Зимняя сказка

Стоцкий еще раз посмотрел в бинокль. Он не верил своим глазам. Обычно неподвижный ледник пришел в движение.

Казалось, это обман зрения. Далеко впереди, там, где всегда была тишина, и сонно поблескивал лед, будто очнулись ото сна мифические чудовища. Огромные глыбы окалывались от прежде монолитного ледника, опускались и снова поднимались в бурлящей воде. Словно загипнотизированный, не в силах оторвать взгляда, Стоцкий ждал. И вот оно началось!  Встревоженная пробудившимся льдом вода сама пришла в движение.

Казалось, время замедлилось: Стоцкий явственно различал, как, сначала небольшая, волна росла, набирая силу и скорость, пока не обрушилась на ветхое строение метрах в ста от него.

Стоцкий набрал на спутниковом телефоне номер диспетчера Пала Петровича.

«Алло, это Стоцкий, - почему-то проорал он в  трубку. – У нас проблемы».

«В чем именно?» – сухо спросили на другом конце провода, не отреагировав на панику в голосе Стоцкого.

«Лед пришел в движение», - ответил Стоцкий более спокойно.

«Волна пошла?» - голос Павла Петровича был абсолютно спокоен, как будто каждый день начинают таять монолитные ледники.

Стоцкий снова посмотрел в сторону беспокойных глыб льда: они беспорядочно ныряли и выныривали. Он понимал, что нужно убираться отсюда как можно скорее, но первобытная мощь стихии словно притягивала взор, он глядел на нее, как завороженный.

«Волна была?» - снова спросил Павел Петрович, в чьем голосе появились стальные нотки.

«Да».

«Сколько метров?» - у Павла Петровича словно был заранее заготовлен список вопросов, на которые следовало  отвечать незамедлительно.

«Метров десять», - неуверенно пробормотал Стоцкий, не в силах оторвать взгляд от новой волны.

«Убирайся немедленно!» - теперь в трубку прокричал диспетчер и прервал разговор.


На электронной доске перед Павлом Петровичем красовалась  карта ледников, на которой в разных местах горели красные огоньки. Диспетчер нажал что-то на приборной панели, и на доске заалела еще одна точка.

Отовсюду поступала информации о стремительном таянии ледников. Павел Петрович созвонился с коллегами из других стран: у них ситуация была схожей. Все в недоумении морщили лбы и чесали носы, с ужасом ожидая дальнейшего развития событий.

                *  *  *
А в это время Ирина изучала базилику Сан Джорджо Маджоре в Венеции. С момента окончания войны прошло уже двадцать лет, но туристические обмены возобновились совсем недавно. Более десяти лет она провела в состоянии постоянной готовности к ракетным атакам и появлению беспилотников. И чтобы как-то скрасить настоящее, казавшееся беспросветным, ее мать Вика постоянно рассказывала о сказочной стране – Венеции.

Она рассказывала дочери о Гранд-Канале, по берегам которого выстроились замысловатые палаццо, о рассекающих водную гладь гондолах и катерах, о вапоретто, всегда заполненных до отказа улыбающимися и восхищенными туристами, о живописных мостиках над многочисленными  каналами, об улочках, петляющих и постоянно выводящих к одной и той же площади, о белых венецианских базиликах, дышащих спокойствием и безмятежностью.

Убаюканная рассказами матери, Ирина засыпала, и снились ей сказочные воздушные замки, многомачтовые корабли, парящие над волнами.

Реальность оказалась не так далека от картины, нарисованной детским воображением.

Вечерняя водная прогулка от аэропорта до гостиницы ввергла Ирину в состояние шока. Все выглядело (даже) удивительнее, чем она представляла себе по рассказам матери: иссиня-черная, бурлящая от лодок и катеров вода, ослепительные шары света, выхватывающие из темноты здания, будто парящие над водой.

Первым делом на следующее утро Ирина собиралась осмотреть прославленный собор Святого Марка, но километровая очередь на вход отпугнула ее, и она сделала выбор в пользу отдаленного острова Сан Джорджо Маджоре с одноименной базиликой. И, как оказалось, не прогадала.
Поплутав по пристани среди яхт, ненадолго затерявшись в зеленом лабиринте, Ирина шагнула внутрь. Она бродила по нефам базилики, заглядывая во все закоулки. Белый мрамор повсюду заворожил ее. Поднявшись на лифте на колокольню, Ирина вдохнула полной грудью свежий прохладный воздух канала.

