Атланта. Глава 2. 5

I had a dream I met a girl
With brunette curls...

Fences — Sunburns


Позволив подхватить себя под локоть, Чехова направилась в сторону крыльца, где таскались туда-сюда гости, прибывшие на праздник чуть пораньше. Преодолев расстояние от аллеи до крыльца, и чуть не споткнувшись о мраморный выступ, (с такой бесцеремонностью Глеб тащил её  за собой, не считаясь с её рассеянностью), что отметив отсутствие Гордеева среди именитых гостей, Валерия только тогда позволила себе с облегчением вздохнуть.

По залу то и дело проплывали слуги, предлагая гостям прохладительные напитки и закуски. Заняв место на подмостках, музыканты с сосредоточенным видом настраивали свои скрипки.

Поприветствовав кое-кого из знакомых в своей привычной презрительно-насмешливой манере, (черта людей, с рождения привыкших к статусу), Глеб последовал дальше. Несмотря на горевший внутри неё огонь, сотканный из замешательства и смущения, Валерия едва находила в себе силы, чтобы отвечать на приветствия окружающих.

Сложно было найти более противоречивую по внешней расцветке «парочку», чем эта. Сколь ярко смотрелась Чехова в своем «откровенном» платье и лихорадочным румянцем на щеках, столь мрачно выглядел в своем темном костюме Глеб, взирая на толпу с циничной насмешкой.

Сегодня он был даже бледнее обычного, и только горящий огонь в глазах выдавал всю гамму тех противоречивых эмоций, которые он испытывал. Чуть позже их пути разошлись. Но вместо того, чтобы уподобившись сентиментально настроенным сверстникам, отправиться ухаживать за девушками, которые, несмотря на его напускное равнодушие, не теряли надежды завладеть его вниманием, Глеб снова ввязался в разгромный спор с джентльменами старой закалки, не упуская возможности поиздеваться словесно над ветераном Мексиканской войны, словно ему доставляло удовольствие изводить терпение людей, привыкших в силу возраста отрицать всякое мнение, не совпадающее с их собственным. И наблюдая всегда за ним украдкой на подобных мероприятиях, Чехова не понимала, как можно было так бездумно тратить свои лучшие годы на споры о политике с выжившими из ума маразматиками.

Самоутверждение для него, похоже, имело куда больше значения, чем банальная эмоциональная привязанность, которая со временем могла себя быстро исчерпать.

Потеряв, в конце концов, всякую надежду получить от него приглашение на танец, девушки горестно вздыхали, и, разламывая в пух и прах свои веера, старались «переключить» внимание на более отзывчивых парней.

Не подозревая,  что своей отталкивающей манерой поведением он разбил сегодня ни одно девичье сердце, Глеб продолжал дискутировать с престарелыми джентльменами, пока одного из его собеседников в порыве красноречия не хватал апоплексический удар. Тогда-то он и поспешил покинуть эту компанию, чтобы его не обвинили в происходящем. 

Все давным-давно разбрелись по парочкам, и только он один, не горя желанием присоединяться к какой-либо группе, заложив руки в карманы, бродил по залу, не особо страдая от одиночества.

«Люди — это всего лишь стадо обезьян, которые вцепились в земной шар и поэтому не падают», — любила говорить его мать, и он, воспринимая эту фразу как истину в последней инстанции, Глеб даже не старался её опровергнуть, потеряв веру во все хорошее.

В отличие от мужа, Алла внушала сыну совсем другие представления о жизни, не переставая повторять, что для того, чтобы чего-то с ней добиться, нужно заранее просчитывать свои шаги, быть хитрее и коварнее окружающих. И очень скоро собственный сын превзошел все её ожидания.

Будучи скрытным юношей, он не привык с кем-то делиться своими мыслями. А если кто-то осмеливался его спросить, о чем он постоянно думает, то парень высмеивал спрашивающего, либо одаривая его презрительным взглядом, посылал куда подальше, вследствие чего сверстники вели себя с ним настолько сдержанно, что подобное поведение вызывало у последнего ещё большее желание над ними подтрунивать. 

Вот и сейчас, вместо того, чтобы познакомиться с девушкой, и пригласить её позже на танец, он с насмешливым взором рассматривал портреты конфедератов, из которых здесь успели устроить некое подобие алтаря, украсив их свечами и букетами цветов. И только он один, привыкшие судить людей по внешнему облику, а не поступкам, всматриваясь в бородатые физиономии этих мужчин, не обремененные интеллектом, видел в них не всенародно любимых героев, а неудачников, которые так и не смогли ничего добиться в этой жизни, кроме как отрастить эти отвратные «козлиные» бороды.

Одарив презрительной ухмылкой портреты мистера Стефенса, (вице-президента Конфедерации, уроженца Джорджии), и мистера Дэвиса, (президента вышеупомянутого объединения), молодой человек был немало удивлен, обнаружив, что не испытывает по отношению к Правому Делу ни гордости, ни патриотического духа, что уже говорить о готовности пожертвовать ради её процветания всем, что составляло смысл человеческого бытия, начиная с финансов, и заканчивая собственным здоровьем.

