Дом Коньковых. Часть вторая. Записки деда
24 ноября 2002 года, Колтуши.
Сегодня я договорилась с Александрой Петровной о том, что она пришлёт мне ксерокопию записок деда. И вдруг слышу: «А знаешь, Таня, ведь сегодня, 24 ноября, день памяти Петра Даниловича! Ведь он умер ровно сорок лет назад, двадцать четвёртого ноября шестьдесят второго года. И Дарье Дмитриевне была годовщина 19 ноября - двадцать два года со дня её смерти, в восьмидесятом году. Так что, помяни их там...».
Получается, что желание моё писать дневник и вспоминать - это не просто моё желание... Может быть, это и вправду чья-то воля, что я начала записи в дни памяти?
Умер дед Пётр в возрасте семидесяти лет, не так много и прожил. В 1954 году он вернулся из второго заключения и жил на второй половине дома на улице Песчаной в Дмитрове, вместе с Дарьей Дмитриевной и младшим сыном Алексеем. Именно тогда он и задумал записать свои воспоминания, но так и не закончил. Он очень сильно болел.
07.05.2008 г., Колтуши.
Вот уж действительно, вовремя я... Будто рядом стоит Дарья Дмитриевна...
Пришла пора опубликовать воспоминания Петра Даниловича Конькова. Ксерокопию записок я получила из Москвы 10 июня 2003 года. И огромное спасибо нашей тёте Шуре за то, что ей удалось сохранить эту небольшую тетрадь, эти дорогие двенадцать листочков!
Я постараюсь ничего не изменить в записях Петра Даниловича. Только поправлю орфографию и пунктуацию, чтобы удобнее было читать.
С первых строк понятно, что Пётр Данилович давно уже интересовался своей родословной, расспрашивал отца. Возможно, что сам отец его, Данила Егорович Коньков, пожелал рассказать сыну... И рассказывал он это ещё в тридцатых годах прошлого века, поскольку умер Данила Егорович ещё до войны. Таким образом, первым мемуаристом можно считать моего прадеда - Данилу Егоровича Конькова.
Книга жизни Конькова Петра Даниловича
с 1890 года по 1958 г.
Описание жизни Народа и лично моей, как были при Царизме и при Керенским, и Коммунистами.
Власть Царская и Пролетарская.
Предисловие
Пишу со слов моего Отца Данилы Егорова Конькова. Который родился в 1860 году.
Из бедной семьи крестьян. Мать его, моя бабушка, Марфа Михайловна Конькова, родилась в с. Костино д. Прокошево. И рождена в 1839 году. Вышла замуж в село Вороново за Конькова Егора Григорьевича. Прожила с ним 3 года и он умер. Прижила с Коньковым Е.Гр. себе сына Данилу Егоровича. Который рождён в 1860 г., после отца остался - 3 года. Марфа Михайловна вышла замуж за Бычкова Самоилу. Данила с 4 -х лет воспитывался в семье Бычкова Самоилы.
Марфа Михайловна прижила от Бычкова Самоилы 2-х дочерей, Евдокию и Дарью, которых я звал тётками. И были у Самоилы ещё 4 дочери своих от первой жены. Семья была большая и бедная.
Мой Отец воспитывался очень бедно в чужой семье и был обижен своим неродным отцом. Когда ему стало семь лет, его отдали в Сапожники. На 7 лет в семью Давыдовых.
Сапожники были Егор, Виктор, Симион, Пётр - 4 брата. В село Вороново. В первый и второй год жизни в учении Сапожника пришлось пасти лошадей и глядеть за ними. Часто 10-летнему мальчику попадало. То есть, били. Стал уже побольше, 12 лет. Прожил пять лет и сапожному ремеслу не научился.
