Наблюдатель

     Отпущенный надеждой прочь
     Ты выходил на тонкий лед
     Еще одно мгновенье, ты утонешь.
     Еще одно мгновенье, и она
     Тебя спасет.
     (Сергей Дворецкий)

В офис он вошел в приподнятом настроении. Пятница! Кто ж не любит день, плавно перетекающий от предвкушения уикэнда к его началу. Из серьезных дел на сегодня только обсуждение нескольких вопросов по намечающемуся перспективному контракту. Остаток рабочего времени собирался провести на офисной кухне за чашечкой кофе и праздной болтовней с приятными коллегами. А вечером назначена встреча с новой симпатичной и милой в общении знакомой. Отношения складывались, и уже начинал ощущать приятную легкую влюбленность. Одним словом, расписание было плотно забито легкими и желанными планами.

Однако слишком много ожиданий редко или никогда заканчиваются добром. День не задался с самого утра. Переговоры с партнерами пошли не по сценарию и из восьми спорных пунктов лишь один оказался решен в свою пользу. Полнейший провал. От манившего финишным флагом завершения долгой и трудной работы был отброшен куда-то в ее середину. После такого облома ни о каких расслабленных разговорах на кухне речи не шло.

Пересидев за бумагами лишние полчаса примчался на свидание взвинченный и злой к тому же солидно опоздав. На покупку цветов не осталось ни времени, ни сил, ни желания. Она уже ждала. Искренне обрадовавшись появлению друга, девушка принялась весело рассказывать о событиях, произошедших с момента последней встречи. Он не слушал и молчал, погруженный в раздумья о случившемся. От равнодушной отстраненности слушателя подруга постепенно грустнела и осторожно пыталась расспросить о причинах плохого настроения. Вместо ответа психанул, рыкнул на нее, обозначив нежелание делиться проблемами. Еще пара холодных и колючих, как февральская вьюга, фраз, и они, не погуляв и получаса, разошлись в разные стороны. Она – чуть не плача от незаслуженного равнодушия, теряясь в неприятных догадках и подозрениях. Он – в еще более мрачном настроении, добавив в копилку к утреннему разгрому никому не нужную ссору на пустом месте.

Даже погожий летний денек оказался не силах смягчить мрачность рефлексий. Идти домой в таком состоянии не хотелось совершенно, да и что делать в пустой квартире пятничным вечером. Раздосадованный на себя решил прогуляться в надежде отвлечься видами знакомого и любимого с детства города. Прогулка помогала мало, взгляд постоянно сползал под ноги, упираясь в серый асфальт тротуара. Пару раз задел плечом встречных пешеходов, что только добавило раздражения. Горячая эмоциональная волна прощания схлынула, и он с отвращением ожидал неприятных внутренних дебатов.

Первой обычно вылезала со своим дурацким монологом совесть. Спорить с ней было бесполезно, поскольку была глуха, как архетипический чиновник. Совпадение не удивительно, ибо происхождение обоих общее: из социума. Совесть и чиновник хорошо знают законы, никогда не задумываясь над их происхождением. Агенты бездушной машины, подавляющей подопечных под человеколюбивым лозунгом заботы об их благе. Цель, бесспорно не лишенная здравого смысла и практической пользы, однако методы отвратительно жестоки и циничны по форме и инструментам влияния.

В этот раз совесть слегка кольнула, что не готовился к переговорам, понадеявшись на русский «авось», и принялась грызть за ссору. Нудно твердила банальные, и от того противные и болезненные, истины, что негоже обижать девочек, что проявил слабость. И вообще, не мужик: «сопли распустил, контроль над поведением потерял».

Все же странный зверь совесть. Иногда не просыпается после самой гнусной за гранью хулиганства выходки. А может два дня мучить по поводу не поданной милостыни. То ли у нее как в госучреждениях выходные, то ли завал работы и половину дел не рассматривает или формально ставит штампик «Учтено. Входящий №…». Ладно бы только нудила, но она всегда наказывала впрыском самых гнусных гормонов, отчего пропадал аппетит, сон, способность к сосредоточению и всякая возможность радоваться жизни.

К реке дотопал, уже чувствуя себя вполне состоявшимся отборным дерьмом, добившимся невиданных высот падения собственными неуместными усилиями. Мысли отключались. Компенсировать гормональные помои совести умело эго. Но оно было вовсе бессловесным и поощряло только за жратву, лень и секс. Но сегодня он во всех трех дисциплинах не просто проиграл, но был, можно сказать, дисквалифицирован. Еще, почему-то эго обожало крайности и заливало гордостью, если случалось затесаться в кучку маргиналов. Не важно – правых или левых, первых или отстающих, возвышенных или падших. С последним качеством сейчас, вроде, было неплохо, но далековато до заветных глубин, куда умудряются окунаться сограждане.