Поговаривают, когда-то, еще до войны, температура воздуха в декабре в Венеции никогда не поднималась выше десяти градусов.

За годы войны климат сильно изменился, причем не везде в сторону потепления и засушливости. В пустыне прямо из песка забили источники, и зацвели сады. В то же время в Европе среднегодовые температуры выросли на пятнадцать-двадцать градусов.

Вода больше не поднималась высоко, и здесь практически забыли о мостках, по которым передвигались в сезон «высокой воды».

Именно поэтому Ирина и решила встретить в Венеции Новый год: в любое другое время здесь становилось слишком жарко и душно.

Ирина окинула взором Венецианскую лагуну: перед ней расстилалось бескрайняя морская гладь с островками, усеянными красноватыми крышами… Однако, что-то изменилось, бесповоротно изменилось. Море не должно было казаться таким бескрайним. Ирина пригляделась к островам: купола и башни торчали по-прежнему, а вот здания будто стали ниже. Она нашла взглядом кампанилу Сан-Марко. Ажурные арки и колонны дворца дожей практически полностью поглотила вода. Ее уровень неумолимо продолжал подниматься.

Говорили, в одном из залов Палаццо Дукале хранилась часть коллекции скифского золота, которая после возвращения на Украину (во время войны) расползлась по нескольким европейским музеям и частным коллекциям.

«Жаль, уже не посмотрю», - промелькнуло в голове Ирины.

Она перевела взгляд на остров, на котором находилась: не было больше зеленого лабиринта, причала с яхтами, кое-где лишь торчали остовы мачт.
                *  *  *
-  У нас очередной теракт на железной дороге, - Рыжий говорил приглушенно, но его голос, несмотря на это, дрожал от возбуждения.

«Интересно, чего это он так разволновался», - подумал Скрепов».  В послевоенные годы теракты на железной дороге стали обычным делом.  Теперь их, конечно, поменьше, чем прежде, но все равно этим никого не удивишь. Такие сообщения обычно остаются без внимания. Читатели стали равнодушны к подобным событиям, и Интернет-издание Скрепова «Бешеные новости» обычно обходило их стороной.

Группы недобитых диверсантов периодически всплывали с «акциями устрашения»: то подмешают отраву в еду в столовой, то бросят петарду в окно.  Однако проще всего оказалось подрывать поезда и железнодорожные пути.

- Не пустышка? – вслух спросил Скрепов.

- Нет. Я сам слышал звук взрыва, а зарево вижу до сих пор, - Рыжий громко сглотнул. – Грохот был неимоверной силы, как будто в поезде перевозили атомную бомбу. А сейчас так пылает, что гарью заволокло все небо. Становится тяжело  дышать, - Рыжий закашлялся.

- Что это был за поезд? – машинально спросил Скрепов, размышляя о том, что раньше люди не были такими черствыми, принимая близко к сердцу все сообщения о чужих несчастьях. Война и лишения всех ожесточили и напрочь отбили любую доверчивость.

- Спецпоезд из Великого Устюга.

- С Дедом Морозом? – удивился Скрепов, насторожившись. Он что-то почуял, но пока не мог уловить, что именно.

-  С Дедом Морозом, Снегурочкой, со всей командой и подарками, - Рыжий снова закашлялся.

- Пришли фотки пожара, - скомандовал Скрепов и положил трубку.

Через пару минут телефон Скрепова засвистел. Пришло новое сообщение. Фотографии были действительно впечатляющими. Они потрясли даже Скрепова, повидавшего многое за годы войны. Яркое пламя застилало небеса, черная гарь прорывалась сквозь языки пламени. Казалось, комната наполнилась едким дымом и жаром. Скрепову отчего-то стало не по себе, он весь взмок то ли от ужаса, то ли от восторга и стал лихорадочно подыскивать броский заголовок и емкие фразы, бьющие прямо в глаз, для предстоящей заметки в «Бешеных новостях».

                «Дед Мороз мертв! – Да здравствует вечное лето!»

«Нет, так нельзя, - подумал Скрепов, - могут обвинить в оправдании терроризма. Должно быть что-то более трагичное».

                «Дед Мороз стал очередной жертвой террористов»

«А это уже отдает комизмом. Нужно больше апакалиптичности,» - Скрепов будто сам себя подстегивал.

