Зелье хранителя черепах

В самый сильный бинокль, по такому случаю одолженный у Генриха, он смог разглядеть разноцветные купола, казавшиеся сейчас булавочными головками. Как разительно они отличались от тех картинок, которые ему показывал тот же Генрих в своем альбоме - там собор словно собор венчали переспелые фрукты. Наливные красные вишни, созревшие сливы, набухшие соком яблоки. От разыгравшейся гастрономической фантазии Эрвин облизнулся, сглотнув выступившую во рту слюну. В животе проурчало. И не удивительно - последний раз он принимал пищу довольно давно. Вчера, или, может быть, даже раньше. В пылу боя не до этого. Сейчас же, получив короткую передышку, желудок его решил напомнить о себе. Да еще так громко, что этот зов каким-то чудом докатился до ушей самого Генриха, который ковырялся со своей винтовкой в двух шагах поодаль.
- Когда ты уже насмотришься? - незамедлительно отреагировал Генрих, который, похоже, и сам томился от голода. - Все равно ничего толком не видно. Давай лучше перекусим, пока спокойно.
Эрвин ничего не ответил, но вернул бинокль хозяину и присел рядом. Вдвоем они разложили перед собой скромный обед. Или ужин, - как знать? Генрих, человек обстоятельный и осмотрительный, думающий наперед, вытащил из своих закромов несколько банок консервов и кое-какой снеди. Эрвин же, обошелся одной-единственной порцией мясного рагу укутанной в бездушную жестянку. Да и та нашлась практически совершенно случайно, перемотанная тряпьем и убранная на дно вещевого мешка. Как древнеегипетская мумия - проскользнула тут же аналогия.
- Как думаешь, Ленин там? - поинтересовался он у Генриха, после того, как умял свою порцию, ставшую виновницей разговора из-за пробудившихся аналогий.
- А где же ему еще быть? - беспечно переспросил Генрих с набитым ртом.
- Может увезли? Мы же совсем рядом. Представляешь, что будет, окажись он у нас, - не унимался Эрвин, который решил развлечь себя разговором.
- А что будет? - Генрих отправил очередную порцию себе в рот.
- Так это же символ, - Эрвин сделал многозначительное лицо.
- Я бы его в музей отправил, - Генрих от вкушаемой пищи стал необычайно миролюбив, и даже заулыбался. - Правда. Показывал потом бы Иванам ради кого они тут сражаются.
- Меня больше волнует ради кого или чего мы сражаемся здесь сейчас, - как-то задумчиво произнес Эрвин и снова посмотрел в сторону Кремля, до которого по его подсчетам было несколько десятков километров и не заберись они на самую вершину водонапорной башни, им бы ни за что не удалось увидеть его.
Генрих на секунду изменился в лице и даже перестал жевать, наверное решив, что его сослуживец затронул зыбкую тему идеологии, но быстро понял, что последняя реплика относилась к их нынешней миссии, и почти мгновенно вернулся в прежнее беззаботно-сытое настроение духа. Он бы даже сказал по этому поводу то-то приободряющее, или напутствующее, но внезапно начавшийся обстрел не дал этого сделать. Бросив остатки еды, ему следом за Эрвином пришлось впопыхах бежать вниз по лестницам, к спасительным подвалам. Мины как назло ложились очень кучно, а следом и вовсе зарядили из чего-то крупного - они едва успели забежать в укрытие, когда раздался оглушающий разрыв.