«По просьбе матери, Марфы Михайловны, пришлось уйти из Сапожников. Прожил пять лет - ничему не научился. И меня отдали в Москву торговцем у дяди Матвея. Я прожил 3 года. Мне стало 18 лет. Когда мне было 18 лет, отец неродной умер. Сёстры неродные вышли замуж. Осталась моя мать с двумя моими сёстрами. Евдокией и Дарьей... Я приехал домой. Меня мать женила. Взял жену в деревне Соколово - Анну Андреянову. И стал жить самостоятельно хозяином, Коньков Данила Егорович. Сестра Евдокия вышла замуж в д. Пыхино, а Дарья - за портного в село Вороново.
Остался я один с семьёй и матерью Марфой Михайловной. Мы жили на одном месте, Бычковых. Нас постигло несчастье - пожар. Сгорели. Мне пришлось покупать место и строиться. Очень было тяжело. Две коровы у меня было. Одну корову отдал за План места под стройку. Купил половину плана, тут проживал Григорий Котышов, где в настоящее время План места.
Дом купил старый у сестры моей матери, Прасковьи, которая жила в селе Костине. В это время у меня было 3-е детей. Первый - Егор, вторая - Пелагея и третья - Мария. Потом 4-й - Василий, 1890 г. Жизнь была тяжёлая. Дом я поставил. Оставил дома мать Марфу Михайловну и троих детей. Сам уехал с женой в Москву. Жена поступила на фабрику Черкизова. А я стал заниматься извозом. То есть, легковым извозчиком по городу Москве. Дело пошло. Стал платить долги за дом. Народился 5-й, сын. назвал его Петром. Родился в 1992 году.
Работал я в Москве и часто ездил с женой домой. Навещать детей пятерых и мать Марфу Михайловну. Которые проживали на новом месте купленного Плана. Детей стало много. Ещё народилась дочь Катерина. Мне пришлось покинуть Москву и взять жену домой в село Вороново и жить самому там.
В селе Воронове жил бедно, заработать негде. В 1896 г. стал заниматься Кустарём. Стал собирать по деревням старую обувь. Раздирал её, промывал и подбирал частями. Отвозил в Москву к сапожникам. Дело немного наладилось. Дети стали подрастать. 1-й сын, Егор, стал помогать мне. А жена и мать, сёстры Дарья и Евдокия тоже помогать стали, в воскресенье ходить к Барину на подёнщину работать и убирать хлеб. Жать серпом - в день 40 копеек. Косить - утром 30 копеек, и завтрак можно закусить. А неделю работали у себя дома. А праздник и в будни к Барину ходили. Вот и платили Налог за землю. И кормились на эти средства».
А мы, Пелагея, Василий и я, Пётр, ходили к Барину летом сушить сено и убирать. От восхода и до захода солнца. Мне 15 копеек, а Василию и сестре Пелагее - по 20 копеек в день. Старший брат Егор жил в Москве и стал Извозчиком. А отец дома. Василий подрос и тоже уехал в Москву к брату Егору. Я в 1903 году уехал в Москву. Брат Егор меня отдал в чайную мыть посуду. В Деревне отец стал жить лучше. Стал брат Егор помогать отцу.
Я, Коньков Пётр Данилович, 3-й сын Данилы Егорова, рождён 1892 года. Описываю свою жизнь, что осталась в памяти моей.
В 1900 году я пошёл учиться в школу. Школа была в селе Вороново З класса. Приход был в школу из деревень Соколово, Скриплёво, Михайловское, Рогово, Прокошево, Вороново. Учительница была Лодыженская Зиновия Николаевна. Росла сиротой и пришла к нам девушкой в 1896 году, как была выстороена школа. И до того времени учил Дьячок по домам, так что учение было плохое. З.Н.Л. учила с 1896 пол 1934 год и умерла. И раньше учили в этой школе и преподавали Закон Божий. Преподавал Священник Бекренев В.С., который пришёл в село Вороново в 1891 году. В дом старого священника. И женился на его дочери Марии, которая прожила один год и умерла. Остался священник один. Была у него кухарка. Но молодость заставила жить с учительницей З.Н. Ладыженской. Которая была в его годах. Хотя и не разрешалось попам жениться во второй раз.