               «Трагическая смерть Деда Мороза может привести к
                глобальной катастрофе»

«Вот это уже лучше», - мысленно поздравил себя Скрепов. В памяти всплыли давно прочитанные сказки и легенде о духе Зимы, Морозко, Студенце.

               «Нарушена вселенская гармония. Разверзнутся хляби небесные,
                земля уйдет под воду»

Фантазия Скрепова работала, как бешеная.

«Если Дед Мороз – дух Зимы, разве может он погибнуть при взрыве поезда? Ведь  это дух… - Скрепов почесал затылок. – Хотя, с другой стороны,  в эпицентре взрыва такая температура, что ледяной дед мгновенно растает. Никто ведь не проверял, не взрывал духов. Если он может дыханием насмерть заморозить человека, вполне вероятно, что несколько тысяч градусов уничтожат такое существо. В различных мифологиях вообще божества были смертны. Убить их не так легко, как человека… Но все же они гибли как мухи…Японские ками, греческие олимпийцы…»
Скрепов встрепенулся, поток сознания прорвался, и он сделал пометку в блокноте: «Подкрепить возможный факт смерти деда Мороза примерами из мифологии».

                *  *  *

- Эх, взять бы отпуск и хоть раз отдохнуть по-настоящему, - мечтательно протянул старик с длинной седой бородой, вальяжно раскинувшийся в кресле вагона спецпоезда Деда Мороза из Великого Устюга.  На нем был свободный вискозный трикотажный костюм серого цвета и носки со стельками на подошвах.

- Совсем ты обленился, дед, - засмеялась девушка, сидевшая в кресле напротив него. Ее зеленая фланелевая пижама практически сливалась с обивкой кресла, в котором она утопала. От смеха ее большие голубые глаза превратились в щелочки, нос смешно сморщился, и обнажились ровные белые зубы. – Такой работе, как у тебя, дед, позавидует любой молодой, не говоря уж о пенсионерах: раз в год садишься в комфортабельный поезд и два месяца колесишь по всей России, даришь подарки, устраиваешь всем праздник. Не работа, а мечта!

- Это для тебя, Аленка, мечта, - возразил  старик, улыбнувшись.

- Да, ты себе представить не можешь, как я обрадовалась, когда меня выбрали Снегурочкой, - произнесла Аленка и прикрыла глаза, вспоминая приятный эпизод из своей короткой и не очень счастливой жизни. Бесконечные годы войны, разрушенный родительский дом, погибшая родня и долгий путь к миру. И в конце пути этот поезд из пятнадцати вагонов, посвященный Деду Морозу и Новому году. Пятнадцать вагонов любимейшего из праздников. И она в этом самом странном вагоне, в котором когда-либо бывала: огромный, практически пустой, лишь два кресла и кофейный столик в самом центре. Собеседование проводил сам старик, и когда Аленка спросила его, почему в новогоднем бело-синем поезде есть вагон, где на креслах зеленая обивка, выбивающаяся из цветовой гаммы, он задумался и, расхохотавшись, ответил: «А черт его знает. Они просто очень удобные».

- Снегурок много, а Дед Мороз один! - пророкотал старик и ударил кулаком по кофейному столику. Стаканы и графин на подносе зазвенели, а Аленка от неожиданности вскочила на ноги.

- Ладно, ладно, дед, - Аленка взяла графин и плеснула себе немного водки. – Один так один, – она залпом выпила содержимое стакана. – Ты меня так заикой сделаешь.

Снегурка снова села в кресло, укутавшись пледом, который лежал рядом – внезапно откуда-то потянуло холодом, хотя все окна были плотно закрыты.

- Так-то, -  уже другим, добродушным, тоном произнес Дед Мороз и протянул Аленке свой стакан - Ну-ка, плесни и мне, да льда не жалей.

Аленка, не вставая, протянула руку к графину, налила немного старику и набросала с десяток кубиков льда.

- Странный ты, дед, пьешь лед с водкой, а не водку со льдом, - промолвила Аленка, когда старик стал цедить напиток.

В комнате воцарилась тишина, лишь равномерно стучали колеса, да за окном завывала вьюга. Поезд несся сквозь морозную ночь.

- Ненавижу водку, - прервал молчание старик. Аленка снова вздрогнула от неожиданности. – У меня от нее изжога.