В подвале к тому времени успели укрыться остальные члены их зондер-команды: солдаты Курт Брегер и Бруно Бергер, пулеметчик Фриц Хонка, полковой повар Карл Гроссман (затесавшийся в команду совершенно случайно, а по-простому говоря, самолично привязавшийся за отрядом), а также лейтенант Неришев (какой-то вроде бы полунемец-полуполяк, лично отряженный генералом). Еще пару часов назад численность личного состава пребывала в куда большем разнообразии, но, увы, они нарвались на несколько засад, отчего их ряды были прорежены вездесущими Иванами. Что поделать - большевистская орда готова была противопоставить несметное количество пушечного мяса. По крайней мере об этом постоянно напоминал их прежний командир капитан Нойман, которого, уже тому как две недели, растерзали в ужасающей по своей кровожадности штыковой атаке. Вспомнив те события, на всю жизнь отпечатавшиеся в памяти, Эрвин до конца обстрела просидел под гнетущими картинами прошлого. От этого он не сразу заметил, когда буря умолкла, а все потихоньку стали покидать укрытие. Генриху стоило немалых трудов привести боевого товарища в чувство. Когда высыпали на свет божий, обнаружилось, что обстрел велся из действительно чего-то очень могущественного, потому как соседние дома приобрели вид груды головешек, водонапорная башня стесалась наполовину, а прямо перед ними в земле зиял огромный провал, уходящий куда-то в самые ее недра. Генрих перекрестился, воздавая хвалы создателю за то, что уберег, и потащил все еще не до конца очухавшегося Эрвина к остальным, которые спешно обойдя разверзнувшуюся утробу почвенных слоев, покатились дальше - к границе города. Но зародившийся порыв остановил треклятый лейтенант. Ему видите ли показалось странным, откуда мог взяться такой провал? Наверняка разорвавшийся снаряд угодил в какой-то погреб или бункер. Кто-то достал фонарик и в тусклом свете удалось разглядеть туннель вроде бы даже с железнодорожной колеей. Вот только откуда ему взяться под землей? Шахт тут не рыли, а метро было лишь в самой Москве, но до нее еще было идти и идти. По крайней мере именно такими вопросами задался Неришев и приказал всем спустится вниз. Кое-кто, конечно, начал припираться, но тут послышались звуки приближающихся разрывов и пререкания мгновенно стихли. Что бы там ни было внизу, под землей от снарядов укрываться много надежнее.
Опасались встретить здесь русских, поэтому держали оружие наготове, но по косвенным признакам выяснилось - это место пустовало уже пару недель. Да и где было устраивать засады, когда ты находишься в довольно нешироком подземном туннеле, со всех сторон отделанным бетоном? Ни тебе закутков, поворотов, перекрестков, ничего, кроме бетона по окружности и рельс. На одной из сторон правда была смонтирована проводка, и вдоль всего туннеля шли редкие лампы. Их удалось позже включить, когда через десяток метров они наткнулись на распределительный щиток, над которым поколдовал Гроссман (кто же знал, что повар пригодится!) и фонарики можно было убрать обратно. При таком пускай и бедном, но освещении, прокладывать путь оказалось гораздо приятнее, комфортнее да и безопаснее. А шли они, как сказал Неришев в сторону Москвы. Правда, куда они шли и зачем, он тактично умолчал. Но, опять же, все-таки это было лучше, чем пробираться по поверхности, постоянно натыкаясь на большевистские патрули, засады, обстрелы и прочее.
Пока шли, конечно же каждый посчитал своим долгом озвучит свои догадки по поводу загадочного тоннеля. Солдаты Бергер и Брегер единодушно сошлись во мнении, что место это нехорошее, и ничем хорошим их поход не закончится. Фриц Хонка, во все глаза озираясь постоянно по сторонам и беспрестанно водя стволом пулемета туда-сюда, со знанием дела утверждал, что это бывшая шахта, и тут добывали если не золото, то явно что-то драгоценное. Гроссман плевал под ноги и называл место кроличьей норой. А лейтенант Неришев хранил молчание, предпочитая вести беседы на другие темы. Генрих про туннель даже не думал, присев на уши Эрвину, и рассказывая про свои любовные победы, кои случались с ним во множестве до войны. Эрвин безропотно слушав своего товарища - такие разговоры, да еще в подобной обстановке, здорово успокаивали. Особенно ему нравилась история про полуторапенсовую Энни, которую он слышал уже не раз, но она ему не переставала надоедать.