Священники были такие же помещики. В его распоряжении было земли 8 гектаров леса, а полового 20 гектаров. Сам не работал. Ему обрабатывали прихожане деревень за часть покоса. И с прихода доход большой. Венчание брал 10 рублей. Похороны - от пяти до трёх рублей. Разные Крестины, молебны, праздники - и так дальше. Житьё было у священника! Лучше Помещиков при Царизме.
Прихожане в это время были очень религиозные. Летом служба была в церкви почти каждый день. Праздники, Обрядовые царские дни ходили по деревням Иконы из разных монастырей. Всё встречи да проводы, звон колоколов. То похороны, то от дождей, то от засухи молятся и просят Бога. А работать, полевые работы обрабатывать... Плохо народ жил. Бедно. Не умели обрабатывать землю. Не было Агрономии. Царская власть не учила народ как нужно. Народ получал урожай через Бога. Если Бог даст, то и возьмёт.
Проучился я три года. Стало мне 10 лет. Я поехал в Москву к брату Егору, который вёл в Москве хозяйство. Меня определил в Чайную подавать чай и мыть посуду. Работа была с 5 утра и до 11 часов ночи, как только запиралась чайная. Кормили и поили. И в месяц давали три рубля. Прожил я так один год. Узнал Москву. Была Японская война. Я ушёл из Чайной и стал торговать газетами и фото разными с изображением генералов. В деревню ездил часто. Прошла железная дорога Савёлово-Москва через город Дмитров. В деревне жили летом. На зиму уезжали в Москву.
У Отца нас было детей 7 человек. Да бабушка, Марфа Михайловна. Всего десять человек. Отец стал жить немного лучше. Стали мы подрастать и работать. В селе Воронове у нас было кирпичное производство. Свой завод. Отец нанимал рабочих, но ничего не выходило, кирпич бился. Тогда Отец Данила стал обучать нас, брата Василия и меня, Петра. Хотя было тяжело нам, но все стали работать. Хотя немного, а глину месили. Сам Отец или старший брат Егор. Нанимать чужих специалистов было невозможно, надо капитал иметь, а у нашего Отца его не было. Нарабатывали кирпичей тысяч сорок и продавали: кому на трубы для печей и на малые печки на зиму. Больше никуда. А народ в селе жил плохо. Печи были земляные. Столбы под дома ставили деревянные.
Обжигать кирпичи научились сами, отец и мы, братья. Стали обжигать. И работали ещё до 1914 года, до Войны Первой Царской. До тех пор часто завод у нас сжигали. Очень была ненависть большая у народа. Так пришлось Отцу дело закончить.
Жил плохо народ. Крестьянин в селе Вороново имел 1 лошадь, 1 корову, 2 овцы. Да ещё какого телка пустят в дом на зиму - для свадьбы или на сряду девкам и ребятам.
А пахали земли много, да зря она ничего не родила. Земля - суглинок. Надо много навоза было в поля. Рожь родилась хорошая самая один к пяти, овёс - один к трём. Хорошего урожая клевера не было. С 1904 года стал сеять народ клевер. Урожаи стали лучше. Стало 4-хполье. Стали накашивать сена, корма для скота - и стало навозу вдоволь!
Но это очень трудно было: заставить народ сеять клевер. Я помню, приезжал к нам в село Полковник отставной Грузинов, уговаривал крестьян, чтобы сеяли клевер. Много было трудов вот почему: Народ был тёмный, неразвитой, религиозный, всё уповали на бога, Бог даст. А вино, водку пили. В каждом селе были кабаки. Торговали водкой при царе Николае - Втором и было пьянство, хулиганство и невежество. Жизнь проходила. Существовали. Дрова возами возили из провозу на кулаков, и сами воровали в казённых лесах, а своего было много - Крестьянский назывался. А потом сено возили в Москву, своё и из провозу. Вот было занятие православных в селе Вороново и деревне Соколово.
