Краткое содержание
Москва, март 2016 года. Серия жестоких нападений на стоматологов, им молотком и тендерайзером выбивают зубы. Не обошлось и без трагических последствий. Следователи быстро установили, что единственным пациентом, кто был знаком со всеми жертвами и кому они устроили сущий ад оказался профессор, читающий лекции в институте, он же коллекционер и владелец часового салона. Под подозрение попадает его загадочная любовница, имеющая корейские корни, чей дед, лётчик, дважды герой Советского Союза воевал в одном полку с Василием Сталиным. Но когда главный сыщик подполковник Лапиков оказывается в кабинете преподавателя и увидел портретную галерею из двухсот фотографий высшей элиты общества в престижных ходиках, то мгновенно понял, что проблема не в мести за неудачное лечение и протезирование, а в тщательно разработанной операции спецслужб. И даже санация полости рта одному из руководителей Российского футбольного союза не изменили его версию.
- А теперь обзор криминальных новостей, - сообщил диктор после прогноза погоды телевизионного канала «Вести 24». - Вчера двадцать первого марта поздно вечером совершено жестокое нападение на женщину-стоматолога. Злоумышленник встретил её у дороги, проследовал за ней до самого подъезда и у входной двери нанес электрошокером разряд в шею жертвы от которого она рухнула на бетонный настил. Затем он произвел несколько ударов в область рта молотком и тендерайзером. К сожалению, спасти пострадавшую не удалось. Она скончалась в машине скорой помощи. Это уже пятое подобное происшествие, случившееся в этом месяце. На месте трагедии работают криминалисты Главного следственного управления по городу Москве, изучаются камеры наружного наблюдения, опрашиваются свидетели. Следователи осторожно высказываются о серийности преступлений, так как пока не могут со сто процентной уверенностью сказать, что это был один и тот же злодей.
Я мгновенно переключаю взор на экран телевизора и вижу, как вдоль многоэтажки идет дама плотного телосложения, очень похожая на Елену Васильевну, ортопеда, протезирующую мне зубы. За ней на расстоянии семи, а может и десяти метров крадется тот самый негодяй, среднего роста, худощавый, похожий на пятнадцати летнего подростка, одетый в куртку работника коммунальных служб и черные джинсы. На голове темная спортивная шапочка, натянутая до самых глаз, шея и рот обмотаны серым шарфом, за плечами небольшой рюкзак. Его пальцы сжимают два не очень различимых предмета. Женщина подходит к входной двери, преследователь как по чьей-то отмашке без особых колебаний подбегает к ней и вонзает искрящийся прибор в приподнятый воротник и одновременно бьёт стопой под коленку. Дама как подкошенная падает на спину. В воздухе замелькала рука с молотком, молниеносно и сокрушительно приземлявшегося аккурат на зубы. Видимо удовлетворившись содеянным, насильник отшвыривает в сторону своё орудие достает из внутреннего кармана что-то похожее на кол или штык и начинает им тыкать в разинутую пасть. Все это действие заняло не более двухдесятков секунд. Пострадавшая не пытается защититься, распласталась на грязном полу как жирная клякса, лежит неподвижно, точно парализованная, даже ни одного движения к сопротивлению. Ну а озлобленный тип, добившись своей цели, перешагивает через лежащую как через лужу и быстро исчезает за машинами, припаркованными вдоль тротуара.
Появляется запись с другой камеры, установленной сверху на козырьке, но все происходящее выглядит однобоко. В поле зрения попали только макушка, плечи и его оголенный рукав кисти с часами. Но даже этот короткий видеоролик боевитой расправы воспроизводил то, что перед нами явно не дилетант, а профессиональный вышибала со стальными нервами. А вот что касается того, кто стойко принимал удары судьбы у порога, то у меня по этому поводу не было никакого сомнения. Эту физиономию я не забуду даже на том свете, она у меня выгравирована в мозгу.
- Вот это номер! – громко сказал я вслух, словно рядом находился незримый собеседник, - Не знал, что март стал судным месяцем для зубников. Определенно смахивает на какой-то дикий обряд!
Мои глаза от увиденного чуть ли не выпрыгивают из глазниц, и на лице возникла грустная и искаженная гримаса, красноречиво контрастирующая с безмятежностью и спокойствием откуда я только что, был вырван. Я нерешительно и крадучись покидаю свой рабочий кабинет вползаю в гостиную и глубоко потрясенный медленно присаживаюсь в кресло. Пытаюсь осмыслить жуткие кадры и информацию о еще пришибленных четверых дантистов.
- Что это? – продолжил я страстно говорить с собой, - месть за безобразно оказанные услуги, или сведение личных счетов? Интересно было бы узнать, кто те взбунтовавшиеся мстители, или мститель, решившийся на такой отчаянный шаг? Похоже, что до печенок его или их капитально достали, что дошли до последней точки.
В душе становится гадко и тревожно. В памяти воскресли десятки контактов с самыми разными стоматологами, которых я посетил с января прошлого года, и они словно пепел не желающий развеиваться плотно осели в мозгу. Ну а Елена Васильевна уже как восемь месяцев самым изощренным и садистским способом пытается сделать мне Голливудскую улыбку. Теперь уже она её никогда не сделает. Похоже, что не я один был такой «счастливчик», над кем она проводила свои людоедские эксперименты. Терпения и выдержки у меня хватило, а у кого-то нет, вот он и поимел зуб на ее проделки и «талант». Если и остальные уподоблялись её живодерским наклонностям, надеясь на то, что всё сойдет с рук, то тогда нет ничего удивительного, что им как следует врезали. Урок на будущее. Чувствую, как меня одолевает паника точно я к этому как-то причастен.
Пробую сохранить выдержку, испуганно и возбужденно вскакиваю от собственных эмоций и отрывисто себе командую как какому-то пуделю: «Фу! - Чего это я так напрягся и распереживался? Я тут совсем не причем и не имею никакого отношения ко всем этим несчастьям».
Начинаю быстрым нервным шагом крутиться вокруг дивана, точно игривая кошка за своим хвостом: два круга в одну сторону, два в противоположную, глубоко вдыхая и выдыхая и лихорадочно повторяя: «Вот это попадос. Вот это попадос». И охватившая душевная смута накрыла изломанное сознание. Пройдя с полсотни кругов, постепенно прихожу в себя, дыхание становится ровным и в доказательство самому себе о непричастности к этим событиям решаю пересмотреть кровавый видеорепортаж дабы подтвердить, что в объективы камеры попал не я, а кто-то другой. Возвращаюсь к столу, усаживаюсь в кожаное кресло перед компьютером, нахожу в интернете показанный сюжет и увеличиваю изображение.
- Ну да, вне всякого сомнения, это точно моя ненавистная и кровожадная истязательница, - заговорил я с пустотой. И опять в поле моего зрения бросаются ходики, на которые я не сразу обращаю внимание.
- Наконец-то я навсегда с ней расстался. Больше мне не придется ругаться, возмущаться, брыкаться, толкаться, бодаться, пихаться, кусаться, проделывать акробатические трюки, упираться ладонями в толстое тело и не чувствовать на себе тяжесть её брюха. А еще не услышу, как она сольно голосит, горько расплакивается и обливается слезами. Мадемуазель, наверное, еще не в курсе, вот возрадуется, и я уже представил, что она скажет.
- А я? - задал себе риторический вопрос. – Восславить линчивателя за смелость, что так умеючи задал трезвону? Или начинать раскаиваться, что я был с ней некорректен и развязан? То, что первый шок прошёл и в груди начало теплеть это правда. Интересно, что это за штука такая - тендерайзер? Молоток – это понятно. Но это! Наверное, какое-то медицинское приспособление, вот им и поквитались, скорее всего за его неудачное применение. Показали этим недотепам как им правильно пользоваться. Не мешало бы посмотреть в «Гугле» как он хоть выглядит и что им лечат, - продолжал я и дальше обращаться с пустотой. - На самом деле, все это досадно и печально, что она скончалась. Не рассчитал народный мститель силу своих мускулов. Надо было бы ей на себе испытать самые демократические инновационные методы протезирования, пришедшие к нам из-за океана. А так ушла в мир иной, не прочувствовала и не познала на себе, что же это за такие волшебные, передовые и столь необходимые ниточки. И почему от них превращаешься в хищных пернатых с подрезанными крыльями в неволи. Прыгаешь, прыгаешь, в стоматологическом кресле, а взлететь не можешь.
Несколько раз я просматриваю последние минуты жизни уже бывшей мучительницы и представляю, какой она испытала страх и ужас, отчего мой нос так сморщился, как у свирепого кобеля, которого пытаются позлить, тыкая палкой в морду. В действительности я её как специалиста очень скоро перестал уважать. Тем не менее внутри что-то шевельнулось и мне вдруг становится по-человечески её жалко. Какие бы не были у нее кривые или деревянные руки, но она явна не заслужила того, чтобы с ней вот таким жестоким способом расправились. Да у неё не получалось, она психовала, нервничала, истерила, рыдала, чтобы растопить моё сердце и бывало, как затравленная рысь металась по кабинету. Но было также заметно, как она старается, лезет из кожи и болезненно переживает за своих пациентов.
От таких дум мозги сразу же усмехнулись. «Ну да, будешь переживать, если напортачила или сделала кое-как. А с другой стороны, может так статься, что она и не виновата в своих неудачах, может её так научили, и у неё были безразличные и равнодушные профессора. Уж как мне об этом не знать, ведь я четверть века нахожусь в преподавательской упряжке. И какие среди них есть умники в кавычках и как они относятся к своему делу знаю не понаслышке».
Почти два часа я приклеено и неподвижно просидел как пьяная пчела в улье на медовом соте, тупо пялясь в монитор и бесчисленное число раз прокручивая последние минуты жизни «покинувшей» сей бренный мир и волнующе вспоминая все те незабываемые деньки, что провел рядом с ней. Былое настолько меня захватило, что я не обратил никакого внимания на звонящий смартфон.
- Да! – опять я заговорил вслух, - сколько неприятных и болезненных дней мне пришлось пережить. Такое Ватерлоо и врагу не пожелаешь.
Я встал из-за стола, вышел на балкон и все еще огорошенный просмотренным репортажем, уставился в ночное небо, по которому совсем рядом пролетал авиалайнер, поблескивая огнями, как новогодняя гирлянда. «Интересно, в какую он страну направляется? Судя по курсу следует на север». Но на этом размышления прервались, и я вернулся к компьютеру, где на мониторе застыла кровавая сцена. Внезапно возникло желание позвонить в полицию и сообщить: что я был её пациентом, что с прошлого года посещал их стоматологию и много могу рассказать про погибшую как мастерицу своего дела. Могу также описать, что за человек она была. Но вспомнив, какие были к ней длинные очереди, осекся и рассудил, идет следствие, наверняка допросят всех, кто был у неё на приёме. А поскольку я был её если так можно сказать проблемным пациентом, то уж точно пригласят для дачи показаний. Тогда и поделюсь сведениями.
С этими утешительными выводами, пусть и не столь оригинальными я, еще не зная, что хочу разглядеть, стал быстро нажимать на кнопку «пуск» на клавиатуре, с таким расчётом, чтобы покадрово лицезреть каждую незначительную деталь на видеокартинке, и когда в очередной раз появились часы, мне вдруг стало любопытно: - в какой марки ходят храбрые маньяки на мокрое дело? Выбираю самый удачный ракурс, делаю скриншот, сохраняю его в папке и увеличиваю фотоснимок. Надписи на циферблате размыты, чисел не разобрать, зато можно обозреть часть трудноразличимого корпуса. Мышкой кручу изображение, то увеличиваю, то уменьшаю, нахожу, как мне кажется, удобное расположение и пристально вглядываюсь в безель. Нет сомнения, он скорее всего овальный, а вот традиционных стандартных дужек вроде бы не видно.
Пролистываю дальше и теперь мне кажется, что дужки есть, но почему-то совсем не видно заводной головки. Лежащая на столе лупа помогает мне заметить блики напротив цифры три, что могло означать наличие драгоценных камней, либо это трехкопеечные стекляшки. Ремешок кожаный, металл светлый, хотя может быть и белое золото. Вот если бы разглядеть хотя бы одно число на циферблате, то может быть я и узнал, что это за модель, а так, совсем непонятно. Это может быть фешен марка, коих огромное количество на рынке или жуткая бездарная китайская подделка известного швейцарского бренда. Ни одного знакового элемента, кроме как овального корпуса и не очень различимого места крепления ремешка. Я оторвал взгляд и призадумался. А если б я оказался в роли киллера? То какие бы одел ходики? Уж точно не золотые и не в брюликах. Скорее - спортивные, электронные. Тогда почему этот душегуб одевает столь неоднозначный дорогой аксессуар? Или это все-таки аляповатая «реплика»? Впрочем, ничего исключать нельзя. Спятившихся не так уж и мало, для них главное выйти в свет, а уж чем они там займутся не имеет значение.
Смотрю в правый нижний угол экрана цифры показывали без пятнадцати девять.
- Совсем засиделся в чехарде воспоминаний, - забормотал я как индюк, и сразу же всплыл пропущенный звонок. Отправляюсь в гостиную, где на диванных подушках лежал смартфон. Нажимаю кнопку пропущенный вызов, и высветился номер Магомеда. Но прежде чем ему перезвонить, лениво бреду на кухню, чтобы без малейшего отлагательства глотнуть вина для успокоения растревоженных нервов и заодно помянуть бывшую протезистку.
- Ну и намучилась она со мной, или я с ней намучился, но скорее всего намучились мы вместе, да так намучились, что при виде друг друга иногда испытывали приступы ненависти и враждебности, - заговорил я про себя. - В любом случае все это не так уж и важно. Ведь для кого-то она была самой доброй и желанной. Да и всецело отдавалась своей работе, и судя по записям на неделю вперед, похоже, что пациенты её любили и ценили. А может, другие были настолько никудышные, что из двух зол выбирали меньшее? Так, все, о покойниках либо ничего, либо вспоминают самое хорошее. И чтобы не вывести себя из равновесия, а заодно поднять упавший дух я достаю из холодильника бутылку «Киндзмараули».
Пытаюсь штопором вытащить пробку, но она никак не желает покидать свое законное место, крошится и в конце концов рассыпается, и штопор оказывается полностью бесполезен. Ищу, чем бы эти остатки затолкнуть внутрь горлышка и до меня доносится, как в мою квартиру пытаются грубо и нагло вломиться. Я замер, прислушиваюсь и улавливаю звонок соседям. «Кто-то запутался», - сделал я вывод, но через минуту вновь раздалось очередное почти что барабанное: тук-тук-тук. На цыпочках подхожу к двери и прикасаюсь к дверному глазку, и сквозь него увидел свою соседку и двух переминающихся с ноги на ногу возбужденных молодых людей. Поколебавшись несколько секунд, я открываю засов, распахиваю дверь, и троица дружно вытаращилась на меня.
- Сосед, а ты оказывается дома? – восторженно произнесла соседка.
- Музыка играла, поэтому и не разобрался, что за шум, – первое что пришло мне на ум.
- К тебе вот господа из полиции.
Я непонимающе уставился на парней, они, окинув меня подозрительным и недоверчивым взглядом вытаскивают из внутренних карманов верхней одежды свои служебные удостоверения, раскрывают их и протягивают мне в лицо, но я, несмотря на все усилия, почему-то никак не могу прочитать, что в них написано. Они быстро что-то говорят, представляются, но слова повисают в воздухе и совсем не долетают до моих ушей. Рассудком, я еще на кухне, кручусь вокруг заколдованного сосуда, не поддающегося откупориванию, нутро и бегущая по венам кровь жаждут словно голодные вампиры красного напитка и им нет дела до того, что делается вокруг. В мозгу застыла душераздирающая сцена, ну а душа не находила себе места, как маятник раскачивается туда-сюда, швыряя меня то в дрожь, то в жар.
- Вас зовут Александр Иванович? – спросил тот, кто был повыше ростом.
- Да, - резко и недовольно отвечаю я.
- У нас к вам несколько вопросов, - можно войти? И уставились на меня надгробным взором.
- А в чем собственно дело? – спросил я дрогнувшим голосом. Хотя внутренне догадывался, зачем они приперлись и что им от меня надо.
- Хорошо, входите, - неожиданно выпаливаю я сам для себя. А в голове ледяным ветром пронеслось: «Ретивые ребята. Вчера бабу тюкнули, а сегодня свою обувь о мой коврик очищают. Интересно, я у них какой по счету? И многих они уже допросили? Хотелось бы мне знать, что им наговорили. И вообще, что думают свидетели об многочисленных зубошарашках, куда меня угораздило попасть?»
- Куртки можно повесить вот сюда, - и жестом указываю на вешалку. Достаю из ящика для них тапочки и пока служивые переобуваются, быстрым шагом ускоряюсь на кухню и прячу вожделенное питье обратно в холодильник.
Приглашаю их в гостиную, и предлагаю присесть на диван, сам располагаюсь напротив в кресле. Профессиональным взглядом преподавателя вглядываюсь в совсем еще прыщавых оперативников. На вид им не больше тридцати лет. По служебным меркам салаги еще. Смотрят на меня как на карточного шулера, у которого в колоде с десяток тузов, глаза как острые иголки, с прищуром и колючие. От их вида мне тут же становится не по себе. Одеты в черные джинсы, темно-серый и красный свитер, прямо герои из сериала: «Улицы разбитых фонарей». Пытаюсь по их выражению определить, кто из них старший и, кто первый начнет задавать вопросы. А самого изнутри распирала любознательность: что им известно обо мне и о моих увлекательных путешествиях по забегаловкам с лупоглазыми вывесками, а также подробности других нападений.
- Александр Иванович, - вдруг прервал молчание «Опер» в красном свитере и темно-синей рубашке. - Вы уже, наверное, в курсе, что совершено несколько нападений на стоматологов, а вчера от рук преступника скончалась женщина. Нам доподлинно известно, что вы в январе прошлого года посещали частный кабинет, расположенный в жилом доме. Там вам обрабатывали зубы под коронки и устанавливали импланты.
- Да, было такое. Дядечка, что мною занимался, родился дантистом, у него нежнейшие и добрейшие руки. Всегда доброжелательный, обходительный, открытый, приветливый и любовно расположенный к каждому пришедшему за помощью. Ни каких лишних и неосторожных движений, для него обидеть или причинить даже маломальскую боль это значить потерять квалификацию. Все доходчиво и исчерпывающе объяснил, что меня ждет. Очень приятный и даже излишне щепитильный, одним словом, милейшая душка.
- Так вот тот, кто непосредственно вами занимался был жестоко наказан, его лишили всех зубов.
- Подождите, - выкрикнул я. - Вот этого чуткого и милейшего добряка?
- Именно его, - и как будто сомневаясь сказанному полез в свой блокнот. - Извините, я ошибся, это был имплантолог.
Хотел парировать: - что не удивлен, но промолчал.
- А еще у троих попавших в немилость вы были на консультации. Кроме того, с убитой вчера женщиной у вас неоднократно возникал конфликт. Что вы на это можете сказать?
В течении тридцати минут я кратко изложил пятнадцатимесячную историю отчаянных скитаний и мытарства по самым диковинным зубным специалистам, живописно обещавшим мне за короткое время сделать неземную оскароносную улыбку за весьма нескромные деньги. Ну а в конце добавил:
- Нет у меня никаких предположений, кто мог совершить эти кровавые преступления, и очень сочувствую всем пострадавшим бедолагам. Лишился я теперь может и не самого хорошего протезиста, но желающего им стать.
На что мой разум аж содрогнулся от такого лицемерия: «Ну и лжёте же вы, товарищ профессор! Но говорите все по делу! Не надо им давать думать обратное, а то начнут вас изобличать, потом до конца жизни от них не отделаешься. Лучше вытравить эти мысли у них сразу, если они на твой счет у них есть».
- Придется искать другого, а это оказывается не такая простая задачка. Понимаете, у меня там говоря простым языком образовались руины, как после землетрясения, что ни так-то просто найти желающего переделывать то, что уже по всей видимости нельзя переделать. И я рассказал об одном докторе медицинских наук, он после тщательного осмотра не стал предлагать свои услуги, а рассказал, что мне делают не так.
- Сочувствуем вам, - как по команде дружно отреагировали «Опера». И опять зорко уставились своими недружелюбными и скептическими очами.
Пытаясь разрядить неприятную для меня обстановку, предлагаю им чай, но они вежливо отказываются. Тогда я задумал поменяться с ними ролями и пока они не открыли рты, мигом задаю вопрос:
- Вы сказали, что жертвами нападения стали еще четыре человека.
- Все верно, - ответил тот, кто был в красном свитере.
- И что, у всех схожий сценарий? Им повышибали все зубы?
- Да, - ответило все тоже лицо.
«Старшой» - стало быть, стрельнуло где-то у меня в макушке.
- Для этого использовались одни и те же предметы, - говорит он дальше, - это электрошокер, молоток и тендерайзер. Похоже, что насильник преследовал только одну цель: очистить рот от всего лишнего, чтобы там было гладко.
«Какой педант и чистюля! – проскочило в голове. - Наверное, душ на день раза по три принимает! Безжалостно лупит обидчиков не просто по фейсу, а по имиджу. Теперь им не легко оставаться в профессии, когда в пасти пусто. Кто ж возьмет на работу такого беззубого? Да и клиентам едва ли понравится такой видок. А обзавестись «Голливудом» несмотря на кажущуюся доступность, на практике оказывается не так-то просто. Деньги не все решают, нужен талант и мастерство, но с этим как раз возникают проблемы».
- Слушайте! - внезапно я прерываю говорящую голову. - Ну молоток понятно для чего, хотя по мне, так удобнее было бы кастетом, двинул разок и чисто. Но этот, как его, тендерайзер, он то еще зачем? Или молоток не справляется со своим предназначением?
- Молотком гвозди забивают, а тут выбивать надо, - шутливо произнес мой собеседник. – По мне так удобнее было бы щипцами или клещами.
- А вообще, что это за штука такая и для чего она нужна?
- Пытаемся разобраться. Тут похоже какой-то тайный смысл вкрадывается, только вот какой? Может вы нам подскажите?
- Я никогда ни видел этот странный прибор, да до вас мне даже слова такого не приходилось слышать, и уж тем более понятия не имею как он вообще выглядит, - произнес я отрывисто и с предыханием, будто меня начинают подозревать во всех этих грехах.
- Колотушка для отбивки мяса, - говорит тот же голос. - Когда сверху шлепаешь по куску стейка, чтобы он стал мягким и нежным, то выскакивают сотни иголок и вонзаются глубоко, как шило в тесто. Разрыхляют его, одним словом, чтобы жаркое таяло при пережёвывании.
Я в один миг мысленно представил, во что после таких тычков превращается рот жертвы: - одно сплошное кровавое месиво, и по спине прокатилось несколько валиков с шипами, отчего она резко зачесалась и за зудела. Пришлось вдавиться в кресло и поерзать о его спинку дабы успокоить свербёж.
- У вас уже есть на примете, кто мог бы быть таким фиганутым? – брякнул я неожиданно для себя.
- Работаем над этим, - дуэтом выпалили мои гости.
- А отпечатки пальцев или какие-то другие улики? – осторожно я спросил.
- Ищем и мы уверены, что их найдем, такого не бывает, чтобы не остались следы, - пророчески произнес с какой-то самоуверенностью все тот же старшой.
- А видеокамеры? - они в городе развешены на каждом углу. - Что они показали? – рискнул я полюбопытствовать.
- Мы их тщательно изучаем.
- Лицо удалось разглядеть?
- Пока нет, но несмотря на то, что он его тщательно прятал, уйти незаметным не так-то просто. Это дело времени.
- Ну а пострадавшие могут его описать?
- Для них это было так неожиданно, что кроме черного силуэта больше ничего не могут назвать.
- Вы не изучали социальные сети? – продолжал я и дальше напирать. - Возможно там есть некое сообщество, вроде анонимных алкоголиков, заносящие в черные списки клиники и практикующих врачей, которые своими ошибочными диагнозами и лечением наносили вред больным?
«Опера» как по команде повернули головы и вопросительно уставились друг на друга, как будто видят первый раз.
- Мы и эти версии тоже рассматриваем, - снова ответил тот, кто был в красном свитере.
Я хотел спросить про такую важную примету, как промелькнувший аксессуар со стрелочками, но потом все-таки заключил, что, об этом еще рано говорить, да и они меня про него не спрашивают, мало ли, что подумают, если я полезу со своими умными советами. Пусть сами разбираются, это их работа: вынюхивать, выслеживать и выяснять. Когда они уйдут, полистаю каталоги всяких брендов, возможно мне и удастся опознать эту непонятную марку и таким образом окажу следствию медвежью услугу. Но тут мои размышления прервал все тот же несмолкающий хлопец.
- Нам хотелось бы знать всех, кого вы ставили в известность о ваших визитах к стоматологам.
- Вы знаете, мои приключения и хождения по зубоврачебным кабинетам длятся более года и конечно я со многими делился как меня там встречали, охмуряли, разводили и принимали.
- И вы естественно подробно пересказывали кто и какую терапию, и процедуры с вами проводил.
- Все так и было. Знаете, не многие решаются получить красивую улыбку, это и неприятно, и страх, ну и стоит заоблачных трат. Поэтому моим знакомым было интересно наблюдать чем же все это закончится.
- Понятно. У вас за последние время не было случайно неурегулированных споров, ну или выяснения отношений? Например, на работе, с друзьями или родственниками? Может кого-то вы ненамеренно оскорбили, нагрубили или унизили?
- Неулаженные конфликты?
Я пожал плечами, стараюсь напрячь серое вещество, с кем я в последнее время ругался, или собачился, но так никого и не вспомнил.
- Да вроде бы не с кем, - произнес я тихим голосом.
- Знаете, нам будет нужен список всех лиц, кто был в курсе ваших зубных дел.
- Хорошо, завтра напишу.
- Вы работаете?
- Да, я читаю лекции и веду семинары в техническом институте, и у меня есть магазин по продаже часов.
Оперативники разом вскинули брови, уши навострились и стали похожи на охотничьих борзых учуявших добычу.
- Нам нужны их адреса.
- Хотите поговорить с сотрудниками?
- Это обычная практика.
- Вы из меня делаете соучастника?
- Пока нет, - вы у нас проходите как свидетель.
- Что значит пока нет? - рявкнул я возмущенно.
- Послушайте, уважаемый, вы оказались единственным, имевшим контакты с этими несчастными. Это не просто случайность.
- Товарищи офицеры! - раздраженно начинаю я ерепениться. - Да, я проходил протезирование и консультирование у этих горемык, да, я уже потратил нешуточную сумму, и второй год продолжаю гастролировать по ненавистным кафельным кабинетам, превратившихся для меня в штрафной изолятор. Я стоптал не одну пару подошв и становлюсь уже старожилом. И сколько мне еще предстоит в них ошиваться одному богу известно. Но я ведь еще отирался и в других сходных местах, там ведь никто не пострадал. И зачем мне им мстить и уж тем более применять варварские методы? Я что на рехнувшегося похож? Они наоборот стараются сделать мне загляденье, а я им в благодарность со всего размаха молотком по морде. Так что ли получается? Чушь вы говорите!
- Да, другие еще не пострадали, но могут пострадать, - невозмутимо отдувается все тот же «Опер» спокойным, почти убаюкивающим тоном.
- Вы хотите сказать, что те, кто заглядывал мне в рот, им всем грозит опасность? О! Боже мой! – взмолился я, и внезапно вскочил с кресла.
- Успокойтесь! Вы один живете?
- Да. - и плюхаюсь на подлокотник дивана.
- Жена, дети?
- Детей нет, с женой мы давно в разводе.
- Можно её адрес или телефон?
- Я с ней уже лет десять не общался, и где она сейчас обитает и какой у нее телефон я не в курсе.
- Тогда напишите её фамилию до замужества и дату рождения, если помните.
- Она тут причем? – рассуждал я вслух, и пишу её девичью фамилию, год рождения и месяц. - А какого числа она родилась я и не помню.
- У вас есть девушка, женщина, с которой вы встречаетесь?
- Да, но она в сущности еще как ребенок. Такая же беззащитная, хрупкая и ранимая, и уж точно не сталкивается с кровавыми маньяками. Её тщедушное тело создано для носки дамских сумочек с бумажными салфетками, помад с пудрой ну и кошелька со смартфоном.
- Нам тоже нужные её координаты. Она москвичка?
- Она вам сама все расскажет.
- А почему вы не хотите нам рассказать?
- Что мне вам про неё рассказать? Мне самому ничего не известно.
- Это как?
- Знаете, я не привык копаться в личных делах своих любовниц.
От таких слов в моей голове извилины аж встрепенулись и приняли стоячее положение изображающие восклицательный знак. А потом весело засмеялись и дружно проскандировали: «Он изучает их анатомическое строение». На моё счастье, что до меня стали доносится другие слова.
- Ну вы хотя бы знаете, как её зовут, где работает, как вы познакомились?
- Юлия Соколова, живет в Бутове, познакомились в институте, работает в строительной компании в отделе кадров, больше я вам ничего не могу добавить. Честно.
- Я вам верю. И еще, попрошу вас в ближайшее время никуда не уезжать. Если что-то еще припомните, то вот наши визитки и оба протягивают мне свои карточки. А завтра мы от вас ждем имена всех тех кому вы рассказывали о своих визитах. Внизу есть электронный адрес.
- Хорошо, утром напишу и сразу же отправлю. Хотелось спросить, что они еще нарыли, но проворно заткнулся.
После этих слов гости неспешно встают, внимательно осматривают гостиную, бросают взгляд на монитор и меня охватывает ужас, ведь на экране остался фрагмент кисти с часами. Я застыл в оцепенении, словно воочию встретил этого маньяка. Кровь ударила в лицо и шею, лоб покрылся испариной, глаза заметались по квартире в поисках убежища. Но следопыты уже были в коридоре, шуршали верхней одеждой и ерзали ботинками. Бегу их проводить. Мы вяло пожимаем друг другу руки и молча расстаемся. Закрываю задвижку и сразу же устремляюсь к предательскому как мне на тот момент казалось монитору. Но вижу черное пятно.
«Пронесло!» - с облегчением я вздыхаю. Системный блок был в спящем режиме. Ну вот теперь мне без выпивки никак не обойтись.
Я достал ящик с различными инструментами из кладовки, нашел отвертку, и с её помощью затолкал остатки пробки в бутылку. Налил полную чайную кружку и выпил одним залпом, потом налил еще, плюхнулся на диван, включил телевизор и стал отрешенно потягивать напиток, и механически размышлять о только что состоявшейся встрече, одновременно щелкая пультом, в поисках текущих новостей. Но новостей я не обнаружил, да и поздно уже было, шел двенадцатый час ночи. Пробую набрать номер Юлии, хотя прекрасно осознавал, что могу своим поздним вниманием разбудить всех её домочадцев, но произошедшие обстоятельства требовали немедленного обсуждения. Однако её номер был недоступен. «Понятно, - заключил я, - наверное, разрядилась батарейка». Но не успел я еще сделать глоток, как у меня внезапно заиграла этническая музыка на смартфоне. Я обрадовался, зная, что это она и быстрым шагом устремляюсь к настольной лампе рядом с которым лежал гаджет и вижу совсем незнакомые высветившееся цифры. Я долго смотрю на вызов, но он все продолжается и продолжается, и после небольшой паузы я неуверенно нажимаю на зеленую кнопку.
- Слушаю, - отрывисто я произнес.
- Говорит подполковник Лапиков, следователь по особо важным делам Следственного комитета города Москвы. Три часа назад совершено очередное нападение на известного доктора, преподавателя и директора стоматологической клиники.
- Я-то тут причем, - гневно произношу заплетающимся языком. - Кто-то кого-то безбожно пришпиливает, а меня в это время дома поджаривали как свиную котлету своими вопросами ваши сотрудники. Так что я к этому не имею никакого отношения.
- Вам знаком стоматолог - Байда Махмут Байданович?
- Ну да, был у него один раз на приеме это было месяца полтора назад. Мне его знакомые порекомендовали. И что с ним? Его убили?
- К счастью нет, но лишили всех зубов.
- Сочувствую ему.
- Будьте дома! - мы едем к вам.
- Куда же я денусь, на часах уже полночь, спать пора.
- Пока не ложитесь, дождитесь нас, - произнесено твердым привыкшим повелевать голосом.
- Хорошо, – пробурчал я недовольным тоном и оборвал разговор.
Входя в аудиторию, и начиная новый цикл лекций, я никогда не знакомился с сидящими за партами или столами и никогда не ставил галочки, чтобы отметить всех присутствующих, но сегодня было исключение. Я всегда подмечал, кто приходит регулярно, кто редко, а кто и вовсе прогуливает. В принципе мне всегда было все равно, сколько будет старшекурсников и слушателей, они все получали удостоверение, что в течение квартала тщательно изучали мой курс.
Будучи еще студентом, мне уже тогда было как-то не по себе, когда прежде чем представлять новую тему преподаватель всех нас пересчитывал, как выводок утят, вернувшихся в загон с водоема. Мне совсем было непонятно, ну какое твоё собачье дело что кого-то нет в классе, ведь в конце концов каждому из нас все равно придется отчитываться знаниями на экзамене. И если какой-то возомнивший себя гением прогуливает учебные программы, то это его личное право. Но с другой стороны я подозревал, что если академическая пара начинается с крестиков в журнале, то лектор скорее всего не уверен в качестве и уникальности своего доклада, что его содержание попросту скучное, серое и мало информативное и тот, кто захочет, при желании может легко найти соль сказанного во многих учебниках и монографиях. Поэтому я тогда и подметил эту особенность, что чем эксклюзивнее авторский текст, тем меньше встречалось профессуры, обращающих свой взор на число восседающих и внимающих. И наоборот, чем однообразным и банальным было выступление, тем чаще делалась перекличка.
Поэтому, когда в начале девяностых годов прошлого столетия мне предстояло оказаться в роли оратора, я уже знал, что никого считать по головам не буду, а оценкой новизны материала станут ноги заплативших и чем их будет больше, тем с гордой уверенностью можно сказать, что просиживают они не зря.
Эта авторская не имеющая себе равных программа, неоднократно переработанная, и названая: – «Искусство бизнеса», была задумана и написана мною и заведующим кафедрой: «Политологии», доктором философских наук Войтовичем Александром Григорьевичем, которая до распада СССР называлась: «Научным коммунизмом». Этому проекту он придавал огромное значение, поскольку по собственным прикидкам рассчитывал, что мы вдвоем будем оказывать платные услуги для директоров крупных фабрик и заводов, обеспечивая таким образом себя дополнительным заработком. В те времена, если переводить мою зарплату младшего научного ассистента во всемогущие американские знаки, то она равнялась двум долларам, а моего шефа пятью. Я хорошо помню, как денно и нощно, не замечая праздников и выходных корпел над пишущей машинкой, отбивая на бумагу первые свои еще жиденькие вымученные мыслишки по заколачиванию денег вне учебных ставок нашего института. К ним еще добавлялись неразборчивые убористые каракули Александра Григорьевича, которые я забирал каждое утро у него дома, а ему оставлял свои напечатанные листы. Он их потрошил как вандал, выщипывал строки и абзацы как куриные перья, что-то дописывал и возвращал мне обратно, иной раз повторяя: «Не надо себя сдерживать, а уж тем более стесняться меня. Пори всякую нелепицу и ахинею, дай волю своему сознанию. А выйдет ли из этого что-то путное, вопрос второстепенный, главное - выплескивай все наружу. Ты же читал Макса Вебера и Карла Маркса, ну а как образуется первоначальный капитал, знаешь не понаслышке. Ты не без способностей, а их надо пестовать. Так что вперед!» После таких напутствий я так разгонял свой несравненный мыслительный бред, что мог за ночь на одном дыхании настучать пару десятков страниц откровенной идиотической чуши. Когда я их забирал после редактуры, то порой получал всего-навсего один листок, да еще сложенный пополам и никаких поучений с его стороны. Видя мой недоуменный взгляд, доктор философии в те моменты преображался и старался выглядеть так, как на экзамене со студентами, чьими ответами он был абсолютно доволен. Его изменчивость и невозмутимая молчаливость в эти секунды воспринималась мною как одобрение и удовлетворенность глубиной моих воззрений. Тем не менее мне хотелось услышать подсказки, ну или указатели, какой идти дорогой, чтобы мои думы потекли в нужном направлении. Я тяжело вздыхал и вновь перепечатывал, вплетал в текст свои пять копеек, а если удавалось разогнать мысль, то и целый рубль и в очередной раз отвозил ему. Он снова погружался в написанное, промывал строчки как грязные фрукты в раковине, опять втыкал свои силлогизмы как зерна в поле и мне в десятый раз приходилось все печатать по-новому. В общем, это была еще та каторга, от которой болела спина, поясница, плечи, шея, глаза, огрубевшие, словно подошва кирзовых сапог подушечки пальцев и даже пресс. Про мозги можно и не упоминать, они постоянно были вывернуты наизнанку и безостановочно жужжали, как большая желтая навозная муха. По сути я жил в двух параллельных мирах. В одном я днем проводил семинары и читал лекции студентам вместо своего руководителя. Ему, как мне мерещилось, видимо было лень приезжать к девяти часам, так как он любил поспать по утрам столько сколько ему заблагорассудится. Я по этому поводу, успокаивал себя и каждый раз твердил: профессор по ночам трудится, тужится над моим умственным кругозором. Ну а другой мир состоял из нескончаемых вечеров, в которых я перевоплощался в бумагомарателя и кропателя, да еще и на поводке, не позволявшем сделать шаг в сторону. Со временем по его тонким намекам и корректировкам я замечал, в какую сторону он клонит, а именно его увлекали мои мировоззренческие соображения о предпринимательстве, как новом виде трудовой деятельности.
В общем, на тот момент задача была невероятно трудная, изощренная и почти неподъемная. Практического опыта коммерции не было, как собственно и у всей страны, не считая нескольких поездок в Польшу, на так называемый творческий симпозиум по исследованию социальной активности шахтерских регионов страны. Именно шахтеры в те годы чаще всего собирались на знаменитом горбатом мосту отбивая чечетки своими касками. На самом же деле никаких научных конференций и конгрессов не было, а было то, что кафедра в полном составе за счет средств учебного заведения, по два-три раза в год выезжала к ближайшим зарубежным соседям-полякам, предварительно закупив слесарные инструменты, автомобильные ключи, водяные насосы, фотоаппараты и фотопленку, шоколадные конфеты, болты, гайки, шурупы, водку, сигареты, китайскую ветчину, консервы, сухую колбасу, икру, парфюмерию, пастельное белье, носки, туристическую мебель и походную посуду, примуса, бельевые веревки, шпагаты, нитки, швейные иглы, булавки, ножницы, столовые приборы, хрустальные бокалы, хозяйственные сумки на колесиках и еще много чего. Иными словами, хватали все, что находили в начале 90-х годов в наших универсальных магазинах. По приезде в Варшаву объединенной и крепко сплоченной шайкой во главе с метром философских наук, отправлялись словно закоренелые челноки торговать на местный рынок, расположенный вокруг центрального футбольного стадиона, выглядевшего с высоты туч как небольшая планета, а вокруг неё вращающихся людей похожие на мелкие крошки как на кольца рядом с Сатурном.
Несмотря на то что поезд прибывал рано утром, свободного пяточка на рынке было найти не так-то легко. С каких только окраин бывшего Советского союза сюда не приезжали наши соотечественники. Казалось, граждане всех национальностей когда-то великой и могучей страны, ставший по неволи козлами отпущения в результате преступной деятельности канувшего в лету Политбюро СССР, сплотились в едином порыве вокруг спортивного объекта, будто это был не только спортивный объект и оазис свободной торговли, а символ дружбы народов, который всеми силами следовало охранять и оберегать. Вот они и охраняли, стоя в несколько монолитных рядов тесно прижавшись друг к другу. Александр Григорьевич часто ратовал по этому поводу, что вот так надо было стоять летом 91-го года на улицах и площадях, чтобы не допустить развала непобедимой империи. Картина была еще та, доценты, профессора – в прошлом идейные коммунисты и молодые вроде меня политологи познают практические основы товарного рынка, причем не просто познают, а азартно торгуются за каждый политый потом и кровью капиталистический злотый, можно подумать это и не злотый, а учение марксизма-ленинизма. А его необходимо всеми пролетарскими силами оборонять и защищать. Вот мы всей своей несокрушимой массой и защищали, как революционеры, стоящие насмерть на баррикадах.
К вечерней электричке, которая отправлялась в столицу Опольского воеводства город Ополе, а именно оттуда нас приглашал политехнических университет, мы успевали продать большую часть привезенных народных товаров, и в вагоне ехали почти налегке, слегка обалдевшие, радостно делясь друг с другом полученной прибылью.
В этом провинциальном городишке нас поселяли в студенческое общежитие, и спозаранку мы всем колхозом отправлялись на местную ярмарку, занимая лучшие места за прилавком. В последующие три дня мы распродавали остатки своих запасов, и перед обратным отъездом часть польских денежных знаков обменивали на доллары, чтобы было на что ехать в следующий раз, а на остальные закупали джинсы, шерстяной трикотаж, брюки, швейцарский шоколад, газированные в полутора литровых бутылках напитки, самую дешевую бижутерию, непонятного происхождения косметику и крепкие напитки типа французского коньяка или шотландские виски.
В Москве, весь ширпотреб сдавали с пятикратной, а то и десятикратной наценкой в комиссионные магазины. Они в те годы были в каждой дешевой забегаловке, в каждом магазине: будь то рыбный, галантерейный, продуктовый или книжный и проблем, с реализацией такого добра никогда не возникало. Иногда мы везли оттуда такое некондиционное барахло, от которого воротили свои же носы. Но на удивление, наши не взыскательные и неприхотливые люди, измученные постоянным дефицитом, не брезговали ничем, и всё сметали с полок буквально за считаные дни.
Между беготней по торговым точкам, мы еще занимались несусветной профанацией: с жаром стряпали премудрые отчеты о якобы проведенном научном международном форуме, темах обсуждения и тезисах своих выступлений. Как итог, в институте ни у кого не возникало подозрений, что мы могли в Польше заниматься чем-то иным. Более того, доходило даже до смешного, из наших статей создавались брошюры, пополнявшие не только институтскую библиотеку, но и библиотеки других ВУЗов, а кое-какие даже выходили в журнале: «Социологические исследования».
Вот собственно на тот момент и был весь мой приобретенный предпринимательский опыт, размером с крупицу и его было явно недостаточно, чтобы им можно было с кем-то делиться и уж тем более чему-то научить. Тем не менее, через полгода кропотливого труда курс лекций, который мы назвали: «Практические основы предпринимательства», состоящий из двенадцати «Тем» был подготовлен, и в начале октября в аудитории появились первые любознательные кадры. Было их всего восемь и к концу декабря, несмотря на то, что за них были перечислены предприятиями немаленькие суммы, осталось всего два человека.
В следующий раз мы не ограничивались приемом только начальствующего и командного состава, а приглашали их заместителей, кооператоров и ну и всех, кому не жалко было своих рублей. Для старшекурсников из нашего учебного заведения посещения были бесплатными. Теперь уже в аудитории не было свободных мест, и кое-кто приходили со своими стульями. Александр Григорьевич на первой паре читал лекцию, я на второй проводил обсуждение. Где и какие должности занимали наши подопечные, меня совсем не заботило.
Так продолжалось почти год, пока наш босс и идейный вдохновитель не заболел, после очередной поездки в Краков накануне Рождества, когда мы простояли десять часов на сильном морозе на неорганизованной толкучке и продрогли до самых костей. Вот тогда-то он подхватил воспаление легких и через несколько недель тихо скончался в Боткинской больнице, а вместе с ним умерли и поездки в Польшу.
Теперь я уже самостоятельно выступал в роли чтеца и просветителя. Приглашений с той стороны мы не получали, а через месяц к нам пришел новый заведующий кафедрой - Федоров Федор Петрович, отставной генерал, пудривший мозги научным коммунизмом в высшей партийной школе, а вместе с ним еще два профессора-коммуняки из этого же идеологического скворечника, их теперь закрывали в массовом порядке, из-за своей ненужности.
В первый же день своего появления, он пригласил меня в перекрашенный кабинет Войтовича и поинтересовался, как я справляюсь в роли лектора и не нужна ли мне помощь.
- Вы знаете, Федор Петрович! - начал я свою речь тихим и немного заикающимся голосом. - Мне неоднократно приходилось замещать Александра Григорьевича. Поначалу я робел как начинающий артист перед творческой комиссией, опасался сказать что-то не то, испытывал неуверенность и скованность. Одно дело вести диалог со студентами, и совсем другое со взрослыми и опытными хозяйственниками. Но на моё удивление, я быстро справился со всеми страхами, да и разработка всей программы велась непосредственно при моем участии. Так что я вполне справляюсь и помощники мне не нужны. У меня к Вам просьба, - я хотел бы отказаться от проведения академических семинаров с третьекурсниками и полностью сосредоточиться на своем спецкурсе. Его кстати активно посещают студенты в качестве факультатива.
- Ну что ж, я оставлю вам четверть ставки, чтобы никто вам не завидовал. А то ведь знаете, начнут распускать слухи и обвинять в стяжательстве, мол при невысокой часовой нагрузки, у вас зарплата как у академика. И кроме того, вы не потеряете связь с коллективом, так что у вас будут семинары только в субботу, всего две пары. Ну а для платников вы можете выбрать любой день и час. Как вам такой вариант?
- Меня это вполне устраивает, - обрадовался я.
- Тогда мы договорились. Да, и вот что еще, поскольку Александр Григорьевич был вашим научным руководителем в аспирантуре, то вам в ближайшее время надо выбрать кого-то вместо него. Я бы вам советовал обратиться к Осокину, это наш новый сотрудник, член-корреспондент, устроился к нам на полставки, ну или можете рассчитывать на меня, - и снисходительно улыбнулся.
- Хорошо, я подумаю, - и в ответ сделал дружелюбное лицо.
- Тогда вам удачи, - и мы крепко пожали друг другу руки.
Октябрь 2014
- Будем знакомы, меня зовут Александр Иванович. В течение трех месяцев я буду засеивать ваши мозги остродефицитными семенами, дающие невиданные всходы и приносящие богатый урожай. Мой курс называется: «Искусство бизнеса».
Я беглым взглядом окинул новичков, стараясь не на ком не задерживать свое внимание, отметив для себя, что на протяжении последних лет его состав практически не меняется: топ-менеджеры, маркетологи, сбытовики, начальники отдела кадров, администраторы, рекламные агенты, десять-пятнадцать студентов, директора небольших фирм и начинающие предприниматели. Как правило, мужчины всегда занимали дальние ряды, девушки передние. Но в этот раз было исключение. Она грациозно сидела одна в углу, на камчатке, внешностью похожая то ли на японку, то ли на кореянку. Я всегда обращал внимание на красивых девушек, они как примерные ученицы, почему-то стремились занять места как можно ближе к трибуне, с которой я произносил свои речи. С ними у меня время от времени возникал непринужденный своеобразный флирт, построенный на легкомысленных и двусмысленных ремарках, тонких полунамеков, кивков, непроизвольных пронизывающих до самых костей масляных взглядов, чувственных, заискивающих, поддразнивающих и заученных улыбок, влажных и манящих губ, жадных малиновых ртов, так приятно щекочущих мне нервы. Я видел, как кое-кто из них внезапно оживали, кокетливо вступали со мной в словесный диалог, их щеки покрывал румянец, лоб едва заметно увлажнялся, в глазах появлялся шаловливый блеск, кончики язычка эротично поблескивали, и я уже мысленно начинал фантазировать, как одну из них после окончания пары приглашаю в бар на чашечку кофе или чая, как провожаю её до дома в черном лимузине и как у нас возникает роман. Действительно в 90-е годы у меня случилась несколько любовных связей и даже один крутой романчик, и это происходило до тех пор, пока мое сердце не заняли наручные часики, приобретшие колдовскую власть и ставшие религией и подлинной страстью, а их коллекционирование превратилось в смысл и дело моей жизни.
Моё первое знакомство с наручными такающими устройствами состоялось в четвертом классе, когда отчим подарил мне их на день рождения. Когда-то он их носил, но сейчас они как ненужная вещь пылились в ящике комода. Были они небольшого размера, думаю не больше тридцати шести миллиметров в диаметре, довольно-таки тонкие, на коричневом потертом ремешке и несмотря на мою худую ручонку сидели так ладно, точно были частью тела, словно я появился на свет вместе с ними. Я отлично помню те приятные моменты, когда проснувшись, я перво-наперво как взрослый мужчина по-деловому крутил не просто заводную металлическую головку, а влекущую, блистательную и дивную, которая вот-вот приоткроет дотоле неизвестные таинственные врата совсем в другой, мистический и сказочный мир и чувствовал себя в эти мгновения не просто безгранично счастливым, но и стоящим на пороге новой жизни. Потом я их одевал на правую руку, подносил к уху, слушал как они сладкозвучно стрекочут: тик-тик-тик, завтракал и с важным видом отправлялся в школу. В классе я был единственным, кто имел такой завидный прибамбас, и благодаря им я как по волшебству стал центром всеобщего обожания. Всем было интересно не только на них посмотреть, но и насладится сладкоголосым щебетанием. Я же, чтобы возвысить их несказанную ценность, указывал на надпись на задней крышке, где можно было прочесть: что механизм содержит семнадцать драгоценных камней, чем вызывал у мальчишек и девчонок нескрываемую зависть, и похож я был в те секунды на иноземца с далекой планеты. Во время урока ко мне постоянно обращались ученики кто жестами, кто записками, кто тихим голосом, каждый из них хотел знать, сколько минут оставалась до начала перемены. Я ждал, когда учитель повернется к доске или начнет смотреть в другую сторону и пальцами в воздухе рисовал цифры.
Надо сказать, в те советские времена в нашей школе не поощрялось, чтобы учащиеся носили часы, и моих родителей по этому поводу пару раз вызывали на педсовет. Но отчим был неумолим и считал, что у каждого мужчины должен быть такой аксессуар, поэтому, когда мать пыталась их у меня забрать он начинал с ней грозно ругаться и она тут же отступала. Часто учителя предлагали мне их снять и положить на стол до начала звонка, но я отказывался и тогда за мою неслыханную браваду меня выставляли за дверь, что очень не нравилось одноклассникам, они быстро привыкли к тому, что всегда могли узнать, сколько же им еще ерзать на деревянных скамейках.
В нашем классе учился мальчишка по имени Женя, с повадками задиры, самый непослушный и отъявленный хулиган, доводивший несносным характером учителей до колик и справиться с ним не могли ни завуч с директором, ни родители с милицией. Не сказать, что мы его побаивались, но дружбу с ним из класса никто не водил. Фактически на него давно махнули рукой, поставили диагноз, что во взрослом возрасте он скорее всего станет только бандитом. Так вот он взял на себя роль информатора, постоянно снимая показания стрелок. Сидел он за мной, и поэтому мне не представляло особого труда заламывать руку за спину или начать чесать затылок, с таким расчётом чтобы он мог сам увидеть заветный циферблат. Ну а дальше, уже каждый из класса мог обратиться непосредственно к нему.
Забегая вперед лет на тридцать, я случайно узнал от родителей, что сразу после получения аттестата, он во время ограбления частного дома, порезал ножом хозяев, за что получил одиннадцать лет тюрьмы. Выйдя на свободу, он через восемь месяцев в пьяной драке ранил заточкой случайного прохожего и получил еще четырнадцать годков. Какова его дальнейшая судьба, мне неизвестно, но знаю, что после последней отсидки в посёлок он не вернулся.
Так вот, благодаря мне он сам того не ожидая, стал главным оповестителем и, никого не стесняясь, громко как мегафон вещал: до заветного звонка осталось столько-то. Родители его были пьяницами и в школу их давно перестали вызывать, и мой новый друг по сути дела был представлен сам себе. Мы быстро сдружились, и он стал единственным, кто списывал у меня не только домашние задания, но и контрольные работы. Стрелки нас настолько сблизили, что я стал своим в его компании из таких же неисправимых и неуправляемых, как он, и часто играл за его команду в футбол. На какое-то время неуживчивый Женька становился даже примерным школяром, он уже не был как прежде непоседой, мог все сорок пять минут просидеть смирно, задумчиво глядя в окно, только иногда обращаясь ко мне. Учителя заметили перевоплощение в его поведении и находили объяснения в начавшейся дружбы со мной. После этого они напрочь перестали замечать, что там у меня гордо и величественно болтается на кисти руки, и до последнего выпускного дня я так и оставался единственным в классе, носящим ходики.
За годы обучения я поменял несколько наручных часов. Некоторые через три-четыре месяца ломались и их невозможно было отремонтировать. Одни я так разбил, что еще долго дома под мебелью находил колесики, винтики и шестеренки и каждый раз, как только я оказывался без них, отчим тут же преподносил мне новые. Сам он такие не носил, он был большой любитель карманных. Когда я уехал учиться в Москву, то всегда в день его рождения дарил очередные на цепочке, и насколько мне было известно, он тут же начинал ими хвастаться перед своими земляками.
Будучи студентом, я конечно уже не ожидал чудес от пленительной заводной головки, но когда застёгивал ремешок, а носить я продолжал на все той же правой руке, то мой мозжечок буквально мурлыкал мне под нос, а самые чувственные места на теле как наяву ощущали приятное щекотание. Но наибольший трепет у меня вызывали те, кто имел автоподзавод. Помню, как отчим их долго разглядывал все пытался найти разгадку, как же это они сами себя заводят и что же там внутри за хитрый моторчик, который неустанно вертится. Но они оказались недолговечными, проработали не больше года. После ремонта через два месяца застыли в очередной раз, и я недолго думая отправился в магазин «Полет», расположенный рядом с одноименным московским часовым заводом, находящимся у метро Белорусская. Там, прижимаясь то лбом, то носом, а иногда и щекой к стеклу я, как приворожённый, подолгу стоял у витрины с часами похожей на фруктовое цветущее дерево, усыпанное бутонами и скользил по ним рассеянным взором. Для меня они были живые и как мне виделось, озорно подмигивали блестящими циферблатами. Я чувствовал биение механизмов, а от вращающихся стрелок не мог оторвать взгляда. Еще никогда не приходилось видеть сотни тикающих устройств. И как часто бывает, вид такого количества товара неминуемо вскружат голову, и нужно было так исхитрится, чтобы сделать осмысленный выбор. Неделю я ездил глазеть как на некое неземное чудо после занятий в университете, по долгу таращился глазами ребенка на стеллажи, который еще ничего не понимает, но с нескрываемым восхищением рассматривает диковинные заморские игрушки. Сердце у меня в те моменты замирало, а иногда бешено трепетало, и дышал я неровно и натужено, как после изнурительного подъёма в гору. Иногда я простаивал по нескольку часов, все прикидывая, какие же мне купить: на браслете или ремешке, крупного или мелкого диаметра, самые дорогие, а может сразу парочку, но подешевле? Домой возвращался ни с чем, а по ночам еще долго не мог уснуть, бесконечно крутясь по всей кровати как заводной барабан. Только кажется на седьмой или восьмой день я наконец-то определился с выбором. Это был мой первый хронограф, он-то собственно говоря и стал тем вектором, который определил мою дальнейшую любовь только к навороченным функциям. Тогда мне казалось, что у такого количества стрелок должен быть не один движок, а значит если какой-то из них сломается, то остальные будут за него трудится.
Однако не долго я получал удовольствие от щекотания эрогенных зон. Не прошло и полгода как они, превратившись в недоносок, застыли навечно. Я их тряс, постукивал ногтями по стеклу, крутил-вертел, подбрасывал в воздух, хмурил лоб, пытался любовно заговаривать, но тикать они напрочь отказывались. В те годы видимо усложнения для предприятий отечественной часовой индустрии были делом новым, практического опыта в производстве сложных калибров не было, поэтому они не отличались надежностью и если и предназначались для носки, то только как тогда говорили: для особого случая.
Почти не думая, на следующий день купил самые дешевые марки «Слава», но и они не долго усердствовали. Я был студентом, денег всегда не хватало, а в ящике письменного стола пылилось уже пятеро сломанных стальных пеналов с набором мелких никому не нужных железок. Пришлось одну отдать в ремонт, но сил у неё хватило на пару недель. А вскоре у меня появилась девушка и теперь она вместо «тик-так» дразнила не только мозжечок, но и чувственные кончики на теле, что позволило на некоторое время забыть про удовольствия, которые они доставляли. Тогда же Москву, как и весь мир охватила страсть к электронным, и я, поддавшись эмоциональному порыву обратился к сокурснику из одной экваториальной страны, чтобы он, когда будет за границей привез мне японские часы марки «Casio». Такие у нас с помпой носили студенты из Вьетнама. Через два месяца я уже щеголял в черном пластике, но прежних упоительных ощущений не было, и они для меня были самой обычной вещью, такими же как ручка за тридцать пять копеек или карандаш за три копейки и носил я их все так же, как и раньше на правой руке.
Следующая знаковая встреча с часами состоялась после моего распределения в институт. Как-то вызывает меня Александр Григорьевич в свой кабинет и просит об одной услуги, а именно: съездить в Углич и забрать посылку. Он мне не объяснил, что в ней, а сам я посчитал неприличным спрашивать, что я должен привезти. Получив от него деньги на дорогу, я этим же вечером и отправился в путь ночным поездом.
Приехал я в шесть утра, естественно в столь раннее время меня никто не ждал и не встречал. Мне следовало появиться в начале десятого в бюро пропусков часового завода. Два с половиной часа я просидел один в пустом вокзальном зале ожидания неприметной станции, в которой стояли две деревянные скамейки и читал историю государства Российского писателя Карамзина. На дворе уже был октябрь месяц, день выдалось прохладным, и после нахождения в неотапливаемом помещении я жутко продрог и чуть ли не постукивал зубами. В городском автобусе, колесившим по единственному маршруту, было едва ли теплее чем на улице, и только в комнате для выдачи пропусков я немного отогрелся. Позвонив по указанному телефону, ко мне через пятнадцать минут вышла полная женщина средних лет. Она, окинув взглядом всех присутствующих, почему-то сразу направилась в мою сторону. В руке у нее был небольшой пакет. Подойдя, ко мне вплотную, она, не приветствуя сразу же спросила:
- Вы из Москвы, от Войтовича?
И как только я сказал: - да, брезгливо всунула мне в грудь свёрток в оберточной бумаге, перевязанный крест на крест бечевкой, как какую-то мерзость и мгновенно исчезла в дверном проеме.
Я вернулся на автобусную остановку и через полчаса стоял у кассы, покупая билет на ближайшую электричку до Москвы, отправляющую в шестнадцать пятнадцать. Мне предстояло без малого промаяться добрых шесть часов. В город ехать не хотелось, я его успел хорошенько рассмотреть сквозь окна автобуса. От увиденного возникало впечатление, что я вернулся в эпоху раннего средневековья. Встречающиеся изгороди, словно исторгнутые из небытия были настолько старыми и обугленными как после пожара, что ровно нигде не стояли, они покосились, либо просто лежали и гнили на земле. В невозделанных огородах росла полынь да лопухи чуть ли не в человеческий рост. Частные жилые деревянные постройки потускневшего вида, смотрелись бесхозяйственными, заброшенными, распотрошёнными, безжизненными и скукоженными наподобие скомканной бумаги. В некоторых оконных проемах отсутствовали стекла, что наводило на мысль, что в этих лачугах уже давно никто не живет. Ковыляющий автобус по разбитым дорогам двигался едва ли быстрее пешехода, а тряска была такая, что у меня в груди отдавалось болью от постоянных толчков, а содержимое карманов все по вылетало наружу. У двух-трехэтажных кирпичных домов стены местами покрыты лишайником и разъедены как зубы многолетним кариесом. Рядом с ними лежали горы мелкой осыпавшийся штукатурной крошки и со стороны казалось, что достаточно небольшого дуновения ветра чтобы это жилье превратилось в одну большую мусорную свалку. Улицы, заросшие высокой травой, в которой запросто можно спрятаться, выглядели унылыми и печальными. Гостиница, окруженная растрескавшимся асфальтом, напоминавшая пятиэтажную хрущевку, что я увидел в центре представляла такое жалкое и тоскливое зрелище былой цивилизации, что я бы предпочел переночевать в кустах под открытым небом, чем в ней остановится на ночлег.
Спустя две недели мне с Александром Григорьевичем, по неизвестной причине, пришлось задержаться в этом запустелом и сонном селении, и ночевали мы в единственном обветшалом отеле. Когда мы открыли дверь, более убогой комнаты мне в моей жизни еще не приходилось видеть. Две железные кровати, продавленные пружины, промятые матрасы, застиранные в разводах покрывала, пожелтевшее от времени постельное белье и ободранный кухонный столом между ними. Вместо вешалки - несколько вбитых гвоздей в стенку и все, даже ни каких стульев, не говоря уже о ванной и туалете. Эти удобства были доступны в конце коридора. Вот в этой коморке, похожей на ночлежку для бродяг мы и провел всю ночь, за водкой, колбасой с хлебом и долгими разговорами.
Так я узнал, что мой сосед по койке родом из Красноярска, там же он поступил в местный университет, где увлекся социологией. Будучи аспирантом, сформировал научную группу, проводившую по заданию обкома партии многочисленные опросы местных жителей с целью узнать мнения по тем или иным социальным проблемам. Ну а после защиты докторской диссертации был приглашен в столицу, стал редактором журнала «Социологические исследования» и принял руководство кафедрой. В общем мне с ним скучать не пришлось.
В Москву я приехал в десять вечера и через час уже принимал ванну. Я боялся, что заболею, но мне повезло и на следующий день я передал сверток, еще не догадываясь что в нем лежало.
После той поездки, мне пришлось еще несколько раз прокатится по знакомому адресу за все теме же посылками. Только теперь я настолько утеплялся, что постоянно чувствовал, как капли пота начинали появляться у меня на лбу даже от малейшего шевеления. Я буднично получал от одной и той же дамы, уже ставший традиционным пакет, иногда завернутый в газету и перевязанный крест на крест бечевкой. Ни здрасти, ни до свидания, ни каких слов и реплик. Молча подходила, вручала сверток и быстро убегала. Что в нём лежало меня не посвящали, а прощупывая трудно было определить, что же там могло находится. Впрочем, меня это интересовало в меньшей степени, хотя я и догадывался, мне было куда важнее вызвать симпатию у самого известного и крутого социолога России.
Тот первый год пребывания в стенах высшей школы запомнился мне надолго. Я по сути дела был личным адъютантом и мальчиком на побегушках. Он постоянно брал меня с собой в Дом Правительства, в различные комитеты Верховного совета России, в Министерство образования, Администрацию президента, Академию госслужбы и еще на всякие ученые советы. Без меня уже не обходилась ни одна его командировка по стране, а уж когда я первый раз в составе кафедры поехал на так называемый научный сход в бывшую социалистическую республику, то я понял, кажется, я заслужил его любовь и доверие. Тем не менее, каждый раз отправляясь в заброшенное захолустье, я все же надеялся услышать, что было спрятано за толстым слоем бумаги, но мой знаменитый шеф продолжал хранить гробовое молчание.
Как-то в середине весны Александр Григорьевич вызвал меня в очередной раз в свою комнатушку и голосом учёного сказал:
- Пора тебе поступать в аспирантуру. Ты зайди в аспирантский отдел и узнай какие нужны документы. И еще, завтра тебя ждут, надо забрать сумку, но только принесешь её не сюда, а ко мне домой, вечером. Я без лишних уточнений сразу же понял, куда мне следует отправится.
Через два дня я сидел за большим столом с чашкой кофе у профессора на кухне. Он же занимался тем, что бережно вытаскивал то, о чем я уже подозревал, это были наручные женские часы марки «Заря». Сколько их было в дорожной авоське я уж не помню, но зато хорошо помню его слова:
- Вот эти десять для подарка нужным людям в Верховном Совете, я дам телефон, ты созвонишься и отвезешь их туда куда тебе скажут, эти пять нужно будет завтра доставить в Министерство образования, а остальные на продажу.
Оказывается, я тогда еще не знал, что продукция этой фабрики пользовалась за рубежом большим спросом.
- Сейчас их в нашей стране днем с огнем не найти, - говорил он как бы в оправдание, извиняющимся тоном, - все что там производится идет на экспорт. Я давно знаком с директором, вот он мне и дает понемногу. В следующий раз и ты получишь для себя, я с ним договорюсь.
Я хотел спросить про деньги, сколько это будет стоить, но он вероятно прочитал мои мысли, не дав даже раскрыть рта.
- Никаких денег, все уже оплачено.
Меня тогда сильно удивился его щедрость, но после стольких-то месяцев хождений по длинным коридорам государственной власти, я начинал догадываться, что выдающийся ученый много куда прикладывал свои руки и знания, и что вероятнее всего не без его усилий удалось нарастить вывоз ходиков, и теперь он в качестве вознаграждения, а может отката бесплатно получал изделия этого предприятия.
Через месяц у меня дома на диванных подушках лежали десять прямоугольных моделей скромного размера, примерно пятнадцать миллиметров на двадцать пять, на кожаном бордовом ремешке. Упакованы они были в пластмассовый продолговатый тубус. Я тогда долго их рассматривал и все никак не мог понять, что же в них есть такое, что делает привлекательными для иностранных потребителей. Три стрелки: часовая, минутная и секундная, стальной корпус, белый циферблат - производили впечатление простых и скромных поделок. Мне тогда казалось, что электронные, а к ним я очень быстро привык, мало того, что не ломаются, но смотрятся куда моднее и современнее, а главное они обладают большим набором преимуществ. Правда я редко ими пользовался, но когда все же включал будильник или секундомер, то сразу же проникался такими наворотами. Но было одно, но, иногда по утрам, когда я брал их с прикроватной тумбочки, я нет, да и по старой привычке пытался найти выпирающую штуковину, так любящую её покрутить, и каждый раз, когда я её не находил, я все с большей и большей грустью вспоминал гипнотические звуки, издаваемы при заводе.
Везти за границу я их не планировал, как, впрочем, и перепродавать, а подарил знакомой успешной женщине, работавшей в отделе сбыта молочного комбината и имевшую тесные контакты с Елисеевским гастрономом.
Её дочь училась на третьем курсе и однажды не смогла прийти на экзамен, зато пришла её мамаша, поджидавшая меня в коридоре. Едва я вышел из аудитории, как она прытко подбегает ко мне, хватает за локоть и просит, чтобы мы отошли в сторонку. Я тогда был еще молодой и неопытный и не представлял, как вести себя в подобной ситуации.
- Вы знаете, моя дочь вчера родила девочку, - произнесла она взволнованным и напряженным голосом.
Но не успел я сказать: «Поздравляю», как она, не останавливаясь, продолжила шпарить дальше.
- Роды были очень тяжелые, но к счастью все закончилось благополучно.
Только я хотел спросить: «Что вы от меня хотите?» - как она перебивает меня на полуслове и крепко вцепившись за мою левую руку, а может и не руку, а за спасательный круг ведет к лестничному проему и по пути делает мне неожиданное предложение:
- Не могли бы вы моей дочери поставить положительную оценку? Она ваш предмет очень хорошо знает, вы не сомневайтесь, а я вас за это как следует отблагодарю, - прозвучало как-то жалостливо и её губы попытались изобразить улыбку.
Такая невольная просьба меня сначала шокировала, а потом поставило в ступор, ведь это случилось впервые, когда один из родителей домогается таким способом. Не сообразив, что ответить я разжал её пальцы и быстро стал спускаться по ступенькам. Она меня тут же догнала, в очередной раз ухватывается теперь уже за рукав пиджака, а другой рукой стала настойчиво совать в мою ладонь увесистый полиэтиленовый пакет, при этом повторяя как заведенная:
- Александр Иванович! - заговорила она напористо и с теплотой, - у меня большие возможности доставать дефицитные продукты, я знакома со многими директорами крупных гастрономов, вы не останетесь в накладе, вот возьмите, и показывает, что там лежит.
Надо сказать, передо мной стояла весьма привлекательная барышня средней полноты, бальзаковского возраста, небольшого роста, с пышной грудью, одетая в брючный костюм салатового цвета, с распущенными русыми волосами и источающая соблазнительный аромат французских духов. Думаю, не много нашлось бы в той ситуации среди моих коллег, кто бы не смог капитулировать перед чарами обворожительной особы. Не избежал этой участи и я. Было неловко от того, что меня умоляют о такой мелочной просьбе, да еще предлагают взятку, пусть и харчами. Тем не менее, я, недолго думая, робко схватил пакет и чуть ли не рысью ускорился в сторону преподавательской. Но она не отставала и догнав уже у входа в помещение, вновь пристёбывается к столь знакомому ей рукаву и протягивает зачетку. Я повертел вокруг головой, как бы удостоверяясь, что наше обоюдовыгодное обтяпывание никто не видит, вырвал из её рук книжку и со словами: «Подождите меня здесь», скрылся за дверьми кафедры. В комнате за своим столом согнувшись сидела секретарша, что-то печатая на машинке. Она подняла на меня глаза, приветственно кивнула головой и продолжила стучать по клавишам. Я присел на стул и заглянул во внутрь пиршества, ведь интересно, чем же меня так легко купили. А там лежали: батон сырокопчёной колбасы, бутылка пятизвёздочного армянского коньяка, банка красной икры и шпрот, коробка шоколадных конфет, пачка индийского чая, оливковое масло в пластиковой таре и сгущенка. «Ну ладно, - подумал я про себя, так уж и быть, поставлю ей тройку. Все равно двойки никому не ставлю, по той простой причине, что совсем не хочется тратить время на дорогу, полтора часа туда и столько же обратно, чтобы выслушивать чей-то лепет».
Стал листать страницы в зачетке, ожидая увидеть разнобой оценок, но оказалось, что данная студентка имеет только пятерки, и моя тройка, да еще по такому предмету как «Политология», на их фоне ну явно будет выглядеть противоестественной и тот, кто её поставил, своей принципиальностью может вызвать неоднозначные пересуды в храме знаний. Более того, поскольку девушка явно метит на получение красного диплома, то мне в любом случае придется с ней встречаться воочию для пересдачи. Тут я глубоко призадумался: «А не есть ли её пятёрки благодарностью за щедрые угощенья, или всё же они результат усердной учёбы? С недоверчивостью читаю название дисциплин, рядом с которыми нацарапано «отлично». Металловедение и термическая обработка – отлично. Кристаллография и теория сплавов – отлично. Инженерная графика – отлично. Сопротивление материалов – отлично. И далее в том же духе. «Как-то слабо верится, чтобы все эти оценки можно было обменять на салями с селедкой. Может и вправду она книжный пожиратель, грызущая не только окорока с аппетитом, но и научные книги». По фотографии в зачетке попытался её припомнить, но без толку, семинары она игнорировала. «Вот было бы интересно послушать, что она бы на верещала, - мелькнуло у меня башке».
- Ну я и попал, молча сказал себе, - на «удовлетворительно» можно сказать уже согласился. Но чтобы разбрасываться высшими отметками направо и налево, на это я не подписывался. Я еще раз покосился на хлебосольные щедроты и почувствовал, как мой рот наполняется слюной, а желудок так коварно и зычно заурчал, что мне стало не по себе из-за излишней предвзятости и своей неподкупности.
Страна бурлила, каждый день в Москве проходили митинги и демонстрации, на полках магазинов было ни шиша, кругом блат и без связей чего-либо купить или достать было просто нереально. Государство катилось в пропасть, как, впрочем, и высшее образование. Денег от зарплаты едва хватало на самые необходимые продукты, которые еще нужно было поискать, а если и находил, то предстояло отстоять длиннющую очередь и не факт, что, когда дойдешь до кассы, там что-то останется. Преподаватели все больше и больше искали приработок на стороне и не случайно возникли вылазки всего коллектива кафедры на шоппинг в Польшу. Я схватил шариковую ручку, нашел нужную строку и одним махом пишу: «Отлично» и как ужаленный выскакиваю в коридор.
Было заметно, что «прикармливающая и подмазывающая» волнуется, так как она не стояла на месте, а нервно расхаживала туда-сюда, заламывая руки то на груди, то скрещивая их за поясницей. Когда я сказал: «что я вашей дочери поставил отлично, поскольку я вижу, что она умная девочка», как она расстилается ковровой дорожкой и обрушивает на меня нескончаемый водопад благодарностей:
- Ой, большое вам спасибо. Вы не представляете, как моя Жанна обрадуется. Для нее это будет огромным подарком. Вы её сильно выручаете. Ой, какой же вы все-таки замечательный преподаватель, побольше бы таких и крепко пальцами сжала мне правую ладонь.
Сказать, что я оторопел, значит ничего не сказать. Я не только покраснел до самых ушей, но и почувствовал такое смущение от ее слов, какое можно испытывать окажись голым на сцене Большого театра, заполненного зрителями. Зрелище было прямо сродни сценическому спектаклю: соблазнительная статная дама, двумя руками вцепилась в кисть молодого человека, вся светится от счастья, эротично распыляет восхваления, как будто он какой-то маг и помог свершиться чуду.
Я же недоуменным взглядом с высоты своего роста, опустив голову, взираю в её искрящиеся глаза и силюсь сообразить, как бы этот умилительный междусобойчик не вышел мне боком. Казалось, что еще чуть-чуть и она начнет мне кланяться как барину, объезжающему свои владения. Я попытался с силой выдернуть руку, но не тут-то было, сцепка оказалось такой крепкой, что скорее она оторвала бы мою руку, чем разжала бы свои пальцы. Понимая, что так просто я не вырвусь, а стоять рядом с табличкой «Кафедра Политологии», с незнакомкой чье поведение со стороны выглядит провокационным и компрометирующим, ведь в любой момент мимо могли проходить не только студенты, но и другие преподаватели, я ни придумав ничего лучшего, как левой рукой любовно обхватить её за плечи как партнёр по танцам и повести к выходу. На мое удивление через пару десятков шагов она разжала пальчики, и я, получив свободу, молниеносно сунул руки в карманы брюк.
- Извините, - неожиданно вырвалось с губ. - У меня занятия, мне надо идти.
- Я вас еще раз вас благодарю, большое вам спасибо, - и протягивает сложенный пополам небольшой листок.
- Что это? - почти раздраженно и испугано спросил я.
- Это мой домашний и рабочий телефоны. Если вам нужно будет что-то из еды, не магазинной, а другой, той что не выкладывают на продажу, то не стесняйтесь, звоните в любое время. Я могу достать даже то, чем кормят в Кремле.
От таких неведомых щедрот, моё лицо тут же изобразило изумление, точно на голову свалилась манна небесная. Теперь настала моя очередь ей раскланяться.
- Спасибо вам за такое предложение, - смущенно я проблеял. - Что-нибудь к празднику закажу. Правда я даже не знаю, что там подают к столу.
- Не переживайте, как только придёт очередная партия, я вас поставлю в известность, ну а вы уже выберете себе по вкусу.
- Хорошо, хорошо, - прошептал я тихим голоском. И не прощаясь заторопился в сторону кафедры.
- До свидания, - долетели до меня её слова.
Я, не останавливаясь, а только повернув в сторону голову уже спокойно ответил.
– До свидания.
По дороге я заглянул в листок и узнал, что эту экстравагантную и льстивую почти что «Скатерть-самобранку» зовут Нина Петровна, и через несколько месяцев мы уже были закадычными друзьями. У неё подрастала вторая дочь, которая пока не определилась с выбором будущей профессии. Но меня ей представили, как уважаемого профессора. И что она непременно должна поступать только в наш ВУЗ.
- Это важно, когда есть свой человек в институте, - науськивала она девочку. - В случае чего всегда есть к кому обратится.
Так вот, прежде чем сделать подарок я, вспоминая свои самые первые часы, стал вынимать их из упаковки и поочередно крутить зубчатое колёсико наслаждаясь до боли знакомыми ностальгическими звуками: «вжик, вжик, вжик», дабы убедиться в том, что все они в годном состоянии.
Через два часа я стоял в прихожей можно сказать моей деликатесной подруги и со сладострастной улыбкой протягивал ей целлофановый пакет. Она, еще не понимая, что за сюрприз её ожидает, кивком плеч указывает на хозяйственную сумку, прислонённую к стене. В ней уместилось не менее двадцати пачек индийского чая и примерно столько же банок сгущенки.
- И что там? – спросила она одновременно смущенным и игривым голоском.
- Часики, - весело ответил я.
- Часики? - произнесла она недоумевающим тоном.
Я помог ей развернуть свёрток и её взору предстали десять тубусов.
- Это все мне? - и хлопает ошалевшими глазами.
- Это все вам, мне они не к чему, они же дамские. У вас две дочери, да и на работе вы найдете кому сделать приятное. Ими меня премировал заведующий кафедрой за грамотное исполнение должностных обязанностей.
Она явно была потрясена. Уж чего-чего, а такого негаданного поступка от бедного преподавателя она явно не ожидала.
- Большое спасибо, – и как-то по-девичьи улыбнулась.
Эти два слова прозвучали так мягко и нежно, что легкая волна возбуждения прокатилась от пят до шейных позвонков.
- Снимайте куртку, - и страстно целует меня в губы. - Надо часики обмыть, чтобы всегда точно ходили и не ломались. У меня есть превосходный коньяк и взмахом руки предлагает пройти на кухню.
- И подмазать, - вырвалось из моего рта.
Я слегка сконфуженный, без промедления просек, что одним мытьём дело не ограничится и бодро приплясывая последовал за Петровной и догадливость меня не обманула.
Весь вечер нами управляла проскочившая симпатия, внутреннее влечение, откровенная раскованность и непринужденность. Любые встречные фривольные разговоры, жесты, телодвижения и выходки воспринимались нами как желанный и долгожданный гонорар. Ни каких табуированных преград и запретов, абсолютная похотливая распущенность, необузданность и непотребство, только безграничная свобода! И к чёрту всякую одежду, застенчивость и стеснительность!
Чем закончились благие и разгульные обоюдные потворства, я смутно помню, только проснулся в одиннадцать утра в её постели с сильной головной болью и витавшим запахом женской плоти, исходившей из-под одеяла, подушек и всего моего тела, как от только что окрашенной скамьи. В квартире никого не было, на кухонном столе лежала записка с выражением признательности за столь милый сюрприз, и прекрасно проведенное время, а в конце была просьба закрыть за собой дверь на автоматический замок. Я обошел три комнаты, принял душ, выпил чашку крепкого индийского чая и прихватив её увесистый ответный знак, поджидавший рядом с моей обувью, отправился домой.
Теперь у меня в холодильнике всегда были разносолы, о которых я даже не то что не мечтал, но даже не знал, что такое может быть в природе. Кое-что я непременно захватывал с собой, когда вместе со своим шефом отправлялся в командировку или в шоп-тур к заграничным соседям. Помню, как он тогда сильно удивлялся откуда у меня, младшего ассистента такие дефицитные харчи. Ну я ему как-то под Армянский «Арарат» выболтал про экзамен, про часики, ну и про ту ночь, что мы провели с тайной благодетельницей. Изумлению его не было предела, и чокаясь со мной, он пару раз произнес: «Далеко пойдешь!» И без зазрения совести, попросил меня, чтобы я ему тоже кое-чего привозил из своего блатного изысканного ассортимента. Когда я осторожно прозондировал об этом кормилицу, то она без задержки позвонила в Елисеевский гастроном, представила, как важного государственного учёного и попросила, чтобы меня раз в месяц отоваривали по самому высочайшему разряду.
Весьма необычное и нестабильное было тогда последнее десятилетие двадцатого века. Меня нагружали такими большими авоськами, что когда я выходил на улицу, то начинал испытывать чувство неловкости и стыда, зная, что за знаменитыми стенами на полках почти что ничего нет, зато подвалы ломятся всевозможными лакомствами и яствами. Но больше всего удивляло то, что с меня никогда не требовали денег, хотя я несколько раз пытался предложить тому мужчине, который навьючивал на меня как на ишака неподъемные сумки, при этом чуть ли не слезно навязывал взять еще. И когда я вежливо отказывался, он все равно находил свободную лазейку в спортивной сумке, чтобы втиснуть туда пару-тройку батанов колбасы. А уж как он настаивал на чешском пиве! Его тогда невозможно было найти даже днем с огнем и которое я не очень-то и любил, но вынужден был брать, так как считал бестактным воротить нос, после такой халявы и уж тем более превращаться в переборчивого сноба: «Что это беру, а это не беру». Видимо поэтому Александр Григорьевич и решил для себя, что я прошел крещение и идеально подхожу на роль партнера по созданию необычного курса лекций.
