Глава 44 День как день

На рассвете Домна вышла из хаты. Остановилась на высоких ступеньках крыльца, потянулась. Две ночи без сна вымотали, но теперь можно немного отдохнуть. Домна опустила взгляд и вздрогнула от неожиданности. В первое мгновение не узнала сидящего сбоку Глеба. Парень молча наблюдал за женщиной.
— Глеб, ты? Напугал. А ты здесь как… Впрочем, неважно. Пришла в себя Ярина. Недавно открыла глаза, узнала меня. Пока слабая. Теперь, крепко надеюсь, всё будет хорошо.
Глеб молча встал и, шатаясь, пошёл в ворота.
Домна устроилась на место, где только что сидел парень и опустила голову на колени. Закрыла глаза. О, хорошо как. Не хочется двигаться.
Когда солнце поднялось над горизонтом, Домна безмятежно спала.
Тиша первая выскочила управляться. Заметив мать, осторожно обошла её стороной. Хорошо бы принести шубу, постелить, чтобы она нормально поспала, но девочка боялась, что, потревожив сон, мать примется хлопотать, а не досыпать.
Вышел заспанный Малой, почесал лохматую голову. Тиша успела знаками призвать его не шуметь, указала на спящую мать. Тот хмуро кивнул головой, мол, понял, не дурней тебя.
Пока Тиша доила корову, брат стреножил коней, прогнал их на пойму. Вернулся, направил скотину на улицу, пастух уже собирал своих подопечных.
Словом, день начался…
… — Лопни мои глаза, коли вру. Чтоб мне провалиться сквозь землю. Видела. Своими глазами видела и разговаривала, вот как сейчас с тобой. Красивый, на коне. У князя служит.
— А как же он у князя очутился? — бабы на колодце собрались в кружок. В центре снова Лябзя со своей новостью. Бабы слушают, верят и не верят.
— Чего не знаю, того не знаю, брехать не буду. Не сказал мне. Но только кого попало князь к себе не возьмёт, вот что я вам, бабоньки, скажу. Знать, правда на его стороне.
— Да ну, слушайте её больше.
Бабы стали расходиться. Лябзе в этот раз не поверили…
… — Мать, ты заходила в бабкину хату? — брови Агнии сдвинулись к переносице, глаза метали молнии.
Пыре стало не по себе.
«Уж не боишься ты собственную дочь?» — упрекнула она себя.
— Нет. Я туда никогда не хожу. Считай, уж годков двадцать, а то и боле не была. Нечего мне там делать. И ты, была бы поумней, тоже туда не ходила.
Агния молча повернулась и вышла во двор. Постояла в задумчивости. Нет, вряд ли это материных рук дело. Тут кто-то другой шутки вздумал шутить. Но кто? Кто-то из парней, женихов неудачливых? Или баба какая свой нос сунула? Но это какую дерзость нужно иметь!
Мысленно перебрала знакомых. Но так и не сообразила, кто мог осмелиться на такое.
Агния раздражённо тряхнула головой. Нечего тут гадать. Есть проверенный способ точно узнать. И она узнает!..
…Дед Вихор увидел свою лебедь белую, милушку ясноокую, зазнобушку сердечную, издалека.
И, хотя баушка давно стала старой, ссохшейся, морщинистой и согбенной, но только не в подслеповатых и чуть слезящихся глазах деда Вихора. Для него она почти не изменилась с того дня, когда он увидел её молоденькой девушкой в хороводе подруг. И с тех пор сердце его оказалось навсегда занятым.
Баушка заметила деда лишь минуту спустя. Воспоминание о ночи на праздник Живы, проведённой с дедом в сарае, как молния, ослепило сознание. Остановилась на мгновение, неуверенно потопталась и… метнулась в ближайшие кусты. Айка, только теперь замеченный дедом Вихором, не сразу осознал, что его престарелая подруга пропала, некоторое время он продолжал топать, думая, что не один, но потом оглянулся, остановился и растерялся. По улице самостоятельно он ещё не умел передвигаться, поэтому сердечко страшно заколотилось, и он готов был зареветь во весь голос, авось, кто-нибудь услышит и поможет, как вдруг из куста высунулась родная морщинистая рука, схватила его за шиворот и утянула за собой.
Дед Вихор в восхищении зачмокал языком. Ну что за баба! И не девица вроде, а всё ещё прыткая, как лань. И такая же застенчивая…
…Ёра с полудня искал свою старенькую Лыску. Вчера весь день бродила непонятно где, хоть и стреноженная, сегодня пошёл на пойму проверить, а её опять нет. Побежал искать по кустам и опушкам. Далеко в лес она зайти не должна бы, но кто её знает? А без лошадки, даже без такой старенькой, как их Лыска — беда. Дров, и тех, из лесу не на чем будет привезти. Вот и носился как угорелый.
Выскочил из очередных кустов и чуть не налетел на незнакомых всадников. Успел остановиться и потихоньку отступил назад. Притаился и прислушался.
Три незнакомца верхом и их пастух, дед Яшма, о чём-то разговаривали. Как Ёра не старался, разобрать ничего было нельзя. Дед Яшма стоял, опираясь на посох, спокойно кивал головой, те, похоже, давали какие-то распоряжения. Вскоре всадники дёрнули поводья, попрощались, отъехали. Один повернулся и спросил чуть громче:
— В селе тихо?
— Тихо, — ответил Яшма. — Всё спокойно.
Ёра подождал, пока и всадники скроются за поворотом лесной дороги, и пастух уйдёт к своему стаду, потом настороженно оглянулся по сторонам и побежал домой. Лыска стояла у ворот…
...Вечером Ярина открыла глаза. Страшная слабость наполнила всё тело. Сильно болела голова. Хотелось пить. В открытое окно заглядывала луна. Ярина увидела её лицо. Луна улыбнулась и что-то сказала. Ярина не поняла. Луна нахмурилась и повторила. Опять непонятно.
— Матушка, — прошептала Ярина.
— Что, милая, я здесь.
— Что луна говорит? Я никак не пойму.
— Опять заговаривается, — сокрушённо сказала Домна кому-то в глубине горенки.
Не дождавшись ответа от матери, Ярина опять посмотрела на луну. Луна как луна, обычная, немного ущербная. И как это ей показалось, что она с ней разговаривает?
— Матушка, пить хочу.
— Сейчас, донюшка, сейчас.