Семейная работа была у нас зимой в Москве, а летом в деревне крестьянствовали до 1914 года. После Японской войны стали жить в деревне немного посвободнее и лучше. Я хорошо помню время Японской войны. В 1904- 1905 году я был в Москве и торговал, мальчишка, газетами и фото, яблоками по Чайным. В Москве было очень много Чайных и Трактиров на каждом углу. В рабочих районах, особенно Марьина Роща, Драгомилово, Ямская, Слободка, Даниловка, Калужская Застава. На всех окраинах Москвы проживали Ломовые извозчики - 40 тысяч, Легковых - 20 тысяч. Потому и были чайные и трактиры. Все жили очень грязно. Были рваные, грязные и вшивые ужасно! Квартир было много, но непосильно их было содержать, а рабочие были из ближних мест Подмосковья. Их так и называли - Кашниками, что они ездили в Москву есть кашу.
Были постоялые дворы, где ставили лошадей. Каждый аршин сарая оплачивался рублём. Пять аршин - пять рублей. А то стоянка 1 рубль с человека поспать. Спали тесно друг к другу. Грязно, темно и вшей уйма. Это была такая выдумка домовладельцев, в виду того, чтобы ходили в чайную и больше денег проживали. Чай стоил 5 копеек вода, колбаса 20 копеек, белый хлеб - 5 копеек 400 грамм. По-настоящему, раз человеку негде находиться, то он идёт в чайную. А там было всё: проституция, пьяницы, гармонисты-песельники, акробаты. Поют, играют - кто что подаст. Заказать песню - 10 копеек. Любую, вместе с пляской.
В это время и в деревне жили грязно, не культурно. Помню, мать бросит нам соломы пук, в головы старый кафтан положит и оденет старой шубой - человека 4 подряд нас. Тоже часто были во вшах. Ситцу купить были не в состоянии, а на водку Царскую наши отцы, бывало, последнее всё пропивали. И некому нас было учить. В школе нас, мальчиков, было 60, а девочек - 6 человек. Девочкам учиться было не обязательно. Часто одёжки и обуви не было, чтобы ходить в школу. А матери и сами неграмотные, считали, что это лишнее и не нужно и говорили, что живут и не учёные. А в церковь обязательно прогоняли. Иначе Бог накажет. И есть не дадут, пока от обедни все не придут из церкви. Грехом считалось.
На Обед подавали одно блюдо или миску на всех человек 10 или 12 - сколько и какая семья. Мы были глупые. Кто скорее. Мать только подливала, стояла рядом. Кушали, пока всё не съедим, или пока мать не выгонит.
В 1905 году в Москве я был. И стала при мне Забастовка. Так называли Революцию. Мы не обученные. Все крестьяне не понимали политику рабочего класса. Мне было 12 лет. Я наблюдал, бегал по Москве -то. Много видел. Как делали баррикады на улицах. Снимали ворота, поворачивали конки. Фонари деревянные с керосиновыми лампами ломали и загораживали проезды по улицам. Ездили конные патрули и разгоняли народ. Местами были оружейные выстрелы. Ночью было темно, фонари не горели. Проезды и проходы запрещались ночью по Москве. Тех, кто не соблюдал, я помню, Казаки пороли нагайкой. Особенно извозчиков, которые любили деньги. Часто убивали.
Я хорошо помню., как в Марьиной роще днём забастовщики пришли к дробильному заводу и агитировали, чтобы кончали работу. Их шло 6 человек. И видел около 1-го Церковного проезда, со дворов, выбегали извозчики Ломовые и Легковые с оглоблями и вилами и кричали: бей забастовщиков. Даже одного убили. Вот какая была тьма в крестьянском народе.