После того как мы в феврале похоронили Александра Григорьевича, прошло пять месяцев. Все привезенные джинсы из последнего вояжа были распроданы, деньги, вырученные от продажи, заканчивались, и я ломал голову, как бы возобновить прежние научные симпозиумы. Контактов у меня с той стороной не было, а без их приглашения выехать я не мог. Если раньше все заседания кафедры сводились к тому, что мы оживленно обсуждали не научные и учебные планы, а кто что, купил, сколько купил, где купил, по чём купил, сколько заработал, то сейчас с появлением нежданных преподавателей и нового заведующего все разговоры о посторонних приработках прекратились, точно общего нашего минувшего и не было. А поскольку я был на самой низшей служебной иерархии, то считал неэтичным начинать разговоры о шопинге с более старшими по возрасту и званию коллегами.
Лето как всегда быстро пролетело, начался очередной семестр, появились изменения в вузовских программах и нам всем пришлось в срочном порядке заново осваивать и осмысливать новые темы. Теперь уже было не до воспоминаний, главное успеть вовремя подготовиться к очередному занятию. Однажды в начале декабря, когда я после проведения семинара зашел на кафедру, чтобы одеться, то в дверях случайно сталкиваюсь с Магомедом, он работал у нас на полставки, поскольку очно учился в аспирантуре. Я с ним был мало знаком, хотя мы и обучались на одном и том же факультете. Вот только когда я поступил на первый курс, он уже был на пятом. В наших турах его всё время сопровождала жена, так что общение сводилось только к: «Здравствуй» и «Пока».
- Привет, Александр, - и он протягивает руку. - У меня к тебе дело, ты не спешишь?
- Да, в общем нет.
Мы уселись друг против друга за большим кафедральным столом, состоящим из четырех маленьких стоиков, и я внимательно уставился в его черные зрачки. Понять по его выражению глаз или лица, что он хочет от меня было нельзя. Я видел законспирированную маску, а за ней могло скрываться все что угодно.
- Слушай, - начал он говорить тихим голосом, как будто нас кто-то подслушивал. - Надо бы нам как-то возобновить визиты по знакомому рейду, а то с грошами совсем худо. Жена с работы уволилась, ребенка ждет, а я постоянно ищу всякую подработку, то в метро по ночам полы натираю, то сторожем на автобазе сплю, а сейчас в соседний магазин грузчиком устроился. Что ты на это скажешь? - И как-то безнадежно посмотрел на меня.
- Ну что тебе ответить? - лукаво я растянул губы. - Я скучаю по нашим челночным конференциям, докладам по швейцарскому шоколаду с газированной водой, дебатам по курткам, спорам по джинсам, а еще по бешенному долларовому азарту, где вот легко за один день можно огрести многолетнюю зарплату. Ну а если серьезно, я уже давно обдумываю самостоятельную поездку.
Тут Магомед самопроизвольно вскочил, и как тронувшийся шут начал лихорадочно и бестолково метаться по комнате и после некоторого молчания, подойдя вплотную ко мне робко и едва слышно произнес:
- Я столько всего накупил, хватит не на одну ходку, давай перед Новым годом рванём!
- Договорились, - срочно начну затариваться. - А как быть с приглашением? Нам ведь без них не дадут визу.
- Я уже разговаривал с начальником нашего международного отдела. И повертев головой в разные стороны, дабы убедится, что мы еще одни, наклоняется и шепчет мне в ушную раковину:
- Он промышляет перегоном иномарок из Германии, еще тот барыга, так что за пару каких-нибудь «Левисов» или «Врангелей» с «Кока-колой» он нам оформит деловую межвузовскую миссию в любую страну, - и глаза будущего партнёра вспыхнули как у золотоискателя, нашедшего крупный самородок.
- Тогда вперед! – радостно я воскликнул.
Надо сказать, что в те перестроечные и постперестроечные годы оформлением зарубежных командировок занимался наш институтский международный отдел. Он по приглашениям принимающей стороны и ходатайствам кафедры получал визы и выдавал служебные загранпаспорта нам на руки. Мы получали уже готовые документы и сами никуда не ходили. По сути дела, они были прообразом сегодняшних туристических агентств.
Через две недели у нас на руках были заветные удостоверения, но билетов на конец декабря в кассе не оказалось, пришлось купить на восьмое января.
И вот мы навьюченные как ломовые лошади, едва протискиваемся по пассажирскому вагону. В каждой руке по гигантским размерам сумки, за плечами не меньшие по объему рюкзаки, к ним привязаны каска, ледоруб, альпинистские веревки, репшнуры, скальные крючья, карабины. Вся эта туристическая амуниция входила в наш маскировочный план для прохождения таможни, выдавая таким образом себя за горных туристов, с тем чтобы напустить густого тумана и избежать тщательного контрабандного досмотра. На голове у нас были спортивные шапочки и со стороны мы действительно походили на альпинистов. Когда польский проводник увидел весь наш необъятный взгляду скраб, то его возмущению не было предела, и пока мы затаскивали наши баулы в купе он безостановочно, как заведенный патефон, важно качая головой, раскатисто повторял:
- Это не багожове вагон. Это не багожове вагон.
Едва мы все наше трудно подъёмное хозяйство затащили во внутрь, как оказались зажатыми со всех сторон, будто мыши в спичечном коробке, ни развернуться, ни пошевелиться, разве что дышать могли более-менее свободно. Уж и не знаю, как нам удалось распихать содержимое по углам, но теперь если заглянуть к нам в купе, первое что попадались на глаза - это возвышающие рюкзаки, похожие на две горные вершины высотой почти в человеческий рост. Они были раскрыты и выглядели как жерла вулканов. Стояли они у двери и все что в них лежало всем откровенно сообщало: нам скрывать нечего, если интересно, пожалуйста, можете всё сами разглядеть.
Чтобы еще более убедительнее выглядела наша маскировка крутых горных барсов мы сверху положили по палатке, спальному мешку, газовой горелки, котелку и алюминиевой кружке. Они красиво оттеняли «ценные» утаивания под ними. У меня были припрятаны: три фотоаппарата «Зенит», полсотни наборов сверл, два десятка комплектов столовых приборов и еще рассыпь гаечных и разводных ключей, отверток, ножниц и соединительных сантехнических шлангов. У Магомеда сигареты и водка, которая была разлита в бутылки из-под минеральной воды «Ессентуки», а еще постельное белье, полотенца, наборы автомобильных и слесарных инструментов, парфюмерия и косметика фирм «Нина Ричи» и «Эсти Лаудер» и еще много всякой мелочи. То, что мы везли, хватило бы для открытия небольшого сельского промтоварного универмага.
По опыту прошлых поездок мы уже знали, что польские проводники наметанным взглядом определяют тех, кто нагло везёт излишне много или возможно что-то запрещенное. И тогда не просто проходил поверхностный таможенный осмотр, а устраивалась тщательная фильтрационная ревизия вплоть до скидывания с себя одежды и широкого раздвигания ягодиц. Поэтому у меня не было сомнений, что они сливают информацию стерегущим границу о таких пассажирах.
- Слушай, ты видел, как эмоционально реагировал поляк на наши вещи? – обратился я к Магомеду. - Это явно не спроста, кажется он на бабки нам намекал, мол не задобрите, настучу стражам и тогда вам несдобровать, останетесь с носом. Надо бы ему на лапу дать, чтобы в тряпочку молчал. А если его спросят, кто оборзел и работает по-крупному, то о нас он должен сказать, что вот тут расположились спортсмены-альпинисты, едут на студенческие соревнования покорять местные Татры.
Вообще, Магомед временами выглядел странным и закомплексованным товарищем. Он все время чего-то боялся и опасался. Пройти для него метров сто, и чтобы пугливо не оглянуться пару раз назад, было смерти подобно. Если он оказывался рядом с теми, кто вели оживлённую беседу, то он скромно молчал, с непроницаемым выражением отходил в сторонку и делал вид, что думает о чём-то более важном и серьезном. Хотя может и было так, поскольку он никогда не выпускал из рук учебник или чью-то монографию по логике. Я тогда был еще никто и как-то стеснялся спросить, почему он выбрал в качестве научного интереса именно это направление. Ведь в программе обучения этой дисциплины не было. Ну а когда он заговаривал, то его тон походил на извинения школяра, не выучившего домашнее задание. Речь была приглушенной, растянутой, вкрадчивой, учтивой и выглядел он послушно и смиренно.
- И сколько ты хочешь ему дать? – спросил он в свойственной манере.
- Я думаю мелочиться не стоит, долларов пятьдесят.
- Не многовато?
- Нашему земляку за милую душу хватило бы и пятёрки. А тут дикий оскал капитализма. Меньше дадим, так он еще чего доброго рассмеётся и нашлёт на нас ментов за попытку подкупа.
Магомед слегка скривился, погрустнел и полез в карман куртки за кошельком. Через полчаса поезд тронулся, и я с зелеными бумажками бодро зашагал для умасливания. Наш взяткополучатель сидел в своём закутке и что-то записывал в раскрытую тетрадь.
- Чё вы желаете? – повелительно как-то прозвучало.
- Мы профессиональные горовосходители, едем на международные соревнования в Татры, и у нас много необходимых нам приспособлений, без них невозможно совершать восхождения. Таможня может не разобраться что к чему, не захочет вникать, начнёт придраться, мол столько всего много непонятного и странного для туристического снаряжения. Возьмёт и высадит нас на перрон. Может вы поможете нам?
- Як? – резко он спросил и неестественно мотнул головой.
Я кладу на стол несколько купюр разного номинала, он тут же их накрывает листком бумаги.
- Хорошо, - прозвучало как-то по дежурному. И вновь углубился в свои записи.
- Спасибо, – довольно буркнул я, и быстро ретировался.
- Ну и как? – услышал я убаюкивающий голос.
- Не моргнув, сграбастал, будем надеяться, что проскочим.
После этого мы разложенные на верхней полке всякое шмотье прикрыли походными стульчиками и такими же столиками. Они очень удачно вписывались в наше прикрытие.
- А если нас все-таки начнут досматривать? С таким количеством багажа точно высадят. Что будем делать? - как-то совсем грустно засопел Магомед, когда мы подъезжали к Бресту.
- Не дергайся, этот пшекский кондуктор сцапал бабки без колебаний, и я бы сказал по привычке, и не просто так, шепнет на ушко кто мы такие и пошлет всех к нашим соседям, главное соблюдать абсолютное спокойствие и безразличие ко всему окружающему. Мы опытные скалолазы и от нас должны веять уверенность и бесстрашие, нам нечего беспокоиться. Если заметят, что мы волнуемся, нервно себя ведём или нас что-то гложет, перетряхнут всё купе и тогда нам точно хана. Конфискуют под чистую, да еще и штраф влепят, - озвучил я голосом бывалого и прожжённого челнока. Тем не менее, как бы я голословно не распространялся, все оставшееся время до пересечения границы превращается для нас в сущую пытку, ведь нет ничего на свете более стремного, чем ждать и не знать финала.
Мне уже пару раз приходилось тайно от всех преподавателей кафедры вместе в Александром Григорьевичем и его семейством вот таким нехитрым способом пересекать границу. Тогда Войтович стремился ошарашить таможенников, когда они хотели заглянуть к нам в гости, своим громогласным профессорским басом.
- Альпинисты, подъем, начинаем штурм горы, пришли с проверкой. Каски, ледорубы, крючья, веревки, репшнуры, перчатки, провиант, примуса, котелки, палатки и спальные мешки к осмотру! Не забудьте и себя показать! – кричал он как резаный.
После такого наигранного солирования трясуны в погонах картинно на нас пялились, окидывали взглядом нашу весьма немалую поклажу, ласково приветствовали, желали успехов в покорении непреступных пик, хорошей погоды и шли дальше инспектировать.
- Ну я надеюсь на тебя, - уже более флегматично произнес мой спутник. - А то мне жутко не по себе делается, такое ощущение, что я оказался в морге.
- Спокуха! Ты давай-ка не суетись, спрячь поглубже свои переживания, залезай на полку, и медитируй, изображай из себя пофигистского и бесстрашного скалапроходца или горнопроходца, иными словами проходца. Актерствовать буду я. Обувь свою поставь на видное место, чтобы всем этим зорким соколам она бросалась в глаза. Это ведь не какие-то там модные туфли для высоких кабинетов с устланными персидскими коврами, а самые что не на есть первоклассные горные ботинки. Наша легенда должна выглядеть убедительно.
Через полчаса послышался шум: хлопанье дверьми и произнесенные короткие по-армейски суровые возгласы нескольких мужчин. Я, уставившись в окно, имитировал степенность и полную апатию с равнодушием, со звуком прихлебывал чай и двумя пальцами придерживал ложку, позвякивая ею об стакан. Как мне казалось, чем громче я буду причмокивать, тем легче будет унять затаенную тревогу, а она все возрастала и возрастала. И это несмотря на то, что возвышающиеся перед входом распакованные рюкзаки, играющие роль приманки и убеждающие каждого, кто заглянет к нам, кем мы являемся и куда движемся, должны были если уж не успокаивать внутреннее напряжение, то уж точно его не повышать. До конца я не был убежден, сможет ли всё это сработать, ибо будь бы вполовину меньше вещей, то сомнений что проскочим на ура не возникло бы. В то же время для меня все-таки не совсем была ясна роль проводников при пересечении границы. Всё ли они могут за деньги, или отдается на волю случая?
Мы решили не запирать дверь, как бы донося, что ничего не везем запрещенного и нет такого, что можно скрывать. Едва в проеме показались фрагменты зеленой ушанки, как она непроизвольно останавливается и застывает. Прямо перед ней вырисовывается огромная куча, сверху прикрытая походной утварью, а вот что под ней навалено было не совсем ясно. Много чего в своей службе видел некоронованный контролер, но, чтобы такое! Накидано как на мусорной свалке. Начни тут копаться, дня не хватит! И первая мысль, пришедшая ему в голову: «Это, едут потерявшие ориентир бомжи».
Я косо поглядываю на окаменевшую и бездушную шапку, туловища не видно, оно спрятано за багажом, похожим на бугор.
«Так, - вспыхнуло в голове, - надо срочно что-то сказать, просветить его, кто мы на самом деле, и почему мы везем с собой столько много всего. - Любопытно, какого он роста? Точно не гигант, почти вровень с моим рюкзаком».
- Мы альпинисты, едем в Татры на международные студенческие соревнования, - выпалил я приманчиво. И отвернув голову к окну продолжал попивать чай. А сам думаю: «Ну мы и дали маху, разве можно так наглеть? За нашими манатками можно не узреть ни одного недремлющего стражника. Выглядывает сычом, как испуганный новобранец из окопа, того и гляди, сейчас подпрыгивать начнет, чтобы лучше разобраться, а что там припрятано за этим барьером».
Чувствую затылком как он впивается расширенными зрачками в карабины, к привязанным к лямкам крючьям, в толстую веревку, смотанную в кольцо размером с обруч, в закопчённый котелок и до меня доносится:
- В Татрах есть горы?
Я с прохладцей поворачиваюсь к нему, понимая, что слуга государства сам того, не осознавая купился как простофиля. Теперь его надо только вежливо и легонечко подсечь, и он будет трепыхаться в наших ладонях, что я и сделал, ликующе произнеся с надрывом:
- Еще какие! В теплое время они мелковаты для тренировок, а вот зимой самый раз. Снега почти нет, идеальные погодные условия, минус три-пять градусов, что сопоставимо с летним сезоном на высотах более четырех тысяч метров. Сейчас на Кавказе, Памире или Алтае делать нечего, там много снега и очень холодно. Поэтому в январе польская сторона и устраивает матчевые встречи по скоростному восхождению. У них там есть почти отвесная скальная стена, метров сто пятьдесят в высоту, вот на ней мы и будем показывать свое мастерство, кто проворнее всех на гребень вскарабкается.
- Понятно, - донеслось до меня так, как будто было сказано из соседнего купе. - А ледобуры у вас есть, я их что-то не вижу? – спросил он недобро.
Не успел он еще закончить свою речь, как фанфары зазвучали во всём моём теле: «Вот ты милок и попался. Обвели мы тебя как салагу вокруг пальца. Теперь ты не сможешь поменять свой настрой, будешь отвесно висеть в связке, столько, сколько мы посчитаем нужным».
- Они нам без надобности, – и я с превеликим трудом сдержался, чтобы не заулыбаться, продолжая накручивать катушку спиннинга, подтаскивая добычу к сачку. - Там нет ледовых торосов. Там вообще нет никаких ледников, мы и кошки с собой не брали.
- Ясно, - произнес он так, как солдатик, перед непосредственным командиром. Еще раз покрутил головой, немного поколебавшись, и не попрощавшись, молча развернулся и незаметно исчез.
- А ты боялся, - высказался я, - кажется мы проскочили. И мной овладело невероятное чувство буйной радости и облегчения. Это было такое восхитительное и изумительное состояние, какое можно испытывать при нежданном крупном выигрыше в лотерею или свалившего на голову крупного наследства. Душа тут же запела и пустилась в пляс. Еще несколько минут назад, мы могли не только остаться без штанов, но и со снятым скальпом вместе с кожей. И вот он короткий миг, от страха съедающий мозг, почки, сердце, сосуды и… почти наркотическое, блаженное опьянение, подаренное невозмутимым блюстителем границы. Вся жизнь вместилась в эти чертовы баулы, которые в тот момент стали смыслом и источником нашего существования, и весь мир разом закрутился вокруг них. Помню, как я выпустил на волю свой темперамент: как вскочил на ноги, как физкультурник стал размахивать руками, как вдруг почувствовал невероятную силу, как у меня перехватывало дыхание, как мой разум засеребрился и как я словно измученный и раздираемый жаждой изнеможенный странник, махом опрокинул остатки чая, словно это был и не чай, а ледяная родниковая вода.
Минут через пятнадцать стало тихо, и теперь уже было окончательно ясно, мы благополучно покинули родину. Магомед, потрясенный тем, как мне умно удалось пустить пыль в глаза проверяющему, молча, дрожащими руками достал бутылку водки с надписью «Ессентуки». Зубами оторвал железную пробку от горлышка, наполнил наполовину наши стаканы и негромко провозгласил:
– За удачу! – оглушил в один присест.
Я тоже последовал его примеру, и сразу же тепло побежало по всему телу. Затем растянулся на нижней полке и витая в эмпириях через несколько минут впал в сладостную дремоту. Правда впереди нас еще ждали такие же глазастые господа с противоположной стороны, но они не доставляли никаких хлопот. Им почти всегда было абсолютно все равно, что мы везем, сколько везем, куда везем, откуда везём. (Думаю, что без лепты проводников все же не обходилось.) Они как бы уже заранее знали, что все поезда, следующие к ним из России, заполнены одними торгашами, и сюда они тащат дешевые товары первой необходимости, а обратно повезут всякий ширпотреб, которого навалом в Республике. Так что для них мы были вроде степлера скрепляющие страны и народы, чьи интересы были куда крепче, чем всякие идеологические «измы», так и не прижившие на наших землях.
И вот мы в Варшаве, с навостренными глазами стоим на перроне, а вокруг нас сноровисто снуют носильщики, похожие на торопыт и на сносном русском языке предлагают за сотню тысяч злотых доставить все нескромное имущество на рынок, прозванный нами «Дружбой народов». Мы не торгуясь соглашаемся и через полчаса два грузчика обливаясь потом, доставляют наше богатство к торговым рядам. За то время, когда мы были здесь последний раз, ничего не поменялось: всё тот же многонациональный народ со всего низринувшего Советского Союза, он как нам казалось, так никуда и не уходил, а также знакомый дефицитный ассортимент давно исчезнувший из продаж на родине и разложенный на газетках, замызганных картонках, а то и вовсе на асфальте. Не заметить вновь прибывших с таким количеством поклажи не могли, и буквально через несколько минут вокруг нас сгрудилась плотная толпа, состоящая из наших сограждан, панов и пани, интернациональных рэкетиров в кожаных куртках и еще пара невозмутимых с напряженными лицами и цепким взглядом местных полисменов.
Вот тут-то мы серьезно напряглись, полагая, что сейчас нас повяжут блюстители правопорядка. Возможно требуется разрешение, а его у нас нет, все-таки год уже прошел, как мы были здесь последний раз. Но строгие мундиры молча стояли в сторонке и пренебрежительно пеленговали, как мы раскладываем товар, как у нас его бойко покупают, как бандиты нюхают парфюм, а потом ни говоря ни слова засовывают пару флаконов за пазуху и неспешно удаляются, как пан долго вертит ледоруб, крючья с карабинами, тупо разглядывает веревку и репшнуры, пальцем скребет днище котелка, расстегивает спальник, прикидывая, где все это можно использовать и на плохом русском языке спрашивает:
- Что это такое?
Получив от меня пояснительный ответ, он желает купить скопом всё туристическое снаряжение, которое мы не собирались продавать, так как оставались бы без надежного прикрытия по возвращению на отчизну. Мы точно таким же способом планировали и обратно пересечь границу, когда все наши баулы будут забиты всяким дешевым барахлом. Но пан становится настойчивым, косится в сторону служителей закона. Те с неподдельным интересом продолжают нахально взирать за происходящим и мне нечего не остается делать, как всю горную амуницию уступить в угоду настырному поляку. Не успел он исчезнуть из виду, как ко мне подходят стражи порядка, один из них пальцем указывает на две красные промышленные каски, побывавшие не в одном горном походе и спрашивает на своём языке:
- Иле коштуе?
Я пытаюсь объяснить, что каски не продаются, но они их уже держат в руках и примеряют, сняв фирменные фуражки. Пришлось соорудить довольную мину на лице и от балды назвать цену в пять тысяч злотых. Полицаи бегло заговорили между собой, после чего протягивают десятитысячную купюру. Я забираю банкноту, и они скрываются за любопытствующими и приценивающимися.
Целый день торговля шла бойко. Мы практически не торговались, зачастую соглашались на те ценовые предложения, что нам давали, и к заходу солнца большая часть нашего имущества была распродана. Карманы курток, джинсов топырились набитыми бумажками, а два миллиона в крупных купюрах пригрелись за пазухой. Мы были миллионерами. Впервые в жизни мы пухли как дрожжевое тесто от денег, пусть даже и не нашенских. Нас переполнял невообразимый восторг, захлестывали ликующие эмоции, и мы едва сдерживались, чтобы не начать танцевать ламбаду. Исходивший запах купюр в прямом смысле пьянил наши головы и выглядели мы в те минуты как обкуренные.
Когда я складывал то, что осталось от распродажи, то оказалось, что вся мелочёвка умещается в одну сумку и рюкзак. Тащить всё это с собой мы не стали, а сдали на вокзале в камеру хранения. После чего взяли такси и поехали в гостиницу. По дороге дали волю рукам, воровато щупали себя так, как это делают надзиратели для вновь прибывших на посадку в заключение. Нас подмывало удостовериться, что это не сон и бумажки самые что ни на есть денежные. В фойе, пока переминались с ноги на ногу у стойки регистрации, к нам подошел грузный пан, покрутился вначале вокруг меня, потом Магомеда, заглянул в тканевую авоську и тихо спросил:
- Чы пан водка?
- Есть, - отвечаю я, и вытаскиваю стеклянную бутылку, со знакомой наклейкой «Ессентуки».
Пузырь мы взяли с собой, чтобы обмыть наш первый удачный торговый день. Про остальные мы просто забыли, а это целый ящик, лежащий в дорожной тележке. Я ему по слогам объясняю, что эти не газировка, а водка, мы её так замаскировали. Ножичком откупориваю пробку и даю понюхать. Пан смотрит на меня удивленными глазами, нюхает горлышко, потом неожиданно делает глоток и поднимает палец вверх.
- Ещще?
Я показываю на пальцах девятнадцать. Говорю, завтра вечером, здесь же в семь часов.
- О кей?
- Добре. Скилки?
Я отвожу в сторону Магомеда и тихо лопочу:
- За сколько ему отдашь?
- Если всю заберет, то за десятку.
Возвращаюсь к пану и объявляю:
- Двенадцать.
Пан покачивает головой из стороны в сторону и после непродолжительного молчания произносит:
- Добре, - и протягивает мне и моему бизнесмену руку.
Я с Магомедом делаю ответный жест и обезумевшие от такого фарта в припрыжку вбегаем по лестнице на третий этаж, и как малые дети мчимся по длинному коридору. И только когда оказываемся в номере, без чувств в одежде и обуви валимся на диван. Приняв душ, мы спустились в бар. В меню в разделе спиртные напитки я увидел название: - «Водка русская» по цене двадцать четыре тысячи злотых за сто грамм. Показываю на ценник и говорю:
- Мы не лоханулись, они же предлагают нашу, кровную «беленькую» в десять раз дороже? Магомед слегка нахмурится, на какой-то момент призадумался и тихо молвит:
- Пойдет, все равно это в три раза дороже её стоимости. Если бы она была в фирменной посуде, а так не много найдется местных пьянчуг, кто поверит, что в этой таре, скрывается сорокоградусная вода. Да и потом, я спихнул все бутылки. А выстави их на рынке, тут же любители выпить и опохмелиться со всей округи сбегутся, а с ними всякие блатные с попрошайками, и что нам тогда останется одному богу известно. Мы еще не представляем, как себя повели бы полицаи. Может сейчас у них запрет на уличную продажу алкоголя. Все нормально. А ты молодец, накрутил еще пару тысяч. Ужин за мой счет.
- Не мелочись. Ладно, что будем пить?
Выпив по литру пива, мы съели по большому куску стейка с картофелем, потом в номере разбавили наш ужин еще зеленым чаем из моего походного чайника и завалились спать.
Следующий день выдался промозглым и ветряным. Выжимать каждый дополнительный злотый в такой собачий холод было выше наших сил. Мы за два часа успели околеть, и чтобы совсем не превратиться в ледышку быстро сбагрили все остатки, заплатили местной и отечественной «крыше» по сто тысяч и отправились в ближайший магазин, расположенный рядом с вокзалом, выбирать зацепистый ширпотреб по приемлющей цене на радость нашим соотечественникам. Потратив целый час и не найдя ничего подходящего, мы ринулись в следующий. Но и там не нашли ничего стоящего, как и еще в трех других. Усталые, голодные и раздосадованные мы вернулись в отель, всучили настырному поляку всю нашу «горячительную» и отправились в бар, где повторили вчерашний ужин. В номере пересчитали нашу выручку, у меня оказалось почти семь миллионов, у Магомеда на шестьсот пятьдесят тысяч меньше, что в переводе на зеленые составляло пятьсот сорок и пятьсот соответственно. Сегодня это совсем немного, но для начала девяностых, это была о-го-го какая сумма, превышающая месячную зарплату в двести пятьдесят раз.
Два дня мы еще потратили на поиски того, что не нужно здешнему населению, но очень бы приглянулось нашему. Но так ничего завлекательного и не обнаружили, и после небольшого обсуждения, принимаем решение. Утром отправляемся в обменники, покупаем доллары, потом на вокзал за билетами и вечером едем домой.
В предыдущих поездках мы затаривались в провинциальном Ополе. Там торговые помещения были завалены грошовым шмотьем. Здесь же столица просто кишели такими же охотниками, как мы и они сметали вместе с пылью и паутиной все копеечное, третьесортное и бросовое, главное, чтобы лейбл и этикетка были написаны на иностранном языке.
Едва продрав глаза ранним утром, мы стали собираться в дорогу. Ну а перед тем как покинуть номер мы на посошок выпили моего фирменного чайку. Погруженный в себя Магомед вдруг после нескольких глотков крепкого настоя прозрел:
- Слушай, хочу часики прикупить, мои совсем перестали ходить. Я позавчера в одном супермаркете заприметил вывеску: «Часы», пошли посмотрим.
Я не сразу уловил смысл услышанного: «видел рекламу часов, пошли посмотрим». Эти слова прозвучали ярко как вспышка, вроде блеснувшей лампочки от скачка напряжения и прозвучали как-то по-иному, совсем не так, как если бы он сказал: я видел дешевые джинсы, косметику или легинсы, бывшие популярными на рубеже 80-90-х годов. Его слова несли другой смысл и другое значение, в них притаилась энергия динамита готовая сжечь дотла душу и было что-то такое, что ломало привычный ритм и образ жизни. Меня в секунду захлестнула волна сладострастных воспоминаний: о первых школьных часах, имевших сакральное значение и зародивших первую искру, часах-трудяг с автоподзаводом, витрина, утыканная «Полетами» похожая на подсолнух с семечками. Вслед из глубин подсознания вынырнул хронограф, а за ним ностальгия по крутящимся стрелочкам, шестеренкам и заводной головке с возможностью покрутить ее в разные стороны и возможностью прислонить к уху, чтобы вновь услышать звуки цикад, немного отвлечься, забыться, отрешиться от повседневных забот, чуть-чуть побездельничать и повитать в разных концах света. Не знаю, что со мной вдруг случилось: возврат к мальчику четвертого класса или студенту философского факультета? Но мне прямо сейчас захотелось вот здесь, в чужом государстве, стать обладателем уже подзабытых умиротворённо тикающих ходиков с блестящим циферблатом и упоительно гипнотическим «тик-тик-тик». Казалось призраки канувших шагающих стрелок обступили плотным кольцом и дружно начали водить вокруг меня хоровод и громко скандировать: выбери меня, выбери меня.
И пока мы ехали в машине, произнесенная Магомедом фраза рефреном так талдычила в голове, что я просто не находил себе места. Меня иссушало желание, как можно скорее оказаться в дразнящей и одновременно манящей компании круглых, продолговатых и квадратных корпусов, которые беспорядочно метались в моём сером веществе, как будто искали тот укромный уголок, где они будут отчитывать время.
Через пятнадцать минут мы расхаживали в секции: «Часы мира». Никогда мне еще не доводилось видеть такого количества самых разных марок и моделей. Их было не просто много, их было бессовестно много. Вообразить такое, чтобы вот так в одном месте, на прилавках под стеклом шуршат сотни, а то и тысячи блестящих индикаторов времени было выше даже моей иногда неудержимой бурной фантазии. Конечно мы тогда еще не понимали, почему цена вроде как очень схожих по внешнему виду корпусов так сильно отличается друг от друга. На наш дилетантский взгляд мнилось неприличным и верхом расточительности владеть ходиками за несколько сот долларов, когда есть почти такие же, с другим названием, но за пять. И уж тем более мы не находили разумного объяснения ценам в несколько тысяч американских знаков, и не представляли себе, того, кто может позволить себе такой шик. Несколько раз к нам обращался на смеси русского и польского языка степенный, лысый, упитанный, невысокого роста и среднего возраста в очках продавец, больше похожий на владельца мясной лавки, сразу же смекнувший по нашему внешнему виду, откуда мы приехали. Но нам было не до него, мы были словно в наркотическом угаре, ничего не слышали, жадно мозолили и ахали с неестественно выпученными и примагниченными к ходикам зрачками, будто это не ходики, а непостижимая вечность. И выглядели мы как две заплутавшие жабы, случайно перепутавшие топкое болото с салоном.
Первым, кто вышел из оцепенения, как и полагается был старший по возрасту. Он тепло взял меня под руку отвел в сторонку от прилавков и стеллажей и тихо, чтобы никто не услышал осторожно предлагает:
- Не буду скрытничать, у меня созрела замечательная и озорная мысль, а может нам кое-что из этого прикупить для перепродажи? – услышал я вкрадчивый и извиняющий голос. - Ну не ехать же совсем налегке!
В девяностые времена соблазн что-то купить, и перепродать были в крови у всего советского народа. В столице центр города в пределах бульварного кольца превратился в гигантскую стихийную барахолку. Причем в выходные дни там столько собиралось народу, что за ними едва можно было увидеть стены домов и Кремль. Чего там только не продавали. Ходили слухи, что видели предложения пристроить в руки пассажирский самолёт, атомный реактор, крейсер, подводную лодку, металлургический завод и даже Останкинскую телебашню. Туда несли всё, что можно нести, а что нельзя было притащить, так об этом извещал огрызок картонки. Поэтому я готов был стать двужильным и переть на себе какой угодно хомут, но, чтобы этим подвластным товарным уловом были часы, мне даже при ясном сознании не приходило в голову. И сейчас мы, как два тюленя совсем не знающие этот специфический рынок, должны за какие-то несколько минут принять по сути судьбоносное решение. Для нас он был непроглядным, неявственным и малопонятным, и мы совсем не выясняли, а есть ли в них нужда у наших сограждан? Могут ли они польститься на чужеземное имя также как на джинсовую этикетку? А главное, какие же модели верховенствуют в столице: электронные или механические? Мы даже и рядом не прохаживали ни с одним из часовых бутиков и риск оказаться с нераспроданными «тикалками» был велик. Тем более я не знал ни одного названия зарубежного бренда кроме «Касио», а тут открываются взору десятки, если не сотни многообразный наименований и все для нас ничего не говорящие. От такого изобилия у меня голова начала лопаться. Я попытался прийти в себя, но как-то выходило вяло, а интуиция, которая нам часто вносила определенность, почему-то затаилась и молча, с украдкой и интрижкой взирала за нами. Видимо ей было интересно, сделаем ли мы решительный шаг или подожмем хвост?
- Хочешь втравить и впутать меня в катавасию? Ну если покупать, нараспев я пронудел, то самые дешевые, с ними мы скорее всего не ошибемся.
- Так я тебе об этом и толкую, - откликнулся Магомед.
Я опасливо посмотрел на него не моргающим взглядом, соображая, когда это он мне втолковывал и после небольшой паузы отрезюмировал:
- Ну что ж, давай рискнём.
Мы еще раз десять обошли прилавки и заметили, что самые низкие цены на японские «Ориент» и «Ситизен». Определившись с выбором, быстро прикинули, сколько мы можем себе позволить обратились к продавцу, не спускавшего с нас пристального взгляда и домовито надзирающего за всеми нашими беспорядочными курсированиями вперед-назад. Я пальцем стал ему пальцем показывать, на что мы запали. Он сначала неохотно доставал коробочки из ящичков, но видя, что я на этом не останавливаюсь, а продолжаю настойчиво тыкать, торговец зашевелился, появилась сноровка и вот уже нашему взору предстает гора упаковок.
- Шо пану треба? - спрашивает он раздраженным тоном.
Я переглянулся с Магомедом, и преисполнившись гордости сладострастно улыбаясь произношу:
- Всё! – и я руками изобразил загребательные движения.
Его лицо приобрело свирепый вид. Видимо посчитал что мы над ним стебёмся и только он начал убирать часики, как я возмущенно рявкнул:
- Эй! Я же сказал, что всё!
Поляк застыл, недоуменно часто заморгал ресницами, еще не веря такому счастью и как-то неловко протер засморканным платочком линзы очков. Но быстро пришел в себя и так широко растянул губы в улыбке, что я увидел, как у него уши пришли в движение, как будто их невидимой рукой потянули назад. Мгновенно из воздуха возник калькулятор и его пальчики живо застучали по кнопкам. Мы молча следили за мельканием цифр и только когда осталось последняя коробочка, я по слогам произнес:
- Треба скидка, пан разумее?
- Да, да, да, - повторил он льстиво, - скидка буде.
В итоге, мы за сто девяносто шесть небольших коробочек заплатили девятьсот восемь долларов. Пан аккуратно все сложил в свои пакеты и мы, выйдя на улицу дружно испытываем как на нас накатили маловразумительные и противоречивые чувства: с одной стороны, - снедала удача, а с другой - душила тревога. Уж не погорячились ли мы с покупкой? Сможем ли мы не просто продать такое количество, но еще и подзаработать? Единственно что успокаивало, так это то, что проблем куда сдавать на комиссию не было. В столице в конце восьмидесятых кустисто множились и цвели комиссионные лавки, и там принимали на реализацию все, что предлагали граждане. Нам оставалось только поддаться суеверию и свято верить в наших малопритязательных и нетребовательных земляков, что укоренившиеся заморские названия приглянуться им так же, как и вся аудио и видеотехника с Востока. А она была в почёте и уважухе! И кроме того еще отличалась наипрочнейшим качеством и небывалой безотказностью.
Надежду на удачный сбыт, давал и успешный опыт предыдущих продаж. Ведь мы, раньше цепенея от своего бесстыдства затоваривались таким занюханным «Гэ», что казалось оно раньше сгниёт, чем на него кто-то позарится. Но мы ошибались, очень даже кому-то приглядывалось. Вот такие мысли роились в наших головах пока мы с озабоченными и удрученными лицами ехали на такси.
Как только мы вошли в номер, я для снятия напряжения, разлил по стаканам остатки «Русской».
- Ну что, пьём за новое дело!
- За новое начинание, - поправил меня мой подельник.
Видимо мы так спешили снять напряжение, что, когда сосуды соприкоснулись, половина того, что в них было от удара вылилось на пол.
- Вот зараза. – гневно я выпалил, - ладно, что-нибудь прикупим в буфете и жадно опорожнили до последней капли.
До отправления поезда оставалось еще шесть часов. Мы немного вздремнули, потом взбодрили себя крепкой заваркой и стали собираться в путь. За полчаса до отбытия состава Магомеду внезапно захотелось пить, но не просто воды, которая, кстати была так себе, а продукции национального «Пивпрома». Я удивлённо покачал головой и пошел его сопровождать в ближайшее кафе, где ему всучили четыре пол-литровых банки. Они, судя по толстому налету пыли на крышке, давненько стояли на полке. Хотел ему на это указать, но не стал, не терпелось увидеть его выражение, когда он прикоснётся к этой желтой моче.
Уже на подходе к вагону я заметил, что мы со своими скромными легковесными сумочками сильно отличаемся от других пассажиров. Почти у каждого было по нескольку тюков приличных размеров. А вот мы на их фоне выглядели как голодранцы, на что могли обратить внимание непробиваемые и бездушные бдительные стражники. Едущие обратно с большой поклажей - это скорее норма и повод, чтобы их немного пощипать. Но те, кто налегке скорее всего надеются не вызвать подозрения, с тем чтобы незаметно прошмыгнуть с запрещенным товаром, или драгоценностями.
- Тебе не кажется, что мы допустили зевок? – спросил я Магомеда. - Весь вагон выглядит как один сорокафутовый морской контейнер, а у нас по тощей дорожной барсетке. Мы как маркированный груз с надписью: «не кантовать». Не продумали мы, как себя вести, в случае продажи туристического снаряжения. Запихнули бы его в рюкзаки и туда же весь наш скарб и выглядели б как самые провинциальные шмошники. Ох, и нагорит нам! Ладно, что сделано то сделано, не будем падать духом и огульно заниматься самобичеванием. Может пойти посоветоваться с вагоновожатым, такой милый симпатичный паренёк, вдруг чем-то поможет или что-то подскажет?
- Тогда уж скорее всего вагоносмотрящий, - услышал я тревожный голос. – Хотелось бы верить. Но поляк нам не чем не помог, только зря щедро раскошеливались. Как бы и этот таким же не оказался!
- А мне видится, что вагоночаядающий полный антипод и готов на многое, чтобы подхалтурить. Прощупаю его позже, пошли заселяться.
Надо сказать, что обратно мы возвращались не польским, а российским поездом и естественно обслуживался состав отечественными работниками. Как только мы тронулись, Магомед погрустнел и заметно сник.
- Пойду-ка я проконсультируюсь, чем черт не шутит.
И только я хотел открыть дверь, как она сама с шумом раздвинулась и в проеме показался синяя униформа, на груди которого висела карточка с именем: «Андрей».
- Ваши билеты.
Я молча протягиваю. Он их пристально изучает, делает пометки на листке бумаги и спрашивает:
- До Москвы едете?
- До ней самой, - отвечаю я слегка волнуясь. - Андрей, обращаюсь я к нему. Мы в Варшаве часиками разжились, и они нам так понравились, что мы под сурдинку еще немного подкупили, вот сидим и трясемся, гадая, что нам скажет недремлющая белорусская таможня.
- На руку оденьте и не парьтесь, - откликнулся он уверенно.
- Да рук у нас столько не найдется. Излишне намудрили, сил своих не рассчитали, ну и перестарались, почти две сотни вышло. Решили уж гулять так гулять напропалую, и мое лицо изобразило кислую полуулыбку.
Он как-то по лягушачьи выпучил глаза и сморщил лоб, словно столкнулся с препятствием.
- Покажите!
Я расстегиваю сумку, сверху приподнимаю рюкзак и нашему взору представлены блоки, в каждом было по десять коробочек, аккуратно перевязанных черными резинками.
- Что за часы?
- Японские: - «Ориент» и «Ситизен».
- Можно взглянуть?
- Конечно.
Я вытащил упаковку и протянул ему. Андрей неторопливо открывает, пытливо разглядывает, вертит и крутит как будто приценивается и закрывает. Для достоверности даю ему еще одну. Он с таким же интересом рассмотрел и буднично произнес:
- Сейчас билеты соберу и зайду, а пока расфасуйте по нескольким пакетам.
- У нас столько пакетов не наберется, - ответил я напряженным голосом.
- Разложите в те, что у вас есть, принесу вам еще парочку.
- Будет сделано, - взял я под козырек.
Упаковывая, я, улыбаясь во весь рот оборонил:
- Ну что, кажется нам и на этот раз повезло, мы с тобой прямо заколдованные везунчики, - и по-детски усмехнулся.
Магомед неестественно заерзал, засуетился, завертелся и видимо не ожидая такого фарта, закрепляет его жадными глотками пенящейся и шипящейся как масло на раскалённой сковороде рыжей смеси с шумом вытекающей из железной банки.
- О! - услышал я победный вопль. И взмахом руки предлагает мне составить ему компанию.
- Спасибо, выпалил я, - в другой раз.
- Ну как хочешь.
Я не стал его спрашивать, каково «оно» на вкус, понимая, что для него в сию секунду любая жижа будет самым вкусным пойлом.
Через полчаса вагоноспаситель передал нам пять пакетиков. Мы в них переложили наше будущее благополучие и процветание, и я пошел к нему, чтобы доложить, что все готово. Вошел он к нам минут через десять с длинным металлическим прутом с изогнутым концом, вроде как рыболовного крючка, только размером для ловли кита.
- Идите минут пять погуляйте, - сказал он строго.
Мы покорно встали и вышли в проход. Дверь за нами не просто захлопнулась, её ещё закрыли изнутри на замок. Прошло не так много времени прежде чем мы вновь увидели нашего можно сказать доброхота со своим странным приспособлением. Ничего не сказав, молча пролетел мимо нас.
Мы сразу же бросились искать тайное убежище. Пошарили под сиденьем, перетряхнули постель, прощупали спальные места, заглянули в углубление для багажа, расположенное прямо над входом, но никаких скрытых мест не обнаружили.
- Интересно, куда он их спрятал? - разговаривал я сам с собой. - Где-то видимо есть ниша в этой клетушке иначе зачем ему прут.
Магомед повращал вокруг глазами и показал пальцем на потолок.
- Видимо там. Если это так, то при мне один раз таможенники туда заглядывали, и даже светили фонариком. Нам капец, - и показал скрещенными пальцами решетку.
- Не ссы, и перестань заниматься умственным мазохизмом. В крайнем случае прикинемся глупышами, скажем, что ничего не знаем и первый раз видим эту контрабанду.
Мой сообщник как-то грустно вздохнул и почти голосом из глубокого подземелья прогудел:
- Не хотелось бы, чтобы реквизировали под чистую.
- Сожми кулачки и думай о приятном. Проскочим, не первая ходка и скорее не последняя.
- Будем надеяться, что нам и на этот раз повезет, - просопел он натужено.
- Повезет, еще как повезет. Если этот малец решил нам помочь, то он уверен, что припрятанное никто не найдет. Ему-то зачем подставляться. Ну найдут, а мы его сдадим и поедем дружной компанией на нары. Крюк-то ему зачем такой? Чтобы с его помощью куда-то далеко и глубоко задвинуть. Ты думаешь, он первый раз так что-то прячет? Не мы первые и не мы последние кому он услуживает. Так что свети, не свети, а все равно ничего не высветишь.
- Это хорошо, если так, - и Магомед тяжело вздохнул.
До встречи с досматривающими и вынюхивающими лайками оставалось два часа, и мы все это время лежали на полках, и думали об одном и том же. Как нам потом жить, если вдруг «братушки» проявят невероятный нюх или начнут раскручивать вагон на винтики в поиске чего-то запрещенного и наткнутся на наш смысл жизни, ведь мы потратили не только все свои сбережения, но еще и чужие, позаимствованные у своих знакомых.
Но даже все наши переживания не шли ни в какое сравнение с растущим у меня манием величия. «Сегодня важный день, - изворачивались мозги. - Мы везем никакие-то там дешевые десятицентовые не нужные финтифлюшки, проевшиеся молью и завалявшиеся в подсобках, а самый что не на есть всамделишний, незаменимый товар сравнимый с хлебом насущным, без которого не обходится не только самый обычный житель планеты, но и высшее руководство стран, включая премьер министров, президентов, принцев и королей. Осознание сего факта меняет и наш статус, теперь мы не просто рядовые челноки, решившие немного подзаработать, а крестоносцы-посланники святой миссии. Мы купцы времени, а время – это же живая душа, мерило бытия каждого человека и государства в целом, а поэтому мы разрушаем хаос, упорядочиваем и преображаем жизнь. Жизнь вне времени, стучали молоточки у меня по всему черепу, сегодня не возможна, иначе на нас обвалится горе и голод. Спроси любого, сколько раз он за день смотрит на своё запястье и окажется что в мире нет такой вещи, на что чаще всего обращается взор. Без магнетических стрелочек ни как нельзя, шуршали извилины, иначе в тартарары и возврат в пещеру, следовательно, мы занимаемся благородным и серьезным делом». Хотелось прокричать на весь вагон: «Мы же несем не только гармонию, но и живительную силу и за это нас не трясти надо, а кланяться в ножки и гладить по головке. Ну и как на мою тонкую дедукцию они могут наплевать?». Но вместо этого я так раздулся от своих рассуждений, что готов был лопнуть от одного прикосновения к любому участку кожи.
По мере того как мы приближались к волнующему нас рубежу, несмотря на столь многозначительные выводы внутреннее напряжение всё умножалось и умножалось, и уже было не так понятно с чем оно связано. То ли с тем что мы возложили на себя божественную миссию по упорядочиванию существования землян, то ли с тем, что впереди нас ждали невозмутимые люди в погонах, и им неведомы наши мысли, да и чихали они на то что мы спасатели человечества. У них есть свои обязанности и они должны им неукоснительно следовать.
Польские побратимые как показывали предыдущие поездки, всегда выглядят грозно и сурово, а некоторые даже и зловеще, как мертвецы в фильмах-ужастиках. Скорее всего специфика их работы требует соответствующего образа: внушать смертельный страх и дрожь всем иностранцам, дабы они чувствовали, что граница на замке, и провезти или вывезти что-то тайно не получиться. Как только они открывают рты, то своими пшикающими звуками напоминают мне боевую стойку кобры: вертят головой и шипят, как в период спаривания. На самом же деле, как я подметил это была напускная видимость. В быту скорее всего это были милые и добрые дядьки с добродушными чертами лица. Поэтому они у меня своим свирепым и злым видом не то чтобы пугали, а вызывали внутреннюю усмешку, так как я считал, что все это игра, а они талантливые актеры. Вот и сейчас их представление в тамбуре начиналось с громовых команд дрессировщика и топанием тяжелых ботинок, типичных для военных службистов.
- Шправа дощасе инспекци, - строго произнес первый служитель, и дико завертел глазами в поисках необъятной ноши. Второй же пялился на стоящие на столике пустые банки из-под пива.
Я непонимающе уставился на черную форму пытаясь понять, что от нас хотят, как это каменное изваяние в френче вновь повторяет:
- Вещщи.
«Как натурально зашипел, - сказал мой внутренний голос, ну точно змий. – Кончик языка наружу высунет?» Я показываю на пустые сумки и говорю:
- У нас нет вещей, мы научные работники, с конференции едем, она проходила в городе Ополе в политехническом институте. Хотите знать, что мы там обсуждали?
Пауза, подозрительный и недоверчивый взгляд пронизывающий до самых кишок, хмурые и застывшие лица, две устрашающие гориллообразные фигуры, механический разворот, неторопливые движения и вздох облегчения. Но мы понимали, это была только щекочущая прелюдия к возможному крутому шмону.
Но на наше удивление никакого шмона на станции Брест не было. А было беспорядочное хлопанье дверей, мягкие и почти дружеские разговоры нескольких мужчин, случайно встретившихся у поезда. Среди них слышался и уверенный мальчишеский голос проводника. Затем возникла повисшая гнетущая тишина, нарушенная только тогда, когда у всего состава началась замена колес. Их меняют при переходе границы, так как в Европе ширина железнодорожной колеи меньше, чем в России. Мы, обалдевшие, зачарованно смотрели в окно, а домкраты работали как лифт, то поднимали нас, то опускали, и без того, создавая парадное настроение. Туда ехали словно переселенцы, загруженные мыслимым и немыслимым добром, обратно в таком же набитом купейном вагоне, а на самом деле превращенным пассажирами в товарняк и куда не рискнули ступить контролирующие белорусские ноги, как будто мы прокаженные или мчимся по зеленому коридору. Ну и как после этого не поверить в фортуну! Где еще можно такое почувствовать, чтобы жизнь одномоментно делала стремительный кувырок! Как никогда захотелось полить и без того цветущую радость каким-нибудь крепким напитком, дабы она засияла и зацвела еще ярче. И вот передо мной замаячили свисающие ноги и свершается почти детский прыжок.
- Пойду в ресторан, что-нибудь куплю из еды, – услышал я от Магомеда умиротворенный тон.
- И коньячку прихвати, - напутствовал я ему вдогонку.
Проснулись мы, когда уже приближались к городу. Андрей знаками велел оставаться на своих местах, пока не выйдут все пассажиры. Потом, как и в прошлый раз выпроводил нас погулять, закрылся изнутри и через пару минут вручал нам как награду бесценные пакеты, а у столика стоял знакомый нам прут. Его услугу я оценил в десять заокеанских рублей равную моей пятимесячной зарплате. Он как-то смущенно и неуверенно берет взятку, оглядывается по сторонам, проверяя, что мы одни и с сомнением спрашивает:
- А вы этим постоянно занимаетесь? Я могу покупать в Варшаве, то что скажите. Какой смысл вам кататься туда-сюда?
Но мыслями мы уже были дома, да и его скоропостижное предложение застало нас врасплох, так что конкретно что-то сказать я не смог. И уже когда мы были не перроне, ко мне наклонился Магомед и в излюбленной манере, наклонившись к уху тихо шепнул:
- Надо бы у него взять телефончик, может он еще нам пригодится.
- Хорошо, пойду возьму.
Я вернулся обратно и застал его курящим в тамбуре.
- Давай свои координаты, как можно с тобой связаться, вдруг ты нам понадобишься, - и протягиваю ему свой билет.
Он на нём нацарапал домашний владимирский номер, мы попрощались и пожали всего доброго.
В течение ближайшего месяца мы, очертя голову с пеной на губах как гончие псы на охоте носились по комиссионным прилавкам и палаткам. Модели за два доллара, мы загоняли за пять-шесть, а те, что были куплены за пять оценивали в десять-пятнадцать. Не предполагали мы, вдруг ниоткуда взявшуюся страстную любовь москвичей к японским ходикам. К восьмому марта всё было распродано и после того как раздали долги друзьям у нас оказалось почти по двести пятьдесят тысяч рублей, или чуть меньше двух тысячи долларов у каждого, что по тем временам выглядело как целое состояние, на которые можно было купить в Подмосковье добротный домик или в неплохом состоянии подержанные жигули, что Магомед и сделал. Теперь он был единственным аспирантом у кого была красная вазовская пятерка, ну а у меня несколько оставленных заводных головок и милые сердцу: «вжик, вжик, вжик».
Мои пластиковые «Касио», доживали последние дни и это ни смотря на то, что ходили они исправно, показывали точное время и не было ни каких признаков, что вот-вот сядет батарейка. Причина была совсем не в этом, а в том, что ремешок едва держался на честном слове, он в нескольких местах потрескался и дышал на ладан. Ну а после того, как я решил себя побаловать аж пятью моделями из страны восходящего солнца мои электронные, безукоризненно прослужившие почти десять лет отправились на вечно в ящик для всякого старья.
Весь прошедший семестр мы если и встречались, то перебрасывались двумя-тремя фразами: «Как дела?» или «Что нового?» и услышав: «Что все хорошо» разбегались по своим учебным делам. Часто я вспоминал о предложении делового вагонобизнесмена, и, хотя все вырученные деньги от продажи перевел в доллары, при высокой инфляции более тысячи процентов в год едва ли этой суммы мне хватило бы на долго. Да и аппетит возрос, манили и дразнили уже другие марки, не за два, а за пятьдесят или сто баксов. Хотелось понять, что же в них есть такое, что так резко отличает их от самых дешевых. Есть ли в них какая-то магия, харизма, символ? Приносят ли они владельцу счастье, если я крепко за них ухвачусь? Ну а больше всего меня интриговало то, что можно почувствовать, когда они окажутся на руке, будут ли их стрелки как руки любовницы обнимать также нежно и страстно? Какие дополнительные силы, энергию они вольют в организм и станет ли мне от этого легко и тепло? Есть ли в них какая-то потаенная колдовская закавыка, и станут ли они тем заветным ключом открывающими невиданные возможности и влияющие на моё завтра? Какой тогда меня будет ожидать ритм жизни?
Теперь, во время лекций или семинаров, когда я прохаживался между рядами парт, я все чаще и чаще косился на то, что у кого тикает. Конечно, я тогда ничего не знал об этих знаковых атрибутах и уж тем более о том какими они могут обладать функциями и насколько сложными могут быть механизмы. Мои были простенькие и как мне тогда казалось, других просто не бывает. Все они как-то похожи, только вот если и отличаются друг от друга, то только в названии ну и страны происхождения.
Но мы жили на переломе эпох, несокрушимый занавес, как нам казалось воздвигнутый на века, был сметен так борзо, что мы даже опомниться не успели. В городе каждый день то там, то сям открывались бутики знаменитых домов моды, улицы на глазах заполнялись престижными и дорогими иномарками, появились красные пиджаки и новые русские с громоздкими мобильными телефонами. Вот тогда-то я и задумался, а как я выгляжу в глазах моей аудитории? Насколько они доверяют тому, чему я их учу? И могут ли они что-то мудрое услышать от преподавателя в неприметных «япончиках» и делающего записи советской шариковой ручкой? Ведь среди слушателей всегда присутствовало несколько элегантно одетых, да еще и с роскошными кожаными портфелями, сумочками, авторучками и золотыми часами.
Эти засевшие мысли с каждым днем все больше и больше меня снедали. Нужны были большие деньги, чтобы выглядеть не хуже приходящей публики, но на вузовскую зарплату можно было купить разве что самый дешевый «Паркер». Но и его уже не хотелось, как и «Ориент», слюнки текли от «Дюпонт», «Монблан», «Картье», «Лонжин», без них я уже не мыслил ни каких успехов в творческой и научной сфере. Часто, возвращаясь домой, я делал зигзаг и заезжал в бутик по продаже письменных принадлежностей или часовой салон и с глубоким замиранием сердца, словно это натурщицы, разглядывал как мне тогда казалось, примочки совсем другой не ведомой мне жизни. Мне казалось, что вот она ниточка, стоит только взять конец, и она потянет совсем в другой мир, мир триумфа, признания и богатства. Или всё это предрассудки? Никуда она не потянет и не вытянет. Но и оставаться в прежней ипостаси было выше моих сил. Вот тут-то в уме все чаще и чаще всплывала идея, а не заняться ли еще и другим делом. Взять в партнёры проверенного бойца Магомеда, запрячь бойкого и шустрого Андрея и начать снабжать граждан ходиками в промышленных масштабах. Тем более я уже не был несведущим как стекло дилетантом, а кое-что в них понимал и даже мог пусть и поверхностно рассуждать о сегодняшнем рынке наручных часов.
И вот как-то в один из вечеров, когда я готовился к очередным занятиям, зазвонил телефон и на том конце провода оказался тот о ком я думал в последнее время. Он поинтересовался о личной жизни, о том, как идет работа, и заканчивая разговор, вдруг неожиданно спросил:
- Слушай, Александр, я вот что подумал, может ты позвонишь тому, деловому и бойкому вагоновожатому с детской улыбкой. У меня опять проблемы с грошами, ты же понимаешь, жена родила, пеленки, распашонки, памперсы, коляски, надо то купить, это купить, одни сплошные расходы. Может воспользуемся им, закажем небольшую партию. Буреть не будем, чтобы не рисковать, пусть возит по чуть-чуть.
Его слова приятно ущипнули меня за задницу.
- Хорошая мысль. Мне мой мудрый инстинкт каждодневно об этом напоминает. Давай попробуем, посмотрим, что из этого получится.
И ведь как стало получаться, что мы в радужном сне об этом мечтать не могли. Я рассказал владимирскому парню где находится тот магазин, как зовут упитанного продавца и какие модели надо брать.
И закрутилось, и завертелось. За двухнедельную смену состав успевал съездить семь раз. Наш вагоноснабженец получал свою мзду в прежнем размере за каждый привоз, а за смену у него набегала щедрая премия, ну а у нас сотня, другая «япошек». Как только мы получали своё, то сразу же разносили по точкам. Через две недели он снова отправлялся в дорогу, и мы начинали вертеться по новой.
Первое время, из-за ограниченности наших финансовых возможностей, нам Андрей привозил всю-ту же восточную дешевку, но по мере того, как росли наши доходы, в арсенале начали появляться более дорогие марки. А еще через три месяца у меня на руке заблистал первый хронограф из Швейцарии. Это была стальная «Сертина» на браслете и стоила полновесных пятьдесят долларов, как полугодовой доход от платного спецкурса. К ней я тотчас прирос душой и не мыслил без неё трудовые будни. Теперь, когда на запястье защелкивался механический замок в груди наступало светлое пробуждение как после черной и непроглядной ночи, даже если за окном лил дождь плотной стеной, или бушевала метель. В меня как будто вливали эликсир оптимизма, бодрого самочувствия, нагловатой уверенности и готовности к подвигам. А секретарь Ирина на кафедре даже заметила блеск в глазах и связала такую перемену с тем, что я влюбился. По сути она была не так уж далека от истины.
Наступила эра суеты, гонки, шабаша и опьяненного куража. Алчность и азарт настолько овладели нами, что не было ни минуты покоя. Мы носились вихрем, проникая во все торговые точки мегаполиса. Каждая улица, каждый перекресток приносили нам прибыль. Мы едва успевали менять наши деревянные бумажки на настоящие: германские или американские, которые жадно липли к нашим ладоням и которые сразу же отправлялись в путь. Мы спали едва ли больше двух-трех часов и так на протяжении чуть более двух лет.
Через два года нашего вагонопосыльного перевели на другое направление, а еще спустя несколько месяцев мы остались ни с чем, всё было распродано. Пока мы раскатывали по городским проспектам и переулкам, в пределах Садового кольца стали появляться дистрибьютеры швейцарских и японских часовых компаний и их фирменные бутики множились как почки весной на деревьях. Было уже понятно, что вести бизнес как раньше не получится, конкуренция возрастала, а мелкие партии ходиков не приносили изобильного дохода. Мы стали задумываться о том, как нам стать дилером пяти-шести часовых брендов.
И тут случайно на глаза попадается газета «Коммерсантъ», в которой я обнаружил статью об одном успешном автомобильном салоне на ВВЦ, чей путь к дилерскому центру начинался с продажи подержанных машин. В голове мгновенно созрел план, открыть подобный комиссионный магазин по продаже часов. Недолго думая, я со своим верным компаньоном нахожу небольшое помещение в центре, делаем евроремонт, на фасаде неоновые лампы высвечивают надпись: «Швейцарские часы», и через несколько дней после того, как мы разместили рекламу в нескольких печатных деловых изданиях, к нам понесли первые ходики на комиссию.
Какие только нам не несли изделия. Нашему взору являлись винтажные швейцарские карманные модели прошлого и позапрошлого веков и начала нынешнего, наручные известных марок и совсем безымянные, немецкие трофейные и советские первых годов выпуска, российские царских времён и даже эпохи Петра Первого. Некоторые из них были вполне в приличном состоянии, другие были сплошь покрытые ржавчиной и давно уже не заводились. Встречались и подделки, их я научился быстро распознавать с нескольких десятков метров. Возможно, среди такого металлолома и были представляющие историческую и коллекционную ценность, но мы соответствующими знаниями не обладали, да и специальной литературы тогда не было, а нам то ли со свалки или бабушкиных сундуков, то ли наоборот, как на свалку все тащили и тащили, стремительно забивая и так небольшую витрину круглыми железками, в надежде на то что ими кто-то прельстится.
Такое соседство явно не шло на пользу новым и в отличном состоянии маркам с Альпийских лугов. Лежащие на прилавке мертвым грузом обшарпанные, проржавевшие, облезлые, затасканные чуть ли не до дыр куски лома, укрепляли нас во мнении, что они своим видом провокационно подмачивают репутацию соблазнительных, притягательных, волнующих и престижных часов. Они как бы развинчивали, что какими бы не были дорогими, элитными и статусными модели, участь у них одна: - стать со временем бесполезной вещью, чья ценность будет заключаться только в нетленной памяти того, кто ими когда-то владел, активно пользовался и они были одним из предметов первой необходимости.
Сами по себе хламо-раритеты совсем не интересны, но, когда их набирается не одна сотня, то взору открывается целая эпоха, рассказывающая каков, когда-то был мир измерения времени. А там, где история, там всегда будут праздношатающиеся и любознательные, что мы и наблюдали у себя. Они с самого утра теснились у прилавка, по долгу их разглядывали, трясли как копилку, желая услышать, какие они издают звуки, спрашивали цену и молча уходили так ничего и не купив. Мало того, что за всеми этими болтающимися надо было приглядывать как за пасущими баранами, так еще приходилось уделять время реальным покупателям и лицам, сдающим на комиссию.
Два года мы кое-как справлялись, деля всяк входящих на две группы и в конце концов, нам донельзя надоела вечная вакханалия, тем более что дедушкины и прадедушкины коробочки со стрелками и шестеренками почти совсем не пользовались спросом. В конце концов мы решили отказаться от стародавнего нафталина и сосредоточиться только на новых, или в очень хорошем состоянии. А поскольку ассортимент расширялся, мест свободных становилось все меньше и меньше, мы решаем снять помещение большей площади. После недолгого поиска находим на Чистых прудах в старинном особняке с отдельным входом на первом этаже пять свободных комнат. Четыре месяца ремонта и перед нами открывается торговый зал, который выглядел так, словно мы оказывались внутри огромного часового механизма. На стенах, потолке и полу были нарисованы стрелки, цифры, шестеренки, барабаны, пружины, болтики, гаечки и другие детали. Ну а полную иллюзию погружения создавали удивительные электронные часы, подаренные нам тем польским паном, у которого мы на протяжении почти трех лет очищали прилавки. Это была приглушенно тикающая пластмассовая коробка, в точности воспроизводящая звуки работающих механизмов. Эта тикающая штуковина как пальчики гулящей девки слащаво скользили понизу живота, отчего щекотали душу, будоражили мозги, гипнотически окутывали сознание, подавляли увлеченность ко всему другому и вызывали стойкий интерес ко всему, что их окружало.
Наша же комната выглядела как президентский кабинет крупной нефтяной кампании. Мебель из ценных пород дерева, несколько картин в стиле Пикассо, ну и конечно пишущие приборы фирм «Боссарт» и «Монблан». А дополняли антураж напольные «Хермле». Одна комната была отведена мастеру. Была у нас и маленькая кухня с коморкой для отдыха охраны, она теперь дежурила круглосуточно. Так же везде были понатыканы камеры и тревожные кнопки. Еще у нас была скрытая от посторонних глаз герметичная, милая и уютная клетушка размером чуть больше четырех квадратных метров с тщательно замаскированной дверью и с наглухо законопаченным окном, ставшая священным очагом для умиротворения и наслаждения. В ней я иногда просиживал часть дня перед несгораемым сейфом, куда мы помещали уникальные по своей сути произведения искусства, ведь их стоимость превышала полмиллиона и более долларов.
Некоторые модели мы не никогда не выставляли на показ, а держали если так можно сказать по дальше от завистливых глаз. Они мало что имели общего с указаниями времени, это были скорее ювелирные украшения, так как в таких шедеврах бриллианты или другие драгоценные камни в десятки, а то и сотни раз превышали цену самих механизмов. И держались они для определенной клиентуры. Также не выставлялись на всеобщее воззрение и сложные модели с турбийоном. Уже тогда я иногда позволял себе неблаговидные вольности: воспользоваться своим правом хозяина и поносить их денек другой. Магомед не одобрял мою слабость и каждый раз, когда сокровище оказывалось на кисти левой руки он начинал нервно расхаживать из угла в угол, складывать пальцы в замок и хрустеть ими, теребить пуговицы на пиджаке и крутить обручальное кольцо. Он явно переживал как бы со мной ничего дурного не случилось. Именно тогда я понял, что, будучи праворуким носить на этом же запястье, то что представляет неописуемую ценность не совсем верное решение. Дело в том, что в течение дня руки выполняют разное количество движений. Правой мы дверь открываем, берём столовые приборы с посудой, крутим, вертим, держим и еще производим сотни всяких специфических манипуляций. Понятно, что при таких активных действиях вольно или не вольно, но шишки и синяки чаще достаются той, которая наиболее активна. Ею мы цепляем за косяки, поручни, углы мебели, предметы обихода и еще за всё, что нас окружает. Ну и как тогда будет выглядеть драгоценность из золота, учитывая мягкость этого металла? Про камушки можно даже и не говорить, так будут разлетаться в стороны, что и лупа не поможет, чтобы их найти. К такой красоте можно только прикасаться в белых и стерильных одноразовых перчатках и хранить под толстым стеклом. Тем не менее, я наглел, но носил очень бережно, как если бы от этого зависела жизнь всего человечества. В эти дни меня сопровождала охрана, и я чувствовал себя важной персоной. Согревали ли они душу? Еще как! Их теплота ощущалась во всем теле, и чувствовал себя заново рожденным и улыбался как дитя в люльке. А уж сколько я получал положительных эмоций, когда щеголял по учебным кабинетам перед своими зорко смотрящими и внимающими, а ведь среди них были и те, кто очень хорошо разбирался в топовых брендах. Чувствовал ли я их силу? Конечно! Именно она направила меня в тот день, когда я впервые её встретил за студенческой партой, в часах марки «Бове», модели «Aмадео», с двойным временем, репитиром и турбийоном, стоимостью в пятьсот шестьдесят тысяч заокеанских у.е.
Глава вторая
Март 2016
Первая мысль, пришедшая мне в голову после телефонного звонка какого-то сыскаря, да еще подполковника, была несвязанной и бестолковой: никого не впускать, тем более в столь позднее время, пусть идет к черту. «Кто-то по-кавалерийски закатывает бенефис по пересчитыванию зубов, а я тут при чём? Я вроде бы не счетовод и к бухгалтерии не имею никакого отношения» - задал я сам себе вопрос. - И что это за такая настырная любезность устраивать допросы по ночам? Он кем себя возомнил, энкэвэдэшником? Это они в сталинские годы могли беспросыпно допрашивать и пытать до утра. И этот туда же. Неужели нельзя дождаться завтрашнего дня? А может у них есть опасения, что появится еще один беззубый? Сколько их уже – шесть? Будет семь, а может и восемь, и девять, и десять. Подумаешь, одним больше, одним меньше. Оплошали? Пусть отвечают. Видимо там на верху всерьёз встревожились, что заставляют сыщиков круглосуточно рыть землю».
Но по мере того, как я израсходовал свою запальчивость, а туман опьянения мало-помалу развеивался как дым, ко мне стало возвращаться трезвое благоразумие, что с моей стороны не следует противиться, а пойти им навстречу ведь это и в моих интересах. Ну а кроме того мне становилось жуть как любопытно: что за отважный зубочёт появился на уличных просторах? В конце концов не каждый день ко мне домой, напрашивается не просто высокопоставленный гость, а большая шишка из самого следственного комитета. Это не какой-то там местный участковый!
Через час с небольшим кто-то осторожно постучал в дверь. Мигом открываю засов и вижу невысокого, примерно под пятьдесят лет мужчину с добродушными и мягкими чертами лица, в очках, скорее похожего на учителя физики или химии, одетого в темно-синие джинсы и куртку Аляска черного цвета и представившимся подполковником Лапиковым. Рядом расхаживала высокая, мордастая круглолицая и плотного телосложения женщина среднего возраста в темно-синей полицейской форме, больше похожая на теремного надзирателя в женской колонии, на погонах сияло по одной майорской звезде. А третьим был молодой человек с вытянутым бледным, анемичным и не выспавшимся лицом, впалыми щеками и уставшими глазами, в потертых серых вельветках и такого же цвета мятом пальто.
До самого рассвета мы якобы друзья детства по-домашнему развалившись на диване и в кресле, без всякого протокола, кто за чашкой зеленого чая, а кто с кофейным напитком с сухариками, орехами и шоколадными конфетами вели непринуждённую, временами почти задушевную беседу.
Я экспромтом рассказал где и кем работаю, о специализации кафедры и её сотрудниках, о спецкурсе и часовом салоне. Далее подробно изложил историю лечения и протезирования: детально поведал о более чем десятков стоматологов, высокопарно ручающихся сделать небесную улыбку за короткое время. Сообщил о неведомых мне фокусниках гнатологах охочих до больших денег и о странностях ценообразования, не поддающихся никакому разумному объяснению. Охарактеризовал все это первостатейное сборище как синдикат двоедушных своекорыстных кровососов, с красивыми обещаниями на языке. Привел массу примеров, как они ловко манипулируют предоставленными якобы услугами, которые по сути дела ими и не являются, но за них приходится раскошеливаться:
- У них даже на каждый их пристальный взгляд, взмах руки, присест в кресло, открытия рта существуют свои расценки. Не гнушаются ничем, поскольку на сто процентов уверены, что не наступит никаких последствий. С таким количеством отпетых и стряпчих мошенников мне еще не приходилось сталкиваться, как и с жестокостью, чёрствостью и бессердечием. Нередко я чувствовал себя не просто подопытным животным, а отбросом человечества, не заслуживающим никакой жалости. Про профессионализм даже упоминать нечего, у многих он просто отсутствует, а если и есть, то его не больше чем в человеческом эмбрионе. И как итог, я превратился одновременно в узника и жертву проклятых забегаловок.
Было заметно как у господ от моей речи менялось выражение на лице, от их строгости не осталось и следа, теперь они выглядели недовольными и хмурыми. «Похоже, - мелькнуло у меня в голове, - что служаки, прикрепленные к ведомственным поликлиникам с квалифицированным штатом врачей, не имеют об этом ни малейшего понятия». Едва я закончил свой монолог, как женщина стремительно выпалила:
- Если вы не утрируете и всё что рассказали правда, то они за свои мерзкие делишки получили сполна.
- По зубам, - вставил я, и ухмыльнулся её необычной реакции.
Лапиков тут же добавил:
- Еще как получили.
- Не повезло этой, как её там? – и быстро заглянула в свой блокнот, но не успела произнести фамилию, как ко мне обратился подполковник.
- Александр Иванович! - услышал я занозистый и скользкий голос, проникающий как горячие струйки воды под одежду. - Смотрите какая получается картина. Сутки назад скончалась госпожа Вешкурова. Она с лета прошлого года была вашим протезистом. Далее, пострадали пять опытных и грамотных стоматологов. Это две дамы, которые вас консультировали, имплантолог, установивший вам четыре импланта, девушка-гнатолог, кандидат медицинских наук, предложившая провести полной осмотр и директор городской клиники, доктор наук, весьма уважаемый специалист в своей сфере, уделивший вам полтора часа своего бесценного времени.
- Шесть получается, - отреагировал я. - Или шестерки.
- Хм, быстро вы сложили. Так вот, у вас с этими отыгранными шестерками возникали какие-то разногласия по поводу услуг, завышенных расценок, невежливого внимания с их стороны или хамского поведения? – и его напористый взгляд заставил меня напрячься.
- Да не было вообще ни каких разногласий. Приехал, меня осмотрели, заплатил в кассу вот и весь разговор. Для меня это не такие уж заоблачные затраты, и они никак не могли отразиться на моём кармане. Ну да, может быть расценки несколько завышены, но это же не повод чтобы с ними цапаться и надувать губы. Ведь в конце концов я же собственнолично к ним напросился, за уши меня никто туда не тянул. Да и в любой момент я мог отказаться.
- Что ж, идем дальше. С Вешкуровой со слов заведующей у вас проявлялись раз за разом постоянные недопонимания: то вы отказывались от её услуг, то возвращались снова, а несколько раз сотрудники видели, как она выбегала из кабинета вся в слезах, именно тогда, когда вы были у нее на приеме. Было такое?
- Знаете, она как-то пару раз закатывала мелодраматические сцены на мои возражения. Не изъявляла желание переделывать свои ляпы. Но, она вечно куда-то бегала, когда у нее что-то не складывалось, а уж была она в тот момент в слезах или соплях, а может наоборот, довольно что-то насвистывала или напевала мне неизвестно. И я уверен, что покидала она кабинет только для того, чтобы обсудить и получить подходящие инструкции, что и как ей делать дальше.
- Смотрите вот что выходит...
Я внимательно уставился в линзы очков и проявил полную готовность воспринять любую информацию, еще не понимая куда он клонит.
- То ли по случайному совпадению, то ли это был преднамеренный умысел, но именно ей досталось больше всех, да так крепко досталось, что испустила дух. Вам не кажется это странным?
- Если делать заключения на том основании, что та пятёрка осталась жива, только потому, что никто из них не проливал слёзы, то тогда нет никакой странности. Но с Вешкуровой у меня не было, как вы выражаетесь недопонимания, это у нее со мной были. Она же как патологоанатом фривольно и безалаберно оттачивала свои навыки, словно я замороженная камбала. Резвилась как недоразвитое дитя.
Притихнувшая дама вдруг очнулась и сердито произнесла:
- И поэтому ей досталось больше всех. Колотили так, что усилия реанимационной бригады не чем не смогли ей помочь. Хотя, на взгляд медицинских экспертов, смерть наступила скорее всего в результате стечения обстоятельств.
- Каких? - нервно осведомился я.
Она в очередной раз открыла свой блокнот, но не успела сказать, как её на полуслове оборвал начальник.
- Она задохнулась собственными зубами.
И тут же добавила его слова:
- Куски костей попали в легкие и альвеолы, вызвав обильное кровотечение, они-то и стали причиной её кончины.
- Жесть! – чуть слышно я промолвил.
Мгновенно представил, как за её жизнь отчаянно борются врачи, но они бессильны, и она захлебывается собственной кровью.
- Так вот, - вновь заговорил Лапиков. - Тот, кто совершил всю эту жатву и покос если так можно выразиться, был в курсе всех ваших поездок и взаимоотношений с этими страдальцами, и он знал, что вы о них думаете: кто с вами был нечестен, неумно несправедлив и не внимателен.
- Это что же получается? - заговорил я надрывно. - С пятерыми просто занимались арифметикой считали сколько у кого во рту торчит, а вот с убиенной, которая иногда из кожи лезла, чтобы довести свою работу до конца, удаляли не как всем, а наоборот, в глотку запихивали, чтобы потом, пардон, она какала своими зубчиками.
- Выходит, что так.
- Слушайте, - грубо я вспылил. - А вы не рассматривали такой вариант? Что я был не в единственном числе, с кем у неё ничего не получалось? Знаете, она мне как-то ответила в упрёк, что какой я нетерпеливый. «Мол не успели прийти, а уже хотите, чтобы всё закончилось. У нас тут один мужчина шесть лет к нам ездил». А сколько на самом деле было оказавшихся в моей шкуре? Вы поговорите с её бывшими пациентами.
- Александр Иванович! Не переживайте, допрошены будут все.
- Вы теперь представляете, что это за извращенный садист? - затараторила женщина, и как-то судорожно заерзала на диване.
Я вновь нарисовал в мозгу эту мрачную сцену, как прыткий и безжалостный монстр, а может и не такой уж безжалостный, а наоборот, добрый, так искусно применяет свои орудия, что осколки не разлетаются в разные стороны, наоборот, они устремляются во внутрь её тела как в сундук, хранящий самое ценное. Тут же вспомнился видеоролик и желание его еще раз пересмотреть, возможно мною были упущены какие-то малозаметные детали. Но придаться столь глубоким размышлениям не удалось, мне напомнили, что я не один.
- Александр Иванович, - вновь раздался уже знакомый тон, и по телу пробежали мурашки. - Мы провели большую и кропотливую работу. И вот что мы выяснили. Оказывается, вы единственный кто имел контакты со всеми несчастными.
- Да, я в курсе, об этом сообщили ваши товарищи. И в голове ветром пронеслось: «Оперативно они вычислили меня, видимо по номеру телефона. А если бы я звонил с разных номеров? Но скорее всего по записям на прием. Хотя у них сейчас такие технические возможности, что отследить где и когда я бываю не составляет особого труда. Шустрые ребята, хлеб даром не жуют. Только я-то тут при чём? Не там они ищут!»
- Поэтому, я попрошу вас не спеша составить список знакомых, кто в курсе ваших визитов к стоматологам, а также постарайтесь припомнить, с кем у вас в последнее время были разногласия или трения, возможно какие-то споры, разборки. Но договорить ему не дала женщина, которая нахраписто метнула:
- Зависть. Есть ли среди вашего окружения, кто вам завидует? – и вылупилась на меня чугунными зеньками.
- Не знаю, - и я пожал плечами. - Может кто и есть, но кто же прямо вот так скажет.
- Нина Сергеевна, - с уничтожающим видом обратился Лапиков к подчинённой. - Не перебивайте меня пожалуйста.
«Вот как оказывается зовут присутствующего майора» - мелькнуло у меня в мозгу, - кажется я ее раздражаю, набрасывается на меня как на пьяного водителя, не уступившего ей дорогу».
Она смущенно оскалилась и виновато посмотрела на своего начальника.
- Это могут быть родственники, партнеры по бизнесу, друзья, знакомые, любовницы, ну вы меня понимаете. Возможно у вас есть с кем-то натянутые отношения?
- Даже если на вас кто-то косо смотрит, или когда-то смотрел, - вновь не удержалась непоседа, словно она тут главная тамада в команде.
- Или кто-то замышляет косо на меня посмотреть, - тихо пробубнил я себе под нос. - До завтра это терпит? Сейчас уже поздно, могу кого-то и не припомнить. Кстати, те, кто были перед вами, меня уже об этом спрашивали.
- И вы им предоставили имена? – услышал я спокойный тон подполковника.
- Нет, сказал, что пришлю им завтра на их электронный адрес.
- Лучше если вы напишите сейчас, - услышал я гипнотически убаюкивающий и почти удушливый голос. - Не будем откладывать на потом. А если кого-то завтра или послезавтра еще припомните, то пришлете мне на эмэйл.
«Настоящий, а не мнимый важняк. Просит так, что лучше без промедления черкануть в эту же минуту». Я метнул взгляд на настенные часы, стрелки показывали без четверти три.
- Ну хорошо, - сказал я слегка озадаченный. - Попробую их воскресить в памяти. Кто-то сейчас проснётся от икоты.
- Ничего, переживут, выспятся еще.
- Неужели вы думаете, заговорил я в слух, что всё происходящее, может каким-то образом прямо или косвенно на мне отразиться?
- Еще как! - встрепенулась притихшая и как мне показалось, слегка задремавшая дама. - Вы себе еще не представляете, на какие только хитрости не идут самые близкие люди, чтобы подставить ничего не подозревающего из своего окружения.
- Для чего, с какой целью? – спросил я, повышая голос.
- Чтобы завладеть бизнесом, имуществом или еще чем-то, - наседала на меня женщина. - Да просто опорочить человека и выставить его в неприглядном свете. Вы же читаете лекции студентам?