- Зачем же ты ее пьешь, дед? – удивилась девушка – ни разу в жизни не встречала она мужчину, который бы ненавидел водку.

- За компанию, - загадочно ответил старик. – Люди расслабляются, становятся словоохотливее и не замечают… - старик осекся, будто сболтнул что-то лишнее.

- Не замечают чего? - ухватилась за обрывок фразы девушка.

Внезапная догадка осенила ее:

- Что в твоем присутствии в комнате становится холоднее?

Старик внимательно на нее посмотрел и тихо процедил:

- Заметила все-таки… А ведь это совершенная тайна, сведения особой секретности.

В комнате стало зябко, в воздухе закружились снежинки. Аленка поежилась под своим недостаточно теплым пледом. По позвоночнику побежал холодок.

Старик не сводил с девушки глаз и вдруг, не выдержав, прыснул со смеху:  снежинки исчезли без следа, и комната прогрелась.

Аленка недоуменно озиралась по сторонам, не зная, как реагировать.

- Видела бы ты свое лицо минуту назад, - рассмеялся старик, - мне даже почти стало неловко из-за того, что я тебя напугал.

Аленка хлебнула водки прямо из графина.

- Ну, - промолвил старик, когда девушка немного пришла в себя, - раз уж ты все равно заметила, открою тебе страшную тайну. В моем присутствии действительно становится немного холоднее, а разогретые водкой граждане и гражданки этого не чувствуют.

- А как же дети? – спросила Аленка. – Ты и им водку подливаешь?

- Зачем? – искренне удивился старик – Им все равно никто не поверит. А с другой стороны, они ведь и должны верить в существование Деда Мороза. Счастливое детство, новогодняя сказка и все такое. Так что, их ничего не удивляет.

- И что, - Аленка все еще не могла до конца поверить в то, что едет в одном поезде с настоящим Дедом Морозом, ужасающим духом Зимы и холода, - ты вот так просто садишься в поезд в декабре каждого года и развозишь подарки?

- Ну а что я могу поделать? – в бессилии развел руками дед Мороз. - Что я могу поделать с таким всеобъемлющим и всесильным явлением, как людская молва? Сейчас это называют общественным мнением.

Старик подсыпал себе в стакан еще горсть кубиков льда и сделал глоток.

- Вот ты говоришь «замечательная работа два месяца  в году… - старик посмотрел с укоризной на девушку, словно ожидая ответа, но, не дождавшись, продолжил:

- Я ведь когда-то был совсем иным, - старик мечтательно уставился куда-то в пространство и улыбнулся счастливым воспоминаниям. – Я был духом Зимы. Ух, сколько людей я насмерть заморозил… Сколько деревьев укрыл снежным покрывалом… Бывало, иду по лесу босиком, вокруг тишина, снег лежит высоченными сугробами, и вдруг вижу одинокого путника, заплутавшего в ночном лесу… Я махну рукавом, дохну посильнее – завоет вьюга, повалит снег. Потом, сжалившись, дуну на него хорошенько, замету его снегом. Он примерзнет и заснет у сугроба под пушистым покрывалом…. Ни боли, ни мучений…

- Дед! – в ужасе вскричала Аленка, - ты что такое говоришь?

- А что, Аленка? – старик не мигая смотрел на девушку. – Ты ведь не думаешь, что я всегда был этаким добреньким дедушкой Морозом, дары приносящим?

Аленка молчала и ждала продолжения. Возможно, в обычной ситуации она бы испугалась такого странного старика. Но ситуация не была обычной, да и выпитое спиртное прибавило изрядно смелости обычно осторожной и осмотрительной девушке. К тому же, было что-то в этом старике, помимо умения понижать температуру воздуха и вызывать появление снега в замкнутом пространстве, чему невозможно  было сопротивляться, нечто за гранью человеческого: он говорил и казалось, голос его звучит внутри, обволакивает, одурманивает, отупляет, замораживает и усыпляет.
Видя, что девушка в ступоре, старик продолжил:

- Я был древним великим духом Зимы,.. – многозначительная пауза, - до тех пор, пока люди не решили, что мне холодно ходить по лесу босиком, и натянули на меня сапоги и огромную шубу, всучили клюку… пардон, посох… - старик замялся, - не в буквальном смысле, конечно, «натянули» и «всучили». Это было бы невозможно… Но именно здесь и появилась «людская молва», коллективное бессознательное. Общественное мнение, если угодно. Так, выяснилось, что Дед Мороз каждый год ходит с заплечным мешком и раздает детям подарки. Хорошо, - сам себе кивнул дед, - я начал разносить подарки. Поначалу было тяжело, но я смирился. У меня изменился характер, я стал как-то спокойнее, мягче, человечнее, что ли.

