Тартарары 1

   Череда похорон генсеков породила традиции. Каждый гражданин безошибочно мог определить по повязке на рукаве, обозначающей распорядителя закапывания праха предшественника, очередного покойника.
   Но вдруг произошел сбой. Новый распорядитель, не очень известный, но бойкий и говорливый, пышущий здоровьем, никак не подходил на роль покойника в ближайшем будущем.
   Народ, много лет убаюкиваемый очень уж размеренными речами из-за боязни ораторов выронить челюсть, задохнуться в ожидании колик и судорог, при новом лидере встрепенулся.

   Свежий генсек не замолкал. Он как кот Баюн разливался на всех, преимущественно черно-белых экранах, установленных на шестой части суши. А зрители, побросав все дела, сразу после работы усаживались и обсуждали перспективы, льющиеся из телевизоров, зачарованные приятным южнорусским говорком живенького энергичного человека с отметиной на лбу, которая ничуть его не портила.   

   Возразить ему было нечего. Все соглашались, что давно пора сменить унылую реальность на «социализм с человеческим лицом». Всем опротивела однобокая безыскусная пропаганда, даже не стремящаяся принимать хоть какие-нибудь формы правдоподобия.

   Теперь что ни день, то новый фокус. Генсек мог запросто выйти из машины и начать общение с народом в очереди. При этом убедительно разъясняя, почему очереди за всем необходимым стали непременным атрибутом советского бытия. С экранов разъяснялось, что народ работал на государство, поэтому и жил плохо. Государство ничего не оставляло труженику. Раздутый госаппарат, безразмерные армия и милиция съедали весь прибавочный продукт. А тут еще затратные войны, гонка вооружений, содержание «братских» стран и другие неоправданные расходы. Обещалось в этом разобраться и сократить.
   Из Горького выпустили Сахарова! Да еще и извинились.
 
   Газеты и телевидение сошли с ума. Стали печатать Солженицына, Гроссмана, Ширяева и прочих злопыхателей. Появился «Прожектор перестройки», который по ночам носился с камерами по мясокомбинатам и хлебозаводам, а по утрам вываливал на голову зрителей свежие помои о расхитителях социалистической собственности в лице их директоров. Милиция ходила озираясь, как городовые в семнадцатом году. Всесильные прежде спецслужбы на их торжественных юбилеях журналисты называли ассенизаторами и советовали прятаться от народа, чтобы не пахло.
   
   Провозгласив перестройку, генсек не ограничивался проповедями. Часто с высоких постов слетали седые или безволосые шамкающие головы. Многие из них так и не поняли, почему все изменилось. По утрам никуда не везут, ничего не приносят на подпись.
  Некоторые даже научились спать днем лежа. Это было удобнее, к тому же никто не будил и не требовал поднимать руку, чтоб проголосовать за очередное постановление.
   Беззубые старцы взрастили таких же беззубых воспитанников. Их щелкали как кегли, появившиеся ниоткуда энергичные соратники нового предводителя.

   После зачистки Политбюро настал черед всех его ставленников.
    МВД, ослабленное после низвержения когда-то всемогущего зятя самого Брежнева, шло на заклание даже с каким-то восторгом.
    Верхушка КГБ, взлелеявшая нынешнего руководителя партии, не очень вникая в процессы и считая, что все под контролем, увлеклась накоплением капиталов, подворовывая на скрытых статьях бюджета и расставляя своих людей в наметившиеся коммерческие структуры.

   Вначале это были кооперативы при предприятиях, на которые не распространялись никакие законы, что способствовало перетеканию государственных денег в личные карманы. Этим пользовались пока самые продвинутые и осведомленные. Почти официально заявлялось, что спекуляция из разряда преступных деяний переходит в ранг самых уважаемых занятий. Все фарцовщики, аферисты и расхитители, наказанные советскими судами, стали жертвами режима и вмиг из преступников превратились в уважаемых и рукопожатных персон.

   Пущенная на самотек экономика стала выделывать такие кренделя, что зачинщики сами чуть с ума не посходили, уворачиваясь от ее выкрутасов.
То с режимного объекта красная ртуть исчезает и бродит по рукам, то танки за границу уходят по цене металлолома. А один коммунист принес парторгу месячные членские взносы в сумме двести тысяч рублей. В то время советский «членовоз» «Волга» стоил пятнадцать тысяч.

   Ладно бы благодать распространилась на весь народ. Отнюдь. Из горных аулов и других отдаленных мест, которые раньше снабжались с колес, а теперь оказались отрезанными от мира по причине нехватки средств в местных органах власти, доносились вести совсем безрадостные. В лесах хозяином становился человек с ружьем и бабушкам, собирающим себе на пропитание дары природы, вход туда стал заказан. Чтобы выжить в новых условиях «социализма с человеческим лицом», они перешли на корма для животных и делились информацией, где комбикорм дешевле и похлебка из него съедобнее.