- Да и достаточно давно.
- Так вот, Александр Иванович, - продолжала она и дальше упорствовать. - Вы можете легко догадаться, как отразится на вашей творческой и научной деятельности, если не только вас, но еще студентов и слушателей по спецкурсу, а среди них, насколько нам известно есть заместители директоров Госкомпаний, банков, помощники депутатов и Губернаторов, начнут вызывать по повестке в следственный комитет.
- Ну такое никому не понравится, - как-то тоскливо пропищал я.
- А если следом за ними зашагают все ваши учёные мужи по кафедре, а впереди гордо шествуют ректор с проректором. Что они после своих вынужденных походов подумают? Вас без всякий сомнений отстранят от преподавания пока будут вестись процессуальные действия, но сколько они продлятся никто не знает. И вот когда дело закроют и выясниться что вы не виновны, прежнюю должность могут и не вернуть, а предложат в лучшем случае другую, не такую прибыльную, а в худшем бумагу попросят написать о своем увольнении и со свистом выгонят вон, с формулировкой: - мол не отвечаете вы требованиям образцового педагога. И с магазином будет такая же история, хоть вы и являетесь собственником. Знаете, слухи нынче благодаря всякого рода социальным сетям, блогерам, шмогерам, телеграмм-каналам распространяются моментально. Кто же захочет с вами связываться, если узнают, что вы регулярно как на работу ходите в следственный комитет для дачи показаний? Магазин естественно опечатают, а на всякие понты наложат арест. Представляете себе какой гнев вы вызовете у вашей клиентуры? Можете даже не отвечать.
«Ого, - где-то стрельнуло глубоко в лобной доле, - как следаки часики называют: «Понты», - хотя, наверное, так и есть».
- Но в моем окружении я не вижу таких людей. - несколько обеспокоенно и испуганно я протараторил.
- Александр Иванович, - как-то нежно и с любовью прозвучало от старшого, - мы вам верим, но не торопитесь с выводами, ведь скорее всего кто-то из вашего близкого окружения, не просто бросает на вас тень, но еще и обливает с ног до головы черной краской. Вы думаете он что не понимает всех последствий? Он не просто зажигательно выделывает цирковые трюки слесарными инструментами, но и еще превращает каждый рот в отбивной кусок мяса, чтобы своим поступком вызвать небывалый общественный резонанс.
- Прямо психопат какой-то, - пробормотал я.
- Очень даже может быть, но мы его поймаем, с вашей помощью или без вашей. Но тогда мы перетряхнем всех ваших близких, знакомых и не очень знакомых, не только по месту работы, но и по месту проживания, проведем обыски с понятыми. Вы этого хотите? И посмотрел на меня таким удушающим взглядом, что я тут же понял, лучше не перечить и не возражать, а делать то, что он просит.
- Умеете вы убеждать, - и я криво ухмыльнулся. - С кого мне начать?
- Вот, например, что вы скажете про своего верного слугу?
- Магомеда?
- Да.
- Ему-то зачем провертывать такую многоэтажную комбинацию? - возразил я недоуменно.
- Александр Иванович, вы что разве не понимаете! – вновь как новогодняя хлопушка взорвалась участница компании в синем мундире. - В его глазах вы первый подозреваемый. Вас отправляют за решетку, и он становится единственным владельцем бизнеса.
- Так, стоп! - надрывно я произнес. - Он что таким образом решил от меня отделаться, прибрать нашу, как вы выражаетесь, лавку с «Понтами» к своим рукам, посредством необъяснимых и странных предметов, как будто нельзя было сделать по-другому? К чему такая навороченная сложность? Да мы с ним не то что не спорим, у нас даже недомолвок не возникает. Он как преданная, бесхитростная, искренняя, непогрешимая и покладистая до гроба жена, которую все устраивает, ничего не раздражает и она счастлива в браке. Уж в ком я могу быть уверенным, так это в нём. Он же без меня просто пропадет. Его роль быть только вторым или третьим человеком в команде, но никак не первым. Да он и не хочет им быть, ему комфортно чувствовать себя в тылу, обеспечивать, если уж говорить по военному всем самым необходимым тех, кто на передовой. Поднимать людей в атаку не его амплуа. Нет, он на это не способен. Тем более я его знаю, как облупленного еще со студенческой скамьи и никакого тщеславия или рвения я в нём не замечал. Такой тихий, честный, скромный и исполнительный трудяга до самозабвения, не лезущий вперед. Он скорее умрёт, чем предаст.
- А вы не думали над тем, что у него могут быть земляки, друзья или родственники, положившие глаз на весьма успешный и преуспевающий часовой салон, и решившие таким образом им завладеть? Ваш верный дружок даже об этом может ничего не помышлять. Подкидывают вам улику, и все, преступления можно сказать раскрыты, заказчик известен, да и мотив у вас очень весомый, а то что исполнителя не нашли, так в таких заказных делах, такое иногда встречается. Обухом по темени и труп в воду.
- Ну это уже чересчур, - и я машинально встал с дивана. – Так можно кого угодно подозревать, а в результате крайним все равно окажусь я.
- Можно, и довольно часто преступники так и поступают. Но в первую очередь надо рассматривать тех, кому это выгодно. У вас в институте, я думаю, тоже найдется тот, кто с радостью занял бы ваше место.
- Ну если подумать, то многие б хотели. Учебная нагрузка минимальная, а зарплата больше чем у самого заведующего кафедрой. А главное, что не надо придерживаться учебного плана, на подготовку которого уходит не мало времени. Полная свобода творчества и никакой отчетности. Одну и ту же лекцию можно годами читать ничего не меняя, программу ведь я с сам с собой согласую. Хочу такую, хочу другую. Это же очень удобно.
- Вот видите, - вновь взял бразды допроса Лапиков, и его ладони изобразили удовольствие, победоносно как у ростовщиков потёршись друг о дружку, будто почувствовали, в каком направлении надо развивать версию, а лицо враз смягчилось. - Вот поэтому мы вас и просим, с скрупулёзной точностью вспомнить всех, кто к вам нервно дышал или дышит в спину. Может кто-то предлагал партнёрство или продать бизнес? Ну а как вы ладите с местной властью? Я так понимаю, бандиты вас стороной обходят?
Я усмехнулся, вспоминая, как муниципалы чаще к нам бегают, чем к себе на службу.
- Муниципальные чинуши нас особо не тревожат, ну а бандиты не трогают, они знают тех людей, кто нас охраняет. А вот что касается учебного процесса, ну, в общем есть парочка ополчившихся и вечно недовольных и постоянно брюзжащих седовласых доцентов, считающих, что я занимаю исключительное привилегированное положение и получаю незаслуженно высокий по их меркам оклад. Они еще в доцентах ходят, хотя и старше меня, а я три года назад удостоился звания профессор.
Потом на ум пришелся однокурсник, с кафедры философии, живущий в Подмосковье с неадекватной и взбалмошной женой, вечно упрекающей мужа за недостаточное рвение на работе. И уже в шутку произнес:
- Вот ему точно надо меня подставить, чтобы успокоить свою свирепую супругу и не успел я продолжить делать в вслух свои выводы дальше, как эта «нетерпеливая» в очередной раз прыснула:
- Необычные у вас злопыхатели!
И она увидела, как её патрон злобно бросил на неё взгляд, дав понять, что не стоит его перебивать и она тут же крепко сжала бедра, как будто кто-то из нас имел на них виды.
- У вас есть родственники?
- Как и у всех.
- И в каких вы с ними отношениях?
- Нет у нас ни каких отношений. Я с ними не общаюсь.
- Почему?
И не самые лучшие воспоминания пронеслись в голове
- Как-то они ко мне обращались за деньгами, но я выслушал и отказал. Были и еще не очень приятные моменты. С тех пор мы и не видимся, и не перезваниваемся.
И вновь перебила всё та же «неутомимая», которая стала уже меня раздражать своими бесцеремонными вмешательствами в разговор, и как острый нож в очередной раз вклинивается в наш почти что любезный диалог.
- Нам нужны их фамилии, - прозвучало злобно и ядовито.
- Да, - сказал я покорно, - сейчас напишу и глубоко задумался:
«Кажется, я всерьез стал воспринимать еще не видимую, но осязаемую и смутную угрозу не жизни, а тем сладострастным ощущениям, что доставляют мне милые тикающие игрушки и Юля, странным образом соединившись в моем мозгу. Надо вести себя покорно и идти на встречу их просьбам, иначе можно всех своих удовольствий лишиться одним махом».
Я с молчаливым и озабоченным видом медленно отправился в рабочий кабинет, сопровождаемый пристальными взглядами «непрошенных татар». Взял несколько чистых листов бумаги и сел в офисное потертое кожаное кресло за компьютерный стол. «Поднадоевшая» своими репликами, отправилась как как у себя в квартире на кухню варить кофе. Ну а остальные, сделали вид, что впали в дремоту.
Сначала я припомнил уже из кое-кого подзабытых знакомых, кто был в курсе моего паломничества по стоматологическим кабинетам и квартирам. Потом вписал тех, кто был основательно погружен в мои визиты. Через полчаса я насчитал тридцать две фамилии. Но после того, как полистал последние контакты в смартфоне, к ним еще добавились пятнадцать человек.
А вот над второй компанией пришлось изрядно по копошиться в опухнувшей голове от свалившихся потрясений. Тем не менее, несмотря на усталость и изрядную сонливость в течение полутора часов я усилием воли воскресил нескольких бизнесменов, державших подобные бутики и неоднократно настаивавшие на продаже нашего преуспевающего промысла. Причем был один из девяностых, кто не стеснялся в выражениях и угрозах, обещал спалить наш «галимый сарай» с имуществом и вместе с нами. Но охрана быстро его вычислила, и он куда-то пропал.
Вслед за этими господами, пристроились несколько засланных казачков, либо от конкурентов, либо от тех, кто мечтает выкурить нас из этой сферы. Суть их возмущения состояла в следующем. Они рассчитывали выручить одну сумму за свои часы, а на деле получали несколько меньше. В этом винили меня, так как считали, что я специально занижал их стоимость, мотивируя тем, что продать их по предложенной цене будет архи сложно, если не невозможно, так как ходики не новые и имеют явные признаки носки, да к тому же им не делался репассаж и давно истёк срок гарантийного обслуживания. Тем не менее, мои доводы их не убеждали, и я соглашался с их настойчивыми предложениями. Естественно, не рыночная такса не вызывала интереса у покупателей. Часы пылились на витрине, терпение у тех, кто сдавал как будто было на исходе, и им пришлось прислушаться к нам и несколько понизить свои раздутые аппетиты. Понятно, что адекватный ценник вызывал интерес и тут же появлялись новые владельцы.
После этого у провокаторов возникали поводы для резонных вопросов. Так по какой же цене они были проданы на самом деле? Требовали от нас контакты новых собственников, чтобы у них найти подтверждение наших слов. Естественно они от нас ничего не получали. Возникал скандал, крики, вопли и желание разобраться с нами в одном месте. Более того, кое-кто из них даже пытался судится и подробно освещал ход дела в разных соцсетях.
Надо признаться, что подобным объегориванием не чураются многие аналогичные ломбарды, а состряпать липовые отчетные документы, не составляет никакого труда. Возможно, не будь моим компаньоном осторожный и трусоватый Магомед, я, наверное, тоже так поступал бы. Но он читал лекции не только по политологии и логике, но еще и праву и для него соблюдение закона было обычной нормой жизни. Поэтому с первых дней нашего совместного предприятия его главным условием было никакой отсебятины, только строгое соблюдение законодательства и неукоснительное следование актам, регулирующим розничную торговлю. Ну а, чтобы моим гвардейцам было проще понять, я объяснил на пальцах в чём состояла суть претензий.
- Допустим, клиент хочет получить за свою модель двадцать тысяч долларов. Мы ему объясняем, что это дорого и к часам не будет никакого интереса. Но он продолжает настаивать, предлагает попробовать, мол, а вдруг найдется какой-то дурачок с мешком бабла из нефтегазодобывающего крайнего Севера или ничего не смыслящий в ценообразовании. Но проходят месяцы, а дурачок так и не появляется. Тогда мы выдвигаем условия, либо снижаем цену, либо забирайте их обратно. У нас здесь не камера бесплатного хранения. Почти все с нашими аргументами соглашаются. Объявляется уже другое предложение - шестнадцать тысяч. И через короткое время на пороге возникает покупатель. Смекаете? Слушайте дальше. Но клиент-то думает, что у нас его «бесценные» купили не за шестнадцать, а за двадцать. Некоторых даже кассовые чеки не убеждают. Вот и начинают вскипать и пузырится.
Потом я поднатужился, несмотря на то что меня клонило ко сну, извлек из памяти нескольких лиц, неоднократно и докучливо предлагавших купить по всей видимости украденные без документов часы по шоколадной цене. Мы естественно от такой халявы отказывались, чем порождали если уж не враждебность, то по крайней мере глубокое неодобрение. Ребятишки видимо привыкли без проблем сбывать ворованное, но вот с нами у них случался затык. А еще в список попали шесть телефонных номеров, принадлежащих разводилам, пытавшиеся нас обвинить в том, что, когда мы им возвращали непроданные часы, то по их заявлениям выходило, что мы мол махинаторы и жухло, подменили настоящие – грубой подделкой. Даже пытались выиграть дело в суде. Потом правда, выяснилось, что этот процесс обмана был поставлен на поток и даже кого-то посадили.
Когда я в вкратце об этом рассказал, то тут же услышал от Лапикова:
- Пишите всех.
В итоге круг возможных недоброжелателей насчитывал восемнадцать человек, но вот фамилии многих я не вспомнил и предложил дождаться утра, когда на работу придет верный орденоносец.
- Полистает толстый талмуд, мы туда записываем всё.
Когда подполковник ознакомился с именами, то несколько раз покачав головой из стороны в сторону едва шевеля губами произнес:
- Сколько вы наскребли недругов и ненавистников. Очень даже не мало. Ну а теперь о каждом расскажите в двух-трех словах.
Я бегло растолковал, кто есть, кто, чем мне насолил, и кто немилостиво бросал злобные взгляды. После чего он попросил указать все адреса стоматологий, куда я наведывался.
Через пятнадцать минут всё было готово.
- Вот смотрите, тут я наследил не только своими туфлями, кроссовками, но еще и мокасинами.
- Так, что же мы имеем? Раз, два три, четыре… получается всего двенадцать.
- Осталось семь, - вновь рубанула как саблей «дёрганная выскочка».
- Семь чего? – заморгал я как стрекоза.
- Шестеро уже получили свое, двое работали вместе. Значит на очереди осталось как минимум семь, а может и побольше, и ждут своего молотка. Так? И вопросительно посмотрела на меня, а потом на своего начальника.
Но он ничего не ответил. Его мысли были заняты тем, что он искал в названиях скрытую последовательность и не обращал никакого внимание на наш разговор.
- Вы хотите сказать,- взорвался я, - что те, кто заглядывал мне в рот, тоже могут недосчитаться своих зубов? И мысленно увидел мчащую на большой скорости медицинскую карету, издающую пронзительный вой сирены и лежащего в ней очередного беззубого дантиста, и струйки крови капают из его девственного рта.
Неестественно притихший «старший» всей этой бригады сонно произнес:
- Думаем, что он и дальше будет продолжать свои бесчинства, пока все не получат свою долю. Я уверен у него есть те же самые адреса, что и у нас. Думаю, он уже ставит метку тому, кто следующий на чистку.
- Постойте! - все не унимался я. – Откуда этот очень и очень злой беспредельщик может знать, в каких я бывал вертепах, а главное, кто ему сообщает, какая скверная душа склоняла надо мной свою голову, заглядывала в широко разинутую пасть, а потом выставляла счёт?
- А это вам Валера расскажет, - и взглядом показал на молодого человека, который отстраненно от всего происходящего сидел в кресле, уткнувшись в экран ноутбука, куда стекалась информация касательно этого расследования.
Я совсем не обращал на него внимание, поскольку он молчал и только иногда наклонялся к уху своего начальника и что-то ему нашёптывал. Позднее, я догадался, он был его наушником и папкой с документами, поскольку оперативная работа требовала немедленного ознакомления сообщений от «Оперативников», каждый из них отрабатывал определенный сектор.
– Валера, просветите Александра Ивановича, как можно узнать, где он бывает и с кем общается.
- Все очень просто. Если у вас есть мобильник, то где бы вы не находились, он везде оставляет следы своего присутствия. Даже если он выключен, лежал в кармане, дипломате или портфеле, все равно с точностью до одного метра можно проследить весь ваш путь и время передвижения, остаться незаметным не получится. Ну а установить куда вы звонили - плевое дело. Сегодня не обязательно устраивать слежку, любой гаджет вас предательски выдаст.
- Допустим, он знает где я притирал свои штаны, но он же не знает, кто мне в этом помогал.
- Это не так сложно выяснить.
- Ну да, наверное. Я так понимаю, вы в курсе всех моих передвижений и телефонных контактов? И в голове скользнули несколько высокопоставленных управленцев с кем я имел дела в последнее время. Вот сюрприз для них будет, если и к ним ночью наведаются согласно их статусу не просто важняки, а суперважняки. Портить с ними отношения в мои планы не входило. Но дальше мои размышления оборвались.
- Работа у нас такая, - долетела до моих ушей реплика от Валеры.
- Я у вас под колпаком? Или вы меня не подозреваете?
- Идет следствие, - спокойно отреагировал на мой вопрос Лапиков. - В дни и часы расправы вы были дома, у вас же на территории кругом камеры. Они видят всех. Тем более у вас всегда открыты жалюзи.
«Оля-ля-ля, - молча я сказал себе. - Получается, что охрана видит еще то кино и в курсе того, что творится в квартирах. Впредь, когда заявится мадемуазель, окна следует закрывать, негоже выставлять срам на всеобщий показ».
Ближе к рассвету Лапиков стал задавать вопросы про торговлю часами. Его интересовало всё: как я попал в эту сферу будучи с необычным дипломом? Как давно мы крутимся в этом кругу? На наш взгляд, какая категория граждан является главными приобретателями? Как часто просят оказать содействие в продаже криминала? Мы как-то проверяем их историю по примеру машин? А законность нахождения на территории России? Кроме того, с его стороны поступила просьба подготовить все уставные и финансовые документы. Ну и ему хотелось бы взглянуть на фамилии плутократов, кто за последние два года пользовался нашими услугами.
- Вы же все сделки официально оформляете?
- Да, только так. По-другому нельзя.
- Очень хорошо.
- Но мы от новых собственников не требуем документы. Ну а те, кто продаёт через нас, то естественно заключается договор. Эти данные у нас есть. Можно конечно установить и тех, кто оплачивал банковской картой, либо делали перевод. Но это можете только вы, у нас таких полномочий нет.
- Тогда нам по каждой такой сделки приготовьте все справки.
От такой просьбы я завис как летучая мышь на потолке. Глубоко, а главное бездоказательно капает. Столько вопросов! Показать посторонним, да ещё тем, кто при исполнении, значить слить тех, кто работает в этой сфере нелегально десятилетиями. Они естественно скрывают часть доходов, а уж раскрывать имена публичных личностей, не жаждущих такой известности было бы с моей стороны полным безумием. Несмотря на огромное количество официальных и неофициальных дилеров, поставляющих сотни швейцарских часовых марок, где можно заказать любую модель, популярность таких торговых точек не столь велика. Туда в подавляющей массе ходят полюбопытствовать, поговорить с приставучими и липкими продавцами, попить кофе с коньяком и шоколадом, получить каталог в подарок, померить, повертеть в руках разные модели и даже кое-какую попросить отложить на несколько дней. Но вот покупать идут к нам, потому что у нас на порядок дешевле. И этому есть объяснение. В страну они были ввезены без уплаты таможенных пошлин. Мы ведь тоже в начале девяностых много что тащили из-за бугра и не разу не имели проблем с проверяющими. Тоже самое и с часами, есть сотни извилистых крысиных тропинок, по которым они «оттикали» проторенные дорожки, как и десятки вагоновожатых Андреев, готовых за небольшое жалованье при попустительстве таможни и не рвущихся обшаривать железнодорожные составы, даже слона незаметно ввезти, не говоря о такой мелочи, способной затеряться в складках одежды, ну а коробку с документами отправить по почте. И сколько таких бойких, шустрых и оборотистых дельцов, готовых по первому зову достать то, что официалам не под силу? Их не мало и со многими я состою в приятельских отношениях. Конечно, в наших реестрах они не светятся, для этого есть их помощники, а то и просто бомжи, готовые поставить на любом документе свой крестик за бутылку крепкого горячительного. Такая же история и с ходиками от больших дядей. Они сами на себя ничего не оформляют, у них для этого полные вагончики и гостевые дома чурбанов из ближнего зарубежья и обслуживающей челяди.
Конечно, при большом желании можно распутать все клубки, но что это даст, задавал я себе вопрос. Да и экономическими преступлениями занимается другое управление, а они прекрасно знают, как тут шестерёнки крутятся и очень любят смотреть на этот процесс своими глазами. Ворошить им не в их интересах, если только с самого верха не поступит заказ. А он точно не поступит. Так что может не стоит по этому поводу переживать. Правда, я уже представил их выпученные очи, когда они будут читать, кто же это за такие жирные коты. И выяснится, что этот бомж, другой безработный, третий временно не работает, четвертый пенсионер, пятый курьер, шестой дворник, следующий садовник, потом опять безработный и ни одного успешного воротилы или обличенного властью боярина. Естественно возникнут вопросы, откуда столь дорогие цацки? А они скажут: нашли в мусорном контейнере. Не будут же они их пытать утюгами и паяльниками, чтобы установить истину.
Моя мрачная сосредоточенность и глубокая задумчивая погруженность в себя не прошли мимо глаз дружной компании.
- Ага, - прошептал про себя зоркий сокол. - Во как его качнуло, это не просто так. Вентилировать надо его ближайшее окружение, там притаился чистильщик ртов. Ну что ж, кажется мы не напрасно всю ночь гоняли чаи с кофе, мелодично напевал его разум, и он впервые за ночь ощутил растекающееся тепло по всему телу, словно комната внезапно заполнилась горячим воздухом.
В восемь утра они еще на дорожку пропустили по крепкому зеленому настоявшемуся напитку, похвалив меня за его необычный и терпкий вкус и уходя, хором извинились за беспокойство, и как бы в оправдание уже в дверях я услышал от Лапикова:
- Вы же понимаете, нам срочно нужна была информация. Его надо остановить пока еще кто-то не стал жертвой острых иголок и увесистых молотков.
- Надеюсь я вам как-то помог, сказал я почти довольным и сиплым от разговоров голосом.
- Мы на это надеемся.
Стоя у порога, он посоветовал никуда в ближайшее время не отлучаться и не покидать город. И у лифта попросил:
- Если что-то еще вспомните, то сразу же позвоните.
- Обязательно.
- Визитные карточки для связи у вас на столе.
- Я их видел.
Наконец-то они ушли, и я тут же стал накручивать номер Юлии. Она была уже на работе и наслаждалось кофе со сливками.
- Ты представляешь, - произнес я с запалом. - В городе появился неуловимый и невидимый человек-паук. Он виртуозно щелкает зубки тем дантистам, у которых я был на консультации и на лечении, а ненавистная истязательница мучительно скончалась пока её везли в больницу.
- Рано или поздно им должно было воздаться, не надо доводить людей до белого каления, от этого можно и обжечься, - услышал я какой-то чуждый и индифферентный тон.
- А вечером и ночью меня навестили аж две бригады сыщиков, выпотрошили всё внутренности. Но я им посоветовал этого негодяя искать в других квартирках. Кстати, они могут и к тебе на ужин прийти, я так понял, это у них излюбленное время для знакомства.
- Пусть приходят, - ответила она все тем же тоном.
Поговорив еще несколько минут, я решил не отрывать её от важных дел, похоже она в запарке. Я сослался на то, что сутки не спал и надо немного вздремнуть.
- Голова гудит как у трансформатора, еще чуть-чуть и начнет светится.
Она мне пожелала приятных сновидений и добавила, что на связи будет около десяти вечера. Закончив разговор, я ощутил, что меня не на шутку истерзали настырные фараоны и не колеблясь утомленный поплелся в спальню. Но сон все не шёл и не шёл. Похоже было на то, что он потерял ориентир и заблудился, или куда-то удрал, испугавшись полицейских звезд. Мысли закручивались в клубок вокруг неожиданной смерти, и того, чего я наговорил, путались у таинственного почти мистического Робин Гуда, наказывающего жуликов в белых костюмах варварским способом, словно это бесовское отродъе причиняло вред мирным гражданам. Кто бы ты не был этот хладнокровный и загадочный зубобой напевал мой мозг – ты есть перворазрядный молодчик, восхитительный храбрец, народный защитник, только в следующий раз, когда выйдешь на охоту, пожалуйста, без трупов.
- Вот тебе раз, - лежа под шерстяным покрывалом я наблюдаю как мысли закатывают перекрестный допрос чувствам и, едва шевеля губами пробормотал. - Еще вечером испытывал к тебе ненависть и презрение, а сегодня готов восхищаться и возносить до небес. Нет сомнения, в голове завелась невнятица. Одна половинка полушария увещевает: «Молодец, люблю, справедливый». другая выговаривает: «Ненавижу, палач, мерзавец». Такая какофония, сродни перетягиванию каната, только это был не канат, а мои мозги, сдула меня с кровати, вынесла на кухню, из шкафчика правой рукой достала остатки вина и вставила горлышко в мне в рот, как заправщик пистолет на бензоколонке в горловину бака.
Через пять минут красный и чудесный исцеляющий Кавказский лучезарный настой выключил рубильник, ко мне вернулась ясность, и я решаю, что не буду искушать себя попыткой уснуть, а займусь внимательным изучением блеснувших деталей на руке вновь ставшим омерзительным негодяем, может я что-то вчера недосмотрел.
Конечно я уже осознавал, что по промелькнувшим в кадре части корпуса, где с большой долей вероятности можно сказать, что он овальный, вот так с ходу опознать марку по такой ничтожной примете будет нереально. В мире найдется не один десяток мужских с похожей конфигурацией. Остальные же элементы на циферблате выглядели очень туманно и расплывчато. Тем не менее, любопытство брало вверх и вскоре в созданной компьютерной папке появились фотографии двух десятков ходиков, и примерно столько же Поднебесных реплик похожих на высветившийся фрагмент. Вот среди них мне как казалось и лежит мудрёная разгадка. Рассматривая милую мне подборку, я на какое-то время отвлекся и погрузился сам в себя. Что же мне с ними делать?
Порция крепкого зеленого чая с горьким шоколадом со свистом вернули меня в воскресшую реальность и теперь я знал, как мне поступить дальше. Надо каждую модель одеть на кисть и воспроизвести рукой точно такое же движение, которое зафиксировала видеокамера. Иллюстрации естественно получится размытыми, но при наложении друг на друга двух снимков вполне вероятно обнаружится совпадение и это уже будет существенная улика. От такой идеи у меня аж вспотел лоб с затылком. Только вот оставалась маленькая загвоздка. Где всё это взять для проведения эксперимента? Уверенности что официалы пойдут на встречу никакой. Но тут на меня снизошло божие озарение, отчего я понесся на кухню, чтобы выпить за свалившуюся мысль. А нельзя ли тоже самое, но уже без физического привлечения проделать эти манипуляции на компьютере?
Телефонный обмен мнениями с нашим айтишником показал, что ничего не возможного нет, надо попробовать. И вот я ему отправляю вчерашний видеоролик и все скопированные фотки. После этого, я как никогда с удовлетворенным чувством выполненного как мне казалось гражданского долга отправился пробовать еще раз заснуть. И у меня получилось, объятый свинцовым сном я дал храпака до самого позднего вечера.
Октябрь 2014
- А теперь я попрошу вас представиться.
Мужчина, сидевший у окна во втором ряду громко прокричал:
- Сидихин Алексей.
- Стоп, стоп, - сказал я. - Давайте по порядку, и можно не вставать.
Я обошел вокруг стола и, едва касаясь бедрами, прислонился к нему. Когда очередь дошла до неё, я почему-то ожидал услышать что-то созвучное «Акико Ватанабе» или «Йонг Ким», но она будничным, ровным на безупречном русском языке детским голоском стеснительно пролепетала:
- Юлия, Соколова.
На вид ей было лет пятнадцать-шестнадцать, и она разительно отличалась от остальных присутствующих, которые выглядели намного старше её. Внешне она была похожа на примерную отличницу старших классов, разве только что не хватало завязанных белых бантиков на голове. Я еще тогда подумал: «А что она тут делает и не перепутала ли аудиторию? Возможно пришла из-за любопытства, просто так, или родители послали чтобы я ей набил уши дополнительным багажом знаний? А может есть какие-то другие весомые причины? Было бы интересно их узнать». Пока я рассказывал о том, что им предстоит узнать такого, чего они никогда не знали и не узнают, если не будут прогуливать занятия, я нет, да и бросал беглый взгляд в её сторону, стараясь незаметно для окружающих повнимательнее разглядеть. Азиатский тип лица, черные прямые волосы до плеч, невозмутимое, молочное и холодное как арктические просторы лицо, какое бывает у японок или кореянок, брови, как будто нарисованы кисточкой, по форме напоминают листья осоки, темные по-детски наивные раскосые и выразительные глаза, длинные ресницы, носик маленький, прямо совсем детский, губки как лепестки сирени, помада такого же цвета, тонкая длинная шея, одним словом, настоящая гейша. Одета она была как личный секретарь-референт президента крупной государственной корпорации: черный жакет, а под ним шелковая белая блузка. На левой кисти небольшого размера стальные самые обычные часы прямоугольной формы на металлическом браслете. «Так, она точно никакая ни школьница, не личный секретарь и не помощница, - вспылил мой мозг. Школьницы не одеваются в восхитительные блузки и жакеты, а слишком уж простенькие ходики не соответствуют должности личного секретаря».
Никогда я еще не ждал скорейшего окончания своей же лекции. Еще ни разу мне не приходилось чуть ли не каждые пять минут смотреть как мне казалось на заблудшие стрелки. Спустя много месяцев, она мне скажет: «Что я, тогда нарочно зыркал на свое золотое украшение, словно хвастался ими перед нами, и что я тогда решила, что вижу пижона и педика в одном флаконе». На что мне пришлось парировать, что на самом деле всё не так. Своими аксессуарами я как бы сигнализировал, слушайте меня внимательно, записывайте и запоминайте всё мною сказанное и у вас будет тоже самое.
Я рассчитывал, что в перерыве она покинет свое место, пройдет утонченной походкой мимо меня и я увижу её элегантную фигурку. По возвращению обратно, я заговорю с ней, поинтересуюсь, кто она, откуда родом, учится или работает, кто направил ко мне ну и всякое подобное. Хотелось расспросить дивное очарование, но перемена прошла, а она, как пришитая, так и не сдвинулась со стула, уткнувшись в свой смартфон.
Во время следующей пары я видел, как она пару раз на несколько секунд отстраненно отрывала глазки от гаджета, будто убеждаясь, что она еще не одна, и опять погружалась в него. За многие годы преподавания, я видел самых разношерстных и диковинных студентов и слушателей. Были среди них спящие, дремлющие и вечно зевающие. Встречались неряшливо одетые, немытые и дурно пахнущие. Попадались безразличные и апатичные, откровенно выставляющие свое пренебрежение ко всему окружающему. Водились и такие, кто весь академический час ковырялись в носу и что-то почёсывали под столом. Иногда в аудиторию вваливалось нечто пьяное в человеческом обличье. Не редко я запечатлевал за первой партой взрослых женщин, они как будто дистанцировались от всего происходящего, выкладывали пакет с клубками пряжи, как на каких-то курсах или кружках по вязанию, и так ловко управлялись спицами, что успевали, за две пары связать шерстяной носок или зимнюю шапочку. А уж сколько мне приходилось лицезреть на тех, кто занят какими-то неотложными делами, постоянно копошащихся в своих сумках и портфелях, или неотрывно читающих газеты, журналы, книги, а также увлеченно ведущих с кем-то переписку. Сказать, что меня как-то задевали такие типчики и субчики, я не могу. Во время передачи материала я так фундаментально сосредоточен, что стараюсь ничего не замечать вокруг себя. Только одни слова и предложения, извлекаемые из глубин моего сознания.
Когда прозвенел звонок об окончании занятий, к моему столу подошли несколько студентов, заслонившими своими телами обзор, так что я не заметил, как она мельком проскользнула мимо меня.
Через неделю она заняла тоже самое место, точно хотела все видеть и держать под контролем. Тогда я подумал, что она не студентка, скорее всего руководитель кадрового агентства, а может рекламного. В этот раз она была одета в шелковую голубую блузку и безрукавный свитер бордового цвета. И, как и в прошлый раз, во время перерыва она, не отрываясь, что-то вдумчиво разглядывала в смартфоне, а на семинаре несколько раз приподнимала голову от своей игрушки, окидывала меня взглядом, словно старалась зафиксировать, чем я занят и дальше полностью погружалась в свои картинки.
Сегодня моё запястье грели золотые «Ролексы», сплошь усыпанные бриллиантами, которые я демонстративно то поглаживал, то поправлял двигая туда-сюда. Сидя за столом складывал руки домиком отчего падающий искусственный свет на драгоценные камни превращал их в светлячков в ночном небе. Пропустить и не заметить светопреставление было просто невозможно, но она невозмутимая и ледяная, даже не разу не взглянула на то, откуда исходят мерцающие яркие блики. Зато за ними пристально следили две сидящие передо мной девушки брюнетки с геморроидальными губами. Во время обсуждения, они симулировали всевозможные женские уловки, вроде регулярного расчесывание волос длинными накрашенными ногтями, неотрывного слежения за мной и моими руками. Но стоило посмотреть в их сторону, то они одаривали меня милыми улыбками и соблазнительными взглядами. А уж сколько ими было задано вопросов, чтобы я обратил на них внимание и вовсе не счесть.
Как только прозвенел звонок, они мигом очутились у моего стола и стали расспрашивать о бизнес-книгах, которые я бы мог им порекомендовать. Она вновь пронеслась молнией, и я опять остался в неведении. И так продолжалось до предпоследнего занятия.
Все это время я продолжал менять имиджевые атрибуты: портфели, ручки, часики, но она как будто ничего этого не замечала и как мне казалось, даже презрительно игнорировала, кроме двух-трех едва заметных искрометных взоров, а дальше растворялась в чём-то более захватывающем и содержательном. А вот сидящие напротив меня воздыхательницы, по-видимому такие перемены воспринимали на свой счет, и уже не замечая никого, беззастенчиво, применяя все новые и новые пикантные и манящие трюки, продолжали меня клеить, приходя на каждое занятие во все более и более вызывающей и откровенной одежде. Меня завлекали прозрачными блузками и платьями с глубокими декольте, что когда я проходил мимо них, то отчетливо видел цвет сосков и их форму. Но больше всего меня смущали и чуть ли не вгоняли в конское возбуждение обнаженные, гладко выбритые и сладострастно пахнущие подмышки, выбрасывающие раз за разом очередную порцию феромонов, когда девушки поднимали руки и игриво перебирали свои черные волнистые локоны. Во время перемены они дружно вскакивали, начинали рассеянно вертеться, выставляли на показ бедра в черных чулках, аппетитный тыл и наличие стройных фигур.
А уж запах духов этой вызывающей парочки настолько въедался в мою одежду, что, когда я открывал свой костюмный шкаф, меня обдавали волны букетов цветов, восточных специй, древесных нот, кожи, горькой полыни, мускуса, ванили, шафрана и еще кучи неизвестных мне оттенков. Как итог, приходилось выносить весь свой гардероб на балкон, наматывать на руку полотенце и с силой колотить по пиджакам как будто там завелись клопы. После это я открывал окна и оставлял на мороз для выветривания и проветривания еще на пару-тройку недель. На следующее занятие я появлялся в новом наряде, на котором по приезде домой приходилось отрабатывать боксерские навыки. По-другому выбить посторонние запахи не получалось, а сами они в добровольном порядке никак не хотели со мной расставаться.
Часто сидя на заднем сиденье в машине, когда водитель отвозил меня в квартиру после института, я нет, да и ухмылялся о соблазняющих и строящих глазки переслащенных девиц и интригующей юной леди. Надо сказать, что восседающие в шаге от меня две неблагонравные цацы несмотря на плетущие вокруг толстые кружева и попытки заарканить совсем мне не приглянулись, к их флирту я был невосприимчив, как и прелестям, которыми они меня удостаивали. Это были не те чары, чтобы пасть перед ними. На её фоне их заигрывание со мной со стороны выглядели абсолютной распущенностью. Они готовы волочиться за первым встречным кто козырнёт золотыми часами, тогда как молчаливая азиатская таинственность была их полной противоположностью – сдержанной, строгой, неприступной и нездешней, словно императрица, спустившаяся с восточных небес, дабы увидеть своими глазами житьё-бытьё московского обывателя.
Я чувствовал себя еще достаточно молодым, несмотря на то что кое-где появились первые седые волосы. Я был бодр, по-спортивному подтянут, и часто в торговых центрах и на улице приходилось слышать, как ко мне обращаются незнакомые люди, называя - молодой человек. Все же я уже перестал надеяться, что меня может кто-то страстно взволновать, кроме механических стрелочных механизмов.
Тем не менее это было еще не чувство и не желание обладать, а был наметанный и профессиональный взгляд, выработанный годами, от него не мог ускользнуть ни один непревзойденный и уникальный шедевр часового искусства. Я научился распознавать в, казалось бы, самых незаметных и заурядных часах их будущую коллекционную ценность, и я в этом еще ни разу не ошибся.
Три месяца я подмечал и изучал все её движения, три месяца я, прогуливаясь по аудитории, бросал мимолетные взгляды в её сторону под разным углом зрения словно увидел заново. Три месяца я пытался удостовериться: а ту ли я вижу девушку? И каждый раз, когда она незаметно покидала аудиторию, я чувствовал, как она завладевает моими помыслами и сердечной привязанностью, как заполняет мое внутреннее пространство, точно пустой сосуд жидкостью. Она буквально росла и множилась во мне как плод во чреве матери, не оставляя даже одной извилины не думающей о ней. Она уже не была транзитной абстракцией, приходящец во сне. Это была реальная, воплощенная во плоти индивидуальность, еще более загадочная и пленительная. За все это время она никак не проявляла себя, оставалась безмолвной и неприметной как самые сложные и неброские модели «Патек Филлип», где все усложнения скрыты от глаз и визуально часы выглядят простенькими и непримечательными, как второсортные и недорогие, тогда как разница в цене между ними может отличаться в тысячи и более раз. Но если только к ним повнимательнее присмотреться, то взору откроются такие чудеса, что деморализуют мыслительный процесс, а следом проступает головокружение, как после вращения на центрифуге. После такого вращения они становятся заветной мечтой для коллекционеров.
В тот момент она для меня была таким же навороченным, незримым и живым механизмом, тайну которого мне хотелось разгадать.
Мои творческие усилия подходили к концу и сегодня я решил, что пора перейти от визуального контакта к словесному, и пока водитель вез меня по заснеженным улицам, я всю дорогу перебирал всевозможные варианты начала нашего словесного диалога.
Как только прозвучал звонок об окончании предпоследней нашей встречи, эти две особы уже допекшие своей настойчивостью и готовностью выпрыгнуть из трусов, тут же облепили меня обнаженными плечами, голыми бедрами, показывая таким образом белизну и гладкость кожи, а также ажурные кружева лифчиков, ложбинки и упругие выпуклости. Я быстро встал из-за стола, окинул взглядом помещение и увидел, что она идет к выходу.
- Юлия, Соколова, задержитесь на пару минут, не ожидая от себя, - кричу чуть волнующим и повелительным голосом.
Она, ничего не говоря несмело останавливается у первой парты, за которой только что сидели соблазняющие меня «охмурёжницы» и пристально уставилась мне в глаза.
- Прошу прощения, - обращаюсь я к ним, - но мне надо поговорить с Соколовой, оставьте нас вдвоём.
Соперницы как-то замялись, окинули её холодным и недоверчивым взглядом, кисло скривили губы, и не произнеся ни слова, похотливо вильнули ягодицами и раздосадованные покинули нас, громко захлопнув за собой дверь.
Я вновь присел за стол и пристально уставился в бледное и гладкое, как лист бумаги лицо, и мой мозг тут же возликовал, что наконец-то я увижу не половинку её фигуры, а всю целиком, стоит мне только опустить глаза. Но оторваться от вида детского личика у меня не получалось. И виной тому был не разрез очей и даже не черные зрачки, а то как они мечтательно парили в глазницах. Я моментально вспомнил нечто подобное у одной из телеведущих канала: «Москва 24», то как они у нее двигались, было похоже на плавание парусника в океане: величественно и грациозно. Сейчас я видел нечто похожее, только за одним исключением, они был окутаны загадкой, как будто под ними спрятано зашифрованное древнее послание или несметные богатства, и они обитают не в реальном теле, а в каком-то неведанном мире. Её ресницы хлопали как в замедленной съемке: неспешно и неторопливо. И прежде чем перевести взор она ими взмахивала как веером, разгоняющим дым, и только потом переводила взгляд в нужное направление, который был не простым, а сложным, неразборчивым и запутанным. А еще меня тронули её цветочные губки, выглядевшие как ранние весенние фиалки на опушке леса. «Да уж, - мысленно я сказал себе, - такое утонченное порождение может околдовать любого, без исключения».
Понимая, что затягивающаяся пауза начинает нас смущать и создавать неловкость, я неожиданно для себя спрашиваю тоном строгого профессора:
- Вам не интересен мой курс?
- Интересен,- произнесла она мягким почти извиняющим голоском, и как-то по-особенному затушевалась.
Хотелось её упрекнуть, что она была постоянно на протяжении всех наших встреч чем-то другим увлечена, то ли кино смотрела, то ли еще что-то. Но я мгновенно осекся, понимая, что начинать завязывания знакомства с укора, не лучшая черта для общения.
- И кто же вас сюда направил? – иронично я спрашиваю.
- Фирма.
- В качестве наказания или поощрения? – и я слегка ухмыльнулся.
Она как-то натужено улыбнулась.
- Пусть только попробуют, я сама кого-надо накажу, - бодро последовал ответ.
- А позвольте узнать, вы какую должность занимаете на фирме? – спросил я по-деловому.
- Начальника отдела кадров, - прозвучало как-то серьезно из её уст.
- Угадал, - воскликнул я радостно.
- Вы провидец? – мгновенно она отреагировала, и на её лице возникло удивление.
- Многолетний опыт преподавания, - ответил я добродушным тоном.
- А кто эти две расфуфыренные вертихвостки, с утиными губами и манерами провинциалок? - прозвучало с вызовом и ревниво.
«Ого, взорвался мой мозг. Да она что, имеет на меня виды? Уже начинает выяснять, как я их воспринимаю? Решительности ей не занимать. Так надо ей подыграть и успокоить. Хотелось сказать, что я на дух не переношу такие выпуклости под носом, они мне напоминают кое-какие отверстия, откуда вылезают какашки. Но сдержал себя и быстро отозвался на её вопрос».
- Думаю, маркетологи или начальники отделов по реализации кошачьих и собачьих кормов.
- От них что, псиной воняет? – весело она произнесла.
- Ага, - смеюсь я. - Вы чувствуете, какой от них остался шлейф духов? Себя так обильно поливают те, где присутствуют посторонние запахи.
- Какой вы тонкий знаток запахов, - и озорно улыбнулась.
- Здесь Вы преувеличиваете мои возможности. Это просто накопленный опыт моих наблюдений.
Я продолжал сидеть, она стояла напротив меня опершись попкой на край стола, одетая в яркий и модный кардиган, скорее всего фирмы «Мессони» и обтягивающие джинсы мышиного цвета. Cреднего роста, можно сказать, что худенькая, узкие плечи, осиная талия, небольшая грудь и очень стройные ножки, как стрелки кремлевских часов на Спасской башне. Вот только было непонятно, сколько же ей лет. Если смотреть отрешенным взглядом, то лет семнадцать, ну а если обращать внимание на то, как она реагирует, то может оказаться и тридцать. Еще я заметил, что у нее тонкая кисть, длинные пальцы и детские ладони. «Да, - внезапно пронеслось у меня в голове,- на такую ручонку будет не просто подобрать красивый и изысканный аксессуарчик из элитных марок», - и я уже видел, как мы листаем каталоги, мысленно примеряем подходящую модель и отправляемся в бутик за покупкой.
Возникла безмолвная сцена, только биение пульса в висках, застывшие позы и исходящие от неё магнетические флюиды неординарности, стойкости и неотступности. Встретились две силы со своими устремлениями и наклонностями, между которыми завязалась невидимая борцовская схватка, в которой никто не хотел уступать, но каждый в душе лелеял свое поражение. Было заметно, что если она чем-то увлекалась, то это увлечение превращалось в испепеляющую и исцеляющую страсть, в ней она находила, удовлетворение, покой и утешение. Трудно было поверить, что такая славная девчушка с серебряным лицом ангелочка, с ротиком новорожденного и мелкими зубками ради достижения этой цели не остановится ни перед чем.
Я судорожно и нервно погладил циферблат одних из самых как я считал фартовых «Ролексов» модели «Дайтона» из желтого золота чей корпус буквально плавился от сияния алмазов, на которые нельзя было не обратить внимание. Но она с гипнотически игровой и манящей улыбкой смотрела на меня как на заводную музыкальную шкатулку. Если бы нас в этот момент кто-то увидел, то он бы подумал, что мы как кот и кошка, принюхавшиеся друг к другу перед соитием и ведущих задушевный телепатический разговор или два севших смартфона, заряжающиеся от розетки.
Первый раунд шапочного контакта заканчивался тягостной обстановкой, и первым кто её разрядил был я.
- Идемте, а то мы тут засиделись.
Она деловито схватила свою дамскую сумочку и быстро направилась к выходу. Я, не переводя дыхания последовал за ней, разглядывая её с пят до головы. Эти несколько секунд позволили мне увидеть, что стиль в одежде имеет для нее куда более важное значение, чем подчеркивание телесных прелестей и демонстрации своей сексуальности. Она явна не зациклена на низменных желаниях, но чувствовалось, что если она доверится мужчине, то он прежде должен видеть в ней не ципу-дрипу и не секси-барби и даже не личность, а живую душу с червоточиной, слабостью, беспутством, слабиной и сладострастием и относится к ним обязан как к своим собственным.
Коридор был пуст, и наши шаги эхом разносились по всему этажу. Подходя к кафедре, я как бы невзначай трогаю ее за плечо, открываю дверь и прошу меня подождать, пока я одену пальто. На выходе из института меня ждал водитель с охранником Андреем, бывшим спецназовцем группы «Вымпел». Он вот уже пятнадцать лет неотступно ходит за мной по пятам, ни на секунду, не упуская из виду, ведь на моей руке почти всегда было огромное состояние, сравнимое с хорошей двух-трех комнатной квартирой в центральной части города.
Сначала он как швейцар открывает ей дверцу кроссовера и жестом приглашает присесть на заднее сиденье, она уютно по-хозяйски располагается. Мы с ним обходим автомобиль, и он вновь проделывает привычные манипуляции. Спрашиваю её адрес, и вот мы несемся по освещённому и заснеженному проспекту. В машине мы молчим, я лениво поглаживаю пальцы, она занята привычным делом, продолжает что-то с непритворным интересом разглядывать в гаджете. Через полчаса мы были у ее дома. Секьюрити мигом помогает ей выйти, она говорит: «Пока» и птицей растворяется в темном небе.
Последнюю встречу я перенес на середину недели. Заведующий кафедрой в напутственной и ироничной форме поблагодарил всех сидящих в зале за их усердное терпение, что они дослушали мою «паранормальную болтовню» до конца, поздравил с наступающим Новым годом и пожелал, чтобы обретенные забавные и дивные знания пригодились им в работе. Потом он всем вручил красиво оформленные в позолоченной рамке удостоверения, подписанные аж двумя академиками и тремя профессорами, в т. ч. и мной, выполненные в виде грамоты формата А4, уже с готовой петелькой, чтобы сразу же можно было повесить на стену, и на этом учебный процесс закончился. (Обилие подписей придавало вес малозначительной бумажке и как бы гласили, что все они причастны к тому вдохновляющему глянцу, что я вещал. Естественно, свои автографы они ставили не за бесплатно, хотя никто из них так и не изъявил желание даже бегло ознакомиться с содержанием лекций.)
Не знаю откуда появилась у меня привычка, но учебные классы и помещения я всегда покидал последним. Вот и на этот раз я ждал, пока все уйдут, чтобы выключить свет и закрыть замок на ключ. Но осталось семь человек, двое молодых людей и пятеро девушек, среди них была и она. От компании неожиданно поступает предложение в ближайшем кафе отпраздновать это историческое событие. Я, недолго думая, соглашаюсь, и вот мы уже сидим за одним общим столом, словно заговорщики и распиваем шампанское. Девушки навеселе, громко и заливисто хохочут, на перебой рассказывая какие-то бородатые байки, мальчики одной рукой лапают их за талии, плечи и седалища, а другой наполняют бокалы. Я сижу рядом с Соколовой, и мы неспешно потягиваем пузырящий напиток. Она мне рассказывает о летнем отдыхе в Крыму, о царящей там хлебосольной и радушной атмосфере.
- А если узнают, - говорила она, наклоняясь к моему уху, - что гость из Москвы, то радушие перерастает в сердечный прием с обязательным фотографированием, страстным рукопожатием и дружеским обниманием. Нам, как приезжим из столицы, в кафе и баре, делали скидку и несколько раз бесплатно угощали местным вином в благодарность за воссоединения с Россией.
Я с молчаливым вниманием и нескрываемым умилением слушаю её плетение слов, как лошадь киваю головой каждой фразе, а в глубине души начинало расти внутреннее напряжение и скованность. И причиной была компания, в которой я чувствовал себя дискомфортно. Мои уже ставшие бывшими курсисты и курсистки более часа залихватски прыгали как дрессированные козы от каких-то коучей и инструкторов личностного развития до поп-звезд ночных клубов, от спиртных коктейлей до автомобилей и самокатов, от Турецких отелей к Сочинским и Таиландским шале и еще ко всякой ерунде, сопровождая свои речи заливистым, почти что конвульсивным смехом.
Наступал тот момент, когда на её чувственный и милый мне словесный флирт, должно последовать какое-то решительное действие с моей стороны, тем более как я заметил, наше застолье, превращалось в разнузданную попойку. Но я хранил безмолвие и продолжал натужено выражать своё приподнятое настроение, больше похожее на неуклюжее заигрывание. Но она явно хотела совсем другой реакции и другого внимания с моей стороны. Я же как молодой неопытный индюк топтался на месте перед индюшкой не зная, с какого бока подойти, все боялся переступить невидимую линию. Она всегда возникает перед ухаживающими, и кто-то один из них должен решится наконец-то преодолеть возникшую натужность. Только вот итог как правило бывает непредсказуемый. Тут либо наступит огромное облегчение и восторг, либо горькое разочарование и утрата. В любом случает последует ясность, разум освободится от тревоги и глубокого беспокойства и пойдем мы по своим дорожкам, или взявшись за руки устремимся в неизвестность.
Да, я видел нежный, солнечный, благоухающий букет, как видел совершеннейшие, безупречно исполненные и зачарованные своим воздушным парением часовые калибры, на которые я, сидя в огромном, белоснежном кресле, мог очень долго смотреть завороженными глазами. Мне хотелось вырвать её из этого распутного балагана, пропитанного музыкой, парами алкоголя, запахами потных тел и пригорелого масла, вечно снующих официанток и посетителей, а также болтовни, наводившего на меня тоску и уныние. Вот только я страшно боялся, если вдруг на моё предложение покинуть это шумное сообщество, она заартачится и ответит отказом. И мне нечего не останется делать, как одеться и навсегда её забыть. Остаться тогда уже будет нельзя, ибо в её глазах я буду выглядеть глупо и по-дурацки. И меня спасли мои удачливые «Ролексы». Я несколько раз посмотрел на время, она это заметила и спросила:
- Вам надо уже уходить?
- Да, надо идти, а то я сегодня еще не был на работе, - огорченно изловчился я.
- Как не были? – восклицает она, и делает удивленные глаза. – А институт, преподавание -это что тогда?
- Дорогая Юлия, как вас там по батюшке? – наклонившись кричу я ей куда-то в шею.
- Алексеевна.
- Так вот, дорогая Юлия Алексеевна, преподавание, это моё хобби, возникшее еще этак двадцать четыре года назад.
- Ого! Со смехом прерывает она меня, - я тогда только что родилась.
- У меня есть другая увлекательная и интересная работа, приносящая мне хороший доход. Её можно сравнить с недосягаемыми высями, где я наслаждаюсь красотой, магической пленительностью, душевным умиротворением и восхищаюсь совершенством.
- Вот это да! – вдохновенно она выкрикнула. - Вы меня заинтриговали. Расскажите, что это за такая чудная работа? Никогда не слышала, чтобы кто-то восторженно отзывался о своём деле.
- Здесь очень шумно, – выпалил я возвышенным голосом ей в район виска. А сам беззвучно радуюсь, наконец-то, кажется, я нашел путь, по которому могу её увести отсюда.
- Пойдемте на улицу, я вам все обстоятельно расскажу и протягиваю свою руку.
Она без заминки хватается своей маленькой ладошкой за мои пальцы, быстро вскакивает, словно только и ждала этого момента, отпускает мою кисть, обходит стол, целует всех сокурсников в щечку, поздравляет их с наступающим Новым годом и бежит к гардеробной, где я уже одетый ожидаю её у зеркала. Она протягивает жетон гардеробщику, он помогает ей одеться, и через мгновение мы оказываемся на морозном и ветряном воздухе и неторопливым шагом направляемся в сторону метро, до которого было несколько сот метров.
- А где ваша охрана? – и завертела головой в разные стороны.
- Я её сегодня отпустил, - солгал я.
На самом же деле, мой защитник был на таком расстоянии от меня, чтобы никто не мог заподозрить, что я нахожусь под его сопровождением.
- Когда вы меня в прошлый раз подвозили, я подумала, что вы скорее всего занимаетесь какой-то другой, серьезной и ответственной деятельностью. Не может же преподаватель, даже если он и профессор, иметь личного телохранителя и водителя.
- Это вы правильно думаете, Юлия Алексеевна.
- Так что же представляет из себя такая распрекрасная и замечательная работа? – спрашивает игривым и детским тоном.
- Я продавец, - возвестил я с убийственной серьезностью, - продаю часики.
- С кукушкой? – весело смеется Юля.
- Вы напрасно смеетесь, дорогая Юлия Алексеевна. Вы, наверное, никогда не посещали часовые бутики, самых элитных марок? Понятно, что нет. Я как-нибудь покажу, какими яркими, искусными, изящными, ослепительными, обворожительными, филигранными, непревзойдёнными и так далее и так далее может быть мир наручных ходиков, устрою вам ознакомительную экскурсию. Мои слова живо изумили её лицо, словно она увидела приземлившейся космический корабль. Уж чего-чего, а таких восхитительных и пленительных отзывов она точно не ожидала услышать.
- И где? – спросила она сбивчиво.
- В моем салоне, - величаво я ответил.
Мои слова были как снежная глыба, упавшая с крыши на её голову. Она тотчас же замерла и только движение ресниц указывали на то, что в ней теплится жизнь.
- Пойдёмте, Юлия Алексеевна, не пугайтесь, это всего лишь часовой салон, а не обитель рая и осторожно беру её локоть.
В эту секунду в её мозгах от моих слов и спиртного случилась сплошная мешанина и она внезапно повела себя как девочка-подросток: схватила двумя руками за мою правую кисть и стала яростно трясти, просяще приговаривая:
- А покажите сейчас, ну пожалуйста, я прошу вас, мне так хочется всё увидеть, я никогда не была в таких бутиках. Казалось еще мгновение, и она начнет невесело канючить, ударится в слезы и еще чего доброго упадет на колени.
От ее непредвиденной реакции мне стало не по себе.
- Мы посетим в другой раз, - на январские каникулы, у нас же будет целых десять выходных дней, и я никому не мешая, познакомлю вас с самыми красивыми и престижными моделями. Сейчас накануне праздников там небывалый ажиотаж: одни несут на продажу, другие оформляют покупки, третьи приходят поглазеть и прицениться, четвертые требуют скорейшего ремонта, пятые, сами не знают, чего хотят, шестые мечутся в поиске чего-то неведомого и немыслимого, в общем, самая обычная перед торжественным днём суета.
- Хорошо, я вас ловлю на слове, и в её голосе я уловил нотки неудовольствия.
- Тогда договорились.
Мы молча пришли несколько десятков метров, как она неожиданно спрашивает:
- Где будете встречать Новый год?
- Дома.
- А вы?
Она останавливается и задумчиво произносит:
- Пока не знаю, но скорее всего тоже дома, с родителями и родственниками.
- Слушайте, - быстро я реагирую, - а может мы вместе встретим, тем более у меня много часовых каталогов и журналов. Введу вас в мир безупречного искусства. Проведу, так сказать, сначала теоретические занятия, познакомитесь с ними на бумаге, а когда усвоите материал, приступим к практическому ознакомлению, и я растягиваюсь в улыбке, которую тут же закрываю ладонью.
- А почему бы и нет! – бодро ответила Юля.
- Отлично! - что будем пить? - водку, вино, шампанское, самогон, виски, бренди, коньяк, сок или лимонад?
- Буратино,- смеясь, отвечает она. – Шампанское: «Абрау Дюрсо», полусухое.
- Прекрасный выбор. Сколько бутылок?
- Четыре будет достаточно.
- Не много для юной леди?
- Так ведь это же Новый год! Бой Кремлевских курантов! Ёлка в гирляндах! Напутствие «Гаранта!»
И где-то под макушкой мелькнуло: «Нажраться надо до тесных объятий с унитазом».
- А, ну да. Если не хватит, у меня дома винная кладовка, чего там только нет. Не подумайте ничего дурного, это подарки от счастливых клиентов.
- Какие у вас замечательные и заботливые клиенты и поддразнивающая улыбка мелькнула на её лице.
-Да, есть такое, – гордо ответил я.
Мы подошли к метро.
- Я сегодня без машины, не хочется стоять в пробках, спускаемся в подземку?
Она согласно машет головой и вот мы стоя у платформы быстро обмениваемся номерами телефонов и разбегаемся в разные стороны. Андрей волшебным образом вырастает из-под земли, и мы, как влюблённая парочка отправились в святилище крутящихся шестерёнок, чтобы подобрать на тоненькую и изящную кисть, такое же изящество, чтобы оно гармонично соответствовали её внутреннему миру и образу.
Глава третья
Март 2016
Проснулся в десять вечера. В квартире было настолько темно, что я дезориентировался в собственной спальне и несколько минут был в твердом убеждении, что еще вижу сон. Но когда заметил электронные часы, то первая пришедшая мысль была: «Я утратил связь с реальным миром и лечу на периферию солнечной системы. Все мои клетки разом отяжелели в тысячу раз, причем так постарались, что я едва мог шевелиться, одним словом: мертвец мертвецом. Казалось, стоит мне дернуться, и я рухну сквозь пол и потолок в соседнюю квартиру. Но в ней не задержусь, пробью дыру и заторможу на самом дне подвала. Это если повезет. А если нет?» И от забавной мысли губы изобразили лодочку. Так я и пролежал минут двадцать, постепенно приходя в себя. Затем сполз с кровати добрел до чайника и устало рухнул на диван. Несколько глотков крепкой заварки, разогнали кровь по венам и артериям, приободрили меня, вернули к событиям прошлой ночи, к незваным пришельцам, к прыгающим мыслям и разговорам так и не вышедшими из головы. И по мере того как я переворачивал память как страницы книги, мне захотелось заглянуть в «Яндекс», в новостные ленты, если в них свежие сведения о том, как укокошили очередного стоматолога.
Первое что мне попадается на глаза, это заявление Стоматологической ассоциации России, выражающая озабоченность и тревогу по поводу участившихся случаев расправ с зубными специалистами, и призывала правоохранительные органы к скорейшему расследованию и поимке преступника. Других реакций в том числе от государственных лиц, депутатов и сенаторов я на скорую руку не нашел. «Надо же, как всполошились! – отреагировал я. - Наплодили прохиндеев, а теперь разбрасываются требованиями, чтобы их защитили. Настоящим-то дантистам чего бояться? А бездари своё заслужили!» Порывшись в криминальных уведомлениях, я не отыскал очередной зубодробительной вечеринки, отчего приподнятый тонус застрял на полдороге. Пришлось идти на кухню за шоколадом.
Посмотрел на часы, было уже почти одиннадцать, ни звонка, ни сообщений от мадемуазели не было. «Странно,- подумал я, - она пунктуальна и всегда выполняет свои обещания. Ладно, еще нет повода волноваться». Когда на дне кружки показалась чайные листья, в голове прояснилась и в сером веществе зашуршали мои последние действия. Как только там промелькнули поиски часов в овальном корпусе, я скомандовал: «стоп» и полез смотреть то, что было накопировано утром. А там на меня смотрело то, чего ранее не заметил, да даже не то что не заметил, представить себе не мог. Всё что мне удалось найти во всемирной паутине сплошь были женскими ходиками.
- Ни фига себе! - произнес я отрывисто. - Дьявол в человеческом обличье – женщина! А такое может быть? Я был на сто процентов уверен, что это мужчина! Так скорее всего думают и пинкертоны. Или он трансгендер, носящий одежду двух полов? А может – дьяволица? Что за бред я сочиняю? Вся страна видела психопата, любо удовлетворяющего свою ненасытную похоть изощренным способом. Надо повнимательнее изучить китайский часпром. Уж для себя они точно могут изготавливать самое немыслимое и кайфовое, что никто до такого не посмел додуматься. Наверное, стоит посмотреть и на продукцию наших умельцев, они тоже что греха таить такую дичь лепят, что становится непонятным, кто вообще может на такое позариться?»
Вдруг как-то тревожно зазвонил домашний телефон, я судорожно вздрогнул, и первое что пришло на ум: на том конце провода меня хотят известить, что кто-то прямо сейчас на улице растерял свои зубы. Сердце учащенно забилось, я нерешительно поднимаю трубку и увидел знакомый высветившийся номер.
- Ты меня напугала, я уж грешным делом подумал, что звонит Лапиков.
- Кто такой Лапиков? – строго она спросила.
- Важняк из следственного комитета, ну я тебе утром про них рассказывал.
- А, ну да. К нам сегодня вечером капитан приходил, въедливый как вошь, чем-то на репея похож, всё допекал своими расспросами, пять минут назад ушел. Вот почему я молчала.
«Они что совсем не спят? - раздалось у меня голове. Видимо для них это привычный режим работы, днем оперативные мероприятия, вечером и ночью допросы. Похоже, что они веером пронесутся по всем моим знакомым. Надо быть готовым к их недовольствам». А Юля все продолжала и продолжала ораторствовать:
- Он мелочно, сурово и фамильярно докапывался до моей жизни, можно подумать, что собирается стать личным биографом. По заведенному порядку задал пучок неуместных вопросов. Где мы с тобой познакомились? Как давно это было? Как я попала на твой курс? Какие у нас отношения? Почему мы не живем вместе? Что я знаю о твоем лечении и протезировании? Когда я была последний раз у стоматолога? Хожу ли я в тренажерный зал и чем там занимаюсь? Где была вчера и позавчера вечером? Кто мои друзья, и чем они заняты в этой жизни? Когда последний раз общалась со своими родственниками? Какие покупки совершаю по интернету и из каких стран заказываю товары? Управляю ли автомобилем? Выспрашивал о мужиках, с которыми я встречалась до тебя и почему мы расстались. Кто я по национальности, и что я знаю о бабушке и дедушке? Где работаю и какие мои должностные обязанности? Езжу ли в командировки? Потом еще мучил своими допросами маму и отца, видимо хотел у них дознаться какая тропинка пролегает к дому зубных усмирителя.
- И что ты по этому поводу думаешь? – закинул я осторожно.
- А ты знаешь, я даже возрадовалась. На свет родилась в высшей степени поучительная история, что нашелся смелый и бесстрашный орёл и от всей души врезал как следует этим врунам и извергам, возомнившими себя хозяевами жизни. Вот теперь у них появилось собственное поле творчества для инноваций и экспериментов. А заодно получше узнают своих коллег, а также увидят из какого места у них руки растут. А там глядишь и вопросы у них появятся, почему кусочки металла, стоят столько же, сколько и стальная конструкция торгового центра. Я думаю, что после того как стало известно всей стране про весенний зубопад, шелковыми станут многие медицинские работники. Тут и чуткость с вниманием появятся, и вежливость с тактичностью, и прежде чем брать скальпель, или включать бормашину, уже не станут засучивать рукава как мясники на рынке, а будут семь раз отмеривать, прежде чем прикасаться к пациенту. Ну а самая главная заслуга молотка и тендерайзера, знаешь какая?
- Мне надо подумать.
- Не ломай голову, все равно не догадаешься. Это уход от людоедства к человечности. Слыть скотиной или сволочью станет не модно, за это можно много чего не досчитаться. Люди у нас с творческой жилкой и какие фантазии у них бродят в котелках, одному богу ведомо. Любить придется друг друга.
- Во ты завелась! - надеюсь ты только мне об этом говоришь?
- Тебе повезло, ты первый мой слушатель. Не волнуйся, я знаю кому что можно говорить, а кому нельзя. А вообще-то им поделом досталось. Сколько в стране людей с испорченными и ужасными зубами, у которых рот выглядят как выгребная яма, я уж не говорю о вони, исходящей при их дыхании. Да таких десятки миллионов. Казалось бы, чего проще, столько вывесок и рекламы, выбирай любую контору на вкус, а нет, народ почему-то не торопится выстраиваться в очереди. А почему? Да потому что стоит к ним попасть в лапы, то там так сдерут что мало не покажется, и зачем им тогда вся эта красота, если жевать будет нечего. По сути, красивая улыбка превращается в такой же предмет роскоши как лимитированные Швейцарские часики. Народ-то по большей части живет от зарплаты до зарплаты, а если имеет какие-то накопления, то совсем для других нужд. Но ты сам знаешь, что даже наличие мешка денег еще ничего не гарантирует.
Я её слушал и не мог избавиться от дум: «Откуда в таком хрупком и нежном девичьем тельце, у которой все прянично во рту как в фирменной кондитерской и избежавшей встреч с теми, кого она поносит, столько ненависти и агрессии?». Да ведь я сам на протяжении более года, после каждого героического визита в подробностях и в мельчайших деталях рассказывал иногда со страданием, иногда с шутками, иногда с ненавистью, иногда с болью, иногда со страхом, а то и с иронией, не столько о самом процессе, сколько обо всех падких проделках жуликов на живодерне, прикрытых зазывающими плакатами нарисованных на компьютере и изображающих идеальную и лакированную форму зубов. Это же у её отца остался один единственный пенёк, а у её бывшего, после всех протезирований и так называемой обточки под коронки не осталось ничего, зато всё чистенько, гладенько, ровненько и теперь он ходит со съёмным протезом. Наш охранник, взятый по протекции знакомых так пролечился в городской стоматологии, что остался с тремя передними кривыми отростками. И когда он улыбается то эти три огрызка выглядят так, как три пальца показывающие козу. Ему один раз даже дали в пятак, чтобы больше не показывал неприличную фигуру.
А Юля никак не унималась, без умолку агрессивно с надрывом неслась как весеннее половодье дальше, продолжая надиктовывать в моё правое ухо, как будто это не ухо, а микрофон для записи на пленку, что это не я, а она измучена бесконечными процедурами и многочасовым просиживанием в стоматологических креслах. Её наезду подвергалась вся братия в белых халатах. У меня нет-нет, да и проскакивало, а не она ли самочинно встала на путь прокурора, судьи и исполнителя? Силы воли ей не занимать, как, впрочем, и твердости духа. Только вот видеокадры не дают точного ответа. Ведь рост еще ничего не доказывает, телосложение – тоже не даёт никакого намёка. Тогда что может указывать на неё, - мои эмоции? Вот оголенная кисть могла бы как-то внести ясность, но для этого придется сильно постараться, чтобы понять, что-там пестрит. И пока я ковырялся в собственном мозгу как пальцем в носу, до моих извилин долетали слова: прелести протезирования, никакой боли, осложнения, удаления, примерка и еще много чего, что можно услышать от операторов непонятных колл-центров, достающих своими настырными звонками об очередной чудо-стоматологии и кремлёвских спецах, получивших лучшие навыки и образование за рубежом.
- Вот теперь, - распиналась она, - пусть на себе попрактикуются в удалении нервов, в имплантации, в накручивании ниточек и во всех тех нововведениях, сравнимых с судилищами в средние века, побудут так сказать в твоей шкуре.
«Ну мадемуазель зарапортовалась! Хотел с ней обсудить то что случилось, а в итоге, она мне и рта не дает открыть, как будто обвиняет меня в пассивности, мягкотелости и слабоволии. Может поэтому она непривычно раздражена, что это был не я? Ну а если б я такое провернул и меня бы поймали, то как она отнеслась бы к моему поступку? Ждала бы моей отсидки? С трудом верится. Интересно, нас прослушивают? А переписку в мессенджерах читают?». И я стал быстро вспоминать, что там было такое, что могло бы бросить на неё тень. Но кроме как описаний рукоприкладства к моим зубам я так ничего и не мог припомнить. А она все донимала меня. «Неужели её так непрошенный легавый взбесил? Ну да, они могут. Это я проявил невозмутимость, а вот она не приемлет того, чтобы кто-то погружал свои грязные ручонки в её бренный мир».
- Алло, ты меня слышишь, ты где? - доносится до меня её возглас.
- Я тут. Чутко и внимательно ловлю каждое слово и согласно киваю твоим фразам.
- На самом же деле, рано или поздно это должно было случиться. Должен был появиться тот, кого уже так достали, что другой альтернативы очистить свой разум у него не было. И мне кажется, что эти случаи не последние. Найдутся и другие подражатели, кто таким народным и доступным способом захочет восстановить справедливость, - сердито она сказала, и после небольшой паузы спросила:
- У тебя, когда визит к Рашиду?
- В пятницу.
- Напиши, как все пройдет.
- Обязательно.
- Тогда мы увидимся в субботу?
- Как всегда,- весело ответил я.
- Договорились,- услышал я чуть смягченный тон. И мы оба замолкли.
Январь 2015
За окнами вовсю запускали фейерверки, взрывались петарды и хлопушки, по телевизору выступал президент с новогодним поздравлением, но мы ничего этого не видели и не слышали. Мы лежали на белых шелковых простынях в кровати, нежились как морские котики в лучах утреннего солнца на скалистом берегу океана и огонь страсти пронизывал наши мышцы. Порой мы превращались в только что появившихся на свет слепых детенышей, где каждый из нас жадно искал ту частичку тела, уносящую не себя, а наоборот, частичку, уносящую партнера в небо. Мы присасывались к ней, упивались как нектаром и каждый раз, когда кто-то из нас оказывался на куполе галактики, возникал вдруг вопрос, а вместе ли мы тут оказались, или тело одного из нас всё еще находится в полете? Но если возникало сомнение, то мы вновь погружались друг в друга и искали ту катапульту, которая разом, кружа в вихре воздушных масс, забросит нас тесно сплетенных в объятиях, на такую недостижимую орбиту, которая доступна только ангелам. Но нам и этого казалось мало, мы хотели видеть творца мироздания, и мы его увидели, я замер от волшебной неожиданности, а Юля, издала такой пронзительный и экстатический взвизг, отчего в воздухе застыли разлетающиеся искрящие огни, ставшие гвоздем нашего вечера, и вся вселенная превратилась в один сплошной водоем, где парила наша плоть, медленно распадающаяся на атомы, а рядом как рыбки плавали розовые ангелочки. Мы преподнесли друг другу как повелителям монаршеские подношения. Их милейший обмен без фальши и лукавства, стал воплощением чуда, как будто мы наконец-то обрели утраченные пламень чувств. Открывая затуманенные и оцепеневшие глаза после перенесенного звездного странствования, и ощущая мягкое и теплое ложе, мы вновь запускали наши катапульты, и так продолжалось до тех пор, пока мы не оказались вне времени и пространства. Кругом стоял шум и гам, люди открывали шампанское, поедали салаты, рассыпались в поздравлениях, веселились и дурачились, только мы как пара неразлучных лебедей где-то застряли в просторах безмолвного космоса, а вспыхивающая планета разноцветными вспышками, словно маяк, указывала нам своё местоположение, чтобы мы окончательно не потеряли её из виду.
Очнувшись первым, я увидел её уткнувшуюся своим детским носиком мне в плечо. Она спала безмятежно, погружённая в глубокий сон и отрешенная от всего земного, такая маленькая, трогательная и беззащитная девочка только что появившаяся на свет. Её сомкнутые веки были полны слез, и выглядела она в тот момент как изумительная и восхитительная мечта. Моя кожа и душа зудели от счастья и блаженства, и если бы они могли говорить, то это был бы такой поток ликующих и благодарных слов, что мигом бы превратили столь милое и прекрасное создание в божественную икону. От бурлящих эмоций я почувствовал, как мне трудно дышать и не вставая с кровати протягиваю руку до окна, чуть-чуть приоткрываю створки и с сквозь них с шумом врывается клубок морозного бодрящего воздуха. Юля еще сильнее прижимается ко мне как к камину и, я почти сразу же проваливаюсь в тьму.
Когда мы проснулись, электронные цифры показывали час дня и вслед за нежными поцелуями, приветственными и благопожелательными речами, мы чуть ли не в унисон возвестили:
- У меня дикое чувство голода, - и мы весело рассмеялись.
Ледяная струя с улицы и прохлада в комнате как бы в подтверждении нам напомнили, что мы избороздили самые невидимые уголки мира. Ну и как после такого распутства и метаморфоз не иметь пустые желудки!
- Перейдем от радости плоти, к радости чревоугодия, - и я ладонью указал путь на кухню.
- Вы профессор как всегда убедительны, - и чмокает меня в губы. Её блестящие глаза и озаренное блеском лицо отчетливо говорили, - мадемуазель провела неописуемую ночь.
Роскошная еда, что мы вместе приготовили, так и осталась стоять нетронутой, как и её любимые три бутылки. Одну мы все же опустошили, провожая ушедший год и когда занимались приготовлением рыбы и салатов.
В течение часа дверца холодильника практически не закрывалась. Мы превратились в два удава: наполняли бокалы, закусывали жареной сёмгой и запечённым мясом, солеными огурцами, картофелем, тортом «Услада», мандаринами, орехами, клубникой, черникой, ежевикой, малиной и виноградом. Глядя на нас со стороны, можно было подумать, что не ели несколько дней кряду и были настолько истощены что запихивали в себя всё, что видели наши глаза. А видели они первого января многого чего такого, чего раньше и не замечали. Наконец-то мы, насытившись на славу, со вздувшимися животами растеклись на диване, умаянные, выжатые как лимон, без сил и тяжело сопя. Наши желудки округлились, выросли в объеме, и стали похожи на вымя молочных коров. При этом они громко урчали, фыркали отрыжкой и бурлили как вода в сточной трубе.
- Нам надо прогуляться, разогнать кровь и размять конечности, - произнес я измученным голосом.
- Нашенская мысль, – отозвалась Юля, едва ворочая языком.
Через полчаса мы, переваливаясь с одной ноги на другую, походкой пингвинов, медленно спускались по ступенькам к выходу.
- У тебя тут красивая природа, прямо едем на фуникулёре с горы.
- Скорее скатываемся, - ухмыльнулся я.
- Эй, это ты скатываешься колобком, а я иду.
- Обратно тоже пешком пойдём? – подначил я её.
- Нет проблем, - прозвучал уверенный голос.
- Сил у тебя хватит? – не унимался я.
- У меня-то хватит, а вот на твое пузо может и не хватить, - весело прощебетала Юля.
- Мадемуазель, моё пузо учитывая наши разные ростовые пропорции, будет по меньше вашего похожего на воздушный шарик.
- Ах, так! – прыснула она. И стала поднимать с пола рассыпанные конфетти и швырять ими в меня.
- Мадемуазель нетерпима к критике? Не желает слышать правду о себе! И я как мяч поскакал вниз.
Не успели мы оказаться на улице, как в меня полетели снежки и пустые коробки от петард, которыми в то утро был засыпан весь двор. Спасался я бегством, и со стороны это было больше похоже не на игры возбужденных взрослых любовников, а на погоню за вором или преследование взбешенной жены изменившего мужа. Остановились мы у светофора, оба запыхавшиеся, раскрасневшиеся и вспотевшие. Было градусов семь-восемь мороза, безветренно и от нас струйкой то ли от вожделения, то ли от пота вверх валил пар похожий на дым из деревенской печной трубы. Выглядела Юля как отретушированная черно-белая фотография: с розовыми щечками и раскрасневшимися губками. Я её крепко прижимаю к себе целую в носик, соскальзываю ниже и мой язык оказывается у нее во рту. Рука устремляется к животику, замирает между ног и ощущает что-то похожее на включенный ручной отпарыватель. У меня в раз вспыхивает жгучее желание, прямо здесь на тротуаре, завалить её на асфальт и овладеть самым жестким способом.
- Может мы пойдем обратно? - ласкающим голосом шепчу ей на ушко. - У тебя там раскаленный чан, с кипящей колдовской медовухой, запах от неё так и витает вокруг меня, явно хочет связать и затащить в постель. Надо бы там хорошенько все перемешать, чтобы не прикипело.
- Профессору уже не терпится оказаться в кроватки, чтобы всё там перемешать? Перемешайте мне, перемешайте - напевает она. - Это от недоедания там потекло. Желудок накормила, а её оставила в истощении. Она тоже хочет есть.
«Надо же такое отчебучить! – мысленно я вякнул. – Как бы она не пристыдила меня, за то, что я кое-кого отправил на прогулку голодным. Мне что, извинится?» И не на шутку испугавшись как бы в оправдание на её замечание тонко и иронично высказал:
- Уважаемая, Юлия Алексеевна! Я не упустил из виду, что среди нас есть те, у кого сводят кишки. Но ведь она не одна оказалась в таком положении. Кое у кого и маковой росинки с прошлого года не было. Пусть они потомятся и посильнее нагуляют аппетит. Тогда даже мысль о пресной еде покажется деликатесом.
Юля откинула голову назад и игриво промолвила:
- Профессор! Да вы оказываетесь знатоком высокой кухни. Случайно звезду «Мишлен» не получили еще?
- Нет. Но если ты мне поможешь… Но договорить мне она не дала. Я почувствовал, как её язычок затрепетал у меня между зубками как флажок семафорщика передающий азбуку с корабля на корабль. Его сигнал зримо читался: «Мы её вместе получим. Давай еще пройдемся, а то мой шеф-повар растолстеет, обрастет жирком, станет ленивым, превратится в опухшую хрюшку, про кое-кого забудет, и я так и не попробую высокую кухню и еще раз не увижу розовых ангелочков, а они такие милые и так красиво ночью вокруг меня порхали».
Я удивленно посмотрел в её искрящиеся глаза и весело сказал:
- Никакого объедения, это и вас, мадемуазель, касается. Спорт, спорт и еще раз спорт. Раз уж нам привалило такое счастье, то надо сделать все, чтобы они нас никогда не покидали. Мы их пропишем в квартире.
- Это вы, профессор, правильно сказали. А как вы относитесь к внезапным порывам?
- Это ты о чём?
- Ну к случкам на лету?
- Я «его» - и мимикой указал вниз на свои бедра, - на приколе не держу и всегда наготове. А сам думаю, какой у неё прокрадывается прелюбопытный лексикон. Бьет в самую точку.
После чего, крепко взявшись за руки и горя от вожделения, мы сделали вид, что нам некуда торопиться еще добрых полтора часа мерили ступнями улицы и переулки района.
