Старость в беге смутного времени

             


              СТАРОСТЬ В БЕГЕ СМУТНОГО  ВРЕМЕНИ
                Эссе на тему антропософии 

      Старость как заключительный период человеческой жизни отмечена  двумя удивительными факторами  — ностальгической   романтизацией  прошлого и ощущением  стремительности бега времени, его  сокращения, сжатия, событийного  уплотнения, его почти  физически   ощутимого «сгущения» о котором говорил апостол  Павел. «Время сгущается. Иуда уже пошел к первосвященникам. Сребреники  уже отогрелись в его ладонях». (Иоанн Златоуст)
      Психологи и психиатры связывают такое старческое  ощущение бега  времени свойством человеческой  натуры,  ( состоянием ясной памяти и трезвого рассудка) понимать и оценивать своё прошлое  стократ выше и значимей, чем понимать и оценивать  настоящее.  Люди с острыми психическими расстройствами иногда вообще не ощущают хода времени и времён года, не замечают воздействия времени как физического явления на состояние живой и неживой материи.
   В преклонном возрасте  у человека больше времени  думать, мыслить, рассуждать, анализировать, сопоставлять прошлое с настоящим. Проводить исторические параллели, заниматься самоанализом  —  т.е.   проявлять  строгость   к себе самому на заре своей  жизни  —  дано не каждому обременённому годами  человеку. Для этого нужна ещё и природная внутренняя совесть и  умение  посмотреть  на себя со стороны.   Вспомним  в этом случае   горькие строки Александра Пушкина: «И с отвращением читая жизнь свою…». 
      Надо признать, такого рода пристальный самоанализ в  беге  смутного  времени значительно отвлекает старца от  современной жизни и культуры повседневности  —  сутки сокращаются до нескольких часов, неделя ощущается как сутки, месяц  как неделя, а год как два-три месяца. А жить остаётся всё меньше и меньше, умереть можно в любой время —  у смерти нет  определённых дат  и сроков.  А посему не всем людям преклонного возраста  удаётся завершить свои земные дела и проекты. Почти у каждого мыслящего старца есть в прошлом своя знаменательная дата или событие мирового масштаба,  по сравнению с которыми, происходящие сейчас  события  воспринимаются на склоне лет   блекло, серо и   банально.
     Например, для действительного  статского советника и долгожителя  Александра Тургенева (1772-1863)  самым важным  историческим событием  во всей тысячелетней истории России была реформа по освобождению крестьян  от крепостного права: «Благочестивейший и благодушнейший  царь и самодержец православной России разрушил, сокрушил навсегда оковы, приковывавшие 23 миллиона к земле.
      23 миллиона  народа, порабощённого до скотского существования,  возродил в человеческий быт, отверз миллионам очи и уста, возродил в миллионах  сознание человека, что не скотина он, не вещь, что его не будут продавать как быка или менять на борзую собаку».
    А другой  подданный Российской империи, симбирский дворянин Владимир Ульянов-Ленин считал, что главным историческим событием России стало убийство царя Александра II Освободителя, что этот террористический акт   стал  запалом русской революции. Что же касается самих освобождённых от рабства  сотен тысяч дворовых людей, то   Великая реформа 1861 года была названа ими Великой Бедой, —  кому нужна свобода без земли, частной собственности, своего угла  и средства к существованию? Куда податься бывшему рабу, молодому или престарелому? Молодому — на литейный завод, на  строительство железной дороги или на  угольную  шахту,  а ставшему никому ненужному старичью — кормиться Божьим именем и умирать по воле случая. 
        Почти у каждого старца-долгожителя был свой восторг  и «недуг бытия» (Евгений Баратынский) и свои веские аргументы, чтобы логично и убедительно  соотносить между собой «век нынешний и век минувший» (Александр Грибоедов). У каждого долгожителя, особенно  из числа пишущих людей, всегда находятся  свои особо значимые  и яркие   воспоминания, иногда весьма  сомнительного свойства. И каждый, уходя  по Черной дороге в мир иной, желает  подчеркнуть свою особую роль в том или ином историческом событии.