Которые хотели уехать с Москвы в деревню, то нас не пускали. Но нам пришлось уехать через Останкино, через село Алексейское и Пирогово Село. И у Застав стояли патрули. Жили дома, пока не кончится забастовка.
Осталось в памяти, как в Кремле убили Сергея Александровича, дядю царя Николая Второго Романова. Я был у Сухаревской Башни. Раздался взрыв в Кремле. Писали в Москве газеты, была брошена бомба в карету, где ехал, сидел Сергей Александрович Романов. Его тело всё взлетело, на крышах собирали куски. Также убит кучер и лошадь в Кремле возле Никольских ворот. И был поставлен памятник, Крест, ограда. И горела лампадка при царе Николае Романове. Говорили и писали газеты, что убил Каляев. В Настоящее время есть об этом память - Каляевская улица.
Я в этот год 1905 стал ездить Извозчиком. Помню, был ещё мал, Москву не знал. Меня брат посадил на козлы, засучил мне рукава халата. Да масть дал Ленивую. И сказал, что если заблудишься по Москве, то Лошадь не правь и не дёргай, а пусти её и скажи: но, домой! И она приведёт тебя. Правильно, так и вышло. Заехал я - не знаю куда. Спросить Городового боялся. Он заберёт в участок. А за моё малолетство - штраф брату.
Спросил Старого Извозчика куда мне проехать в Марьину рощу. Он показал мне, в какую сторону. Я повернул Лошадь, и она пошла и привела меня к воротам моего дома. Квартира была в Марьиной роще Церковном 4 проезде. Мне было чудно и смешно, сам по себе наверно приехал. И денег привёз 2 рубля. Заработал. Это моя первая езда по Москве 1905 года.
Так и стал зимой ездить по Москве извозчиком. А летом жили и работали в деревне. В 1907 году мы уже стали жить хорошо. Стала уже семья большая - 12 человек. Бабушка, отец, мать, брат Егор с женой Татьяной, сестра Пелагея, брат Василий, я - Пётр, сестра Екатерина, Филипп, Дмитрий и Фёдор - Егоров племянник, 1901 года рождения.
Тогда отец Данила стал ставить новый дом. Из кирпича. Дом поставили в 1907 году, двухэтажный. И открыли Чайную. Торговала сестра Катя. И стал заниматься извозом леса. Дело стало веселее и лучше. Работали кирпич, продавали в Костино богачам Грибовым. Возили сами, своими лошадьми.
Мне стало 18 лет. Прежде женили рано. Я стал гулять в ребятах раньше. Гуляли-ходили в чужие деревни. Наряды, или Мода - лаковые сапоги, костюм стоили 12 и 18 рублей. Хорошие. В нём и женился.
В 1910 году женили брата Василия, ему девочку взяли в селе Жестылёво - Пелагею Рязанову.
Сестру Пелагею в 1905 году отдали замуж в село Якоть Рощу дер. за Степана Ивановича Чехоткина. Его отец, свёкор Пелагеи был, работал у Барина в деревне Кузнецово заведующим Имением - Иван Никитич Чехоткин.
Девочка Маша, сестра, умерла 7-ми лет в 1902 году.
Стал подрастать брат Филипп, рождён в 1896 году. И брат Дмитрий, рождён в 1901 году.
Катерина, сестра, вышла замуж в город Дмитров за рабочего Горностаева Кондрата Акимовича. Мы ему помогали. Поставили свой дом на Валовой улице г.Дмитрова. Где и сейчас живёт сестра Катерина Горностаева.
Было мне 17 лет. Стал при возрасте. Стал гулять с товарищами. Первый мой товарищ - Давыдов Егор Ефимович, Бекасов Н.В., Сабуров В.Ив. и много других. Гулять ходили в дер. Пыхино, Плетенево, Соколово, Якоть, Костино, Жестылёво. Молодость проводил неплохо. На гулянье деньги привозил из Москвы. И дома брал. Или воровал у отца: он торговал, было можно. А сам отец был жадный, не давал. Помню, гулял с девочкой Володиной Грушей в Шолохове, с Рихаевой Дуняшей. А жениться пришлось на незнакомой в деревне Прудцы.