Дома нас ждали остатки прошлогодней готовки, от которых мы отказались, отправив всё в мусор и помня об дневном обжорстве, питались только овощным салатом, фруктами с ягодами и запивали шампанским. Покончив с трапезой, я торжественно преподнес Юлии перевязанную красной лентой коробочку с часиками «Таг Хоер». Сталь с черной керамикой, безель и циферблат усыпаны бриллиантами, корпус диаметром чуть меньше тридцати миллиметров. От такого неожиданного презента она просто ошалела, глаза блеснули огнем, лицо засияло как радуга и ледяная гейша вдруг пустилась в пляс изобразив что-то похожее на барыню. Такой приватный со смаком танец мог возбудить кого угодно, тем более, когда её радость обратилась в чувственную форму в виде страстного и продолжительного поцелуя. Наши руки как по команде рванули к джинсам и так бешено стали их стаскивать друг с друга, чтобы явить на белый свет интимные шашни, что я даже и глазом не сумел моргнуть. Как только я развернул ее к себе спиной, она отточенным движением выгнула спину, искусительно встала на четвереньки и изобразила прелестный плод. Затем гостеприимно оттопырила неотразимые сочные филейные дольки, излучавшие такое бесконечное сексуальное «любо-мило», что в пору молится на них. Мои очи смачно и пожираемо в них впились, растаращились, дыхание сбилось, а пальцы уже раздвигали наружные губки, а может и не губки, а снимали крышку, открыв мне маленькую щель, сквозь которую я должен был помешивать её варево и накормить до пупа. Ну я без замедления принялся варить и кормить. Мой рывок был сравни скорости мысли. Юля пронзительно ахнула, руки подкосились и её плечи рухнули как подстреленная куропатка. Я мгновенно вдохновился, словно прыгнул четверной аксель, закусил удила и покатился исполнять и дальше произвольную программу. В своих возможностях я был уверен, как никогда. Пара-тройка сотен граммов слабоалкогольного напитка будь то вино или шампанское делают не только могучую эрекцию, но и мало чувствительной к любому воздействию на нее, стоит у вершины ног не человеческая плоть, а пограничный столб без отверстий, но вот выдавить несколько капель семени будет посложнее, чем перекопать лопатой десяток гектаров земли или нарубить вагон дров. Вот и впрягся на полную мощь, не боясь, что запал мой быстро иссякнет. «Сейчас я нырну с головой до самого дна и просканирую огнедышащую ракушку со всех сторон, - зарделось в мозгу, разгляжу до мельчайших деталей. - А то накануне в темной спальне, да еще и под одеялом ничего толком не увидел. Зато теперь я могу щупать взглядом каждую её клеточку, каждую выемку, каждую выпуклость, излучину и седловину на коже», чем я с нескрываемым наслаждением занялся. Два часа я как опытный сапёр елозил по эластичным складочкам, два часа я проникал в самые недоступные закоулки и глубины её узкой, скользкой, раскаленной и высшей пробы норки, похожей на жилище земляного червя, два часа я как спелеолог блуждал внутри будто хотел найти там не только рисунки первобытного человека, но и раскрыть как можно больше невидимых тайн, уютно засевших в её теле. Мои настойчивые поиски сводили с ума её пятую точку, которая не находила себе места, была легка как пушинка, парящая в воздухе и управляемая порывами ветра. Она подпрыгивала, вздрагивала, шарахалась вправо-влево, вверх-вниз, кружилась пропеллером, двигалась вперед-назад и выглядела как облачко в синем небе. Я уже перестал заниматься анатомией, а вот Юля, не скрывая секретов пошла в разнос. Её заднее ладно скроенное поэтичное великолепие само выбирала ту композицию и тот ритм, позволявший ей произносить такие низкие ноты, которые я никогда не слышал. Они были частью её рода и их нельзя было спутать с восточными мотивами. «Надо же! – сказал я себе. - Говорит голосом коренной москвички, а когда впадает в исступление, то возвращается к истокам своего народа и пронзительно мяукает как мартовская кошка при течке, приглашая кота на свидание: Мяйу-мяйу-мяйу. Твоя щель сдала тебя с потрохами. Так кто же ты есть на самом деле?» Пару раз я замедлял темп, пытался вынуть наружу своего жеребчика, но её створки превратились в щупальца осьминога с присосками, намертво его держали, и он скорее бы расстался со мной, чем покинул бы плодородную делянку. И тогда я приходил к выводу: «Ну что ж, а ты оказывается ненасытна! Моя кулинария по вкусу пришлась! Буду варить и перемешивать дальше, долго-предолго». И энергично поддав себя ладонью по заднице, я как рыцарь с копьем устремлялся вперед и в мои уши бойко влетало: «Мяйу-мяйу-мяйу. По тому как ее бедра метались по диванным подушка и невероятному выгибанию позвоночника, я понимал, что она на пике блаженства, но не проходило и нескольких секунда как она стремглав падала вниз, стряхивала с себя капли как лохматая собака, вылезшая из водоема, и вновь устремлялась в высь. Она уподобилась «Ваньке-встаньке», возвышалась, ложилась, вставала. Её неукротимая жажда и стремление к полету придавало мне силы, открывали сто первое дыхание и во мне зарождалась мысль, что мы стали заложниками половых органов. Они как дети, быстро сдружились взахлёб и сейчас не обращая на нас никакого внимания, затеяли неведомую нам игру и если её не прервать, то эти сорванцы могут носиться бог знает сколько времени. Пока я обдумывал, как бы приструнить эту распоясавшуюся парочку, внезапно для меня раздался подлый взрыв и плотная масса, вырвавшаяся из жерла как из пушки, прекращает нежничающую идиллию и сражает нас на повал, а в след раздался наш вопль, похожий на то, как если бы в нас плеснули ведро кипятка. Мы громко в унисон вскрикнули, без чувств рухнули на диван со спущенными портками и задрожав как при ознобе испустили последний дух. Я откинулся на спинку дивана, Юля лежала на боку с согнутыми коленями и выглядела предельно укрощенной, похожая на натурщицу на уроках рисования. А вот её гнёздышко наоборот, вело себя совсем не скромно: с рычанием выталкивала и плевалась жидкостью похожей на сгущенное молоко. На столе стоял рулон бумажного полотенца, я мигом оторвал длинную полоску, сложил в несколько слоев и едва хотел приложить к лону, как она приподняла ногу, словно собиралась сделать пи-пи и помогла мне рукой примостить затычку как надо. В таком положении мы оставались минут пятнадцать и пряный запах наших дружков плотно окутывал нас. Я, чуть-чуть очухавшись, не удержался и едва шевеля губами проурчал:
- Мы профессорят не наделаем?
- Не беспокойтесь, - ответила она заплетающимся языком, и загадочно улыбнулась.
Хотел сострить насчет гейшат, но она опередила меня и почти беззвучно выдавила:
- Я видела ад и чертей, и, кажется, они на дровяном костре поджаривали мой зад на сковороде.
- Ого! – изумился я. - Они знают, что приготовить к ужину. Лет пятнадцать назад я тоже видел нечто похожее.
Юля отрывает голову от дивана и чуть ли не округлив глаза, растягиваясь в широченной улыбке, язвительно ввернула:
- И кто же тебя так жарил? Уж ли не африканский студент с большим прибором? Я заметила, их у вас много в институте.
- Хм, меня никто не жарил. Вот слушай. Я тогда жил в другой квартире. На Рождество мне подарили большой альбом с репродукциями Сальвадора Дали. Был у меня период в жизни, после прочтения писем Ван Гога, когда я увлекся живописью, читал запоем автобиографии и мемуары художников, ну и днями прогуливался по музеям. Помню, как в выходной день, лежа на диване, я рассматривал картины испанского сюрреалиста, а вечером решил приобщиться к его трактату о «Бзюдамах», очень забавная вещь скажу я тебе.
- Это что означает?
- Бздюм?
- Ну да.
- Ты разве не догадываешься? – непонимающе спросил я. - Испортить атмосферу.
- Ааа! Дашь почитать?
- Конечно дам. Интересно стало? Не отрывай от воспоминаний, а то что-нибудь важное упущу. Черти мне этого не простят! В час ночи я выключаю свет, пытаюсь заснуть, и вдруг чувствую, как кто-то топчет мои ноги. Коты обычно этим занимаются, когда спать укладываются. Представляешь, как я переполошился. Уж не знаю, каким чудом я дотянулся до настольной лампы, но когда стало светло, то увидел на кровати, прямо перед собой на одеяле трёх чертей, ростом примерно под метр двадцать весело скачущих как дети через невидимые прыгалки. Я со страху щукой прыгаю в приоткрытое окно и мои плечи застревают между рамами. Они хватают меня за ноги и тащат обратно в комнату. Я со страха чуть в штаны не навалил. Стал с таким остервенением отмахиваться ногами, что эти бесы, тут же отвалили и испарились, как будто мне это приснилось. Твои-то с тобою любезные были? Наверное, на оливковом масле поджаривали? А мои-то точно не с чувствами пришли.
- Ну и что ты сделал дальше? – с неподдельным вниманием спросила Юля, - врача или полицию вызвал?
- Мадемуазель, перестаньте ехидничать. Дальше везде загорелись лампочки, вставил сразу несколько дисков с шаманской мелодией в музыкальный центр, в надежде чтобы их напугать, плотно закрыл окна, задвинул занавеси и лежал, дрожа до пяти утра. боясь шелохнуться, все вглядывался в стены, где, как мне показалось, они и притаились. Вот в таком состоянии меня свалил сон. Но только я стал проваливаться в небытие, как опять кто-то начал пинаться и толкаться. Открываю веки, несмотря на то что было темно, силуэты волосатых демонов отчетливо просматривались и особенно их поблескивающие как угольки глаза. Я драпанул на кухню, схватил огромный нож и упрятался за холодильником. Там и просидел на корточках до восхода солнца.
- Да у вас батюшка, белая горячка была. – прыснула она игриво. - Надо было психиатров приглашать.
- Угу! - я тоже так думал пока скрывался на кухне. Но когда вошел в комнату, то можешь верить, можешь нет, но я уловил странный запах, чем-то напоминающий при зарядке аккумулятора, этакая смесь серы и гниющей листвы.
- У тебя от страха обоняние съехало.
- Ничего подобного! Когда добавлял лимон в чай, то он попахивал как всегда и ничего не обычного не учуял. Днем на работе все не мог успокоиться, вспоминал как они на меня сладострастно смотрели словно на юбилейный пудинг, да еще и облизывались. Друзья посоветовали: если они и в следующий раз нагрянут, то я должен с ними поговорить, выяснить с какой целью они ко мне пришли. Представляешь себе картину, мы сидим за столом, как дружная семья, попиваем чай с кренделями и обсуждаем домашние дела.
- Так чем эта история закончилась?
- В тот же вечер сижу в кресле у экрана телевизора, продолжаю дальше вгрызаться в «Бздюмы» и одновременно краем уха слушаю девятичасовые новости. И вдруг появляется сюжет об одном африканском племени, в нём аборигены с остервенением бьют в свои джембы, это вроде наших барабанов, прыгают как полоумные вокруг большого костра и во всю мощь своих толстых кишок смачно пукают. Это мягко сказано. Пердят так, что возникали помехи на экране, как при грозе. Со слов корреспондента, этот ритуал означает, что они таком образом избавляются от нечистой силы, а именно от чертей. А дальше я своим глазам не поверил, как только перевернул страницу в книге. Обнаруживаю главу и как ты думаешь она называлась? «Как с помощью бздюма избавиться от нечистой силы, чертей». Это было неизъяснимое и сверхъестественное совпадение. Комната в раз стала логовом и пристанищем чудес. Смотри: одномоментно появляются: твари, репортаж с черного континента и как бы в подтверждение существование внешнего света на коленях у меня лежит трактат испанца. Тут уж сам Фома-неверующий поверит в такую чумовую ересь. Так вот, что я вычитал в главе. Оказывается, чтобы навсегда от них избавиться, прямо как от прусаков, нужно купить определенные продукты, чтобы вызвать не просто абы какое брожение в желудке, а определенной консистенции. Я даже тогда рассмеялся, что оказывается у них нюх как у парфюмеров. Так и хотелось сказать» - «Гурманы чертовы». Хотя, ты знаешь, был великий соблазн, а у меня в этом не было сомнений, что они опять заявятся ночью, еще раз их лицезреть, ну и сфотографировать. Вот это была бы мировая сенсация! Стал бы звездой этого мира и темного.
- Ну и? – произнесла она натужено.
- Ты же, наверное, смотрела фильм «Вий» и помнишь, чем закончился третий заход Куравлёва в церковь? Вот я и не стал искушать судьбу, а рванул стремглав в ближайший гастроном и через пять минут стоял у кассы с соответствующим набором харчей. По началу ничего не предвещало аномального и никакого позывного ветра, полный штиль. Но вскоре не сочетаемость продуктов дала о себе знать. За первыми шумными перекатами и приятными урчаниями появились и признаки выходящего газа. Я возрадовался, с прохладцей и важно фланировал по квартире, освещал её, так сказать. Побывал во всех углах, обошел раз пять вокруг спального ложа, прогулялся по коридору и на кухне, не забыл про туалет и ванную комнату, пошаркал тапочками на балконе и в кладовке, зашел в лифт, прошелся по лестнице, покрутился вокруг дома, поелозил на сиденьях в машине, а потом, как будто нечистые преследовали меня летел с такой скоростью в квартиру по ступенькам на десятый этаж, что лифт за это время успел только подняться с первого на второй. Я думал, что, когда примостился на стульчак, то взорвусь как пороховая бочка, так меня приспичило.
- Ну и как, они больше не появлялись?
- С тех пор – ни разу. Можно сказать, что привился от них. А ты говоришь, белая горячка. Если ты не желаешь больше восседать как герцогиня на горячей сковороде, то я могу тебя осветить. Рецептик от этого стоит на полке.
- Нет уж спасибо. Я с ними как-нибудь договорюсь, а возможно даже и подружусь.
- Подружись, подружись, встретишь моих пропащих не забудь им привет передать, а то они уже, наверное, по мне соскучились, да и автограф для меня прихвати. Все-таки не каждый день удается дома видеть таких почетных гостей, - резонировал я колко.
- Будешь меня к ним часто отправлять, так уж и быть, возьму для тебя, - ответила она похожим сарказмом.
- Да что вы говорите, мадемуазель! – вырвалось у меня. - Оказывается вы их не боитесь, уж вы не частый ли их гостья?
- Нет, не частый, но их я не боюсь. Я умею ладить с людьми, да к тому же я крещеная.
- Ну тогда это многое объясняет,- продолжаю я иронизировать. – Так кого же мадемуазель желает чаще видеть, ангелочков или чертей?
- Дай мне немного подумать,- и задорно рассмеялась.
- Да, вы оказывается ветряная, никакого постоянства! Вы уж как-то определитесь или график составьте. А то отправлю вас не по тому адресу, так еще чего доброго заблудитесь.
- Я составлю график, чтобы уважаемый профессор не ошибся.
- Уж будьте так добры, сделайте, я его над кроватью повешу.
- Есть товарищ преподаватель! - и по-военному приложила руку к голове.
- А может мадемуазель хочет ангелочков видеть рядом с чертями?
Тут у Юли округлились не только глаза, но и лицо, и после некоторой паузы, с небольшим содроганием в голосе, она изрекла:
- Чтобы мне их вместе увидеть, я должен стать джином или волшебником и выйти за грани любви и секса. Я сама себя еще плохо знаю, но иногда хочется, чтобы секс был сродни божественной магии, чтобы его окружала аура колдовства и чудесных превращений, и смерила меня несколько раз проникающим и оценивающим взглядом, как будто хотела видеть не меня и мои физические возможности, а нечто большее, чем подобие живого существа.
- Да вы, оказывается, сексуальная маньячка. – провозгласил я с пафосом. - Я думал, что мадемуазель поклонница традиционных отношений, а она мечтает о пришельцах с планет и потустороннем мире, да тебе нужен не земной человек, а Воланд! Ну или тот, кто знает заклинания. Я одно знаю: «Трах-тиби-дох».
- Да ну тебя.
- Я тебя услышал, Юлия Алексеевна. Я тебе устрою аутодафе, черти и сковорода - покажутся тебе русской баней.
И гладя мне в глаза, соблазнительным и желанным голоском ласково прочирикала:
- Устрой мне аутодафе. Хочу сгореть в стихии страсти и разврата, и тут же змеёй заползает мне на грудь и сворачивается калачиком.
- Устрою, устрою, - и мы сливаемся в пылком поцелуе.
А еще через мгновение мы оказываемся полностью голые, и я в очередной раз с точностью повторяю предыдущее представление и отправляю партнершу ко всем чертям, которые никуда и не уходили, а только терпеливо ждали свой ужин.
- Ты хочешь, чтобы я навечно у них прописалась? - тяжела дыша и измученно молвила Юля. - Они уже на меня как-то подозрительно смотрят, думают, кто это за изверг, глумящийся надо мной.
- Ты скоро перестанешь обращать на них внимание, они будут такими же обычными, как мебель в квартире.
Юля тут же впялилась на меня и после небольшой паузы процедила:
- Ловлю на слове, - и обвила тоненькими ручонками вокруг моей шеи.
Какое-то время мы в неглиже молча лежали и каждый из нас чувствовал, как неистово колотящиеся сердца успокаиваются, дыхание медленно восстанавливается, а наши разгоряченные тела постепенно остывают. Я вытащил из-под себя плед и одним махом накрыл нас обоих. Юля повернула головку, посмотрела на меня, и я увидел, как озорной огонек блеснул в её зрачках, и мне непонятно почему вдруг захотелось спросить про её бывшие отношения.
- Слушай, ты мне скажи, у тебя до меня были кавалеры, они тебя что не отправляли на тот свет?
- О чем ты говоришь, - возмутилась она. - Они меня если и отправляли, то в основном на рынок или на кухню. Я для них была ходячей экзотической прислугой с Тайского побережья. На самом деле я слишком поздно начала встречаться с мужчинами и те, с кем я пыталась построить отношения, как мне казалось, больше любили моё тело, но полностью пренебрегали и игнорировали меня, и я их быстро отшивала. У меня были ухажеры разного возраста, и я поняла, что мне милее взрослые, этак лет под пятьдесят высокие, спортивные, следящие за собой, типажи, вроде актеров Лиама Ниссона, Домогарова, Михайлова или Тараторкина. Они по-иному относятся к девушкам.
Тут я ее резко прерываю:
- А были такие, кто тебе запомнился больше всего?
- Был, один придурок художник, абстракционист, так он себя называл, а на самом деле полный задрот.
- Ты ему позировала?
- Ага, стояла в чём мать родила, как дура, на четвереньках, широко расставив ноги. Ему нужен был мой анус, он видел в нем кротову нору. А, чтобы еще ближе было к реальности, как он говорил, - нужно зад выкрасить в черный цвет и вставить в него кисточку. Картину, которую он написал, назвал: - «Черная дыра». На трезвую голову я бы себе такого не позволила, но после пары рюмок водки, мне уже было все равно, какую стойку принимать. Один раз он пригласил в гости парочку таких же извращенцев-задротов. Напились они в дупель, а потом решили, чтобы я поучаствовала в благородном деле: скинуть с себя всю одежду и инспирировать всякие домашние дела. А они, развалившись на диване наблюдали б за мной и искали самый на их взгляд красивый ракурс. Ты не поверишь, по началу мне эта идея даже понравилась, что-то было прелюбопытное в их предложении. Но чувство унижения взяло своё, их заскоки меня взбесили, и я послала непризнанных прощелыг на три буквы. В общем выгнала всех, а дружка напоила до бесчувственного состояния. Потом стащила с него штаны с трусами, вставила в его пердюшник тюбик с краской и выдавила все содержимое, туда же засунула его любимую кисточку. После этого перепачкала красками его портки, мебель, посуду, обувь, пол, а на стене написала: - «Рождение новой свиньи».
Я весело рассмеялся и спросил:
- Фото случайно не сделала?
- Не сообразила, спешила побыстрее смыться, пока он не проснулся.
- Надо было еще на него помочиться, для завершенного образа.
- Как-то мне такое в голову не пришло.
- Ну а другие?
- Другие, - задумчиво и тоскливо она сказала. - Другие были, но оставили одно разочарование. Один раз угораздило вляпаться в алкоголика, не ложившегося спать, пока не нализается в доску. Недолго встречалась с заросшим байкером на мотике «Харлей», заразивший меня венерической болезнью. Ухаживал назойливый депутат, всегда при встрече даривший цветы, французское шампанское и конфеты.
- И?
- Он слишком толстый был, вечно потел и вонял, как последняя скотина, а я по натуре чистоплюйка. Да и побаивалась я его. Всё представляла, а если он на мне окажется сверху, во что я тогда превращусь? Мы с ним пару раз поужинали в ресторане, и когда он ко мне стал приставать, я от него смылась.
Потом родители познакомили с забавным священником. Так тот сразу же с первой встречи громоподобным голосом начал рассказывать о разнузданной похотливости и безрассудстве современной молодежи, о греховности абортов, противозачаточных средств, презервативов и всяких штучках вроде фаллоимитаторов и вибраторов, и все, кто хоть раз был к этому причастен, то их ждут вечные муки и проклятия. Они мол дьявольское отродье. А уж как он настойчиво с пеной у рта убеждал меня, что секс – это несмываемая грязь, что он нужен только для продолжения рода, и если люди занимаются им ради удовольствия, то это омерзительный грех и они должны вечно каяться, просить у всевышнего прощения иначе последует возмездие и тогда им гореть в аду. Я даже несколько раз потрогала его лоб, уж ли не температура у него подскочила. Видимо, он мой жест расценил как симптом моего согласия и стал как припадочный проповедовать о добре и уговаривать вступить с ним в брак, в котором я испытаю угодные Богу мирские радости и упоения.
- Как ты, богохульница, могла отказать святому отцу? Стала бы смиренной матушкой, платочки бы носила. И кстати, а ведь так думают не только служители церкви. Одна известная дама, депутат Государственной думы, говорила точно такими же словами с высокой трибуны и призывала заниматься сношением исключительно для рождения детей. А уж как её бесили магазины по продажи интимных товаров! Так что дивных чудиков на свете много. И что ты ответила попу?
- Ты знаешь, у меня патологическая антипатия к неряшливым и неопрятным мужчинам, а уж тем более, стоя в церкви превозносить хвалу Богу. Вот я ему и предложила заняться спортом, сменить свой гардероб, научиться пользоваться парфюмом, а то от него на версту ладаном и свечками воняет. После этих слов он поникший, откланялся и я его вычеркнула из памяти.
- Ну а сверстники были?
- Была тройка парней, с горизонтом восприятия муравья, пытавшие втесаться под нижнее бельё, но я даже их имена не помню. Тем не менее я ни о чем не сожалею, хотя это были и не лучшие отрезки в моей жизни. На работе один пытался за мной увиваться, но я отвергла его притязания только одним взглядом. Это не то место, чтобы поддаться обольщению.
В этот момент, то ли в результате воспоминаний, то ли под влиянием непонятно чего, лицо Юли стало вдруг грустным и печальным, и я поспешил сменить тему. Скидываю с себя плед, натягиваю футболку с джинсами, открываю нижнюю дверцу книжного шкафа и вытаскиваю несколько часовых каталогов и последние номера журналов о часах.
- Забыл про обещание.
Она тут же по-детски протянула свои ручонки и быстро стала грести пальчиками. Я дал ей немецкий каталог часов за 2014 год, присел рядом, и мы погрузились в мир часового искусства.
Надо сказать, о продукции, ставшей визитной карточкой маленькой горной страны в центре Европы, где говорят на четырех государственных языках, я знал все. В моём чердаке угнездились, тесня и пиная друг друга тысячи разновидных марок и моделей. Я стал нечем иным, как ходящим швейцарским часовым справочником.
Я превратился в огромное дальновидное и зоркое око и мог на улице с расстояния в десятки метров с легкостью определить, что у кого тикает.
Я легко угадываю бренды, мелькающие на экране телевидения у политиков, шоуменов, бизнесменов, телеведущих и просто гостей в студии.
Я долгое время вел подсчет количества часов у руководителей страны, которые к ним питают маниакальную слабость, меняя их каждую неделю. Наблюдать за такими господами было сплошное удовольствие. Хотелось знать, кто первый достигнет рубежа в сотню штук.
Я всегда замечаю, как отдельные депутаты, священники, генералы при виде телевизионщиков переворачивают свои часы, чтобы циферблат был на внутренней стороне кисти, и делают это с таким умыслом, чтобы не шокировать окружающих их стоимостью, но даже по небольшому фрагменту корпуса или отличительной застежке без труда угадываю, кто производитель и сколько они стоят.
От моего вида не ускользают чиновники, появляющиеся на важных и деловых встречах не просто в кричащих формах и необычных сплавов, но и в вызывающих моделях, таких как например: «Бандит» или «Кобра» марки «Франк Вилла» или брендах, имеющих изображение черепа на циферблате, коих в последнее время стало много, и которые явно не соответствуют стилю одежды и проводимому мероприятию.
Мне не раз приходилось лицезреть, как средний офицерский состав из силовых ведомств без зазрения совести, вовсю кичатся своими двойными турбийонами, и всякого рода излишествами. И у меня каждый раз возникает один и тот же вопрос, откуда у них при средней зарплате по стране, такая роскошь? Ведь эти игрушки не покупаются на последние рубли.
Если я смотрю фильмы, то обязательно всматриваюсь в атрибуты главных героев, которые с ними то и дело попадают впросак. Например, «новинка» только что выпушена, а на экране действие фильма происходит в каких-нибудь шестидесятых или семидесятых годах. Ну или, когда актеры выступают в роли губернатора, мэра, могущественных деловых предпринимателей, уголовных авторитетов или мелких слуг народа и владеющие люксовыми авто, а на руке у них почти всегда ерзают китайские поделки за три копейки, а если не азиатчина, то кварцевая дешевка, неизвестно где собранная. Такой дикости в реальной жизни мне никогда не приходилось видеть. Но вот в российском кино её залейся.
Если я еду в метро, то жадно ищу глазами руки пассажиров, многие из них словно специально хвастаются своими желтыми репликами, думая, что они выглядят как настоящие, но я-то знаю, что это дешевая бижутерия, вызывающая во мне брезгливую ухмылку.
В торговых центрах и особенно в дорогих и престижных, таких как ГУМ, ЦУМ, «Петровский Пассаж», «Люксор Виллаж», «Крокус Сити Молл» меня в первую очередь интересуют не собственные покупки, а деловито прогуливающие посетители. Они любят помпезно бравировать своими золотыми браслетами.
Управляя машиной, у меня один глаз всегда смотрит на дорогу, а другой на проезжающие мимо меня автомобили, отыскивая у водителя знакомые очертания.
При деловых встречах, я перво-наперво вглядываюсь на запястье, оцениваю то, что он носит, а уж потом окидываю взором собеседника.
Я не перестаю бродить по часовым салонам и там завожу разговоры с продавцами, вызывая у них живой отклик, поскольку они чувствуют во мне того, кто вот-вот совершит покупку. Отдельные из них, особенно женского пола, так выкладываются в расхваливании той или иной модели, что я чтобы их не обидеть, прошу вот «эту» отложить на пару суток. Естественно за ними я не возвращаюсь, а по телефону вежливо отказываюсь. Но если после примерки часы так сильно проникали и западали в душу, то я не удерживался, обращался к проверенным поставщикам, делал перевод по безналу и через месяц-другой держа их в руках как ключик рая, лопался от счастья.
Моё утро начинается с зеленого чая и его «Пороховой смеси» и просмотром специализированных часовых сайтов, информирующих о новинках за истекшие сутки.
Я состою в разных часовых сообществах и веду постоянную переписку с несколькими десятками таких же увлеченных, а может и чокнутых людей.
В мире приверженцы, заядлые сторонники, симпатизанты и превозносители марки «Панерай», которая зародилась на Апеннинском полуострове, называющие себя «Панеристы», проводят каждый год свои международные тусовки в самых разных уголках земного шара, куда съезжается много знаменитых персон, и в частности некоторые звезды американского кино не мыслящие, не видящие и не представляющие свою жизнь, и творчество без этой культовой итальянки, и куда я тоже езжу.
Я не пропускаю часовые выставки в Женеве и Базеле, как и подобные презентации в Москве.
Я, как буйно помешанный и неискоренимый безумец аллюром гоняюсь по всей Европе за редкими коллекционными моделями недоступными для большинства, как будто это идолы, без поклонения которым немыслима удача и везение. Но когда мне удается завладеть, я вновь начинаю увядать и бегать, но уже за докучающей другой, подчас обгоняя самого себя, а эта, отправляется в нашу секретную комнату и где я провожу немало времени купаясь в созерцании шедевров часового искусства. Такие часы не становятся повседневными, ими больше любуются и восхищаются, холят и лелеют, боготворят и дорожат, практически не носят, их бережно хранят, и я к ним трепетно прикасаюсь только в чистых, стерильных и одноразовых перчатках. Часто в этом стиснутом толстыми стенами пространстве на меня накатывают сладостные школьные воспоминания, когда я зачаровано смотрел на стрелки и циферки, наделенные сакральным смыслом, которые через годы ловко завладели моим рассудком. Теперь это были не простые какие-то указатели и числа, а были волнующими и таинственными, облаченные в изысканные корпуса из дорогих металлов, украшенные драгоценными камнями и излучавшие магнетическую мощь. Она чувствовалась даже тогда, когда я перелистывал дайджесты о текущих разработках. Некоторые так въедались в мозг, что перед тем как погрузиться в сон, когда веки как занавесь накрывают видимый мир, и кругом только чернота, в сознании перманентно начинали шествовать блещущие новизной то одна модель, то другая. Я их так ясно видел, что начинал неотрывно вглядываться в каждый силуэт, в обвод, форму, цвет, размер и в растекающиеся очарование, а в след за этим наступала интоксикация и перекосяк мышления, неуёмное хотение, напрочь лишавшее покоя. Проходил день, может два, а то и неделя, прошлые не дающие заснуть образы уходили, появлялись новые, но «затерроризированная и исстрадавшаяся хотелка» достигала немыслимой величины чтобы вкусить прелесть и вот наступало чудо: она владычествует на руке. Счастья непочатый край, улыбка как у выпеченного пирога на именинах или отчеканенной цветной золотой монеты, так и не сходит с лица, жизнь останавливается, даже сумерки похожи на солнечный закат. Но время неумолимо, и однажды я медленно как угасающая свеча начинал терять к ним интерес. Однако в голове отложились приятные моменты томления, выбора, долгого любования на то, как они ладно сидят на руке и сияние глаз, словно смотрящих на отражающие лунные блики на водной глади. И вот он заключительный акт: свершившаяся покупка, превращающая утро не в мучительное пробуждение и подъем, а в легкое и чудесное, когда хочется петь и танцевать, ибо связано это не с тем что я съем на завтрак, или какой наряд будет на фигуре и даже не самая крупная сделка по работе, а острая, мгновенная и жгучая вспышка озаряющая весь мир от застегивания кожаного ремешка или браслета, сравнимая с эффектом от бритвенного лезвия полосонувшее сонную артерию. Вместе с тем, как бы они не становились необходимым и неотъемлемым спутником дарящим душевное тепло в конце концов жажда ослабевает, страсть безвозвратно угасает и остается незаметная ностальгия, толкающая на прежние свершения.
По началу я ориентировался на ходики, выпущенные штучными экземплярами. Тогда мне казалось большой удачей владеть такой редкостью. Но быстро смекнул, что какими бы они не были неотразимыми, в них есть разительная строгая черта, резко отличающая одну мануфактуру или фабрику от другой и это: надпись на циферблате, соотносимая с памятной доской. Именно она обладает чудовищной зудящей привлекательностью. И сколько бы труда не было вложено в тикающую коробочку ничего не говорящие словечки, либо наделяют её желанной и органичной частью нашего существования, либо быстро забываются, стираются из памяти, становятся изжившими, теряются среди себе подобных и вскорости трансформируются в груду шестеренок, роторов и заводных пружин. Сколько их сгинуло и еще сгинет, никто не знает. Когда дошло прозревание, что-то чем я владею и в чём увяз есть не более чем подножный корм. И я, очертя голову и задрав её в высь ринулся сквозь джунгли из тысячи имен покорять неизвестные мне разнообразные названия, которые гегемонят на самой верхней точки часовой пирамиды. Оказавшись на пике, я заметил, что плато не такое уж и маленькое, но и не великое, всего-то каких-то пару десятков наименований, но зато как они лучатся: Ролекс, Патек Филипп, Вашерон Константин, Адемар Пиге, Франк Мюллер, Бланпа, Панерай, Омега, АйВиСи, Зенит, Жак ЛеКультр, Улисс Нардан, Брегге, Ричард Милль, Кустовс, Картье, Хубло, Брайтлинг, Ланге и сыновья, Бове. Их притяжение, пожалуй, будет по сильнее «Закона всемирного тяготения» и стоит только оказаться рядом, как вмиг сладостно начинало фонтанировать сердце, обдаваемое жарким сиянием, и они на веки становятся властителями дум. И уже не важно, что их стоимость сравнима с виллой на берегу моря, и копить придется очень долго. Не это главное, а главное то что желание в ту же минуту невозможно утолить. Оно растягивается на годы, а может и десятилетие и все это время оно цветёт, разрастается как раковая опухоль и становится невероятно хмельным на вкус и уже ни о чем другом не можешь размышлять и все мысли сосредоточены только на нем. Но когда наконец-то оно исполнено, то упиваешься такими влюбленными, блаженными и испепеляющими глазами, словно передо мной благодатный огонь дарующий еще одну жизнь. Вспыхнувшая эйфория в груди как полет воздушного шара в стратосферу, когда все континенты оказываются распростертым у моих ног. Кто бы мог предположить, что эволюция моей жизни будет напрямую связана с первыми подаренными сорок лет назад простенькими ходиками, что тот, казалось бы, ничего не сулящий подарок обладает поразительным и облекающим свойством: завладевает мыслями и согревает душу. А еще он откроет четыре неотразимые силы: марку изделия, обволакивающую красоту с элегантностью, техническую гармонию и кладезь света, приобретшие исключительную раболепствующую власть надо мной и станут серебряными рельсами, по которым я качусь по сей день.
В общем, в течение всего вечера мы были полностью погружены в разномастные, разнокалиберные и многоликие хронографы и скелетоны, в корпуса и браслеты, сплошь усыпанные бриллиантами и другими драгоценными камнями, в расписные и гильошированные циферблаты, репитиры и турбийоны, в вечные календари и уравнения времени и еще во множество немыслимых и фантастических усложнений.
Когда мы отложили в сторону последний просмотренный глянцевый журнал, на лице Юлии читалось смятение и изумление. Она никогда не думала, что стрелочный мир может быть таким уникальным, пленительным и многогранным, что на них можно также смотреть, как на картины великих живописцев, и что посещение брендовых бутиков может оказаться таким же увлекательным, как и хождение по музеям.
Внезапно она прервала молчание:
- И когда ты меня познакомишь в живую со всей этой несравненной красотой? Я хочу их видеть живьем.
- У нас сегодня первое число, завтра выходной день, а вот послезавтра я тебе устрою экскурсию.
- Договорились, - и она задорно улыбнулась. - А ты мне покажешь свою коллекцию?
- Сказать честно?
- Да.
- Не покажу.
Понимая, что я обижаю ее таким ответом, я на несколько секунд призадумался и как бы в оправдание признался:
- Я редкие и коллекционные модели храню в банке, - неубедительно я соврал, - а здесь держу пару-тройку для повседневной носки.
- Понятно, - и нотки грусти прозвучали в ее голосе.
«Ладно, - думаю я про себя, - покажу несколько бессменных штук, что лежат в книжном шкафу, а то мало ли чего подумает».
- Сейчас я тебя кое-чем удивлю.
Спрыгиваю с дивана и устремляюсь в свой творческий кабинет.
– Вот смотри, - и протягиваю ей: «Одемар Пиге Роял Ок Офщор Хронограф».
- Тяжелые, - и стала пристально их разглядывать.
- Я к этим «Офшорам» присматривался лет пять, это на часовом сленге их так сокращенно называют.
- Ого! - изумленно воскликнула Юля.
- Понимаешь, я все никак не мог понять, что же в них есть такое, что делает их авторитетными и для многих столь желанными? Думаю, я бы еще столько же лет к ним приглядывался, пока не помог случай.
- Какой?
- Это было несколько лет назад. Бегу я как-то весной в лесу по узкой просеке под горку, шустро перебираю ногами, пятки сверкают, футболка так и развевается на ветру аж дух захватывает и вдруг получаю невидимый удар по лбу, точно в меня кто-то стрельнул из травматического пистолета. Из глаз посыпались искры, в голове помутнело, слезы так и брызнули. В носу вспыхнул резкий и щиплющийся запах, как от струи из газового баллончика с перцовой смесью. Я как подкошенный рухнул на землю, схватился руками за лоб, а там уже выросла офигительная шишка, которая моментально запылал огнем. Вслед за этим начался жуткий приступ чиханья. Не понимая, что произошло, я стал инстинктивно вращать зрачками во все стороны, пытаясь увидеть того, кто пульнул в меня пулю или какой-то другой предмет, но никого не обнаружил. Придя немного в себя, я приподнимаюсь и боковым зрением замечаю, как рядом со мной в траве громко жужжа волчком вертится огромный шмель. И тут до меня дошло, оказывается мы не поделили тропу и столкнулись как два упрямых барана лоб в лоб. Первая мысль была раздавить этого проказника, но присмотревшись к нему получше и видя, как он пытается прийти в себя, мне его стало жалко и в тоже время смешно. Я пару шагов сделал назад, думаю, на всякий случай, а то еще разозлится и яростно набросится, решив, что это я ему дорогу не уступил. Но он как пьяный шарахался из стороны в сторону, вместо того чтобы взлететь вверх. Тогда я веточкой подбрасываю его и он, выполнив несколько кульбитов в воздухе бойко замахал крыльями, злобно и пронзительно загудел, пару раз облетел вокруг меня, наверное, обматерил и исчез в кустарнике.
- Шишка продолжала гореть и зудеть, и стало понятно, что сегодня я своё отбегал, дальше только пешком. Через полчаса я был дома и первым делом посмотрел на себя в зеркало. Зрелище было еще то! Огромная, размером почти с грецкий орех, ярко красная и выглядела как растущий рог. Ты знаешь, я даже испугался, вид её был угрожающий, хотел даже позвонить в скорую помощь. Но пока принимал душ, пока пил зеленый чай, боль поутихла, да и выглядел я уже не как носорог. В общем к полуночи, объём её хоть и не уменьшился, но зато выглядел так, как будто остроконечную часть спилили. Она почти не беспокоила, да и в носу ничего не свербело. Ну и как обычно перед сном, я просматриваю новостные ленты, информирующие о часовых новинках. И как ты думаешь, что я вижу? А вижу я анонс очередных «Офшоров», и их новую модель: «Бамбл Би», что в переводе означает: «Шмель». Они действительно были похожи на шмеля: корпус, циферблат и ремешок желто-черного цвета. Помню я надолго завис над фотографиями, все пытался найти объяснение такому странному совпадению.
Понимаешь, мне много кто советовал приглядеться к этой марке, но я им отвечал категорическим отказом, мол ну не нравятся они мне. Я в них похож на водителя дальнобойщика. Но в ту ночь я долго не мог уснуть, все ломал голову, кто мне послал шмеля? Либо один из тех, кто советовал обратить на них внимание, либо это происки «Создателя». Знаешь, после чертей, как-то легко веришь в необъяснимую ахинею. Ну а когда проснулся, то понял, что хочу, да не просто хочу, я очень хочу этого: «Шмеля». Вот так я и влюбился в них.
- И ты их купил?
- Они появились в фирменном бутике в ГУМе через полгода вместе вот с этой моделью, и после примерки я понял, что еще одни мне черные, вызывающие ассоциацию с лохматыми гостями не к чему. Да к тому же корпус оказался на два миллиметра больше, и на руке они смотрелись так как будто я в них родился. В итоге, решение было быстрым, и на следующий день я в них уже торжествующе вышагивал по учебным кабинетам, о чем ни разу не пожалел. Видишь, оказывается, чтобы в кого-то или во что-то влюбится, надо как следует огреть по лбу. Предлагаю начать с тебя.
- А меня зачем? - смеясь спрашивает Юля.
- Чтобы ты влюбилась в меня.
- Ну тогда я и тебя должна как следует треснуть.
- Мы должны столкнуться как я со шмелем, лоб в лоб.
- Мы побежим навстречу друг другу?
- Не обязательно, можно нежно коснуться.
- Это не считается,- весело произнесла Юля. – Если нет никаких рогов, то эта примета не сработает. Всё должно выглядеть по-настоящему, как у тебя.
- Тогда закрывай глаза, будет как у меня, и станешь ты родственницей рогатых копытных.
- Нет, спасибо, - и Юля выставила вперед свои ладошки. - Будем считать, что мы действительно столкнулись лбами.
- Ну это тогда не настоящая любовь, - с укором ответил я.
- Ты хочешь, чтобы мы для верности столько себе наколотили, чтобы склеиться намертво? – и уставилась на меня вопросительным взглядом.
- Мадемуазель, вы напрасно иронизируете. Я тебе сейчас расскажу еще одну немыслимую историю. Слушай, ты заметила на какой я живу улицы?
- Ландышевая.
- А на чайных кружках какие видишь рисунки?
- Ландыши, - я сразу смекнула, что ты их специально выбирал.
- Ты не поверишь, но я их купил тогда, когда здесь был лес с зайцами, ужами, ласками, ежами и всякими кровососущими и жалящими насекомыми и не было никакого намёка, что здесь вырастут дома. Когда шло строительство, мэрия в газете «Московский комсомолец» объявила конкурс для тех, кто в этом микрорайоне будет жить, придумать название улицы. Ну а чьё предложение наберёт наибольшее количество голосов, тому приз: - однокомнатная квартира. Полгода я ломал голову, перелопатил десятки томов всякого рода словарей, не обращая на то, что же красуется на этой посудине, из которой я постоянно что-то пью. Даже обидно, что ни одна извилина не дрогнула, что рисунок, многократно на день, лезущий мне в глаза, вскоре буду лицезреть на каждом углу зданий. Как говорят друзья: «Какой бы не была картинка на чашках, такое имя и украшало бы твой адрес».
- Это происки твоих кучерявых демонов, - со знанием дела подчеркнула Юля. - Ты их не пустил в свою жизнь, теперь они вот таким способом напоминают о своём существовании, ну и своих возможностях. Ладно бы только тебе, но теперь и я стала сталкиваться с ними, прямо какая-то чертовщина вокруг тебя творится. Что мы с ними делать будем?
- Дружить. У меня под стать им есть часики черные, пречёрные как уголь, и стрелки в темноте светятся, сейчас тебе покажу.
- Ты их купил в качестве талисмана, чтобы умаслить хвостатых, всегда помнить, что они рядом?
- Скорее всего, из-за любопытства.
- Сочиняй больше! Это они тебе нашептали и теперь ты их таскаешь каждый день.
- Ты глубоко капнула. Так можно в любом поступке найти подоплёку и смысл. У тебя вот смоляные волосы. Так по-твоему получается, что они меня за ручку привели к тебе, чтобы я чувствовал их присутствие, и не забывал, кто правит бренной жизнью? Тогда все брюнетки не человеческое отродье?
- А ты разве не знал?
- Мадемуазель, не пугайте меня. А то я сейчас начну у тебя отростки на макушке искать и к копчику присматриваться, не растет ли там хвост. Лучше посмотри на «Панераи» и я достал модель номер: «Триста тридцать пять» в корпусе из керамики цвета непроглядная ночь.
Юля осторожно взяла в руки и по кошачьи завертела ими как какой-то забавной игрушкой.
- Вау! – изумилась она. Какие они большие, как хоккейная шайба. А можешь их одеть?
- Конечно.
- Они тебе идут. Настоящие, властные, мужицкие! Дорогие?
- Если с чем сравнивать. Почти полтора миллиона.
Её лицо неестественно вытянулось, как будто она увидела себя в кривом зеркале.
- Ничего не понимаю. Они что, от всех болезней лечат? Как рекламируемые браслеты из яшмы?
- Ты пока не теме, почему такой ценовой разброс. Поваришься несколько лет, тогда и поймешь.
- В них что-то есть дьявольское.
- Начинается. Потусторонние силы тут не причем. Мне стало интересно, что же это за материал такой керамика, если в цене не уступает золоту. Да и выглядят они, как ты выразилась, по-мужицки.
- И в чем же оказалась фишка?
- Фишка в том, что на корпусе нет ни каких следов носки. Их можно носить столетиями, и они визуально всегда будут новыми, нет у них срока давности.
- Вот, вот! Я же говорю, что они не из мира сего.
- Угу, бесовские они.
- Теперь все разъяснилось. Тех, кто тебя навестил ты прогнал, но они никуда не делись, сменили видимый образ на невидимый и как джойстиком управляют тобой. Не случайно же я оказалось в их обществе. Похоже, что ты напутали с харчами, бзюдм не вывел их из твоей жизни, а наоборот, просмолил ими жилище и теперь они как мошкара прилипли к клеящей ленте. Кстати, насколько я знаю, керамические столешницы хоть и красивые, но хрупкие.
- Про свои пока ничего не могу сказать. На пол не падали, кирпичами не проверял, а вот пару раз цеплялся за стальные поверхности и причем очень сильно. Как видишь, ни сколов ни трещин. На самом деле, эта марка самая популярная среди заокеанских спортсменов и звезд кино. Не отстают от них наши качки, приближенные его высочества, актеры, горлопастые ну и мелкие бизнесмены. По сути дела, можно сказать эта одна их немногих марок, носящая дух простоты, аскетичности и минимализма, претендующая на звание самых брутальных и харизматичных. Они легко узнаваемы из-за большого корпуса и вот этой скобы. Сравни с «Офшорами», размер одинаков, но только эти хронограф, а здесь нет никаких усложнений, всего две большие стрелки и все, ну или иногда встречается маленькая секундная. Никакой дополнительной информации, главное лаконичность, немногословность и суховатость, благодаря чему магически притягивают взгляды окружающих. Я бы про них сказал, что это часы трудяг и работяг, часы решительных действий, а не романтики и свиданий. В американских боевиках, главный герой, начиная от Сталоне, Шварценегерра, Стетхема и до Броснана с Блюмом обязательно носит «Панераи». Я думаю такой дизайн сложился под влиянием итальянских домов моды, уж кто как не они знают толк в одежде. Смотри, Италия страна южная, чтобы одеться много на себя не надо, мужчинам прикрыть низ, женщинам еще и верх и все, выглядишь естественно и главное соблазнительно. Так и эти, две полоски словно две детали одежды. Может быть поэтому они привлекательны, поскольку люди тянутся к простоте и натуральности, хотят скинуть с себя излишки одеяния и вернуться в первозданную среду. Ну а то что корпус из керамики, так это если выразиться по-простому - проба пера, привнесение новых стандартов и экспериментальные поиски материалов и сплавов, которые будут попрочнее стали, титана, бронзы, золота или платины. Как ни старайся, но уберечь часы от внешних воздействий практически не реально. Рано или поздно они обязательно с чем-то столкнутся или соприкоснуться, ну и как итог, появление царапин и вмятин. Тут уж без полировки не обойтись. Вот часовщики и озадачились, найти такой состав или сплав, которые не были бы подвержены механическому влиянию. Сейчас при производстве корпусов все шире используются соединения из самых разных металлов, достигая не только прочности алмаза, но и получая безграничную цветовую гамму.
- Как интересно. – сказала Юля почти что завороженным голосом. - У тебя есть такие часы?
- Конечно есть, - как-нибудь я тебе покажу.
- Только не забудь.
- Не переживай, я забывчивостью не страдаю.
- Буду знать. Так, а это что за омлет? – забористо выглядят, и она так осторожно взяла, как можно брать бесценную хрупкую вещь и в полголоса прочитала название на циферблате:
- «Франк Мюллер».
- Какую ты им кликуху дала! – прыснул я. – Почему омлет?
- Так тут два ингредиента, как и в омлете , - резанула она.
- Ну да, - согласился я. И тут же про себя подметил: «Язычок-то у нее не простой, выпаливает остроты не задумавшись».
- Так вот, они у меня появились благодаря пособничеству хакеров.
- Благодаря хакерам? – разинула рот Юля. - А может это происки тех…? И кивнула мимикой куда-то в верх.
- Именно им, – слушай. - Познакомился я с этим именем еще лет двадцать назад, меня тогда привлек бочкообразный, обтекаемый и изогнутый корпус, вот как этот, и крупные выразительные числа на циферблате, а еще мне понравились прямоугольные и квадратные модели. В общем, я влюбился в эту марку и стал сохнуть сразу по нескольким моделям. Фирменного бутика тогда в Москве еще не было, а то что появлялось в России были, как правило, не новыми и имели явные следы носки, и в случае поломки, пришлось бы изрядно попотеть в поисках искусных и умелых ручек. Несколько лет назад у нас открылся филиал этой компании, и я сразу же туда зачастил, а через пару месяцев определился со своим первым выбором. Они лежали на витрине и стоили чуть больше четырех миллионов рублей. Цена мне казалась слишком завышенной, и я поинтересовался у директора о скидке. Говорю: «Мол они в Швейцарии стоят существенно дешевле». Но он был неуступчив, сославшись на то, что эта модель суперпопулярна и долго не залёживается на витрине. Коли так решил я, то не стану переплачивать. Весной еду в Европу на выставку там их и приобрету, куда я и так планировал поехать через три месяца.
Прошло, несколько недель и однажды вечером я получаю от него письмо на свою электронную почту. В нём он сообщает, что сейчас находится в Испании, со своей больной племянницей. Ей сделали уже две дорогостоящие онкологические операции, а еще нужны лекарства, и у него не хватает денег. Так вот этот швейцарец просит меня об одолжении: «Не мог бы я ему выслать в долг две тысячи евро?». Я конечно сильно перекосился его просьбе, и долго не мог понять, как так получилось, что у такого руководителя, экспонирующего в Москве одну из самых молодых, успешных и крупных часовых компаний, производящих невероятной сложности калибры, где ассортимент насчитывает непостижимое количество модификаций - около десяти тысяч, вдруг не оказалось друзей, что могли бы его выручить. Но после некоторых раздумий, я предпочёл с ним связаться. Моё послание было коротким: «Раз случалась такая неприятная житейская ситуация, то я готов вам помочь. А в конце приписал: Что может вы все-таки устроите для меня акцию?». Через пять минут пришел ответ, в нём он меня благодарит за сочувствие и указывает счет, куда перечислить нужную сумму. Далее я читаю: «Приезжайте завтра в десять, секретарь сделает мне приятный бонус».
Утром я приготовил четыре европейские бумажки, каждая номиналом по пятьсот и стал ждать открытия банка. Перед выходом, думаю, дай-ка я позвоню в его салон, и прощупаю на сколько расщедрился мой проситель. И когда я представился, то на том конце девушка даже и ухом не повела, словно никогда и не слышала обо мне. Тогда я ей стал объяснять более подробно, кто я и по какому поводу её беспокою. Но каково было моё замешательство, когда она сказала, что директор находится в своем кабинете, можете всё у него узнать. Оказывается, хакеры взломали личную почту и от его имени стали рассылать письма с просьбой о материальной поддержке. Как он мне потом рассказывал, на него даже дочь откликнулась, живущая в Нью-Йорке. Извинилась и сообщила, что она сейчас на мели. Ну я с сожалением ему говорю: «Что готов был спасти его любимую родственницу и уже мысленно обмывал сделку». Он отреагировал мгновенно: «Приезжай, поговорим».
И вот через два часа я сижу с обратной стороны стола, он напротив меня с калькулятором что-то высчитывает, и после многочисленных нажатий на кнопки поворачивает ко мне счетную машинку и показывает цифры - ровно в два раза меньше тех, что были озвучены раньше. Его так тронула моя забота, что, он еще мне подарил целый ящик грузинского красного вина: «Мукузани». Ну а на прощание сказал: Что теперь я у него самый главный клиент и любая модель для меня будет предложена со скидкой в пятьдесят процентов». С тех пор встречает меня как самого дорого гостя, даже в рядом расположенном кафе, оплачивает мой счёт.
- Круто. Кстати, один раз я видела, как ты на занятиях появился в крупных бочкообразных с золотыми вставками, у них циферблат бледно-голубого цвета. Я еще тогда подумала: «Надо же, какой позёр, он еще и часы подбирает под цвет своего галстука. Кому сказать, ни за что не поверят».
- Хм, когда это ты успела их заметить? - я их надевал-то всего один раз.
- Почему так редко? - не нравятся?
- Наоборот. Ты знаешь, мне давно хотелось иметь в коллекции что-то синеватое, морское, с лазурным отливом, всё приглядывался, но выбор не мог сделать, кое-какие цепляли, но не до дрожи в коленках. А хотелось такие, чтобы потерять дар речи. Ну а когда случайно наткнулся на их рекламу в журнале, то сразу же и заказал, не очень представляя, как они будут выглядеть живьём. Когда привезли, то я и припух, впал в ступор, меня как током шибануло. Только мычал и произносил что-то не членораздельное.
- От радости?
- Понимаешь, они вышли за грани разумного и традиционного. Мало того, что они эпатажные и торпедированные, так еще нанесли пощечину всем часовщикам. Это как с показом высокой моды. Только там образцы так и останутся в единичном экземпляре, а здесь, каждый кто захочет, может ими владеть.
- А почему именно с синим циферблатом?
- Потому что синий цвет символизирует вечность, верность и постоянство, а народы востока считают, что такой цвет отпугивает злых духов и защищает от сглаза и порчи.
- Ну тогда понятно. Нашел языческий символ. Защищаешься от постояльцев всевозможными способами. А на занятиях от кого хотел обороняться?
- Не догадываешься? От назойливых дев с первой парты. Думаю, вот нашлют какую-нибудь пакость, а рецепты от сюрреалиста Дали может и защитили бы, но не мог же я себе позволить пускать шептунчика в аудитории. А так они вроде как оберега или прозрачной стены. И как мне кажется обеспечили мою сохранность.
- Откуда тебе известно?
- В данный момент ты рядом со мной. Я тебе даже свою маленькую тайну приоткрою, связанную с этими часами. Они у меня появились в сентябре, аккурат перед первой нашей встречей. Так вот они все это время лежали на диване, не в коробке, а вот на этой подушке, которая под твоими куличиками. Не вытаскивай, она освященная и теперь стережёт самое ценное.
Тут Юлия сделала недоуменное лицо и уже хотела что-то сказать, как я её опередил. - К тебе это не относится, у тебя ценные все клеточки твоего тела.
- Выкрутился, - лихо она ответила. - А зачем ты их убрал?
- Так они своё дело сделали, теперь мирно покоятся в своих апартаментах. Ждут нового задания.
- Они здесь, дома, а не в банке?
- Сейчас тебе покажу, - и я вновь ускорился в свой рабочий кабинет.
- Ничего себе! – её первая реакция. Вот это ураган! – восторженно взвизгнула Юля. – Они до неприличия и до безобразия шикарны, просто чума и огонь! Это – шок и космос! И праздник! Вот они на все случаи жизни: для соблазнения, любви, романтики, деловых свиданий. В них даже на пляже загорать можно. В них никогда не закончится лето. Да перед ними не устоит ни одна баба. Да что там баба, мужики будут на них смотреть как кобели на течь у сучки и жадно глотать слюни. Дай, дай, хочу к ним прикоснуться.
Я бережно вытаскиваю, как самую древнюю реликвию и протягиваю их в выставленные ладони.
- Ого! Какие они тяжелые! Надо иметь недюжинную силу и здоровье чтобы их носить.
- Не для хлюпиков, - поддакнул я.
- Это точно.
- Я в октябре был приглашен на презентацию в два разных часовых салона. Устроители естественно старались привлечь как можно больше известного гламура, угощали всякими напитками с десертами, ну и с помпой выкладывали на всеобщее обозрение текущие новинки. Обычно у них так заведено, приходить на подобные мероприятия в одноименном бренде, и не приличествуется, если заявляться в другом, иначе будешь выглядеть как мальчиш-плохиш или белая ворона. Ну я решил устроить вселенский шорох, явиться вот в них. Как и следовало ожидать, это был не шорох, а скорее фурор. Тусовка сразу же забыла, зачем она сюда пришла, им куда интереснее было увидеть моё неземное чудо. Каждый хотел к ним прикоснуться, сфотографироваться и побольше узнать, что это за небесное создание.
- Тебя организаторы не побили за твою одиозную наглость? – подтрунила Юля
- Не наглость, а храбрость и смелость. Может быть и поколотили бы. Но они сами впечатлялись не меньше других. Ну и потом, я основательно встряхнул и оживил их камерную атмосферу, а то они двигались так, как будто у них у всех упала температура. В общем, как я заметил им моя выходка очень понравилась. Я думаю, что при проведении аналогичных показов они специально будут запускать уже своего ряженого шута в какой-нибудь необычной модели.
- Так это тоже «Франк Мюллер»?
- Да, - я же тебе говорил, фигуристые корпуса мне намного милее, чем, колобки.
Юля тут же посмотрела на свои круглые.
- Чтобы понять, какая форма твоя, надо ходить и мерить. Все часы на каждом сидят и смотрятся по-разному.
Вижу по глазам, как истории с ходиками её сильно увлекли, но она не знает, чтобы еще спросить, держит в руках журнал, быстро его листает и судорожно пытается найти вопросы в мелькавших страницах.
– У тебя есть самые любимые?
- Они у меня все любимые, как женщины султана.
- Ну самые, самые прелюбимые?
- Самые прелюбимые? – усмехнулся я
- Конечно есть, - но я их не ношу.
- Почему? – как-то недоверчива она спросила.
- Потому что я ими просто любуюсь. Сижу вот как сейчас, смотрю как на тебя, только вот ты листаешь журнал, а они лежат и тихо тикают, и душа моя безмятежна и счастлива.
- Значит я для тебя как часики? - и Юля непонимающе уставилась на меня.
- Ты лучше всех существующих часиков и тех, которые еще не созданы. Все куда проще, с возрастом, когда гормоны утихают, но память-то остается, и она помнит бурные страсти, эмоции, переживания, ревность, бессонные ночи, валерьянку, алкоголь. Она не забыла, что такое томление, счастливое ожидание свидания, радости встреч, и когда все это начинает притупляться, то вот тут-то люди, сами не понимая почему, вдруг начинают что-то собирать, складывать это на полочки, в ящички, сундучки, а то просто под кровать, начинают этим жить, и неожиданно к ним начинают возвращаться давно позабытые азарт, пыл, одержимость, недосып, и они сами того не замечая, превращаются в собирателя чёрте-чего и уже не могут думать о чем-то другом. Вот так возникают коллекционеры. Я тебе расскажу одну притчу. К нам недавно приходил один старичок, на вид ему было лет семьдесят, на ногах лапти, одет очень бедно, за плечами котомка. Его охрана добрых полчаса не хотела пускать, думала бомж за подачкой пришел, а на самом деле он одержим к лимитированным моделям: «Бом и Мерсье». И вот что он рассказал. На двадцати пятилетний юбилей их совместной жизни супруга подарила ему часики этой марки, выпущенной ограниченной серией. Когда она умерла, это было двенадцать лет назад, он после похорон, чтобы не сойти с ума от тоски и горя, в память о ней решил раз в год устраивать себе праздник, в виде покупки, но не абы каких, а только этого бренда и выпущенных малым тиражом. Я еще поинтересовался, откуда у него гроши? А он говорит: «Живу в деревне, в новой Москве, как бывшему военнослужащему выплачивается неплохая пенсия, ведомственное медицинское обслуживание, дети выросли. Каждый месяц понемногу откладываю, вот так и набегает. Я сейчас уже не представляю жизнь без такого увлечения, я как бы заново завёл роман, чувствую себя влюбленным мальчишкой. Думаю, моя Аннушка была бы не против».
- Я чуть не прослезился. Продали мы ему без нашей наценки, - ну ей богу было жалко смотреть на этого бедолагу. Ну а перед уходом я ему посоветовал один специализированный часовой сайт. «Там много объявлений как о продаже, так и покупке, как новых, так и ношенных, по весьма приемлемым ценам. Можете быть уверенными, что не нарветесь на подделку». Он еще долго стоя у порога, кланялся то ли тому, что мы проявили чуткость и доброту, то ли тому что приятно удивили его нашим прайсом. А ведь у меня есть редкая модель этой марки, мои одни из первых золотых часов.
- Покажи.
- Увы, но они на работе.
- Так возьми и продай этому деду, - на полном серьезе говорит Юля, - купишь себе другие.
- Дорогая Юлия Алексеевна, штучные вещи покупаются не для того, чтобы с ними на раз, два, три легко расставались или дарили как бесполезную безделушку, даже если они для кого-то имели значимость ну или служили неким символом. К примеру, были близкие сердцу и разуму, а потом, раз и их украли, тогда понятно стремление иметь их снова. Или как часто случается, носил владелец какую-то модель, она ему поднадоела. Взял и продал, купил другие, а по истечении времени вдруг понял, что те предыдущие ему больше нравились, появилась грусть и тоска. Но опять же, он не покупает точно такие же, а приобретает что-то другое из этого же бренда. В моем же случае, расставаться с раритетом, который я носил и получал от этого удовольствие, просто потому, что у кого-то лучшие годы связаны не конкретно с ними, а с целой компанией выглядит смехотворно. Кстати, о безумцах и фетишистах. Мой однокурсник, вырастив детей и расставшись с женой, увлекся разведением фигурок сов. Я, когда у него бываю в гостях, то боюсь шага ступить, чтобы не раздавить одну из его большеглазых. Они гнездятся на полу, ступенях, в ванной, на унитазе, на стене, на потолке, на кровати, на столе, на стульях, на холодильнике, на диване и креслах. На телевизоре – целая стая, у входа в дом, непреклонно укоренились словно часовые две гипсовые совищи как исполины в человеческий рост, вселяющие ужас своим видом. Из каких только материалов они не сделаны: из металла, керамики, гранита, пластмассы, ваты, дерева, мыла, глины, шоколада, мармелада, тыквы, мрамора, кожи, стекла, шерсти и еще черт знает из чего. В машине их столько, что даже страшно пошевелиться, как бы случайно кого не раздавить. Мне кажется и в трусах у него припрятана парочка. В туалете стыдно штаны снять, на тебя со всех сторон устремлены сотни зорких глаз, того и гляди как бы скопом не заухали, аж жуть берет, пулей оттуда вылетаешь. В ванной полно резиновых, оказывается, когда он плескается в пенной воде, то они плавают вместе с ним. На полочках для косметических средств половина мест занимают эти пташки. Как у него только башка с колес еще не слетела от всего этого совятника! Я бы не смог выдержать тысячи смотрящих, следящих и подглядывающих за мной как окуляры бинокля.
- Так сова – это символ мудрости, вот он и заряжается их энергией. Он, как и ты тоже преподает?
- Ну да, еще и проректор вдогонку.
- Круто. А я филоботия, - между прочим.
- Кто, кто, кто? Это что за слово?
- Ты никогда не слышал?
- Если ботия происходит от ботов, то получается обувь. Правильно?
- Угадываю в тебе профессора. Я еще со школы охочусь за лимитированной обувью.
- Мадемуазель, да вы оказывается стареете! - Меня в твоем возрасте волновали только работа и девчонки. Похоже, что тебе драйва не хватает.
- Как и тебе?
- Это не только мне. Так ты на мои занятия приходила как в комнату для отдыха, уютно усаживалась и пока я безостановочно три часа набивал ваши уши как трубку табаком, ты шастала по чёботным сайтам и была поглощена изделиями от сапожников? И тень смущения пробежала по её лицу.
- Ничего подобного. Я была вся во внимании, и не пропустила ни одного твоего наставительного и поучающего слова.
- Но ничего не записывала?
- Да, - рявкнула она.
- Придется твоему начальству состряпать бумагу, что ты в восторге от моего курса, что темы лекций и семинаров совпадают с деятельностью компании и предлагают новые оригинальные подходы по увеличению прибыли. И мы готовы в качестве исключения бесплатно зачислить не только тебя, но и любого вашего сотрудника. Думаю, от такого щедрого предложения твоё руководство будет в восторге.
- Придется мне согласиться. А то вы, уважаемый профессор, своими часиками вводите в смущение весь женский пол. Они нервно дышат и смотрят на тебя вожделенными и притягательными глазами как на предел своих мечтаний и грёз.
- Я предполагал, что ты фильмы смотришь.
- Не без этого, - лихо она огрызнулась, - но только может парочку. Но я все подмечала. Особенно было интересно наблюдать как две тёлки с первой парты из кожи лезли, чтобы ты посмотрел в их сторону. А уж как они тебе бесстыдные очи строили! А вот если бы меня не было, ты бы с ними шашни закрутил? Сразу с двумя?
- Эй, остыньте, - пробасил я громко. – Не задирайся! Я шашни кручу только заводной головке.
- А я? – спросила она дрогнувшим голосом.
- Ты другое дело, ты как тысяча эксклюзивных часиков, - ласково ответил я.
- А они, с губищами как плавники у рыб, карикатурно превратившись в современный образ эмансипированных баб?
- Ластогубые? К ним никакого интереса и влечения.
- Будете, товарищ преподаватель, на занятия ходить со школьными ручками и в китайских репликах, тогда на вас никто не будет зарится.
- Мадемуазель уже начинает ревновать. Тогда меня проще закрыть на амбарный замок.
- Так и сделаю, – смеясь произнесла Юля. – Осталось только его купить. Мне кажется тебе надо поскромнее перед студентами выглядеть. Ты же в конце концов не наркобарон и не олигарх.
- Я, скорее «Хронолог» или «Хоролог».
- Это ты на каком языке сказал?
- Это так называются коллекционеры часов.
- Никогда не слышала.
- А еще тикающие штучки иногда называют «Котлами» и «Тикапками».
- Странные названия. Но «Тикапки» сооблазнительно звучат. Что-то созвучное с шаркающими тапками.
- Теперь будешь знать. Хотел добавить, что я специально так стиляжничал, поскольку хотел привлечь твое внимание, но решил об этом не говорить, и чтобы дальше не развивать эту тему, делаю покорное выражение лица и говорю: «Что впредь я буду выглядеть как самый последний скромняга в деревни». Похоже мой ответ её устроил, и она уже начала рассуждать совсем о другом.
- Послушайте, уважаемый поклонник и страстный любитель иноземных «Котлов», а скажите мне пожалуйста, а чем они для вас являются?
- Ну ты спросила, уважаемая Юлия Алексеевна. На обложке одного модного часового журнала всегда можно встретить вот такую надпись: «Часы как абсолютный символ стиля». Не все конечно такие, но есть сравнимые с произведением искусства, придающее человеку уверенность, решительность, твердость и бодрость духа, и я растянулся в улыбке, но тут же спохватился и прикрыл рот рукой.
- Ты часто повторяешь эти движения и иногда натянуто улыбаешься, словно чего-то стесняешься? У тебя проблемы с зубами? Я вроде бы ничего такого не заметила.
- Да нет особых проблем, всё своё, родное, только они немножко не симпатичные. Понимаешь, в течении жизни незаметно практически у всех людей происходит их стирание, у кого-то этот процесс начинается раньше, у кого-то позже, особенно если постоянно как белка орешки грызть. Соответственно от степени, если так можно выразится, изношенности, они начинают не особо эстетично выглядеть, темнеют и становятся похожими на спиленные пеньки на лужайке. Я тоже этого не избежал, и теперь они меня смущают, и я их стараюсь не показывать. Как мне говорят стоматологи, лет на десять их хватит, ну а дальше, либо съемный протез, либо полная имплантация. Вот я и сделал вывод, сразу же после новогодних праздников всерьез ими заняться, а то вдруг еще лет сорок-пятьдесят проживу. Увлеченный и творческий люд, как правило живёт долго.
Тут она меня прерывает.
- Но бароны долго не живут.
- Так я уже все, спустился на землю, никакого выпендрежа.
- Ну тогда тебе долго еще ходить по этому свету.
- В общем, к лету я заблистаю Голливудом. Смогу лопать фрукты, ягоды, пить тропические соки и еще много чего.
- А сейчас почему не можешь?
- Могу, но со скрипом. Поскольку зубки сточились, то открылись нервные каналы. Если туда из еды попадают крошки, то как правило возникает острая боль. Правда она через пару минут проходит, но все равно приходится держать уши востро, стрельнёт или нет. Хотя я уже знаю, на что они реагируют. Раньше это было два-три продукта, сейчас уже недозволенных больше десятка. Поэтому чтобы не мучиться я вознамерился привести их в самый лучший вид, под стать премиальным часикам. И потом, живя в мире точнейшего и высочайшего ювелирного мастерства, рассказывая о бизнесе как искусстве преуспевающим коммерсантам я с подмоченными зубами выгляжу как пролетарий за барским столом ковыряющий вилкой в носу. А все эти дорогие костюмы, портфели, галстуки, запонки, обувь, машины, и золотые ходики с бриллиантами есть не что иное как бутафория, и доверие к речам такого вещателя ни какое. Вот так бы я оценивал того, кто осмеливается кому-то что-то преподать. Я, когда вижу говорящие головы с экрана телевизора у которых во рту разруха и анархия как на скотном дворе, то чтобы они нам ни проповедовали и не объясняли, я им не верю, не убеждают они меня. Им так и хочется сказать, ребята, сначала у себя сделайте генеральную уборку, а уж потом можете нас просвещать, поучать и уму разуму наставлять. И ведь заметь, таких публичных людей с ужасными, неприятными и выглядящими поленьями как у первобытного человека выше крыши. А уж если кто-то из них оказывается моим собеседником, то у меня возникает стойкое нерасположение и отвращение, даже если у него на запястье платиновые стрелочники, туфли из кожи крокодила, и истощающий запах дорогого парфюма. Моя бывшая девушка, как-то лет пять назад отколола: «Что если бы у меня там было бы фарфорово, то я выглядел бы сразу же моложе этак лет на семь-десять».
- И почему ты тогда ими не занялся?
- Хотел, но мы расстались, и я, впав в маниловщину, стал ждать подходящего случая.
- Значит я, подходящий случай?
- Точно,- улыбаюсь я. - Девушки всегда становятся подходящим случаем, чтобы стать лучше. На самом деле, рано или поздно, но мне пришлось бы ими заниматься. Так что раньше начну, раньше и закончу.
Третьего января я повез Юлию на экскурсию в святые святых. Встретили нас охрана и Магомед. Он, как казалось, с прошлого года никуда не уходил и как обычно, развалившись на диване с включенным телевизором перечитывал очередной учебник, на этот раз у него в руках была «Формальная логика». Он, как и я, для отдушины делал мозги студентам сразу в двух Университетах и уже сейчас начинал готовиться к новому семестру. Увидев меня, да еще не одного, он очень обрадовался, думая, что я привел первого в этом году клиента, да не просто клиента, а очаровательную девушку азиатской внешности.
- Это Магомед,- представляю я его Юлии, - мой незаменимый компаньон, а это моя подруга Юлия. – Прошу любить и жаловать.
Они обменялись любезными рукопожатиями.
В течение более чем четырех часов, я рассказал о каждой марке, лежащие под толстыми стеклами на витринах и стеллажах. Некоторые из них я примерял, вертел кистью перед зеркалом и перед ней. Но когда дело дошло до женских часов, то я заприметил, как её зрачки блеснули молнией, как она оживилась и встрепенулась, как застенчиво и осторожно их прикладывала к своей тоненькой ручонке, словно примеряла обручальное колечко и видя, что они слишком большие, разочарованно вздыхала и принималась за другие. Дамских моделей у нас было не так много и её сильнее всего впечатлили: «Бриге» - модель «Неаполь», они несмотря на средний размер, сидели на запястье просто идеально. Я восседал напротив её в кресле продавца и исподлобья зрел, как она из взрослой девушки превращается в неправдоподобно маленького беззащитного ребенка, который по-детски изумленно радуется каждой новой кукле. Овальный корпус, белое золото, бриллианты, необычный способ прикрепления ремешка, затемненный салон, сфокусированный и направленный свет с потолка на стол, юная дева с завороженным и умиленным взглядом, устремленным на божественное творение. «Ну чем не лик Мадонны с младенцем», - пронеслось у меня в голове. Глядя на этот застывший образ, на эту склоненную головку с рассыпавшимися по всему лицу черными волосами, я вдруг увидел в ней малиновую вишенку самый вкусный ингредиент моей жизни. Она, никуда не торопясь, не распихивая руками еще сама не учуивая оказалась так высоко, что все мои милые сердцу драгоценные бирюльки внезапно стали ничем и превратились в мелкую крошку. Я плотоядно поедал её глазами и желал так страстно, как не желал даже самой недоступной и выпущенной в единичном экземпляре музейного произведения. Её яркий макияж на припудрено-белом как мел лице, кричащая помада на губах, смоляные пряди причудливо свисавшие на грудь открыли мне подобие нового циферблата, пройти мимо которого, не влюбившись было невозможно. Это был тот самый антикварный и вожделенный предмет, что становится мечтой для истинных ценителей прекрасного.
Юля, с загадочным выражением и живым интересом так в них изучающе всматривалась, как может всматриваться оценщик драгоценных камней, которому подсунули фальшивку. Я ей предложил наделать фоток, для запечатления не только в памяти, но и в картинках. И вот она со знанием дела так выставляла кисть, что мне было совсем не понятно, то ли она бравирует, то ли приоткрывает наиболее значимые части корпуса, на которые не сразу обращаешь внимание, либо тонко убеждала меня в том, что они ей позарез нужны. Я уже был готов поддаться её напору, но быстро смекнул, а не будет ли мой жест перебором? Она уже получила в подарок часы, так зачем мне торопиться, тем более их уже носила какая-то разукрашенная телка. А то ведь предположит, что я её покупаю. Надо плавно намекнуть, ассортимент женских ходиков огромен и ей прежде чем заострять свой взгляд, не мешало бы и другие марки увидеть. И пока я перебрасывался мыслями она с надеждой в голосе произнесла:
- Мне нравятся, - и стала неторопливо их снимать.
Когда сеанс показов закончился, мы подзаправились бутербродами с красной икрой отправились прогуляться по центру, выглядящем пустынным и заброшенным. Ну а, чтобы совсем не замёрзнуть заглядывали в брендовые часовые бутики. Там мы играли роль нетерпеливых покупателей. Нас вежливо обхаживали, на дармовщину угощали сладостями и шампанским, знакомили с лучшими изделиями и в красках расписывали их достоинства. Но то ли модели были не те, то ли освещение рассеянное, то ли в помещениях было слишком ярко, но еще раз увидеть библейский образ мне так и не удалось, зато к вечеру мы хорошенько заправились и кое-как держались на ногах. Пришлось вызывать водителя, чтобы он нас довез до дома.
Несколько дней мой диван был превращен в читальный зал библиотеки. Я вытаскивал все новые и новые журналы и каталоги порой поражаясь от самого себя, до чего их у меня много и на кой черт они мне нужны, ведь многим изданиям было уже более двадцати лет, а некоторые и вовсе перестали выходить в печати. Видя этот огромный воз пыльного бумажного хлама, Юля внезапно предложила, как мне показалось, трезвую идею. Поставить при входе в главный зал стеклянный шкаф, куда будут помещена вся эта глянцевая макулатура.
- Они оживят и сделают салон более теплым и приветливым. Скучать никому не придется, за чашкой кофе будут пролистывать страницы, находить для себя что-то притягательное, - не унималась она. - Ты же понимаешь, когда на рынке появляется новинка, то все взоры устремлены на неё. Что было до этого, многими забывается. Так вот, чтобы разогревать угасший интерес, нужна реклама и эту роль на себя возьмет вся эта периодика. Витрины порой недостаточно, нужны еще аргументы и ими станут статьи и красочные фотографии. Посмотрел, приценился, да еще и почитал, все, клиент ваш. Можно отмечать очередную сделку.
- Мадемуазель! Если бы мой курс входил в учебную программу, я бы тебе за такой подход поставил зачёт или пятёрку.
- Я просто тебя внимательно слушала на лекциях.
Идея Магомеду понравилась, и вот мы как надсмотрщики, наблюдаем за тем, как нам собирают из панелей шкаф. Потом я с Юлей словно гималайские шерпы перетаскивали кипы упаковок в машину, отвозили и раскладывали по полочкам, и опять возвращались за следующей партией. На утро всё начинали сызнова, а вечерами, после хлопотливого дня, вымотанные, уставшие, уютно расположившись на диване с бутылочкой вина, устраивали киносеансы зарубежных фильмов, шедшие шли сразу по семи телеканалам, так что у нас всегда был выбор что посмотреть. Никогда я не думал, что мне может встретиться молодая девчушка, фанатично увлеченная иностранным кино. Конечно, в силу своего возраста я видел большее количество мелодрам, детективов, ужастиков и боевиков. Но вот что касается актеров, то временами мне казалась она лично знакома не только с первыми звездами Европы, но и всей Северной Америки. О них она могла вольготно говорить сутками напролет, как я о часах. По утрам, во время завтрака мы устраивали друг другу экзамены, вспоминая, что мы вечером лицезрели, и кто играл в главных ролях. Зачастую нас настолько захватывало это соревнование, что нередко просмотр сводился к зубрежке фамилий, с тем, чтобы на утро удивить своей цепкой памятью. И надо сказать, как-то пару раз мне пришлось сдаться, поскольку она могла называть даже тех статистов, кто эпизодически появлялся в кадре всего на пару секунд. Тогда я начинал её подозревать в том, что она заранее изучает телепрограмму, выбирает парочку картин вечернего показа, запоминает имена всех актёров, а на следующий день радуется как дитя, первым разгадавшим кроссворд. Мне пришлось изменить правила, и теперь я её просил вспомнить ленты недельной давности. Теперь уже ей приходилось удивляться как мне такое удаётся сохранять в голове. Вот так незаметно и пролетели январские праздники.
В последний вечер перед рабочей неделей нас накрыла пелена усталости. Давно у меня не было такого тесного и страстного общения, не только словесного, но и телесного. Ну а что касается юной леди, то по её внешнему виду ничего нельзя было определить. Она выглядела свежо, как только что распустившийся цветок. Да и по квартире не шаркала шлепанцами как я, после марафона, а носилась как угорелая. Но сегодня она притихла. Мы лежали вместе на диване и почти не разговаривали. О чем думала она, я мог только догадываться, но мои мысли сотрясала лихорадка наступающего завтра. А завтра я должен проявить неотвязную решимость, позвонить в стоматологию и наконец-то приступить к созданию Голливуда. Хотелось, как можно скорее, никого не стесняясь, непринужденно улыбаться и смеяться, не думать о том, что не дай бог, что кто-то обнаружит какие поганки, процветают у меня во чреве. Со слов своих знакомых я имел представление, что меня ожидает и сколько всего придется перетерпеть. Поэтому я не очень-то хотел, чтобы в эти дни со мной кто-то был каждый день рядом. Но вот как ей сказать, чтобы она всё поняла и не обиделась я не знал.
- Ну вот и закончилась наша новогодняя сказка, - пробулькал я как бы, между прочим и замер в ожидании.
- Ты хочешь её закончить? – выпалила Юля, и в её глазах блеснул испуг.
- Ни в коем случае, - отрезал я. - Завтра наступят трудовые будни, к ним добавятся поездки к дантистам. Устроят мне грандиозную стройку, все перекапают, перепашут, заколотят импланты как сваи в землю. Буду тебя шокировать их творчеством.
- Меня этим не испугаешь, я ни такое видела.
- Ну да, что может быть пострашнее чертей с кочерёжками? – шутливо я ответил. - Мы будем встречаться по выходным, я как раз успею отойти от от покатушек, неважнецкого состояния и их умелых ручек.
- Ты напрасно переживешь, сделают в лучшем виде. Есть на примете к кому ехать?
- Конечно есть.
- Завтра поедешь?
- Надо сначала созвониться и записаться.
- Как вернёшься, наберешь мне?
- Как же без этого, буду тебя посвящать во все их проделки. Ты, как и все, отдыхаешь в субботу и воскресенье?
- Да.
- Отлично! Проводим эти дни вместе.
- Как скажите, уважаемый профессор, и её рука скользнула под ремень моих джинсов и там ей ответили зазывно, завлекательно и соблазняюще.
Глава четвертая.