   Растерянный генсек, противореча себе и своему курсу, метался из крайности в крайность, советники, каждый на свой лад пытались повернуть «генеральную линию», превращая ее в кривую с грядущими «загогулинами».
   Были попытки закручивания гаек, но они не держались на давно уже сорванной резьбе. Как их закрутишь, если все вошли во вкус и занялись пока еще необъявленным переделом социалистического имущества.

   Когда зарубежные хулиганы на самолетах стали приземляться на Красную площадь, а иномарки с чужими номерами, спокойно пересекая границу, парковаться возле ленинградских пивнушек и милиция вместо принятия мер к нарушителям стала брать у них автографы, терпение лопнуло.
   Полетели погоны. Одним указом высшее командование вооруженных сил было разгромлено похлеще, чем во времена сталинских чисток.

   Это привело в ужас идеологических противников на западе. Они всерьез напугались войны. Мало ли кого вынесет на самый верх напичканной ядерным оружием разбалансированной системы.
   Надо отдать должное, враги поступили мудро. Следуя древнекитайским заветам, решили не мешать, чтобы не запустить необратимых процессов. А для предотвращения их начали подбрасывать гуманитарную помощь, которую новоявленные «коммерсанты» быстро научились впаривать по непомерным ценам начинающему недоедать населению.
   Тут же образовались каналы оптовой торговли.

   Притомившись с непривычки от внешних контактов и внутренних неурядиц, главный парторг страны решил отдохнуть с семьей в резиденции, спешно построенной для таких случаев в Ялте. Отдых превратился в «Форосское» трехдневное сидение, откуда его вывезли не то с эскортом, не то под конвоем. После этого из большой политики выкинули, трон отобрали, на чем перестройка и закончилась.


    Сразу после перестройки и развала страны начались реформы. Так стали называть продолжающиеся эксперименты над подопытным населением. Над социализмом «с человеческим лицом» посмеялись и забыли. Наступила эпоха рыночных отношений. Это капитализм. Какое уж тут человеческое лицо! Здесь сантиментам не место. Рынок сам все расставит по своим местам. Ему идеологические надстройки не нужны. На первом месте рационализм.

   Внешней политики не стало. Братских стран тоже. Когда им перестали давать деньги, эти страны начали бороться с порочным наследием советизации и во всех грехах обвинили метрополию, стараясь укусить. Кому больше давали, тот больнее кусал. Чистейший дарвинизм.

   Процессы в экономике, спущенной с тормозов, не поддавались логике. Призванные новым президентом, теперь уже России, ученые экономисты отвергли все прошлые методики и объявили свободу. Свободные цены взвились как оголтелые, Центробанк не успевал за инфляцией добавлять на купюры ноли, зарплаты при этом свободно рухнули.
   А какой свободный рынок без частной собственности? И началась словесная эквилибристика. Акции, бенефициары, контракты, ассоциации, ваучеры, приватизация. Никто не знал, что это такое, но все начали этим пользоваться. До этого знали из уст прежнего вождя только «консенсус». А что с него, старого партократа взять? Вот и прогнали.  И хоть новый президент был старее старого, но за догмы не цеплялся и свободу ценил выше всего. Поэтому разрешил своим молодым ученым соратникам делать все.


   Правительство из числа прогрессивных, честолюбивых кандидатов наук высмеяло академиков, заговорило на разных языках без переводчиков, цитируя всех светил капиталистической экономики и поставило перед народом цель стать рыночниками. Для этого поровну разделили все имущество и долю каждого определили в ваучерах. По оценкам главного приватизатора каждый ваучер имел стоимость в два советских лимузина «Волга». Правда, была и объявленная стоимость этого приватизационного чека в десять тысяч рублей. Как приватизатор насчитал при этом две Волги, которые стоили уже по пятнадцать тысяч каждая, никто понять не мог. Да и не пытались, кто же будет спорить с экономистом международного масштаба, который даже на совещаниях сидел с ноутбуком, чем не на шутку пугал своих старших единомышленников. К тому же, вскоре ценность этих ваучеров выявилась при массовой скупке. И редко превышала стоимость бутылки водки. По ней и спустило свои капиталы большинство новоявленных рыночников.


   В ожидании экономического скачка, который предрекали великие экс-советские экономисты, все сняли с себя любые обязательства. Включая нравственные. Популярным стал вопрос: «Если ты такой умный, то почему бедный?». Никто не хотел признаваться в глупости. Тот, кто «ни украсть, ни покараулить», проще говоря, лох, всегда на Руси считался неудачником. Поэтому все стремясь не упустить момента поскакали прямиком в капитализм. Хотел он того или нет, никто не спрашивал.
   Люди начитанные долго голову не ломали. Со времен Ильфа и Петрова ничего в арсенале русских предпринимателей не изменилось. Внимательно проштудировав классику, народ, не отягощенный химерами, кинулся делить общественное имущество. Люди без кругозора остановили предприятия, чтобы обесценить их и получить задарма. Получили металлолом в виде оборудования и сдали его на утиль. Ни на что другое он оказался не пригоден. Кто помасштабнее, тот растягивал недра. А совсем прозорливые ринулись во власть. Ибо власть — это владение народом, который является ресурсом возобновляемым и самобеспечивающимся.

