Глава 64

Еремей погладил коня, тот толкнул ладонь, играясь. Но не до игр было обоим.
— Смотри, дядька, за ним хорошо. Это друг мой, понимать должен.
— Отчего ж не понимать. Всю жизнь с лошадьми. Это такая животина, что дороже жёнки может быть.
— Ну, с жёнкой не сравню, не женат пока. А с Орликом не за что бы не расстался, если б не нужда.
— Да не переживай, парень, вылечим твоего Орлика. Ему сейчас покой нужен, нога и заживёт. Думаю, седмицы две сроку.
— Благодарствую, дядька. Ну, прощай, друг мой верный.
Еремей обнял коня за шею и не оглядываясь пошёл по дороге. Шёл и прислушивался к беспокойному ржанию за спиной. «Не рви ты мне сердце. И себе не рви. Что ж делать, коли так случилось. Значит, потерпеть надо. А я вернусь за тобой. Вдвоём с Василисой придём. И больше уж не расстанемся» — мысленно разговаривал он со своим другом. Но тревога долго ещё не отпускала. «Понял ли? А то затоскует один. Эх, жизнь…»
Но по мере удаления от села, в котором оставил он своего захромавшего коня, и приближения к намеченной цели, мысли вслед за ногами устремились вперёд.
Давно пора уже побывать там, где, скорее всего, началась его жизнь. Давно пора, а всё что-то мешало. Вот и год назад, когда пришлось уходить с родного Берёзового Кута, совсем было туда направился, да судьба повернула его в другую сторону. Пересеклась его дорога с княжеским путём.
Возвращалась княгиня молодая с сыночком своим малым от своих отца и матери, соскучилось её сердце нежное о родителях. Да напали лихие разбойники, стражу стали бить. Еремей и оказался невольным свидетелем, а потом и сам стал биться, себя не жалеючи. Тут и подмога пришла вскорости — князь, как чуял, решил молодой супруге навстречу выехать. Разбойников перебили, не всех, правда, некоторым удалось сбежать. А Еремей тут и познакомился с князем. По нраву ему пришёлся. Позвал его князь к себе на службу. Еремей честно предупредил, что слава нехорошая его из дома выгнала. Но князь вгляделся в его глаза и сказал, и слова эти запали в душу Еремея, вытесняя боль:
— Худая слава далеко ходит, а добрая дальше. Ничего, добрый молодец, коль оступился и упал — поднимайся, а коль люди толкнули — вот тебе моя рука.
И Еремей протянул свою в ответ, показывая тем князю, что невиновен.
Служба у князя была добрая и весёлая. Друзья появились. Вместе в походы ходили, вместе к соседям-князьям в гости жаловали, вместе с недругом сражались, если случалась нужда. А уж так пировали да веселились, как могут только молодые, здоровые парни, чья забота и есть воля.
Не забывал Еремей о Василисе, но думаться стало, что жизнь возле князя в холостяках как раз по нему. Возвращения в Берёзовый Кут он не представлял. И, если даже Василиса ему бы поверила, есть ещё её родители, есть ещё земляки, которым правду сказать он не может. Это погубило бы сестру.
Вот и жил — не тужил, пока не повстречал Лябзю.
Ох, и обрадовался он сперва, увидев востроносое лицо забавной тётки. Поговорил, вспомнил земляков. Так бы и расстались, чтобы больше, возможно, никогда не встретиться, если б не последние слова Лябзи. Острыми иглами впились они в сердце, прогоняя улыбку даже при виде хорошеньких девок, заглушая смех в минуты, когда в гриднице пировали и веселились, прогоняя сон, когда товарищи безмятежно спали рядом.
Нет, не так дела сердечные решаются. И не ушёл он из Берёзового Кута, а сбежал как трус. Защищая сестру, совсем не подумал о своей любимой. И не будет покоя ему, если не разрешит вопросы, как мужчине следует.
Совсем уж было собрался в родное селение, как беда у князя случилась, сынок маленький пропал. Как? Куда? Кто похитник? Княгиня от горя слегла, не ест, не пьёт. Князь с дружиной верной с ног сбились. Стали соображать, что те разбойнички неспроста напали тогда на княжескую супругу. Знать не драгоценности они хотели себе добыть, а маленькое дитя похитить.
А тут ещё неожиданно дядька Ивар с Ланом в город прибыли. Новое огорчение обрушилось на Еремея. Ночью обдумал молодец, как быть. И решил.
Утром пришёл к князю, поклонился и отпросился в дальнюю, неведомую дорогу. И обещание дал, что, где бы он ни оказался, узнавать в пути, разведывать, нет ли слухов о княжеском дитяти. Долго раздумывал князь. Но отпустил. «Кто знает пути-дороги человеческие? Может, и пересекутся ещё раз твоя, добрый молодец Еремей, и сыночка моего ненаглядного свет-Илюшеньки».
Закрутилось — завертелось, и вот уже шагал Еремей по тропе, где недавно проходила его суженая. Следы Василисы то терялись, то вновь представали его зорким глазам.
Для ночёвок останавливался в тех же местах, что и Василиса. И Василисин двухдневный переход он преодолевал за день. Для этого ему приходилось изрядно потрудиться — прошагать, но усталость растворялась в сладком чувстве, что несколько ранее на этом же самодельном лесном ложе спала его милая.
Синюю ленту, которую он нашёл на лесной тропе во второй день перехода, он каждую ночь клал под щёку, и ночи его были полны уюта и нежности, которые он не испытывал ранее никогда.