Шли они долго, успев по пути сделать несколько привалов, а когда силы покинули большую часть отряда, Неришев скомандовал готовиться ко сну. Никто не протестовал, хотя, казалось бы, останавливаться на ночлег посреди непонятно откуда взявшегося туннеля, да и еще находившегося в стане врага, было затеей как минимум рискованной. Но, поскольку за все время их продвижения, никаких намеков на присутствие людей не обнаружилось, все утратили былую бдительность и даже не выставили часовых.
Проснулись все разом. И не из-за какого-то шума или гвалта, а вот просто взяли и проснулись одновременно. Лишения все-таки сплачивают людей.
Позавтракали (с Эрвином добродушно поделился частью своей порции Генрих) и двинулись вперед с новыми силами. Шли уже быстрее - путь был теперь привычен, а удивительное спокойствие придавало уверенности. Даже Фриц Хонка растерял свою излишнюю подозрительность, перестав водить пулеметом и перекинув его через плечо. По стечению обстоятельств, он и пропал первым. Как такое случилось никто не смог понять - все шли вразвалку, мирно беседовали, кто-то даже насвистывал себе под нос любимую мелодию. А потом мнением пулеметчика захотели поинтересоваться в ходе праздного спора: окликнул его, а Фриц не ответил. Произошедшее серьезно подняло градус напряженности. Своим небольшим отрядом они даже вернулись на километр обратно, но бедняга словно растворился в воздухе. И что самое печальное - вместе с ним исчез и пулемет - самое мощное оружие в отряде. Не считая гранат, которых после всех боестолкновений насчитывалось ровно шесть штук. Зародились некоторые волнения в стане бойцов, но Неришев довольно быстро утихомирил ситуацию. И все снова взялись прокладывать дорогу навстречу неизведанному. Только теперь держались скученнее, пустых разговоров не вели и вообще глядели по сторонам. Хотя, чего там можно было увидеть на бетонных стенках?
В конце концов, им, вроде как улыбнулась удача, и они наткнулись на пустую дрезину с ручной тягой, брошенную посреди туннеля. На ней нашлись кое-какие вещи: телогрейка, валенок и походный котелок. Хозяина вещей рядом не наличествовало, и все решили, что он позорно бежал, бросив вверенное ему имущество. Взобравшись на дрезину и кое-как уместившись на ней всей честной компанией, они теперь продвигались в куда более комфортных условиях. Однако, как назло, вышла из строя система освещения, и даже Гроссман не смог ее починить, отчего перемещаться они стали в темноте. Впрочем, идти на дрезине можно было и в темноте, изредка подсвечивая себе путь фонариком, чтобы не разрядить его до конца. Каждые десять минут качавшие ручку менялись. Так за час они добрались до станции - все-таки попали они в некий аналог метро. Сама станция с трудом походила на виденные ранее в Берлине: совсем маленькая, с узкой платформой на которой с трудом могли разойтись два человека. Но, главное - свет фонарика выхватил дверь, ведущую куда-то наверх. К огромному облегчению всех участников экспедиции, Неришев не скомандовал продвигаться дальше по неуютным туннелям, а приказал идти через найденный ход. Так они и сделали.

- Вот, выпей, - усатый протянул покоцанную металлическую кружку, на дне которой что-то плескалось.
Эрвин взглянул - белесая мутноватая жидкость. Однако, не раздумывая, выпил. Горло обожгло: сначала горячо, а потом приятно. Усатый довольно крякнул и отобрав кружку, плеснул туда еще из зеленой бутыли, и протянул Генриху. Тот поступил с угощением под стать своим сослуживцам. Неришеву предлагать выпивку не стали, потому как он лежал туго спеленатый ремнями в углу каморки. Да и вряд ли бы капитан согласился брататься с противником. А усач был самым что ни на есть врагом. По крайней мере выступал он явно за противоборствующую сторону. Хотя говорил по-немецки сносно. Даже деревенщина вроде солдат Брегера и Бергера внятно улавливала смысл сказанного. А сказал он им много чего странного и необычного. Например, про большой зал, в котором они оказались после станции.