Март 2016
В 9 утра Лапиков собрал в своём кабинете всех офицеров, участвующих в расследовании: майора Мартынова Анатолия Михайловича, майора Продан Нины Сергеевны, капитана Кудря Сергея Леонидовича, капитана Леонова Алексея Афанасьевича и старшего лейтенанта Баязова Валерия Петровича. У каждого из них было задание, и сейчас они должны доложить, что им удалось выяснить, и есть ли какие-то зацепки. Первым, кого он заслушал была Нина Сергеевна Продан, посетившая офис, где трудится Соколова и побеседовавшая с её сотрудниками.
- Была у Соколовой на работе, - начала она. - Крупное строительно-монтажное объединение, основное направление: - это строительство жилья. Есть филиалы в десятках городах. Должность начальника отдела кадров занимает чуть больше года. Мы проверили организацию о наличии нелегальных мигрантов, но таковых не обнаружили, работают в белую, задолженности по зарплатам и налогам нет. За прошлый год выручка составила сто двадцать пять миллиардов рублей. Коллеги отзываются о ней, как о высокопрофессиональном и знающем специалисте, отмечают чуткость, отзывчивость, исполнительность, никакого высокомерия и не уважения к подчиненным. С кандидатами на вакантные должности всегда учтива и вежлива. Приступами немотивированной агрессии не страдает. Когда я там была, то в коридоре сидело человек десять претендентов. С её слов, сейчас их не так много, но начиная с конца апреля, может приходить до полусотни в день. Держалась подчеркнуто строго, серьезно и как мне показалось, неприступно. Отвечала уверенно, коротко и лаконично.
- Вы не поинтересовались, кто эти гастербайтеры, откуда приехали?
- Конечно все узнала, в основном граждане из Белоруссии и средней Азии.
- Понятно, - сказал Лапиков.
- Далее, оформлением всех бумаг занимаются четыре помощницы. Каких-либо странностей в поведении своей начальницы за последнее время они не заметили. Говорят, вела себя как обычно. В дни, когда происходили трагические события она никуда не отлучалась и находилась с девяти и до девятнадцати часов на своем рабочем месте, это подтверждают и записи в журнале: «Учета прихода и ухода менеджеров компании».
- Валера, у вас есть что нам сообщить? – обращается Лапиков к Баязову.
- Вот что я узнал – начал он докладывать немного неуверенным голосом, как будто все еще сомневается в том, что хочет сказать. - Я поочередно встретился с четырьмя её близкими подругами. С ними она иногда в конце недели встречается в баре в центре города чтобы пропустить по бокальчику вина, поболтать о том о сём ну и пооткровенничать. И вот что они мне поведали. Её подруги в курсе их отношений с профессором, так она его называет, и она каждый раз при встрече рассказывает, как стоматологи по-дилетантски и неумело пытаются сделать ему голливудскую улыбку. С её слов, создается ощущение, что он их первый пациент и они еще не знают, с какого края к нему подступиться. Но как только приступают к своим обязанностям, то у них ничего не получается. Они всё ломают и начинают заново, и опять у них ничего не выходит. При этом, они набираются наглости и обвиняют во всех своих неудачах профессора. Он естественно пытается разорвать с ними контракт. Тогда они приглашают эксперта, и он улаживает разногласия. Складывается впечатление, что они ждут, когда он сам от них свалит. А вот теперь самое главное. Профессор по окончании всех этих живодерских процедур, это она их так называет, собирается написать книгу обо всех денто-сантехниках, в котором главная героиня будет санировать им полость рта, методично удаляя зубы молоточком и тендерайзером.
- Подождите, подождите, - быстро затараторил Лапиков. - Это что же получается? Этот любитель часиков и по совместительству мозгодуй с прошлого года циркулирует по стоматологическим клиникам и кабинетам, больше похожими на проходные дворы и все это время Соколова является его любовницей и она в курсе всех его зубных вояжей.
Тут Нина Сергеевна с присущей ей манерой внезапно кого-либо прерывать, негодующе произносит:
- Так все понятно. Молодая, еще неопытная девчонка попадает под дурное влияние взрослого мужика, имеющего научную степень по засорению и запутыванию мозгов, и знающего, как это делать, манипулирует её сознанием, и она решает сделать ему приятное, хотя он скорее всего на прямую об этом и не просил.
- Нина Сергеевна, не спешите делать выводы, - грозно прервал её Лапиков. - Мы пока не располагаем достоверными данными, что при всей своей драматичности, к ним может иметь отношение женщина, тем более его любовница. Нет у нас на этот счет ни каких убедительных доказательств. И тихо как бы про себя заговорил:
- Профессор замышляет сочинить роман, как над ним издеваются денто-сантехники, и как их потом наказывают за жестокость, непрофессионализм и развод. В свои планы он посвящает свою пассию, исполняющую по сюжету роль трибунала. Но внезапно его предначертанная задумка материализуется и наяву появляется тот, кто его намерение превращает в чудовищную и смертоубийственную реальность. Так получается? И он вопросительно окинул взглядом всех присутствующих.
- Так вот вам и доминирующий мотив, - резко и громко выпалила Нина Сергеевна.
- Надо их брать и в камеру, - сказал молчавший до этого капитан Кудря. Ему было поручено выяснить всё о молотках и тендерайзерах. - Накрутить этой парочки хвосты, они и расколются.
- И что мы им инкриминируем? Досужую трепотню её шерочек с машерочками или чьи-то заковыристые пьяные бредни? В данном случае на него должны были обрушиться известные нам инструменты, с тем чтобы запугать и заставить помалкивать, и не возбуждать общественность, ставя под сомнение квалификацию зубных лекарей. Это он может завалить их исками, и получить немалую компенсацию. Но ничего подобного не произошло. А почему?
- Чувствуют за собой вину? – и опять этот дерганный следователь мгновенно отреагировала. - Не хотят выносить сор из-избы?
- Вы верно рассуждаете, - говорит вполголоса Лапиков. - Но и публичное оповещение не есть его собственноручное признание. Судя по его образованию, он на глупца не похож, как и его подруга по постели, с юридическим дипломом МГУ. А с другой стороны, подобное поведение можно расценивать и как их алиби. Они же не сумасшедшие! Он описывает сюжет будущего произведения, а она, воспринимает это как указание к действию? Да такого просто быть не может.
И тут Нина Сергеевна аж подпрыгнула от своей тирады.
- А вы не думали, что они именно на это и рассчитывают, распуская подобные слухи, а сами под их шелест, занимаются кровавой бойней?
Лапиков недоверчиво и раздраженно посмотрел в её глаза и обратился к капитану Леонову.
- Алексей, вы встречались с Соколовой и её родителями?
- Да, был на следующий день, после того, как вечером директору клиники почистили рот.
- Они вам что-то заслуживающего внимания рассказали?
- С профессором она встречается уже более года, познакомилась в институте. Я спросил, почему они не живут в месте, сказала, что их обоих устраивают такие отношения. С её слов, профессор почти ничего не рассказывает, как там с ним колдуют, а сама она не проявляет никакого интереса. Говорит, а мне зачем это знать? Когда у меня будут проблемы с зубами, тогда и узнаю. В общем как мне показалось, у них ничего серьезного.
- Странно, - произнес Лапиков. - Подругам она подробно все докладывает, а вам говорит, что его похождения её совсем не волнуют. Явно не договаривает.
- Надо её сюда повесткой пригласить, - взорвалась Нина Сергеевна.
- Зачем? – недоуменно спросил Лапиков. - Узнать от неё то, чего мы и так знаем?
- Алексей, на ваш взгляд, что их связывает? Деньги? Подарки? Или что-то другое?
- Сложно сказать. Но без подарков скорее всего не обходится.
- Валера, вы случайно её подругам этот вопрос задавали?
- Спрашивал, но они дружно подчеркнули, что она точно спит с профессором не за деньги. Ей нравятся мужчины в возрасте.
- Даже так! – чуть повысил голос Лапиков и криво усмехнулся, - а в те вечера, когда случались инциденты, вы выяснили, где в это время она была?
- Её родители, сказали, что дома, смотрела телевизор. Я поинтересовался у нее, какие же смотрела картины, и она без запинки произнесла названия, о чем был сюжет, и кто был в главных ролях.
- Вы проверили её показания?
- Да, всё совпало.
- Ну, она могла позже и в интернете посмотреть. Она управляет машиной?
- У них в семье есть автомобиль, но прав у нее нет. И водить не умеет, это, кстати, подтвердили родители и все её окружение.
- А что с прошлыми её связями с другими мужчинами?
- Информации совсем немного. После прекращения отношений, в смартфоне удаляла всю переписку и номера, даже имен не помнит. Говорит: «А зачем мне себя засорять всякой ерундой. Я прошлым не живу». Пытаемся выяснить её бывших ухажёров. Но тут не так всё просто. Оказывается, на её имя не зарегистрирован ни один номер. Приходится повозиться.
- Вам помощь нужна?
- Пока нет, справляюсь.
- Хорошо. Она вам что-нибудь рассказала о своей семье?
- Нет. Отправила меня к родителям.
- Так, и что же они сообщили?
- Ничего. Такое ощущение амнезия у них.
- Похоже, что это семейное, ничего не помнить.
- Вообще, внешность что у Соколовой, что её матери больше на азиатскую похожи. Может поэтому держат рот на замке.
- Любопытно, что они скрывают? Вам не удалось осмотреть квартиру?
- Нет, мы разговаривали на кухне, ни в одну из комнат меня не пригласили, ну а сам я не мог произвести осмотр.
- И как держалась Соколова? Вы не заметили нервозности, скованности, беспокойства или возбудимости? Может странные движения рук, пальцев?
- Была немного напряжена, но я думаю это связано с её работой. При мне она по телефону кого-то возмущенно отчитывала. Не было ничего такого, чтобы при упоминании беззубых стоматологов она повела бы себя не естественно.
- Так, мне нужна самая полная информация на весь род Соколовых: где родились, учились, крестились, их родственники, места работы, чем живут, интересы, хобби, проверьте социальные сети, иногда там такое о себе пишут, и следует узнать, не было ли у них контактов с лицами с криминальным прошлым. Кроме того, надо побеседовать с её бывшими одноклассниками, учителями, ну и заодно с однокурсниками и преподавателями.
- Вам, Сергей Леонидович, - следует съездить в университет, на философский факультет. Там скорее всего еще остались преподаватели, у которых учился профессор, узнайте, что он был за студент, с кем дружил, общался, какие были увлечения. Он кажется выступал за спортивный клуб. Найдите тех, с кем он соревновался, был на сборах. Составьте портрет о его студенческих годах. Далее, поезжайте в его институт, поговорите с коллегами и бывшими студентами, узнайте, что он из себя представляет, как специалист и выясните, были ли у него любовные отношения с его подопечными, и если были, то очень деликатно расспросите, что их заставило вступить в близкую связь? Возможно здесь было принуждение ну или что-то другое.
- Слушаюсь.
- А что показали видеокамеры? – обращается Лапиков к Баязову.
- Как вы знаете, первые четыре побоища были совершены в вечернее время при сильном снегопаде и плохой видимости, разглядеть чего-либо конкретное нам так и не удалось. Только расплывчатые силуэты. Пятое произошло в полночь, при полном штиле и благодаря наличию нескольких наружных видеокамер, преступник засветился во всей красе. Что можно про него сказать? Среднего роста, примерно сто шестьдесят пять сто семьдесят сантиметров, худого телосложения. По всей видимости жертву поджидал не далеко от её дома. Хотя не исключаем, что мог преследовать от самой работы. Еще не все записи успели просмотреть. К сожалению, лица не разглядеть, оно тщательно спрятано за шарфом и сильно надвинутой на голову спортивной шапочки. Никаких запоминающихся примет, если не считать одетого сверху на одежду жилета работника коммунальных служб, с надписью на спине «Жилищник». В Москве и области есть семь организаций с таким названием. Но дальше произошло необъяснимое. В подземке этот тип появился уже в метрополитеновской робе.
- Вы что хотите сказать, что он по ходу дела переоделся? А вы точно уверены, что это один и тот же человек?
- На сто процентов.
- Какая-то нескладуха выходит, - обмолвился Лапиков. - Если еще на улице и у дома как-то можно найти разумное объяснение, почему он ошивается в таком специфическом наряде, то в метро к чему ему рядится в рабочего? Запутать нас хотел? Зная, что его пишут десятки камер, начиная от подъезда и до самого вагона? Или он хотел показать, что это два разных индивида? Какое-то нерациональное поведение. И тут с «вечным зудом в голове» совершает только свойственный ей наскок:
- Значит можно сделать вывод, что это был другой линчеватель, так сказать любитель, который неосмотрительно вляпался. Наследил от души, - и посмотрела в глаза своего шефа. Но он был погружен в то, что разрисовывал карандашом на листке какие-то фигурки,
- Валера, - оторвался от художества Лапиков. - А есть записи его приезда на метро?
- Кого-то похоже пока не нашел. В округе пять станций. Если он приехал на метро, то выйти мог только у двух. Далее по неосвещенным переулкам дошел до стоматологии, накинул жилет и проследовал за Вешкуровой. А обратно, дворами прокрался до подземки, сменил униформу, нырнул на станцию, проехал две остановки и далее его следы теряются. Он скорее всего нашел слепую зону, сменил свой образ и никуда не выходя двинулся дальше.
- Непонятный костюмированный бал, - подытожил подполковник. Наводит тень на ясный день.
- А может он бравирует, - влезла с подсказкой Продан. - Хочет подразнить нас.
- Или неумело гримируется. Да нет, тут что-то другое. Валера, на ваш взгляд, как вы думаете, какого он пола?
- Сложно сказать, целыми днями кручу ролики с разных камер. Я бы сказал, фифти-фифти.
- И какие у вас для этого основания так думать?
- Я с криминалистами обратил внимание на обувь. Оказалось, что она соответствует тридцать шестому-тридцать седьмому размеру, а это скорее всего женские ботинки, сейчас даже у подростков лапы больше.
- Вот это уже интересно, - и у главного впервые мелькнуло удовлетворение на лице, появилась первая реальная улика. Но его стрелой нагнала следующая мысль: А если это сознательный просчет? Спихнуть нам никчемушное. Но вновь взорвалась Нина Сергеевна:
- Я же вам говорила! Это все она.
- Вы жильцов дома опросили? – поторопился Лапиков.
- Да, но никто ничего подозрительного не видел.
- Прямо призрак какой-то. Знаете, что, попробуйте взять фотографию Соколовой и еще раз пройдитесь по квартирам. Думается мне, если это она, то скорее всего должна была сюда приезжать раньше. Наобум как мы видим ничего не делается. Прежде чем кого-то колотить, выбирает подходящее и безлюдное место. Возможно, что осмотр проходил днем, следовательно, пройти незаметно мимо объективов не могла. Алексей, - обратился Лапиков к капитану, - вот вам задание: просмотреть все видеозаписи в этом районе за последний месяц.
- Я уже просматриваю, пока никакого намека на того, кто расправился с Вешкуровой.
- Если будете зашиваться, дам вам в помощь нескольких сотрудников. Недогляд с обувью он уже допустил, почему бы ему и еще раз не ошибиться? Если обнаружите кого-то похожего на Соколову, отследите весь путь, от и до. Вы меня поняли?
- Хорошо, - сказал Алексей, и что-то пометил в блокноте.
- Что у нас есть по шестому эпизоду? – обратился Лапиков к Баязову.
- Ничего. Следов никаких, если не считать всё тех же инструментов. Но и они как будто вышли только с конвейера, все в заводской смазке. Камеры весят на самом здании. Только вот парковка оказалось не в их поле зрения.
- В округе они же они повсюду, и что ни одна не запечатлела похожего на того, кто расправился с погибшей?
- Изучаем.
- У нас весь город ими утыкан, а мы не можем его засечь, - недовольно выразился Лапиков. - Появляется ни откуда и туда же возвращается. Допустим, что это Соколова, хотя у нас только одна скудная наводка: это обувь. Но она на чём-то передвигалась! В вечернее время, когда пик пробок на дороге, то удобнее на метро. А вот возвращаться вполне могла автотранспортом, если только у неё не было сообщника, ожидающего в тёмном переулке. Поэтому, предлагаю проследить весь её путь от дома до работы. Понаблюдать, как она ведёт себя в обычной ситуации, как сидит в вагоне, что в эти минуты делает: смотрит в гаджет, слушает музыку, просто дремлет. И присмотритесь к рукам, к их положению: они лежат как плети или жестикулируют и выделывают всякие кренделя, теребят край одежды или поглаживают пуговицы, сумочку, может кончики волос накручивает на палец или что-то еще. Это такие привычные индивидуальные навыки, что любой из нас сам того, не замечая за день повторяет сотни раз. Я думаю это поручение дать нашему психологу, это его арена. Найдем особенности, легче будет её искать по вечерним записям из вагонов. Тем более в это время пассажиров бывает не так много. Ладно, - уже более спокойным тоном произнес Лапиков и обратился к капитану Кудря.
- Сергей Леонидович, вы что-нибудь выяснили про молотки и тендерайзеры?
- Молотки самые обычные, купить можно на любом строительном рынке, а вот тендерайзеры продаются только в крупных торговых сетях.
- Надо бы получить справки из этих магазинов, когда покупались эти орудия мести и отследить по записям, кто конкретно их приобретал. И пройдитесь по всем хозяйственным точкам где продаются всякие слесарные инструменты и покажите фотографии этой парочки. Они могли как бы специально прийти за какой-то ерундой, и заодно прикинуть чем будут по зубам лупить.
- Мы уже этим активно занимаемся. Я дал поручение старшему лейтенанту Осипову.
- Сергей Леонидович, - и посетите пару-тройку одноименных часовых ломбардов, не как наш сотрудник, а как простой обыватель, поинтересуйтесь их ассортиментом, предложите продать свои, якобы доставшиеся по наследству, в общем покрутитесь, повертитесь, может что-то заметите подозрительное и необычное.
- Так надо и салон профессора навестить!
- Я к нему сам схожу, ну а потом если будет необходимость, отправитесь вы, но с конкретным поручением. Мне тут про него много любопытного рассказал местный участковый. Ломбард-то оказывается не так уж и рядовой, большие дяди и тёти пользуются его услугами, и показал палец наверх. А еще туда частенько захаживают звезды шоу-бизнеса, артисты, телевизионные эксперты всех мастей, да и нашего брата не мало.
- Анатолий Михайлович, - обращается Лапиков к майору Мартынову, - как идет отработка Магомеда и всех его знакомых, друзей и родственников?
- Мы сначала пробили их на судимость, таких нет. Сейчас изучаем переписку и телефонные контакты.
- Хорошо, держите меня в курсе, как что-то покажется необычным, сразу же докладывайте.
- Есть докладывать.
И тут же обращается к Валере.
- А что показали передвижения телефонных номеров Соколовой?
- Я бы сказал чисто будничное: дом, работа, квартира профессора других отклонений не зафиксировано. Также их не было замечено ни у одной стоматологии. Мы выделили за последние два месяца все номера, так или иначе засветившиеся у зданий, в которых работали пострадавшие и проверили их на наличие контактов с нашими голубками, но никто с ними не связывался.
- А профессор рядом не пробегал?
- Тоже не был замечен.
Часто проводя рабочие совещания Лапиков чувствовал себя экзаменатором. По сути перед ним сидели ученики, докладывающие о выполнении домашнего задания. Вот только оценки он не ставил, но всё остальное мало чем отличалось от учебного процесса. Если его не удовлетворял ответ, он задавал наводящие вопросы. Ну а если кто-то не справлялся, то он давал в помощь опытного наставника. Вот и сегодня, выслушав всех «лицеистов» он призадумался и повисла гнетущая тишина. Все дружно примолкли и не спускали глаз с его толстого блокнота и пальцев, перелистывающие страницы. Он что-то там хотел найти и никак не находил. Сколько продолжалась пауза трудно сказать, время не засекалось. Даже когда он встал и снова присел, никто не проронил ни слова. По опыту работы с ним его подчинённые знали, что в эти минуты его лучше не тревожит, и дать возможность переварить полученные сведения и уж тем более, никто не пытался его потревожить, если он отстраненно погружался в свои мысли. «Так всё гладко провернуть! – вертелось в его голове. - Такое не под силу простому гражданину, а тот, кто покуражился скорее всего был не один, и помогали ему опытные полицейские. Нет ни одной даже маломальской улики, пол со сто процентной вероятностью не можем определить. Все что мы имеем, это ботинки на видео, мелькнувшие часы и рядом непонятно чья-то лежащая пуговица рубашки. Пять кровавых площадок и никакого даже намека на присутствие частиц одежды, не говоря уже о генетическом материале. Как будто до нашего прихода эти места так тщательно вымыли, что даже пылинки не оставили. Кристальное исполнение».
- Валера, вам удалось что-то прояснить про пуговицу?
- Был сделан химический анализ. Отправили результаты по нашим производителям. Но думается что её место рождения за рубежом.
- Возможно. Ну а на поверхности хоть что-то осталось?
- Да. Были выявлены молекулы: Изопропанола, Сахарозы, Бутанола, Диоксида титана, Макрогола.
- И всё?
- Да.
- Это что же получается? Тот, кто её потерял одевается и раздевается только в перчатках?
- А что на этот счёт думают эксперты?
- Они склоняются к тому, что пуговица могла длительное время находится в аптеке или больнице.
- Получается тот, кто потерял имеет отношение к медицине? Возможно она принадлежит Вешкуровой. Валера, вы осматривали вещи погибшей?
- Конечно.
- На пуговицы не обратили внимание?
- Осмотрели тщательно. Но вот про них ничего не могу сказать. Сегодня сделаем повторный осмотр.
- Нина Сергеевна, вам надо посетить те объекты, где фирма ведет стройку. Поговорите с рабочими, на тему не обращалась ли к кому-то Соколова с просьбой оказать несподручную услугу, ну типа, что-починить дома, на даче или куда-то съездить. Она могла воспользоваться своим положением и человек мог просто не знать, что его использует для определенных целей. Вы говорили, что у них на много граждан из средней Азии. Среди них часто можно увидеть типажи вроде подростка: не высокие и худые. Ваша задача: узнать, а не было ли у нашей дамочки с одним из жителей этих республик бурного амура? Или того, кого она могла затиранить или притеснять. Вы меня понимаете? Парни с юга, с горячим темпераментом, ради зарплаты, да и ради неё могли на многое пойти.
- Я вас поняла.
- Вам в помощь дам двух старших лейтенантов. И еще, что нам делать с остальными семью если так можно выразится, претендентами на готовящую стерилизацию? То, что мы их предупредили, не означает что они защищены. Днем они скорее всего в безопасности. А вот с наступлением сумерек можно приставить охрану. Но есть другое предложение, использовать их в качестве живца. Что вы на это скажите?
- Очень рискованно, - сказал Мартынов. - Мы не знаем, кто будет следующий и когда это может случиться, а главное в каком месте.
- Мы вот каким образом поступим. Вы Анатолий Михайлович изучите их личные дела и выберете одного в качестве подсадной утки. Все остальные переходят на утренний график, с таким расчетом чтобы выходить и возвращаться домой засветло. Ну а приманку переводим в вечернюю смену. С руководством я этот план согласую. Далее, поскольку первые четыре драмы связаны с непогодой, можно предположить, что он ждет подходящего циклона. Нужно запросить в Гидрометцентре прогноз на ближайшие дни. Нина Сергеевна, сегодня же с ними свяжитесь.
- Будет сделано.
- Александр Григорьевич, кого мы пошлем на алтарь жертвоприношения, мужчину или женщину? –спросил Мартынов.
- Тут надо подумать, плюсы и минусы есть как у тех, так и у других.
- Вы пообщайтесь со всеми, но ничего им не говорите. Только не затягивайте с выводами. Далее, там, где трудятся оставшиеся семь дантистов и стоящие к ним в очереди за имплантацией или ставной челюстью срочно установите прослушку. Отслеживать все звонки тех, кто будет спрашивать о часах работы этих потенциальных потерпевших. Бумаги для разрешения уже подготовлены.
- Валера, вы выберете самый удачный снимок с часами и походите по часовым магазинам, пусть его посмотрят продавцы, может подскажут что это за марка.
- Товарищ подполковник, - как всегда с надрывом заговорила Нина Сергеевна, - по-моему, здесь все ясно. Профессор скорее всего не причем, а вот Соколова идеальна подходит на роль карателя. Рост соответствующий и размер ноги совпадает. Надо бы у нее в квартире обыск провести.
- Нина Сергеевна, у нас нет против нее улик. Что мы предъявим суду? Трёп её ухажёра о возможном опусе? Или прикидочные на глазок измерения роста и её ступни? И потом, мы многого не знаем о прошлом её семьи. Внешность-то у неё не славянская. Сами знаете, иногда минувшее становится ключом к настоящему. Кое-какие биографические документы просто отсутствуют, или находятся под грифом «секретно». Может так статься, что девчонка не простая. Мы рыпнимся и получим такой геморрой за самоуправство, что мало не покажется. Мне нужны железные факты, а не демагогические домыслы. Идите работайте.
Январь 2015
- Так, Александр Иванович, ну что мы будем делать? - спрашивает меня стоматолог-терапевт Абельхан Малиханович, рекомендованный моими сокурсниками по факультету как виртуоз и непревзойденный ас с золотыми руками, принимающий в небольшой квартирке сталинского дома похожей на подпольную шабашку рядом с метро Красносельская.
- Да вот хочу видеть у себе голливудскую улыбку, - бодро я провозгласил.
- Голливудскую улыбку? - это хорошо. - Откройте по шире рот.
Я подчиняюсь и внимательно всматриваюсь в его глаза.
- Неплохо вы пожевали, - болтает себе под нос, - сильно они у вас источились. Картина ясная. Так, что же вы хотите?
«Странно что он переспрашивает, забыл мой ответ?» И ветер сомнения пронзил моё тело.
- Кто у нас доктор? - вы же все видите, - ответил я озадаченно.
- У вас нет крайних жевательных зубиков, сейчас позову директора, он же у нас и протезист, послушаем, что скажет.
Через пять минут в кабинет влетел высокий, средних лет мужчина. Бесцеремонно, словно я кобыла в стойле на привязи, оттопыривает мне губы и одновременно покачивает головой. Провел пальцем по деснам и после этого принялся пристально их разглядывать. Далее, ладонями несколько раз надавил на челюсть, как будто проверял её прочность и отрывисто пробубнил скороговоркой:
- Ну тут все понятно. Стратегия такая: два импланта сюда и два туда. Дальше, устанавливаем металлические вкладки, ну а на них коронки из циркония. Верхние крайние надо удалить, они не к чему, только мешать будут. К апрелю все будет сделано, и тут же пропал.
- Ну что скажете? – обращает на меня свой взор Абельхан Милиханович.
- Совсем не понимаю, зачем надо избавляться от крайних зубов? – запротестовал я. Мне с ними комфортно, да к тому же они здоровые.
- Они не участвуют в жевательном процессе и кроме того практически не поддаются лечению. Если уж начинают болеть, то их не лечат, а попросту удаляют. Они – ошибка природы.
- Всю жизнь прожить с ними в согласии, а оказывается, они ошибка природы, – недовольно я проворчал. - Как-то это странно. Если не беспокоят, то не надо их и утилизировать.
- Ну как скажете, но я бы от них избавился.
- Пусть себе живут, - отреагировал я почти раздраженным голосом. Если они есть, то так видимо угодно Всевышнему.
- Ну-ка, еще откройте рот.
Я как можно шире раскрыл свою пасть.
– Дааааа! - затянул доктор протяженно, - ваши зубки потрудились на славу, так старательно, что аж нервные каналы наружу вылезли. Жевать-то больно, наверно?
- Еще как. А что значит установить вкладки?
- На ваши огрызки нельзя поставить коронки, они слишком малы и тонкие. Мы их спиливаем по самые десны, в корнях делаем углубление и уже туда вставляем металлические вкладки. По-другому в вашем случае не получится.
- Это что, новые технологии? – испуганно я пролепетал, пытаясь оценить его слова. И меня охватывает ужас от одной мысли, что я вот так по своему согласию и доброй воле, в трезвом уме, памяти и рассудке собираюсь лишиться разом всех своих двадцати четырех, как выразился «непревзойденный ас» огрызков, которыми я мог жевать и пережевывать все что моей душе было угодно, может даже и не один еще десяток лет. «Ну да, они немного сточились и укоротились, - продолжал я мысленно размышлять, - ну да, обнажились нервные окончания, но ведь их можно удалить или запломбировать, и тогда я смогу даже перегрызать колючую проволоку. Но зачем мне устраивать стрижку под ноль? - этого я никак не мог взять в толк».
Видя, как я погрустнел и мрачно погрузился в себя, «зубочудодей» опять пытается объяснить, почему именно их надо под самый корешок скосить, и в доказательство своих аргументов рисует на бумаге зуб и показывает, каким он был в детстве и как он выглядит сейчас. И всё же несмотря на его доводы и рисунок, я все никак не могу взять в толк, почему мои сегодняшние торчки не могут удержать какую-то худосочную коронку, если они самые твердые орехи с легкостью стирают в порошок. Я машинально крепко сжал пальцами как пассатижами два передних резца и попробовал их раскачать. Потом принялся за нижние. И те, и другие не согнулись, не сломались и даже не шелохнулись. Тогда я проверил прочность клыков, результат тот же. Видя, как я проверяю прочность и крепость мне посылают сигнал:
- Вы что делаете?
- Пытаюсь проверить их жизнестойкость, насколько они тверды и неприступны.
А в голове уже загудело, «Дырки можно запломбировать, и еще сто лет ходить при своих. Задачей врачей является спасти то, что можно спасти, а не ломать и выбрасывать под самым благовидным предлогом. Похоже меня втихаря разводят на деньги. Прилепить коронки на мои родные зубы слишком просто, быстро и дешево, а вот если шлифануть как следует, навертеть ямочек, плюс стоимость самого металла. Это уже другие временные затраты ну и выросшие доходы. Чушь какая-то выходит! Магические вкладки могут удерживать коронки, а пеньки ни фига. Приду домой, и еще раз проверю теперь уже плоскогубцами, сломаются они или нет? Ну и в интернете покопаюсь, что это за штуки такие».
- А во что мне обойдутся эти замечательные вкладки?
Абельхан Малиханович как-то непонимающе уставился на меня, искренне удивляясь, почему я интересуюсь таким пустяком, и после небольшой паузы произносит:
- Не могу точно сказать, это не моя работа. Надо посмотреть в прайс-листе. Но это совсем недорого, около десяти тысяч рублей.
- За все? - почти обрадованным голосом спрашиваю я.
- Да нет, вы что, это за одну.
Я поразился от той суммы, что надо будет выложить за этот бесценный материал, оказывающийся на порядок дороже золота. Теперь ясно почему он их так педалирует. На деле скорее всего окажется простецкой металлической заготовкой, наклёпанных на механическом заводе. (Через полгода я узнал, что был недалек от истины.) А ведь еще не посчитаны затраты на установку, да уж, ребята работают с размахом».
- Срезать под чистую то же чего-то стоит?
- Разумеется! – Но это копейки.
- С этим мне понятно. Ну а посадка или как там этот процесс называется, во что она мне обойдется?
- Тысячи три-пять на один зубик.
- А почему такой разброс?
- Потому что это зависит от времени.
- Понятно. И вообще, мне хотелось бы знать, полную стоимость ваших услуг, включая все расходники. Или как в народе говорят: «сделать все под ключ». Вы понимаете, о чем я говорю?
- Чего тут непонятного. Я конечно могу оценить на глазок, но по точнее может сделать только директор, но сейчас у него пациент.
Я начинаю мысленно складывать. Оказывается, что только на первом этапе уже получаются приличные расходы, а сколько будет в итоге? Пожалуй, неземная красота может обойтись в парочку золотых «Ролексов» и возможно это не предел. Но решение принято, отступать ни как нельзя, надо всё-таки провести генеральную уборку. Да и первое впечатление от уверенных и решительных мужчин внушало определенное доверие, и это несмотря на предчувствие, что разведут меня как лоха. Но я был готов ко всему. А деньги я заработаю и мысленно стал представлять то, что меня ожидает в ближайшей перспективе. Грядущее выглядело не столь радужным. Пугала и напрягала добровольная сдача всех зубов и опасения, а если что-то пойдёт не так? Прошу доктора еще раз пошагово расписать их действия. Он заново все повторил. Но когда он добрался до косы, тут меня и передернуло.
- Вот вы под чистую всё спилили. Коронки, когда я увижу, сразу или через несколько дней?
- Через неделю, а может и раньше, - просвещает он меня.
- То есть у меня всё это время во рту ничего не будет, если не считать корешков? А жевать чем я буду?
- Вам придется потерпеть, только жидкие кашки и молочные продукты.
- Кашки - это неплохо, - процедил я. - Но как мне в свет выходить? И я увидел себя во всей красе перед студентами. «Да уж, придется дома сидеть, но ведь это не на долго, начал я успокаивать себя. Зато потом как меня будет тянуть в людные места! А как красиво буду зубоскалиться и сражать всех своей улыбкой! Так и быть уж, как-нибудь переживу те дни».
- Так какое ваше решение? – доносится до меня его голос, точно я не пациент, а присяжный заседатель.
- А чего тут решать, - высказался я с сомнением, - выхода-то другого нет, новые же не вырастут, а с этими жить уже не так просто, приходится себя всё время контролировать, как бы лишний раз не улыбнуться, и держать руки наготове, чтобы быстро ими в случае чего пасть прикрыть.
- Когда вы готовы начать?
- Так я и приехал за этим, чего время понапрасну терять, давайте, заводите свою машинку и вперед.
Абельхан Милиханович тут же радостно встрепенулся, как петух слетевший с насеста при виде курочки и уже по-деловому заговорил:
- Очень хорошо. Раньше начнем – раньше закончим.
- Не будем резину тянуть. – поддакиваю я. – Раз уж к вам пришёл, то не затем, чтобы просто потрепаться.
Доктор обращается к медсестре Ольге, чтобы она все приготовила, и я боковым зрением вижу, как он из ампулы наполняет шприц лекарством.
- План у нас такой. Сначала я делаю депульпирование всех зубов.
- Я готов.
- Со скольких сегодня начнем?
- Давайте пока с одного.
Моему взору предстал застывший и непонимающий взгляд. Похоже пытается понять, то ли я шучу, то ли говорю серьезно, и видя его смятение я уточняю.
- Ну можно добавить еще один. Для первого посещения будет достаточно. Надо бы сначала размяться, втянуться, чтобы потом как следует разогнаться.
- Как скажете, больно не будет, - заверил он. - Сделаю вам заморозку. Но я сразу бы начал с шести, в следующий раз тоже столько, так вы сэкономите на ледокаине.
- Он что такой дорогой?
- Триста рублей, это конечно немного. Так бы одной ампулы на шесть хватило.
- Дефицитный препарат?
- Нет, но каждый раз остатки придется выбрасывать.
- А вы его весь в меня вкалывайте.
- Больше чем надо не войдет.
- Это не те деньги, - произнес я спокойным голосом, - не разорят меня.
- Ну смотрите, - услышал я разочарованный тон.
- Может быть в следующий раз, если после сегодняшних процедур выживу.
- Выживите, куда вы денетесь. Откройте по шире рот. Так, отлично
И я чувствую, как вокруг моих двух крайних верхних маляров, обмазывают десны каким-то гелем.
- Не закрывайте.
Я сижу расслабленный, подрыгиваю ножками и слушаю, как зубодел назойливо кадрит молоденькую медсестричку, студентку, которая с придыханием и эмоциональным восторгом поминутно отчитывается, как провела уик-энд. «Его любовница? - пронеслось у меня в голове. – Выходные провел с семьей, сегодня понедельник, вот она льстиво и щебечет ему на ушко, не замечая меня, как будто я глухой и невидимый». Хочется повернуть голову и взглянуть на юное создание, но вижу перед глазами острие иглы и слышу, я бы сказал, почти завораживающий и гипнотический голос:
- Я сейчас сделаю немножко больно, - извините меня, и его белый колпак закрыл мне обзор.
Не успеваю махнуть головой, как нёбо пронзает резь, тело резко напряглось, плечи вдавливаются в подголовник кресла, яркая вспышка в мозгу и пронизывающая боль внезапно исчезает, но грянула вновь. От неё я вздрагиваю, каменею и крепко сцепляю кисти рук в замок. Через несколько секунд слышу, как шприц брякнулся о металлический поднос, и я тяжело выдохнул. «Ну вот и началось», - молча я сказал себе.
В течение часа меня бросало то в жар, то в холод. Я ощущал всем нутром, как в меня вонзались крючкообразные спицы, которые казалось еще немного и выскочат наружу. Ими так усердно ковыряли, что я никак не мог взять в толк, это что там у меня за казуистические нервы, не поддающиеся выцарапыванию и уничтожению. Потом в ход пошел штырь похожий на напильник. Как я догадался, шла чистка корневого канала. Его полирующиеся шурования создавали невыносимый шум в голове, какой, наверное, может быть если выскабливать малярийным скребком изнутри череп от мозгов и крови. В эти минуты я был настолько глух, что скорее всего не услышал бы даже выстрела гаубичной пушки. Но самое большее беспокойство я начинал испытывать тогда, когда этот щетинистый ершик внезапно застревал и тогда зубодел с невозмутимым спокойствием приподнимался и прилагая нечеловеческие усилия вытаскивал его наружу и снова с силой отправлял его в тот же капкан. «Это что же получается?» - заговорил я сам с собой. «Неужели сейчас механическое воздействие на зуб меньше, чем при пережёвывании если бы на нём была коронка? Ни за что не поверю. Ведь этот шершавый рашпиль так глубоко вгонялся и с большим трудом возвращался обратно словно в этом и состояла задача: проверить прочность зуба, а не треснет ли кость?» В эти минуты я от дум покрывался ледяным потом, представляя, а что будет если он там застрянет на веки, или просто сломается, и как его потом извлечь? От страха, я стал считать, сколько надо сделать движений вниз-вверх, чтобы кристально зачистить эту твёрдую как гранит дырку. Оказалось, двадцать. Столько же понадобилось и для второго отверстия. «Ну вот, кажется всё, можно поаплодировать». Но не тут-то было. Прозвучало неизвестное доселе слово – «гуттаперча», и над моих левым ухом, раздался шум то ли паяльной лампы, то ли газовой горелки и меня обдало горячим воздухом и дымом.
- Александр Иванович, - откройте рот как можно шире, не двигайтесь и не шевелитесь.
Я послушно превратился в статую, закрыл глаза и что есть мочи так широко раздвинул челюсти, что почувствовал, как кожа в уголках рта лопнула наподобие шва на одежде и жгучая боль отдалась где-то в ушных раковинах как будто в них, воткнули иголки. Еще не понимая, что за этим последует, я внезапно ощущаю, как к моему только что вычищенному дуплу прикоснулся раскаленный металлический предмет, и меня окружил едкий запах плавленой пластмассы. Хотелось тут же задать вопрос: «Это что за хитроумный способ, запаивать отверстия паяльной лампой? Для пущей надежности могли бы и сварочным аппаратом воспользоваться». Но было приказано застыть и мне не оставалось ничего другого, как примириться и надеяться на то, что всё вершащееся со мной является рутинным и естественным процессом. Минут через пять я перестал чувствовать раскаленную штуку, оказывается её уже вынули и меня просят пересесть в рентгеновское кресло, чтобы сделать снимок. Рот мне приказали держать открытым, поскольку там стальные прутья. Я в очередной раз изумился происходящему, неспешно приподнимаюсь, прохожу несколько метров до аппарата, медленно присаживаюсь и передо выросла как из- под земли высокая, складненькая красивая козочка лет двадцати, в облегающем прозрачном белом халате, держащую наготове свинцовую пластину в полиэтиленовом пакете. Выверенным движением она приложила её к моим деснам, вложила в мою правую ладонь пульт, и звонко, по-пионерски прощебетала:
- Как только мы выйдем из кабинета, вы нажмете на эту красную кнопку.
- Я выдавил «ага», и едва закрылась дверь, тут же щелкнул.
Через несколько секунд воркующие голубки вернулись и как дрессированные собачки синхронно покачивая головами дружно уставилась в монитор компьютера и по выражению их лиц, я просекал, что что-то не так, и они как по команде хором делают заключение: - Надо переснять. Я сижу с разинутым хлебальником до самых ушей с встревоженным видом, слушаю их кокетливую беседу, вижу с каким обожанием она взирает на доктора, как на волшебного мага, который не лечит и удаляет зубы, а одним движением руки их воскресает. Начинаю понемногу злиться на кривые и длинные как удилища руки его помощницы, которая засунула чуть ли не всю ладонь в мою глотку и никак не может правильно установить этот чертов кусок металла. Мои костно-лицевые суставы от непривычного положения начинают ныть и болеть, но, как только всплывает в нескольких сантиметрах от очей гладкая и молочная кожа, то про неудобства я в сию секунду забываю и мне стоит невероятных усилий, чтобы не чмокнуть её ложбинку. Но у неё всё никак не получается. Тонкие и проворные пальчики шныряли так быстро в едальном пространстве, что невольно касались язычка, отчего в мозг лезли сальные и пошлые воображения и по моим железам прокатывалась нервная дрожь эротического возбуждения.
Однако и на это раз очередное включение не прояснило ситуацию. Пробилось желание взорваться и отругать неумёху в нескромном одеянии. Но с другой стороны хотелось, чтобы она в очередной раз словно белая лебедушка помахала своими крылышками перед моими бровями, ощутить ласковые прикосновения и почувствовать любовный зов. Со стороны это выглядело так, как будто обнаженная девица легкого поведения в расстёгнутой белой блузочке делает мне ротовой фистинг, а я, слабовольный, поддавшись её неизгладимым чарам, закатив глаза млею от удовольствия. Только на четвертом разе я услышал их облегченный вздох и меня приглашают вернуться на прежнее место. Кажется, на сегодня всё решил я для себя и услышал тихую танцевальную музыку, звучащую из портативного приемника. «Вот это да! Это как же я напрягся, что оказался глух! Надеюсь, что дальше не будет никаких неожиданностей». И мои ступни едва заметно задрыгали в ритме танца. Абельхан Малиханович, в этот момент что-то намазывал поверх моих многострадальных отростков.
- Не закрывайте рот, - скомандовал он.
Я покорно моргаю ресницами. Его рука тянется к лампе освещения, она гаснет, меня оставляют одного, и я внутри начинаю ликовать, сегодня мои мучения закончились. «Можно сказать – рядовая, но утомительная процедура». Через несколько минут он возвращается и бесхитростно спрашивает:
- На какой день вас записать, на завтра?
Я замахал руками и порывисто выпалил, боясь, как бы на следующий день не оказаться у них на приеме.
- Лучше на пятницу, на час дня.
- Продолжительностью на пару часов?
- Пока также на один.
- Такими темпами мы не скоро всё доделаем.
- Куда спешить? Месяцем раньше, месяцем позже. Или как народ говорит: «Тише едешь, дальше будешь».
- Вам виднее. Я бы не растягивал, а сделал бы всё за неделю.
Я тут же шутливо произнес:
- Надо посмаковать и пофанатеть. А то где за один час можно получить столько чудных впечатлений? Вы мне скажите, не вредно ли столько раз просвечивать голову лучами?
- Александр Иванович, не беспокойтесь, это совсем безвредно.
Я молча пожал плечами и решил по возвращению домой почитать об этом в интернете, поскольку начинал предвидеть, что и следующий раз мне не избежать многократного сканирования моих костей.
Когда я получил счет на оплату, то увидел, что каждое невинное нажатие кнопки мне стоило шестьсот шестьдесят рублей, а поскольку таких попыток было четыре, то получилось более двух с половиной тысяч. «Не хило, - мелькнуло в голове, - такой изысканный способ пополнения бюджета! Прямо консумация какая-то! Сижу, вдыхаю запах юной пигалицы, ощущаю, как нежные пальчики словно змеи клубятся на слизистой ткани, я их дегустирую на вкус как обглоданную косточку, будоражу фантазии, а из кошелька необременительно для меня одна за другой вылетают купюры. Похоже её только для этой цели и приняли на работу». В итоге мой первый визит обошелся мне в пятнадцать тысяч рублей.
Пока я ехал в такси, Юля прислала мне три эсэмэски, интересовалась почему я молчу и можно ли меня поздравить с почином. Я ей отписал, что как только доберусь, позвоню и все расскажу.
- Привет! Ну что, процесс пошел, депульпировали два моляра, это так крайние зубчики называются, - произношу я торжественно.
- А чего так мало?
- Для большего количества нужно обладать безграничным терпением, а у меня его как выясняется не много. Втянусь, тогда может быть и решусь.
- И как все прошло?
- Жутко неприятные манипуляции, особенно от шмыганья прутом, больше похожем на точило для кухонных ножей. Когда им двигают внутри корня в башке проступает ниагарский водопад, эхом разносящийся по всем клеткам, этакая заводная трещотка в каждом ухе. У меня несколько раз возникали подозрения, а уж не связаны ли между собой слуховой и зубной канал? В челюсти шуршат, а отголосок в ушах. А еще у меня не получалось широко открывать рот, сразу же начинали ломить челюстные суставы. Зубник говорит, надо их тренировать, и почаще зевальник разевать. Стану разиней, как герой одноименного фильма.
- Так и сказал: «Зевальник?»
- Ну да.
- Я бы ему ответила: «Из своего зевальника шпагат делай». Как сейчас себя чувствуешь?
- Да вроде бы ничего, пару обезболивающих таблеток выпил, ну и небольшая припухлость наблюдается. Но в целом все ожидаемо, вполне терпимо и с их слов в апреле я буду сиять ярче солнца. Кстати, он мне настойчиво советовал удалить два верхних крайних зуба. Они мол ошибка природы, толку от них никакого и лучше с ними на веки распростится.
- Ты ему не сказал, что это он ошибка природы?
- Как я мог такое сказать, когда доктор кайфует от работы. Я все-таки я к ним пришел по рекомендации, еще чего доброго обидится.
- Я бы его на место поставила. Пусть себе кое-что отрежет, если уж так сильно руки чешутся. Что-то он мне начинает не нравиться.
- А что ты хотела? Это наш первый день знакомства. Присматриваемся друг к другу. Думаю, это стандартная практика. Так что я ему объяснил, то что нам дано сверху, туда и должно вернуться и не ему решать, что моё, а что нет.
- Правильно мыслишь. Мы в пятницу увидимся?
- Я в тот день опять еду, давай созвонимся утром в субботу, и договоримся.
- Хорошо. Я скучаю.
- И я.
- Я тебе завтра позвоню, с работы, - грустно произносит Юля.
- Не грусти, рано или поздно всё это закончится.
Мы пожелали друг другу хорошего настроения и простились.
В три часа ночи я проснулся от непонятного ощущения, верхнюю челюсть сжимали невидимые тиски, да так крепко, что я едва мог пошевелился. Казалось, что мне продепульпировали череп. Я лежал под пуховым одеялом и смотрел на электронные цифры, стараясь перетерпеть внезапно возникший недуг, но он не проходил. Через тридцать минут терпеть стало невмоготу, пришлось встать и отправился на кухню. Нашел в ящичке «Цитромон», выпил сразу парочку колёс, лег на диван и включил телевизор. Прошло еще с полчаса, лучше мне не становилось, заглотил первый попавшийся антибиотик, рассудив, что, если так сильно что-то болит, значит там свое дело вершат размножающиеся микробы, и их надо как можно скорее прикончить. И вновь никакого эффекта. Тогда я достал упаковку нестероидных лекарств, и заглотил сразу две пилюли. Через пятнадцать минут их действие почувствовала голова, она натужено загудела, закружилась и одновременно зазвенело в ушных каналах. Почти сразу же возникла изжога, а через пять минут лицо вдруг стало коченеть, как кусок мяса на морозе, и я возликовал. Ну наконец-то вся эта химия добралась до самых верхних кончиков. Щипцы медленно разжимались, в онемение погружалась вся моя плоть, а следом и мои страдания начали испаряться. Чтобы еще не подхватить гастрит, я выпил столовую ложку антацидов. Только в половине шестого пьяной походкой покачиваясь из стороны в сторону, я побрел в кровать и проспал как бурундучок до 12 часов дня. Но открытие глаз не означали что я проснулся, моя голова отяжелела настолько, что весела не меньше тонны и мне понадобилось больше сорока минут неимоверных усилий чтобы оторвать её от подушки. Но и после такого подвига я еще долго оставался бревном, медленно плывущим по тихой речке, пока на отправил на дно желудка две капсулы с аспирином.
После полудня моляры еще несколько раз попытались напомнить о себе, но я не дал им толком разогнаться, нурофен, пенталгин и еще какая-то схожая гадость быстро тормозили их разгон и муки на время утихали.
Следующей ночью опять возник всё тот же сценарий. Я не стал проверять границы стойкости, а сразу же перешел к делу, принял коктейль из семи препаратов, которые вырубили через десять минут мозги и ноги.
Еще пару дней любая поездка на машине или метро, подъем или спуск в лифте, резкие движения любой конечностью, теплый душ, горячий чай или вдыхаемый зимний воздух напоминали мне, что я накануне был у дантиста. Вспышка была сравнимая с касанием пламени: яркая, обжигающая и медленно затухающая. Только накануне очередного похода наступило облегчение.
Я обо всех своих страданиях рассказал Абельхану Малихановичу. Он без всяких рассуждений отправил меня на рентген, который ничего не выявил, зато опустошил мой карман на дежурные шестьсот шестьдесят рублей, компенсировав расходы щекотанием моих нервов, когда облизывал ставшую мне знакомую ладошку и созерцанием обнаженных грудей, похожих на шарики от пинг-понга в паре сантиметром от моего носа и розовых сосков, едва прикрываемых голубеньким балахоном.
Мой второй заход был абсолютной копией первого. Все те же привычные движения и произнесенные слова, та же гуттаперча то ли с паяльной лампой, то ли с газовой горелкой и знакомой вонью, и ровно столько же раз я облизал ноготки милой газели. Вот только заплатить пришлось чуть больше, аккурат на стоимость месячного студенческого проезда на метро, а именно на три тысячи рублей.
С Юлей я так не встретился. Это у неё были выходные, у меня же несмотря на календарные изменения, жизнь потекла по кругу, и каждая новая неделя началась с пятницы и заканчивалась в воскресенье перед очередным зубным визитом, а другая длилась с понедельника до четверга. И каждый раз, когда я возвращался в своё жилище, то во внутрь летел ассортимент привычного и проверенного снадобья, после чего организм настолько зверел, что успокаивал любую потревоженную или недовольную клетку. Вот только я медленно превращался в наркомана и не всегда мог адекватно рассуждать и реагировать на окружающих. От такого количества химии у меня не только пропало сексуальное влечение, но и желание вообще кого-нибудь видеть рядом. От меня пахло больничкой, лицо приобрело синюшный и болезненный оттенок, и я неуклонно превращался в загнивающий овощ. В короткие минуты просветления, я начинал понимать, что если и дальше в таком же режиме буду наведываться к этому виртуозу, то через пару-тройку месяцев его видимый результат станет украшением обители трупных червей. Возможно так и случилось бы, если бы не поездка на заседание кафедры. Мне стоило невероятных усилий, чтобы протрезветь хотя бы на пару часов для обсуждения и распределения учебной нагрузки. В итоге я получаю две пары в субботу, а по сему поездки в пятницу отменяются. Появляться в аудитории сразу же после депульпирования было очень рискованно. Ведь никогда не знаешь, в какой момент наступишь голой пяткой на невидимый гвоздь, а корчится перед слушателями в мои планы не входило.
Пришлось менять график и оставить только один день в неделю для походов к зубнику. В результате получились качели. Три дня я занимаюсь тем, что травлю себя как самое вредное насекомое всяким биодустом, зашлаковываю организм, а следующие три устраиваю себе большую стирку: потею в тренажерном зале, дельфином плаваю в бассейне, а вечерами трусцой топчу дорожки в парке. Теперь я по приезде выгляжу бодрым и энергичным. Эти перемены не остались незаметными и депульпатор видимо определил для себя, что можно не особо церемониться и не сдерживаться. Отбросив всякую деликатность и аккуратность, он начал куда-то торопиться и спешить и как результат в его работе появилась резкость и грубость. Такое неуважение не понравилось моей ротовой полости. Та отреагировала, как только я сел в машину. Костяшки так завыли, что мне не оставалось ничего другого, как порциями спасительное зелье раз за разом отправлять во внутрь. Оказавшись дома, я быстро принял лежачее положение и, боясь пошевелиться, провалялся около часа, ожидая что вот-вот неприятности покинут меня. Но они были необычайно злы и явно никуда не торопились. Тогда я погрузился в тяжелое размышление: чтобы мне еще такого глотнуть? И неожиданно меня осенила бредовая мысль.
Я много раз получал всякие растяжения мышц, связок, сухожилий во время тренировочных занятий со штангой и гантелями. В поврежденное место втирал нестероидные мази и их вкус начинал чувствовать во рту через три-четыре минуты. Конечно, будь я в здравом уме, подобная догадка как можно пожирнее чего-нибудь себе намазать противовоспалительной пастой, прийти не могла. Но я был на грани отчаяния и пределе терпения. Мозги, опутанные словно паутиной бессонными ночами и лекарственными препаратами, метались в поисках покоя и отдыха и искали того авантюриста, кто в качестве средства умиротворения назначит себе тюбик «Вольтарена». Намекни они на компресс из коровьих лепёшек, я бы в них с такой же легкостью поверил. Ученые фрейдисты на раз объяснили бы мою странность. Мне же оставалось только выбрать участок куда я буду прикладывать спасительную смесь. Натирать ею лицо было боязно, а вот тело самое то. Был соблазн натереть пятую точку, но делать это пришлось бы выкручивая руки, что не очень-то и удобно. Тогда я в качестве эксперимента обращаю взор на колени благо их две и можно выбрать одну для наказания. Недолго думая, я выдавил пару сантиметров густой смеси и торопливыми скольжениями, и поглаживаниями принялся за правую коленку.
Через пять минут я ощутил неприятный привкус содержимого вещества диклофенака, а еще через десять минут боль как рукой сняло. Моему удивлению не было предела. Казалась что такого просто не может быть, но, когда далеко за полночь мои сновидения прервались ноющими и израненными деснами, я походкой бравого генерала отправился в гостиную, достал чудо гель, и как примерный ученик еще раз повторяю домашнее задание, выполненное днём.
И, о, чудо! Ровно через пятнадцать минут я стал как огурчик, и надо заметить в здравом уме и рассудке. Счастью не было предела и преисполненный оптимизма, вихляя ягодицами пошел досматривать сны.
В обед я еще раз повторил турне по любимой и благодарной коленке, одарив её трехкратным поцелуем. Теперь, как только возникал намёк, что нижняя часть лица начнёт испытывать дискомфорт или пакость, я быстро задирал штанину и энергичными движениями загонял избавительную субстанцию в кожу до последней молекулы. Я вернулся к прежнему образу жизни.
В пятницу вечером я рассказал Юлии о поистине революционном и инновационном методе избавление от всех неудобств, причиняемых депульпантом. Она пришла в такое изумление, что посоветовала срочно запатентовать сей уникальный прием. Ведь таким нехитрым способом можно избавляться не только зубной боли, но и скорее всего от кучи всевозможных хворей.
- Надеюсь, что теперь мы будем видеться чаще? – с надеждой в голосе спросила она.
На что я тут же ответил:
- Естественно! – теперь нам никто не мешает предаваться утехам.
Несмотря на такой неожиданный лечебный эффект, я не стал менять график посещения и ездил туда только по понедельникам, а в пятницу я встречал её после работы, и она на все выходные дни оставалась в моих владениях.
Разовое посещение стоматологии в неделю на пару месяцев удлиняло сроки окончания всех моих мытарств, зато теперь мы стали видеться чаще, но как часто бывает, в бочке мёда вдруг обнаружилась ложка дёгтя. Оказывается, в зубные каналы, мне ставили временные пломбы, и они через десять-двенадцать дней рассасывались как петушки из леденца. На их место приходилось ставить новые, что влетало мне в дополнительную тысячу рублей за каждое пломбирование. А поскольку с каждым визитом отверстий становилось все больше, то и мои расходы соответственно тоже становились больше. Со слов Абельхана Малихановича, ставить постоянные цементные пломбы нельзя, так как возникнут сложности при подготовке к протезированию. Я конечно артачился его настойчивому желанию замазывать дырки каждую неделю, ведь в тот день, когда мне депульпировали два последних зуба, я выложил двадцать четыре тысячи рублей, чтобы залатать эти загребущие отверстия, ставшие как банковская карта для пополнения денежных средств. Тем не менее, все в этом мире когда-то заканчивается, вот и я наконец-то то дождался того дня, когда все нервы из корней были удалены и меня ожидали четыре импланта.
К их установке я начал готовить себя заблаговременно. Проштудировал десятки статей и узнал о них практически всё. Удушающего страха не было, но были тревожные ожидания и стремление, поскорее бы начать и закончить. Беспокойство вызывало лишь неопределенность: что, а вдруг из-за анатомической особенности их нельзя будет установить. Но после того как мне сделали компьютерную томографию, директор, разглядывая снимки сквозь толстые линзы очков, вынес свое заключение:
- Все у вас хорошо. Хрящевой ткани достаточно, только надо будет немного расщепить кость. Какую выбираем марку?
- Откуда же мне знать. – недоуменно я ответил. - Вы специалист вот и порекомендуйте самые лучшие.
- Я предлагаю шведские «Астра» за пятьдесят тысяч или швейцарские «Нобель» за двадцать пять.
Вот уж не думал, мелькнуло у меня в голове, что оказывается, швейцарцы еще и профи по титановым имплантам. Ну да, есть же у них корпуса и браслеты из этого металла, а все отходы, остающиеся от производства, пускают уже на побочные товары и сдается мне что изготавливает их вполне респектабельная часовая компания. Не хотелось обижать творцов точного времени, но чуйка мне подсказывала, да часы у них самые желанные в мире, но выбрать лучше шведские. Интересно, а откуда они получают сырье? Насколько мне известно залежей этого металла у них нет. Неужели им экспортирует Россия? Дожились, для «Боинга» и «Аэрбаса» умеем клепать десятки если не сотни деталей, а наштамповать протезы из своего же сырья не можем или производители считают, что эта мелочь не заслуживает внимания? Ну да, это у нас в крови, не замечать щепки, хотя затраты на такие штучки копеечные. Но дальше мои ковыряния прервали.
- Ваше решение?
- Тогда скандинавские. Раз уж они в два раза дороже, то, наверное, от них и в два раза проку поболее, да и, наверное, осложнений по меньше будет, - рассудил я вслух.
- Правильный выбор! – радостно крикнул Азаматулла Гафиятуллович. - На таких вещах не стоит экономить.
- Это цена с работой? – как-то неуверенно я задал вопрос.
- Естественно.
После этих слов он исчез, и спустя десять минут вернулся с каким-то листком, как оказалось таблицей смен и предложил мне во вторник вечером в шесть часов явиться на операцию. По его заверениям она не займет более тридцати минут. Я очень сильно удивился такой скоротечности, вспоминая, как с моим знакомым возились четыре часа, а тут раз два и готово.
- Спешить не надо, - одернул я его. - Чем дольше, тем лучше.
- Не переживайте. Управимся еще быстрее. Тот, кто будет вами заниматься, один из самых авторитетных спецов в этом деле, устанавливает с закрытыми глазами. Так что вам повезло, что у него появилось окно.
- А я думал, что эта ваша специализация.
- Я тоже могу, но чаще выступаю в роли ассистента.
И ведь не обманули. В кресло я сел в восемнадцать – десять, а встал в восемнадцать тридцать. Еще минут пятнадцать прижимал кусок льда к левой щеке. Всё прошло безболезненно, если не считать того, что как только начинал представлять, что там происходит, сразу же становилось не по себе. Но стоило о чём-то приятном подумать, помечтать, то вся их суета даже на неприятность не тянула. Мне обкололи десну, сделали надрез, просверлили пару ямок в кости, расщепили её, заполнили образовавшееся пространство свиным хрящом. В отверстия вставили по титановому штырю и закрутили их отвёрткой, как саморез в доску. Рану заштопали швейной иглой и отправили отдыхать.
Не понаслышке я знал, что после того, как отойдет заморозка, может возникнуть адская боль, но бывает и обратное – её полное отсутствие. Наш бухгалтер мучилась почти неделю, а мой товарищ через три часа лежал со своей любовницей в постели. Чтобы не искушать судьбу, я решил перестраховаться и прежде чем уходить выпил на дорожку рекомендованные лекарства.
Из такси отправил Юлии сообщение: что, жив и здоров, всё прошло на ура, как по учебнику и могу даже трезво мыслить и что для них это выглядит азбучной рутиной. Она порадовалась, что так удачно сложилось, и просила мне написать, как только я приеду. Через полчаса я был в квартире выпил еще кучку всякой дряни, намазал погуще коленку, пощелкал пультом телевизора и отправил послание, как космонавт в центр управления полетами: лежу на диване, смотрю кино, чувствую себя хорошо. На самом же деле у меня началась лихорадка, обычно сопутствующая при высокой температуре. Мне было лень вставать и искать градусник, проще было поплотнее закутался в плед. Ну а то что меня слегка потрясывало, объяснил себе гуляющим по гостиной ледяным сквозняком, свободно проникающим в открытые окна. Ближе к полуночи я почувствовал себя лучше, перекусил сухариками с чаем, и отправился спать.
Утром в зеркале я увидел что-то похожее на хомячка, с опухшей левой щекой, что, впрочем, так и должно было быть. Прополоскав рот и не обнаружив крови, я приготовил себе завтрак, и завалился на любимое ложе со смартфоном и телефонной трубкой. В течение полутора часов я переговорил с Магомедом, Юлей, знакомым коллекционером сенатором, со школьным товарищем и секретарем кафедры. Она мне напомнила о лекции в субботу.
Ближе к обеду почувствовал першение и кошачье поцарапывание в горле, было похоже на то, что я где-то подцепил ангину, а к вечеру она уже так разгулялась, что все симптомы указывали на острое респираторное заболевание. Хотелось горячего чая со смородиновым вареньем и липовым медом. Но после того, как я по телефону проконсультировался с Азаматуллой Гафиятулловичем, кипяток мне был противопоказан, а для снятия неприятных ощущений, он посоветовал мне почаще полоскать полость рта хлоргекседином или настоем ромашки.
К полуночи меня так колотило, что все мои временные пломбы коллективно повылезали наружу. Лицо так ярко пылало огнем, что на нем можно было приготовить яичницу. Теперь уже не было сомнений, у меня высокая температура. Действительно, цифры показывали 39.2, а за ними в голову полезли самые апокалиптические мысли. Это всё бесовские импланты, не принял их организм, как Полтава шведов. Может у нас после петровских войн аллергия на скандинавов и отсюда такая реакция? И я уже в красках рисовал попятный процесс, как мне их отверткой выкручивают обратно. Пару раз подворачивалось стойкое желание разузнать у дантистов что же со мной происходит и за одно обвинить их в халатности, но каждый раз что-то останавливало. Возможно то, что меня ждала повторная имплантация. Да и ошибиться я мог, решил дождаться утра.
Проснулся я в половине шестого от того, что кто-то драл гортань и бронхи крупной наждачной. Все понятно, это воспаление, поставил я сем себе диагноз тем более грудь не то что заложена, она утрамбована. Воздух еле-еле просачивается в легкие будто это и не легкие, а детская свистулька, и каждый вдох и выдох сопровождается посвистыванием птичьих трелей. В ход пошли иммуномодуляторы и новый антибиотик.
Вечером, слыша, как я шиплю в смартфон, Юля первый раз раздраженно высказалась о стоматологах:
- Тебе за такие деньги занесли непонятную хрень. И вместо того чтобы вызвать врача, ты занимаешься самолечением, пичкая себя чёрте чем. Там что полная антисанитария, как сельские уборные с навозными мухами? Или они инструменты никогда не дезинфицируют и руки не моют? Ты их легко можешь засудить. У вас же на работе есть свой адвокат, дай ему задания. А что из себя представляет эта контора?
- Неказистая конспиративная трехкомнатная квартира в жилом доме, с весьма скромным ремонтом.
- Они еще и ютятся в квартире!? Как дворняжка в будке! И как тебя занесло в этот рассадник инфекций? Для таких как ты полно приличных кабинетов.
- Ты же знаешь, выбирают не кабинеты, а умелые ручки.
- Это кто мне говорит? Профессор, который выпендривается перед всем миром золотыми игрушками и у которого часовой салон выглядит как Версаль. Сегодня уважающий себя дантист не может ставить пломбы в конюшне или свинарнике. Такой обстановкой он унижает не только себя, но и всех клиентов. А ты ввалился весь в «Бриони», да еще в крутых «Ролексах» вот они и радостно пляшут вокруг тебя, довольно потирая ладоши. Вали оттуда, пока не подхватил еще какую-нибудь экзотическую заразу.
«Во как въелась! Решительности ей не занимать!» - зашумело у меня где-то под коркой. Как возжелает протиснуться в меня, а ведь она по сути права. Девица с грудными пяточками как у новорожденных поросят, была без перчаток и что за бациллы могли прятаться у неё под ногтями одному богу известно. Надо проявить волю и вежливо попрощаться. Вот только есть одно, но, не хотелось бы отказываться от имплантолога. Уж лихо он справился со своей задачей.
- Мне Магомед сказал, - продолжала щебетать Юлия, - что ты оттуда каждый раз выходишь в коматозном состоянии, а потом еще на несколько дней превращаешься в бездыханное тело и глотаешь горстями всякую хреновину. Они что, единственные отверточники в Москве? Обещай мне, что туда больше ни ногой?
- Торжественно обещаю, я уже забыл их адрес и дорогу.
- Ладно, завтра напиши, каково будет твоё самочувствие.
Я в очередной раз прошипел по-змеиному, что обязательно отчитаюсь и отключился, при этом выругавшись в слух: «Вот чертова баба, свалилась мне на голову». Ну да, это не нормально, что мне после их ковыряний приходится чаще бегать в аптеку чем на кухню. А может и правда, что цепляю я там всякие стафилококки и стрептококки и еще хрен знает, что. Еще меня удручали несчетное количество сделанных рентгеновских снимков, а они как выясняется не такие уж и безвредные. Сами-то они пулей покидали комнату, пока я на кнопку жму, боятся лишнюю дозу получить, за то меня бесконечно успокаивают. Про рассасывающиеся пломбы я даже боялся подумать. Сколько я съел восковой или гипсовой замазки, даже страшно себе представить, наверное, ни одну сотню грамм, а может и целый килограмм. А заплатил как за тонну черной икры. Опупеть! И ведь еще пока живой. Впору ехать в санаторий восстанавливать силы. Но для начала надо вылечиться, назло им.
Когда я оклемался через две недели и рассказал своему школьному товарищу Алексею, что уже потратил полмиллиона рублей, не считая расходов на колеса, которых я съел ведра два, а впереди еще не початый край работы, то он на несколько минут потерял дар речи.
- Я тебе говорил, поезжай в Тулу. Ведь мне там сделали то же, что делают тебе, только вот я за всё заплатил три штуки баксов, а ты уже как минимум отвалил десятку. А насколько тебе еще придется раскошелиться? Ты хоть узнал, сколько у них стоит одна коронка?
- До этого еще не дошло, пока на очереди два импланта, - грустно произнес я. - Кроме того, я же не знаю, что случается в других схожих квартирках. Пока не побываешь не узнаешь, вдруг там окажутся последние циники. Здесь-то еще по-божески. Да со временем ко всему привыкаешь, вот и я почти к ним привязался, еду туда как на какай-то маникюр и педикюр. Там раньше была медсестричка, сошедшая с журнала «Плейбой», встречала у порога, предлагала кофе со сливками и баранками в небрежно накинутом на обнаженные плечи почти что марлевой накидке, застёгнутой на одну пуговицу, а под ней ничего. Я едва себя сдерживал, чтобы не погладить бедра, испускавшие эротичные волны. Так и хотелось за ними приволокнуться. Ты даже не представляешь, сколько требовалось усилий, чтобы сохранить равнодушие. Ну как можно туда не ездить!
- Во! Дай мне адресок, на консультацию съезжу.
- Опомнился, месяц как её не вижу, теперь другая приветствует, бедрастая как раковина для умывания.
- Красивая?
- Я бы сказал, приятная.
- И тоже голая?
- Под наряд ей не заглядывал. Но похоже, что одета как надо.
- И как ты к ним попал?
- Нашлись доброжелатели, нахваливали как кобыл на ипподроме.
- Как в народе говорят: по знакомству всегда дорого и плохо.
- Ну насчет что плохо, я бы не сказал. Возятся со мной как с наследным принцем. От такого пристального присмотра по неволи устанешь. Какие-то они угодливые, прямо из кожи лезут.
- Все правильно, содрать надо побольше.
- В этом они достигли непревзойденного мастерства. И я ему рассказал про неудачные снимки коих наберется с полсотни и про пломбы, успевающие испариться за одну ночь, пока я видел сладкие сны и про то, как их приходилось ставить по новой.
- Вот это талант! Так хитроумно разводить! Да только ради этого стоит к ним попасть, такое не каждому картёжнику под силу.
- Не порть мне и так не самые лучшие о них впечатления. Мне еще как минимум один раз придется их навести.
В конце апреля мне поставили еще два импланта за те же двадцать минут. Как звали того кудесника и образчика башковитости и как он выглядит я, так и не узнал. Глубоко посаженый колпак, маска, внезапно обнаруживался из неоткуда и по окончании также быстро испарялся. Был немногословен, только и говорил: «Здравствуйте» и «Всего хорошего», видимо спешил в другие квартирки к таким же богатым дяденькам и тётенькам. От такой искусной прыти я так обалдел, что когда оплачивал услуги у секретаря, то сунул директору в карман две пятитысячные бумажки. Он так оторопел, что по-женски крепко чмокнул меня щечку. Ну а дальше возникла трудно объяснимая пантомима. Двое мужчин, один их которых облачен в белоснежный и накрахмаленный костюм, я же был в обтягивающих джинсах и голубой рубашке, выглядевший как юноша, стояли крепко обнявшись и похлопывали по спине друг друга ладонями, как будто встретились после долгой разлуки. Лица наши так и светились и похожи мы были на неотлучных друзей. Что меня вынудило подогревать беспочвенные стискивания и отвечать точно таким же жестом, ума не приложу. Но проявлять подобострастную нежность к своему полу мне еще никогда не приходилось. Вот так мы и стояли слипшиеся, как одна уплотненная масса.
Внезапно появляется Абельхан Малиханович, решивший видимо стать сопричастным к нашим откровенным гомосексуальным обниманиям, с одержимостью отталкивает своего шефа и, чуть ли, не уткнувшись своим носом в мой, начинает просвещать о следующих шагах, после того, как пройдут два-три месяца. Никогда еще в моей жизни так близко на меня не дышали одновременно двое взрослых кобелей, наперебой расписывающих в ярких красках мою будущую сногсшибательную улыбку.
Я молча слушал, фактически прижатый позвоночником к стене, моргал каждому произнесенному ими слову, и по дружному дыханию плейбоев, пытался определить, что они ели и пили на обед. Пару раз я предпринимал попытки прорваться между ними, но они стояли как вкопанные и не желали расступаться. Но когда я увидел, как к нам приблизился их коллега в прозрачных штанишках, сквозь которые просвечивались синие плавки, то не на шутку испугался. В эти секунды я выглядел как добыча, на которую со всех закоулков слетаются коршуны, чтобы поживится моим мясом.
Что они мне говорили, я не слышал, мои мысли были заняты тем, что вспоминали тех, кто мне их посоветовал, и какова его половая принадлежность, и насколько манеры поведения у них схожи?
Я несколько раз сказал, что мне пора идти и попытался протянуть руку к шкафчику, где висел мой пиджак, но меня никто не слушал и они не собирались дать мне возможность пройти. И только, наверное, на десятой попытке, а может и на одиннадцатой, мне наконец-то удалось дотянуться до вешалки, и я, не смотря на их близость, стал так энергично размахивать руками пытаясь одеться, что им пришлось невольно отойти на один-два шага назад. Этого было достаточно, чтобы ужом проскользнуть и вырваться к входной двери.
Добравшись до домашнего мягкого дивана, первое что я сделал, позвонил Юле и рассказал, как вся операция была похожа на замену электриком пары сломанных клемм в электрической розетке. Даже не успел произнести: «А», как всё было можно сказать шито-крыто. Ну а потом меня зажали со всех сторон уж непонятно какого пола мужики. И если бы ты видела, как они меня кокетливо соблазняли сладкими речами и опьяняли своими запахами переваренной пищи! Так, наверное, даже девок не завлекают. Еле-еле ноги унёс. Я так до конца и не врубился, что же они от меня хотели».
Мои неожиданные откровения так её потрясли, что я лишний раз пожалел, что все ей выложил как на блюдечке. Её ответ был мгновенным и возмутительным:
- Я же тебе говорила, забудь про ихний шалман навсегда. Почему ты меня не послушал, или ты как закоренелый преступник, которого тянет на место преступления? А может ты скрытый мазохист, рыщущий приключений на свой амортизатор?
«Слово-то какое подобрала, - рассмеялся я про себя, - прямо как специалист по русской словесности».
- Ты уверен, что все прошло гладко и стерильно? – продолжала она напирать на меня.
- Ну не знаю. Я конечно не задавался таким вопросом, но судя по всему сложностей не было. На то чтобы пломбу поставить больше уходить времени.
- Значит тебе сделали тяп-ляп.
- Не пугай меня. И почему сразу тяп-ляп?
- Утром узнаешь, когда завтрак из сыра и орешков будешь сдабривать таблетками.
- Тяпун тебе на язык.
- Тяпун у тебя будет. Сдается мне, что ты без него жить не можешь. Ладно, извини, не принимай близко, все хорошо будет. Я отключаюсь, займусь крючкотворством, срочно надо по работе документы подготовить, а то достанется по шапке. Напиши, как проснешься.
- Хорошо. А мои руки уже выдавливали из пластин первую порцию пилюль, ставшие необходимой добавкой к продуктам на ближайшие майские праздники. Все с точностью повторилось, как и месяц назад. Знобило так сильно, что в животе начались колики. Зубы на протяжении трех часов неустанно как молотилка выбивали зерна из колосьев, отчего вся шпатлевка в зубных каналах не продержалась и получаса, вылетела оттуда как встревоженные пчелы из улья. Мои дыхательные пути так интенсивно драили, что мне начинало мерещиться, а не завелись ли там ежи? И что мне следует вызвать ветеринара. Почти неделю я был напуган непомерно раздувшимся отёком, отчего вся кожа с волосами на макушке съехала к правому уху, а оно сползло к краю подбородка. Вид был такой, что временами хотелось поржать от души. Правая нижняя половинка лица была похожа на то, как если бы запихнуть за щеку теннисный мяч и поэтому максимум что я мог позволить это мысленно ухмыльнуться. Юлии я не стал рассказывать какой я чудище и образина и что за зверьё с иголками завелось в легких. Писал, что все идет по плану: «Импланты приживаются, опухоль медленно спадает, немного горло першит, ничего непредвиденного. Скоро конец моим мученьям». На самом же деле я смиренно лежал на диване, обложившись подушками, смотрел любовные сериалы и горстями, ел всякую медицинскую дрянь как попкорн в кинотеатре. К девятому мая от отека осталась небольшой бугорок. Занятий в эти дни у меня не было, в салоне без меня ловко справлялся Магомед, так что я почти находился в стационаре и лечился всеми доступными средствами. И только в середине месяца, я исхудавший и бледный как воскресший мертвец, появился на улице и еще долго жмурился и хмурился от яркого солнца, точно находился не в запертой квартире, а в глубокой коме в темном подвале.
Глава пятая
Март 2016
Вот уже три дня Лапиков изучал архивные документы по совершенным за последние пять лет нападениям на врачей. Сложностей с раскрытием хулиганских поступков не было, так как одни происходили спонтанно, в состояние аффекта, другие в сильном алкогольном опьянении, были не запланированными и не подготовленными. Как такового расследования на раскрытие подобных бесчинств почти не было. Дебоширы сами, кто через несколько часов, а кто и протрезвев, через сутки-двое сдавались полиции. Но эти же шесть не имели ничего общего с теми что были раньше и отличались тщательной подготовкой, не оставляя ни каких следов. В следственном комитете он был одним из немногих, кому поручали сложные и деликатные дела, затрагивающие высокопоставленных государственных лиц, их детей и родственников. Такого рода розыскные мероприятия требовали недюжинного терпения, и досконально проработанной доказательной базы, и самое главное, нужно было обладать стойкой выдержкой, чтобы противостоять оказываемому давлению на оперативные мероприятия, и он как никто другой отвечал таким требованиям. Для него закон был превыше всего, и он неотступно следовал этому правилу.
Но это его как раз меньше всего беспокоило. Его удручало то, что несмотря на свой колоссальный опыт по раскрытию, казалось бы, безнадежных дел, он впервые столкнулся с незримым противодействием, на фоне которых начинал чувствовать себя мелкой сошкой. Он никак не хотел верить, что, казалось бы, на первый взгляд пустячное разбирательство, где на поверхности виден мотив, превращается для него в неразгаданный ребус. А с такими мудрёными загадками ему еще ни разу не приходилось сталкиваться в своей сыскной деятельности и то, что за несколько недель он не продвинулся ни на йоту в поиске загадочного исполнителя, наводило на мысль, что лица её создавшие, обладают не меньшим, а возможно и большим детективным опытом чем он. Да, он умел профессионально распутывать не распутываемые клубки несмотря на то, что те, кто по должности должны были оказывать содействие, на деле же её игнорировали и всячески старались от неё открестится. Но сейчас ни звонков, ни записок под дверью, ни личных встреч, ни каких даже полунамёков и подмигиваний, а только плотный и вязкий воздух, сквозь который ему с превеликим трудом приходится продираться.
Он взял чистый лист бумаги и в центре написал: «П» и «С», что означало профессор и Соколова. От них расходились лучи, на их конце он помечал то с чем они сталкиваются в последнее время: институт, часовой салон, дантисты, строительство, пострадавшие, насилие, интересы и увлечения. Далее он стал раскрывать значение слов: «Институт – преподаватели, студенты», «часовой салон – партнер», «часы – клиенты», «строительство – гастарбайтеры», «преступник – часы, рост, размер обуви», «интересы – часы». «Часы, часы, кругом часы» - засвербело у него в мозгу. Что-то тут не так. И он размашисто написал: «стоматология – часовой салон – часы», «стоматология – часовой салон – гастарбайтеры». А если по-другому: «стоматология – часовой салон – институт», - так себе версия, как и гастарбайтеры. «С какой бы стороны я не подходил, - мудрствовал следователь, все равно получаются часы». Он откинулся на спинку кресла и погрузился в раздумья. «Допустим часы такой же актив» - и на отдельном листке начертил букву «А». «И он для кого-то стал предметом сделки. Но причем тут стоматологи с профессором? А если по-другому взглянуть: «профессор – часы – и кто-то связанный с правоохранительными органами, который положил на них глаз. Тогда все выглядит логично. Договорится по сделки не удается, и зубники становятся объектом предупреждения: вот что с тобой случится если эта проблема не будет решена, тем более профессор уже как больше года грезит таким же ртом, как его цацки». От такого неожиданного вывода подполковник резко покрылся потом и лицо приобрело багровый цвет. «Значит органы? Но какие? Их много, и все они разные. Ну а если других персоналий рассмотреть? Маловероятно, нужно привлекать либо действующих соратников, либо отставных, а это очень рискованно. Ведь тот, кто предводительствует знает, что события примут не масштаб районного отделения полиции, а уж как минимум городского. Но тогда и затраты будут не малые. Попробуем зайти с тыла. Профессору было поручено продать к примеру дарственные императорские часы ну или что-то в этом роде, но что-то пошло не так и тот, кто к нему обратился не получил ни копейки. Что же мы получаем? Лиц по ту сторону часов, они же и заказчики. Но установить их, не имея представление о чём идёт речь, думаю будет не легкой задачей. Профессор. Его с богатым опытом, знаниями и престижным дипломом вывести на признательные показания не получится, Стало быть надо копать под него. Часы? Тема совсем неизвестная, но куда и в каком направлении двигаться вполне ясно. Исполнитель. Без него нам нечего предъявить профессору. Соколова? Внешне подходит на роль исполнителя. Но тогда она не вписывается в схему. С трудом верится, чтобы профессор предложил ей роль садистки. Но Соколова имеет связь с органами, тогда причем тут стоматологи и профессор? Где связь? Часы? А молоток? - намёк профессору. Вполне рабочая версия. Итак, что мы имеем? Исполнителя, коим может быть Соколова, профессора, часы и людей при чинах и возможно при погонах».
