Лысинки

               
Что-то слишком часто в последние полтора года, с момента объявления нашей страной военной операции на Украине, в западных СМИ стали говорить о якобы угрозе применения Россией ядерного оружия, но особенно часто слышим об этом в последние дни.  И если раньше о различного рода угрозах по отношению к России мы узнавали из информационных передач Первого канала или Российского Второго, то теперь слушаем и видим всё чаще, едва ли не ежедневно, с разных каналов, а не только из наших главных информационных, то есть правительственных.  Слушаем, смотрим, реагируем… не безучастно, нет, но тревожность с каждым днём всё повышается.  Реагируем и в самом деле болезненно, остро, часто со слезами на глазах – кавычки здесь не нужны! – потому как речь идёт уже не просто о краткосрочной военной операции, а о настоящей войне на земле бывшей когда-то братской республики – на Украине.
Мы видим кровавые события сегодняшней войны с экранов телевидения, переживаем за тех, кто воюет, плачем вместе с теми, кто провожает своих близких на фронт, на линию соприкосновения наших ребят и неонацистов, переживаем за наших погибших и раненых бойцов, за тех, кто рыдает над телами безвинно погибших детей там, в Донбассе, в Мариуполе, на Луганщине, в Запорожье, на Херсонщине.  В местных газетах всё чаще и чаще помещают фотографии и молодых ребят, не успевших пожить, но отдавших свои жизни ради быстрейшей победы России в сегодняшней войне, которую пока всё ещё именуют СВО - специальной военной операцией.  Видим с экранов, как перед нами возникают разбитые, брошенные дома с зияющими чёрной пустотой окнами, полуразрушенные многоэтажки, покинутые жителями… Это вбивается, нет, не вбивается, а проникает в нас, в каждую нашу клеточку ежедневно, ежевечерне, проникает вопреки нашему желанию, и уже не только через Первый информационный или телеканал «Звезда», но и через другие каналы и радиопередачи.
          Многие из нашего поколения знают о войне на фронтах и в тылу из рассказов родителей, переживших войну 40-х, узнаём из книг и кинофильмов, и вместе с героями кинофильмов проживаем события тех лет …  А сейчас такой поток самой разной информации, да что там поток – реки, водопады…  да такие, что иногда хочется переключить каналы, выключить все источники тревожащих душу новостей и заменить их книгой, до которой всё «не доходили руки», всё откладывали на потом, или просто почитать стихи. 
            Почему именно стихи?  Я их читаю вслух, всегда вслух, это успокаивает, заставляет переключиться на чувства поэта, снова удивиться и восхититься его умением выразить мысли, эмоции - совсем неважно, известный это поэт или молодой современник– вот бы мне так научиться говорить и раскрывать потаённые мысли! - и, откинув все тревожащие душу размышления, просто отключиться от войны, хоть на время, хоть ненадолго.  Надолго не получается, потому что об этом только и думается, потому что угроза применения ядерной бомбы столь реальна, что «выкинуть эту муть из головы», как советуют мне, и продолжать жить спокойно уже невозможно.
  Ещё больше заставляет сжиматься сердце в каком-то суеверном страхе после октябрьских передач о Карибском кризисе в правлении Никиты Хрущёва, когда ядерная угроза была настолько велика, что сейчас, по прошествии 60 лет (ЮБИЛЕЙ!!!), вдруг осознаём, что тогда МИР действительно стоял не просто на пороге глобальной ядерной катастрофы, а МИР и ВОЙНУ отделяли несколько часов!  Но тогда Америку возглавлял умный президент Джон Кеннеди, предпочитавший думать, взвешивать, а не рубить с плеча, как Н. Хрущёв в те напряжённые часы.  И, наверное, хорошо, что об этих событиях мы тогда мало что знали: мы – в силу малого возраста, а наши родители уже понимали, что тот мизер, который они узнавали, в основном, через радиоточку, что была на каждой кухне, хоть и мало что объяснял - секретность в те
 годы была особенно высокая - но зато сохранял общее спокойствие населения, потому что от прошедшей войны, которую знали наши родители, их разделяли каких-то 17- 20 лет.