- Все это, экспериментальные машины, за которыми кроется светлое советское будущее - такими словами описал усатый помещение, после того, как застал их врасплох, разоружил и приказал связать Неришева. Гроссман было попытался наброситься на усатого, рассчитывая, что тот болтая утратил бдительность, но тут же получил пулю в лоб из нагана. Незамысловато рухнув на пол, убиенный распростер руки, будто готовясь обнять смерть, которая, вне всяких сомнений, уже прибыла по его душу.
- Не надо так, - пожурил умирающего усатый и продолжил, уже обращаясь к живым. - Как видите, они все в транспортировочном исполнении, потому как их должны был эвакуировать из осажденной Москвы, но, увы, в силу вступили непреодолимые обстоятельства, и эвакуация сорвалась. Так что, граждане немцы, придется вам оказать неоценимую помощь и посодействовать эвакуации.
Уже после этого, уловив ничего не понимающие и обескураженные от такой наглости взгляды, усатый потянулся за бутылкой. Алкоголь оказал благотворное влияние на окружающую обстановку и атмосфера стала куда миролюбивее. Бергер и Брегер сразу захмелели, залоснились. Усатый ласково им улыбался и подлил еще. Не обидел и Эрвина с Генрихом.
- А что вообще это за машины такие? - подал голос Генрих, вполне искренне обводя помутневшим взглядом зал.
Эрвин тоже в душе задался подобным вопросом и бросил взгляд туда же. В плохо освещенном, но с довольно высоким потолком помещении, пахнувшим чем-то странным, в несколько рядов стояли, казавшиеся шкафами установки. Однако присмотревшись становилось видно, что шкафы были странные - слишком громоздкие, а все их внутреннее пространство было заполнено непонятной требухой, от которой тянулись провода, жгуты, шнуры.
- Электрические вычислительные машины на медно-закисных выпрямителях, - объяснил усатый, но вышло у него это непонятно. Он и сам быстро догадался о свое оплошности и прибавил. - На купроксах.
Генрих удивленно присвистнул, и, словно впечатлившись, со знающим видом покачал головой. Усатого такое поведение вполне удовлетворило, он опять добродушно улыбнулся, и предложил свою мутную жижу. Выпили.
- Как ваши имена? - поинтересовался усатый.
Все представились. У Бергера и Брегера это вышло с трудом. Они едва стояли на ногах.
- Меня зовут Иосиф, - наконец представился и усатый, который, как подумалось Эрвину, несколько удивился, когда никто ничего не сказал ему в ответ. Хотя, пойло из бутыли довольно сильно било по голове, поэтому Эрвину могло просто показаться.
- Что будем делать дальше? - подал голос Генрих, окончательно войдя в роль толмача.
- Надо будет сгрузить оборудование на состав, а затем перегнать его подальше от Москвы. В той стороне, с которой вы пришли, есть разветвление, оно идет на юг. Видели?
- Нет, - Генрих задумался. - Мы попали сюда через провал в земле, недалеко от Клязьменского водохранилища.
- Провал? - взгляд у усатого налился нехорошим.
- Снаряд пробил свод туннеля, - уточнил Генрих, но чувствуя настроения своего собеседника, поскорее его успокоил. - Но там не все завалило.
- К тому времени, как мы туда доберемся, будет уже поздно. Если пролезли вы, значит пролезут и другие, - усатый потянулся к оружию.
- Не будет других, - спохватился Генрих. - Мы разведывательный отряд, шли намного опережая основные силы. Да и те, скорее всего застряли на подступах, там сильная оборона.
