Холодный сон 8

Укутались в снежные одеяла окрестные избушки, дома повыше нахлобучили белые шапки. Деревья  вскинули узорные кружева шалей,   растянули их над тихими крышами.
 Нежная мелодия заката протянулась  из вечернего неба, легла на литые сугробы, отдающие сумеречной голубизною. Желто-розовый блеск пропитал горизонт с волнистой линией леса.
Нежность вечера представлялась коварной: где-то за стенами города жгли костры осаждающие, мечтали, наверное, об утреннем приступе.
Тоненькая девушка в горностаевой шубке вышла из затаённого переулка  на притихшую городскую площадь.
 Никого. Только строгие городские часы смотрят  с высокой башни  печально и понимающе. Из  цепочек минут, из россыпей секунд неутомимые стрелки складывают  узор бесконечности. Хранители вечности, для которых века – песчинки.
 А судьбы? Они тоже ничего не значат во времени?
Девушка подняла руки, заскользила в неожиданном, зародившемся под часами танце. Дремавшая  вьюга насторожилась, прислушалась.
Танцовщица закружилась быстрее, взметнулись  полы шубки, закрутились у ног опрокинутым  бутоном лилии. Руки потянулись к холодному небу,  крыльями ударили в зыбкость белого мрака. Вьюга взвилась, нависла  над городом.
 В веретено  смерча превратилась танцовщица. Метель засвистела, пьянея от ярости…
- Не надо, не надо, -  просит Айвета неведомую плясунью. – Остановись! - Но та не слышит.

- Дедушка Лейтиш, я видела ту, что остановила время в городе!
Старик не мог оправиться от её рассказа, улыбался удивлённо, недоверчиво, отворачивался, чтобы смахнуть слёзы, а они катились по растерянному, счастливому лицу, и он уже не обращал внимания…
- Значит, живы они, говоришь? Живы, раз откликнулись тебе.  Заснули только…Вот ведь надо же… Видно, испугалась девчонка, не поверила, что город выстоит.
- Но уход от битвы разве решение? Получается, что всему городу сон-смерть назначила…
- Так  данью вряд ли обошлись бы – затребовали бы подчинения. Думаешь, наши люди мечтали  петь волчьи песни? Зверю служить – сам в зверя превратишься.
- И что же теперь, дедушка? Где теперь эти волкоголовые?
- Бежали с этих мест, как очумелые. Страх их гнал да стужа выкашивала. Такая лютая, что и мы не могли пройти к месту города прежнего.
- Получается, что всё было правильно? Но тогда почему же ты до сих пор виною мучаешься?  Дедушка, а не потому, что предков обрекли  на забвение? Может, ваша вина нашей продолжается?
- Нет, касаточка моя ясноглазая. Уж тебе  брать вину вовсе незачем. И не зря ты здесь донимала меня, ворошила боль жестокую. Дозналась-таки… Ой, порадовала! А у меня в городе дочь осталась старшая, только замуж выдал за столяра. Вот так до сих пор и не знал я, где она. А совесть каждый день мучила. Какое уж тут забвение…
- Но как их разбудить, дедушка? Не могу я докричаться до танцовщицы. Не знаю, как вывести из сна зимнего.
- Я знаю, касаточка. Уж поверь: теперь-то я знаю.



Утром танцевали благодарность урожаю. Уставшая земля старых просек хлебородом не баловала, потому и надеялись на дальние вырубки. Но и малый урожай – радость огромная, вот и кланялись полю, обносили его колосками. Жёсткие  венчики ячменных усов горделиво покачивались.
Новость донеслась даже  до поляны:  Ершен больше не вождь старейшин.
Дома взрослые отчаянно спорили, не скрываясь уже перед младшими. Те мало что понимали, но слушали с откровенным удовольствием.
- Ну что, рада, ершистая, допрыгалась? – переметнула бабушка гнев на Айвету. – Теперь сами верховодить будете?  Быстро спустите всё нажитое на ветер.
- А она-то причём? – вступилась мама. – Заправляют всё равно старейшины. А чем Арист хуже Ершена? Он всё-таки лучшим охотником становья был.
- Охотником, да не хозяином.
- Это потому что сруб себе не сделал? Так он всегда по справедливости всё делил, а сруб лучше  бы сиротам поставить.
- Ершен порядок в общине держал! – не сдавалась бабушка.
- Зато теплоты в становье не было, - отрезала мама. – Костров вечерних не стало! Молодежь  затихла, песни по ночам не поёт, игрищ не заводит. А сколько лет уже в круг не становились на общий танец!
Посыльный мальчишка влетел в землянку и сразил неслыханным  указанием: Айвету и всех оборонниц её четвёрки вызывали на совет старейшин.


Больше всех смущена была Ольма: старейшины попросили у  молодых прощения. Не заметили мудрые, как долгая тайна в обман превратилась, забыли, что на лжи благоденствие не строится.
- Мы не будем больше замыкать границу, - сказал Арист. – Сегодня вечером вам не придётся идти в дозор.
Стало понятно, почему старики выглядели растерянными и всполошёнными, наверняка решение Ариста пробивало себе дорогу с большим трудом.
Сдержанная Иванна пришла в ужас:
- Нельзя! Погибнет становье. Сюда  сразу холод придёт, уж мы-то знаем – на вкус его тайно пробовали…
- Этот холод -  наш, -   отрезал Арист и губы плотно сжал. Молчун – и есть молчун, пусть и в новом звании.
- Наш, - со вздохом подтвердил Лейтиш. И, видя обескураженность девушек, пояснил:
- От  бесчувствия нашего город, как человек застыл. Нам бы сразу разобраться да с теплом прийти, а мы закрылись, бессердечие множили. Теперь попробуй достучись сквозь лёд! Как бы самим не замёрзнуть…
Страх Айветы перехлестнул радость. Да, она сама это затеяла! Но не думала, что перемены бывают к худшему. Если хлынет на лес стужа бывшего города, смогут ли люди её выдержать? Вдруг оцепенеют всем становьем, превратятся в заледенелых, в беспомощных…
- Будем готовиться к большому костру, - объявил Арист. – Всем миром станем в общий круг, - надо вместе. Пробудить город…  сил  много потребуется…
Радостной птичкой вспорхнула надежда. Значит, у старейшин есть-таки замысел, раз не кажется им идея гибельной. И Хранитель просил, чтобы не закрывались, если  помочь хотят!
- Выходит, сонный лёд растопить можно? – пискнула перепуганная Элина.
- Так вы, голубушки, уже плавить и начали, - улыбнулся Лейтиш. - Разворошили наше бесчувствие. Теперь всем становьем будем холод убирать, топить будем теплом человеческим. Для того и живём, касаточки. Согреваем друг друга весь век заботой да жалостью. Своим огнём сами и греемся.
Арист встал, подошёл к Айвете,  с высоты своего роста посмотрел озадаченно:
- Это ты, значит, углядела  наш город? А на новый танец сил хватит? Судьбу становья доверить тебе  думаем…
Фыркнула рядом Ольма. Ответила за Айвету: Да уж она справится.»
 - Ждём от вас, искусницы, танца откровения, - обратился к ним  Арист. - Всё, что пережили, всё, что постигли, передать нужно уснувшему городу вместе с теплом становья нашего.

Продолжение  http://proza.ru/2024/05/29/522