   И вот сегодня ядерная тема снова возникла на нашей кухне. Позвонил брат мужа, один из трёх братьев, «курских соловьёв», как мы их называем, в разговоре упомянул, что «куряне» почти потеряли связь с дядюшкой, что живёт в Кривом Роге и пока что занимает там должность прокурора, но уже задумывается, где бы ему и его семье «приземлиться» в случае чего (пока для русского прокурора в украинском городе ещё не наступил этот самый случай).  Ещё рассказал последние новости о семье единственной их сестры, проживающей подо Львовом, хотя фактически она живёт последние годы в Италии, а в родных пенатах, что подо Львовом, бывает наездами. (О ней, единственной сестричке братьев – курян, я уже как-то упоминала в одном из рассказов).
           Четвёртая «соловушка» давно прозывается своими же братьями «западЭнкой», потому что семья её – муж, дети и внуки – живут на западе Украины, в приграничном с Польшей городке.  Кстати, муж её Юзек польских кровей, а она много лет с семьёй встречается только когда приезжает ненадолго из Италии, куда уехала когда-то в поисках работы и где работает уже много лет горничной в какой-то итальянской гостинице.  Работает до сих пор, сначала - чтобы помочь детям оплатить образование, потом – чтобы выдать дочь замуж, сыновей – женить, параллельно с этим помогала строить им дома.  Вот и работает уже много лет в другой стране, свободно говорит на итальянском, что естественно, и заработала там пенсию, которая значительно выше, чем у себя дома.  Сыновья её и дочь на Львовщине, у каждого семья, дети, но ездят на заработки в Польшу, а раньше ездили в Россию, в Москву…  Сейчас для них вся родня из России под общим названием – «МОСКАЛИ».  А что их маму называли тоже когда-то «москалькой», наверно, сыновья и дочь её забыли, но если и не забыли, то только потому, что стала она уже давненько «итальянкой», хоть и по собственной воле.   
  Но вот к чему я всё это говорю.  Муж из большой семьи, родом из Курской области.  Родственников по отцу поразбросала судьба, разъехались по стране ещё в юности, большая часть оказалась на Украине, в Донбассе, в Кривом Роге.  Трудно было в послевоенные годы, пятидесятые, и молодёжь тогда потянулась в шахты на заработки… Ехали в Горловку, Енакиево, Макеевку, в шахтах трудились, семьями обрастали.  Общались всё реже, постепенно теряя связи.
 Отец мужа каждую осень, после сбора урожая, вместе с односельчанами, как говорится, табором, ездили в Харьков, в Донецк, чтобы продать картофель, навестить родственников, купить обновы, привезти гостинцы детям, жене...  Так что родных много на Украине осело, с кем-то долгое время переписывались, случалось, встречались, перезванивались.  Но вдруг всё изменилось.  Хотя нет, не вдруг.  Но только сейчас приходит осознание, что были, были звоночки, но это было так давно и незначительно, что как будто и не стоило внимания.
Уже через пару лет после того, как СССР приказал долго жить, наши родственники, жившие тогда в благодатном районе Казахстана - когда-то это были целинные земли - стали искать связи с роднёй, продолжающей жить в родных курских краях, чтобы пожаловаться на участившиеся случаи притеснения со стороны казахов, прямо заявлявших, чтобы уезжали на свою родину, в Россию.  Писали письма, спрашивали совета, как им быть, ведь приехали когда-то на целину, в казахские степи, по зову партии и комсомола.  Подняли целину и остались: семьями обросли, детьми… И теперь им, бывшим когда-то комсомольцами – добровольцами, приходится уезжать со слезами, с обидой на ставший родным Казахстан, на российскую власть, не сумевшую защитить россиян, потерявших имущество, не сумевших продать дома и оставивших их на разграбление соседям, которые показали себя вдруг ярыми националистами, но ведь этого почти не замечали в бытность СССР – соседи как соседи…  И снова пришлось искать
место жительства, как говорится, начинать жизнь на новом месте почти с нуля.  Так и появились наши родственники – казахстанские изгнанники в Белгороде, на Вологодчине, в других местах России – матушки.
В самом начале спецоперации, где-то в марте, позвонил, нет, точнее будет сказать, что едва «пробился» родной дядя мужа из Кривого Рога, где он работал прокурором.  Позвонил, сказав, что обзванивает родных, чтобы узнать, где можно будет «приземлиться» в случае чего.  Напрямую не сказал, что становится горячо на Украине, но уже подыскивает, куда сможет, если и правда станет опасно, переехать с семьёй.  Девочки его тоже через интернет пытались познакомиться, но связь очень быстро прервалась, как с дядюшкой Иваном, так и с девочками.  Вряд ли удалось Романовичу с семьёй переехать в Гатчину, под С.- Петербургом, где живёт его родная сестра… Скорее всего нет, но случиться могло всякое: Иван хоть и при должности, но «москаль».  Связи нет, никто ничего не знает.  А «западЭнка» недавно всё же «пробилась», то ли из Италии, то ли из родного Хирова, городка, что недалеко от Львова: попросила передать Путину, чтобы «не бомбил Западную Украину».  Смех сквозь слёзы!