      Кто-то пишет мемуары о своих подвигах  на  войне, а кто-то о своих подвигах  в мирное время. Кто-то пишет о своих «прогулках при луне с Пушкиным», а кто-то о приятельских отношениях с Дантесом и «беседах с Сократом». Кто-то вспоминал  во всех подробностям пресловутый штурм Зимнего  дворца и  о героическом пленении  женского «Батальона смерти», охранявшего дворец  за неимением  бойцов мужского пола. Кто-то  писал и публиковал в газетах и журналах свои заметки и статьи  о громком  политическом  убийстве  чудо-лекаря  старца Григория, и конечно же  о своей (даже косвенной) причастности  к этим событиям, типа заметки «Как я сжигал труп Распутина». А кто-то  когда-то, сто лет назад, открыто с мандатом Наркомпроса   ходил по учебным  заведениям,  по заводам  и фабрикам, и  рассказывал студентам и рабочим  во всех подробностях «о ликвидации царя Николая Кровавого и всего его семейства в Екатеринбурге».  О ходе  спешной ночной   казни, о  расчленении трупов убитых царских мучеников  и их сожжении в глухом лесном, болотном месте.  Люди слушали и даже аплодировали, а позже именами убийц царского семейства называли  свои улицы, станции, рабочие поселки  и даже города.
       Одним из убийц царской семьи, тем, кто добивал штыком раненого, ещё дышавшего царевича Алексея, даже были написаны мемуары для издания  их в стране массовым тиражом в порядке культпросвета народных масс. Говорят, что Сталин запретил издавать эту брошюру, а  её автору посоветовал молчать во избежание для себя очень  больших неприятностей.
      Мудрая старость в смутном беге времени, в отличие от глупой и задорной юности, не приемлет героизации революционного и любого насилия над людьми, ибо знает цену героизму, совершаемого в интересах власти.  Только мудрая старость может трезво оценить историческую, политическую и экономическую эффективность и рентабельность (нерентабельность и даже убыточность)   правящего режима. Как правило, мудрая старость на исходе своих дней не вступает в полемику с правящим режимом, в целях улучшения общественного строя и смягчения существующих  бесчеловечных  нравов, стремясь не навредить этим противостоянием  своему  молодому поколению.  Мудрая старость  способна  за собой  признать  всё плохое и всё хорошее, но только не пресловутую  политическую   святость и  сакральную  непогрешимость.
       Кто-то из глубоких старцев  вспоминал о своём юном революционном прошлом и  богоборчестве, а кто-то о своей  утрате веры в Бога и неверии в благодать. В стремительном беге смутного времени мудрая старость не может ни за кого в этом мире  поручиться  —  ни за себя, ни за своего  друга, соратника и сподвижника, ни за вышестоящее начальство, ни за вождя, ни за генсека и ни за президента.   
         

Мудрая старость, в отличие от глупой юности, твердо знает, что ручаться можно в этом мире лишь за одно   —   за мощь всесильного, всеславного  и крепкого   Творца Вселенной.
    Кто-то вспоминал свои юные годы как самые счастливые и благодатные, полные радости и смысла, а кто-то особенно из числа детей Войны и Беды не хотел бы  повторения  былой юности со всеми её пережитыми бедствиями и страданиями, потерями и утратами.
       У каждого была своя история и свой рукотворный миф, в основном жизнь многих  русских патриархов  —  это  история  эмоций и горячих чувств, где не действует закон железной и формальной логики. Среди  патриархов русской цивилизации есть множество примеров  людей второго плана, но есть и   много  ярких и примечательных, когда-то вовлечённых  в орбиту исторических  личностей и сиюящих  их отражённым светом. Удел подобных  фигур  быть малозаметным, полузабытым  или надолго забытым героем  сноски и ли авторского примечания  в повествовании  об эпохальных исторических событиях или жизни замечательных людей. Но есть в истории России и люди третьего и даже заднего плана, от которых  вреда бывает стократ больше, чем от людей первого плана, от властительных персон деспотического, разрушительного характера.      
    Рождение, жизнь, старость и смерть   —  четыре  акта  человеческой трагикомедии, любого  земного жития.
    Смерть из всех актов земного существования человека является самым главным, завершающим  и определяющим актом.    Как известно, всё  в этой жизни  на разных её этапах завершается  для человека смертью.  Кто-то (ещё в детстве и юности) умирает насильственной смертью, а кто-то  в зрелые годы героической и жертвенной смертью, а кто-то вообще — смертью  позорной, через показательное  повешение или четвертование. Кто-то спокойно принимает  ледяные объятия смерти, чуть ли ни благосклонно, как избавление от тяжёлой ноши, не нуждаясь в свидетелях своего ухода из жизни, как, например, Лев Толстой: «Вот и хорошо. Вот как славно. Вот так. Вот и хорошо». А кто-то  панически  страшится  смерти и просит   жену  не оставлять его наедине с ней. По свидетельству жены  Александра  Куприна, последними словами писателя, сказанные им вечером 25 августа 1938 года были: «Вот, вот, начинается, не уходи от меня, мне страшно». Принимали смерть смиренно и достоинством патриархи-землепашцы — обходили по-хозяйски  накануне весь скотный  двор, осматривали амбары и  конюшню, потом шли  в баню, мылись, надевали чистое бельё и  ложились умирать под образами в кругу чад и домочадцев. Такую смерть в народе называли благостной, угодной Богу, заслуженной добрыми делами и неустанным трудом. Сегодня любая смерть большинству людей не кажется заслугой и наградой за достойно прожитую жизнь, но  чаще всего смерть считают  главным поражением  индивида в борьбе за жизнь. Старость в стремительном беге смутного времени выглядит в глазах молодых как пролог к неминуемому поражению.      