Тяжело вздохнув, старик продолжил:

- Потом они решили, что я не в состоянии самостоятельно передвигаться, и снабдили санями. Дух Зимы – и на санях! - старик горько усмехнулся.

Взгляд его снова был направлен в никуда, в воздухе потянуло холодком, и закружились снежинки.

Аленка не стала прерывать затянувшееся молчание и терпеливо ждала, когда старик соберется с мыслями.

Наконец взор его прояснился, и он произнес:

- Какая-то сердобольная дама пожалела бедного одинокого деда Мороза и добавила ему в спутницы и помощницы внучку Снегурочку. И усадила в поезд.

- Благодаря этому, у меня теперь есть работа, - попыталась разрядить обстановку Аленка. – А у старого деда Мороза – постоянная помощница.

Старик театрально закатил глаза:

- Спасибо за попытку. Но это еще не все.

Он легко вскочил на ноги, подошел к окну, открыл его и вдохнул полной грудью свежий морозный воздух.

               …И столп снежинок взмыл летучий…

 Столп снежинок влетел с улицы, закружился вихрем и медленно осел на пол рядом со столом.

Постояв так какое-то время, старик закрыл окно и вернулся в свое кресло.

- Один особо пытливый умник задался вопросом, чем же Дед Мороз занимается в остальную часть года, помимо того времени, когда он вручает подарки под Новый год. Люди с незапамятных времен задумывались над природой Добра и Зла, их извечной борьбой меж собой и внутри каждого человека. Но почему-то никому из этих «мудрецов» не пришло в голову, что в основе существования мира и жизни вообще лежит вовсе не борьба Добра со Злом (ведь, в сущности, не существует в природе никакого добра и зла, все едино), а равновесие между холодом и жарой, и поддержание этого равновесия целиком и полностью лежит на холодных промерзших плечах деда Мороза.

Старик замолчал и закрыл глаза.

- Оказалось, у деда Мороза есть резиденция (и не одна), где он живет и отвечает на письма,- продолжил Дед Мороз, не открывая глаз.

Затем тяжело вздохнул и посмотрел прямо на Аленку:

- Видела бы ты эти бесконечные мешки писем… Я выдержал лишь неделю, и мне назначили команду, которая отвечает на все эти вопросы и пожелания.

Дед Мороз плеснул себе водки в стакан и залпом выпил.

- Но самое ужасное – даже не это. – Он снова вздохнул и криво улыбнулся. – Самое ужасное – то, что я перестаю быть собой. Когда-то я без особых усилий мог сковать льдом целую реку, одним дыханием воздвигал глыбы льда, поддерживал вечную мерзлоту и устраивал суровые зимы с обильными снегопадами и колючими морозами. Но со временем, - старик в бессилии развел руками, - особенно в последнее время, мне кажется, я не справляюсь со своими обязанностями… Ледники тают, зимы уже не те, лето становится жарче. Одним словом, зима ослабевает, и я ничего не могу с этим поделать. Однажды наступит вечное солнечное лето, а я буду, задыхаясь от жары, развозить подарки по пустыне на верблюдах.

Аленка подошла  к старику и ласково погладила его по руке:

- Ладно тебе, дед, все ведь не так плохо. Конечно, говорят, климат изменился, но, может, это не твоя вина.

- Да, - согласился Дед Мороз, - это не моя вина. Это все пресловутое общественное мнение, которое так меняет все вокруг… И даже меня.

В его глазах Аленке почудился плохо скрываемый страх, вся вздорность и буйный нрав старика будто испарились.

- В последнее время, - едва слышно пробормотал дед Мороз, - у меня появился страх смерти…

- А вот об этом, - Аленка вернулась к своему креслу, - даже не думай. – Девушка взяла графин и налила водки себе и деду. – Как сказал один грек, бессмысленно бояться смерти. Смерть не имеет к нам никакого отношения: когда есть мы, нет ее.  Когда …

Ее слова прервал чудовищный взрыв, все в миг превратилось в пылающий ад.





------------------
…И столп снежинок взмыл летучий… - из стихотворения Анны Железной