Ну а мы живём в Предуралье. Вот и шутим: «Ну, если уж не миновать бомбы с ядерным зарядом, «грязной» бомбы, то взрывная волна до нас не докатится, «нас не догонит, нас не достанет – мы далеко, мы не предстанем…», сами знаете, пред кем.  Шутки шутками, хотя…  какие уж тут шутки!  Но дочка наша – в Крыму, в Севастополе, сын с семьёй - в Курской губернии, родных – много! – и в Белгороде, и по всей центральной России… Так что утверждение «достанет - не достанет» уже не является просто шуткой.  Всё серьёзно, и становится, если задуматься, по-настоящему страшно!  Тем тревожнее на сердце от участившихся случаев нападения террористов с «той» стороны на приграничные города и сёла родной Курской земли, Белгорода и области, пристреливаются и по Брянской области, по другим городам Центральной России, даже над Москвой сбивают беспилотники – а это всё места, где живут наши родственники. 
А Белгород, ставший любимым, даже родным, на днях в очередной раз очень сильно пострадал, погибло 25 человек, раненых почти 110: был обстрелян самый центр города – Соборная площадь, где ещё в нашу бытность выступал главный церковнослужитель, Патриарх Московский и вся Руси Кирилл, и как радовались мы с внуком, когда в тот раз нам удалось пробиться к парадному крыльцу городского театра им. М. Щепкина поближе, чтобы увидеть Патриарха Российского.   И увидели!  И душа радовалась этому.  А детей из Белгорода - более 200 человек - недавно из новостей узнали, эвакуировали в соседние области.  Ну как можно быть спокойными, когда в наши дни происходит эвакуация, как когда -то в военные годы детей увозят от войны...
Да прошлое остаётся с нами, в нашей памяти, и от этого ещё больнее узнать о трагедии, коснувшейся моих близких, родных и знакомых, северян, выбравших когда-то этот тёплый, благословенный город для жизни после многих лет работы в Заполярье.  В «Одноклассниках» сегодня прочли трагическую новость о гибели близких родных нашей хорошей знакомой, проживавших в Белгороде и погибших от артобстрела ВСУ.  Я уже вспоминала белгородскую Соборную площадь, выступление Патриарха всея Руси Кирилла… а ведь Белгород всего в каких-то 80- 90- км от украинского Харькова, и многие украинцы, работавшие на Ямале, да и по всему российскому Заполярью, и заработавшие там северную пенсию, хранили в банках Белгорода и других приграничных банках свои заработанные на «северах» российские пенсии.
Вот и дожили мы до времён, когда слово «война» - это реальность, коснувшаяся всех россиян.  А ведь думали, что на наш век войн достаточно, и лично нас война не коснётся.  Воевать в Афганистане пришлось родному брату мужа, и сына война коснулась, когда в 1990-ом проходил службу на Кавказе, и ему с ребятами пришлось защищать Владикавказ.
  А что касается ядерной темы, случайно возникшей на днях в нашем доме, когда в очередной раз услышали на Первом о «грязной бомбе», а потом эта тема стала навязчиво преследовать нас и на других каналах в новостных программах.  Нашла сведения об этой бомбе через поисковик, прочла, потом перешла на другой сайт: там есть несколько статей на эту тему, в том числе и о наших ядерных испытаниях, причём на ядерном полигоне на Новой Земле, недалеко от пролива Маточкин Шар.
  Уточнила на карте, где же этот ядерный полигон на острове Новая Земля, относящийся к соседнему региону, к Архангельской области, хоть и «распростёрлась» эта Новая Земля, если рассматривать карту, и над полуостровом Ямал.  Вот так, помимо совершенно новых сведений об атомной энергии, радиоактивных частицах, до которых мне, гуманитарию, было абсолютно далеко и безразлично…  до поры, до времени, как оказалось.  По этому случаю мне даже не пришлось напрягать память, чтобы вспомнить несколько моментов из нашего заполярного прошлого, коснувшегося непосредственно меня.