Скорей бы пришел Наблюдатель. Совесть смолкала, когда он говорил. Наблюдатель был страшен своей правдивостью. Он не был столь очевидно социально объективен как совесть, часто не соглашался и с эго. Был на удивление гибок и полностью лишен догматизма. Казалось, любое комментируемое им событие освещалось с применением нового свода правил. Спорить с ним было бесполезно, так как он всегда оказывался прав. Цинично и без доказательств. Просто прав, и не поверить ему было невозможно. Наблюдатель охотно вступал в диалог, но всегда только по теме, которую определял сам. Он отвечал исчерпывающе и чеканно, но изменить его оценку было категорически за гранью реального. Можно было уточнить любые детали, но отвлеченно спросить «за жизнь» – нет. Ибо он наблюдал. А что не произошло, то и не наблюдалось. Это давно стало понятно, и не напрягало. Отчетливо слышать наблюдателя научился только годам к тридцати. Сначала думал, что это его бессмертная душа, но вскоре понял, что лишь ее агент. Вероятно, он единственный был вхож к душе в кабинет, или где она там пребывает, но посредничал всегда оставаясь непрозрачным.

Только вступил на мост, наблюдатель сжалился и явился. Совесть сразу притихла и даже убрала гормоны. Наблюдатель сходу обозначил проблемы: «Самонадеянно бился за проигрышный первый пункт документа. Разозлил тупым упорством оппонентов, которые от неожиданности сдали второй. Но сориентировавшись и почувствовав горячее страстное дыхание фортуны, отвоевали третий. А на сладкое добили в азарте еще пять пунктов, на которые им было в общем-то наплевать. В итоге обратил потенциальный счет «семь к одному» в обратный.» Наблюдатель был прав на сто процентов, но почему же он не пришел во время переговоров? Нет, он приходил, да кто ж его слушал в пылу эмоциональной бури самолюбования.

Бизнес бизнесом, но день тогда потерян еще не был. Дальше сам сгубил оба приемлемых варианта: отменить свидание, или же спокойно или с юмором поделиться своим промахом. Нет чтобы воспользоваться мягким женским сочувствием и подлечить эмоциональные раны – с упорством взвинченного идиота продолжал борьбу с давно ушедшим с ринга победителем. «Тормоз», – резюмировал наблюдатель. – «Выстроил день по своей модели, без оглядки на происходящее вокруг.» Спорить не хотелось. Заслуженный, легко прогнозируемый результат поведения сообразно с придуманной реальностью. Закономерная жертва идеализма.

Совесть, выждав паузу и скорректировав риторику под слова наблюдателя, снова заканючила про обиженную женщину и впрыснула в кровь очередную хмурь. На середине моста остановился, провожая кораблик с веселившейся на нем большой компанией. Перевел взгляд вниз на беспокойные волны, разбегающиеся от пенного потока винтов. Наблюдатель беспристрастно охарактеризовал диспозицию: «Ты слабак. Слишком хорошо плаваешь. А новую мобилу утопишь». Стало почему-то очень смешно. Даже совесть притихла. Моментально проснулось эго и радостно поощрило допамином за смех. Или просто в пику совести. Они всегда были антагонистами.

Спускаясь на другой берег уже улыбался, вызывая осторожное недоумение у встречных прохожих. Их легко можно понять – не часто встретишь одинокого улыбающегося горожанина без «капелек» в ушах. Немедленно возникает масса вопросов по поводу вменяемости носителя необоснованной радости… Только почему одинокого? Его перетягивали три стороны. А он сам кто? Наверно четвертый в ряду. Просто не знал своего имени. Спросить было не у кого. Эго не разговаривало, от совести доброго слова не дождешься. Наблюдатель знал наверняка, но ничего же не происходило, а значит развести его на разговор о неактуальном нет шансов.

Впрочем, был еще организм, который владел паспортом с именем, но из чернильной бирки на куске прессованной целлюлозы почерпнуть что-либо разумное по вопросу затруднительно. Свою работу тело выполняло пока хорошо, ввиду не изношенности возрастом. Оно исправно дышало, окисляя жиры, белки и углеводы, запитые водой. На высокие материи ему было плевать. К счастью для владельца.

Из всей пестрой компании наблюдатель казался самым продвинутым, но и без него как-то раньше обходились. Значит, он не главный. Без всякой надежды подразнил умника: «Ты и есть душа?». Ответа не последовало, зато случилась резкая остановка на месте, в шаге от мелькнувшего силуэта легковушки. Неожиданная встряска через пару секунд разлилась адреналиновым испугом по всему телу. «Красный!» Вот и шестой, спасибо ему. Все же инстинкты, в отличие от песни, строить не помогают, но выжить – даже очень. Они и есть вечно дежурный ангел-хранитель. Спасибо тебе, незаметный не смыкающийся глаз.

