Леваневский с надпечаткой

Я ненавижу своего отца - даже сейчас, хотя прошло уже больше двадцати лет после его смерти. Нет, он меня никогда не бил, не ругал, и вообще был человек тихий, скромный, почти незаметный. Но, тем не менее…
Мы жили в однокомнатной квартире на улице Космонавтов. Думаю, вы знаете, где это: красные кирпичные пятиэтажки на самой окраине города. Типичные «хрущевки» с проходными комнатами, крошечными кухоньками и совмещенными санузлами. День у нас всегда начинался в семь утра, строго по будильнику. Отец вставал первым, потом поднимал меня и будил мать, хотя она могла еще поспать – работала в библиотеке, и ей только к двенадцати. Но отец считал, что мы должны делать всё вместе. Семья все-таки! Отбой в нашей квартире также наступал в одно и то же время – ровно в одиннадцать. И никакие мои просьбы или доводы, что не успел сделать уроки или же просто хочется почитать, на него не действовали – он выключал свет.
Отец работал в НИИ Цветчермет и на службу никогда не опаздывал – выходил из дома ровно в восемь и возвращался точно в семь вечера. Скромный ужин, домашние дела, а все остальное время – филателия. Это было главное его увлечение. Отец начал собирать коллекцию еще в школе – после того, как сосед-фронтовик подарил ему кляссер с немецкими марками. Дядя Саша привез кляссер вместе с прочими трофеями из Германии. Зачем он ему понадобился – бог весть, наверное, просто понравился. Особой ценности кляссер не представлял, как и марки, лежавшие в нем, но он был красивым: темно-синий, в кожаном переплете... Кляссер долго валялся у дяди Саши в серванте, а затем он подарил его моему отцу. С этого все и началось: филателия стала для папы смыслом жизни. И появилась мечта – собрать полную коллекцию советских марок, за все годы.
Только не говорите мне, что это легко: покупай всё подряд, и всё. Среди советских марок были довольно редкие, скажем, с надпечатками или с ошибками. А если то и другое вместе… Их, естественно, было очень мало, и стоят они весьма дорого, что понятно – раритеты!
 
***

В те давние, советские годы филателисты собирались по субботам во Дворце культуры. Раскладывали на столах кляссеры, обменивались марками, продавали и покупали. Там же крутились и мальчишки, кто этим тоже увлекался. Отец еще школьником ходил в ДК регулярно, иногда ради этого даже сбегал с уроков. Его, конечно же, ругали, но не сильно: учился хорошо, а также делал к праздникам газету (неплохо рисовал), в срок выполнял все пионерские (а затем и комсомольские) поручения. К тому же все знали: мальчик спешит не в кино, не на футбол, а в Клуб филателистов. Собирание марок считалось тогда делом хорошим, его всячески поддерживали и поощряли.
Отец успешно окончил десятилетку и поступил в технический вуз. Затем попал на завод, но там ему не понравилось: производство было непрерывное, работали по графику – в том числе и по субботам. Поэтому через три года отец перевелся в НИИ Цветчермет – на не очень денежную, но зато спокойную должность, где суббота – всегда выходной. Оклад он получал небольшой, на серьезную прибавку рассчитывать не приходилось – для этого следовало защитить кандидатскую, а он не хотел – не имел склонности к науке. Его, в принципе, всё устраивало: главное, чтобы никто не мешал заниматься любимым делом, марками.
Вскоре отец познакомился с моей мамой – тоже благодаря филателии. Она работала в городской библиотеке, и отец туда часто заглядывал - за журналом «Филателия в СССР». Брал его в читальном зале или, если имелся свободный номер, в абонементе. Но это случалось редко – в библиотеку поступало всего два экземпляра, и за ними сразу же выстраивалась очередь.
Отец уговорил мать откладывать ему свежий номер, а за это водил ее по выходным в кино. И незаметно у них закрутилось. В общем, они поженились, а потом родился я. Не знаю, любил ли отец мою мать, скорее всего, относился к ней как к данности (надо же иметь семью и детей!), но она его точно любила. Очень сильно. И всегда в наших спорах вставала на его сторону. Мы жили очень скромно, даже по советским меркам: зарплата у матери была крошечная, у отца – небольшая, и часть ее он регулярно тратил на марки. Матери приходилось строго экономить, чтобы как-то свести концы с концами. Разумеется, ни о каких дорогих подарках не могло быть и речи: на дни рождения мне обычно покупали штаны или рубашку. Представляете, как было обидно: вместо желанного подарка – одежда... Вещи, конечно, нужные, но… Я долго просил купить настольный хоккей, но отец, узнав, сколько он стоит, отрицательно покачал головой – нет денег. 