Раньше было время и Закон. Отец и мать женили рано, молодых 18 лет, брали где они хотят, а не жених. Было редко, чтобы по любви женились. Признаться, были глупы. Старики выбирали. Разбирались в родне: кто отец, кто мать у невесты. И как они живут, бедные или богатые. А невестины отец и мать больше разбирались какое Семейство жениха, как живут - хорошо или плохо. А если когда неладно, ругаются, то и невесту не отдадут. Пусть хоть и Жених берёт, и Невеста идёт. И пропадает вся молодая любовь. Или Невеста плачет, не любит - жених нехорош, а на неё и не смотрят - отдают. Так плачет и живёт весь свой век. А поп венчает и поёт: и да повинуется жена мужу своему. Вот такое было нелепое безобразие.
Свадьбу справляли - гуляли по 3 и 4 дня. Продавали последнюю корову - справлять гулянье надо. Гостей бывает по 40 человек от Невесты и 40 от Жениха. Много. Надо закусок, водки. Брали по 5 или 6 вёдер. Ведро составляло 20 бутылок. За время гулянья всё съедали. А после свадьбы - всё. Стало бедно. Нет коровы, всё подъели. Живи около Отца. он ничем не занимается, нет специальности. А также и сын с женой - нет специальности. И большинство - неграмотные. Сами молодые, да ещё детей народят. Вот вам и Царский закон.
В 1911 году я в Москве был, извозчиком. А мать пошла сватать за меня невесту, с которой я гулял и любил - Володину Грушу. Её мать и отец сказали, что своей дочки Груши не отдадим. И получил я отказ.
Тётка Евдокия из села Пыхино ходила сватать в деревню Шолохово Дуняшу Рахаеву. Тоже отказ. Мать сватала в Жестылёве у Чугункова девку Машу. Я хотя и знал её, но не гулял с ней. Тоже отказали.
А я живу в Москве.
Моей матери нахвалили: в деревне Прудцы есть хорошая девушка, у Грибкова Дмитрия Ларионовича, бахромщика-кустаря. И - ну, мать туда. Сватать. Посватали. Приезжали дом глядеть к нам в Вороново. Пондравилось.
У нас была семья 12 человек. Две снохи. За братом Егором - Татьяна из Соколова, за Василием - Прасковья Рязанова из Жестылёва. И моя будет - третья сноха, Дарья Грибкова из деревни Прудцы.
Мне сказали, что сосватали невесту. Я приехал из Москвы домой. А невесту не видал. И она меня не знала и не видала. Повезли меня глядеть невесту. Поехали со мной человек десять, зять, брат, мать, отец - вместе делать Лады, так называлось, когда благославляли на добрые дела.
Меня спросили: ну как, пондравилась? Я сказал: вроде ничего. Значит, пондравилась. И стали Лады делать, сколько с Жениха платить за Невесту деньгами и другими вещами. Рублей 25 с Жениха поладили. Посадили за стол, благословили, договорились. Проздравили. Нас, молодых, заставили поцеловаться. Значит, всё.
Стали созывать родных невестиных, а наши приехали. Посажали за стол всех. И народ с улицы из деревни пришли ротозеи. И потом пир. И свадьбу уговорились играть через 4 недели, Мясоедом, за неделю до Масленицы.
Вот такие были дела. Выходило дело такое: без меня меня женили, я на мельнице был - поговорка. Люби - не люби, а почаще взглядывай. Друг друга не знали, то опосля свадьбы узнаете.
Вот такая была Тьма Народа.
Конец.
Свидетельство о публикации №224053101262