Неожиданно ожил наблюдатель и прокомментировал ситуацию. «Вместо того, чтобы сделать практические выводы, продолжаешь смаковать погружение в мелкую неудачу. Да и какая это неудача? Так, слегка чувству собственной значимости на хвост наступили. Смена уныния на необоснованное веселье ничего не поменяла в поведении.»

«Вот я смотрю, тут умных и без меня до хрена собралось», – обиделся кто-то из компании голосов. – «Добирайтесь как хотите». Хор притих, остановившись возле старого зеленого садика, и уставился на девочку лет семи в ярком комбинезоне. Приоткрыв от сосредоточенности рот, она разглядывала что-то на дереве. Ее мама сидела метрах в десяти на скамейке и листала ленту в телефоне. Проследив за детским взглядом, увидел дюжину мелких пичуг, рассевшихся в кроне старого клена и время от времени перепархивающих с ветки на ветку, подобно нотам на линейках. В картине на первый взгляд не было ничего необычного, но как на нее смотрела девочка заставило замереть. Она тихонько напевала себе под нос странную мелодию.

Опомнился, когда птичья стайка дружно поднялась в воздух и унеслась в дальний угол парка. Причиной массового старта явился прогуливающийся по газону дворовый кот, который хотя и не обращал внимание на пернатых, явно и небезосновательно чувствовал себя хозяином места. Девочка на мгновение переключила внимание на кота, но резко повернулась и подбежала к маме, затеяв с ней беседу, содержания которой слышно не было. Взглянул на часы. Зависание длилось более четверти часа. «Двадцать минут полного радиомолчания! Да я, прямо, йог в натуре», – гордо прозвучало в мозгу. Но сам же испугался случайной мысли – сейчас выползет мрачная компания с альтернативными взглядами на нечаянное достижение.

Но внутри стояла тишина. Тело не чувствовало усталости. Да и с чего устать. Оно только радо было прогулке. Эго не обнаруживало себя, поскольку отдых все же так себе, не достаточно ленивый. Совесть могла бы отругать за впустую потраченное время, но ее рабочий день завершился, или розги на сегодня закончились. Мелькнула догадка, как легко живут отпетые негодяи: совесть всегда ограничена лимитом наказаний, а совершать мерзости можно практически неограниченно. Дальше только карма поправить может. Но легендарная индийская старушка с карательными экспедициями заглядывает наездами, и при должной сноровке и толике везения можно долго увиливать от оплаты счетов. Бессловесные инстинкты остались не при делах. Только Наблюдатель резюмировал: «Случайно в счастье соскользнул». При всей определенности фразы осталось сомнение, не сам ли он подсунул кино. А может он его и смотрел? Конечно. Он все смотрит. Больше ничем и не занимается.

Захотелось уточнить. «Знаешь, что такое счастье?». «Знаю. И ты знаешь.» Не то! Но есть за что зацепиться – событие состоялось, значит Наблюдатель владеет ответом. Надо только правильно задать вопрос. Попытка номер два: «Надо бы повторить, сработает?» «Нет. Счастье не вычисляется. Оно всегда и везде, но не в том измерении, где думаешь и действуешь. Волевым усилием не достижимо.» «Значит буду лежать и ждать». «Ждать – тоже действие». «Что же делать?» Ответом было молчание. Советов Наблюдатель не давал. Вероятно, на этом железном правиле и зиждилась его несокрушимая объективность и нечеловеческая точность: «Говорящий не знает, знающий не говорит». Впрочем, он уже ответил: счастье и слова – жители разных миров.

Благодарно взглянул на девочку, что-то терпеливо рассказывающую маме и помогающую себе для убедительности дирижерскими взмахами рук; на опустевшее дерево; на удаляющийся пушистый хвост хозяина парка. Не спеша зашагал к остановке, как будто и не было несчастливого дня. То есть день был, но он больше не казался провальным, а наоборот, самым обычным. С заботами, событиями, открытиями и ошибками, которые не есть поражение, а лишь ощущение центробежной силы от смены траектории жизни, как в несущейся в крутом повороте спортивной машине. Иногда свалиться с кресла оказывается полезней, чем на этом кресле влететь со всей дури в каменную колонну, оказавшуюся на пути непоколебимого прямолинейного упрямца, вообразившего себя стрелой, летящей по наивной прямой в выдуманное будущее, пропуская перекрестки возможностей и игнорируя повороты судьбы.

                EuMo. Июль 2023.