   Неграмотные и совестливые в самый разгар реформ просто вымирали. Уцелевшие опомнились, схватили полосатые сумки и бросились врассыпную по всем странам изумлять народы своим феноменом. Нация, давшая миру выдающихся знаменитостей во всех сферах культуры, науки и прогресса, первой запустившая в космос человека, при непосредственном знакомстве оказалась сборищем вороватых попрошаек и поставщиком жриц любви. Долго еще ее представителей мужского пола называли «мафией», а женского «наташками».

   Процессы накопления первоначального капитала как элегантно называли реформаторы повсеместное разбазаривание и хищение всего, что не приколочено, сопровождались разборками разного уровня и масштаба. Появились особи мужского пола с анатомическими отклонениями для удобства использования по назначению.
 У одних это выразилось в отсутствии шеи, которая у обычных людей прикрепляет голову к туловищу. У этих голова сидела прямо на мощных покатых плечах и отделялась от них посредством массивной золотой цепи.
   Другие отличались субтильностью сложения, бегающими глазками и омерзительно слащавыми зазывными улыбочками.
   Первые применялись при деловых встречах, вторые при развлечениях. То и другое сомнительного свойства.

   Просто удивительно до чего адаптивен человеческий организм. Чтобы вывести собачку или попугая с заданными характеристиками генетикам и селекционерам нужно потратить сотни лет. А эти сами возникли в одночасье.

   Власть трансформировалась. Сначала это принимало формы сосуществования двух параллельных. Формально официальная власть продолжала занимать административные здания под государственными флагами, а реальная осуществлялась на «малинах» и «хазах».

   На местах, часто отсидев на совещании, бизнесмены - бывшая партийно-советская номенклатура, сразу ехала на согласование к какому-нибудь упырю известному под кликухой «Иван-Нога». Там распределялись сферы деятельности, размеры откатов и расстановка кадров.

   Быстро изменились взаимоотношения руководителей и работников на предприятии. Да и состав их, особенно руководителей. Неспособные отсеялись или исчезли. Непокорных устраняли.
   Работникам перестали платить зарплату деньгами. Делалось просто. Деньги крутились под проценты в банках, принося доход распорядителям.
   Люди, которых невозможно оказалось отучить от еды, за эту еду и работали. Схемы примитивные.

   На предприятии открывалась торговля. В одном помещении и продовольствием и промтоварами первой необходимости. Продавцом на условиях никому неизвестных оказывался человек близкий к директору. Закупался самый непритязательный набор продуктов, трусов и носков и реализовывался работникам предприятия. Цены устанавливались произвольно. Деваться некуда, без денег в другом месте не купишь. Реализация шла под запись в тетрадь или на талоны с печатью предприятия и подписью директора. По сути квазиденьги. Их по имени или фамилии начальника называли «иванками», «чабанками» и т.д. потом производился вычет из зарплаты и на этом расчеты заканчивались. Отсутствие денег объяснялось кознями Ельцина или Гайдара с Чубайсом.

   Со временем процессы принимали более цивилизованные формы. Реальная власть перебиралась в помещения с государственной символикой. Пока еще «Иваны» и прочие воры в законе лично не могли выступать в этой роли в силу одиозности собственного образа и имиджа. Да и не все рвались. Многие брезговали или соблюдали «понятия». Поэтому выдвигали своих людей на выборы и захватывали командные высоты. Голодные люди за паек охотно голосовали, понимая, что вариантов нет.
   Потом на уровне государства внедрили систему «ГАС», причесали многострадальное избирательное право, и процесс легализации криминала в политических структурах всех уровней завершился.
   
   Вторая пятилетка реформ проходила под знаком замены уголовного криминала на криминал государственных спецслужб. Тату во власти сменили погоны. Носители их быстро поставили уголовников под свое начало, несогласных показательно расстреливая в спортзалах и ресторанах под видом бандитских разборок, по сути, не лукавя.
   Продолжали останавливаться предприятия и возводиться теннисные корты.


   Уставший президент, чувствуя, что изготовленная им петля затягивается на собственном горле, в поисках выхода из осточертевшей ситуации и спасения уже не себя, а семьи, принял предложения, вовсю хозяйничавшего в стране жуткого сплава спортсменов, бандитов и расхитителей под управлением спецслужб и отстранился от дел.
   

   Это был последний политик, сохранивший остатки совести, который понял, что натворил. Поэтому уходя, попросил прощения у народа.
   Прощение на хлеб не намажешь. Лимит доверия народа исчерпан.

   Псевдо рыночную эпоху сейчас называют ельцинской, гайдаровской, чубайсовской. И все неправильно. Она была постсоветской и анархической. Страну лихорадило десять лет, потом все устаканилось, и наступила стабильность. Подозрительно смахивающая на кладбищенскую.

   2019 год.