Идолопоклонничество с «ура-патриотическими» идеями всегда было ему чуждо, и ничего прекрасного в войне он не видел. Но попробуй заяви он это в открытую, таких взглядов никто бы не понял.

Оглянувшись по сторонам, словно опасаясь, как бы кто-нибудь не прочитал его истинных мыслей по поводу будущего Конфедерации, парень был немного удручен, что не испытывал тех же чувств, что и остальные, включая его отца. Не значило ли это, что он и вправду не в состоянии никого полюбить самозабвенно и бескорыстно?!

Но все-таки как ни старался он избавиться от смутного ощущения «отделенности», стать одним целым с окружающими у него так и не получилось. И стараясь как можно скорее выбросить из головы эти мысли, Глеб попытался отвлечься, но стоило ему вспомнить «предсказание» о падении Конфедерации, как для него все снова становилось на свои места, и к нему возвращался его прежний цинизм.

И пока он, ошарашенный новым открытием, пытался разобраться в самом себе и окружающим, поздоровавшись с ещё одной парочкой знакомых, Чехова тем временем отправилась на поиски Олькович, которая обещала также быть на благотворительном вечере.

Однако не успела она добраться до двери, как вступив в зал, какой-то мужчина остановился у порога, и перехватил её обескураженный взгляд, улыбнулся ей в ответ. Узнав Гордеева, Валерия почувствовала, как у неё застучало сердце.

Ей не верилось, что он мог заглянуть сюда ради неё, но что-то было в его поведении такое, что заставило её убедиться в обратном. Заприметив свою новую знакомую, мужчина помахал ей рукой, но сделав вид, будто его не заметила, Чехова поспешила раствориться в толпе, в который раз от него ускользая.

***

«Интересно, он специально меня преследует, или это «очередное» совпадение?!» — мысленно вопрошала она себя, от всей души желая избежать его общества.

Стараясь как можно скорее покинуть зал, Валерия начала пробираться к выходу, когда подол её платья зацепился за гвоздь у двери. Резко наклонившись, она попыталась его снять, как в этот момент рядом с ней оказался Гордеев.

— Разрешите мне, — спокойно произнес он, и прежде чем она успела возразить, или отказаться от его помощи, мужчина наклонился, и отцепил порванную оборку.

Отвернувшись, чтобы скрыть слегка тронувший её щеки румянец, Валерия принялась  обмахиваться веером, и судя по тому, какая загадочная полуулыбка отразилась на лице «светилы», она пришла к выводу, что её платье он все-таки успел оценить.

Почувствовав себя несколько польщенной, что ей удалось приковать к себе внимание взрослого мужчины, в глубине души она не переставала сомневаться, так ли это было хорошо — стать объектом «вожделения» человека, с которым она сама была знакома какие-то сутки.

Как знать, возможно у него было такое же ничтожное понятие о морали, как и у её сводного брата. И стоило ей вспомнить об этом парне, как её снова начинала одолевать ненависть. Нет, ей следовало явиться на праздник в более скромном наряде. Черт бы побрал Глеба, вырядившего её в это дурацкое платье!

— Я счастлив снова с вами увидеться, — произнес Гордеев, подхватывая её ладонь, чтобы запечатлеть на ней свой поцелуй.

У Валерии мгновенно перехватило дыхание.

— Александр Николаевич, мне нельзя находиться рядом с вами, — пробормотала она, бросая настороженный взгляд в сторону своих коллег по госпиталю.

— Это ещё почему? — спросил он, неохотно выпуская её ладонь из своих рук.

— Нас могут увидеть.

Мужчина посмотрел на нее с какой-то покровительственной нежностью.

— Я отлично понимаю, что вы хотите сказать, но поддержать вас в вашем малодушии не могу. Быть доктором Гордеевым — значит терпеть непонимание от близких и бывших «друзей». Быть мною — значит быть белой вороной среди стада «жвачных» животных. Это сложно даже психологически, я уже молчу о том, как это сложно в духовном аспекте.

Он получал прямо-таки мальчишеское удовольствие, поддразнивая её, и не прошло пару минут, как напуганная вначале его навязчивостью, неожиданно для себя самой Чехова рассмеялась, поддавшись его бесшабашному настроению. Гордеев тоже захохотал, да так громко, что Шостко с Новиковым, находясь недалеко от них, с подозрением покосились в сторону этих двоих.

Они прекрасно помнили, что на праздник Чехова заявилась со своим сводным братом, обычно сопровождавшего её на подобные мероприятия, но теперь она, похоже, решила найти ему замену, причем весьма недурную, иначе с чего бы она стала так мило болтать с этим мужчиной?!

Переглянувшись между собой, и склонив поближе головы друг другу, скромная компания бросилась обсуждать Чехову и её нового знакомого, то и дело бросая в сторону этих двоих осуждающие взгляды.

Глава 2.6

http://proza.ru/2024/05/30/1242