- Разведывательный отряд? - усатый не успокаивался.
- Да! Спросите у капитана, он подтвердит.
- А ну-ка, - усатый подошел к связанному и склонился над ним.
О чем они беседовали остальным было не слышно, но после короткого разговора, усатый застрелил капитана, а сам, довольно потирая руки, вернулся к остальным. Произошедшее вправило хмельные мозги и все смотрели почти трезвым взглядом, не ожидая ничего хорошего.
- Вы не знали о своей задаче, не так ли? - грозно вопросил усатый, обводя каждого внимательным взглядом.
Раздались очень уверенные и вполне себе искренние возгласы отрицания. Усатый поверил. Лицо его вновь просветлело, он заулыбался, убрал оружие и плеснул всем из бутыли. Все послушно выпили, но глаза косили в сторону нагана вившего у усатого в кобуре на поясе.
Занялись погрузкой. Вычислительные машины оказались жутко тяжелыми штуками, да еще и тащить их приходилось через извилистые и тесные коридорчики, которые выходили к дальней части станции. Там был сокрыт во мраке небольшой поезд с двумя вагонами-платформами, на которые и устанавливался груз. Сколько это заняло времени даже страшно было представить.
Когда управились с делами (помимо погрузки, пришлось еще сбрасывать с путей дрезину на которой они сюда прибыли), усатый как ни в чем не бывало, лихим движением, расстрелял Бергера и Брегера, тем самым оставив их многочисленные семейства без кормильцев, детей без отцов, а жен без мужей. Эрвину вспомнилось, как двое солдат иногда показывали любовно укрытые тряпочкой фотографии, которые они хранили где-нибудь поближе к сердцу.
Сложив тела, отправились в путь. Поезд двигался неспешно, усатый очень дорожил своими вычислительными машинами и ехал крайне аккуратно. На отдельных участках он даже выгонял Генриха и Эрвина вперед с фонариками, чтобы они осматривали полотно. В остальное время, когда дорога не вызывала вопросов, двое немецких солдат ехали с ним в кабине. Усатый время от времени развлекал их беседой. Выпивать правда уже не предлагал, употреблял в одиночку.
- С помощью этих удивительных устройств, - вкрадчиво рассказывал усатый, - мы сможем сделать качественный скачек вперед. Куда там вашей немецкой науке! Вы все навсегда останетесь в прошлом, а мы, советская власть, сможем заглянуть в будущее, у привнести оттуда в нынешний мир много нового, ранее невиданного. Советские ученые, не покладая рук, сумели собрать уникальный механизм. Конечно, пришлось использовать наработки и элементную базу некоторых других стран, - он покосился на них. - Но, это было лишь продиктовано той спешкой, с которой все создавалось. Мы не могли себе позволить быть вторыми, хоть как-то уступив пальму первенства. И поставленная задача была выполнена. Помешала лишь досадная случайность! Кто мог знать, что ваше правительство объявит войну. А ведь вести боевые действия на два фронта, это самое настоящее самоубийство. Мы думали у нас в запасе будет еще пара лет, чтобы доработать машину. Но, ничего, наши ученые справились и в более сжатые сроки. Теперь осталось малое.
Когда они добрались до пролома, через который, собственно, и попали сюда своим разведывательным отрядом, оказалось оптимизм Генриха насчет серьезности повреждений был сильно преувеличенным: пробиться через обваленные десятки тонн грунта и железобетона, которые усыпали железнодорожное полотно, их силами оказалось невозможно.
- Черт! - негодовал усатый. - Ведь до соседней ветки оставалось всего лишь пара сотен метров! Проклятье!
- Мы можем попытаться разобрать завал, - предложил Генрих, как-то уж слишком явно косясь на оружие усатого - не потянется ли его рука к нему, чтобы избавиться от ставшей ненужной рабочей силы?