  Немного истории, почерпнутой из всезнающего интернета. Вот какие сведения мы смогли раздобыть.  Новая Земля.  Остров относится к Архангельской области. Там находится военный полигон, именно там и проводятся испытания ракет с ядерными боеголовками.  И если после 1990 года испытания в России были прекращены согласно Международному Договору, то сейчас испытания вновь стали проводиться, потому что Россия вышла из Договора вследствие обострения международной обстановки.  Ну разве могли мы подумать, учась в школе и разглядывая карту, а годы спустя, уже работая в заполярной школе на Ямале, мы искали на карте остров Новая Земля, пролив Маточкин Шар, что там, на этом северном острове проводились испытания ядерной бомбы, и
не одной, как выяснилось...  Только теперь будем смотреть на этот географический объект как на остров, принесший коренным жителям Ямала немало тревожных моментов летом и осенью 1988 года.
Продолжаю. Мы вернулись в Антипаюту, что на Ямале, после отпуска, как всегда, перед началом учебного года.  Начались рабочие будни.  Надо было готовиться к началу учебных занятий, а в интернате принимать детей - начался массовый сбор детей из тундры после летних каникул.  Приём детей из тундры – это отдельный рассказ, об этом я уже как-то упоминала.  Но коротко.  Собирают деток вертолётами, обязательно с сопровождающим.  Сначала прилетают за теми, чьи кочевья достаточно далеко, иногда стада находятся к моменту сбора почти на Таймыре, на севере границы с Красноярским краем.  Случается, что иногда вертолёт возвращается полупустым, и даже пустым, потому что летели в конкретное, удалённое место, но не сразу смогли найти отмеченное место стоянки оленеводов, а потом заканчивалось лётное время, и топливо надо беречь, потому и возвращались без детей.
Обычно в поссовете лётчикам сообщают место нахождения кочевья, где у чумов дети ожидают вертолёт, чтобы на нём полететь в школу, а лётчики по рации уточняют маршрут каслания оленей, их стоянки, но, бывает, приходится вылетать к месту кочевья не один раз.  Вертолёт собирает школьников по всём точкам.  А из чумов по берегам рек собирают детей катера и, если недалеко, то в интернат их привозят на лодках или на оленях сами родители.  Иногда, если родители перегоняют стадо на новые пастбища и оказываются не очень далеко от посёлка, они, пользуясь случаем, приезжают на оленьих упряжках в посёлок, чтобы, как говорят, «отовариться», но, главное, встретиться с детишками, поговорить с учителями, воспитателями.  А на зимние каникулы, если кочевье недалеко, детей увозят на оленьих упряжках в родной чум. Но часто ребятишки прощаются с родителями до весны, особенно тяжело осознать это расставание
родителям, маме малышей, которых впервые буквально отрывают от семьи, забирают из родного чума… Слёзы у всех.  Бывает, родители сами уговаривают сопровождающих не забирать малыша – пусть подрастёт!  И оставляют до следующего года.
А в интернате – горячее время: деток надо привести в порядок, помыть в бане, постричь, одеть в чистое, а старую одежду – или на сжигание, если очень ветхая летняя одежда, или отдают отнести родственникам на сохранение до приезда родителей из тундры.
 Я тоже работала на группе, пока не начались занятия, и принимала деток в бане. В предбаннике мужчины – воспитатели осматривали мальчишек: не так часто дети приезжали чистенькими, какими уезжали на каникулы, некоторые за лето «обрастали» всякого рода болячками, например, обнаруживалась чесотка, педикулёз, так как помыться в чуме не всегда удавалось.  Тут же сразу производили и санобработку.  А если мужчин - воспитателей не хватало или на тот момент их не было, то приходилось эту неприятную, но необходимую обязанность брать на себя.
 Часто отшучивалась, видя, как мальчишки в бане стесняются своей «лучине», отворачиваются, смеются, прикрывая «причинное место», а их «лучине» - учительница, говорила, что у неё сын, которого они знают, так что стесняться нечего, я - как их мама.  Мальчиков стригли тут же, в предбаннике. А с девчонками, конечно же, было проще, но у большинства после каникул тоже обнаруживали педикулёз, и их волосы тоже приходилось обрабатывать, но взрослеющие девочки редко соглашались стричься коротко: косы всегда являются гордостью любой девочки, а в начальной школе приходилось стричь очень коротко, а иногда, если были коросты, совсем состригали.  Были слёзы, девочки плакали тихонько – и сердце разрывалось, глядя на девочек, им приходилось носить платочки порой до полугода, пока волосы отрастали.  Девочки очень переживали, что лишались своей главной красоты! 