Лапиков раскрывает папку и достает список лиц, заключивших сделки по часам за последние два года, состоящий почти из трехсот фамилий. «Это легальные сделки. А не легальные? Думается мне, что если весь сыр бор разыгран вокруг действительно исторического шедевра, то светится никто не будет. Лишние зрители тут не к чему. Так надо бы узнать про аукционные торги и понять о какой сумме может идти речь. Ну вот, есть что доложить на верх» - и тут же попросил секретаря соединить его с руководителем следственного управления по особо важным делам полковником Осипока Петром Николаевичем.
Июль 2015
Май и июнь пролетели как один день. Импланты вживались в плоть, занятия в институте закончились и Юля почти каждый день приезжала ко мне в гости, а рано утром личный водитель развозил нас по местам службы. У нас был самый разгар сезона: у неё пик строительства, а у меня, внезапно свалившиеся санкции, отразившиеся самым лучшим образом на бизнесе. Невыездными стали сотни высокопоставленных граждан страны, среди них были фанаты и собиратели часов и кое кто стал избавляться от части своих коллекций. Нам несли как новые, так и подержанные, как очень редкие, выпущенные буквально несколькими единицами, так и очень дорогие, на сборку которых уходило от полугода до года и только под заказ и со сто процентной предоплатой.
То, что раньше любой мог свободно слетать за новинками в Европу, теперь кое-кому подрезали крылья и они вынуждены были обращаться к нам, так как на часовом рынке стали множится оборотистые дельцы. Они непостижимым образом первыми ухитрялись ввозить анонсируемые марки на выставках, тогда как дилеры на эти модели только принимали заказы со сроком исполнения от полугода и более. Но были и такие модели, где в бутиках и вовсе отказывались принимать заявки объясняя это тем, что производители им попросту не дают. За то мы могли выполнить любую часовую прихоть.
Многие владельцы ходиков настолько срочно нуждались в деньгах, что уступали в цене до пятидесяти-шестидесяти процентов от ритейла, а «поношенные» нас часто уговаривали купить еще дешевле. В общем, комиссионный рынок процветал, и мы серьезно конкурировали с сетевыми салонами.
К нам зачастили чиновники, депутаты с сенаторами и их помощники. Они были частыми покупателями и главными поставщиками. От них мы получали заявки как на покупки, так и продажу дефицитных и эксклюзивных моделей. Они же всё чаще и чаще стали приносили нам женские тик-токи. Видимо времена уже не позволяли без затруднений обеспечивать штат любовниц и содержанок и многие из них, как я любил говорить, сдавали такие марки на комиссию буквально за три копейки.
Так к нам попали абсолютно новые в пленках дамские «Бреге» модель «Неаполь» из белого золота, безель усыпанный бриллиантами, понравившиеся Юлии, когда она первый раз была у нас в начале Нового года. Владелец данной красоты, известный законотворец из Госдумы, совсем не торгуясь, видимо очень нуждался в средствах, предложил нам купить их за полцены, но, когда увидел, как я слегка скривился, предложил мне самому назначить цену. Я и назначил пятнадцать тысяч долларов при ритейле в тридцать шесть. Теперь уже он сморщил лицо и после небольшой паузы, мы ударили по рукам. Так у меня появилось прекрасное и неотразимое загляденье. Его я планировал подарить такой же непревзойденной и поразительной, в день завершения всей дантистской эпопеи, ведь до финиша осталось совсем не много: всего-то выбрать поляну, где я буду протезироваться.
К этому времени у меня был уже длинный список стоматологий, рекомендованный моими близкими товарищами, и я намеревался в ближайшее время в каждой из них побывать прежде чем сделать окончательный выбор.
И вот в середине июля я еду в одну из сетевых клиник, где главным администратором работает моя давняя школьная знакомая с параллельного класса Дарья. Она, узнав, что я намереваюсь еще проконсультироваться в других местах, стала настойчиво убеждать никуда больше не ходить, а прямиком отправляться именно к ним. Её аргументы выглядели очень убедительными: современное оборудование, много разных специалистов, есть из кого выбрать и есть кого порекомендовать. А еще они не занимаются мелкой обдираловкой: замазка бесплатная, как и за пользование цифровым рентгеновским аппаратом. А если бы к ним обратился сразу же, то за те услуги, что мне были оказаны, у них я бы заплатил как минимум в два раза меньше. После телефонного разговора я призадумался и решил съездить на разведку.
Не могу сказать, что меня ожидал теплый и радушный прием, но успокаивало то, что здесь есть тот, кого я знаю с детства. Она показала меня, по её словам, самому лучшему протезисту, невысокой, средних лет мужеподобной женщине телосложением похожей на ствол столетнего дуба, такая же бесформенная, объемная, без неровностей и выпуклостей, ширококостная, в обхвате метра полтора, ну а плечи как у молотобойца. Лицо скучное, взгляд кислый, глазки холодные круглые размером с горошину, зрачки болотного цвета пустые, как дно у стакана. А вот ротик мелкий, несмотря на её кубатуру. Когда я её увидел, то первое что пришло в голову: «И как она ухитрилась им нажрать такую массу? Видимо в этом мире её ничего не волнует кроме собственного тела». Я конечно сильно удивился невзрачной внешности, тем не менее посчитал, что видимость может быть обманчива и надо послушать что она мне накудахчит. Её вывод был категоричен: «Мои торчки не пригодны для любых коронок. Если я хочу навести образцовый марафет, то выбора у меня нет. Забыть про то, что есть сейчас во рту, срезать всё под самые дёсны, а дальше, фиксируются металлические вкладки. Ну а потом я уже для себя определяют, что хочу получить: ангельскую улыбку или снисходительную, а может обворожительную и пленительную. Но я бы вам советовала мужественную». «Во как соблазнительно заливает!» - обомлели мои мозги и тихо шепнули: «не торопись».
Чтобы выслушать другое мнение, Дарья направила меня к молодому парню. Но и он был неумолим. Тогда я попросил её, чтобы она отвела меня еще к одному протезисту. Тот бегло осмотрел и ничего нового не сказал.
- Ну что ты скажешь? - обращается ко мне приятельница.
- Мне надо подумать. Как-то боязно расставаться с кусочками самого себя. А если, и я пальцем указал на верх, ему не понравится моя выходка? Вылезет боком мне минутная слабость.
- Только думай быстрее, - напирала она, - у нас сейчас идет акция, если сразу полностью оплатить работу и материалы, то даётся двадцатипроцентная скидка, в твоем случае это может составить тысяч двести.
- Приятный бонус. Слушай, а ты не могла бы мне сейчас примерно посчитать, во что мне обойдутся ваши услуги.
В течение тридцати минут мы общими усилиями определили фронт задач и составили смету почти в восемьсот тысяч рублей. Да, покачал я головой, с учетом того, сколько я заплатил, набегает немалая сумма. «Интересно, - внезапно встрепенулись мои извилины, - а если прикинуть, сколько бы с меня содрали на старом месте если бы так до конца и продолжал ездить? На досуге этим займусь». Я взял распечатку и на следующий день меня осматривали в другом кабинете. Там мне насчитали в два раза больше, и я пулей вылетел оттуда.
В следующей мне явно были не рады. Я два часа промешкался в кресле, ожидая непунктуального протезиста, он где-то застрял то ли в пробке, то ли бог его знает где. Когда появился, мое терпение уже лопнуло, и я, не попрощавшись опрометью ретировался.
Потом по настойчивой рекомендации почитателя «Панераев» я поехал на Кутузовский проспект, но, увидев кому должен довериться, у меня пропало все желание здесь что-либо делать. Таких страшных женщин мне еще не приходилось видеть. Может она и не настоящая женщина, а трансвестит? Мужские черты лица, вытянутый подбородок, орлиный нос, пропитый и прокуренный голос, рост под два метра и волосатые руки.
Заканчивал я недельные странствия в отдельно стоящем особняке облицованного дорогой плиткой, на фасаде крупными буквами сияло название: «Ледяная гора», а по соседству располагалось кафе, чьё название вызвало у меня сначала не понимание, а потом истерический хохот. Называлось оно «Голубой попугай», но, кому-то ведь было не лень, забраться по лестнице к вывеске и черным скотчем букву «г» легко исправить на «д». Теперь оно читалось как: «Голубой попудай». В таком ржущем виде я и ввалился в вестибюль, как на юмористический капустник, чем вызвал неверное толкование моего веселья всего персонала. Видимо приняв близко к сердцу мой безудержный гомерический смех, меня с порога сразу же взяли в жесткий оборот. Быстро слетелся консилиум из трех взрослых задумчивых плутоватого вида дам в халатах фиолетового цвета. Одна из них препроводила меня за руку на компьютерную томографию огрызков, сфотографировала челюсть в фас и профиль. Вернула вновь к своим пособницам, и после сложения и умножения на калькуляторе показали длинный семизначный ряд цифр повергшие меня в шок – три с половиной миллиона рублей, а за то, что они на меня потратили своё бесценное время, я обязан заплатить в кассу пятнадцать тысяч. Покидая сей «гостеприимный дворец» я все никак не мог отойти от той суммы, что мне назвали и той, которую у меня вот так при моем участии легко вытащили из кармана. Можно вовсе ничего не делать, провел за день десяток подобных липовых показушных консультаций и получится неплохой доход, а за месяц набегают внушительные деньжищи, а, чтобы у таких, как я не было соблазна здесь надолго задержаться, его надо огорошить заоблачной стоимостью работ, чтобы он как испуганный заяц тут же дал дёру и забыл про обратную дорогу. «А какой у них завлекательный сайт!» - вспоминал я, сидя на заднем сиденье автомобиля! - Смотришь на огромные плакаты и буклеты с медицинской выставки и понимаешь, вот тут-то трудятся самые что не на есть рукастые профессионалы, мастера по сногсшибательным улыбкам. На деле же оказывается замаскированный лохотрон, разыгрывающий фиктивные приёмы».
И пока авто медленно двигалось в плотном потоке, я позвонил Юлии и в подробностях рассказал, как меня хитрющие напёрсточницы развели. «На самом-то деле никакого обсуждения и диспута не было, меня ни о чем не спрашивали, а когда я им пояснял, что хочу получить, то они мило выслушивали, изображали серьезные выражения и поглядывали на часы, как бы намекая: - что моё время истекло, поскорее вали отсюда, сейчас придет следующая рыбешка».
Если бы они тогда знали, чем закончатся для них сходка. Главный врач, женщина, средних лет, позиционирующая себя в рекламных проспектах кандидатом наук и директором, а также её заместитель – врач высшей категории, не удосуживающиеся даже мимолетом взглянуть с чем им предстоит столкнуться, первыми на себе познают как безо всякой анестезии посредством трех-четырех ударов молотка удаляются все их прожорливые зубы и не заплатив за услугу ни рубля.
В понедельник со мной сюсюкались в очень солидном и престижном учреждении. В фойе белоснежные из кожи диваны, первоклассный кафель, на стенах картины импрессионистов, на каждом шагу кофейные аппараты и любой напиток бесплатно, чем я и не преминул воспользоваться, пропустив три бумажных стаканчика горячего шоколада. Весь персонал в накрахмаленных блестящих лимонного цвета костюмах, от вида которых слезятся глаза, ну и расценки соответствующие: семь миллионов рублей.
Во вторник я оказался в прихожей, выглядящей как строительная бытовка, в среду в подвале хрущёвки, в четверг при мне уточняли, когда протезист соизволит явится, в пятницу от дежурного дантиста воняло перегаром, в субботу в моём районе с неприметным рекламным деревянным щитом, меня устраивало все, только на выходе получалось в два раза больше.
На этом я решил прекратить свои ознакомительные циркулирования. Позвонил Дарье и попросил, чтобы она меня записала на прием к самому компетентному и мудрому зубомастаку. Она посоветовала приехать на час раньше, чтобы составить договор и окончательно посчитать до самой копейки.
Через неделю я сидел с чашкой зеленого чая в малюсеньком кабинете, и мы общими усилиями пришли к финалу – семьсот сорок тысяч, минус двадцатипроцентная скидка – пятьсот девяносто две тысячи, при условии сто процентной предоплаты в ближайшие десять дней. (Выходило, что мой Голливуд, с учетом предыдущих затрат обойдется в двадцать три тысячи баксов, что эквивалентно золотому «Ролексу» и его знаменитейшей «Дайтоны») Я не раздумывая соглашаюсь, ставлю подпись, оплачиваю банковской картой и меня она отправляет к той самой полной женщине с играющим стальным оскалом, которой через несколько месяцев я дам с добрый десяток кличек.
Часто еще на протяжении более чем полугода я буду вспоминать Абельхана Малихановича и его щебечущую ассистентку, с их теплым и внимательным отношением. Они всегда дружелюбно разговаривали, всё доходчиво объясняли, не проявляли никакого высокомерия и заносчивости и даже крохоборские поборы за якобы дополнительную замазку и пользование кнопкой-копилкой были ничто по сравнению с приемом в этом промёрзшем безразличием психозубомонтаже.
Моего так называемого протезиста, как я позже узнал, звали Елена Васильевна, и в первый же день нашего сотрудничества, не представившись и не поприветствовав, ничего не объясняя, сразу же с порога, напористо скомандовала:
- Откройте рот как можно шире!
Я как солдат-новобранец беспрекословно выполняю её требование, а сам думаю: «Как-то неприветливо меня встречает. Я-то рассчитывал, что она вразумительно распишет план своих шагов, а на деле слышу окрики и приказы как какому-то люмпену, приползшему к ней на четвереньках и слезно умоляющего бесплатно мной заняться». Но она прерывает поток моих мыслей и без всяких церемоний молча засовывает в распахнутую пасть изогнутую скобу с пластилином, как я догадался, чтобы сделать слепок. Оставляет меня одного и через пятнадцать минут возвращается с пластмассовыми коронками, мгновенно оказывающиеся поверх моих огрызков.
- Закройте рот, - слышу я её голос.
Я закрыл и ощутил в пасти как минимум четыре грецких ореха. Кое-как нахожу место для языка, он вдруг стал неестественно большим, и с превеликим трудом я промычал:
- Они такие огромные и неудобные, что языку тесно как в горлышке бутылки, так ведь и задохнуться можно.
На что она грубо выдала:
- Не задохнетесь! - это ваши родные зубы. - Они у вас с детства такие были.
Я, закипая от её слов, напрягаю горло и почти по слогам раздраженно произношу:
- Да не было у меня таких кобылиных. Я же не конь.
- Были, это вы не помните, Вы к ним привыкните, все привыкают.
Я изобразил скепсис на физиономии и пытаюсь сообразить смысл сказанного. «Я что, оказывается конь? Или у меня когда-то в роду были непарнокопытные с аршинными зубами?» Протягивает мне зеркало.
- Посмотрите.
Я беру за обод широко растягиваю губы и открывается бескрайний частокол, похожий на деревянный забор, уходящий далеко за горизонт, и первая волна пугающего трепета пробежала по телу. «Да, - завертелось в голове, - мечтал выглядеть под стать своим совершеннейшим творениям на запястье, а в итоге меня удостоили поносного цвета изделиями из пластика размером в человеческий рост. Теперь стану строгим, угрюмым и замкнутым. Но это не самое худшее. А если потеряю над собой контроль и с кем-то заведу сердечную или деловую беседу и начну обнажать рукотворный плод, да они же от меня будут шарахаться как от ладана. Придется каждому разжёвывать в каком я важном нахожусь прожекте. Сразу же вспомнились шаржи из советского журнала «Крокодил», когда некоторым авторам изображали зубы таких гигантских размеров, что они составляли добрую половину рисунка. Неблагопристойную кликуху мне быстро дадут, и самое безобидное, если за спиной будут звать: «зубастик», как бразильского футболиста Роналдо. Но ведь могут придумать и что-то похлеще, народ у нас еще тот!»
Видя мое смятение, Елена Васильевна чуть смягчающим тоном пытается меня успокоить:
- Вы не обращайте на них внимание, это же временные, из металлокерамики будут другими. Вам сейчас надо приподнять прикус, что мы и сделали. Ваш-то занижен из-за того, что зубки стёрлись.
Не зная, что сказать в ответ, я по старой привычке, как обычно закрываю рот и он застывает на полдороге. Все, два пластика встретились, сильно соприкоснулись и издали звук похожий на скрип старой деревенской ржавой телеги.
- Ой! - вылетело у меня из груди, - у меня же нижняя челюсть подвисла. И мои пальцы инстинктивно к ней прикоснулись. - Как мышцы напряглись. Это так и должно быть?
- Ничего страшного. Они привыкнут.
«Что за чертовщина такая? К чему мне еще надо привыкнуть? – пронеслось у меня в голове, - похоже мне придётся столкнуться еще со многим непредвиденным и неизвестным».
- А как вы хотели? Довели себя до такого состояния. Будем всё исправлять.
- Ну хорошо, - рабски согласился я чуть приободренным голосом. - Если так надо, значит так тому и быть.
Перед тем как покинуть кабинет, она меня предупреждает:
- Никакой твердой пищи и никакого тщательного пережёвывания.
«Да уж, завел я внутренний диалог с собой, - это о чём? Еду теперь надо глотать? Или обсасывать как Чупа-чупс?» Но краем уха слышу:
- Вся пища пропускается через блендер. Пластмасса хрупкая и при малейшем надавливании может легко расколоться на мелкие кусочки.
Я согласно мотнул головой, шустро вскочил с кресла и отправился на ресепшен, записываться на следующий прием.
Неторопливая езда, стояние в потоке, разглядывание водителей, а особенно их руки отвлекали от кошмарных неудобств. Тем не менее, язык усердно крутился, все норовил обследовать каждую выемку, ну и найти для себя постой, поскольку половина его законного пространства по рождению оказалось занятым. Спустя час по моим ощущениям пластмасса чуть-чуть уменьшилась и стало более-менее терпимо. Пока был в дороге я раз за разом подскрёбывал ногтем указательного пальца переднюю поверхность в надежде содрать желтизну. А еще мне казалось, что если я долго буду шмыгать языком по шершавому забору, то он подтает, подчистится и перестанет меня раздражать. Уж не знаю, действительно ли я что-то сточил или слизал, но перед самым крыльцом я и вовсе чувствовал себя по-божески. Жить можно, отозвалось эхом в мозгу.
Первое что я сделал, войдя в квартиру, это броситься к зеркалу и повнимательнее разглядеть новые очертания своего лица. Лучше бы я этого не делал, на меня смотрела лошадиная морда такая же вытянутая и с соответствующим звериным выражением, она мало что имела общего с моими прежними очертаниями. Я был не похож на самого себя. Странно, молча я сказал своему отражению, казалась бы такая ерундовская деталь и так сильно меняется внешний облик. Если такого же размера будет металлокерамика, то мне придется менять все документы, где присутствуют фотографии. Морда совсем не сочетается со славянским типажом, а больше смахивающая на англосакский. Меня можно спутать с Джоном Керри государственным секретарем США. Интересно, Юлия на улице признала б меня, небритого и с натянутой бейсболкой до бровей? Сомневаюсь, прошла бы и не заметила. А охрана? Вот будет цирк, если паспорт при входе попросят. Хорошо, что вся эта надстройка недолговременная. Поискать бы студенческие фото и сравнить с сегодняшним анфасом и профилем, неужели это будут разные рожи? Но мои сравнительные мысли прервал звонок от Юлии и вместо привет, я прошипел что-то невнятное и не различимое.
- У тебя что с голосом? Ты ешь?
- Нет не ем. «Ого! Как у меня дикция изменилась! Ни фига себе!» Не пугайся. Мне вставили пластиковый футляр на мои еще родные зубы. Получилась что-то вроде луковицы, один слой, потом другой. В них теперь страшно на людях показываться. Они такие длинные и толстые, что языку, приходится в трубочку сворачиваться. Придется заново учиться говорить, а сейчас не слова, а какая-то окрошка на молоке. Ты поняла, что я сказал?
- Гнусавишь ты знатно, половина слов не разобрала. Ни за что б не догадалась, что это ты говоришь. Так ты им объяснил, что тебе некомфортно?
- Пытался, но эта гранд дама настырно меня убеждала, что неудобства временные, и что так необходимо для исправления прикуса, он якобы у меня занижен. Говорит, что я к ним привыкну, не я первый и не я последний. Придется всю эту гадость терпеть.
- Я хочу их увидеть, - слышу я смешинку в её голосе.
- Еще увидишь, только будь готова к тому, что моя моська может тебе не только не понравится, но еще и напугать, она вытянулась как в кривом зеркале.
- Ой, не пугай меня.
- Я не пугаю, только предупреждаю.
- Я к тебе приеду в пятницу, хочу поскорее увидеть такое зрелище, не каждый же день случаются премьеры.
- Это ты верно сказала. Готовься к неожиданностям.
- Все будет хорошо. До встречи.
- Пока. И я пошел варить овсяную кашку.
Заснуть мне с плотно набитым ртом так и не удалось. Мало того, что десны ныли, так они еще и нудно зудели, как один и тот же припев, написанный обдолбанным наркоманом для прыщавых недоростков, повторяемый на протяжении суток. Губы так устали от тесного соприкосновения с пластмассой, что мне приходилось их каждые полчаса, разминать и массировать, как какую ни будь отёчную конечность. Свернутый в клубок язык онемел от напряжения, и мне приходилось его мять, как какой-то кусок глины. Но и после этого он не долго был счастлив, снова принимал привычную форму, от которой ему становилось тесно. Я его заворачивал в калачик, пару раз высовывал как кобель наружу, но все тщетно, агония продолжалась до самого рассвета. Понимая, что сна мне не видать, я покинул спальню и включил компьютер. Немного поразмышляв, чем бы себя тут занять, захожу на сайт игр и с кем-то начинаю сражение в преферанс. Вот это да! Забубнил я под нос, оказывается, когда туловище в вертикальном положении я как-то почти не замечаю вставленные палки во рту. Можно даже попытаться вздремнуть. Попробовал, получилось не больше пятнадцати минут. А ведь было уже утро и стрелки показывали без четверти восемь. «Это что же получается? Сделали из меня ручного мустанга и теперь я предаваться морфею могу только сидя или стоя. Во попал! Даже страшно подумать, что меня ждёт впереди! Может попробовать снотворное?» Долго шагать до аптеки не пришлось, ближайшая расположена в торце дома. Теперь без него я уже не мог предаваться сновидениям, и только когда приехала Юля, я на какое-то время отвлекся от своих страданий, а уж когда мы опустошили бутылку вина, то удалось, пусть и ненадолго, забыться.
Весь вечер она потешилась над моим необычным видом, все просила и просила, чтобы я ей показал достижения медицины, и каждый раз, когда я скалился, она сходу придумывала мне кличку, называя то бобер, то барракуда, то хомяк, то белка, а проснувшись утром, как жокей плотно оседлала меня сверху вынесла очередной вердикт:
- Нет, ты слишком крупный для грызуна, ты скаковая лошадь.
- Лошадь – женского рода.
- Тогда ты скаковой мерин, - и тут же заливисто засмеялась. – Ну-ка, мерин, покажи какой ты племенной осеменитель.
- Я тебе сейчас покажу, только смотри не пожалей потом, и так с размаху в неё влетел словно хлестнул кнутом по её тазу. Она по кошачью взвизгнула, и мы помчались бешеным галопом. Однако мы еще долго не могли расслабиться. Я был непривычно зажат, скован мыслями, погруженными в свою внешность, а всадница кажется вошла в роль наездницы, напрочь забыв, что у неё торчит внутри, издевательски надо мной подтрунивала, била бедрами и ладошками по моим бокам и сотрясаясь от смеха прыскала:
- Иго-го-го.
По началу на её выходки я не обращал внимание, но вскоре заворчал и недовольно просусолил:
- Перестань издеваться.
Но она не унималась и как заезженная пластинка повторяла и повторяла: иго-го-го, иго-го-го.
- Мне и так всё там жмет, как будто обувь перепутал и твои кроссовки напялил, и ты еще глумишься надо мной. В понедельник скажу, пусть снимают всю эту хреновину, а то мне придется языку сделать обрезание. Такое впечатление, что его ужалила сотня ос и он раздулся до вселенских масштабов. Я даже пробовал спать как собака со свисающим языком, немного помогает, он в этом положении хоть немного расслабляется. Представляешь какой у меня был видок?
- Ты как собака и мерин, - не унималась она. - Новый вид млекопитающего: собрин! А может мебака?
- Так, мадемуазель понесло и в прямом и переносном смысле. Ты хоть на чём-то одном остановись.
- Что, профессор, завидуешь моим способностям, делать сразу два дела? Я еще и не такое могу.
- Вы посмотрите на эту оторву! Я-то грешным делом думаю, что её черти с прекраснодушными ангелочками интересуют, а она неугомонная изгаляется надо мной, и вместо того чтобы обнажить чувства, она их душит.
- А вы еще скажите, что вам не нравится?
- Уважаемая мадемуазель, мне в ваших телодвижениях импонирует все: и как вы скачите и как вы подтруниваете надо мной. И потом, как можно обижаться на розу просто за то, что у неё есть колючки. Но мой выпад она пропустила мимо ушей. Ей надоело наше воркование, и она сосредоточилась на том, чтобы начать день с грандиозного расслабона. Через тройку минут она заливчато и протяженно ойкнула, затрепеталась как мелкая рыбешка в садке и плашмя плюхнулась на меня. Но через каких-то пять секунд живо воспрянула, пришпорила звонко ладонью по моему правому будру и понеслась во весь опор. Ей не стоило никакого труда, если так можно выразиться за один сеанс нахватать дюжину, а то и по более «белочек». Складывалось впечатление, что она ими старалась запастись до следующей постели словно верблюд водой на несколько дней, а то и неделю. И делала всегда страстно, ярко с нарастающим звуком, как у проносящего мимо гоночного болида.
В понедельник гранд дама мне поменьше не поставила, а пришпандорила прежние. И громко в очередной раз напомнила заученное словосочетание: «Вы к ним привыкните, все привыкают». Теперь к моим текущим переживаниям добавили новые, меня лишили раз и навсегда всех моих родных зубов, хоть и не соответствующих моему имиджу. Они были скошены как трава косой, хоп, и у меня больше ничего нет, как у пустого горохового стручка или вымолотого пшеничного снопа. Остались только испугано выглядывающие корни из-под дёсен. Это были не самые приятные минуты, и меня раз за разом охватывало отчаяние, ведь я по сути стал беззубым в одной компании с усатым китом и муравьедом. Единственное что меня успокаивало, - это не на долго, работа не стопорится, и я справлюсь с временными преткновениями. Вот только не сразу, но постепенно по одной молекулы в день где-то в глубинах подсознания стало зарождаться понимание того, что становлюсь послушным заложником неприветливой, невзрачной и запустившей себя бабы, выглядевшей как каменный утёс неопределенного возраста.
Теперь под запрет попали все продукты, если только их не пропускать через мясорубку. Вся эта пластмассовая бутафория была не более чем декоративная показуха и совсем не предназначалась для жевания. Только еда в бутылочках как для новорожденных. На мгновение я представил, а если случится какая-то техногенная катастрофа, то я останусь ни с чем, только бесполезные гниющие пеньки. Не представлял я себе, что оскароносную улыбку будет получить посложнее, чем «Оскар». Придётся мне проявлять не дюжую осторожность, дабы случайно не сломать тонкий как волос частокол, едва держащийся за края корешков. Правда мне было непонятно, на чем он держится? Вершков-то больше нет, а когти у него не выросли, чтобы цепляться.
Но всё оказалось куда проще. То, что у меня осталось было смазано клеящей пастой, она то и держала непрочную бутафорию. И вновь мне напомнила о их уязвимости и пищи в жидком виде. Да, сверкнуло у меня в груди, какой-то кусок дешевой пластмассы приобретает наивысшую жизненную ценность, придется его оберегать и лелеять.
- Вам надо быть очень осторожным и аккуратным, они неустойчивые, шаткие и едва держатся, никакой на них нагрузки. Вы меня поняли? – напомнила мне дама.
- Угу, - выдавил я. - А можно еще на всякий случай парочку запасных изготовить?
- Можно, но не за бесплатно.
- Так я заплачу.
- Сейчас я узнаю, - и громко хлопнула дверью.
Вернулась, сняла слепки и минут через десять на ладони показывает две запаски, от которых еще исходил пар.
- Они вот в этом ящичке будут храниться, - и показываем мне где они будут лежать.
- Хорошо, - вздохнул я облегченно.
- Я вижу, что импланты прижились, в них пора вкручивать формирователи. Вы где будете ставить тут или там? И головой махнула в направлении соседней многоэтажки.
- А если тут?
- Вам тогда надо оплатить их стоимость.
- Сколько?
- Я же не знаю какие у вас стоят.
- Шведские «Астра».
- Я поняла. Пойду спрошу.
Только я стал представлять себе поездку, как слышу её голос откуда-то издалека:
- У нас для такой марки нет. Вам все равно надо туда поехать, чтобы взять сертификат.
- Надо, так надо, - тихо прозвучало из моих уст, а сам даже немного обрадовался, процесс не стоит на месте, а быстро набирает обороты, так что скоро все закончится.
Она еще раз напомнила, то что я и так зарубил себе везде:
- Если что-то произойдет непредвиденное, то я сразу же без промедления должен приехать. Следующий раз вам надо явиться через три дня. - Вам удобно?
Я молча мотнул головой и полез в сумку за телефоном.
Выйдя на улицу, я позвонил Абельхану Малихановичу и сообщил, что не могу у них протезироваться, так как переехал в другой город.
- Но я хотел бы у вас поставить формирователи и получить сертификаты.
- Плохо что вы не можете сделать все у нас, а формирователи мы вам поставим, приезжайте послезавтра утром в девять часов.
Вечером, лежа на диване, я в ярких красках рассказывал Юлии, как меня отциклевали под самое основание, и теперь мой рот как у младенца. Соответственно и рацион питания такой же, жиденькая манка и всякие молочные смеси.
- Соску еще забыл, - пошутила она, - и гороховую кашу.
- Не издевайся, я и так в ужасе, что еще утром пользовался зубной щеткой, а теперь, «оп», и она оказывается бесполезной, как и зубочистки.
- Ой! Так ты стал лысым, как резиновый мячик?
- Не совсем. Вместо моих от рождения, воткнула те, от которых ты в восторге.
- Лошадиные? Так они тебе одни мученья доставляют. Ты же хотел другие.
- Отказалась их менять. Заладила одно и тоже: я привыкну, я привыкну, все привыкают, и я не стану исключением.
- На ночь снотворное будешь принимать?
- Куда же без него.
- Столько стеснений и ограничений!
- Это же не навсегда.
- Как знать, как знать.
- Эй, не шугай меня. Не надо заранее пророчить невезение.
- А я-то причём? Это твой выбор, тебе с ним жить.
- Оставим эту тему. Мне надо подумать, чем бы таким заправиться, а то у меня от йогурта и кефира живот уже пучит. Попробую приготовить мятую картошку и рыбку, запечённую в духовке или на пару.
- Тоже не худший вариант. Лишняя диета еще никому не помешала.
- Это точно.
- Мы эти выходные вместе проводим? Как-то прозвучало чуть дрогнувшим голосом.
- Конечно! Не сидеть же мне одному на сметане и овсянке. Они уже успели приесться.
- Тогда к приезду не затаривайся, вместе еды купим.
- Хорошо, - произнес я довольным голосом.
- До встречи,
- Пока.
На этот раз плейбои не пытались прижать меня к стенке. Азаматулла Гафиятуллович сделал по два укола в правую и левую нижнюю десну, от которых я непроизвольно дернулся. На что он проронил:
- Вы какой-то сегодня нервный. Проблемы на работе?
- Больно, - машинально я ответил.
- Тогда может еще по укольчику сделать?
Я замотал головой из стороны в сторону и почти раздраженно произнёс:
- Не надо, потерплю.
Далее над имплантами, зашитыми под кожей, он произвел надрез, обнажив таким образом их головки с резьбой для приема формирователей. Ну а дальше несколько поворотов ключом и на этом всё было закончено. А еще через пару минут я получил листочек, где от руки было написано их название и размер. Я, не глядя что там нацарапано, свернул его пополам и спросил про сертификаты.
- Мы их выбросили. Кто же думал, что вы будете протезироваться в другом месте. Но всё что нужно я указал, этого вполне достаточно.
Я оплатил секретарю двадцать тысяч за четыре очень мелких болтика, размером со спичечную головку и в очередной раз изумился их стоимости. Это из чего их делают? Если посчитать цену грамма, то окажется скорее всего дороже многих редкоземельных минералов. А где гарантия, что мне не ввернули бэушные побывавшие во рту не у одного десятка щербатых? Ведь сертификат мне так и не предоставили. От таких мыслей мне стало аж дурно и я, не попрощавшись, быстро ретировался.
В пятницу в восемь утра я уже сидел в становившемся родным стоматологическом кресле. В течение двух часов бормашина непрерывно надсажено издавала звуки похожие на бензопилу, временами натужено и громко завывая, будто наталкивалась на что-то твердое. Складывалось впечатление, что гранд дама выпиливает какие-то узоры. На самом же деле, мне делали углубление в корнях для вкладок. Видя с каким усердием, сосредоточенно и напряженно старается бесформенная фигура чуть ли не с надрывом и не разгибая спины, я где-то в глубине души начинал понемногу ликовать. «Да уж, энтузиазм просто зашкаливает, столько задора и азарта!» Раза три она прерывала сизев труд, чтобы я сделал полоскание для избавления от костной пыли и дальше как буровик, сверлила новые скважины. И вот всё готово, для глубокого закапывания моих рублей. «А я ведь у них даже не поинтересовался, по чём нынче эти штукенции, похожие на мелкие гвозди. «Надо у Дарьи спросить, это же она на калькуляторе сводила дебет и кредит»». Но в этот день она была выходная, и эта информация осталась для меня секретом. Когда все закончилось, мне сделала слепки всех дырочек, вернула на место желтое страшилище, превратив меня в монстра и опять напомнила о мягкой пище. Я едва сдержал себя, чтобы не взорваться. «Сколько можно об этом напоминать? Кто-то из нас страдает слабоумием? Ну сказала один раз и хватит, вот заладила одно и тоже. Назло ей в её присутствии начну грызть морковь, чтобы больше не доставала».
В коридоре, снимая бахилы, она неожиданно обращается ко мне:
- Вы взяли сертификаты на импланты?
- Они их потеряли, но что у меня там вкручено и размеры мне записали. Сейчас покажу.
Я достаю клочок бумаги, и протягиваю его ей в руки.
- Вы же говорили, что у вас «Астра».
- Все верно.
- Но здесь написано, что «Нобель». Прочтите.
- Действительно. Это какая-то ошибка. Что-то напутали, ведь я хорошо помню, как выбрал шведские, да и заплатил именно за них. Не то написали.
Не переводя дыхания вылетаю во двор, одновременно набирая все номера, что сохранились в кнопочном телефоне, но никто не отвечает. Звоню секретарю, но и там молчок. В голову полезли скверные подозрения, а вслед за ними стремительный рост градуса возмущения и негодования. Не хочется думать о преднамеренном обмане. Всё разъяснить могут только счета, хранимые в портфеле, они мне выдавали после каждого моего посещения, где расписывали свои услуги. По мере того, как я всё ближе и ближе подходил к машине, до меня начинало доходить, что это не небрежная описка, а осознанная мошенническая проделка мелких паскудных воришек. Они явно не рассчитывали, что я буду протезироваться на стороне и не предполагали, что их афера может каким-то образом раскрыться. Всю дорогу до дома я пытался вспомнить до мельчайших подробностей тот разговор, когда речь шла о выборе наименований. Как ни странно, но я ничего не забыл и удерживал в памяти каждое произнесенное мной и ими слово.
Но найденный бланк мне нечем не помог. Там была заполнена только одна строчка: Имплантация – сто тысяч рублей. И все.
«Ловко меня нагрели, и совершенно невозмутимо развели как простака на сто тысяч рублей, а может и больше. Не удивлюсь теперь, что влепили копию. Если уж подделок часов море, то почему обошли имплатны?». Я сидел опустошенный на своем огромном диване и пытался сообразить, что мне следует предпринять, чтобы наказать пронырливых жуликов, но в голову ничего не приходило. Нет у меня ни каких договоров, справок и чеков, у меня вообще ничего нет, кроме фиговой бумажки с непонятной печатью. Мне им предъявить нечего. Остается только верить, что они не конченные отморозки и поступили со мной более-менее гуманно. Что все-таки ввинтили не самопальный шуруп, изготовленный в гараже, о котором я бы мог так ничего и не узнать, а самый что не на есть родной «Нобель». Интересно, на что они рассчитывали? Уж никак не на отторжение. Хотя я уже знал, что такое редко, но бывает. Соседу моему не повезло. Погнался за дешевизной, специально летал в Пекин, хвастался, что сэкономил кучу капусты, а сейчас мне в ярких красках описывает, что появились проблемы и их пришлось в срочном порядке удалить, а сделать это, оказалось, не так-то просто. Их выпилили вместе с большой долей лицевой челюсти, и теперь там пустое безмолвное пространство, как у знаменитого штатовского Гранд-Каньона. Год как ходит с опухшей скулой и оставляет за собой шлейф зловония. Его жена не выдержала такого смрада и вместе с ребенком сбежала в другой город к своей матери. «Так что можете порадоваться уважаемый профессор, вы отделались легким испугом, ну и потерей какой-то соточки. Ты же любитель альпийских гор, ценишь престиж и шик, вот и они, глядя на твои холёные ручонки быстро сообразили, а давайте-ка мы ему для гармоничного образа предложим продукцию из его же любимой страны. Гармония должна быть во всём, уж если носишь что-то одно, то надо быть последовательным и не устраивать мозаику». От таких мыслей я аж усмехнулся и несколько раз потряс головой в разные стороны. «Ладно, проехали, посмотрим, что про них пишут в интернете».
Несколько десятков положительных отзывов немного меня успокоили. Однако мне всё не давали покоя эти замысловатые вкладки. На разных стоматологических сайтах они имели разную форму, покрытие и скорее всего сплав.
«Странно размышлял мой мозг, а почему со мной не посоветовались и ничего не предложили на выбор? Или считают, что это такая мелочь и на неё даже не стоит заострять внимание? Придется мне им задать вопрос. Ну а кроме того, прейскурант-то для каждой свой. Значит и для моих есть своя такса. Хороша подруга, втихаря непонятно что мне втюхала, как недееспособному и не готовому отвечать за свои поступки и в голове зазвучали новые мелодии. «Очнись, ты еще не понял, тебя, как и с имплантами развели. Что там воткнут не твоё собачье дело, все равно никто не узнает и не увидит».
От такой дедукции спина мигом покрылась потом, и я заметался по квартире, а мозг мгновенно выдал решение: надо побывать на выставке денто-инструментов и ознакомиться с полной номенклатурой, узнать в чём их различия, ну и возможно там посоветуют в моём случае какую выбрать конфигурацию.
Но в это время ничего подобного не проводилось и оставалось только надеяться на то, что напористая баба понимает, что делает, а главное знает, как делать.
Вечером позвонила Юля, и я ей рассказал, как случайно вскрылась подмена, в результате которой мне пришлось потратиться в два раза больше.
- Наш юрист советует мне написать бумагу в Федеральную службу по надзору в сфере здравоохранения.
- Я бы так и поступила. А еще бы в деталях описала как они в наглую по мелочи выуживали из твоего кармана. Ну и заодно добавила бы про растворяющуюся замазку, ты её съел пуда два. И как она скажется на твоём здоровье? Ушлые там оказались ребята, с размахом разводят: и по мелкому и по-крупному. Мы для них дойные коровы, которых можно доить и не передоить. Если они с тобой так поступили, хотя ты к ним пришел не с улицы, то представляешь, как они других надувают? Да они их ощипываю как кур перед варкой. Руки им пообрубать, чтобы закрыть их базарную лавку.
- Эту закроют, так они в другом месте и под другим названием локализуются, они без дела не останутся. Чтобы их засадить, нужны неоспоримые улики, а у меня их нет. Схема давно отработана, поэтому ни каких чеков, ни документов, только приходный ордер и левая печать.
- Ну да, то что тебя развели нет ничего сверхъестественного, стандартная практика частных медицинских забегаловок, побольше хапнуть и похуже сделать, чтобы другим было что переделывать и на этом еще подкормится. Порочный круг, стоит только туда попасть, обдерут до последних трусов. Надеюсь ты не собираешься к ним ехать?
- А для чего? Просто потрясти воздух не вижу никакого смысла. Разве что напугать своим криком тех, кто будет в это время у них на приеме. Да и то сомнительное удовольствие. В конце концов они полдела сделали и сделали добротно, грех жаловаться.
- Не без надувательства.
- Ну не без этого, гладко сама знаешь, где бывает.
- Мы так скоро дойдем до такого состояния, что будем радоваться тому, что покинули врача живым, пусть даже и в коляске.
«Во вцепилась, - мелькнуло в голове. - Надо прекращать этот бессмысленный базар, а то она так в спираль закрутится». Только я хотел остановить поток её речей, как она сменила направление.
- Забудь про них, не порть себе нервы. Ты мне скажи, как тебе твоя протезистка?
- Это редкий реликт, как вечно созревающее тесто, с мрачным лицом и диктаторскими замашками. Без всяких формальностей так лихо и очумело взяла меня в оборот, что даже зевнуть не дает, еще чуть-чуть и уложит меня на лопатки. Она прёт как носорог, насупившись своим величием или габаритами. Перефразируя, прёт тупо, упрямо и решительно вперёд, как на штурм неприступной крепости и порой кажется, что она даже не замечает меня. Никакой лишней болтовни только и слышу: открыли рот, закрыли, открыли, снова закрыли, снова открыли, прополоскали, открыли. Я просто за ней не успеваю осмыслить, что она там вытворяет. Чувствую себя как раб на тростниковой плантации, ни капли жалости, сострадания и пощады. Мне всегда казалось, раз уж они как пиявки жируют за наш счет, то уж как минимум не должны проявлять черствость. Вот те жулики, все манипуляции производили неторопливо, деликатно, постоянно предупреждали о причиняемых неудобствах, всегда говорили, когда будет больно или неприятно. А уж сколько раз они извинялись если я вздрагивал или дергался! Не меньше десятка раз. Эта же шурует напропалую, как кочергой в печке. Мне кажется, что у неё в руках не бормашина, а бензопила и впереди её ждёт целая просека.
- Так может это и хорошо! Она всегда заряжена на кропотливый труд, постоянно в ритме и тонусе.
- Ну не знаю, не знаю. Порой она своими наскоками начинает наводить ужас, как будто ей вся эта поденщина омерзительно надоела, и я не живой человек, а замороженная тушка. Да она и внешне похожа на продавца мясной лавки. А комплекцией выглядит как та женщина, у которой мы на рынке покупаем мясо.
- Ой! - вздрогнул голос Юлии.
- А теперь ты представь, когда она мне обрабатывала корни, то всей своей необъятной махиной укладывалась на меня и так плотно прижималась вздувшимся пузом к телу, как новорожденные щенки к сиське сучки.
- Ой! - прозвучало как-то тревожно.
- Я, когда встал с кресла, то вся футболка и джинсы со стороны спины, задницы, бедер и икр были мокрые от пота, точно мне на голову вылили ведро воды. Пришлось перед входом на ступеньках, облокотившись на перила простоять добрых полчаса, прежде чем направиться к машине. Ждал, когда хоть немного подсохнет. Видимо придётся брать комплект запасной одежды, а то я чувствую, что мне еще не раз придется испытать на себе всю неподъемную тяжесть её телес.
- Я в следующий раз с тобой поеду, объясню этой невоспитанной толстухе, что на это тело только я могу ложиться, а то она того и гляди с ногами на тебя взгромоздится.
- Тут объяснение самое простое, у неё нет мужика, а прильнуть и потереться, пусть даже в сухую хочется, вот она и пользуется своим положением.
- Я ей терку принесу. Пусть ей натирает те места, где у неё зудит. Видать её давно никто ни шинковал.
«Она еще стебётся! И как ей удается изыскивать угарные словечки?»
- Тебе, когда туда ехать?
- Через три дня.
- Я завтра с работы пораньше уйду.
- Очень хорошо, у нас будет больше времени для общения.
- Тогда до встречи.
- До завтра.
В среду не прошло и часа, как мне на цемент приклеили, если верить всяким рекламным источникам не металлические вкладки, а острые как иголки штыри. Они были черные, высокие, с заточенными концами и зловеще выглядывали сквозь губы, как у сказочного монстра.
- Да, не дай бог кому такое увидеть, - сказал я себе вслух, когда внимательно разглядывал страхолюдную жуть в зеркале, чем-то напоминающую посеянные всходы. Напугать ими можно даже взрослого человека, не говоря уже о ребенке. Впору играть в кино вурдалаков и зомби, даже грим никакой не нужен. В Мосфильм надо позвонить, вдруг они сейчас подыскивают мифических персонажей. Но помечтать долго не получилось, два взмаха рукой и из ужастика я опять превратился в коня и на горизонте замаячил конец моим мучениям. Осталось самая малость, изготовить уже настоящие коронки, красивые и родимые, Голливудские! И я, обмороченный и преисполненный самых радужных надежд в отменном расположении духа в припрыжку похожую на воробьиную поскакал к машине, забыв, что хотел спросить: «Так что же мне поставили, вкладки или штыри? А деньги оплатил я за какой материал?» Но пока крутил баранку, для себя сделал вывод: да какая теперь разница? Ведь скоро наступит финиш, и что-то там будет уже не важно, главное результат.
Через два дня мне опять сняли слепки, а еще через неделю примерял пока не покрытые керамикой черные металлические коронки, которые должны были стать моими кровными зубами и сделать меня как минимум на пять лет моложе.
- Ну что? - вдруг со мной заговорили. - По-моему, сидят хорошо, на завтра или после завтра записывайтесь на два часа работы.
Я непонимающе уставился на пышную фигуру и почти испуганно пытаюсь возразить:
- Но мне в них совсем неудобно, - прозвучало так, как будто в рот воткнули по самые гланды большую затычку, - они же невероятных размеров.
- Это вам так кажется. Металлокерамические по ощущениям всегда кажутся больше, на самом деле они даже чуть-чуть меньше пластмассовых.
Сердобольно искривляю губы и пожимаю плечам. Внимательно разглядываю своё изображение в круглое зеркало и пытаюсь понять смысл всего услышанного. Но как-то плохо получается. «На мои они совсем не тянут, а больше соответствуют горилле. Да еще ужасающий скрежещущий звук, продирающий каждую клетку до мурашек». Пытаюсь донести свою панику и оторопелость, но она меня осаживает и пытается успокоить:
- Так и должно быть, это все от соприкосновения железа с железом, поэтому вы и напугались. Не переживайте. Когда их покроют глазурью ничего подобного не будет.
«Ну да, может она права? – сморщил я лицо, - знает, что говорит, и не стоит напрасно по этому поводу тревожиться».
- Откройте рот, - слышу я её командный голос.
Наконец-то их снимают и заменяют ставшими уже вполне терпимыми пластмассовыми.
- А почему надо записаться на два часа работы? – Тут ведь и пяти минут достаточно, раз и все готово.
- Пяти минут нам не хватит, надо сначала ниточки поставить.
- А это что такое? – с содроганием прохрипел я.
- Увидите.
На этом наш обмен мнениями закончился, как и моё пребывание. И пока я трясся в вагоне метро, то успел пообщался по вапсапу с Юлей.
- Через два дня ты меня не узнаешь, у меня во рту будет Голливуд. Ура!
- Поздравляю! – читаю её ответ.
- В субботу, устраиваем двойной торжественный праздник: обмываем мои зубки, ну и твой переезд.
- Салют надо заказать, не у всех же сразу совпадают два судьбоносных начала.
- Я бы сказал: старта.
- Интересно бы предугадать, какой финиш будет. Запасись шампанским, без него никак. И побольше.
- Будет исполнено!
В пятницу с утра я наэлектризованный в прекрасном расположении духа в модном дресс-коде еду как на оскароносную и судьбоносную церемонию. Лицо так и светится, глаза сверкают, под нос себе что-то наигрываю, в китоновских серых джинсах и накрахмаленной белой рубашке, пиджаке цвета утренняя дымка, аромат парфюма разносится по всему городу, на руке любимые «Ролексы» с бриллиантами, сумочка от «Луи Витона» для смартфона и документов дополняет элегантный видок. Только огромного букета с белым лимузином для такого помпезного момента не хватает.
В фойе я всем улыбаюсь, дружелюбно приветствую, а душа так и разрывается от вспыхивающих эмоций, так и хочется прокричать: «Мне сегодня ставят не какие-то там пломбы, или мост, а двадцать шесть коронок, и через два часа я буду как Джеймс Бонд, а может даже и покруче!» Девушки - администраторы смотрят на меня растерянными и непонимающими глазами, предлагают кофе, но я от него отказываюсь, и величественно сообщаю:
- Сегодня я пью только шампанское. У вас есть? Может нальете?
Но они разводят руками.
- Только чай.
- Спасибо, но чай я пил дома.
А мыслями я был уже в квартире с Юлей, с которой мы никогда не расстанемся, и освободившиеся шкафчики, полочки и ящички ждут её гардероб.
Появляется моя «палочка-выручалочка» как черная грозовая дождевая туча на небе, машет головой и исчезает за дверью с табличкой «техник». Через две минуты выходит медсестра и приглашает мне войти. Я подпрыгивающей птичьей походкой влетаю как будто не в медицинский процедурный кабинет, а в Георгиевский зал где Президент тайно от всех награждает меня «Звездой героя России» за выдающиеся заслуги перед родиной.
- Как ваше самочувствие? – неожиданно доносятся до меня её слова.
- Лучше не бывает.
- Ну и отлично! - сейчас я сделаю заморозку, а потом установим ниточки.
- Какая заморозка, какие ниточки? – встрепенулся я как петух перед курицей. - Это что шутка?
Но она как тугоухая старуха меня не слышит. И вновь произносит так, как если бы приговорённому к казне на гильотине, сообщили, что сейчас ему сделают пару укольчиков, чтобы было не больно расстаться с головой.
- Сегодня мы поставим коронки только на верхний ряд. И обращается к помощнице:
- Передай мне три ампулы,
От такой непредвиденной оказии лоб и спина как по мановению волшебного посоха покрылись испариной, а пританцовывающие ноги внезапно застыли и одеревенели.
- И сколько всего надо будет сделать уколов? – спрашиваю я дрожащим тоном.
- В каждый корень по два.
И у меня моментально потемнело в глазах. Вся обстановка вокруг завертелась, мышцы напряглось и несколько раз нервно содрогнулись словно по ним ударили током.
«Тридцать уколов в один присест! Да такое невозможно представить! Да еще в верхнюю челюсть!» И яркие звезды вспыхнули пламенем в моем мозгу! Я помню, какие это были жутко нестерпимые и обостренные восприятия, когда мне при депульпировании втыкали по четыре раза иголку. Абельхан Милиханович настолько старался быть деликатным и осторожным, что при каждом моем вздрагивании всегда оправдывался и повторял одно и тоже: «Я знаю, что это больно и неприятно, потерпите немножко. По-другому нельзя». Его слова придавали мне бесстрашия и храбрости, и я стойко переносил все неудобства.
И когда шприц ложился на поднос, он еще долго извинялся и искал обоснованные слова почему они такие болезненные. Эта же «гром баба» извиняться даже не подумает и отмазываться за причиняемые муки не станет, а будет вонзать свои иголки не как в пациента, а как в жестокого извращенца и педофила, приговоренного к смерти. Хотелось спросить: «А не вредно, когда в один присест в меня вольют столько замораживающей жидкости? Не отморозит ли она мне кое-что?» Но едва я начал говорить, как что-то режущее и толстое скользнуло между губ и с силой втыкается в десну, как стрела в мишень. Это была первая инъекция. От внезапной боли я с ушераздирающим криком, выгнувшись в дугу подпрыгиваю как тюфяк на ухабистой дороге и мой живот впечатывается в её отвисшей пузень.
- Ё-о-о-о! – непроизвольно вырвалось у меня из горла. - Можно как-то поаккуратнее! Гневно я произнес. Вы не сапожница, втыкающая шило в подошву обуви.
- Что вы распрыгались, это не батут. - нелюбезно и возмущенно отреагировала протезистка на мою реакцию. - Я так не могу анестезию делать. Сидите смирно и не дергайтесь.
Я весь напрягся, открыл как можно шире варежку, крепко зажмурился и ощутил, как в ноздри влетело что-то острое, а следом так рубануло, что кровь закипела во всем теле, отчего кожа приобрела багряно-свинцовый оттенок. Приоткрываю веки и вижу боковым зрением, как она наполняет шприц раствором из ампулы, и я весь сжимаюсь в комок. Снова искрящая молния, а за ней точно такая же и нервная дрожь охватила мои конечности. Не знаю, сколько по времени продолжалось это аутодафе, но, когда всё было закончено, я выглядел так, как если бы только что вышел из парилки, на мне не было даже сухого лоскута, включая носки.
- Прополоскайте рот! – прозвучало откуда-то из далека.
Я пытаюсь набрать воды, но у меня не получается сомкнуть губы, и она тут же вытекает обратно. Кровавые капли падают на салфетку, лежащую у меня на груди, просачиваются сквозь неё и делают красные шарики на рубашке, пропитанную нишевым ароматом. Я показываю пальцами на пятна и в ответ слышу издевательский и насмешливый тон:
- Не надо к нам в цивильной одежде приходить, здесь вам не комната романтических свиданий и не ресторан. Здесь люди работают, лечат ваши зубки и делают вам красивые улыбки. Одевайтесь попроще. И в какой раз приказывает мне, чтобы я держал как можно пошире рот.
Хотелось послать что-то грубое и хлесткое на её хамский ответ, но мысли плавились, извилины спутались, половина головы онемело, и вместо слов получился устрашающий звериный рык, не производящий на неё никакого впечатления. Я подчиняюсь её требованию и остекленело уставился в окно. Дальше произошло то, чего не мог себе представить даже в самом страшном экшене. Под мои десны с дикой озлобленностью тронувшаяся рассудком не баба, а толстуха, приемник сала и жира, начинает со всей мощью своего неподъемного веса заталкивать пинцетом ниточки похожие на шпагат. Боли не было, но было ясное понимание того, что со мной происходит, и какие потом наступят болезненные последствия по окончании всей этой экзекуции. Пару раз я показывал руками что надо остановится, поскольку мне не понятны её действия, но она не обращала внимания на мои жесты и даже когда я дергал её за костюм, от неё не последовало никакой ответной реакции, как будто меня нет, а есть только телесная оболочка. Но я никуда не пропал и чувствовал, как она с ханжеской миной запойно и глубоко загоняет толстые шнуры, как плоть их не принимает и выталкивает обратно как пенопласт на воде. Но она со звериным остервенением раз за разом к ним возвращается, и все проделывает по-новому. Стоящая рядом медсестра непрерывно собирала слюносборником у меня во рту кровь, но все равно я ощущал её солено-сладковатый вкус и стойкий запах вокруг себя.
Когда наконец-то цель была достигнута, началась примерка коронок, выглядевших как самое передовое техническое достижение двадцать первого века: на вид ровненькие, как тридцать три богатыря, гладкие, чуть-чуть затуманенные под цвет натуральных. Она их то надевала, то снимали, то опять надевали, то опять снимали, и каждый раз, когда вытаскивали изо рта, за ними тянулись длинные кровавые нити, похожие на бумажные серпантины восхитительно ложащиеся на рубашку, которая уже больше была похожа на халат мясника. Пробую прополоскать рот, но ничего не получается. Сомкнуть бесчувственные и парализованные губы не удается, и вода устремляется вспять. Вытираюсь рукавом и манжетой с золотой запонкой. Вижу, как она то наклоняется ко мне, смазливо разглядывая своё «улётное детище», делает шаг назад и по довольной почти сияющей харе, сравнимым с деревенским только что испеченным хлебным караваем, догадываюсь что она удовлетворена своим рукотворством, и после небольшой паузы произносит:
- Ну что ж, сидят идеально, можно вынимать ниточки и ставить коронки.
Я тяжело выдыхаю молча и покорно киваю головой и начинаю испытывать чувство облегчения, что наконец-то сегодняшним пыткам приходит конец. Через десять минут верхний ряд отливался монолитным и безупречным частоколом крупных как клыки мамонта по-настоящему дерзких, молодых и здоровенных зубов, глубоко проникнутых под основание десен. Но вместе с тем это рукотворное чудо превращалось для меня в невыносимую и огненную боль, поскольку постепенно стала отходить заморозка. Я непроизвольно застонал и ладонями обхватил лицо. Она мне тут же предлагает обезболивающую таблетку. Я её хватаю дрожащими пальцами и, не запивая, торопливо проглатываю. Боль продолжала нарастать, скуловые, жевательные, носовые и щечные мышцы не просто горели, они бушевала как доменная печь. Я застыл и лишний раз боялся пошевелиться. Каждый взмах ресницами - как удар хлопушкой по глазному яблоку. Моя насильница исчезла, сделав своё кровожадное дело. Видимо не хотела видеть и слышать мои стоны и как я буду извиваться в кресле. Осталась только девушка азиатской внешности, возившаяся у раковины и что-то там мыла. Прошло еще минут пятнадцать. Изуродованные дёсны были в отчаянной ярости от того что с ними уделали. Чего-чего, но такого отношения они к себе не ожидали. Их содрали с костей как кору с дерева и приказали любить совсем чуждый материал. Я представлял их возмущение, как и протест любящих супругов, насильно разлученных и принужденных к интимной связи с бродячими бомжами. Ну да, как говорится в пословице: «Слюбится, стерпится». Но пока не происходило ни того и ни другого.
Я медленно приподнялся и едва ступая вышел в коридор, где сразу же присел на кожаный диван. Реакция десен на такой недружественный шаг последовала мгновенно и была похожа на то, как если бы я погрузил лицо в кипящее масло. Обжигающая резь вспыхнула с новой силой, и я буквально согнулся пополам и уткнулся головой в свои коленки. «Что за варварский метод? - зашумело у меня в голове. - Знаю многих, кто ходит с коронками, но не от одного не слышал, чтобы над ними вот так издевались. Фашисты, при пытках клещами вырывали зубы, но то что сотворили со мной будет даже похлеще. Соскоблила мясо, чтобы в нём утопить протез. Это как такое могло прийти в голову? Или это самый передовой и прогрессивный способ? Но если он есть, то, наверное, не для рук обвальщиков, а скорее для пальчиков ювелиров, владеющих навыками огранки». С трудом сдерживал себя чтобы не вырвать этот Голливуд раз и навсегда. Видя моё перекошенное лицо, проходившая мимо медсестра предлагает мне обезболивающие. Я промычал вроде «угу», и она приносит целую пластину вместе со стаканом воды. Махом проглатываю аж четыре пилюли, с большим трудом выпиваю воду. Обхватываю голову ладонями и так крепко стиснул, что услышал треск в ушах.
Прошло еще минут десять, десны скворчали и поджаривались как барбекю на мангале и признаков того, что вот сейчас они начнут тлеть, я не улавливал. Дрожащими руками достаю смартфон и отправляю сообщение Юлии.
- Я попал в гестапо!
- О, ужас! - что случилось? - Что они с тобой сделали?
- Приеду домой, позвоню и все расскажу, если, конечно, выживу и смогу что-либо говорить.
- А ты где?
- Все еще в застенках, сижу на диване, и перевоплотившись в Жанну Д’Арк горю на костре.
- Бедненький, возьми у них обезболивающие.
- Уже взял и съел, только толку от них никакого. Ладно, сиди тут не сиди, а ехать надо. До связи. И у моего смартфона села батарейка.
Я осторожно, чуть ли не на цыпочках подошел к шкафчику, где висел пиджак, сонно надел его и попытался застегнуть на все пуговицы, чтобы прикрыть окровавленные разводы. Но все было зазря. Их было так много, что застегивай, не застегивай, все равно их нельзя было спрятать. Тогда я не стал одевать пиджак, а согнул руку в локте и повесил его как на перила.
До машины предстояло пройти метров восемьсот и шел я как курица с завязанными глазами: неуверенно, боязливо и робко, - якобы под ногами был тонкий лёд. Несколько раз ко мне подходили прохожие, интересовались, что случилось, предлагали вызвать скорую, полицию, спрашивали о самочувствие и даже хотели отвезти меня домой. Но я никого не замечал и не слышал, всё происходящее вокруг меня было как немое кино и вырвать из этого состояния не смог бы даже сам господь бог. Выглядел я так, как если бы в меня плеснули тазик с красной краской или кровью.
В автомобиле я был сам не свой, то ли искалеченный, то ли подслеповатый, ехал осторожно и потихоньку со скоростью не более двадцати километров в час, притормаживая перед каждой неровностью и трещиной на асфальте. Иными словами, глиссировал как угорь в тине. Несколько раз я съезжал на обочину утыкался лбом в руль и замирал на короткое время. Так я и полз в течение двух часов периодически чувствуя, как мне подбрасывают очередную порцию сухих дровишек в рот. И только в квартире, спустя полчаса, после неподвижной лежки, пламя понемногу стало угасать. Правда по деснам иногда прогуливался то ли слон, то ли бегемот, и испытывали они такие же неудобства, как если бы пальцы ноги попали бы под многотонный грузовик. В этот момент я чернел, бледнел и едва шевеля губами ругался отборным матом. Вспомнил колдовское жиле и неторопливо в течении пятнадцати минут втирал субстанцию в обе коленки. Через десять минут оно чудесно подействовало, наступило облегчение, и я мигом отправился в ванную ознакомиться поближе с техногенным плодом литейщика. Когда я полностью увидел своё отражение то сначала оторопел, потом изумился, а через пару минут приуныл. В стоматологии я видел только гладкую, блестящую поверхность и вытянутые в струнку как кремлевские курсанты ровнёхонькие резцы. Здесь же на фоне фигуры и лица они смотрелись уже по-другому: я был похож на вампира, только у того клыки выглядывали зловеще, у меня же такими были все зубы. Я даже забыл про воспалённые и опухшие десны и потрескавшиеся как высохшая земля губы.
- И как это понимать? - задал я сам себе вопрос. - Это что за дикость в меня впихнули? Но звонящий телефон от мадемуазель оторвал меня от мыслей.
- Ну давай быстро рассказывай, у меня выдалось пара свободных минут.
В двух фразах описал как надо мной изгалялись и в конце добавил:
- Наше завтрашнее торжество не состоится.
Мои новости ей пришлись не по вкусу. Её голос рухнул словно камень в Марианскую впадину. И уже оттуда совсем не свойственным тоном обещает перезвонить вечером, как только придёт с работы.
«Ну вот расстроил девочку, так всегда получается, думаешь и мечтаешь об одном, а в реальности получается нечто противоположное». Я поудобнее устроился на диванчике и незаметно для себя уснул. Не знаю, сколько я проспал, но меня разбудил шум мелюзги и мелкоты, доносившийся с детской площадки. Окна были открыты, и они так громко кричали, что казалось своим криком разбудили до этого приутихшие раны, и теперь они опять так яростно заныли, как будто хотели перекричать самых горластых и крикливых неугомон.
Пришлось идти прополоскать рот. Кровь все еще сочилась. В холодильнике нашёл кровоостанавливающую мазь «Солкосерил» и жирно обмазал щеки, носовые складки, и те ткани, выглядевшие как раздавленная спелая вишня. Вернулся на свою перинную лежанку и уставился в экран телевизора. В таком положении меня и застал звонок Юлии. Оказывается, за окнами уже наступил вечер.
- Как себя чувствуешь?
- Бывало и лучше. В какой уже раз спасли коленки.
- Ты их опять намазал? Сразу две?
- Обе, чтобы точно подействовало.
- Я не поняла про дёсны, она их специально содрала как кожу на скотобойне?
- Только там с трупа.
- Ни хрена себе? У неё точно с головой всё нормально?
- Не знаю, справку из психбольницы не спрашивал.
- А надо бы!
- Кто же мог предполагать, что меня ожидает. Она даже не посчитала нужным что-либо разъяснить, как будто я этим не один десяток лет занимаюсь. Мне совсем не понятно, если уж она решила очистить корни от десен, то зачем для этого использовать какие-то веревки, шнуры, шпагаты, как будто для этого мало пинцета.
- Ты еще не понял? Эти снасти в виде ниток нужны для увеличения стоимости работ. Именно копеечные расходники зачастую дают заоблачную прибыль. Вот она тебя ими и обматывает, как осьминог добычу, хотя с легкостью могла обойтись без них.
- Да уж, кощунства ей занимать. Она эти нитки потом полчаса выуживала из ран, капалась там как ворона на свалке. Никуда не торопилась, ждала, когда обезболивание закончится и только тогда влепила коронки и сразу же исчезла, и думаю, в подсобку, где у них стоят мониторы, записывающие всё что, происходит в кабинетах. Камеры кругом, в том числе и напротив стоматологических кресел.
- Они вуайеристы? Или готовят новое телешоу типа: «Дантисты за стеклом?»
- Да хрен её знает.
- Ты у них не спросил, насколько законны такие сьемки?
- Спрашивал. Говорит для того, чтобы избегать внештатных проблем, типа если что-то было сделано не так или, когда мы ведем себя не вполне адекватно, пристаём к ним и хватаем за всякие мягкие части.
- Я бы возмутилась и потребовала, чтобы меня не записывали.
- Мне уже всё равно, лишь бы побыстрее эта паранойя закончилась. Фарш из меня сделала. Я конечно понимаю, для чего нужна обдираловка, чтобы под дёснами спрятать края коронок. Идея вроде бы неплохая, но только в теории. В реальности же выходит не совсем гладко. Произошло утолщение тканей вокруг корней примерно на миллиметр, может и два. Визуально заметна сильная опухоль. На первый взгляд не так много, однако губам такое тесное соседство не по нутру. Конечно можно всё свалить на гематому, но даже когда она пройдёт, десны к своему прежнему объему не вернутся. И к этому придется привыкать. Так и хочется сказать: красота требует жертв.
- Выглядят-то они красиво?
- Не то слово. Мне кажется, что толстуха перегнула с размером. Таких в природе точно не бывает. По крайней мере я еще ни у кого не встречал. И ведь это только верхний ряд, про нижний я боюсь и подумать. Если и он будет такого же размера, то на кого я тогда буду похож?
- Они больше пластмассовых?
- Мне кажется, что да.
- Уж лучше бы ты ходил со своими. Удалил бы все нервы, поставил пломбы и жевал бы всё, что твоей душе угодно. Ну подумаешь, поменьше улыбался бы. Больше строгости, крутые цацки, и никому бы не было дела, что там у тебя во рту.
- Ты не права. Как бы ты реагировала на человека, у которого под ногтями толстые слои грязи.
- Бррр.
- Вот и я также фигею, когда вижу свинарник во рту. Кстати, ты можешь даже проверить в интернете синоним к слову: свинарник.
- Это - рот?
- Да.
- Вот уж не думала.
- Так что в моём случае не столько важно, что обо мне подумают, а важно то, безразлична ли мне смердящая разруха под собственным носом? Ведь согласись, куда приятней, когда там райский уголок. Так что я по любому справлюсь и ничего меня не остановит, тем более осталось-то совсем немного. На следующей недели меня еще раз поджарят до румяной корочки и, можно сказать, все страдания закончились. Правда, еще импланты остаются, но это делается в один присест, без всяких ниточек. Так мне эта толстуха сказала.
- А я уже все свои вещи собрала, - печально произносит Юля.
- Одну секундочку, пока мы болтали кровь набежала, пойду избавлюсь от неё.
После того, как выплюнул очередной сгусток, прополоскал рот я взял трубку телефона.
- Это хорошо, что собрала. У нас же ничего не горит, не получилось в эту субботу, получится в очередную.
- Ты же не знаешь, что она приготовила к твоему приходу. И как на тебе отразятся её потуги боюсь даже представить. С твоих слов, похоже на её первый дебют. Где-то слышала, но еще самостоятельно не пробовала.
- Ты меня не пугай. Дарья не могла же мне полнейшего профана подсунуть.
- Профан мужского рода, тогда уж полнейшая профанучка.
- Профанья.
- Когда ты, с профаньей встречаешься?
- В пятницу.
- Готовься, наломает она дров.
- Говоришь угрожающе.
- Ты не забывай, я ведь плотно коммуницирую с самыми разными людьми и мне каждый день десятки раз приходится делать выбор, кого брать, а кому давать от ворот поворот. Я чутко таких фальшивых леваков угадываю с первого взгляда, а твою уж не то что на порог, к зданию не подпустила бы, сказала б охране: «Гоните в три шеи».
- Сурово.
- Но справедливо.
И я завис. «Не хотелось близко принимать её реплики. Но, когда рот пузырится алыми шарами как пенный шампунь, верхняя губа как у бабуина топырится и отвисает, в квартире стойких запах свежих бефстроганов, сегодняшняя сорочка даже для половой тряпки не пригодна, за щеками притаились по грецкому ореху, а стальные болванки, обжимая с двух сторон корни впиваются так глубоко, что уперлись в кость, то даже не вполне владеющий своим умом догадается, что с ним всё идет не так. Да и первый попавшийся прохожий, видя эту картину вынесет однозначный вердикт: улепётывай оттуда со всех ног. Ну да, самое простое, сдаться и удрать. Но не в моём положении. Осталось совсем чуть-чуть, проглочу её неадекват и завершу начатую одиссею».
- Але, ты где?
- Я тут, задумался немного.
- О чём?
- Как тебе сказать… Мне запретили приходить при параде. Мол, это не комната для любовных свиданий. Одеваться надо попроще.
- Как бродяга?
- Не уточнила. Но в следующий раз подберу одежду из старья.
- Похоже, ей таланта не занимать ставить клиентов в тупик. Ладно, пойду пока разберу чемоданы. И уже чуть игриво произносит:
- Хорошо потренировалась по очищению шкафчиков и полок, обнаружила столько ненужных обносок. А так бы еще лежали и моль кормили.
- Ну вот видишь, даже в этом есть положительные моменты. Заодно и порядок наведешь. Не грусти, все будет хорошо.
- А что мне остается делать? Только надеяться, что когда-нибудь твои злоключения закончатся. Мы завтра не увидимся?
- Не готов себя на божий свет явить, а уж тем более тебе. Мало того, что у меня еще тот видок, так к нему добавляется дущок не первой свежести. Как только всё придёт в норму, будешь первой зрительницей.
- Убедил. Надеюсь на поцелуи в грядущие выходные.
- Язык уже наготове. Будут вам поцелуйчики, вздрючка и пендрючки с чертями.
- Ловлю на слове.
- Со мной не слипнется.
- Тогда до встречи!
Но встречи не было три недели. Я решил выполнить требование толстухи и на следующее испытание завалился как на овощную базу в спортивных брюках и потёртом поло, в них я переоделся в машине. Стоптанные кроссовки и давно не стиранная форма, провонявшая потом, начала всех шокировать еще с порога.
Как только она увидела меня в необычном наряде, тут же напялила марлевую повязку, пропахшую то ли хлоркой, то ли еще какой-то ядовитой жидкостью. «По-видимому этой амброзией обозначила ответный жест, когда ей предстояло не один десяток раз склониться надо мной». Но вот только вонь моих треников могла перебить любой даже самый тошнотворный смрад. Благодаря им, я так и не почувствовал запаха собственной плоти, несмотря на то, что с моими нижними корнями она проделала тоже, что и неделей раньше. Правда, было одно отличие: уколы в нижнюю челюсть оказались менее болезненными, да и количество их было поменьше. Ну а наматывание ниточек уже не вызывали рефлективную дрожь. То, что я смог легче перенести, еще ничего не говорило. Последствия оказались непредсказуемыми. После того как коронки вбили на подобии свай в грунт, я ждал десять дней, когда распотрошённые дёсны покорно смирятся и поймут, что чужаки пришли на вечно.
Первые трое суток их возмущению не было предела, скворчали как маргарин на сковороде. Потом присоединился бесконечный свербящий и ноющий зуд, сводящий с ума, чем-то похожий на музыкальную комнату из кинофильма: «Ошибка резидента». Я метался по комнатам в поисках укромного местечка, чтобы хоть на мгновение уменьшить нестерпимый свербёж, но нигде не находил облегчения. Иногда подходил к зеркалу и по долгу внимательно разглядывал то, чем меня наградили. А наградили меня длинными и тонкими жердями, похожими на стоящих рядом рыболовных удилищ, прямо хоть к ним леску привязывай с крючками и в реку или на море. Разглядывая воздвигнутый цитадельный строй я все никак не мог взять в толк, меня что готовят к всемирному конкурсу на звание самых идиотских творений протезистов или это современный уровень сетевых стоматологических шарашек, куда скопом приглашают тех, кто хоть раз в руках держал перфоратор, скребок, гаечный ключ или долото?
За эти дни в какие только суставы я не втирал чудотворящий крем, перепробовал уймищу неизвестных мне анестетиков, иногда запивая их вином, соком, молоком, квасом и даже пивом. Прикладывал на несколько часов лед и спиртовые примочки, но всё оказывалось бесполезным. Было похоже на то, что десны в диком бешенстве от того, что с ними так антигуманно поступили. Дважды я приезжал на осмотр, молча показывал пальцем на проблему консилиуму зубобракоделов во главе с руководителем, но они ничего не обнаруживали и в унисон продолжали меня успокаивать:
- У вас все хорошо, никакого воспаления нет, ну а то что они ноют и гудят как высоковольтные провода, так это в скором времени пройдет, потерпите еще немного. – Не переживайте. Все будет хорошо.
Я пробовал что-то сказать, но едва челюсть приходила в движение, как по скуле прокатывалось огненное колесо, а вслед за этим появлялась боль, похожая на кожный нарыв, поэтому приходилось трясти головой и пальцами указывать на то, что мне не даёт покоя. Ну а с Магомедом обменивался только эсэмэсками.
На одиннадцатый день изводящий свербёж прекратился. Я, не веря такому счастью быстро сварил кофе, добавил сливки и блаженно растянулся на диване. После двух чашек решаю устроить себе маленький домашний пикничок, так сказать отвести душу и наконец-то покончить с диетой, которая уже чертовски поднадоела с кукурузными, гречневыми и рисовыми кашами, да отварными макаронами. Но больше всего я горел желанием опробовать вросшихся за какие-то пару десятков суток новые приобретения. Еду на рынок за фруктами, овощами и зеленью. Стругаю салат и вот он знаменательный момент: я, удобно расположившись перед телевизором, с вареной говядиной и картошкой, грудь распирает от величия, в светящем настроении приступаю к трапезе, и от первой порции еды получаю такой неожиданный эффект, что неосознанно вскакиваю из-за стола и начинаю метаться, словно меня преследует злобная оса. Оказывается, верхние, забористые коронки не соприкасаются с нижними, две челюсти потерялись и не могут вместе сойтись. Мои попытки хоть как-то наладить процесс пережёвывания не к чему не приводит, кусочки огурцов, перца, редиса, капусты, помидоров просто проскакивают мимо жевательных зубов и маляров. Даже когда я начинал активно двигать нижней челюстью туда-сюда, то и в этом случае ничего не получалось. Они натыкались на бугорки, обнаруженные мною на левой и правой сторонах на двух верхних премолярах и на резцах.
Тогда я перевоплотился в кролика и активно задвигал передними резцами, но и здесь меня поджидал сюрприз. Как только между ними что-то оказывалось внезапно раздавался то справа то слева громкий сухой щелчок, а иногда они стреляли дуплетом. Это начинали издавать звуки лицевые суставы, провоцировавшие стереофонический шум в ушах сопровождающий тонким комариным писком. Моё нутро пришло в такое возбудимое и экспансивное состояние, что заставило меня налить полную кружку водки и осушить до самого дна. Но легче не стало. Я сотрясался как под порывами урагана от негодования и злости. Столько всего пережить и вынести, и в итоге непонятно что в меня вдули, то ли изгородь, то ли щиты. Получается, что зубы как бы есть и как бы их совсем нет. Это уже больше похоже на насмешку и карикатуру! Они же бесполезны, и даже для хвалебных буклетов не годятся!
Звоню в зубомонтаж и прошу немедленно пригласить Елену Васильевну к телефону. Но оказывается меня подкарауливал матёрый подвох. Пока я десять дней был в отключке, я ведь ни с кем не разговаривал, а только переписывался. Сейчас я попытался заговорить и у меня почти ничего из этого не вышло. Мои верхние и нижние коронки не то что не касались, они со всего размаха лупили друг друга причем так усердно, что можно сравнить со стуком дюжины молоточков по железному листу, отчего понять, что я хочу произнести было просто невозможно. Я был настолько взбешен, что, не раздумывая вызвал такси, показал адрес, написанный на бумаге и жестом приказал водителю лететь на всех парах.
Поджидала меня на ступенях медсестра из Азиатской республики. Открыла входную дверь и велела следовать за ней, даже не дав надеть бахилы. В кабинете набычившись стояла толстуха на губах которой играло дурацкое выражение, руки согнуты в локтях и уперты в бока. Я присел в кресло и с помощью пальцев, гудения и кое-каких членораздельных букв обрисовал суть проблем, но она даже и ухом не повела, а изворотливо предсказала:
- Ничего в этом нет страшного, ни вы первый, ни вы последний. Со временем вы к этому привыкните и научитесь нормально пережёвывать пищу. У вас были одни зубки, сейчас другие, к ним надо привыкнуть.
- Да не хочу к такому привыкать, - чуть ли не ору я от негодования, при этом коронки дружно отстучали как клапана в двигателе внутреннего сгорания. - К тому же у меня громко щёлкают челюстные суставы, чего раньше никогда не было.
На что она простодушно вновь повторила уже набившие не только уши, но ушные каналы её слова:
- Ничего страшного в этом нет, идет перестройка ваших суставов, пощелкают и перестанут.
Сложно предположить, как повёл бы себя кто-то другой, но мой ответ был молниеносный.
- В гробу я видел вашу перестройку суставов вместе с вашей сраной шарагой и под стать ей такими же дантистами с техниками, - шпарил я во всю глотку. - Вы мне что воздвигли? Китайскую стену? -глухо отбили морзянкой мои коронки. Могли бы и Эйфелеву башню вместе с пирамидой Хеопса пристроить. Что фантазии или ума не хватило? Но, слова прозвучали обрублено, скомкано и понять, что же я хотел донести было почти невозможно. Зато до наших ушей долетели цоканье набоек на каблуках, прямо как у упряжки гнедых, бегущих рысью по брусчатке.
- Это что? - я пальцами указал на челюсть.
Напрасно я распинался. Моя слушательница стояла в двух метрах от меня и по взгляду было видно, что её мои трудности совсем не тревожат, как будто тут только и делают, что стучат ложками по пустым кастрюлям. «Похоже она ничего не понимает, - сделал я вывод». Пробую зайти, с другой стороны.
- Я, когда пытаюсь что-то съесть, - звякнул я со злобой, - то из-за треска не слышно телека, включённого на полную мощь. «Ага, - смекнул я. Чем громче орёшь, тем большую часть речи проглатываешь и тем сильнее стук. Так мне что, нежно ей в ушко шептать?»
Она, с постным видом, продолжала смотреть на меня как на забавную заводную куклу, даже попыталась соблаговолить вникнуть в то, что я доношу, а лик её был такой же как у чертей, скачущих пятнадцать лет назад по одеялу. «Вот они и навестили меня, перевоплотились в земное существо. Могли бы выбрать посимпатичнее тело. Или это месть, за то, что вытравил их как мух из своего жилища? Похоже, что без освещения не обойдешься. И на миг представил, как деловито расхаживаю по кабинетам и испускаю из дула святой дух». От видения такой картины внутри аж повеселело и не дождавшись успокоительных и заглаживающих реплик, мои ноги резво вынесли меня на улицу как из чумной и заразной лечебницы.