- Сам не видишь, тут и роте солдат за неделю не управиться, - злобно топнул сапогом усатый. - Всего ничего до величия! Нет, товарищи военные, будь даже и рота под рукой, времени у нас нету. Поэтому будем запускать машину прямо здесь. Я смогу запитать ее от внешней сети, тут проводка вроде бы целая. А вас двоих как раз хватит, чтобы все подсоединить.
Генрих и Эрвин ничего по этому поводу не сказали, но чувствуя, что их смерть отодвинулась в своей перспективе на новый срок, с готовностью взялись выполнять новые приказания.
Набитые требухой шкафы, они теперь разворачивали, тянули от них провода друг к дружке, что-то переключали. Работа была непыльная, но абсолютно непонятная. Усатый, правда, давал распоряжения четкие, отчего ошибались они редко. Через несколько часов, все было готово. Усатый довольно потирал руки, разглядывая проделанную работу. Расстреливать своих подопечных, однако не стал.
- Своим трудом вы заслужили увидеть это, - объяснил он свою необычную снисходительность.
И полез ковыряться в туннельную проводку. Вскоре от вагонов-платформ донеслось гудение - устройства заработали. Внутри шкафов что-то начало светиться, все ярче ярче. Усатый подвел Генриха и Эрвина ближе, а сам залез наверх. Открыв один из шкафов, он показал его содержимое - какие-то кнопки, переключатели, а посередине небольшой экран. Он удивительно походил на телевизор из госпиталя, где Эрвин приходил в себя после ранения, и где в телепередачах мелькала несравненная Эльза Эльстер, вещавшая с экрана о всякой всячине. На экране загорелись какие-то надписи. Усатый постоянно сверяясь с высвечиваемым, взялся безостановочно щелкать кнопки.
- Сейчас, сейчас, - бубнил он себе под нос, - должно сработать. Иного и не дано. Скоро вы увидите нечто необыкновенное. Невиданные знания.
Оказалось, в шкафу был еще вмонтирован динамик - из него принялся доносится приглушенный голос. Говорили по-русски, Эрвин и Генрих ничего не поняли, но им любезно переводил кое-какие вещи усатый.
- Это человек по ту сторону, - возбужденно выкрикивал он. - Он знает, что мы его слышим. Он издалека. Говорит о каком-то красном лесе. О бесконечном мелководном океане. Красный, значит советский, я уверен! Спрашивает откуда мы. Жаль нет микрофона, я не могу ему ответить!
Тем временем устройства на платформе стали гудеть сильнее и вибрировать. Совсем скоро вибрация вошла в какой-то резонанс с вагонами, и они начали едва заметно раскачиваться.
- Он столько всего рассказывает! - продолжал восхищаться усатый, особо не замечая, что его и самого теперь кидало как парусное суденышко во время шторма. -  Об их технологиях, о перемещениях в пространстве. Он может заглядывать в прошлое и будущее. Видеть иные миры. Существа, которые чужды людям! Нужна, обязательно нужна, обратная связь. Устройства стоит доработать и тогда мы увидим весь мир! Я не могу у него спросить о самом главном! Какая жалость! Быстрее, быстрее, говори же, мой друг, как можно больше. Я должен узнать столь многое.
Интересная беседа была беспардонно прервана не самым удачным для присутствующих попаданием снаряда, который, виданное ли дело, залетел ровнехонько в пробитую ранее дыру в земле и взорвался уже в туннеле. От чудовищного сотрясения, и без того поврежденные своды не выдержали, рухнув и на небольшой поезд. Тем самым похоронив под собой всех участников этой пространной поездки. Хотя, в последние мгновения своей жизни Эрвин увидел, как усатый, показывая чудеса ловкости, вроде бы успел метнуться в сторону открытой задней двери локомотива, чтобы спрятаться внутри. Но, чем закончилась эта его попытка, немецкий юноша не понять успел - погиб.