Но в тот год, 1988-ой, обычный медосмотр интернатских воспитанников перед школой превратился в необычный, с возникшими вопросами, на которые и врачи не сразу смогли дать ответы, вернее, не захотели, а ещё точнее, уклонялись от ответа.
Когда просматривали головы детей, и малышей, и старшеклассников, прибывших из разных мест тундры, у некоторых ребят обнаружили странные гладкие «кругляшки» - абсолютно без волос, гладкие мини - лысинки размером с монетки, мелкие и с пятак, у одних чуть больше, у других – поменьше, причём, на голове у некоторых ребят этих «лысых» пятачков было по несколько штук. 
           Сначала подумали, что это лишаи, но врач не согласилась с этим, потому что гладкие круглые пятна были только на голове, они не шелушились, не было зуда. Вместе с воспитателями при приёме детей, при их санобработке, обязательно присутствовал школьный врач или медсестра.  Она тоже внимательно осматривала всех детей, но когда детей стали привозить из дальних стойбищ, близко находящихся к самому северному посёлку Гыда и почти на границе с Красноярским краем, то у ребят, и малышей, и старших, обнаруживались на головах абсолютно гладкие розоватые пятна.  Так и не объяснив нам, воспитателям, причину массового поражения кожи головы, медики начали обработку голов мазями.
            Стригли наголо всех ребят, у кого обнаруживали эти гладкие «монетки», и старшеклассников в том числе.  С девочками было сложнее, да это и понятно: как девочкам, которые так гордились своими косами, было смириться с тем, что они могут лишиться своей главной красоты.  В конце концов многие девочки младших классов лишались своих косичек, если количество подозрительных кружочков увеличивалось, но девочкам подросткам и старшеклассницам разрешили короткую стрижку.  Медики стали дежурить в интернатах до отбоя, проводили осмотр голов ребят и состояние их «кружочков», отмечали, как ведут себя уже обработанные лекарственными средствами голые кружочки.
Со дня на день ожидали медкомиссию, потому что скрывать состояние детей уже не могли.  В Гыданской школе – интернате было то же самое.  Что-то же случилось за период летних каникул! Но когда стали осматривать и поселковых детей, не выезжавших из посёлков на летние каникулы, то картина была такая же, только в меньшей степени, чем у выезжавших с родителями в тундру.
И вдруг в один из вечеров, уже дома, расчёсывая волосы, я обнаружила в руке небольшую прядь волос.  Меня обдало жаром: неужели и у меня появились такие же «лысинки»?!   Раздвинула волосы - да, небольшое гладкое пятнышко, совсем как у интернатских детей… Тут же взяла луковицу, разрезала её пополам и одной половинкой, срезом, начала втирать в кожу, натирала усердно то место, где уже начали выпадать волосы!  Так делала медсестра, осматривая по вечерам состояние волосяного покрова у детей в интернате.   Утром сразу же разыскала школьного фельдшера, Ламбину С. (её сын учился в моём классе), Светлана сразу же определила, что моя «лысинка» имеет те же признаки, что и у интернатских детей, и что, возможно, она будет увеличиваться, и порекомендовала пока единственный способ уменьшить её размер: ежевечерне на ночь щедро смазывать луковым срезом.  Пока другого способа нет в условиях Антипаюты.  Представляете, какой стойкий запах лука стоял в коридорах интернатов и по школе!   Детям в интернате по вечерам, под присмотром медсестры, тоже стали выдавать срезы луковиц, и они усердно, весело смеясь, мазали эти голые пятна на головах друг друга.  Но медработники не забывали и о мазях, которые доставили из райцентра в посёлок.
 А потом из Москвы и округа нагрянула очень серьёзная медицинская комиссия, в составе которой было несколько иностранцев, даже, как говорили, из Японии.  Часть врачей улетела дальше на север, в Гыду, к морю «синему», остальные работали в посёлке, детей на осмотр водили в больницу.  Всё было как-то необычно, как будто покрыто завесом тайны, в посёлке чуть не шёпотом делились теми крохами, что удавалось, под большим
 секретом узнать от местных медиков.  Никто ничего не говорил, в школе об осмотре детей медкомиссией тоже молчали, наши медики даже после отъезда врачебной комиссии как в рот воды набрали.
