Глава 48

Когда первый раз Лябзя тихонько толкнула покосившуюся дверь не менее покосившейся лачуги бабки Власы, её колени дрожали. И руки тоже. Она делала большие усилия, чтобы не развернуться и не убежать подальше от старой ведьмы. Страшные думки вьюжили в голове, и самые зловредные по каким-то каналам проникали в сердце и больно жалили его. Что, если вместо помощи, Власа наведёт на неё порчу? А как быть, если в этой лачуге собралась нечистая сила и злобно ринется на непрошенную гостью, как только она ступит на порог? Вернётся ли она вообще домой?
Ни за что бы не пошла к колдунье, если б не великая нужда. Тридцать лет ей почти, а всё в девках. Родители давно рукой махнули, ребятишки дразнятся, с гулянок общество гонит. Разве это жизнь? А стоит чуть разобидеться, тут же смеются, мол, нет никого злее осенней мухи и бабы-вековухи. И что? Ей до смерти это терпеть? И раз не нашёл её жених до сих пор, значит, она сама его будет искать. Большую надежду положила на Власу. Всем известно, что ворожба в этом деле — первая помощница. Так, вроде, думать полагается?
Годочков пять назад приходила уже сюда. И не раз. Топталась часами перед лачугой, но зайти так и не решилась. Но теперь… надо.
Власа встретила неприветливо, но не прокляла с порога, что уже хорошо, а даже неохотно согласилась помочь. Долго шептала, ворожила, плевала да капала, поднесла Лябзе, наказала долить в питие нужному человеку.
Несла Лябзя кухлю в вытянутой руке, боясь споткнуться и выронить ведьмин гостинец. А куда его спрятать — об этом не подумала. Домой страшно идти, там любопытных глаз много — заметят. Решила до времени укрыть в роще. Выбрала берёзку поприметнее, вырыла у ствола ямку, туда и схоронила кухлю с ведьминым средством.
Дома задумалась, кого себе в суженые выбрать. Перебрала всех окрестных мужиков — не выбрала. Решила и тут положиться на удачу. Вот на следующий день оделась понаряднее, села на лавке у колодца, загадала, кто третий из холостых мужиков, старше тридцати годов пройдёт мимо, тот её суженый. Народ в будний день на колодец ходит часто, но в основном бабы. Останавливаются, заговаривают с Лябзей, та молчит. Не разговорчивая нынче. Не до баб, мужиков высматривает.
Первым прошёл дед Вихор. Испугалась, что не продумала другую деталь: жених должен быть моложе пятидесяти годов. Подправила условия. Вторым прошёл Михей. Долго задумчиво смотрела вслед, впервые оглядывала его с точки зрения потенциального, хоть и не состоявшегося жениха. Михей — мужик серьёзный, вдовый. Живёт со стариками родителями и тремя детьми. Работящий. Может, и жаль, что третьим не прошёл. Ладно, подождёт следующего.
Сердце тут от волнения заколотилось где-то в глотке, глаза зыркают по сторонам, аж заслезились. Идёт кто-то. Торопливо протёрла кулаком мешающие обзору слёзы, присмотрелась — Ерпыль. Вот так суженый. Такого добра задарма не надо. Да, холостой, зато детей развёл по селению, никто и не разберёт, сколько их у него. Говорят, что и Пыря свою Агнию от него нагуляла. Да из него муж, как из блохи шуба… Но, с другой стороны, получается судьба?
Стала торопливо рассуждать, что первого деда Вихора можно было не считать — стар. Убрала со счетов деда, получилось, что Ерпыль второй. Вздохнула облегчённо, стала вновь третьего ждать.
Что-то долго никого нет. Ребятишки гоняют туда-сюда, да бабы лезут с разговорами. О, появился кто-то. Тьфу ты, Ерпыль возвращается. Да что ж ему дома не сидится! Что ж делать?
— Ерпыль! Ну-ка, остановись на минутку.
— Чаво? — отозвался Ерпыль, не поворачивая головы.
— А сколько ж тебе годков будет? — спросила Лябзя, надеясь, что верхний предел он возможно уже преодолел.
Ерпыль остановился. Медленно повернулся к Лябзе и внимательно посмотрел на неё. Та тревожно заёрзала. У Ерпыля поползли брови кверху, и образовалась кривая улыбка.
— Ты чего это, Ерпыль?
— Голубка, моя. Да чего ж ты тут одна сидишь, скучаешь? Что ж я раньше не замечал твоей красоты неотразимой? — и он направился к престарелой девице таким нахрапом, что Лябзя поняла, что она его ни за что не остановит. Внутри ещё разок что-то ёкнуло, и она дробной рысью побежала домой, время от времени оглядываясь. Суженый стоял — руки в боки и смотрел вслед. Только этого и не хватало!
Лябзя была девицей целомудренной, и, в некотором смысле, это было одной из причин, по котором она засиделась в девках. В молодости парни не раз сетовали, что к ней «на хромой козе не подъедешь», все заигрывания она встречала, как атаку врага, и ухажёров не раз отталкивала своей непримиримой строгостью. Бабка, бывало, у виска пальцем крутила, «дура, поддайся, вековухой останешься». Но тут, как говорится, против своей природы не попрёшь.
Расстроенная, добежала до ворот, передумала заходить домой, пошла в рощу за снадобьем. А тут ещё беда, берёз-красавиц целая роща, а под какой она свой клад зарыла — не вспомнить. Туда-сюда тыкалась, рылась у стволов — нет нигде. Наверное, леший над ней смеётся. Не было печали, так ещё и дед Яшма подошёл, заинтересовался, что де она потеряла. Пришлось ни с чем возвращаться домой.
Так и закончилось первая попытка приворожить жениха.