      Смерть, как и война, оправдывает и «обнуляет» многое  —   все смертные грехи и преступления против человечности. Смерть, особенно героическая и жертвенная, всегда  оправдывает и романтизирует  наше тёмное  прошлое, чётко   проясняет и уточняет  жуткое настоящее, и наконец,  исключает всевозможные заблуждения, касающиеся  СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО, с его возможной счастливой и безмятежной старостью. 
      Но мёртвые, как известно, сраму не имут и стыда тоже  —  на мёртвых позора нет, посмертная слава, добрая или дурная репутация.    им не нужна, Добрая репутация   нужна  только живым и то до тех пор, пока они относительно здоровы, в трезвом рассудке  и светлой памяти.  Пока они востребованы социумом, пока социум как таковой в них нуждается.   
       Смерть как бы  удаляет и/или стирает имя человека из Книги Жизни, обнуляет человеко/единицу, превращая её в  господина Никто.   Этот универсальный фактор понимания того, что после смерти нет  гражданского Закона и Суда,  гражданской Казни и тюремного Заточения, с давних пор порождал среди правящих элит индивидов,  склонных к гедонизму и зоологическому морализму, готовых на любое преступление против человечества  ради личного блаженства и нездорового тщеславия.
            Кто долго жил, тот знает, как время меняет прошлые впечатления, оценку событий и самих себя, героев прошлого времени. Прожитые годы меняют нас всех без исключения, как правило, оставляя полученное в юности  зрелости основательное мировоззрение, но условия, в которых эти  годы прожиты и собственные душевные, нравственные и психофизические  усилия приводят нас либо к совершенствованию личности, либо к деградации и падению, и не только  нравственному.
     У натур активных,  пытливых и творческих, переживших за свою жизнь  не одну социальную катастрофу и беду,  иногда  на закате жизни наступает кардинальная ревизия жизненных ценностей, существенно  меняется взгляд  на прошлое, настоящее и будущее всего  социума и человека в частности.
          Старость  в добром здравии и уме  —   это всегда взвешенные мысли, трезвые критические размышления и наблюдения, почти всегда глубокие нелицеприятные выводы, рассказы о своих заблуждениях, неудачах и ошибках. Старость, как правило,  связана
с фактором понимания и проблемой исторической памяти.
   Только в старости на основе всего пережитого начинаешь  понимать,  что  в какое время  выпало нам жить  —  в  героическое и трагическое, или в гнусное,   позорное и смутное.   что "герои, патриоты делают своё время героическим,  а при трусах, изменниках для отечества наступают чёрные дни" (Григол Абашидзе) Только в глубокой старости   начинаешь понимать, как причудливо  избирательная  человеческая память, когда  мы примеряем настоящее
к своему прошлому, особенно тогда, когда настоящее начинает "обнулять", осквернять славное прошлое, ради   которого сложили головы миллионы не просто статистических советских людей, а вполне конкретных родных и близких. Глубокая старость  —  расточительный  пожиратель и ускоритель времени.  Чем больше долгожитель  посвящает свою жизнь воспоминаниям о прошлом, тем быстрее  пролетает мимо него настоящее и неумолимо приближается неизбежное будущее с его философией Вечности. Прошлое в беге времени  у финишной черты  жизни эмоционально чувствуется и  воспринимается  долгожителями по-разному, на уровне  пережитого  ими жизненного опыта — чаще всего как тоска по утраченному навсегда раю на фоне глубоко чуждого, враждебного, непонятного и даже смертельно опасного настоящего. У старости пережитое прошлое всегда выигрывает у  настоящего по многим человеческим  психофизическим и морально нравственным параметрам. У людей преклонных лет герои прошлого всегда  по-человечески благороднее, весомей, исторически   значительнее героев  сегодняшних, кумиров одного дня, месяца и года. У долгожителей в беге времени периодически  меняется антропософский взгляд  на  двойственную природу человека вообще и на отдельно взятого  кумира  современного   социума.    Выводы, как правило, бывают неутешительными  и завершаются они развенчанием очередного рукотворного мифа  о сверхчеловеке, о коммунисте-демиурге, о новой общности людей  особо сорта  — о советских людях. Понадобилось всего лишь  десять лет Смуты, чтобы  окончательно признать, что советский человек  —  понятие в нравственном  смысле очень неопределённое и собственных  моральных принципов ( по заветам Ленина) не имеющее. Способность людей слабых и беззащитных, волевых и тщеславных, находчивых и лукавых  социально перерождаться в угоду сильных и могущественных племенных вождей  ведёт свои истоки ещё со времён пещерных  антропофагов.