Добравшись до салона, я шепотом вызвал бухгалтера и объяснил, что со мной произошло. Она вместе со своим мужем пару лет назад потратили не мало времени и сил, чтобы навести лоск у себя во рту. У нее остались координаты парочки мест, где по её заверениям трудятся одни из лучших мастеров своего дела, много лет стажировавшиеся в Штатах. Недолго думая, я сажусь в машину и мчусь на прием. После дежурного осмотра я впервые услышал о волшебных гнатологах, изучающих морфофункциональные взаимосвязи тканей и органов зубочелюстной системы, и уже вечером меня прощупывала и простукивала ведущий научный сотрудник стоматологического института. Она предложила провести тщательное обследование с одновременным конструированием челюстных костей предупредив, что оно не дешевое, как минимум пятьсот-шестьсот тысяч. Срок исполнения примерно полгода, но вот результат не гарантирован. А за то, что она оторвалась от своих академических и научных изысканий, да еще потратила время на дорогу я должен внести в кассу десять тысяч рублей.
На другой день я отправился к новому знатоку и после долгой беседы и его беглого осмотра был вынесен вердикт, компьютерное моделирование и переделка займут до года, и влетит мне примерно в миллион. Ну а за сегодняшние услуги пять штук.
Уходя от них, я тихо прошепелявил, что обещаю подумать и если что, то отвечу по интернету на электронный адрес.
Утром, едва я продрал глаза, как телефон не умолкая стал доставать настойчивым вызовом. «Кому это я так срочно понадобился?» Но номер был не знаком, и я про себя послал куда подальше этого настырного. Но минут через десять вновь раздался сигнал, потом он повторился еще раз. Стало интересно, кому это так неймётся? Оказалось, меня достаёт помощница редчайшей спасительницы, которая видимо решила отвлечься от своих трудов и немного подзаработать на мне. Её речь звучала как приговор трибунала, если я пренебрегу их исследованиями.
- То, что шум в ушах и щелчки, это самое невинное, что у вас сейчас есть, - напирает на меня звонящая. - Но со временем может заклинить челюсть или разрушиться суставной диск, и тогда вам не избежать очень сложной и дорогостоящей операции. Вы понимаете, что вас ждет впереди! Когда вас записать на прием, на завтра или послезавтра?
- Надо же какая настырная, - пробубнил я как во сне.
- Что вы сказали? - я вас не расслышала.
- Я вам перезвоню и скажу, когда.
Но она всё напирает и напирает, и продолжает стращать уже вселенским катаклизмом.
- Когда записать? Когда записать? Когда записать? – неслись заклинания из динамика.
«Во как заклинило бабу! – отметил я про себя, - халявным баблом запахло, вот они и встрепенулись». И если вначале я положительно воспринял пожелание стать объектом тщательного изучения, то сейчас, навязчивая «назойливость» начинали меня бесить и злить. Не много найдется желающих после такого прессинга к ним ехать. Я отключил телефон и раз и навсегда забыл к ним дорогу.
Магомед был в курсе того, что со мной приключилось, поэтому сделал вывод, что лучше вести эпистолярное общение и отправляет мне длинное письмо, смысл которого сводился к тому, что мне следует составить претензию и отправить руководству. «Наш юрист готов немедленно этим заняться». На самом деле я не нуждался в его подсказке и уж тем более помощи, поскольку еще вечером был написан черновой вариант. Осталось только его причесать, чем я и занялся. В итоге моя жалоба свелась к семи пунктам.
1. Невозможность разговаривать. Верхние и нижние коронки при разговоре неистово костыляют друг о друга, в результате слова заглушаются или обрываются и мою речь никто не понимает, она стала похожа на язык палочек для барабана. А вступать в диалог с закрытым ртом я не умею. Как и не владею языком глухонемых.
2. Поверхности всех премоляров имеют мелкие бугры. Странно что ни техник, ни Елена Васильевна этого не заметили.
3. Жевательные моляры расположены в хаотичном порядке, и что-либо разжевать попросту не получается из-за отсутствия тесного контакта, даже месить не удаётся. Они вскользь касаются друг дружку. Попытки как-то приноровится или приловчиться заканчивались тем, что я только и делал, что кусал свой же язык, превратив его одновременно в отбивной антрекот и жвачку.
4. Произошло изменение дикции. Чтобы кому-то что-то сообщить, не тарабаня коронками, приходится держать рот крепко стиснутым и говорить утробным голосом. Как итог, меня никто не узнает, поскольку слова стали похожи на то, как если бы их произносили в длинную и узкую металлическую трубу, слышен только невнятный гул и половинки фраз.
5. Из-за необъяснимой высоты коронок, челюсти все время находятся в состоянии напряжения, отчего по утрам, сильно ноют лицевые суставы.
6. Стоит мне всего на чуть-чуть приоткрыть рот, как раздается сильный щелчок, и если в этот момент кто-то находится рядом, то он неожиданно вздрагивает и начинает обращать на меня пристальное внимание.
7. Поскольку я читаю лекции и веду семинары, то как мне прикажите выполнять свои педагогические обязанности?
Ну а в конце дописал, что хочу лицезреть ответы в письменном виде не позже завтрашних двенадцати часов.
На сайте «шарашки» было несколько почтовых ящиков и в каждый из них было по нескольку раз отправлена моя депеша. Моё роптание возымело действие. Меня вежливо пригласили приехать утром к девяти часам.
Последний раз я переписывался с Юлией в прошлый понедельник, а сегодня была пятница. Хотелось поделиться наболевшим и что же в итоге получилось. Но она могла все произошедшие события расценить по-своему и обвинить меня в том, что я соблазнился на дешевую забегаловку, и теперь жалуюсь, что со мной обходятся по-скотски. Впервые в наших отношениях пробудилась длительная пауза. Конечно, я ждал от нее внимания, но она видимо рассудила, если я молчу, то на это есть свои причины и не стоит меня лишний раз тревожить. Ведь это я неоднократно утверждал, что всякие передряги и невзгоды надо пережить одному и лучше в них никого не посвящать, так будет всем спокойнее. «Говорил: что это мой крест и мне одному его нести». Вот я его и нес, в одиночестве, а иногда брал в помощники бутылку вина, которая позволяла на короткое время облегчать тяжелую ношу.
Её поздний звонок прозвучал как полицейская сирена. Я лихо схватил трубку и услышал чувственный голос, созвучный азиатским народным мотивам. Это была Она. Едва я открыл рот, как посыпался град вопросов, и мне пришлось деликатно как в музее вполголоса, чтобы не вспугнуть, рассказать, про иезуитскую сумасбродную пародию, превратившую меня в заключённого, поскольку в ней боязливо показаться на людях. Ну а уж про то, как с кем-то начинать беседу и вовсе надлежит забыть, если только не записывать речи на бумаге.
- Мало того, что я щелкаю зубами, так еще и отбиваю морзянку. Прямо радистка Кэт. Представляешь какая получается какофония! Но прогресс неумолим, и на мою беду завелись склизкие, хитрые пройдохи, называющие себя гнатологами. Они очень любят щедрое вознаграждение, но взамен ничего не обещают. Компилируют замысловатые графики, диаграммы, показывают где в каком месте находится костяшка и что это может значит. Этакие медицинские астрологи или хироманты. А сами страшненькие-престрашненькие. От одного вида аж жуть берет. Чувствовал себя как красная шапочка в гостях у серого волка, у которого из-под кровати выглядывают семеро голодных волчат. Взгляд колючий и враждебный, кровь аж стынет в жилах. Знаешь, что я в тот момент подумал: вот я сижу перед ними в золотых часах, явно не страдаю от невнимания женского пола, и хочу стать еще лучше, а они с такой невыразительной и непривлекательной внешностью, и, казалось бы, столь необходимыми знаниями, явно обделены мужским вниманием, и все что им позволено, так это только заглядывать к нам в рот, прикасаться к щечкам, посидеть рядом, вдохнуть аромат дорогого парфюма, а возможно, как это делает толстое существо, нечаянно прижаться своими трепещущими дынями к телу и немного ими подразнить меня в надежде почувствовать, а вдруг я проявлю к ним внимание. Но у меня даже за солнечной орбитой не закрадывается никакой мысли потакать их эротическим позывам. Тут поневоле воспылаешь ненавистью к мужикам.
- Какие-то у тебя друзья чудаковатые, - услышал я в её голосе смешок. - Специально тебя отправляют к криворуким, алчным и невзрачным. Где они их только находят? Случайно не в Капотню ездил?
- На Рублевку и Шоссе энтузиастов.
- И какие теперь твои действия?
- Завтра с утра еду в свою тухлую забегаловку, ставшую уже очередным местом работы, послушаю заведующую, что она насвистит на мою претензию.
- Ты им претензию написал?
- Написал. Задал им несколько вопросов, в том числе, почему я не прыгаю от радости от их высокопрофессиональных художеств.
- Оттуда мне позвони.
- Обязательно.
- А зубы твои действительно стучат, - чуть ироничным голосом сказала Юля.
- Сильно слышно?
- Прилично! – Ты как барабанщик. Или поп, звонящий в мелкие колокола.
- Не издевайся.
- Это не я издеваюсь, это твоя пышная протезиня.
- Такую протезиню и врагу не пожелаешь. Послушаю, что за арию она мне завтра исполнит.
- Ну а как выглядят злободневные коронки, попсово?
«Она и пяти минут не может спокойно говорить, чтобы не по остроумничать, но не стал сопротивляться её мнению».
- Как переливающие лакированные туфли.
- Какой у тебя блеск-модерн!
- Ага, закачаешься.
- Пришли селфи.
- Их надо видеть воочию.
- Когда мне покажешь?
- Завтра как съезжу, напишу тебе.
- Тогда удачной поездки.
- Это уж как звезды встанут.
И вот меня в девять утра дуэтом осматривают заведующая, средних лет особа, и так называемый приглашенный эксперт, пожилая дама давно уже пенсионного возраста, кандидат медицинских наук, профессор, преподаватель стоматологического ВУЗа и руководитель кафедры. Я им едва шевеля губами описываю свои трудно передаваемые вслух впечатления, сопровождая медитативными выбиваниями чечётки и зычными хрустами лицевых суставов. Затем предлагаю послушать мою обычную речь и выдаю такую дробь, от которой слова, как каскад слюней разлетелись по всему кабинету и в них не звучало никакого смысла. После чего, показываю пальцем на штакетник, и гневно шиплю:
- Это никудышная липа, не имеющий ничего общего с реальным протезированием.
Они оторопело смотрят на меня как на прокаженного. Эксперт просит меня открыть рот, потом закрыть, что-то измеряет линейкой от подбородка до носа, показывает это своей напарнице и спокойным тоном выносит вердикт:
- Надо все переделать. Это никуда не годится.
Заведующая мотнула чёлкой в знак согласия и удалилась за Еленой Васильевной. Мы остались вдвоём, и я пытаюсь выяснить, что эта за такая методика - закапывание коронок с ниточками глубоко под дёсны.
- Да, - говорит она, есть такая инновационная методика, - пришла к нам из Америки.
- Вместе с санкциями, - добавляю я.
- К сожалению, это неприятная процедура.
- Как и все, что делают американцы не только отношении России, но и всего мира.
- Вы извините, кто по профессии?
- Ваш коллега. Преподаю политологию.
- Тогда понятно.
- Вам может быть и понятно, но терпеть приходится мне. И знаете, что я вам скажу, кого не спрашивал из знакомых, кто ходит с коронками, никто из них ни с чем подобным не сталкивался. Никто не слышал про бечёвки и никакого ошкуривания как бревно не было.
- По-другому сейчас стоматологов не учат.
- Мне что, сказочно повезло! - и мысли завертелись в голове: «Меня пробивные бенефициары, ориентированные на Вашингтон, прививают к самым передовым и новаторским технологиям и как выясняется не к старомодным, домостроевским и неактуальным советским, а выдающимся заокеанским, а они по своей сущности могут нести только благо. Как итог, лишили родных зубов под надуманным предлогом, что мол они стали тонкими, не надежными и легко ломаются от нагрузки, и вместо них воткнули иголки, скорее всего произведенные там же. И теперь их втюхивают нам как неразумным существам по заоблачным ценам. Можно подумать они прочнее цельной кости. Их цель вполне понятна, зарабатывание денег. Больше труда и материалов, выше бонусы. Интересно, а сколько отслюнявило Министерство здравоохранения за право применять демократические штатовские методы протезирования? А тот, кто проталкивал? Сколько прилипло к его ладошкам? Наши то были советские, ортодоксальные, а, следовательно, не правильные, тоталитарные. Надо бы всем обезьянкам, кто прививает подобные технические вульгаризированные приемы на себе сначала попробовать, что это за счастье такое, а уж потом с нами ими делиться. А то вот ваша протеже постоянно удивляется, и чего там у меня может быть больно? Такого же не может быть! Это же американская повсеместная практика! А она всегда верная и безошибочная!»
Внезапно заходит начальница с бесцветным замогильным лицом как у привидения, а следом за ней бочонком вкатывается слабоумная мастерица со скорченной бледной миной. Профессорша убеждающим голосом в деталях объясняет бестолковым тёткам что было сделано неправильно и предлагает свое видение разрешения моей проблемы: «Снять оба протеза, вместо них поставить коронки из пластмассы и обтачивать их до такой степени, чтобы мне было комфортно, и только после этого делать слепки». Эти безмолвные ослицы согласно машут гривами, причём так показательно, как будто им сообщили что-то бесспорное и неопровержимое и на этом наша встреча заканчивается. Я же отправляюсь в столь знакомую комнату, где как выяснилось беспрекословно подчиняются всем рекомендациям заокеанских наставлений и где я должен расстаться с отвратительным безобразием, не имеющего ничего общего с тем, что называется Голливудской улыбкой.
Разеваю пасть, и в рот направляется гладилка, похожая на карандаш, у которой острые изогнутые концы, применяемую для утрамбовки пломб. Этой штуковиной недоучка натужено пыжится и пытается оторвать глубоко закопанные и вросшие в плоть коронки. Они, несмотря на то что сидят на временной пасте, ну никак не желают сдаваться и покидать насиженное местечко. Но она все налегает и налегает, начинает пыхтеть как морж, фыркать носом и теперь мне грезится что еще немного, и вся эта конструкция может оказаться наружи только с моими корешками. Становится нестерпимо больно, от волнения я нервно и глубоко задышал, разбрасывая мелкие капли крови вместе с выдыхаемым воздухом. Неутомимая начинает злиться, что ничего не получается, прикладывает все больше и больше сил и тут я не выдерживаю и как завоплю во все горло.
- Аааааааа!
Пауза, непонимающе вылупленные глаза, а потом вдруг как взвизгнет раздраженно:
- Вы чего раскричались? - вам же не больно. Ко мне приходят двадцатилетние девушки и им ничего не больно.
Тут я и не сдержался, забыв о том, что чем громче пытаюсь что-то высказать, тем пуще скрип и дробь. Консолидированность коронок напомнила мне бессистемные, обрывочные и тарабарские звуки, доносящиеся из музыкальной колонки.
- Вы что, совсем охренели? - кричу я во всю мощь своих легких. - Я вам говорю, что мне очень больно. Вы что, уши дома забыли или у вас там пробки? Сколько можно издеваться? Это уже даже не дебильная шарашка, а какое-то фашистское гестапо! И демонстративно выплевываю в раковину кровяной сгусток.
Короткая передышка. Истязательница взвешивает мозгами услышанное и вдруг отлучается, и я остаюсь один в полной тишине. Возвращается минут через пять с чайником и предлагает мне набрать в рот кипятка и там его подержать, чтобы с её слов непостоянная паста крепко присохшая и прилипшая к вкладкам нагрелась и размягчилась. Я скривился от такого бреда, тем не менее выполнил просьбу и просидел минут десять с полным ртом горячей воды, обжигая всю слизистую. Вновь пытается крючком сковырнуть, ничего не выходит. Предлагает мне подышать воздушными парами. Мне уже становится интересно, куда занесут её несуразные заморочки. Толстуха включает чайник, я наклоняюсь, оттопыриваю губы и обнаженные ткани обдало жаром воздушных капель. Мысли завертелись над тем, что я делаю. «Эта масса находится в замкнутом пространстве, и если повышать градус, то происходит её расширение, а значит она плотнее соприкасается со всем, что её окружает. В таком случает не нагревать надо, а замораживать, ну или по крайней мере прыснуть в пасть охлаждающий спрей. Но этого ей я не скажу, а то ведь точно отправит в морозильную камеру, или постарается применить наружный аэрозоль, а потом будет меня обвинять, что не выполнил её указания». Постепенно кожа краснеет, появляются крупные капли пота на лице и через пару-тройку минут, я выглядел как сваренный рак. В душе начинаю потешаться происходящему, ведь кому рассказать, никто не поверит. Но это был только первый акт. Я уже знал, что с каким бы упорством она не надрывалась, ничего не получится. На деле же, всё так и было. Распаренные дёсны как по команде прыснули во все стороны алыми струйками, а резь была такой нестерпимой, что я не на шутку испугался за челюсть, как бы дурища её не сломала. От этой страшной мысли меня охватывает ужас, тело покрывается испариной, и я вновь во всю мощь своих легких выдаю животный истошный вопль.
– Аааааааааа!
От такого громогласного рыка испугалась не только она, но и, все кто в тот момент были в этом дурдоме. Опять я остаюсь один. Начинаю философствовать, чем же она меня будет дальше удивлять. Не прошло и двух минут, как появляется в дверях и в руках держит что-то напоминающее мне речной багор, только размером чуть-чуть поменьше. «Так и хочется воспеть оду неиссякаемым фантазиям, прочитанным из англосаксонских методичек. Этот гнутый заточенный прут тоже оттуда? Интересно, во сколько он обошелся грош?»
- Откройте пошире рот! - говорит она как нашкодившему коту.
Гляжу на согнутую железку и глазам не верю, она, ничего не объясняя, с трудом засовывает её в мою пасть, заострённым краем цепляется за низ своего «заборорукоделия», и я получаю пневматический удар, не отличимый от хорошего тычка кувалдой снизу по подбородку. Я всякое видел в медицине, но, чтобы вот так, при помощи пневматики, что являются младшими собратьями отбойных молотков, вытряхивать из меня то что сама намертво прилепила, такого мне счастья еще не приваливало. Опять появился сладковато-соленый вкус. Чувствую, как череп от внутренней встряски мозгов вот-вот лопнет и до меня начинает доходить, что дальше так продолжаться не может. Эта жердь с её-то никудышными руками, может в любой момент соскользнуть с коронки и тогда даже трудно себе представить, что может случиться. Крюк вонзается в нёбо, проходит сквозь него как по маслу и выскакивает наружу в районе носа, это если повезет. А если нет – то можно лишиться и глаза. Спасая себя от непредвиденной катастрофы, я инстинктивно издаю воинственный крик:
- Ёёёёёёёёббб!
Садюгу аж тряхануло. Застыла как вкопанная. Вытаращила полные злобы глаза из орбит и смотрит как на непокорного психа, привязанного к кровати и пытающегося освободится от пут. Осторожно выуживаю из пасти страшный агрегат, и весь бурля от негодования, уже не говорю, а грозно гавкаю:
- Все, хватит издеваться. Включайте машинку и режьте это ваше чудотворное уродство.
- Я их тут буду целый день разрезать, - слышу я недовольный голос.
- А я никуда не спешу. Я вам что бутылка, у которой не выскакивает пробка? И вы для этого бьёте по челюсти как по донышку? Так чего вы тогда миндальничаете. Вон у вас у подъезда лопата стоит, возьмите её и долбаните меня как следует по затылку и все эти протезы пулей вылетят. Делов-то всего на пару секунд.
Похоже, что такого отпора она еще не получала. Скривившись, крутанула пышным станом вновь оставляет меня одного. «Что-то сейчас будет! Неужели прислушалась и пошла за лопатой?» Но всё оказалось куда банальнее. Мгновения спустя она влетает, снимает слепки и снова пропадает. Возвращается с какой-то железной баночкой из-под леденцов, что-то там ищет, и вот я слышу до боли знакомое взвизгивание. «Ну теперь совсем другое дело», - молча я напел самому себе. Не прошло и часа, как я приобрел свободу. А через пятнадцать минут меня вновь обули в желтую пластмассу, в точности соответствующая тому, что с таким большим трудом удалось сковырнуть.
- Ну и зачем Вы мне шило поменяли на мыло? Слепили один в один, да еще желторотые как цыплята, или детская радость! - прохрипел я, в сопровождении литавр и тарелочек. Они же мне явно не подходят. Надо ставить те самые первые, я к ним более-менее привык. Им придать аккуратную огранку и вполне можно жить.
- Те совсем неправильные, вот эти правильные, - неубедительно произносит тупомозглая.
Я уже начинаю повышать тон её необоснованной непоследовательности:
- Да, они были великорослыми как придорожные столбы, но ведь в них и жевать было удобно, и они не стучали колотушками по мозгам и ничего не щелкало. А эти, неудобно сварганенные? Только и годятся для сопровождения бравурные маршей. Давайте проверим?
- Ничего я проверять не буду, я знаю, что делаю, - сразу же последовал ответ.
- Ладно, пусть будет, по-вашему, вам виднее, - протянул я недоверчиво.
И она начала шлифовать пластмассу у меня во рту. В тот день я вдоволь наглотался пыли. Возилась она со мной почти два часа и выглядел я так, как если бы на меня упал мешок с приправой карри, весь в мелкой желтой крошки, как при желтухе. Тем не менее, когда она закончила я для проверки спешно прикусил жвачку и обнаружил, что чечётку не выбиваю, а вот хруст и треск никуда не исчезли. Но её это, кажется, меньше всего волновало.
- Не обращайте на это внимание, - это распространенный пустяк. Сегодня щелкают, завтра не щелкают, у меня вот тоже щелкают, да у нас в клинике у каждого второго щелкают, в этом нет ничего страшного.
- Ну да, - пытаюсь я возразить. - В интернете я нашел несколько статей по этой проблеме, в них утверждается, что это не есть хорошо, могут расплодится боли в суставах, и возможна потеря слуха. Также не редки случаи разрушения диска. А моему знакомому с такими же проблемами назначили операцию.
- В интернете, как и на заборе, много чего пишут. Я как дипломированный специалист вам еще раз говорю, что в этом нет ничего серьезного и со временем щелчки исчезнут.
- Я конечно профан в этом и нечего на этот счет не могу сказать, - пытаюсь её образумить. - Но мне ведь и пережёвывать еду не получалось.
- Сейчас у вас всё получится.
Я нервно пожал плечами.
- Жаль, что я здесь не могу проверить, надо было бы с собой орешков прихватить. А может у вас есть корочка хлеба?
Но она тут же недовольным и раздраженным голосом парирует:
- У нас тут нет столовой.
- Ну что ж, - тяжело вздыхая, произношу я, - проверю дома.
В общем, когда я через три часа измотанный, опустошенный и выхолощенный, в наимрачнейшем душевном состоянии покинул странное заведение с диковинными людишками в отутюженных серого цвета брючных костюмах, то было ощущение, что я вырвался из клетки набитой голодными крокодилами. И вместо оскароносной улыбки забрезжили туманные очертания запутанных и неясных перспектив протезирования в будущем.
Глава шестая
Март 2016
Подполковник Лапиков сидел за большим столом у непосредственного начальника руководителя следственного управления по особо важным делам полковника Осипока Петра Николаевича и докладывал о ходе расследования. Но он решил не сразу раскрывать карты, а проделать многословный заход.
- Сначала мы сосредоточились как нам казалось на очевидной причине, кто-то стремится подставить профессора. Он одновременно преуспевает в двух не связанных между собой специфических областях. Во-первых, он владеет ломбардом по продаже швейцарских часов. Среди клиентов много известных персон, в том числе государевы управленцы и силовики. Попыток рейдерского захвата не было, но предложения о добровольной продаже были. Заполучить такое доходное дельце мечта многих, тем более появляется возможность установить контакты с весьма влиятельными господами. Но допросы ближайшего окружения, телефонная прослушка, изучение всех контактов не дают основания нашему предположению. Поэтому мы, конечно ничего не исключаем, но свои усилия сконцентрировали на других направлениях. Во-вторых, у него есть не менее доходная работа, это преподавание в институте. Но он там не просто рядовой сотрудник, а весьма уважаемых лектор, ведёт платный курс для состоятельных бизнесменов. Трёхмесячные занятия обходится в миллион рублей. И по слухам от желающих нет отбоя.
- Ого! Что же он там такого премудрого вещает, что народ с легкостью отваливает такие суммы?
- Говорят, что это стоит таких денег. У него там с оплатой не все так прозрачно. Если финансирует госструктура, то одни расценки. Если от коммерческой фирмы, то будет дешевле, просто частное лицо, еще меньше, а для студентов и вовсе бесплатно.
- Как хитро устроено.
- К нему еще и не каждый может попасть, записываются за год вперед. Так вот, если рассматривать такой вариант: кто-то из семинаристов остался недоволен полученными знаниями и попросил возврата затраченных средств, но получил отказ. Тогда он решает вот таким необычным способом ему отомстить - повод на наш взгляд так себе. Куда логичнее – ему выбить все зубы, чтобы рта больше не смог открыть. Но вот если обратить внимание на его коллег по цеху, то, как выясняется, желающих сковырнуть с тепленького местечка, выше крыши. Нагрузка минимальная, а зарплата, если судить по ведомости: под два лимона. Но вы сами знаете, - это для налоговой, а в действительности сколько выходит, никто не скажет.
- Есть за что побороться.
- Мы побеседовали с ректором и главбухом, они так напряглись, что заикаться стали. Правда, ничего плохого о нём не сказали.
- Всё понятно, в чьи карманы идёт неучтёнка.
- Что касается сотрудников кафедры, то как мне доложили, завистников у него хватает. Мог ли кто-то из них приложить руки? - Сомнительно конечно, но отработка этого предположения идет полным ходом. Лекции «говоруна» уже давно растиражированы, так что не составит особого труда его своим человечком заменить.
- Ну а сами-то вы что по этому поводу думаете?
- Моё мнение такое. Если бы не его крутые связи, то давно бы выставили за дверь. Но тут случай особый. Скандал им не нужен, а по закону не получается. Поэтому, следует найти веское основание. И мы своим расследованием его создаём. В общем, пока это всё догадки.
Лапиков перевел дыхание и продолжил дальше.
- Очень убедительным на первый взгляд выглядит мотив, что это месть его любовницы за все унижения, цинизм и измывательства в стоматологических кабинетах. Тем более её фигура идеально совпадает с наружностью, совершившим насилие над Вешкуровой. Она засветился перед десятками камер. Но тут есть одно, но. Кроме совпадения размера обуви и роста больше никаких улик. Криминалисты с лупой прочесали каждый сантиметр места преступлений, сгребли весь мусор в поисках генных материалов и не обнаружили ничего, ни каких оставленных следов, кроме отпечатков самих жертв. Но смотрите что нам удалось установить. Госпожа Соколова неоднократно использовала рабочих с Украины при ремонте и починке загородного дома. На прежние строительные объекты они уже не возвращались. И куда они делись, где они сейчас и что с ними стало? Вопрос вопросов. С её слов некоторые из них были депортированы за нарушение паспортного режима, другие просто уволились, а что с остальными приключилось, она не в курсе. У нас есть резон её подозревать, ведь она могла за вознаграждение кого-то использовать похожего на неё комплекцией. Сейчас мы ищем всех, кто у неё работал.
- А почему это не могла сделать сама Соколова?
- Теоретически могла. Но мы не располагаем записями пяти нападений. Четыре из них были совершены при сильном снегопаде и практически при нулевой видимости, последнее, шестое несмотря на ясную погоду не зафиксировала ни одна камера. Есть очень хорошего качества, как я уже сказал пятое по счету, но на них не видна лица, оно тщательно скрывалось за обмотанным шарфом и сильно надвинутой спортивной шапочкой. Никаких видимых примет, если не считать оголенной кисти с часами. Сейчас наши знатоки пытаются установить марку. Есть записи походки, но скрытые наблюдения за Соколовой показали, что они разительно отличаются. У нее очень специфические движения, а на видео зафиксирована ходьба обычного человека.
- А поменять она не могла?
- По этому вопросу консультируемся в «НИИ мозга» и «Институте физкультуры».
- Но ведь вы сами говорите, что телосложение Соколовой едва ли может располагать к безбашенности - невысокая, худенькая, фигура подростка. И так легко уложила на лопатки двух здоровых мужчин? В это верится с трудом. Для этого нужна специальная подготовка.
- Вы все правильно говорите. Но в наших случаях сработал эффект неожиданности. Ведь им в голову не могло прийти, что идущий рядом подросток, вдруг ни с того ни с сего набросится с шокером. А дальше, пока они не опомнились и не пришли в себя, по зубам и все, задание выполнено.
- Надо быть очень смелым, чтобы на такое решиться. Ни каждый мужчина сдюжит, а тут какая-то юбка! А что она из себя представляет?
- Вы знаете, нам пока немного удалось узнать. Непростая у неё семья. Дед летчик, герой Великой отечественной войны, вроде как друг Василия Сталина, успел еще повоевать в Корее. Там и познакомился с будущей женой переводчицей, кореянкой по национальности. Их дети по всей видимости служили в комитете. Вот, собственно и всё, что нам известно.
- Да уж, биография под стать. Вам в этом вопросе нужна помощь?
- Спасибо, у меня есть свои источники.
- Мне вот только непонятно, зачем ему еще тендерайзер? Как будто недостаточно молотка.
- По этому поводу есть вот такое соображение. Скончавшаяся Вешкурова на своих планерках рассказывала, как профессор настолько сильно боится уколов, что ей приходилось пользоваться замораживающей пастой. Её обычно применяют к детям. Она еще по этому поводу шутила, что мол он как ребенок.
- Дошутилась! - резко ответил Осипока.
- Так вот, тендерайзер – это своего рода шприц, только с множеством заточенных тонких стержней. Мы предполагаем, что злоумышленник таким образом давал почувствовать своим избранным, что ощущают пациенты, когда в их десны вонзаются иголки.
- Да, в изощренности ему не откажешь, покуражился и поглумился на славу. А что со свидетелями?
- Ищем, но пока безрезультатно.
- Ну, а сами пострадавшие хоть что-то говорят?
- Они ничего не видели, все происходило настолько быстро и неожиданно, что даже не могут сказать, кто это был, мужчина или женщина. Кроме того, они до такой степени потрясены случившимся, что едва ли могут что-то вспомнить. В их глазах море страха, как говорят лечащие врачи, они буквально впадают в панику даже при открытии двери в палате, и шарахаются от всех, в том числе и от близких родственников. Маловероятно, что они уже смогут вернуться к нормальной жизни. Реабилитация может занять не один год.
- Да уж, - наказал, так наказал. - Ну, хорошо, допустим, что это дело рук Соколовой. Но ведь должна же быть очень веская причина. То, что она с кем-то спит, еще не является поводом для нанесения увечий. Тут что-то другое.
- Петр Николаевич, - изначально мы тоже так думали, что это возмездие за плебейское отношение к нему. Он такое про них рассказал, что тут по неволе возьмешься и за топор, чтобы их руки никогда не соприкасались с медициной.
- Ну-ка, ну-ка поподробнее.
И Лапиков кратко, поведал о злоключениях профессора, о подмененных имплантах и о том, как его старались по максимуму общипать в каждой забегаловке с вывеской «Стоматология», куда он обращался даже за пустяковой услугой.
- Ничего себе, - сказал нараспев Осипока. - Не знал, что у нас такое творится. Надо бы там, где он побывал, устроить проверку.
- Мы уже проверяем.
- Ну а такой вариант вы не рассматривали? Он на стороне находит человека, кто за солидное вознаграждение соглашается проучить его обидчиков. Вы ведь сами говорите, что человек он не бедный.
- При его положении ему даже искать никого не надо. Охрана за него всё сделает. Но с каждым днем нам становится очевидным, что он тут не при чем. Ему это совершенно не нужно. Он прекрасно себя чувствует в роли беременного часами. То, что у него приключилась связь с одной из студенток, на первый взгляд может показаться чистой случайностью. Мы со многими провели беседу в институте, опросили не один десяток бывших слушателей, но никто так и не мог припомнить за последние годы, чтобы он проявлял к какой-нибудь особе пристальное внимание. Но вот сейчас он вдруг забывает про свои дорогущие цацки и увлекается юной девой с экзотической внешностью. Я в такие совпадения не верю.
- Вы что хотите этим сказать? Что она появилась не просто так и их встреча была не случайной?
- Я как раз к этому подвожу. Его бывшие сокурсники ничего дурного о нем не могли сообщить. Он был, как и все типичным студентом, ничем не выделялся, вполне рассудителен, не агрессивен, всегда вежлив, не бывает категоричным и вспыльчивым, трезвомыслящий. И самое главное, никогда не делает неосмысленных шагов. Сначала думает, потом действует. Поэтому вполне можно допустить, он же все-таки живой человек и ему ничего не чуждо человеческое и что кем-то готов соблазниться. Но заметьте, не обычный русской красавицей, а другой наружности, внешне отличимой от европейской. Ему Соколову словно преподнесли на блюдечке, будучи уверенными что он на неё клюнет. И он клюнул. Дальше события развивались так. Она молодая, красивая, ладно сложена, профессор тоже вроде нечего, только вот зубы немного подкачали. И сдается мне, что это она настояла на том, чтобы он занялся протезированием. Всё шло хорошо и вдруг он меняет тех, о ком самого высокого мнения на чудаковатую и имеющие явные признаки легкого помешательства Вешкурову, вполне возможно страдающую психическими расстройствами. Что его реально сподвигло на такую неоднозначную замену? Он конечно объяснил, почему так поступил, но на мой взгляд, причина в чём-то другом. Мне также думается, что и идея с написанием романа шла от его дамы сердца. Это же она растрезвонила всем своим подругам. Они же нас и просветили о его сюжете.
- Если исходить из вашей логики, то Соколовой кто-то управляет и не было бы никакого зубопада, если бы он ей не увлекся, так получается? - и Осипока внимательно уставился в глаза подполковника, но тут же продолжил, - если только она не совсем чеканутая. Хотя иногда бабам так удается мужиками вертеть, что порой диву даешься. Складно как-то выходит, особенно что касается распусканием слухов, как будто сделано это было не с проста и заранее предвидели, что за ними может последовать. И теперь благодаря их усилиям о нём узнали слишком много людей. Слушайте, - почти по слогам произнес Осипока. А не может ли быть этим самым подражателем кто-то с параллельными мозгами? Услышал краем уха, как над кем-то издеваются и о желании все изложить на бумагу, и вот случайный прохожий одержимый манией величия становится на путь преступления, не ради мести, а просто ради сюжета, чтобы стать реальным прототипом будущей книги и войти в историю.
- Вы знаете, Петр Николаевич, мы над эти активно работаем. Изучаем всех, кто был посвящён в этот детективный сценарий и особенно лиц с криминальным прошлым. Я все-таки с вашего позволения вернусь к Соколовой, это пока догадки, но не без основания. В этом триллере, как нам думается, замешаны очень дорогие, коллекционные и редкие часы стоимостью в несколько миллионов долларов, а может и по более. Понятно, такие сделки не афишируются, оплата происходит наличными и провертеть её должны были в салоне при участии профессора, но что-то пошло не так. И тогда в качестве предупреждения случились вот эти самые труднообъяснимые события. Вы заметьте, они прошлись утюгом настолько гладко, что даже не оставили ни одной складочки. А кому такое под силу? Тому, кто имеет соответствующий опыт. Значит, заказчика надо искать в силовых или правоохранительных структурах. И то что рядом с профессором вдруг ниоткуда всплывает Соколова не может быть случайным совпадением. Она скорее всего заслана с определенным заданием. Вот только остаётся вопрос, кто её послал и какова её роль? Времена простых решений вроде паяльника прошли. Уж если пугать, то так пугать, чтобы вся страна об этом знала,
- Так вы все-таки думаете, что причиной всего этого ералаша стали часы?
- Это пока гипотеза, но на наш взгляд она самая вероятностная и имеет все признаки стать главной версией. Я не исключаю, что это было послание не только профессору, но и другой стороне, участвующей в этом шахер-махере.
- Ну хорошо, Александр Григорьевич, - первый раз за беседу Осипока назвал своего подчиненного по имени и отчеству, - держите меня в курсе. – Если выясните что-то существенное, то немедленно докладывайте.
Сентябрь 2015
Как только я вошел в квартиру, первое что сделал, достал пакетик с чилийскими грецкими орехами. Положил на столешницу две дольки и от предвкушения закрыл глаза. Почти три недели я был лишен самого обычного и мирского действия, я не мог ничего жевать. Сейчас же этот процесс был похож на жернова, перемалывающего всё чтобы не оказалось между тисками. Это был такой кайф, что заставил меня замурчать и начать пританцовывать. Я наслаждался подзабытым вкусом, несмотря на то что прежнего удобства все равно не было, да и ставшие спутниками щелчки никуда не пропали. Захотелось фруктов и овощей и недолго думая отправляюсь на рынок, чтобы отпраздновать такую маленькую житейскую победу. Обделять я себя не стал и настругал большущую чашу салата. Я ел не спеша, можно сказать вкушал каждый порезанный кусочек будь то перец, сельдерей или корнишон, крепко сжимал листья петрушки, стебли лука и укропа. Я вновь почувствовал себя человеком. Насытившись, я сделал звонок на ресепшен и записался на коррекцию через три дня.
В семь вечера позвонила Юля, и я ей доложил, как меня осматривала старушка из Медвуза, вставляющая руки тупицам в нужное место.
- Так вот, она, выслушав меня и что-то измерив линейкой у подбородка вынесла однозначный вердикт: - всю эту лажу надо убрать, это не работа, а халтура. Представляешь, так и дословно передала: халтура. Отчитала толстуху как неуча. Так прилюдно вывалить в грязи, да еще опозорить и опростофилить. Я бы после такого нелицеприятного унижения сразу бы уволился. Размазала её на моих глазах. Но она после всего этого не деликатно и галантно, а остервенело берётся за инструменты, возмещая всю злобу и досаду на мне, как будто я какой-то дикий гадёныш. Я даже не знаю, а есть ли у неё хоть капля гордости и достоинства. Крутилась, крутилась вокруг меня, старалась, старалась и всё коту под хвост, растранжирила все усилия, и теперь приходится начинать по новой. Она и начала. И я подробно рассказал, как она из меня выбивала «Не до Голливуд».
- Ни хрена! - крикнула Юля. - Она даже в этом пустяшном деле оказалась клинической извращенкой. Вместо того, чтобы чуть-чуть подкорректировать первые пластмассовые коронки, она лепит новые, а потом два часа их обтачивает во рту.
- У меня по этому поводу сразу же обнажилась мысль: она таким способом отыгрывалась на мне, специально потчевала стружкой, в надежде чтобы я подавился. И ведь не лень же ей было столько времени по напрасному возиться.
- Редкостная садистка.
- Это точно.
- Кстати, это ты хрустишь или в что-то у меня с телефоном?
- Это делаю я, хруст никуда не пропал. Но лопать можно все.
- Что теперь тебе будут делать дальше?
- Через три дня поеду на очередную обтачку, будет меня шелушить как кукурузный початок, пока не случиться идеального прикуса.
- Понятно, - с грустью произнесла она. - Я даже теперь и не спрашиваю, когда увидимся.
- Почему же мы не можем увидеться? Эта «фигулина» меня не так сильно беспокоит, и я в твоем распоряжении с завтрашнего дня.
- Завтра я не смогу к тебе приехать, давай на следующий день, после работы. Встретимся как обычно у метро.
- Очень хорошо.
- Тогда до встречи.
- До встречи.
И я положил трубку.
Часы показывали без пяти минут три. Я лежал в оглушительной тишине на огромной кровати, и томимый привязчивыми и растрепанными думами о прошедшем дне пытался забыться сном. А думы были связаны с тем, как я на разные лады костерил зубовтирателей. По сути дела, меня проканителили и врезали как следует по зубам и как не оправдавшего надежд оставили на второй год, чтобы предпринять вторую попытку. Первая не увенчалась успехом и оказалась с громадным заступом. То, что их предстоит сделать еще ни одну в этом у меня не было ни каких сомнений, постольку поскольку на лице дамочки вместо серьезности и невозмутимости замелькали тени неуверенности и растерянности. А о чём это говорит? Это говорит о том, что она не очень-то до конца разбирается в том, что делает. И теперь любой её шаг будет ставить передо мной один и тот же вопрос: «А вообще-то есть у неё понимание того, что она хочет сотворить?» Без обсуждения со мной я её к себе не подпущу.
А еще я заметил, как только мы остались вдвоём после ухода эксперта, её непроницаемая маска растаяла и за ней обнаружилась самовлюбленная, эгоистичная и растерянная бабища, похожая на ту, которая отомстила сверстнице за обзывание её непотребными словами, будто она есть никому ненужный окорок сала.
От неё и раньше-то веяло холодностью, как в морозильной камере, но сейчас еще добавились враждебность и неприязненность. Нельзя сказать, что работала она из-под палки или по принуждению, но человеческой теплоты в ней не чувствовалось. Наоборот, злость, нотки насилия и капризного тирана неотступно следуют за ней по пятам. По всей вероятности, она уже в отрочестве была плюгавенькая, располневшая, дети над ней подтрунивали, третировали, обижали, дружить с ней никто не хотел, и она своё одиночество исподтишка возмещала на кошечках, собачках, птичках и прочей живности, придумывая им карательные наказания. И если её кто-то пытался вразумить, что так делать нельзя, то она мгновенно теряла самообладание, впадала в истерику, надувалась и либо куда-то убегала, чтобы остаться одной, либо запиралась в своей комнате. Но повзрослев, она не изменила своим запрятанным низменным замашкам, только вот не забивается в угол, но и паинькой не становится. Получив диплом, она не приобрела уверенность. Вседозволенность над мышками заменила пациентами, сохранив помесь незрелой и нелюдимой пацанки. Это особенно было заметно, когда я вспылил. В тот момент она полностью потеряла со мною контакт и поступала так, как когда-то была девочкой превратив меня то ли в беззащитную стрекозу, то ли в бабочку, а может букашку и принялась за живодерские опыты, поочередно отрывая лапки и крылья, не задумываться о причиненных неудобствах и болезненных ощущениях, словно в них находила своё обольщение и утешение.
Какой-то другой реакции от меня не следовало ожидать, кроме как назвать все применяемые ею средства как пытки в нацистских застенках. В тот момент её так сильно качнуло, точно услышала горькую правду о себе. Она изумленно смотрела студенистым взглядом своих черных глаз и никак не могла понять вдруг неоткуда взявшийся, почти злобный протест и сопротивление. В её логике, все мы бездушные зоологические твари и должны безропотно подчиняться и молчать. Здесь нет мужчин и женщин, как нет бедных и богатых, ученых и рабочих, тут вообще никого нет на двух ногах, а есть только застывшая, отлитая в гипсе широко распахнутая пасть, и она на правах властелина может с ней делать всё что её душе угодно. Но со мной вышло всё наоборот. И теперь я видел, что она на самом деле даже не представляет, как выпутаться из сложившегося положения, чтобы окончить начатое дело.
Теперь её напускная серьезность и невозмутимость в моих глазах слыли странной ширмой. Вместо того, чтобы прислушиваться ко мне, хотя насекомым никто не давал право голоса, она с маниакальной настойчивостью, с суровым выражением и упорством кладоискателя шла к чему-то новому и неизведанному, что все больше и больше нервировало меня. Временами я чувствовал себя не человеком, а стальной болванкой на токарном станке. Но и то, чтобы получить необходимую деталь, станочник вкладывает в нее сердце и относился как к живому организму. Эта же безнадёжная тупица похожа на механического робота, запрограммированного на определённые автоматизированные действия, делает то, что видит и тому подтверждения металлокерамические коронки, больше похожие на болванки, сделанные в каком-то навозном сарае. Как можно было в них не заметить небрежность я понять, так и не могу. Секвестрированный техник наспех сляпал согласно своему скудоумию, она с готовностью взяла, даже не удосужившись их осмотреть как следует, с превеликим трудом втиснула в пасть, и даже ухом не повела, чтобы оценить, а не ошиблись ли они в размерах? И вместо того, чтобы покорно признать ошибку, она теряет контакт с реальностью и принимается восхищенно и страстно меня убеждать, что я с такими родился и скоро не то что к ним привыкну, а буду считать их плотью от плоти. Меня тогда так и подмывало спросить: «Она, когда что-то покупает из одежды, тоже не смотрит в какой заглянула магазин: «Богатырь» или «Детский мир?» Себя-то уж точно не обделяет, выбирает строго по фигуре. Ну а мне сгодится всё, только надо убедить, что сделано в самом наилучшем виде. И как итог я снова вернулся в лето, хотя на дворе была уже осень.
Уже четыре утра, я лежу в кромешной тьме не смыкая глаз, всматриваюсь в мягкий мрак и мои мысли яростно как белка в колесе все еще носятся вокруг злосчастного кабинета. По карнизу подоконника застучали первые крупные капли дождя, и мне пришлось встать, чтобы закрыть форточку. Спать совсем не хотелось. Я как лунатик прокрался в холл, включил обе настольные лампы и стал прохаживаться вокруг мягкой мебели по своей уютной и теплой комнате, наполненной милыми мне сувенирами. Двое наручных часов случайно оказались положенными на полочке рядом с фигуркой обнаженной девушки из серебра и со стоящими деревянными фаллосами, привезенными моими друзьями из Малайзии. Шесть одиноко стоящих достоинств, освещенных блеклым светом, тикающие ходики и неприкрытая статуэтка гипнотически смотрели на меня, как знаки моей судьбы. Я молча усмехнулся и вышел на балкон, приоткрыл окно, и в лицо ударил бодрящий и влажный воздух вместе с брызгами воды. Странно, но зябко не было, хотя на улице было не более восьми градусов тепла. Я стоял и смотрел в темноту, как будто что-то там хотел найти, но не находил. Непривычная нервозность и беспокойство вселились в меня, и чтобы привести душу в порядок и не отягощать сердце, я отправился на кухню, открыл бутылку «Киндзмараули», налил половину фужера и вернулся на встречу сырости и изморози. «Прекрасная живописная картина получилась бы: ночь, ливень и, потеряно стоящий обнаженный мужчина с бокалом вина смотрящий куда-то в непроницаемую даль. Жаль, - пронеслось в голове, - что я не умею писать». Сколько я простоял по времени, трудно сказать, но, когда первые признаки легкого озноба передернули плечи, а зубы пару раз отбили дрожь я вернулся в гостиную и тупо уставился на символы молчаливо наблюдающими за мной. В квартире стояла гнетущая тишина, где-то вдалеке послышался шорох листвы, подхватываемый ветром. «Надо бы закрыть окна на балконе, поскольку прохлада устойчиво затопляла комнату» - и только я об этом подумал, как до боли знакомая потусторонняя тень промелькнула перед моим взором и рядом прокатилась арктическая волна, похожая на то, что кто-то пронёс ледяную глыбу. Я несколько раз передернулся и устремился навстречу сквозняку. Но уши уловили знакомый аккорд, идущий из-под пола. «Вот они и сюда добрались» - и я уже был готов увидеть давно подзабытых чёрненьких демонов. Лоб прыснул испариной, руки затряслись, и я остолбеневший застыл на месте. Гул продолжал нарастать и приближаться. Я, плененный паническим страхом, медленно попятился на кухню, не глядя нащупал два разделочных ножа, крепко вцепился в рукоятку и приготовился напасть на того, кто бы не появился передо мной. Мои воображения настолько разыгралась, что я уже почти их увидел, влетающих на метле в моё жилище, как рокот вдруг изменил свою тональность, и я уловил до боли знакомые завывания двигателей пассажирского авиалайнера, делающего разворот над нашим районом при заходе на посадку.
- Так дальше не пойдет! - сказал я вслух невидимому другу, - это никуда не годится, надо прекратить самоистязание и забыть всё-то что я ей сказал, иначе придется лечить нервы. Фокусники в белых халатах могут и до психоза довести. Необходимо срочно выпить успокоительное, которое вместе с алкоголем снимут напряжение. Я плеснул еще полусладкого напитка и несмотря на то что слегка поёживался, вновь вышел на балкон. Весь двор был накрыт плотным туманом, тем не менее в стоящем напротив меня доме в двух окошках зажегся свет. «Интересно, - который сейчас час?» - хотя и так знал ответ. Если утром один за одним появляется вой в небе, то примерно около шести. Я не ошибся, было без четверти шесть и на горизонте блеснули первые лучи зари. Вот теперь уже захотелось баиньки и, я, слегка замерзший, отправляюсь в спальню, и глубокий сон накрывает меня до самого обеда.
Проснулся я внезапно, как если бы кто-то меня хорошенько дернул за ногу. Я с неимоверным усилием словно толкаю грузовую тележку приоткрываю глаза, напряженно вглядываюсь в электронные часы и пытаюсь включить мозг, чтобы понять: могу ли я еще понежиться или пора возвращаться к жизни. Но как ни странно время мне ничего не говорило, сознанию была просто противна сама мысль чувствовать себя выдернутым из потёмок, оно явно не спешило вылупляться из нирваны на свет. Я крепко сомкнул веки, повернулся на левый бок, подтянул колени к груди и погрузился в другую субстанцию, полную противоположность земной. Сколько я там пробыл, трудно сказать, но, когда я увидел который час, мне стало понятно, что я снова вернулся в прежний мир. Да уж, зашевелились мои извилины, глядя на цифры «14.05», давно я не находился столь долго в забытье, причем безо всякого снотворного. Я непроизвольно облизнулся и ощутил на губах сладкое послевкусие пробуждения, сравнимое с тем, если бы я во сне только и занимался, что поедал эскимо на палочке. «Какой удивительный вкус!» - и я даже пару раз причмокнул, поражаясь сам себе, из какого блаженного царства я вынырнул. «Да, подремал я на славу» - но вот душевное состояние в таком раздрае какое бывает перед всенародным признанием в непреднамеренном жестоком проступке. «Это, наверное, от неопределенности и безысходности». Пытаюсь не думать о прошедшем дне, но чувство нервозности и тревоги никуда не уходят. «Ну вот, она не на шаг не отстает от меня. Может надо было как-то по мягче вести себя с недоучкой, поделикатнее что ли? А так вляпались мы основательно. Я понадеялся на её умение, она не рассчитала свои силы. Выход только один: разойтись в разные стороны света. Мысль конечно трезвая, но куда тогда мне податься? Тем более с непрочной пластмассой, она ведь уже начинает крошиться от куска хлеба с вареным картофелем. Так вообще можно остаться не с чем и придется идти к ней на поклон. Ну а если все-таки дать ей еще один шанс, вдруг получится. Покатаюсь, она будет шкурить, а там гляди может и случится чудесное преображение. По крайней мере я каблучками не выстукиваю, более-менее могу все есть, вот только роль охотника меня не прельщает: челюсти-то все также громко постреливают. Чашка крепкого зеленого чая не отвлекла меня от раздумий. Теперь я плохо себе представлял: как мне появиться перед её моргалками: сделать вид что ничего не произошло, либо жалостливо попросить прощения. Два часа я бесцельно слонялся по квартире, раз за разом подбрасывая монеты разного номинала с одним и тем же вопросом: извиняться или нет, но они как заговоренные попеременно указывали либо решка, либо орел. Кружка вина тоже не прояснила ситуацию. Тогда я включил компьютер, нашел папку со своими лекциями и стал внимательно перечитывать первую, так называемую вводную тему. Я давно себе завел правило, перед каждым новым семестром обязательно освежать в памяти свои рукописи, поскольку за прошедшие полгода в политике, в бизнесе, в экономике происходили изменения, и если это как-то затрагивало содержание, то я тут же вносил правки. Пробежав по диагонали две страницы, я стал замечать, что мне никак не удается сосредоточиться, я понимаю смысл каждого слова, но не очень-то улавливаю, что мне хотелось донести в том или ином предложении. Напрягаюсь изо всех сил, но получается не очень. Извилины категорически отказывается выполнять мои команды, сигналы не проходят. Образовался обрыв или по пути наткнулись на заглушку как в водосточном сливе. Это всё алкоголь, нахожу я оправдание, надо немного отвлечься. Плюхаюсь на диван, включаю телевизор, беспорядочно переключаю каналы и не на чем не могу заострить внимание. Откидываю пульт в сторону и тупо устремляю взгляд в экран, но ничего не вижу, картинка не чёткая, размазанная и запутанная, схожая с моим существованием. Какая-то живость вселилась в меня и медленно разрастается. Но на что она похожа: на боязнь, опасения, конец света, безнадегу? Стоп. Это уже рядом. Неужели бренная оболочка обеспокоена тем, что творится в моём рту? Ну да, её благополучие зависит от того, что попадает в желудок. А если нечем вкушать и смаковать, то она остаётся на голодном пайке. Так что ли получается? И она по этому поводу подаёт сигналы и изводит меня. Так и хочется сказать, хорошо устроилась, чуть что сразу в каприз. Чушь какая-то! Пытаюсь себя успокоить и резко вскакиваю с дивана. А может все-таки ей не нравится, как невежда не приступила, а гиеной набросилась на меня как на желанную добычу, и орудовала так своими загагулинами, как стахановец в угольной шахте. А потом она вместе с пустоголовым техником, дружно как секта сайентологов закачивали во все уши, что диво дивное самое лучшее, что может быть в этом мире, что сидят они идеально, а смотрятся так бесподобно, что, если бы Голливуд их увидел, то сошел бы с ума от зависти. Ну а то что я испытываю некий дискомфорт, это так и должно быть. К красоте еще надо привыкнуть, это как прыжок в бессмертие, сначала все необычно, а потом не замечаете никаких перемен. Я, оболваненный и польстившийся их проповедью натужено улыбаюсь и даже позволяю попозировать перед фотоаппаратом, ощетинившись как злобный кобель.
Ну а если бы я рубанул правду? Сказал бы им, что я не бегемот и мы не в зоопарке, и то что мне впихнули годится только для крупно копытных животных, и уж совсем не для людей. Как им удалось меня убаюкать? Ума не приложу. Взорвался бы и сейчас никто бы меня не грыз. Дикое презрение вспыхнуло к самому себе. Это всё бракоделы, всыпать бы им так, чтобы ротовые полости были как у новорожденных, а потом намертво ввинтить что-то подобное моим, и пусть они до конца своих дней так и останутся стукачами. Забыв про пластмассу, я непроизвольно стиснул челюсти и раздался вначале скрип, потом хрумканье, а вдогонку уловил еще и тресканье.
- Блин, - выкрикнул я. - Они мне даже вот таким способом пакостят. Я выплёвываю на ладонь несколько кусочков хлипкой и надломленной пластмассы и воочию вижу, как толстуха отчитывает меня как какого-то разгильдяя, а я в оправдание понуро мямлю: «Что вы дооптачивались до дыр, вот они и развалились и моей вины в этом нет». Далее мы начинаем скандалить, ругаться и я скоропалительно оттуда улепётываю. Да что же это такое! Влип на ровном месте. И что мне теперь делать? А ведь на завтра запланирована пылкая ночка, и что, она отменяется? Вглядываюсь в выпавшие обломки, напоминающие, что когда-то они были зубчиками, и не придумав ничего лучшего, как попробовать их с помощью жвачки вернуть туда, где они только что были. На моё удивление у меня получилось. Ну хоть в этом мне повезло. И сразу же закралась крамола: а не она уж ли устроила провокацию, подстраховав не только себя, но и всю шарашку. Так я мог раскланяться и помахать ручкой, а сейчас вынужден вновь к ним вернуться. А там гляди и до перемирия с крепким рукопожатием не далеко.
- Вот дрянь, - вырвалось у меня из груди. - Выстроена целая система ухищрений, не позволяющая уйти по-доброму. Раз так ими задумано, то забуду обо всех переживаниях. Возвращаюсь к своим лекциям. Вновь пробую погрузиться в текст, не получается. Он меня строчки отлетают как от недостойного читателя. Начинаю вести диалог с самим собой.
- Мы же кажется все решили, вступаю я в переговоры со своим серым веществом. Чего ты еще от меня хочешь? Давай, прекращай меня изводить и открывай задвижку, мне готовится надо, я жду. Прошло минут десять-пятнадцать. Состояние такое, какое может быть, если съесть дохлую крысу на ужин. Мутит, тошнит, внутренности затеяли драку и каждый орган лупит соседа. Это уже похоже на истерику. Только вот как их угомонить? Лезу под потолок за очередной бутылкой вина, чтобы вдуть в себя бодрость. Скромничать не стал, налил до самых краев в свою любимую чайную чашку и осушил в один присест. Долго не пришлось ждать, почти сразу же полегчало. Звоню дежурному администратору, чтобы записаться на корректировку. Но оказывается я уже записан, и меня там ждут через два дня. «Допился, или до куражились надо мной - сказал я себе вслух, - уже начались провалы в памяти, надо брать себя в руки». И я отнёс откупоренную посудину обратно в кладовку, с глаз подальше, чтобы не почувствовать соблазна её тут же допить.
Наступившие сумерки и ночь не успокоили меня, я постоянно просыпался и каждый раз обнаруживал влажный затылок и мокрое пятно на подушке. Я её переворачивал на обратную сторону, а когда и она оказывалась полностью мокрой, то отодвигал и ложился на другую, и так повторялось снова и снова.
Утро было муторным и омерзительным, как после разнузданного и беспробудного пивного кутежа: красные и опухшие веки, одутловатое лицо, мешки под глазами, череп куда-то расширяется, вывернутое сознание и одеревеневшие мышцы, сковавшие движение, ни единой жизненной искры и полное непонимание на каком я свете. Прояснить мысли мог только зеленый чай. Давненько мне не приходилось прилагать столько неимоверных усилий по завариванию бодрящего настоя. Дойти до туалета - это как протопать десяток верст, после чего вылить вчерашнюю воду из чайника, весивший несколько пудов. Потом его наполнить, пройтись до кабинета, взять любимую кружку, вылить остатки заварки в раковину и прополоскать посуду. Из шкафчика двумя негнущимися руками и пальцами осторожно вытащить стеклянную банку с «пороховой» смесью, так называется сорт цейлонских скрученных листьев, достать ложечку, не уронив на пол, зачерпнуть шарики до самых краёв и насыпать в чашу. А потом еще ждать, когда вода забулькает. И ведь все надо было проделать в строгой последовательности и ничего не перепутать. Это же адов труд! Но самым сложным оказалось передислоцирование тела с кружкой, наполненной кипятком по самую кромку. Мало того, что омертвелые ноги не слушались, так еще надо было ничего не расплескать. Пил я зелье лёжа на диване, так как не было ни каких сил чтобы хотя бы принять полу лежачее положение и прислушивался к себе, как моё нутро наподобие мокрых головешек дымит и пытается разгореться. Бушующая мнительность не пропала, как и рой мыслей, они слегка приутихли и ждали своего банкетного часа.
Поговорил по телефону с Магомедом, узнал, что дела у нас идут так, что лучше не бывает. Одна половина народа активно избавляется от цацков сдавая их на комиссию другая же активно почти не торгуясь покупает. «Ну хоть здесь всё хорошо!» - первые за сутки приятные вести.
Чтобы побыстрее прийти в бодрое физическое состояние я нарезал размашистым и убыстрённым шагом пяток кругов вокруг дивана, затем еще столько же ну и понеслось. Полчаса я ходил по движению солнца, потом развернулся и пошел против, через тридцать минут снова по ходу, потом опять в обратную и так я вертелся два часа. Сколько я проковылял трудно сказать, но вот выглядел так, как после длительного бега: промокшая насквозь футболка и до самых колен спортивные брюки. Но раздирающая нервозность разрезающая на мелкие лоскуты сознание вцепилась намертво как клещ в мои клетки и потихоньку их поскрёбывала. Приближался час приезда Юлии. Только вот почему-то я не испытывал никакой радости и виной тому была постоянная тошнота и онемение в груди. Я периодически щупал свое тело и обнаруживал участки, которые были необъяснимо напряжены. После чего я их разминал и как только восстанавливался кровоток искал следующие. «Это все происки чертей, мадемуазель разбудила их своими криками и теперь они бродят по мне, как по своим бескрайним владениям. Надо бы их выкурить на прежнее место жительства. Но как?»
Дальше было то, что мы, иногда не находя объяснений, почему-то совершаем безрассудный и предосудительный переворот против своей воли. Как только Юля переступила порог и за ней захлопнулась дверь я, подшибленный толстухой, не давая ей снять обувь, технично хватаю за талию, как за спасательный круг и тащу под мышкой в спальню как какую-то куклу из папье-маше. Она непонимающе игриво брыкается ножками, сбрасывает по ходу туфли и произносит одно восклицание за другим:
- Ойййёёё, аййййяя, уййййюю, - защебетала как синичка из свитого гнезда.
Я бесцеремонно бросаю её на кровать, как дорожный чемодан, переворачиваю на живот, сдираю брюки вместе с трусами, ставлю в позу и с таким остервенением вонзаюсь в нее, словно вгоняю березовый кол в нечистую силу. Она мою выходку воспринимает как долгожданный приз и озорно произносит:
- Что вы со мной делаете?
А делал я-то, чего никогда еще не совершал: беспощадно наматывал её утробу на свой штырь стоящий как шлагбаум, как будто это была и не утроба и не штырь, а леска спиннинга и крутил я катушку, выуживая крупную рыбешку, попавшуюся на крючок. Её пальцы судорожно схватили пододеяльник, из горла вырвался удушающий то ли крик, то ли стон, и когда я задвигал тазом в бешенном темпе, она утыкается головой в пуховые подушки, и её резкий и пронзительный девичий крик сменился на глухие стенания, которые все больше и больше раззадоривали меня и замыливали понимание того, что я в действительности вытворяю. Мои ногти со всей силой впивались в её белоснежные, ядрёные ягодицы, отчего стенания только становились все громче и резче. И когда на её шелковой белоснежной коже появились первые красные точки она не сделала попытки вырваться и прервать грубое насилие, она схватила очередную подушку и глубоко зарылась в неё головой. Её поясница покрывается каплями влаги, кожа приобретает оттенок как после длительного солнечного загара и у меня из горла восторженно вырывается:
- Хаа! Поджариваешься? - Сейчас я из тебя стейк сделаю!
Больше не было никакой дражайшей и разлюбезной мадемуазели, а была противная и омерзительная баба, - источник моих двухмесячных издевательств, и у меня было только одно желание, как можно жестче её наказать. На мгновение я замираю, приподнимаю Юлю за плечи, хватаю руками за подол толстовки с футболкой и насильно стягиваю их через голову. Она инстинктивно поднимает руки вверх, и мой взгляд устремляется на выточенную спинку, выглядевшую как у девочки подростка. Ладонью толкаю её в шею, она вновь головой вдавливается в подушки, и я продолжил строчить как швейная машинка. У моих кончиков пальцев вдруг выросли когти, и они заскользили по позвоночнику как по когтеточке, оставляя замысловатые красные следы, похожие на фигуры на льду. Но это была только прелюдия. Я был действующим вулканом, и моя злость переходила в необузданную звериную ярость, и вёл я себя как дикий хищник, загнанный в угол. Мне хотелось сделать еще больнее и то, что я нарезал на коже мне этого было мало. Я стоя на коленях атаковал её сзади со спущенными джинсами, пряжка ремня все время соприкасалась с ее икрами и мне вдруг захотелось его вытащить и устроить образцовую воспитательную и поучительную порку. Взмах руки, и на тонкой талии вспыхивает первый след. От такой неожиданности её воздушное тело взлетает над кроватью, как моё в стоматологическом кресле. Следует еще, и кроткий взвизг взрывает мою страсть. Грубо толкаю вперед за плечи, она падает плашмя, и я со всего размаха, аккурат поперек обожаемых холмистых бугорков ровнехонько противоположным концом стегаю как кобылу по ставшей уже багряной от моих пальцев светоносной кожи. Звук был подобен резкому шлепку ладони, звонкий, пронзительный, жгучий и невероятно возбуждающий. На месте его приложения вспыхнула красная полоска, выглядевшая как атласная лента, а вместе с ней раздался глухой вопль.
- Тебе это нравится? – истерично и самодовольно кричу я, – тогда еще получай!
Насилие – это своего рода форма болезни. Но иногда её проявлением является, как в моём случае неразбериха, запутанность, потрясение, хаос, отчаяние и ощущение беспомощности. Вот тут и вспыхивает внутренний бунт и желание набросится на всех с кулаками. Но я был дома и идеальным выходом было бы поколотить боксерскую грушу, разбить посуду, устроить в квартире погром, в конце концов спалить пару соседских машин. Возможно я бы так и поступил. Но вместо груши я ловко хлестал её как надсмотрщик рабов на плантации.
Глядя на неслыханное и не укладывающее в голове представление, как взрослый мужчина с умным видом и оскалом на устах, не в наркотическом и даже не пьяном состоянии, со спущенными штанами, сидит напротив завладевшей его гормонами голой девушки, и охаживает её так безжалостно, как это может делать только черствый, ничтожный и бесчувственный деспот, отчего зарождается подозрение, что он тронулся умом и по нему плачет психушка. Или если он только не освобождается от её пут. Душераздирающий рёв пронизывает стены и окна и его кажется слышит весь город. Первое что приходит на ум, похоже малая проказница сотворила что-то мерзкое и непотребное, и теперь ей от родителя за это как следует воздается. В тот момент я не чувствовал к ней никакой жалости и никакого сострадания, я был во власти лютой ярости и для меня она была презренным знаменосцем, в котором персонифицировались все отвратные стоматологи женского пола, что причиняли мне невыносимую боль и муки. И она, как героический знаменосец, осознавая свое предназначение, стойко переносила всю мою ненависть и жестокость. Как только спина приобрела цвет как после горчичников, я сосредоточился на её боках. Кожа в тех местах оказалась бархатистой, мягонькой и очень приятной на ощупь сравнимой с лучшими сортами кашемира. В неё нужно заворачиваться или использовать как ночное белье для сновидений. Но я был от всего этого далек, мною правила месть, и чтобы подзадорить себя, я постоянно что-то выкрикивал:
- Вот где потаённое сладенькое местечко, сейчас оно получит своё, и как-то по-детски, шутливо приложился еще не зная, какая это чувственная и эрогенная зона. Её так тряхануло, что я даже замер, не понимая, что случилось. Но когда я повторно приласкал, то она изобразила до боли знакомые спазмические и конвульсивные телодвижения.
- Агааа! - со знанием физиологии завопил я, - вот где оказывается припрятан малинник. Любишь погорячее, как в парилке? А как к банщикам относишься? Может еще веничка желаешь? Сейчас ты его получишь, за мной не заржавеет.
Теперь я был как дирижёр, делая рукой и кистью подобные выкрутасы в воздухе и передо мной был тот же оркестр, только вместо музыкантов восседали невидимые глазу квадратики, каждый из которых от соприкосновения с ремешком отзывался разными эмоциями и произносимыми звуками. Иногда ремешок зависал в верху, пока я производил сложные вычисления, куда бы еще приложиться, чтобы увидеть и услышать замысловатый отклик. А они были настолько разные, что я начинал подозревать, а ведь ей приходится терпеть не только боль и муки, но она еще и млеет, как в предвкушении бурного оргазма.
Любой мимолетный взгляд случайного прохожего недвусмысленно бы утверждал трагическую картину: происходит жестокое избиение. Но если на пару минут задержать внимание, то моя выходка предстает неоднозначной. Юлия не лежала обреченно и покорно, она с искаженной гримасой стонала, изгибалась и вилась вьюном по кровати. Порой её как от страха охватывал продолжительный обезумевший припадок, отчего она непривычно вздрагивала и корёжилась как от жгучей боли со стиснутыми зубами. И вот посреди этого кошмара она внезапно начинала сладострастно повизгивать, жадно хватать ртом воздух и намертво замирать как сраженная мечом в самое сердце, чем пугала меня до глубокой дрожи. Однако, едва завидев её шевеление, или уловив знакомый вскрик, я, как самовлюбленный дурень немедленно начинал скалиться и мое лицо приобретало выражение как у «толстухи», когда она любовалась, фотографируя результаты своего убожества.
Созерцая финал битвы, и поверженного соперника, когда благородная цель достигнута и можно наконец-то вернуть себе все человеческое, но как часто бывает, воины не останавливаются на этом, а продолжают глумиться над трупами, отрезая им головы или несколько раз прокалывая мертвые тела штыками. «Отхлестанная» уже не кричала, она просто тихо попискивала и, кажется, ей уже было безразлично, что буду с ней делать дальше. Я же, уподобился «насильнице», нецеремонно раздвигаю ей ноги, как какому-то надувному резиновому изделию, не сразу обращаю внимание на большую лужу и плотно наваливаюсь, как на пробоину и вламываюсь туда откуда хлещется вода. Она молча приняла меня, не выказывая никакого сексуального желания. Но какое это имело значение? Я, пыхтя и сопя, делал свое дело, которое и делом-то нельзя было назвать, так два-три нырка и бессильно отваливаюсь в сторонку. Всё, искуситель сдулся, тяжесть минувший дней улетучилась и наступило долгожданное перемирие. Юля лежала ничком, неподвижно и со стороны казалось, что она была вне себя и подбирала нужные слова, чтобы ими шандарахнуть меня как следует. Мозги мои моментально смекнули, что пока она не принялась за негодующую тираду, надо быстро брать инициативу в свои руки, вернее в губы и язык и я ими спешно и жадно стал зализывать нанесенные мною раны. Я чувствовал вкус крови и пота, и их смесь стала для меня в эти секунды самым лакомым и изысканным аперитивом. Это был плотский проникнутый эротикой вкус, опьяняющий и одурманивающий как чистейший медицинский спирт, от чего я получал неописуемое удовольствие и выглядела она как беспомощное, обескровленное дитя, нуждающееся в родительской опеке и заботе. Ну, я её и проявил, уподобился окотившейся кошке, совершающий гигиенический моцион новорожденным котятам. Это была уже не та сметанная и шелковая кожа, сводящая с ума, теперь это было что-то несуразно другое, похожее на обивку старой потертой веками кушетки.
В какой-то момент от такого побоища я чуть ли не потерял самообладание. Уши разом навострились, ожидая с секунды на секунду её бурной реакция. А она могла быть только одной: яростный гнев, желчная истерика, посылание меня на долго ко всем прошлым и будущим демонам и без оглядки засверкать пятками. Ни дай бог никому оказаться в такой ситуации! Я совершил великий грех, поднял руку не просто на кого-то, а на самого близкого мне человечка. Мне хотелось раствориться и растаять в воздухе, чтобы не видеть предстоящего бешенства. Нужно было что-то срочно предпринять, найти необходимые слова и поступки, чтобы загладить и объяснить моё вдруг ниоткуда возникшее неадекватное безумие. Внезапно вспоминаю про тюбик «Солкосерила», купленный для остановки кровотечения. И вот мои пальцы лодочкой заскользили по гладкой тлеющей как угольки талии, позвоночнику, лопаткам, спинке и подгорелым булочкам. Освежающее и прохладное действие пасты мгновенно произвело эффект на раненные кожные покровы, пряный ванильный запах заполнил спальню и Юля, лениво приподняв головку со спутанными волосами тихо пропищала не владеющим языком:
- Что это?
- Лежи и не шевелись, это эликсир молодости, - и нежно поцеловал её в шею.
- Как молодильное яблочко?
- Даже круче.
- Ты теперь меня хочешь в новорожденное дитя превратить?
- Только подретушировать и обновить, - ласково отозвался я.
Она пару раз повертела тазом и снова уткнулась в подушку, превратившись в большущую мочалку. Действие геля превзошло все мои ожидания. Те места, которым досталось больше всего на глазах из багровых становились бледно-розовыми, кровавые капельки перестали сочиться из ран, а сладкий аромат умиротворял и успокаивал наши души. Неожиданно её маленькая ладошка судорожно схватила мою ладонь, крепко сжала, потом потянула к себе и прижала к груди. Вздох облегчения накрыл меня. Её сосок оказался увеличенным и твердым, как торчащий гвоздь из стены. На него можно повесить что угодно, и он не согнулся бы даже под моим весом. Я суетливо прилег рядом и стал придумывать что сказать, чтобы найти оправдание своему внезапному вывихнутому поведению. Но она меня опередила.
- Это что за коррида была? – вопрошал её безжизненный затуманенный взгляд. - Я сначала чуть не свихнулась от боли и твоей агрессии.
- Не знаю, на меня что-то нашло. Я несколько дней был сам не свой, в меня как будто вселился нечистый призрак. Он трепал и терзал меня, и я не знал, как от него избавиться. Я почти потерял над собой контроль и уже не мог остановиться. Такого еще никогда не было, чтобы я взял и ничего не соображая неизвестно в какие края поплыл как после нокаута. Раньше всегда удавалось легко справляться со своими передрягами. А сейчас? – и я тяжело вздохнул.
- У меня была мысль, - внезапно она прервала меня, - возмутиться, наорать и оказать сопротивление, но потом я сильно испугалась, решила смириться и позволить тебе выпустить весь твой пар. Ты ведь столько терпел и рано или поздно всё равно сорвался бы, если не на мне, так на ком-то другом. Пусть уж лучше буду я. Ты же из-за меня решил если так можно сказать сменить свой физиономический имидж. Не встретились бы, так и продолжал бы жить с пеньками. А теперь я твой свисток.
Хотел сострить, и сказать, что тогда уж не свисток, а свистуха, но промолчал и выдал совсем другое:
- Да, но я мог перегнуть палку, озвереть и сделать что-то непоправимое.
- Значит это была бы моя судьба.
- Ну уж нет, такой судьбы я тебе не желаю. Чтобы не делали со мной бездушные лиходеи, это не означает что можно дубасить всех подряд. Прости за мою чрезмерную распущенность и неоправданную жестокость. Такого больше никогда не повториться, обещаю тебе. Никакого пара и свистов.
- Ладно, проехали, - ответила она чуть смягченным голосом. - Забудем об этом, считай, что ничего и не было.
Я звонко чмокнул её в щечку и осторожно, стараясь не напугать, почти по слогам произнес:
- Ты еще на видела свой попец ну и всё остальное.
- Звучит пугающе. А что там?
- Даже не знаю, как тебе сказать. Там такое, в общем тебе лучше не видеть.
Она высвободила мою руку и попыталась приподняться. Но я её тут же осадил.
- Не торопись! Полежи еще немного, пусть гель как следует впитается.
Она тут же обмякла и растянулась как на лежаке под палящими лучами солнца, широко расставив тоненькие ручонки. Прошло минут пятнадцать.
- Можно вставать?
- Осторожнее, ты вся еще на мази.
- Я буду сама аккуратность.
Медленно сползает с кровати, пытается встать на ноги, но не удерживается и булочками приземляется на пол.
- Меня не держат ноги, я их совсем не чувствую и разучилась ходить.
Помогаю ей подняться, и она как плот отчаливает от причала в ванную комнату, а я весь съеживаюсь от опасения её непредвиденной реакции.
- Ой! – тревожно доносится до меня. И испуганная Юля появляется в дверном проеме.
- Меня еще никто так не бил.
- А родители в детстве? – шутливо я произношу и пытаюсь улыбнуться.
- Родители с меня пылинки сдували, я была божьим одуванчиком. А теперь из меня сделали отбивную. Можно хоть сейчас на сковороду. Да, профессор, в вас пропадает дар кулинара. Умеете вы прожаривать до полной готовности, что изнутри, что с наружи. Осталось еще бульон из меня сварить.
- Бульоны это по моей части.
- Спасибо, лучше свои таланты на петухах применяйте.
- В холодильнике есть лед, давай ложись.
- Ты теперь меня решил заморозить как камбалу?
- Не рассуждай.
Я бегом рванул на кухню, достал из морозильной камеры два кусочка льда, предназначенных для охлаждения напитков.
- Ты готова?
- Да, - произнесла она смиренно.
Как только ледяшка коснулась точенной поясницы, её тело непроизвольно метнулось в сторону и моментально покрылось гусиной кожей, а из груди вырвалось:
- «Ай-ой-уй-ай».
Я, перевоплотившись в монументалиста, заскользил как балончиком по израненным местам, оставляя пунцовый след. Понимала ли она, что я за фигуры черчу? Но если по началу движения были произвольными, то после нескольких штрихов они принимали определенную форму. Это было солнышко, конура, треугольник, квадрат, девочка на шаре, домик, морда панды и еще куча всяких фигур. Правда Пикасо из меня не получилось, через несколько минут мазок растаял, и я взял другой.
- Тебе не холодно?
- Нет.
- А как ощущения? - осмелился я спросить.
- Это лафа, - заплетающим языком просипела Юля. – Умеете вы по-настоящему обхаживать. Сначала огненная вспышка, а потом холод, но такой желанный, как морской вечерний бриз, после жаркого дня, я вся балдею.
- Ого! Не думал, что улетишь на седьмое небо. Ты там паришь как птичка?
- Да, - сдавленно произнесла она. - Не останавливайся, вот так, о, боже! Как это сладко! Никогда не думала, что это может быть так приятно. Я сейчас описаюсь.
- Так это же известная классика, смешение двух противоположностей. Вернее, ингредиентов, блюда тогда получаются необычайно вкусные.
- Как я люблю смешение, - простонала она в ответ.
- Да вы, мадемуазель: мазохистка. Не догадывался что от подобной трёпки можно тащиться, - довольно и счастливо я пропел. - Надо было бы пораньше устроить тебе нагоняй.
Её ответ потряс меня.
- Устраивай, мне, только не такой как сегодня, а нежный и ласковый, с малюсенькой жестокостью, чтобы чуточку было больно. В конце, когда ты прикладывался к бокам, это было что-то не земное. Никогда не предполагала, что здесь может затаиться головокружительная эрогенная зона.
- Невероятно! – гордо я произнес, как будто обнаружил закопанные сокровища. - Я тебя услышал, буду учинять тебе шлепака.
Когда оба кусочка растаяли, я сходил еще за одним и вместо того, чтобы скользить им по выпаренным местам, я стал касаться внутренней стороны бедер, чем привел её в необычайное исступление. Как только я коснулся набухших створок, раскаленного алчущего гнездышка и розовенького, подросшего, дразнящего клювика, бессовестно жаждущего свою порцию прохлады, то услышал до боли знакомое и возбужденное: – «Аумяйуу»! А вслед начались небывалой мощи предоргазменные сжатия, превратив её вагину в маленькую сморщенную как на солнце вишенку и несколько струй как из пулевизатора вылетело из едва видимой дырочки.
«Вау! – ошалело я сказал сам себе. Вот это да! Довёл девку до запредельного сумасшествия! Вот оказывается откуда взялась мокрота».
Дальше случилась магическая феерия. Я не удержался и не вошёл, а влетел как ядро и выдал настоящий взрыв, сравнимый с тем, как если бы у неё внутри лопнул резиновый шар, заполненный водой, от чего она, очень долго согнувшись в калачик не могла распрямится и осилила выжать из себя только одно слово, но какое: «Я в раю».
Через час мы сидели за барной стойкой и ужинали.
- Сегодня у нас было все наоборот, - сказала Юля, запивая вином очередной кусок вареной говядины. - Раньше мы готовили еду, ели, попивали, терлись и обнимались, строили глазки, флиртовали, и только после того, как плотно набивали животы шли заниматься любовью, сегодня была другая последовательность. Нас как будто гнал многолетний голод и каждый из нас старался откусить самый лакомый кусочек. Мы были зверьками и грызли друг друга.
- И когда было самое-самое наслаждеево? До ужина или после?
- Нам девочкам нравится готовность к чутким и трогательным ухаживаниям, а иногда как сегодня, чтобы с порога не церемонясь схватили за ноги, разорвали одежду, трусы стащили через голову и по-скотски нас отымели.
- Так, так, так. И как же мне понять, чего желает твоя изголодавшая душа, точнее сказать твоё тело: чтобы я хвост распускал или сразу же брал в оборот?
- Я сторонница непредсказуемого. Знаешь, я, когда к тебе еду, то почти всегда волнуюсь, потому что не знаю, что меня ждет.