***

Коллекция отца занимала шесть больших альбомом, и в ней встречались довольно редкие марки. Но он всегда мечтал о самом известном советском раритете - «Леваневском» с перевернутой надпечаткой и ошибкой.
Эту серию марок с портретами летчиков Леваневского, Байдукова и Левченко выпустили в 1935 году к перелету Москва - Северный полюс - Сан-Франциско. Из-за поломки АНТ-25 полет сорвался, однако, тем не менее, на марках сделали надпечатку, причем на части - в перевернутом виде и с ошибкой. Говорят, так приказал тогдашний нарком внутренних дел Генрих Ягода, слывший страстным филателистом. Получилась действительно редкая марка, в нашем городе она была одна такая - у человека, совершенно случайно купившего ее сорок лет назад. И продавать ее он, разумеется, не собирался: жемчужина коллекции! Отец долго упрашивал его, предлагал в обмен свои раритеты, причем по выгодной цене, но тот не соглашался. Пока однажды…
 Летом меня обычно оправляли в пионерлагерь – путевка от профкома стоила копейки, а экономия получалась значительная. Я, как все советские дети, мечтал попасть в «Артек» – просто бредил этим. Однако посылали туда лишь самых заслуженных пионеров, я же ничем особым не отличался. Да, учился хорошо, делал стенгазету (как в свое время отец), даже был членом совета дружины. Но это слишком мало... И вот однажды мне несказанно повезло: на нашу школу выделили одну путевку в «Артек». На шестьсот с лишним человек! Разумеется, получить ее должен был самый достойный ученик. После тщательного отбора осталось двадцать претендентов, в том числе и я. Директор школы и завуч долго спорили и в конце концов решили, что тут нужен жребий. Чтобы все было честно, чтобы никто не сказал, что дали путевку кому-то по блату. Нас всех собрали в кабинете директора и предложили тащить из шляпы бумажки. Я подошел третьим – и достал с крестиком. Директор и завуч разочарованно вздохнули – у них были свои любимчики. В общем, в тот день я прибежал домой с радостным воплем – еду в «Артек»! Дальше начались приятные хлопоты в ожидании июля – до него было еще целых два месяца...

***

…В субботу вечером отец пришел из клуба в большой задумчивости. Внимательно посмотрел на меня, заперся на кухне с матерью и стал ее в чем-то убеждать. Мать возражала, но слабо. Выяснилось, что к отцу в клубе подошел старик с «Леваневским» и предложил обмен - марку за путевку. Его внук тоже был среди кандидатов, но ему не повезло. А мальчик очень хотел в «Артек»! Мать, конечно же, была против, но отец настоял... Сказал, что для него это единственный шанс получить желанную марку, мечта всей жизни. Летом, в июне, меня, как обычно, отправили в наш пионерлагерь – не сидеть же еще месяц в городе! Я предвкушал, что скоро окажусь на берегу Черного моря, ждал этого, но однажды приехал отец и, пряча глаза, сказал, что в школе передумали и отдали путевку другому мальчику. На мой негодующий вопрос: «Как это может быть?» - ответил, что якобы по просьбе одного очень влиятельного человека, чуть ли самого первого секретаря горкома партии. И спорить тут бесполезно... На самом же деле он променял мою путевку на «Леваневского».
Отец потом часто доставал заветную марку из альбома и любовался ею, я же остался без «Артека». О сделке я узнал случайно – проговорился тот самый мальчик. Мы с ним из-за чего-то подрались, и он в злобе выкрикнул, что мой отец отдал мою путевку за марку. Я сначала не поверил и вломил ему еще, чтобы не врал, но вечером спросил у отца. И тот во всем сознался – скрывать уже смысла не имело. Я, помнится, тогда сильно психанул – навалилось как-то все сразу: переходный возраст, непростые отношения с отцом (вечно мне все запрещал), неприятности в школе… Короче, много чего наговорил, хлопнул дверью и убежал из дома. Решил, что больше не вернусь – раз меня предали самые близкие люди. Особенно обидно было за мать – не смогла настоять на своем! Значит, любит его больше, чем меня.
Прибежал на железнодорожную станцию, забрался в какой-то товарняк и поехал, куда глаза глядят. Ночью замерз, затем попал под дождь, промок. Короче, через два дня меня нашли на каком-то полустанке почти в беспамятстве, с очень высокой температурой, еле откачали. Я провалялся в больнице больше месяца, затем вернулся домой – больше-то некуда! Но до конца учебного года старался не замечать отца и не разговаривать с ним. Получил аттестат (как раз закончил восьмой класс) и сразу же уехал в другой город – поступил в техникум, в основном - ради общежития. Лишь бы подальше от отца.
Его я больше не видел – до самой смерти. Отец умер в начале девяностых, и не столько от болезни, сколько от тоски и ощущения свой ненужности: НИИ закрыли, сотрудников разогнали, а устроиться на другую работу и вписаться в новые экономические условия он так и не смог. Похоронили его на городском кладбище, мать купила участок сразу на двоих. После чего тоже слегла - не пережила потерю. Отцовскую коллекцию, в том числе и знаменитого «Леваневского», пришлось продать – надо было на что-то жить и покупать лекарства. Ничего не осталось.
Мать я похоронил рядом с отцом – ее последняя воля. Я иногда бываю на этой могиле, ухаживаю за ней. А совсем недавно я купил марку – да-да, вы правильно поняли, того самого «Леваневского» с перевернутой надпечаткой и ошибкой. Зарабатываю я прилично, могу себе позволить. Да и досталась она мне относительно недорого - филателия нынче совсем не в моде. Скоро я снова приеду на кладбище и подарю марку отцу, уже навсегда, приклею намертво к его памятнику. Пусть будет! Мечта всей его жизни – маленького, тихого, незаметного человека. Который сломал всю мою жизнь.
И тогда, может быть, я прощу его.


Другие мои рассказы. повести и романы - https://author.today/u/igorgradov/works/edit