Родная душа Глава 1

Поезд пришёл на станцию по расписанию. Я вышел на перрон и осмотрелся:здесь было                всё то же, что и больше года назад.Пассажиров зазывали торговки яблоками, домашней снедью; небольшие ларьки в основном предлагали напитки. Пройдя через здание вокзала, вышел на городскую площадь.

Солнце ещё только окрасило горизонт и  собиралось обласкать прохожих теплыми лучами, а уже хозяйничал прохладный ветерок. Он что-то шептал на уши, играл с молодой листвой и улетал дальше. Я обратил внимание на изумрудные газоны и яркие, липкие листочки деревьев и кустарников только что вылупившихся из почек.
Это время года меня всегда радовало: ещё Светило не раскалилось, зелень была молодой, а в воздухе плавали ароматы первоцветов, сирени и цветущих абрикосов.

Но любоваться оживающей природой было некогда: как всегда, решил зайти сначала в редакцию городской газеты. Путь лежал через небольшой сквер. Сейчас он был ещё пуст. Только на одной скамейке сидела женщина с детской коляской. Малыш, видимо, спал, а молодая мама или няня читала книгу.

Поравнявшись с дамой, приветливо посмотрел на неё и…будто на стену налетел.

--Катюша,это ты??!

Женщина подняла голову, милая улыбка осветила лицо. Она несколько секунд смотрела на меня, затем радостно воскликнула:

--Олег, здравствуй! Я очень рада нашей встрече! Очень, очень!

Мы дружески обнялись, и я почувствовал, как душу затопило тепло: она ещё больше похорошела. Это и порадовало, и немного огорчило - не моя…

Потоптавшись  на месте, и, не зная с чего начать разговор, кивнул на коляску:

--Можно  посмотреть?

Катя лукаво улыбнулась и кивнула.

Я заглянул в коляску и наткнулся на серьёзные, ещё  не принявшие определенный цвет глаза. Они смотрели, не мигая.Что-то знакомое было в них. Где я их видел? И вдруг понял: в зеркале! Охрипшим голосом прошептал:

-Мой!!!

Катюша засмеялась:

--Моя.- И чуть помолчав, добавила,- наша…

Меня словно кто по башке хорошенько стукнул: мысли теснились в ней, наскакивая одна на другую, сердце трепетало как голубь.

-- Де-е-вочка! Как назвала?

--Есения…

Я почувствовал ревность:

--В честь любимого поэта, что ли?

--Нет, я его, конечно, люблю. Но имя дала, потому что оно красивое, а по- домашнему Сенечка… Слышишь, как ласково звучит?

-- А отчество?- Продолжал я допрос.

Катя засмущалась  и тихо произнесла:

--Олеговна!

Я не совсем понимал, что со мной происходит: меня бросало то в жар, то в холод. Из головы  вылетело куда и зачем  приехал. Меня как магнитом тянуло заглянуть в коляску, смотреть в не по-детски серьёзные глаза, верить и не верить в то, что это
плоть и кровь моя,мой ребёнок,о котором я уже давно задумывался.

Мысленно ругая себя за сентиментальность, перевел глаза на Катерину, и, сдерживаясь, почти спокойно сказал:

--Пойдём…

Она испуганно посмотрела на меня:

--Куда? Зачем?

--Не бойся, никаких притязаний. Просто хочу ближе познакомиться с дочкой…и серьёзно поговорить о будущем.

Катя облегченно вздохнула:

--Мы здесь рядом живем. Я продала комнату в общежитии, подкопила немного денег, помог материнский капитал, и купила однушку.

…Квартира была похожа на хозяйку: такая же светлая, опрятная, чистенькая. Добавился только детский, неповторимый запах. Катя  аккуратно положила  дочку на диван, которая тут же открыла глаза и выразила желание подкрепиться.

--Отвернись,- попросила меня  уже переодевшаяся в лёгкий халатик Катюша.

Я выполнил просьбу и вскоре услышал довольное чмоканье малышки. Насыщение произошло быстро, и Сенечка вновь прикрыла глазки, решив ещё подремать после прогулки на свежем воздухе. Но я не дал. Дрожащими руками осторожно взял дочку,  прижал к груди и словно оторвался от земли и поплыл вместе с ней в неведомую
даль. От блаженства, охватившего меня, закрыл глаза и так плыл и плыл по волне чувств… Наконец малышка заворочалась, мама взяла её у меня и положила в кроватку.

-Ну, а теперь поговорим,- немного придя в себя, заявил я.

-Хорошо,- согласилась хозяйка.- Но сначала пойдём на кухню, заодно позавтракаем. Ты же голоден, я вижу.

На кухне один навесной шкафчик был забит детским питанием,  холодильник тоже не  пустовал. Это меня порадовало. Смакуя вкусный кофе с горячими  бутербродами с колбасой и сыром, я на минуту забыл о реальности, почувствовав себя в теплой семейной обстановке. Утолив голод, приступил к разговору, сделав серьёзное лицо:

--Милая Катюша! Почему я не знал о рождении дочери? Ты ведь знаешь, где работаю? И телефон могла у Митьки взять!

Повисла пауза. Наконец она заговорила:

-У меня было трудное детдомовское детство. Родителей не знала, позже воспитатели сказали, что прямо  из дома малютки меня привезли к ним. Когда подросла, стала задумываться почему к другим детям кто-то приходит, а ко мне нет? Это извечный вопрос таких брошенных, как я. Но ответа не получала. В десять лет меня хотели удочерить…Глупо, но во мне вдруг взыграла гордость: родным не нужна, что мне чужие  дадут? И отказалась.

Она замолчала. Ей, видимо, трудно было говорить, но пересилив себя, продолжила:

--А в четырнадцать лет надо мной…надругались более взрослые мальчишки. С тех пор я возненавидела весь мужской род. Когда окончила школу, покинула детдом и поступила в колледж. На ровесников не обращала внимания. Годы шли. А я как заключенная сидела в своей каморке никому не нужная. И тогда решила родить ребёнка, чтобы было кому отдать нежность и получить обратную…Чтобы она была только моей и больше ни чьей! Но как это сделать? Не написать же объявление?...И только когда ты появился в редакции, смотрел на меня так нежно, мелькнула мысль, что могу исполнить мечту…

На глазах Кати заблестели слёзы.

--Всё, хватит, я понял тебя. Но уж коль всё узнал, буду на расстоянии душой с вами, даже если ты возразишь. Ежемесячно стану высылать деньги. Наша  девочка не должна ни в чём нуждаться…При всяком удобном случае буду приезжать…

--Спасибо,- прошептала Катюша и зарыдала в голос.

Я растерялся, стал её успокаивать. Когда глаза перестали фонтанировать, с сожалением вспомнил, что приехал в командировку. И газета, в каком бы статусе не была, прожорлива как слон.

Ещё раз зашел в комнату, подошёл к кроватке, полюбовался доченькой, легко коснулся губами нежной щёчки и с тяжёлым сердцем стал прощаться с Катей.

Когда вышел на улицу, меня обуял страх, как шестилетнего героя повести Ричарда Райта, когда он делал что-то недозволенное и ждал порки. Попав в сложную ситуацию, боялся за свою кроху, за то, что бросаю её. Не представлял, как буду вести себя с женой. И в конечном итоге, как вообще буду жить дальше?!

                Продолжение следует…