Глава 5. Соблюдайте тишину архив

Витя очутился под высоким куполом храма. В воздухе витал лёгкий холодок лаванды, густой аромат благовоний и тающего свечного воска.
Стрельчатые окна в готическом стиле, колонны со статуями ангелов, витражи — отовсюду веяло умиротворением и спокойствием. Вите подумалось, что он в католической церкви.
Он несколько раз перечитал надпись на табличке: «Соблюдайте тишшшину в храме», недоумевая, отчего в слове целых три «ш». Несмотря на  предупреждение, Витя услышал за спиной отчётливое и громкое: «Возьмите сдачу за Библию». Он обернулся. За прилавком стояла девица с колючим  взглядом и смотрела на него так, будто сканировала мысли. Она нажала на сенсорный монитор, после чего церковный терминал распечатал листик с текстом:
«Прихожанин № 1313: СетеВитя.
Талон на исповедь».
Лавочница пояснила, что сегодня — день отверстых врат, поэтому за исповедь платить не обязательно, разве что у него есть особое на то желание.
Витя бывал в храмах изредка, и что такое исповедь, представлял смутно.
Лавочница вышла из-за своего столика, подошла к Вите и скомандовала:
— Следуйте за мной в исповедальню. Епископ ждёт вас. Не забудьте предъявить талон.
Витя побрёл за провожатой. Она двигалась по мраморному полу подчёркнуто твёрдым шагом, от которого её щёки подрыгивали вверх.
Витя с лавочницей предстали перед кабиной, украшенной резьбой по дереву. Сквозь решетчатое оконце перегородки он увидел до крайности низкорослую и узкоплечую фигурку в капюшоне, натянутом до  подбородка.
— Вы готовы покаяться в своих грехах? — спросила Витю лавочница. Он кивнул, после чего она сказала, — Преклоните колена на скамье.
Витя опустился на колени.
Епископ повернулся, чтобы получше рассмотреть пришедшего на исповедь, и резким движением сбросил капюшон с головы. Витя с ужасом увидел, что епископ — отнюдь не человек, а кобра, облачённая в рясу священника. «Господи, что это? Церковь рептилоидов? Куда я попал, боженьки!» — в панике думал Витя.
— Начинайте, СетеВитя, — распорядилась лавочница, не давая ему опомниться. — У вас мало времени, чтобы очистить совесть.
Витя показал талон на исповедь сквозь резную решётчатую стенку. Кобра в шелковой шапочке одобрительно высунула раздвоенный язык и уголки её губ потянулись вверх.
Ни о каком таинстве исповеди не шло и речи — девица стояла поблизости, к тому же мимо исповедальни то и дело прохаживались верующие.  Лавочница включила на колонне секундомер с обратным отсчётом времени и сказала:
— СетеВитя, исповедь акционная, вы должны уложиться в десять минут тридцать секунд.
Витя смущенно начал:
— На моей душе тяжкий груз… Вы первый, кому я об этом поведаю, — кобра понимающе кивнула. — Это началось три недели назад, — поначалу кобра  слушала Витю сосредоточенно, но через пару минут прикрыла глаза и задремала.
Тотчас к резной решетке засеменила другая лавочница в такой же одежде — кремовом платке и юбке до пят. Она принесла в коробке нового змея-исповедальника, поставила его в кабину, а спящего аспида унесла восвояси. Новый служитель церкви с воинственной осанкой выглядел на порядок бодрее и моложе предыдущего.
«Да это же змеиное кубло! Что я здесь делаю?» — возмущенно пронеслось у Вити в голове.
— Продолжайте! — потребовала лавочница.
Витя начал с той же фразы, что и в прошлый раз:
— На моей душе тяжкий груз… Вы первый, кому я открою душу, — кобра-епископ заинтересовано распахнула глаза, намекая, что хочет слышать продолжение. — Со мной происходит что-то новое и необъяснимое. Послушайте, когда я открыл дверь в её кабинет, моя душа впала в смятение. Непослушные кудри, разбросанные по плечам, туфли на высоченной платформе, яркий макияж, — глаза кобры открывались всё шире и выражали глубокое участие. — Я подумал, что это слишком легкомысленно для врача, тем более психотерапевта, можно ли ей доверить своё душевное здоровье? — змея недоумевающе склонила голову набок. — У меня не оставалось выбора, я сел напротив этой особы и сказал, что у меня в голове постоянно звучит какой-то отдалённый гул, издаваемый сотней человеческих голосов будто бы из самых глубин ада. Я слышу его, как только открываю глаза по утрам, ночью он не умолкает ни на миг, и во сне до моего сознания доносятся слабые отголоски этих жутких звуков. И что вы думаете, она мне ответила? — кобра посмотрела вопрошающе. — Она сказала, что это не галлюцинации, она тоже  слышит те же самые звуки! Как вам такой поворот сюжета, интригует? — победно  спросил Витя, но епископа, напротив, это совсем не воодушевило, он спрятал язык и разочарованно стиснул зубы.
— Также и читатели… Они не оценили роман, ничего не поняли, в мою сторону полетели острые копья критики.
Пока Витя самозабвенно вещал о своих писательских огрехах, кобра встала на дыбы, раздула капюшон и угрожающе закачалась.
Чем дольше говорил Витя, тем громче свистела и шипела змея, продолжая покачиваться.
— Вот послушайте, что я написал в седьмой главе…
— Зачем вы так беспокоите нашего святого отца?  — перебила Витю лавочница. — До чего вы его довели! Наш епископ принимает всё близко к сердцу. Посмотрите, как он волнуется — у него риза спадает с плеч. Ой, боже, паства то как смущается… — Сконфузившись, лавочница отвернулась и прикрыла рот рукой. — Вы могли бы воздержаться от пересказа своих романов? Вы забыли, что пришли не к психологу, а в храм на покаяние! Да вы и сами уже поняли, что вы никудышный писатель и пишете из ряда вон плохо!
Кобра предупреждающе надула капюшон под рясой, сделала выпад в сторону Вити и просунула голову сквозь резную решетку, широко открыла пасть с короткими ядовитыми зубами и мертвой хваткой вцепилась в Витину руку, чтобы впрыснуть смертельный яд, но тут секундомер на колонне истерично запищал.
— Уходите!  — с металлическими нотками в голосе выкрикнула лавочница. — Ваше время истекло.

Витя встрепенулся, открыл глаза и понял, что сработал будильник. С тяжёлой головой он встал с дивана и пошёл на кухню включать самовар, понимая, что вырвался из кошмарного сна.
Под свист кипящего самовара он рассудил, что ни в жизнь не пошёл бы в эдакую церковь, и тем более не стал бы каяться в своих сюжетах священнику-аспиду.
За окном сквозь прозрачный тюль пробивались первые розовые лучи нового дня. Витя долго не мог переступить границу между явью и зыбким сном и мелкими глотками пил крепкий чай. Лучи солнца, как стрелы, прорывали мрак уходящей ночи и наполняли ясностью сознание. Где-то в глубинах разума зашевелились сонные мысли:
«И всё же есть зерно истины в этих суровых испытаниях. Я сижу и жду обильных плодов, а до сих пор ничего не сделал для своего роста».

Продолжение следует!