 А мой «лысый пятачок», как и предположила фельдшер, стал увеличиваться, и всё больше прядей оставалось в руке при расчёсывании волос.  И я скоро стала сама, как детки, нащупывать, каков размер гладкого ровного пятачка, не забывая из вечера в вечер смазывать луковым срезом всё увеличивающийся «пятачок», скоро превратившийся в большой кружок, больше самой большой монеты в пять копеек.  Это меня очень расстраивало, я едва сдерживала слёзы, но и говорить с кем-то об этом не могла: а вдруг это заразно, и меня будут сторониться… Жалко было волос, признаюсь, что мои густые рыжеватые волосы никогда не доставляли мне хлопот: легко «укладывались» в любую причёску.
 Пришлось немного потренироваться, чтобы прикрыть всё увеличивающийся «лысый пятачок»: волосы стала зачёсывать на другую сторону, а чтобы волосы стали более послушными, покрывала их чуть – чуть гелем и закалывала невидимкой для большей надёжности.  Конечно, детки заметили вынужденную смену причёски – кто, как не дети, сразу замечают изменение во внешности, в причёске, в одежде! – пришлось признаться, что и меня коснулось это кожное заболевание.  А когда «пятачок» превратился в «пятак», я уже по-настоящему переживала, что одним кружочком на голове не ограничится, будет их обилие, как у некоторых детей: головки их были усеяны большими и мелкими горошинами.   Но вдруг однажды нащупала колючки на месте гладкого пятна.   Что было!!!  Да я просто ликовала, пела!  Одним словом, испытала настоящую радость, эйфорию!   
А ведь пару дней назад девочки в интернате похвастались, что у них на месте гладких пятнышек уже появляются волосинки, пока только малюсенькие, даже дали потрогать, чтобы и я ощутила под пальцами появившиеся колючие волосинки.   Вот теперь и у меня, наконец-то, пробились эти долгожданные волосяные колючки!  Это было начало выздоровления!   Волосы, сначала робко, потом всё активнее, начали отрастать, и я поняла, что окончательно избавилась от неприятного гладкого островка размером с пятачок среди густой шевелюры на голове!
А Светлана, фельдшер, всё же чуть – чуть, под большим секретом, приоткрыла завесу тайны, что мучила большинство в посёлке - и учителей, и воспитателей, и родителей: какая же причина заставила собрать в нашем маленьком заполярном посёлке столь солидную Московскую (международную!) врачебную комиссию?!   Ответ был, как говорится, на виду: необходимо было объяснить массовое частичное выпадение волос и появление необычных гладких пятен и пятнышек на головах детей, в первую очередь, тундровых, но и поселковых.  Как позже выяснилось, это были последствия выброса радиации в результате подземного испытания ядерной бомбы на полигоне Маточкин Шар на Новой Земле в мае 1988 года.
           Радиоактивная пыль попала в атмосферу, а потом с дождём попадала на кожу.  И это происходило на протяжении всего периода летних каникул, таким образом происходило незаметное радиационное отравление тундрового населения, и взрослого в том числе, и поселкового.  Что касается меня, то я не любила платков, и осенью шапочку надевала только при сильном ветре и дожде. (Молодость! Себя вспомните!).  Так дождевые капельки перенесли радиоактивную пыль и на меня.  Проверять никого не проверяли, а насколько пострадали жители тундры, которые длительное время находились в зоне распространения радиации, так никто и не узнал.  Не проверили никого и из учителей, воспитателей, а я даже не пыталась попасть на приём, всё думала, что позже будут проверять всех, кто работает с детьми, но…педагогов не проверяли!  Секрет! Большой секрет!
 Насколько многочисленны были подобные случаи необычного заболевания, возникшего в результате случайного облучения радиацией, на всей территории севера Ямала и даже на Таймыре, соседнем с Ямалом полуострове, и на севере Архангельской области, к которой и относится Новая Земля, можем только догадываться.  Но ясно, что последствия подземного испытания ядерной бомбы 1988 года мы ощутили на себе, спустя несколько месяцев после этого испытания, хоть подробности узнали только через много лет, прочитав секретные в прошлом и наконец-то допущенные к ознакомлению всем любопытствующим документы о происходивших когда-то на полигонах России ядерных испытаниях.  А через много лет в свободном доступе оказались и публикации о происходивших в недавнем прошлом ядерных испытаниях на острове Новая Земля и в журналах, и в интернете. Так стали известны некоторые подробности случившегося подземного испытания ядерной бомбы, последствия которого испытали жители Гыданской и Антипаютинскоц тундры Ямала.
И об этом происшествии 1988 года тоже бы не вспомнила, если бы не военные события наших дней, не разговоры о вполне возможном ядерном применении сил странами, участниками конфликта.