это колода, им чудится дитёнок живой. Они его кормят, ростят, пока кто не подскажет. А бывает, матка сама дитё лешему отдаёт. Слыхал, что с дочкой Кисея было?
— Слыхал. Но это ведь давно…
— Надо бы узнать, не пропадал у кого-нибудь недавно ребятёнок. Ты, если что услышишь, скажи мне. И я порасспрашиваю… Глянь-ка, а про хлеб мы забыли.
— Правда. Хорошо… хлебушек, я как раз проголодался.
— И я.