        Способность советских  людей всех возрастов в критический момент идейно  перевоплощаться, добровольно (умышленно) менять своё мировоззрение   без прямого указания  сверху,  добровольно «перековываться»,  самим «разоблачаться»  перед товарищами по партии,  разоблачать и «перековывать» других в интересах правящей партии, сыграла с ними злую шутку, многие из них стали прагматиками-циниками и нигилистами. Это они  по существу перечеркнули  (обнулили) в конце XX века  все  достижения, героические усилия и немыслимые жертвы трёх  поколений  русских  людей. Это они  безжалостно похерили великую идею, обменяв её на «золотого телёнка», превратив в беге смутного времени  великую державу в  страну  «проигравших победителей»,  героическое прошлое людей преклонного возраста  в позор бесславных прошлых дней.  Старость в беге времени розового оптимизма не приемлет, сохранить радость жизни  людям преклонного возраста  трудно, ибо старость оценивает жизнь человека по итогам и по  смыслу истории и жизни. Старость исчерпала свой жизненный ресурс.  Старость  не в силах  позитивно повлиять на юность.  Старость понимает,  куда текут миллиардные человеческие толпы. Но она не в силах  образумить обезумевший сегодня мировой человейник.  Старость может только сидеть на высокой круче  и наблюдать,   как   плывут по течению  великой Божьей реки времени в гибельный кипящий котёл истории    в порядке снулой рыбы  малые и большие народы и нации, этнические русские, монголо-татаро-русские и русско-еврейские народности, племена и тейпы.  Мудрая глубокая старость в смутном  беге времени   не занимается  богоискательством и богоборчеством, не бунтует против неумолимых законов жизни и Природы, она чужда  гордыни и мании величия. Мудрая старость знает, что  главными и  смертельно разрушительными пороками властительных людей являются непомерная гордыня, трусость, тщеславие и ничем не обоснованная  мания величия. Таким людям ни в коем случае нельзя давать власть над собой…
        Мудрая старость немногословна и не суетлива,  смиренно подчиняется законам жизни и принимает смерть как должное, в духе  стихотворения поэта Бориса Пастернака «В больнице», где умирающий герой представляет себя всего лишь «изделием» Творца  Вселенной:
        Кончаясь в больничной постели,
        Я чувствую рук Твоих жар.
        Ты держишь меня, как изделье,
        И прячешь, как перстень, в футляр.
    Мудрая старость  в стремительном беге времени  воспринимает прикосновение Смерти как прикосновение самого Бога Вседержителя, по воле которого в лучах божественного  живёт  в этом мире всё живое и неживое, «и малый атом и комета».   Мудрая старость во избежание маразма и распада личности  старается  в стремительном беге смутного времени не вникать глубоко в его  театр абсурда и фантасмагорий, не впадать  в  DILIRIUM  ALUCINATIO, а смиренно подчиняться законам Природы. И только единицы из бесчисленных когорт людей преклонного  возраста стремятся до последних дней жить по  сомнительным  рецептам «вечной молодости» —  кто-то   в 80  лет  желает жениться на 17-летней девушке, а кто-то за два дня до смерти  безумно хочет  влюбиться ещё раз. (Гёте, Федерико Феллини).
     Пожалуй, лучше всех сказал на эту антропософскую тему в духе  австрийского антропософа, педагога и эзотерика  Рудольфа Штейнера (1861-1925)  русский писатель и жизневед и жизнелюб  Александр Куприн после своего возвращения из эмиграции в СССР: «Радоваться в молодости легко. Радует ощущение бытия. радует крепость, ловкость  тела, радуют влюблённости, радуют надежды на будущее, которое  мы всегда  представляем  почему-то  лучше настоящего, а вот сохранить радость на закате жизни — нелегко. Надо научиться радоваться чужой радости, чужой жизни  и тому внешне бедному, что теперь может дать жизнь. И я как милости прошу у Бога  дать мне эту радость. Нужно воспринимать жизнь спокойно и мирно, не цепляясь за молодость,  мудро и радостно  ждать заката жизни, как тихого вечера после жаркого, знойного, хлопотливого дня.  Да, жизнь мудра, и надо подчиняться её законам. И  жизнь прекрасна,  в ней вечное воскресение. Всё связано, всё сцеплено. Надо любить жизнь, но надо и покоряться ей».

31.05.2024, Память   святых отцов семи Вселенских  Соборов