- Ты чего-то боишься? - оборвал я её на полуслове.
- Нет, что ты. Просто мне чудится, что я еще целомудренна и сегодня будет первый раз. Поэтому немного переживаю становлюсь мокрой, еще до того, как мы оказываемся в постели.
Я едва удержался, чтобы не ляпнуть: «Тебя столько раз перепахивали, а ты как девчонка на сеновале, все стесняешься юбку повыше задрать». Но она не унималась.
- Ты как будто заранее готовишься, все просчитываешь…
- Это плохо?
- Наоборот! – ответила она с придыханием. Мне как раз это в тебе радует. Ты не гнобишь меня, а по-настоящему с пылом и усердием препарируешь, показываешь, какая я есть на самом деле. Можно сказать, твои широкие устремления созвучны моим.
- Ну, мадемуазель, вы превращаетесь в социального психолога. Может все было гораздо проще. Я давно тебя не видел, скучал, изморил себя голодом, а как только ты приехала, то я и накинулся как на еду.
- Я предполагала, что голодный мужчина – злой мужчина, но, чтобы превращаться в дикое животное? - Это как же надо было проголодаться! Ты сидел на диете?
- С этими дурашками по неволи будешь на скудном пайке. То, что мне впихнули как на рождественской распродаже, годится разве что для жидкой похлёбки. Вот и лопал её с утра до вечера.
- Я заметила, как у тебя разыгрался аппетитный зов.
- Аппетит, он и есть аппетит. Истосковался по вкусненькому, глаза его увидели, вот и слюнки брызгнули.
- Ну что ж, впредь будем знать, что если у профессора волки в животе воют, то следует быть готовой к жарким гиперболизированным приключениям.
«Как она ловко перековывает типичную речь, - даже забавно её послушать, - вторили мне мозги, и я ухмыльнулся их реакции. Не каждому Всевышний дает неисчерпаемую эрудицию слов».
- Это больше было похоже то ли на авантюру, то ли на самодурство. Но сейчас я как никогда спокоен, и ты можешь не переживать за будущее своих ватрушечек.
- Мои ватрушечки получили сполна, и загадочная улыбка мелькнула на её лице.
Юля завертелась на диване, изящно по кошачью изогнулась, приспустила трусики и полюбопытствовала как они выглядят.
- Ну как? – обращается ко мне.
- Как летний деревенский солнечный закат или утренний восход. Им такой цвет очень идет.
- Их еще никто так не называл. Тебе нравится?
- Очень?
- Не хочешь у себя точно такое же иметь?
- Нет, спасибо. Пусть живут без такого счастья.
- Ты многое теряешь.
- Ничего страшного, переживу.
- Как скажешь, а то если что, обращайся.
- Им и так хорошо. Значит моя порой чрезмерная озабоченность тебе по вкусу? - шутливо я спросил. – Ну что ж дегустаторша, буду тебя и дальше удивлять эксклюзивным меню. Превращу тебя в непревзойденную эстетку.
- Превратите, меня, превратите, - сказала Юля таким голоском, что мой «Киткет» как по команде принял боксерскую стойку.
- Ты мне скажи, когда следующий раз едешь?
- Послезавтра, как на пилораму. Будет дальше полировать, хотя, по моему разумению толку от этого мало. Они уже изначально сидят не на своем седле, с ними я и дальше буду пощелкивать
- Как щелкунчик?
- Он самый
- А что она говорит по этому поводу?
- Ничего нового. «Мол, что со временем это пройдет. Суставы адаптируются. По принципу: слюбится – стерпится». Похожу в них до зимы, а там видно будет. А вдруг случится так как она говорит. Как я понял, в её практике подобные случаи не редки. И потом все нормализуется. Буду надеяться, что и я не стану исключением. Я бы и год их поносил, если бы меня по пятам не преследовали эти надоедливые звуки, как через бурелом продираюсь. Как-то на досуге подсчитал, что в течение дня улавливаю более десятка тысяч щелчков, за месяц это будет триста тысяч, за три месяца под миллион. Что после этого останется от моих костяшек через год или два? Мне эти мысли в последнее время не дают заснуть. Постоянно просыпаюсь в поту, а потом еще долго ворочаюсь. Приходится пить что-то расслабляющее и запивать вином, чтобы уж совсем в овощ превратился. Я, когда был последний раз, то по этому поводу высказал ей свои сомнения, ну и цифры привел, так знаешь, что она мне предложила? Сделать несколько уколов ботекса в челюстные связки.
Юля мгновенно застыла, смотрит на меня недоуменными глазами и резко произносит.
- Пусть она себе ботекс в мозги сделает.
- Это точно. Моему знакомому с проблемами мочеиспускания, тоже предложили сделать несколько инъекций в простату.
- Куда, куда?
- В простату, говорят, что там чего-то не расслабляется, она мол сдавливает канал, в общем, надо провести такой эксперимент.
- Ну и как, он сделал?
- Сделал, только толку никакого. Так они с ним еще раз повторили процедуру через два месяца и опять никакого толка.
- А лечить они не пробовали?
- Вот тут-то самое интересное всплывает. Ему назначали разные антибиотики, он пил, ты не поверишь, почти полгода, а потом видимо у лечащего врача наступило просветление, а может ботекс себе в серое вещество ширнула. Она ему предложила сдать посев на чувствительность к тем препаратам что он пьёт и выяснилось, все пилюльки, что он до этого заглатывал, не действуют на данные микробы. И когда ему прописали уже нужный, то через две недели исчезли и все проблемы. Ты представляешь, а он до этого почти два года ходил с трубкой в пузе, через неё сливалась моча.
- Надеюсь ты не будешь на себе её дубовые советы проверять?
- Я еще из ума не вышел.
- Может тебе еще куда-нибудь съездить?
- Пока не вижу смысла. Надо все-таки дождаться окончания контрольных сроков. Да и потом, через неделю начинаются занятия в институте, пора к ним готовится. Время совсем неудачное для новых опытов.
- Ах, ну да, я совсем забыла. Никаких золотых часиков, а уж тем более с бриллиантами, только китайские реплики. А то я тебя знаю, начнешь перед тёлками «Патеками» да «Вашеронами» размахивать, знаю я этих силиконовых губошлепок.
- Слушаюсь, только керамические «Панераи», они выглядят как дешевая пластмасса.
- И авторучки должны быть поскромнее.
- Есть! - и я отдаю честь, - Буду брать с собой «Монблан» из черной смолы, как раз по цвету подходят к часикам.
- Про портфель не забудь. Из крокодиловой кожи оставь дома, вон у тебя коричневый потрепанный «Картье», очень соответствует имиджу авторитетного и уважаемого профессора.
- Я буду сама скромность.
Смена моего имиджа и прилюдная выволочка «смотрящей» видимо повлияли на убогую зуботочилку. С середины сентября по конец ноября я раз в неделю ездил на подгонку сравнимую с примеркой костюма в швейном ателье. Со мной она не разговаривала, все делала молча, будто по какому-то написанному конспекту. Правда у меня все время вылезал один и тот же вопрос, откуда она знает, где и что подправить. Я клацал пластиком по красящимся полоскам бумаги, двигал челюстью в право и в лево. Она заглядывала в мой хавальник, как истощенный кот в открытый холодильник, многозначительно и одобрительно гудела себе в нос, что-то вроде: «угу, ыгы, ага, так» и включала точильный агрегат. В конце концов она добилась того что наступила благодать, и я наконец-то сполна стал смаковать вкус любимых тыквенных семечек, орешек, да и любой еды. Вот только была одна незадача, челюстные суставы вошли в раж, и по-прежнему продолжали меня досаждать, временами меняя интонацию, от приглушенного хруста, до резкого и звонкого, похожего на одиночный выстрел автомата Калашникова. Расширение диапазона не лучшим образом стало сказываться на моём поведении, так как я заранее не мог предвидеть что они отмочат. От такой неопределенности они иной раз так внезапно пугали, что я мог вздрогнуть в самом неподходящем месте. Особенно требовалось проявлять бдительность во время лекций, так как непредвиденный треск отвлекал меня от мыслей, заставлял одних студентов схватится за голову, других оробеть, третьих столбенеть, ну а четвертых непонимающе вонзаться взглядом в трещотку. После такого звуковоспроизведения мне приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы вновь вернуться в тему. Иногда я, когда вокруг меня никого не было, мог от души так зевнуть, что если это происходило на улице и рядом голуби что-то клевали, то от моего щелчка они улетали как от хлопка ладонями. Иногда я забывался в самом неподходящем месте. Вот какой забавный случай произошел в ресторане за обедом с деловыми партнерами. Там я своей пальбой не только их напугал, но и проходящего рядом официанта. Он так встрепенулся, что две чашки с кофе слетели с подноса.
Осень заканчивалась, но радостей это не прибавляло. К прежним неединичным музыкальным ударным инструментам присовокупились новые, доселе еще не звучавшие. Началось с того, что трескотня появлялась, когда я начинал вертеть головой, или сильно наклонялся вперед, а иногда и от того, что просто махал руками. Ну а дальше началась эпидемия, любые телодвижения не могли обойтись без заветных разноголосых чириканий и щебетанья. Раздеваясь, я улавливал белочку, грызущую скорлупки, одеваясь, был похож на дятла, чего-то долбящего в дупле, ну а мытье в душе журчало под аккомпанемент целого оркестра квакающих лягушек. В тяжелоатлетическом зале, каждое поднятие будь то гири или штанги сопровождалось топаньем конских копыт. Шевеление в кровати напоминало стрекот кузнечиков или цикад. А уж какие оттенки негармонирующих трелей мы улавливали с Юлей, когда занимались любовью! Не сказать, что они нас раздражали, но и бурному влечению не способствовали. Кому бы понравилось, когда два партнера лежат как две мертвые селедки, боясь лишний раз дернуться, ведь неизвестно что или кто резанёт наш слух Кое-какой выход мы нашли, втыкали в уши наушники, включали клубную танцевальную музыку и дрыгались как обкуренные. Но это было не то, мы хотели слышать охи и ахи наслаждения и экстаза.
Понимая, что завтра, послезавтра и в ближайшее время трескотня животного мира и шоу барабанщиков будут моими жильцами у меня возникла идея фикс, а если вернуться к мягкой и нежнейшей порке, а всё то что будет звучать и фонить уподобить ненавязчивому релаксу. Я не стал с Юлей делиться своей задумкой, а запланировал её реализацию в ближайшую пятницу.
На этот раз я проявлял теплоту и кротость, вроде детской забавы, и расправа была как бы не настоящая, а понарошку. Правда, руки у меня чесались и хотелось, как и первый раз всыпать с отчётливыми следами и брызгами крови, но и щадящая доставляла не меньшее удовольствие. Похотлица сладострастно постанывала, соблазнительно крутила караваем, который румянился как тесто в печи, и иногда тонко повизгивала как новорожденный щенок. Как ни странно, но исходящие от меня как из музыкального динамика звуки уподоблялись работе кузнеца, когда один ударяет обычным молотком по раскаленной заготовке, а другой уже от души прикладывается кувалдой. Так и у нас было, щелчок-шлепок, щелчок-шлепок, что часто вызывало у меня довольную ухмылку. Вот уж я не думал, что невинная потеха может её доводить до такого ликования. Спина становилась влажной, дыхание учащалось, бедра вдавливались намертво друг в друга и крепко слипались, а пончики так желанно оттопыривались, что аж лучезарно светились от вожделения и любви и выглядели так благоговейно, что я начал лязгать зубами. Если где-то и существует телесный рай, то в эти мгновения он был передо мной, и я со всей головой в него погружался. И каждый раз, когда я выныривал, становилось немного грустно, что эта услада была не бесконечной как космос, а короткой, несмотря на полный круг минутной стрелки на часах, а за ней наступал яркий свет и возвращение в реальность.
Мадемуазель настолько вошла во вкус наших игр, что предложила, попробовать ремни из кожи самых разных экзотических птиц, рептилий, рыб и пресмыкающихся. И мы начали пробовать. Гардероб постепенно заполнялся изделиями из кобры, гадюки, питона, ската, игуаны, акулы, щуки, сазана, варана, крокодила, страуса и других тварей, каждый из них вызывал свои неповторимые эмоции, обладал особенной льстивостью и откликами, вроде команд дрессированного животного. Через несколько недель Юля уже с легкостью сомелье могла определить и описать состав, свойства, пластичность и структуру материала, обволакивающего её изгибы. Желание познать еще неизведанные держатели штанов и юбок настолько нас захватили, что теперь мы все своё свободное время посвящали поиску ремней из неведомых нам живых существ. Когда мы встречались, то первое что мы шептали в ушные раковины: «Дорогая, я раздобыл новый пояс. Дорогой - я тоже». Но самым интересным в нашем увлечение было то, как её клетки реагировала на каждую новинку. От некоторых она заводилась даже от легкого касания, от других как порно актриса развратно повизгивала и охала, от третьих корчилась как при сильной боли, ну а были и такие, что заставляли её все время ойкать, словно я щипаю за мягкие ткани. Видя её ответную реакцию, я частенько спрашивал.
- Вижу, что тебе приятно, опиши свои чувства.
- Итак, уважаемый профессор, это скат, с очень пушистыми нотками и прямо-таки бархатными прикосновениями. После него кожа приобретает здоровый румяный оттенок, как после баньки с веником. Приятная теплота очень долго сохраняется и, как это сказать, не послевкусие, а?
- Послеотшлёпание, - смеюсь я.
- Сохраняется приятное послеотшлёпание.
- А может лучше – послеотпарония, или послеприласкания?
- Послеотшлёпание мне больше нравиться.
- Ну хорошо, а что сейчас скажешь? - и я несколько раз проехался по её эклерчикам.
- Ооо! - услышал я её возбужденный возглас. - Чувствую давнюю знакомую. Это кожица страуса, мне её хочется попробовать слегка охлаждённой. Не забудь в следующий раз положить в холодильник, она так изысканно со мной соприкасается, что совсем не хочется с ней расставаться, достаточно один раз хорошо хлестнуть, чтобы вспыхнула сексуальная страсть и желание. Этот ремень для изысканных и торжественных вечеров.
- Я его тогда отложу и достану как награду, в последний день героической эпопеи.
- В твоей битве пока никакого перелома, и когда он наступит никто не знает. Зато ты меня лишаешь крыльев и полётов. Хочу воспарить до самого солнца.
- Вай-вай-вай. Я тоже так хочу.
- Ложись, я тебя запущу в космос, на станцию МКС.
- Спасибо, мне как-то удобнее ножками по земле.
- Ну как хочешь.
- Мы отвлеклись, сосредоточься, а как тебе вот этот?
- Иногда хочется крокодильчика, - завопила Юля, - он так сочно впивается в плоть, точно это зубы аллигатора. Ты видишь, как от него мышцы вздрагивают и вибрируют, он отлично структурирован и груб, благодаря чему продирает до самых костей, послеотшлёпание я чувствую еще несколько дней. Он хорош как восстановительное средство после трудного рабочего дня или в конце недели, а также для спокойного сна.
- Теперь лови следующий, - и прогуливаюсь вдоль левой половинке, слегка затрагивая поверхность бедра.
Юля передернулась, повернула голову в мою сторону, и в её глазах отразился немой вопрос.
- Я не поняла, это что было?
- Питон.
- Я тоже так подумала, но ты тут еще не топтался, а здесь оказываются совсем другие ощущения.
- И какие же?
- Я сама еще не поняла.
- Давай-ка я еще раз пройдусь.
- Не торопись, еще успеется, у меня много закутков где можно разгуляться.
Я сраженный её словами вылупил глаза, быстрым взглядом окинул с макушки до пят и после этого сказал:
- У тебя живая, грациозная и жгучая фигурка тут не обойдешься традиционными ремешками, кое-где они будут слишком широкими, может пару плеточек прикупить? Как вариант, вообрази шнурки, их такое огромное разнообразие, что возможности для творчества безграничны.
Теперь она застыла сражённая моему предложению и подумав несколько секунд, бодро отозвалась:
- Шнурки? Это любопытно. Я на досуге над ними поразмышляю. Но мы еще не все укромные уголки кожи обследовали и как следует их не протестировали. Мне уже хочется, чтобы каждая клеточка с ними познакомилась. Вдруг найдется потаенный и неизвестный островок, заставляющий меня плавиться. Вот я видела, как палочками бьют по пяткам, а если по ним проехаться грубыми и мягкими или горячими и ледяными. Слушай, это, наверное, такой писк будет?
- Мы уши тоже будем исследовать? Это будет что-то новое в сластолюбии, отхлестать их как следует.
- Пусть твои первыми войдут в историю.
- Только после ваших.
- Хочешь попробовать?
- По ушам? Спасибо.
- По попе.
- Ни малейшего желания.
- Не обманывай, я по твоим глазам вижу, что хочешь. Давай ложись, ты еще не знаешь, как это пьянит.
- Меня хорошо вино пьянить, не вижу смысла менять одно на другое.
- Ты не понимаешь, это совсем другое.
- Ты к чему клонишь? Не пугай меня, а то я начинаю себя чувствовать обделенным временем и неполноценным по жизни. Столько всего мимо меня прошло, расплачусь сейчас нильскими слезами.
- Я тебя сейчас спасу. Слеплю другого человека. Тем более, тебе надо отвлечься, а то ты погряз в зубоврачебных топях.
- И кого же ты хочешь слепить?
- Воскреснувшего и обновленного.
- Ага, и порка для этого лучшее лекарство?
- Ты после неё станешь заново новорожденным, все свои грехи и пороки останутся в прошлом. Это как пройти чистилище.
- У меня нет ни грехов, ни пороков.
- Они есть у всех.
- Теперь ты чиста и невинна, как алмаз?
- А разве ты не видишь?
- Вижу.
- А раз видишь, то хватить рассуждать. Давай оголяй зад!
- Слушай, это будет какой-то сюрреализм. Юная дева с азиатской внешностью, чихвостит взрослого белого господина. Еще на горох его усади, для полной алманизации. Или кристализации?
- Я твой намек поняла. И вообще, что здесь такого? Уважаемому профессору не чужды мелкие житейские похоти, тем более, когда их доставляют бывшие студентки.
- Да если такое узнают в институте, меня за аморалку вышвырнут как паршивую овцу.
- Об этом никто не узнает, я даже не буду рассказывать своим подругам, - смеется Юля.
- Так ты что, им рассказываешь про наши отношения?
- Ну кое-что, или почти все, и смотрит на меня виноватыми глазами. Да шучу я, давай переворачивайся на живот, я хочу потанцевать по твоим просторам.
- Как ты мило их называешь! Просторы.
- Ну не бугры же!
- Правильнее будет седалище.
- Ну если вам так больше нравится, пусть будет, по-вашему.
Да такой лютый танцпол устроила, что я в течение недели, так и ни разу не присел. Лежал на диване, либо стоял. Моя задница, как только я пытался присесть, тут же воспламенялась и начинала гореть как корочка хлеба, натертая перцем с чесноком, а сверху еще посыпанная солью. Пожалуй, это было даже покруче, как если бы я сгорел на солнце. При ходьбе кожа зудела и чесалась. В итоге, если я в тот день ехал на работу или в институт, то все время был как дневальный на посту и к концу дня падал от усталости. У меня гудели все кости, начиная от пяток и кончая шейными позвонками. Они превратились в рассыпанную труху, и даже мой авангардный способ втирание всяких гелей в коленки ненамного облегчал мои страдания. К её приезду в субботу, моя походка мало чем отличалась от движения инвалида, передвигающегося на протезах. Я наступал на землю осторожно, всё пытался убедиться, а есть ли там почва и, найдя твердую опору, медленно переносил одну ногу, задерживался на несколько секунд, проверял равновесие, и только потом переносил вторую. Юля непременно воспользовалась видением этой комической сцены, и пока я так вышагивал от парковки до дома, она всю дорогу подшучивала и подзуживала надо мной.
- То была репетиция и я попала не в мазь, ну облажалась чуть-чуть.
- Какой-то довод дохлый.
- Ты же как спортсмен, знаешь, не то нанесли на лыжи, и они не едут, вот и я ошиблась, с кем не бывает, не наработала еще искомого опыта. Крокодил тебе не подходит, а вот что-нибудь отведать из рыб будет самое то.
- Шиздец! Беспутница оказывается еще не наработала искомого опыта! И чтобы его заиметь она собирается видоизменить усилия и постёгивать меня разноперыми ремнями! Дудки, - ворчал я, - это было первый и последний раз и хватит распылять срамотные думки.
- Ничего, ничего, - успокаивала она меня. - Сейчас ты дошагаешь до любимого дивана, я приготовлю ужин, мы выпьем вина, и я тебя нежно провальсирую «охлажденным» из чешуи гадюки или ската, регенерирую тебя к жизни. Я же должна как-то реабилитироваться. Надеюсь ты положил их в холодильник? Ты еще не знаешь, какой это щенячий восторг, когда желанная стужа камнем падает на разгорячённую поверхность. Кровь от соприкосновения аж вскипает в мышечных тканях, это просто улёт.
- И не желаю знать, - недовольно бурчал я, вышагивая как на ходулях. – Мне было достаточно того, что я получил в прошлый раз.
- Мы диверсифицируем ремни, подберем самый полнокровный.
- Она еще и иносказательно изъясняется. Не вгоняй меня в соблазн, а то ведь соглашусь. Всё, закрыли эту дикую архиглупость. Но Юлю было уже не остановить, она так погрузилась в буйные мечты, что я ягодицами стал чувствовать так каждый ремешок, как могут чувствовать повешенные веревку на шее.
Как только мы вошли в квартиру, «шальная развратница» уже с порога предлагает выпить по бокальчику вина и затем отправиться в спальню. Через пять минут мы сидели голые на кровати напротив другу друга со скованными от мороза ремнями больше похожими на хлысты, покрытых уже мелкой влагой и яростно спорили, кто первый должен протянуть ноги.
- Уважаемый профессор, - говорила она возбужденным и волнующим голосом. - Я девушка и вы, как истинный джентльмен, должны мне уступить.
- Уважаемая Юлия Алексеевна, точнее сказать: Уважаемая шлёпоманка - поскольку наша терапия — это не есть наказание, а получение божественных услад, то я, как старший по возрасту должен предоставить вам право испытать приятные моменты первой, а посему быстро ложитесь на грудь, и не возражайте. В итоге мне пришлось сдаться, и теперь мы со своими красно-розовыми мольбертами выглядели как макаки.
Глава седьмая.
Апрель 2016
- Ну что господа, - обращается подполковник Лапиков к своей группе, ведущую на протяжении месяца следствие под кодовым названием: «Тендерайзер», - что прикажите докладывать на верх? Мы зашли в тупик и кроме двух сомнительных подозреваемых у нас ничего нет. Зато есть масса газетных статей. Вот полюбуйтесь на некоторые заголовки, появившиеся за последнюю неделю:
У следственного комитета крепкие зубы.
Следственный комитет может остаться без зубов.
Следаков будут лечить без анестезии.
Следователям из следственного комитета не хватает имплантов.
Следователям вместо пломб – мышьяк!
А нужны ли следователям зубы?
Хороший следователь – беззубый следователь.
Кто даст следователям по зубам?
Стоматологи готовы каждому следователю имплантировать по зубу мудрости, бесплатно.
Новые правила для прохождения службы: только со своими зубами.
Следственный комитет перешел на кашу.
У страховщиков появился новый вид услуг: страхование зубов.
В Подмосковье строится завод по производству бронежилетов для зубов.
Пломбы в обмен на тендерайзеры.
В следственном комитете скоро появится новый департамент под названием: «Следозуб».
Стоматологи – самые беззубые.
У следаков оказались стальные зубы.
Следакам не каждое расследование по зубам.
На кого следователи точат зубы?
- Мы топчемся на месте, кроме журналистов, лихо оттачивающих свои перья. Они справедливо задают вопрос: а по зубам ли нам раскрытие этих преступлений? Ни одна из предполагаемых версий не подтвердилась. Нет свидетелей, прослушка ни на кого не вывела, видеокамеры ничем не помогли, как и тщательное изучение орудий мести, зацепиться совсем не за что. Прямо аллюзия какая-та. Кто-то прилетел на ковре-самолете, сделал дело и улетел, оставив после себя разбросанные зубы и массу вопросов. Мотив с исключительными и раритетными часами пока не находит подтверждения. Или мы что-то упускаем.
- Александр Григорьевич! - в свойственной манере всех прерывать, заговорила Нина Сергеевна. - А мне кажется мы на правильном пути. Налёты на дантистов прекратились. Значит мы подобрались очень близко.
- Возможно. Только вот ухватится не за что. Тысячи контактов, сотни сделок, это только официальные, но я уверен, были и другие, обтяпанные под столом. Надо крутить и дальше тему о несостоявшейся сделки, вдруг кто-то занервничает. Я тут изучил личные дела почти двух сот лиц, имеющих склонность ко всяким предметам роскоши и отобрал несколько десятков. Многие из них пересекались с профессором и заметьте не у него в салоне и не в своих кабинетах, а в разных районах города. Явно не горели желанием быть замеченными. Анатолий Михайлович, вот список, познакомьтесь с ним поближе. Вам надлежит вместе с психологом-физиономистом с каждым из них познакомиться поближе. Имейте ввиду, вам придется иметь дело с не только высокопоставленными чиновниками и службистами в генеральских погонах, но и с промышленной и финансовой элитой. Люди они непростой, если так можно сказать судьбы, поэтому подход к ним должен быть самый тонкий и деликатный. Предлог для разговора такой: «Год назад был ограблен таможенный склад, пропало несколько очень дорогих часов. По оперативным данным они могли быть проданы через ломбарды, вот вы и занимаетесь тем, что проверяете тех, кто недавно купил аналогичную модель. Ну а в качестве особой приметы, например, укажите, что у вас есть номера моделей и вы их хотите проверить. Далее вы смотрите в свой компьютер, а физиономист внимательно наблюдает за их поведением. Вы меня понимаете? Дальше ждем звонков в часовой салон от тех, кто переполошился. По поводу правдивости вопросов, можете не беспокоиться, шестеро часов действительно были похищены и пока не найдены».
- А если кто-то из них заявит, что часы, которые сейчас на руке были куплены в фирменном бутике, за границей, и вообще, он ими владеет много лет и откажется показывать без адвоката и понятых, - спросил Анатолий Михайлович.
- Ну если кто-то упрется, то пусть приглашает. Нам надо поднять небольшую волну и если моя догадка правильная, то тот, кто замарал руки точно захочет встретится с профессором. У вас есть еще вопросы?
- Нет, мне всё понятно.
- Следующий шаг. Нам придется вернуться назад, к самому первому эпизоду, и все начать заново. Руководство дополнительно выделяет двух сотрудников, поэтому предлагаю: каждый из вас отрабатывает одну стоматологическую клинику, причем сосредоточится надо не только на пациентах, но и непосредственно на врачах. Мы над этим не задумывались, хотя, как вам небезызвестно, большинство такого рода корпоративных преступлений имеют внутренний конфликт. Ведь кто как ни сослуживцы хорошо осведомлены о профессиональных и личностных качествах каждого соратника по ремеслу, знают кто, в какую смену принимает, где и с кем живет, как добираются до работы, ну и тому подобное.
Возбужденная Нина Сергеевна вскакивает со стула и обводя взглядом всю группу произносит:
- Это что же получается, мы столько времени отрабатывали Соколову и профессора и теперь все свои взоры переносим на врачей? - и вопросительно уставилась на Лапикова.
- Нина Сергеевна, прошу вас присядьте. – Эту любовную парочку никто не сбрасывает со счёта, продолжаем дальше отрабатывать все их контакты. Не перебивайте меня. Вот смотрите, - достает листок из папки с фамилиями пострадавших, - все эти умельцы можно сказать съели не одну тысячу зубов, и по отзывам клиентов и их собратьев были одними из самых опытных, к ним на прием выстраивались очереди. Видите, разницу, пострадали не какие-то там двоечники или троечники, а самые лучшие.
- Вы хотите сказать, - обрывая на полуслове своего шефа, - что это дело рук самих стоматологов?
- Я пока только рассуждаю вслух. Ведь выбивали не охранникам, чтобы занять их места, а самым востребованным. Почему именно им? Месть? Возможно. Приватная неприязнь? И такое возможно. Деньги? Это тоже немаловажно. Убрать конкурента, чтобы на его фоне не выглядеть бездарем? Очень даже веская причина. Вот вам Нина Сергеевна, какой смысл выбивать зубы Валерию Баязову? - Чтобы занять его место? Так у вас более высокая должность и зарплата, а вот если меня ночью в темном переулке подкараулят, то вы можете занять мое место. Улавливаете разницу?
Но вечно дерганная и сварливая дама со звездой майора и видимо мечтающая о еще одной и на сей раз не удержалась.
- Я понимаю, если бы мы имели дело с единичным случаем. Но у нас же их аж шесть!
- Но ведь не исключено что другие нужны были для отвода глаз, чтобы сбить нас с толку и бросить тень на «Ромео и его Джульетту». Предлагают нам сыграть в игру: «с шестью неизвестными»
- Сомнительно все это, Александр Григорьевич, - вновь вступила в дискуссию метившая в подполковники. - Если не обошлось без помощи работников оперативных служб, то представляете насколько должна быть веская причина, чтобы отдубасить для заметания следов еще пятерых невинных дантистов. Если только не стояла задача напугать хозяев этих контор, а может и других, чтобы в дальнейшем их крышевать. Мотив конечно так себе, лихие девяностые давно прошли. Хотя все может быть.
- Нина Сергеевна, вы все верно рассуждаете. Поэтому мы возвращаемся примерно на пару лет назад и ищем в тех стоматологиях, где побывал профессор того, кто был уволен со скандалом, по сокращению, или по каким-то другим причинам. И главное, проверяем всех уволившихся на дружеские связи с высоко должностными лицами. Вот ознакомьтесь, и подполковник каждому раздал по два листка с адресами зубных клиник. Также обратите внимание на отзывы пациентов, их вы можете найти в интернете. Высказанные мнения могут быть лучшей характеристикой того или иного дантиста. Возможно кое с кем из написавших стоит пообщаться.
- Александр Григорьевич, позвольте уточнить, - вновь прерывает своего начальника Нина Сергеевна. Мы изучаем отзывы о тех дантистах, с которыми пересекался профессор? Я правильно вас поняла?
- Вы меня правильно поняли.
Руководитель всей этой тусовки задумался и после некоторого молчания произнес:
- Мне знатоки Швейцарских часов сообщили, что тот, кто расправлялся с Вешкуровой, с большой долей вероятности носит женскую модель. А что это значит? И он быстрым взглядом окинул всех присутствующих. Что это может быть девушка и возможно пассия профессора, которая с астрономической точностью как полотёр так ловко шлифанула, что даже зацепиться не за что. Вопрос состоит в том, как нам узнать, какими ходиками она владеет? Причем это сделать надо по-тихому, чтобы ни она, ни её окружение об этом не догадались.
- Удалось установить марку?
- Нина Сергеевна, не перебивайте меня. У нас в управлении есть кто глубоко погружен в эту тему, думаю, скоро мы узнаем. Ну а пока как будем выяснять, чем богата его дама сердца? Имейте ввиду, что ни один владелец никогда не скажет полную правду то, чем он обладает.
- Мужик может и не скажет, а вот баба непременно похвалится, и выложит даже то, чего у неё нет.
Лапиков метнул строгий взгляд на свою подчинённую и как бы назло ей съязвил:
- Только не эта.
- А если попробовать такой вариант: пригласить профессора вместе с его воздыхательницей на какой-нибудь светский раут, - вклинился в беседу старших офицеров капитан Кудря. - Уж на него они точно придут в часах. Вот мы и увидим, что за марка будет у Соколовой.
- Идея неплохая. Вот вы и изучите, куда их можно вытащить. Имейте ввиду, а бы куда он не пойдет, а вот на мероприятие, связанное с часами, вполне может клюнуть. В крайнем случае можно попробовать специально организовать подобный слёт. Действуйте.
Декабрь 2015
Наступила вторая декада зимы. Я, удобно расположившись почти что в родном стоматологическом кресле в подробностях как учитель разжёвываю самому тупому школьнику, что все мои путешествия и кропотливые труды ни к чему хорошему не привели.
- Щелчки никуда не исчезли, и если раньше они проявлялись только при пережёвывании пищи, то теперь они увязались за мной как тень, безотлучно сопровождают везде, чтобы я ни делал и чем бы я не занимался, они переплюнули манеру хромовых сапог: похрустывают не только днем, но еще и поскрипывают во сне. Мне кажется они меня и на том свете преследовать будут.
Толстуха даже ухом не повела, недоуменно и охально смотрит на меня, потом то одним глазом, то другим заглядывает в рот, будто это и не рот, а маленькая дырочка или щель в калитке, за которой происходят чудеса. Засовывает две черные бумажные полоски в широко разинутую пасть и просит постучать зубами, потом подвигать челюстью в право и в лево. Бегло осмотрев на них пятна экспрессивно заявляет:
- Все это неправильно!
Только я собирался ей тактично поддакнуть: «Что я же говорил об этом еще в сентябре», как она гладилкой поддевает десятки раз обработанную, заеденную, обшмыганную, опиленную, запиленную и перепиленную пластмассу и пробует её снять. Но она настолько прочно врослась в непонятно уже во что, то ли во вкладки, то ли в штыри, что никак не желала с ними расставаться.
Пришлось разразиться громоподобным криком и грубо рявкнуть:
- Вы что окончательно спятили и не можете жить без издевательств? – надрываю я глотку - вы же видите, они сидят намертво. Зачем их отрывать вместе с корнями? И в плевательницу полетел сгусток крови. Включайте вашу чертову шарманку и разрезайте на кусочки.
- Ничего я резать не буду! Они сидят на временной пасте и так снимутся. И в очередной раз пыжится их подковырнуть. У меня тут же возник вопрос: «В каком таком городе природа рождает упёртых недотёп?» И она как бы в подтверждение моих мыслей, упирается голенью в моё бедро и пытается тянуть на себя, как ведро за веревку из колодца.
У меня немедля лопается самообладание. Я хватаю её за запястье и так крепко сдавливаю кисть что послышался хруст костяшек. Пальцы сразу же разжимаются, и я с силой отбрасываю её руку в сторону. Ловко вытаскиваю изо рта застрявший инструмент, раскачивающийся как поплавок на воде и швыряю его в угол кабинета. От такой непредвиденности она неуверенно делает шаг назад, цепляется ногой за стул спотыкается и спиной ударяется о стену.
- Вы кроме как глумиться и доставлять изощренные неудобства еще что-то умеете? - что есть мочи я ору. - Вы не понимаете русского языка? Сколько можно вам вдалбливать, что если я говорю, мне больно, то это больнооооо, а вовсе не щекотно! Или вы первый раз слышите это слово? Может вам растолковать что оно означает? В доказательство своей правоты выплевываю огромный красный шматок. Вновь вижу растерянные глаза, искривленные губы и свинцовое застывшее лицо. Насупившись смотрит на меня как на капризного ребенка, не дающего никому покоя, с натугой сопит, и как мне кажется топает одной ножкой, как кобыла на привязи и пытается осмыслить моё своенравие. И после небольшой паузы сердито и повторно пристыжает юными девицами, отчего я аж вскочил с кресла.
- Да чего там больно! То, что у вас появилась кровь, это ни о чем не говорит. Вон, ко мне приходят двадцатилетние девушки, и им ничего не больно, и никто из них не вопит во всё легкие.
- Знаете, что я вам скажу? Идите за директором, мне надоело ваше бесконечное хамство и некомпетентность.
Её как ветром сдувает, но минут через пять возвращается, и пискляво произносит:
- Ну хорошо, если вы настаиваете, то давайте их срежем, но это может занять целый день.
- А я никуда не тороплюсь.
- Вы что думаете, вы у меня один? – рассерженно выкрикнула толстуха. - Я не могу на вас ухлопать весь свой рабочий день, тем более у меня через два часа примерка.
- Тогда меньше болтайте и поспешайте.
Через тридцать минут я сидел с голым ртом. Пластмассу, которую она в течение двух месяцев так усердно облизывала, пытаясь добиться не только правильного прикуса, но и еще чтобы я принимал её как свою, теперь от неё ничего нет, остались только крошки на моих щёчках и одежде. Ну вот, встрепенулись мои мозги: «Я вернулся на полгода назад и было похоже на то, что застрял во времени».
– Ну и что вы теперь собираетесь дальше делать? – прошепелявил я.
- Сейчас я вам поставлю совсем другие посидите минут двадцать, и исчезла из кабинета.
Пока она отсутствовала, я был занят тем, что пытался угадать, что же мне на этот раз сварят? «Еще больше? Маловероятно. Тогда какие? У меня уже было два варианта: очень большие и чуточку поменьше и по тоньше. Но от «Митрофанушки» можно ожидать чего угодно, даже такие, какие и вообразить невозможно. Время шло, но она не появлялась. В голову полезли дурные мысли. А уж не сломался ли у них мартеновский станок? Впрочем, у неё должны были остаться парочка запасных, по крайней мере, она мне их показывала. А если они потерялись, что тогда? Оставит меня наедине с железными клыками? От неё такой выходки вполне можно ожидать».
Становится душно и жарко. Захотелось снять свитер. Но наконец-то «пилорама» появляется с еще тепленькими только что из печки отлитыми как я заметил серенького цвета из нового химического соединения. «До этого желтые были, а сейчас? Цемента добавила, чтобы попрочнее были?»
Я разеваю как можно шире свою пасть, чувствую, как она примеряет, отходит на шаг назад. Предлагает мне закрыть рот, потом снова открыть, потом закрыть и так несколько раз, пока не произносит с восторгом:
- Ну вот, эти сидят нормально, - услышал я решительный тон, и протягивает мне зеркало.
Я растягиваю губы в улыбке и пристально вглядываюсь в то, что в меня вмонтировала и не верю своим глазам. Сказать, что они меньше чем у мышей, значит ничего не сказать. Они были такими кургузыми, что рассматривать их лучше через большую лупу. Поверить в то, что у людей могут быть такие зубки, можно разве что в загипнотизированном состоянии. Они выглядели так, как если бы настоящие только начали расти. «Она, что, забавляется со мной? Играет в куклы?» – не поверили мои мозги.
Видя мое недоумение, «переросшее и недоразвитое дитя» счастливо восклицает:
- Вам нравится? – и весело хлопает в ладоши.
- А почему они такие маленькие? Я в них выгляжу так, как если б в сандалиях новорожденного вышел на улицу.
- У вас такие были до того, как они сточились. Вы просто забыли.
- Но вы же мне полгода назад говорили обратное, - негодую я.
- Те были не правильные. Сейчас правильные.
Я обескураженный продолжаю их разглядывать и пытаюсь вспомнить свои родные. Но как я не старался напрягать и ворошить крышу чтобы найти сходство между теми что было и что есть сейчас, но так и не находил. «Да уж, был мерином, стал клопом. Ходил с вытянутой мордой, теперь со сплющенной. А сколько будет сплетен среди студентов и платников по поводу изменившейся внешности. Скажут, что я беззубый и со съемным протезом. Репутация моя сильно подмокнет». Но несмотря на пугающее безобразие, сразу же обнаружились и плюсы. Я впервые свободно задышал. Ни что чужеродное не давило на дёсны, а язык яростно мечется по всему пространству, не веря такому счастью, что ему не придется ужиматься, складываться и жить в тесноте. Челюстные сухожилия и связки как-то обмякли, расслабились, куда-то пропала вечная натужность, скованность и звон в ушах. Сразу же обострился слух. Внезапное раздолье незамедлительно начинало пьянить голову. Но по мере того, как я продолжал изучать своё отражение, размер этой поделки все больше и больше меня пугал. Вспомнил мелкие зубки у Юлии, и они явно больше моих. Прошу сияющую «петрушку» показать свои, она без тени смущения скалится и моему взору предстали почти такого же размера, и мне как-то стало не по себе. Я превратился в игрушку в руках переменчивой и взбалмошной девочки подростка. Видя мою прострацию, «забава» предлагает мне походить в них несколько дней.
- Вы к ним привыкните, - слышу я зазубренную фразу почти убаюкивающим шепотом.
- Ну хорошо, - ответил я безнадежным тоном.
Хотя прекрасно понимаю, что это не есть хорошо. С одной стороны, на не долгое время приду в себя, а с другой? Буду помалкивать на людях, чтобы они ничего зазорного не увидели.
- Пусть будет, по-вашему. Только знаете, что, не сажайте их на пасту, они и без неё крепко сидят. Я уже по горло сыт этой пластмассой.
- Как скажете.
И я в муках внутреннего скептицизма стараюсь побыстрее покинуть этот дом, где так ловко морочат и пудрят мозги и заодно разобраться в том, что это было. Широко шагая в сторону парковки, я, не верил сам себе. За мной ничто не волочилось, пропали привычные заушные мелодии. «Неужели сломалась игла? А если это то, что мне нужно? Ведь впервые за полгода с меня сняли оковы. Смотри как сразу плечи распрямились, грудь колесом, да и ничего общего с гнедыми. Только вот теперь стал похожим на лягушку. Мадемуазель не слезет с меня пока я не начну квакать».
Трогаю нижнюю челюсть, легко двигается в право, в лево и при этом еще молчит. Гортань мягкая, не такая как раньше - твёрдая почти что чугунная. «Не придется напрягать голос во время лекций». Вот и автомобиль, завожу мотор, и чтобы окончательно убедиться в том, что я могу петь соловьём внезапно стал урчать под нос: «Наша родина революция». Даю газу, верчу головой и в салоне тишина. «Вот это да! Всё козни мои закончились? Можно забыть про трескотню?» Жму педаль до упора, петляю между водителями как чемпион слаломист вокруг стоек, уж очень не терпится проверить этих карапузов в деле, пусть покажут себя как они могут расправляться с фруктами и овощами.
Бегу вверх по ступенькам и слышу только топот своих каблуков. Вчера совсем было по-другому. Тогда я несся как по тонкому льду, когда каждое движение едва было отличимым от ходьбы по замороженной водной глади. Хрустело так шумно, что со стороны могло показаться на ломку костей. И вот я на кухне, залезаю двумя пальчиками в пакет с бразильскими орешками, осторожно укладываю один из них на мелюзгу, потихонечку сдавливаю, так как помню про их ненадежность и все мои ванильно-клубничные ожидания превращаются в прах, отправляя меня на грешную землю. Ответ суставов был такой же, какой издаёт кот, если ему наступить на хвост. С испугу выплевываю все в мусорное ведро. Без промедления метнулся в ванную комнату и уставился в своё отражение обнажив то, чем меня премировали. А премировали тем, чего не бывает в природе, но бывает в воспалённом мозгу: «У взрослого мужчины под два метра зубчики гнома». «Во как меня надула!» - вздыбились мозги. Подсунула косметическую увеличивающую линзу, и высота диковинных коронок если и вызывала вопросы, то не столь категоричные. Сейчас же они без всякого искажения на фоне моего роста выглядят так, как если бы Гулливер позаимствовал отростки от лилипутов. «И вот к ним я должен привыкать? Она в своём уме?» Сначала мне втыкает желтые, долговязые и гипертрофированные, потом вообще неясные и гетерогенные, сейчас серенькие, мелкие, двоякие. А в следующий раз предложит рыжие, но толстые? За ними последуют коричневые и широкие? Как видится она насмехается надо мной. Растоптал её прилюдно, вот и сводит со мной счёты. Или всё-таки она на самом деле безнадёжная дуб дубом? И как мне теперь быть? Вновь её опозорить перед всем миром, заставить краснеть, а потом что, сдаться ей на милость и заново всё переделать? Ну что ж, разжевать орешки мне как следует не получилось, а как поведут себя связки если попробовать яблоко?» Бегу к холодильнику. Разрезаю на две половинки, возвращаюсь к зеркалу, хочу видеть весь процесс. Осторожно раскрываю рот и в ухе раздается то ли взрыв петарды, то ли хлопушки, а может лопнула лампочка? Подлянка оказалась такой внезапной, что меня отбросило назад и я плюхаюсь на стиральную машинку.
- Ни хрена себе! - так ведь и заикой можно стать, выругался я.
Но то что я произнес, было не разобрать, слышна была только трескотня какую обычно издают замкнувшие электрические провода. Мне даже показалось, что мои волосы задымились и как по команде встали дыбом.
- Не понял, - сказал я своему отражению. - Я же полчаса назад распевал как солист в хоре, а до этого мог свободно общаться, но сейчас же ничего не разобрать. У меня там что-то слетело с катушек пока я был в пути? Или я слетел?
Возвращаюсь в гостиную, плюхаюсь на диван, руками обхватывают нижнюю челюсть и как заправский мануальный терапевт пытаюсь её вправить, только вот не понимая куда. Подергал, покрутил и повертел, пробую заговорить с плотно сомкнутым ртом.
- Это что же за лапотники? – процедил я сквозь органику - Они имеют хоть какое-то медицинское образование? Или их дипломы стоят не дороже пластмассовых коронок? Распоряжаются моим ртом как какой-то сценической декорацией. Вчера была одна, сегодня другая, а завтра третья.
И дабы хоть как-то себя успокоить, дрожащими от волнения руками, открываю бутылку французского вина «Божоле», наливаю до самых краев в чайную кружку и махом все выпиваю, потом наливаю еще и опять все отправляю во внутрь. Минут через десять, меня так хорошенько пнули по макушке, что я вмиг очутился в раскачивающейся лодке по среди водоёма. Стало душно, открыл окно и в какой уже раз погрузился ставший уже вечным вопросом: «Что же делать? Куда бежать?».
Вскакиваю и пошатываясь стал накручивать круги в гостиной. «Главное без паники, пытаюсь себя успокоить, надо срочно звонить в эту долбанную шарашку и ехать обратно, пусть все переделывает. Это не моё. В них нет никакого смысла».
Набираю номер телефона, шёпотом прошу срочно записать меня на прием, но мне вежливо предлагают явиться только через три дня, раньше не получится.
- У Елены Васильевны нет свободного окна, все расписано.
Приходится соглашаться. Через пять минут мне перезванивают и просят не спешить с приходом, так как все эти неприятности временные и они скоро исчезнут.
- Какое исчезнут! – нервно и суровым тоном кричу я в трубку, а сам не могу уловить смысл слов, только гравийный шум резиновых шипованных покрышек. - Вы мне с середины лета твердите что все притрётся, встанет на свои места, а на самом деле всё гремит, трещит, тарахтит, бубнит, скрипит, как у разваливающего трактора. У вас не какая не стоматология, а сборище недоумков в палате для психозных больных, а ваши все напудренные перцы в белых халатах не имеют ничего общего с медициной! – Вы безнадежные олухи, и вам можно доверить только мытье сраных и поносных горшков, на большее ваши руки и мозги не приспособлены, и я прервал монолог.
Остаток вина я допил из горла бутылки, не обращая внимания на скрежет. «Да, - качая головой, завел я разговор сам с собой, - теперь от этого никуда не деться, придется свыкаться и привыкать». Захотелось пожаловаться своей барышне. Но внятно что-то донести не получилось. Мало того, что у меня заплетался язык, так суставы устроили такую междоусобную перебранку, что после того как она несколько раз повторила: «Алё! Я тебя не слышу. Что там за шум? Ты где? Перезвони!», а затем долетели короткие гудки, мне стало ясно, что описать ей, что же со мной на этот раз приключилось не получиться.
В течение получаса я трясущими от возбуждения пальцами набирал на смартфоне текст, в котором излагал, что же со мной сегодня натворили и в конце дописал, что в эти выходные мы не встречаемся.
- Не хочу тебя травмировать крошечными зубочками, да еще хмурого цвета и размером как прыщики и доселе неизвестными псалмами.
- А ты разве не видел, что она втюхивает? – читаю ответ.
- Увидел уже когда были во рту, но в кривом зеркале, а какие они на самом деле, разглядел только дома.
- Пиши заявление в «Росмеднадзор» и забирай у них деньги, хватит тебе мучиться. Пожалей себя.
- Завтра поеду намыливать им шею, буду требовать расторжение договора.
- Напиши мне как съездишь.
После этого я, склеив губы, сообщил секретарю, что завтра приеду утром в десять часов, привезу бумагу с требованием о разрыве сделки, и пусть они приготовятся к неустойке. Меня молча выслушали и на этом связь прервалась.
На следующий день, едва приоткрыв железную дверь я заметил, как девушка на ресепшене просверлив меня неблагосклонным взглядом, с ходу метнулась в соседний кабинет и, пока я натягивал бахилы, она уже вернулась и жестом приглашает меня зайти. Я снимаю куртку, вешаю её в шкаф и следую за ней.
- Александр Иванович, - жалобно заскулила заведующая, мы пригласили эксперта, сейчас она вас осмотрит.
- Пусть осматривает, - произношу я надутым тихим голосом.
Через пару минут входит та же пожилая дама, что осматривала меня в сентябре и вздох облегчения пробежал по моему телу.
- Так, Александр Иванович, - непринужденно обращается она ко мне расскажите, что с вами произошло?
Я, едва шевеля языком, затрещал наподобие прокурора обвинительной речью: как каждую неделю в течение двух месяцев ездил сюда как последний идиот. Мне Елена Васильевна что-то отшлифовывала, зашлифовывала, вышлифовывала, пришлифовывала, надраивала, намыливала, натирала, поласкала. И каков же итог? Ваша непробиваемая подопечная весьма вольных манер опровергает саму себя, отказывается от своего упорного двухмесячного труда, видимо у неё что-то подгнило или свыше был ниспослан дар прозрения и со всей пролетарской прямотой восторженно заявляет: «Что мол я набитая дура, и всё делала неправильно». Хоть бы удосужилась объяснить, откуда у неё вдруг проснулась неоспоримая убежденность, что эти коронки мне не подходят? А вот в этих я буду счастлив. Вы только взгляните на них, я что похож на карлика? Если бы вы только слышали, с каким напором она убеждала, что я родился прямо один в один с этими. А поскольку они можно сказать кровь от крови, то свыкнусь с ними через каких-то пару-тройку суток. Тут даже скудоумному понятно, что не мог я на божий свет появиться вот с таким достоянием. У меня возникает вопрос, что я в следующий раз увижу: кривые, косые, вампирские, обезьяньи? Вы тогда уж предоставьте образцы, так сказать покажите весь ваш расширенный ассортимент, а я уж сам отсортирую и выберу, какие мне носить. А то она мне напоминает мухосранскую мельтешащую актёришку, репетирующую пьесу. Пробует то одни коронки, то другие, то третьи, то четвертые. Берет как «невидящая» на ощупь и пристраивает неизвестно кому, то ли козявке, то ли слону и каждый раз, когда перебарщивает с размером, вместо того чтобы признать свою ошибку, компостирует мозги, пытаясь убедить в обратном. Так и хочется у неё спросить: «У вас что нет сантиметра или других измерительных приборов, что вы всё время делаете даже не на глазок, а на потолок?»
- Уж если вы преподаете в мединституте, ну провидите для них ликбез. Что они вас постоянно срывают с насеста и гоняют как пожарника? Не проще разогнать этих бестолковых недорослей, и пригласить не липовых, а дипломированных специалистов?
Давненько мне не приходилось видеть такие искривлённые, изничтоженные, обесчещенные и оплеванные лица. Кажется, они в эти секунды постарели сразу лет на двадцать. Заведующая этим дурдомом аж позеленела как при хлорозе, а эксперт-решала виновато сконфузилась, помрачнела, мигом превратившись в столетнюю старуху, в которой едва теплится душа. Тем не менее она нашла в себе силы, чтобы выдавить из себя вопрос.
- Покажите нам из-за чего весь этот сыр-бор?
Едва я растянул губы и разжал пасть то грохнуло так, как кто-то из нас упал на пол. Эта парочка дружно подпрыгнула и застыла, переваривая увиденное и услышанное. Эксперт быстро очухалась и пришла в себя. Хватает за воротник молодуху, выглядевшая как испуганная овца и тычет её лицом в мой раскрытый рот.
- Вы что ему сделали? – грозно и возмущенно вопит она. - Понятно, при таких несоответствующих размерах у него челюсть как тряпка болтается. Вы видите какой у него прикус? И не дав ей ответить еще ближе наклоняет её голову вниз, чтобы испуганные глаза втиснулись в пластмассу.
В такой ситуации, наверное, любая бы прокричала: «Что я всё поняла!» Но эта похоже проглотила язык, только широко раздувает ноздри, тяжело пыхтит еще не переваренным кофе и трясёт копной волос. Видимо добившись нужного эффекта, старушенция отпускает заведующую. Та сделала назад пару шагов, скорее всего из опасения, как бы её вновь не ткнули в мои зубы.
- Тут все понятно. Я так понимаю у Александра Ивановича не сложились личные отношения с Еленой Васильевной. Мне надо подумать над выбором другого протезиста, - и пристально глядя мне в глаза произносит:
- Александр Иванович, не волнуйтесь, мы вам подберем другого, в наших клиниках много хороших мастеров, мы вас не оставим без зубов.
- Да я, собственного говоря, - все также произношу шёпотом, - хочу прекратить бесконечные наезды в эту не гостеприимную контору. Если ваш самый лучший светоч запуталась, то чего тогда ждать от других? – и я вопрошающе всматриваюсь в сморщенное и дряблое лицо.
- Вы послушайте меня, как профессора, преподающего не одно десятилетие. У вас очень сложный случай, тут и опытный врач может дать промашку. Вас здесь хорошо знают, понимают все сложности и с какими трудностями столкнулась Елена Васильевна. Мы каждый день на планерке обсуждаем планы по каждому нашему пациенту и весь наш коллектив в курсе ваших проблем. Поэтому, я вам настойчиво рекомендовала бы ничего не менять. Ведь переделывать всегда сложнее, доверьтесь нам, и вы встретите Новый год с самыми лучшими зубами и ими вы сможете есть всё что вашей душе будет угодно. Молчавшая до этого заведующая, вдруг жалобно начала мямлить, да еще строить умоляющие глазки:
- Пожалуйста, Александр Иванович, соглашайтесь, мы ведь так переживаем за вас, вы даже себе не представляете. Ну соглашайтесь, ну ради бога.
Её слезливые завывания и всхлипывание носом тут же выбили меня из равновесия, уж чего-чего я мог ожидать от этих дам, но только не слёз.
Снова подключается спасительница по защите явно подмоченной репутации этого сброда. Нежно берет меня за руку, слегка сдавливает ладонь вроде как в знак согласия, преданно по-собачьи смотрит в глаза и заискивающе произносит таким тоном, который может околпачить любого мужчину:
- Ну мы договорились? – продекламировала она вкрадчивым голосом, и так по-подхалимски и флиртующе подмигнула, как уличная проститутка, стоящая на трассе у лесопосадки, отчего у меня аж передернулись плечи.
«Ба-а-а! Одуреть! – вознеслись мои мысли, - меня что пытаются соблазнить для приватных утех? Что в этой тройственной симфонии друголюбия они убедили в своей покорности? Кому скажи, никто не поверит в такую извращенческую чушь».
Я почувствовал себя смущенным и растроганным. От моей былой решительности не осталось и следа. В те минуты тётки явно были податливы и покорны готовы на все унижения, лишь бы я никуда не убегал. Предложи им станцевать стриптиз, они, не раздумывая, мигом скинули бы всю одежду и показали бы мне все что скрыто под трусами. Чудом я удержался, чтобы не сглупить и мне как-то по-человечески их стало жалко. Они вроде бы и не виноваты, что им приходится отдуваться за бесталанных босяков, набранных по объявлению вроде как на стройку и каков их практический уровень, выясняется только тогда, когда они берутся за инструменты. Выходит, что они по сути дела ни причём, они же просто стрелочницы. Одну посадили за стеклянный авангардный стол в экстравагантное кофейного цвета кожаное кресло, наделили полномочиями управляющей, назначили приличное пособие. Другая же, скорее всего за немалые деньги мчится сломя голову по первому зову как ночная бабочка, чтобы сгладить скандал ну и подсказать, где подправить то, что сделано криво и косо. Вот они и отдуваются за всех своих нерадивых и убогих.
Я неестественно развёл руками, как бы говоря, ну что мне с вами делать и чуть слышно прогнусавил:
- Ладно, давайте другого, посмотрим, как он справится, - не верил я своим же словам.
Не часто, но все же в часовой салон иногда заскакивают те, кто ради существенной скидки подолгу скулят, клянчат, вымаливают, тянут свои ладони для засвидетельствования договоренности, преданно заглядывают в глаза и готовые на любые бесчестья. Немедля вспомнилось: как пару лет назад упертая девица слезно меня уламывала о снижении цены аж в два раза и всем своим видом беззастенчиво показывала, что: «Я готова на всё». Ну я ради шутки и брякнул: «Раздевайся». Она, не мешкая ни секунды, проворно скинула с себя одежду. С неимоверным трудом охране удалось ее выпроводить в коридор, где она оделась и не солоно хлебавши отправилась восвояси.
Пока мой разум блуждал в прошлом, обольстительницы даже не попрощавшись стремительно уходят, видимо боясь того, как бы я не передумал. Я еще побыл немного в одиночестве, но видя, что ко мне никто не заходит, не торопясь оделся и в дурном настроении отправился к автомобилю.
Вечером в деталях живописно воспроизвёл Юлии, как прибывшая «светильник разума» устроила демонстративный разнос, и как меня чуть ли, не рыдая в ногах, умоляла заведующая никуда не уходить и дать им возможность закончить работу.
- В общем, я не смог отказать слезливым и божимся бабам и согласился остаться. Теперь мной будет заниматься кто-то другой или другая.
- Мне кажется ты поступил опрометчиво, купился на дешевый бабский фарс. Клево они тебя одурачили. Я с такими кадрами сталкиваюсь каждый день, чего только мне не наплетут ради получения работы и регистрации. Я их раскусываю на раз два три, а ты как появившееся дитя на свет принял их двуличность за подлинную действительность. Ты же видишь, толстуха полгода тебя промурыжила, поиздевалась вдоволь, и теперь «луч света царства бракоделов» навяжет такого же недоумка, это если еще повезет. Но может попасться такой, что придется на веки забыть про заветный Голливуд. Откуда они в своем «Солдафонском сортире» для умственно неполноценных найдут здравого умника? Если бы он у них был, то все закончилось бы еще летом. А так, на пороге Новый год, и ты, релаксируя, очутился в полной заднице. Даже мне не имеющей соответствующего образования понятно, что надо делать. Толстопузая то одно пробует, то другое, то третье, потом четвёртое, импровизирует как на рояле и так она может развлекаться до бесконечности, при этом еще набирается наглости убеждать, что это то самое что тебе нужно. А через несколько недель заявляет, ой я ошиблись, сорри, но сейчас я точно уверена в своей правоте. Если уж совсем запуталась, то куда проще, налепить с десяток разного размера заготовок и одну за другой примерять. Мы обувь, прежде чем купить меряем, а не обрубаем топором лишнее. Ну потратили бы на это целый день, зато был бы результат. У неё явно проблемы с наличием мозгов, если не может додуматься до простых вещей. Это же уровень ПТУ. Два месяца она с упорством ослицы пилила, пилила пока в её башке что-то не замкнуло. Ты ей задай вопрос про пластмассу, насколько она безопасна, ведь ты её с лета лопаешь. Если она и дальше будет тебя ею кормить, я не удивлюсь, когда они выставят тебе окончательный счет. Скажут, дорогой дружок, вы съели пару килограмм бесценного материала, будьте добры оплатите его.
- Действительно, а из чего они варят? – произнес я отстраненно.
- Да из чего угодно. Опустошают контейнеры для сбора пластиковых упаковок, а ты потом носишь.
- Ну если выставят счет принесу им пару парочку банок из-под кефира.
- И когда ты теперь туда поедешь?
- Завтра мне должны сообщить кого они подобрали ну и соответственно время приема.
- Я тебе после работы перезвоню.
- Хорошо.
- До завтра.
- До завтра.
Утром в девять часов раздается телефонный звонок от моих благодетелей, и я узнаю фамилию нового товарища и дату посещения, аккурат ровно через неделю, в двенадцать дня. Я зашел на их сайт и стал искать информацию об очередном творце, но кроме фотографии и названия учебного заведения, которое он закончил, больше ничего не было. «Не густо чтобы составить какое-то мнение». На меня смотрело молодое лицо кавказской национальности, с длинной бородой и пышной шевелюрой, в круглых очках, походивший своей внешностью то ли на семинариста духовной академии, то ли на панка, а больше на солиста рок группы. Я делаю скриншот портрета и отправляю Юлии.
- Мне откопали вот этого импозантного хиппи. Как он тебе? Не правда ли, милое личико? К нему надо обязательно съездить. Ну где еще увидишь такого колоритного протезиста!
Через пять минут получаю от нее ответ:
- Сначала над тобой колдует толстуха сестрица бетономешалки, к которой на прием нужно заявляться только хорошенько, нализавшись и извалявшись в грязи, да еще в заношенной одежде, теперь подсовывают броского патлатого. У них там что, нет ни одного без изъяна? Или они специально приглашают на работу только с необычным прикидом? Да, веселые там ребята, умеют клоунаду устраивать. Говоришь у них там кругом видеокамеры, вот они хотят увидеть твою реакцию. Уже, наверное, ржут. Я бы к такому ни за что не пошла. Кстати, о нем есть хоть какие-то сведения у них на сайте?
- Кроме наименования Вуза больше ничего.
- Затейники они еще те. Ординатора на практику отправили. Он тебе точно поможет.
- Не надо опережать события. Я схожу, ради пополнения коллекции. Столько видел самых разных зубоподельников, но вот чтобы такого, еще не приходилось. А вдруг окажется что он действительно самый продвинутый.
- Джигит с гор спустился с купленным дипломом. Они в твоём лице нашли эксклюзивный покорствующий экземпляр для оттачивания своих рук. В обычных случаях таким лицам либо приплачивают, либо оказывают услуги бесплатно. Тебя же развели как кретина и теперь они за твои же деньги как на кошечках осваивают стоматологические навыки. Тебе это не надоело? Мне казалось, что ты ими сыт по самое горло.
- Это ты верно написала. В любом случае надо съездить. Они же мне ничего не вернут. Скажут, мы ему предлагали другого, но он отказался, тогда какие претензии к нам?
- Это твой крест и тебе решать, кто его понесёт. Как насчет выходных?
- Созвонимся в пятницу.
- Хорошо.
В выходные я решил не встречаться с Юлей. Дело в том, что пластмассовые коронки без пасты сидели не плотно на металлических штырях, и под них попадали всякие жидкости и еда, в результате чего, через пару дней во рту расцвело удушающее вонище, да такое, что запах канализации и бачков для отходов был ничто по сравнению с моим ароматным дыханием. Ни полоскание, ни жвачка с освежающими леденцами не могли перебить стойкое помойное зловоние. В меня вселилась мусорная свалка. Я перестал понимать, что я ем, все продукты внезапно стали просроченными и подпорченными, даже выпеченный горячий хлеб имел все оттенки гнилостного вкуса. Только горечь крепкого зеленого чая и кофе могли на короткий срок справиться с выгребной ямой. Ну а, чтобы хоть как-то освежить квартиру, так мало того, что постоянно были открыты окна, так еще сутками горели ароматизированные свечи. Спать приходилось под двумя одеялами, в спортивном костюме и вязаной шапочки, надвинутой по самую шею.
Плановые занятия со студентами пришлось пропускать, их вместо меня проводил заведующий кафедрой, а для платников отменил на одну неделю, так как не рискнул портить не только вокруг себя атмосферу, но и во всей учебной аудитории. Поставил в известность Магомеда, чтобы он меня в ближайшие дни не ждал. И поведал ему как я оскотинился и протух как лопнувшее куриное яйцо. Лучше бы я ему об этом не говорил, матерился он так смачно, что я тут же пожалел, что рассказал по какой причине не могу явиться на работу. Юля меня сразу же поняла и ультимативно обронила:
- Для меня свежесть имеют первостепенное значение, и важно какой природный букет исходит от тела моего партнёра. Неприятный запах может убить самые истинные чувства.
- Тогда я правильно поступаю. Не стоит тебе погружаться во всякие природные миазмы. Я все время чувствую, как кто-то рядом со мной справляет нужду, а потом в его же испражнения меня еще и носом тыкают.
- А ты пробовал их как-то почистить?
- Чтобы почистить, для этого их надо снять, бережливо облизать и продезинфицировать каждую вкладку и корешки. Я, конечно, попробую это сделать, но не уверен, что у меня получиться, нужны инструменты, а у меня кроме загнутых ножниц ничего нет. Уж потерплю до следующей недели, там и почистят.
Но до следующей недели я так и не дотерпел, смрад настолько меня достал, что временами казалась вся земля превратилась в одну большую гниющую навозную кучу. Страсть как хотелось глотка обыкновенного свежего воздуха. Но заполучить его никак не удавалось. Я каждый час полоскал мерзкую мелюзгу пахучими антисептиками и порой вспоминал присказку: - мал клоп да вонюч. Стоя над раковиной по долгу надраивал дорогими и дешевыми пастами, но все было тщетно, вонь пышно цвела и распускалась. Тогда я забежал в соседний дом, где на первом этаже располагался кабинет с дантистом. Мне аккуратно всё сняли почистили, промыли и пропылесосили. Однако вдоволь надышаться не получилось.
Утром вновь уловил знакомый запашок, и я задался вопросом. А знала ли безмозглая гусыня, что если пристроить любые протезы без пасты, то через сутки можно угодить в выгребную яму? Скорее всего она была в курсе. Тогда почему меня не предупредила? Захотелось мне напакостить и заодно повеселиться? И я увидел сцену, как она на ежедневной планерке вместе со своими плосколобыми по цеху радуется пышному первосортному свинарнику, наполняющим моё дыхание, и как они в унисон твердят: «Не будет больше капризничать, жаловаться и омрачать нам жизнь. Ведет себя как ябеда, так и норовит на нас настучать. Вот и получи в отместку».
Но она явно недооценила меня. Я взял свои маникюрные ножницы и загнутым концом попробовал снять то, что было у меня на верху. После нескольких попыток мне удалось их сдвинуть, а дальше краешком ногтя поддев и умеренно нажимая на разные участки получилось их стащить. Не успели они еще упасть на язык как мощная струя тяжелого духа так ударила в ноздри, что всё моё нутро крепко сжалось, как если бы я медленно погружался в бочку с фекалиями. Два прыжка, и я стою у открытого окна и дышу как загнанная лошадь. Придя немного в себя, я занялся санитарной обработкой торчащих корней, стальных наконечников и всех углублений в протезе. И прежде чем всё вернуть обратно, я обнюхал каждую выемку и только после этого отправил мелюзгу на законное место. Теперь тоже самое следовало проделать с нижними коронками. Только на этот раз я их отрывал зубочистками. Понимая, с чем мне придется столкнуться, я в нос засунул по два ватных тампона, слегка смоченными парфюмом. Долго возиться мне не пришлось, как, впрочем, и надраить до блеска. Когда всё было готово, вздох облегчения прокатился по моему телу. Ни каких посторонних, а главное неприятных запахов и из груди вырвался победный вопль. Получается, что я зря отменил две пары в альма-матер, надо позвонить и сказать, что послезавтра я буду. Что и было сделано. После этого я почти час наслаждался вкусом зелени, фруктов, ягод, овощей, копченой рыбы, шоколадом, орехов и улавливал в них такие ранее незаметные ингредиенты, что, наверное, мог бы сравниться по остроте обоняния с розыскными овчарками.
В общем, такая гигиена стала трехразовой суточной обязаловкой: утром, после обеда и перед сном. Тем не менее даже такой частый моцион не мог раз и навсегда избавить меня от экскрементов и животных выделений. Не проходило и часа как понемногу начинало подванивать. Но стать «Змеем Горынычем» я не успевал, раньше наступало время проведения дезинфекций.
Остаток недели я провёл в одиночестве. Не хотелось, чтобы Юлия видела, как проходит мой день и кучу стоящих на полочке всяких баночек с антисептиками. Картина явно не для романтических рандеву и уж тем более взаимных ласок и кувырканий в постели. Сейчас мои мысли были заняты тем, чтобы как можно скорее пролетело время и наступила дата моей поездки к действительному, как мне хотелось надеяться, протезисту. Меня даже не заинтересовали этапы кубка мира по биатлону, чего раньше никогда не было.
Часто, стоя перед зеркалом, когда руки намывали и надраивали поверхности и торчащие пики, успевшие уже покрыться налётом и начинавшие испускать болотный газ, я именно в эти моменты как никогда чувствовал себя сиротой и заброшенным. Да, у меня есть близкий человечек, но наши отношения, заходили во все больший и больший тупик. Правда ремешки внесли некое разнообразие в сексуальную жизнь, но этого было мало. Нужен был крепкий пинок, а его не предвиделось. Мы практически перестали о чем-либо разговаривать, кроме моих бессмысленных похождений и пересказа рукотворчества бестолковой бельмески. Даже наши совместные просмотры фильмов отошли на второй план. Я не только себя, но и её загнал в круг зубодел и чем больше проходило времени, тем глубже мы туда погружались. Еще чуть-чуть и мы начнем задыхаться. Вся надежда на кудлатого хипаря, только ему под силу спасти тонущую лодку. Вот такие думы преследовали меня. А что было на уме у Юлии, и как она проводила время я даже не мог предположить.
Она на самом деле не так уж и скучала. Все чаще посещала девичники, ставшие непродолжительной отдушиной. В кругу своих близких подруг Юля могла забыться, пожаловалась на редкие встречи ну и выговорится о проклятой и заигравшейся толстухе, вообразившей себя дантисткой. Иногда, напившись в зюзю, начинала эмоционально разглагольствовать, как этот кусок сала издевается над её другом, которая как ей казалось млела от своих изощренных методов, а после натворив бед, дуэтом во главе с заведующей устраивали истеричные покаяния и вместе бежали за очередной поддержкой к покровительнице скорее всего их же бывшей преподавательнице. Девушки, затаив дыхание, выслушивали непостижимые истории с трудом веря, что такое может быть.
- Понимаете, - изливала она, - допустим у вас кариес или дырка, практически каждый с этим сталкивается. Хорошо если вам поставили пломбу и не отправили на дополнительные исследования, хотя такое трудно представить. Тем не менее, вы заплатили в кассу, получили ордер, а вот чек не каждому выдают. Для отчёта за день пробивается несколько, всё остальное распределяется по кошелькам. Но в других подобных шарашмонтажках уже другие цены, и они могут отличаться в разы, как и список обязательных анализов, без них никак нельзя поскольку у вас не простая как кажется на первый взгляд проблема, а очень серьезная. Естественно, все допы платные, в итоге пустяковое дело обойдется в кругленькую сумму. Ну а, чтобы окончательно сбить с толку и напугать до копчика, эти «шельмовики» разводят на малополезные брекеты. Их как ни старайся чистить, все равно изо рта будет вонять как моча скунса. И кто они тогда, если нет консенсуса по плёвой пломбе? Конченные шулера и ловкачи. Но не дай бог если выявится что-то серьезное, напёрсточники вам покажутся детской шалостью. Год как уже он катается по этим легальным казино и сколько еще будет там крутить рулетку никто не знает.
Сегодня был четверг, до Нового года оставалась ровно неделя. Юля вновь коротает вечер в баре в компании своих школьных подруг. Они отмечали шампанским конец старого года и скорое наступление нового. Стул, на котором она сидела, оказался не таким уж и мягким, и когда она начинала ерзать, то ощущала батончиками легкое жжение, сохранившееся после последней нашей встречи. В эти минуты её мысли скакали как при богатырском сне, видящем как она отдается профессору, как растворяется в нём, как растекается переливчато-белыми блестящими шариками похожими на ртуть и воспаряет в голубое небо. Её живо охватывало едва сдерживаемое томление и физическое желание. Щечки розовели, спина, живот и бедра покрывались испариной и до этого мерное дыхание вдруг становилось хаотичным и прерывистым. Она тут же вскакивала из-за стола и убегала в дамскую комнату на пять десять минут чтобы подкрасить губки и немного успокоить эротический трепет, бушующий между ног и как застрявший зверек в норке, стремился вырваться на свободу. Она уже собиралась уйти домой, но однокашницы не хотели её отпускать и требовали, чтобы она рассказывала и дальше о злоключениях ухажера. Тогда-то она и услышала, как кто-то не просто сказала, а рубанула как разделочным ножом:
- Подкараулить ночью в темном переулке и провести безответственным чародеям стоматологическую кастрацию, чтобы они на себе сначала поупражнялись, прежде чем за нас приниматься.
Девчонки мигом подхватили эту тему, да так расфантазировались, что её соседка по столику швырнула неизвестное ей словцо: тендерайзер, накрывшее всю их тусовку чем-то эзотерическим и латентным.
- В нём столько много заточенных металлических шипов, - доносилось до её ушей, - пусть прежде на себе познают: каково это, когда пронзают десны как мясо шампуром.
Через пять минут они уже забыли, о чем говорили, и стали обсуждать, кто, где и с кем будет слушать бой курантов. Только вот Юля, поддавшись общему настрою вдруг пристально заглянула в глубины своей души и отчетливо увидела там зло, мешающее сполна наслаждаться близостью с профессором. За ним как за каменной стеной притаились стайки и косяки дантистов. То, что они доставляют массу неудобств её близкому другу, конечно бесило, но не до такой степени, ведь в конце концов не у неё ковыряются в зубах. Но вот то что она из-за них вынуждена терпеть разлуку, нестерпимо вожделеть того самого и не дополучать радостей сексуального умиротворения именно всякий раз, когда захочется, отражалось заметной озабоченностью не только на лице, но и в поведении. Её потаенная энергия, так удало превращающаяся в пар в его спальни, постоянно толкало её куда-то вперед, только пункт назначения оставался не видимым. А это для неё была неприемлемая дилемма. Не в её характере зависеть от незнакомых людей. Еще пару десятков минут назад она мысленно была слепая. Но сейчас еще смутно понимая опьяненным рассудком, она всколыхнулась и наконец-то разглядела указатель, о котором только что судачили. Попивая алкоголь, она про себя благодарила своих подруг, за то, что они раскрыли глаза, разбудили и реанимировали её натуру и теперь ради тех феерических и головокружительных часов она с каждым глотком вливала в себя не просто жидкость, а зелье, несущее отвагу и бесстрашие. Мало того, что она может одним опустошительным взмахом освободить профессора от прицепившихся клещей и покончить с затянувшимися страданиями, но и облегчить доступ к самому восхитительному мужскому отростку какой только может быть в её буднях. Эта внезапно возникшее сокровенное открытие её опьяненные мозги восприняли как голос Вседержителя, отчего непроизвольно и странно для всех вздрогнула как от ледяных струй воздуха, и она воочию видевшая чертей поняла, что именно ей уготована судьбоносная роль по выколачиванию всяких там резцов и премаляров. «За это надо обязательно выпить» –расхрабрилась Юля, и полный до краёв бокал пенящего напитка, не отрываясь хрястнула одним залпом. «Вот такой же мне надо быть: твердой, решительной и уверенной», и мысленно уже видела, как она с наслаждением размашисто машет молоточком по ровнёхоньким беленьким зубкам тем пронырам, кто проявил полное неуважение к её любимому избраннику. Никакой жалости к ним, даже если они будут молить о пощаде. «Да, я сделаю это» - твердила она про себя и с силой сжимала детские кулачки. Лицо раскраснелось, глаза вспыхнули яростным огнем и со стороны она стала похожей на грозного и неприступного как скала самурая, готовым до последней капли крови сражаться за своего императора.
Больше она в тот вечер не пила, ей явно было не до веселья. Её заблудший ум наконец-то обрел цель и сможет вырваться из заколдованного круга. «Да, это невероятно трудная, сложная и в то же время крайне опасная задача, - завела беседу Юля с со своим внутренним голосом. Но кто из нас в детстве не мечтал совершить героический подвиг и если кому-то представлялась такая возможность, то он, не думая о себе, бросался её выполнять, даже ценою своей жизни. Это только трусам такое не под силу. Но она не такая, она с легкостью готова пожертвовать собой ради спасения даже незнакомого ей человека. Но таких будет много. Как только по городу, а потом и по всей стране разнесётся молва, что в столице появился неустрашимый и непримиримый народный мститель, то невозможно представить, сколько тех, кто считает себя стоматологами побелеет как полотно. Тяп-ляп, да и а бы как уже не прокатит. Да и подтасовки с двойной бухгалтерией вылезут боком. Во житуха у них начнётся! А они к ней не привычны! А еще хотелось бы увидеть реакцию профессора, уж он-то со свойственным сарказмом непременно возрадуется за того, кто принял на себя благодетельную роль».
По дороге домой, ступая неуверенным шагом, она не переставала думать о внезапно возникшей вендетте. Никогда она не предполагала, что однажды её связь с мужчиной достигнет такой стадии отношений, что она ради него будет готова пойти даже на самые кровожадные меры. Её уважаемый профессор, так она его представляла друзьям, посторонним и знакомым, подвергается насмешливым издевательствам и за столь неподобающее поведение надо нести ответ. Но это не должно стать отмщением, это будет восстановлением справедливости. Если государство не может урезонить распоясавшихся деляг, то их остановят сами граждане. Значит, то что она сделает, будет не нарушением закона, а заслуженная божья кара. И сделает она даже не ради установления правосудия, а ради себя, ведь на его месте могли оказаться её близкие сородичи, как и она. Нельзя оставаться безучастной, видя, как на глазах совершается великая трагедия, и не важно над кем вершится произвол, никому не дано право оскорблять и унижать других. Зло должно быть наказано!
Она начала вспоминать предыдущие связи с мужчинами. Был такой, кто запирал её в комнате, закрывал квартиру на замок, обрезал все телефонные провода. В городе сопровождал как младенца на детской площадке, постоянно держа за руку. Ей многое не позволялось делать и от многого пришлось отказаться и была не вольна рыпнутся туда, куда ей хочется. Она даже не могла себе позволить носить яркую одежду, красную помаду и длинные ногти. Короткие платья и юбки были под запретом, как и обтягивающие джинсы, а уж о традиционных девичниках и вовсе предстояло забыть. Её ноги дома всегда должны были по первому кивку, намеку или взгляду принимать такую форму, чтобы лоно выглядело как распахнутые настежь ворота, куда между делом можно было пристроить то, что болтается у кобеля. Могла бы я ради него с кем-то разделаться?
- Ха-ха-ха, - рассмеялась она. – Еще чего захотел! Ну а для тех, кто не понимали её фанатичной увлеченности кино и историей кинематографа?
Её цепкая память позволяла удерживать в голове буквально тысячи просмотренных фильмов. Она была ходячим кладбищем и без труда могла рассказать сотни биографий великих актеров, их роли и номинации на различные награды. Были и любимые режиссеры, чьи творения она часто пересматривала по ночам. От её взгляда не ускользала ни одна премьера или закрытый показ. Несмотря на такую одержимость и пристрастие она никогда не мечтала о карьере киноактрисы. Мужчины, с которыми она жила или встречалась, не могли расширить её кругозор. Попытки же ввести их в свой мир большого экрана не вызывали ответного энтузиазма. А вечерние присмотры у телевизора с пледом и травяными чаями с мёдом и сладостями, постепенно к её неудовольствию стали превращаться в мещанские застолья с водкой, виски, коньяком или пивом, с солеными огурчиками, помидорчиками, колбасой и чипсами. В результате совместных просмотров, один из её самцов заработал цирроз печени, другой просто спился, а третий обделался в кровати во время сна.
- И что, они достойны того, чтобы я жертвовала собой? Да хрен вам! - громко она прокричала в темное небо.
Вспомнился известный в стране режиссер, он в их компании оформлял покупку квартиры, а она ему всячески помогала составить премудрый договор, так как он был повязан не только узами брака, но еще и почитательницами с выводком от него. Так вот ему нужно было так провернуть сделку, чтобы об этом никто не узнал. Когда он пригласил её после работы в кафе, чтобы отметить приобретение, она настолько воспарила, что будничный мир для нее разом перестал существовать. В те секунды, она была как ястреб, готовая любого заклевать, если бы кто-то посмел обидеть неземную звезду.
И вот она, сидя в полутемном зале, буквально тает от общения и магических слов: мотор, камера, дубль, гримерная. «Вот оно счастье», - стучали молоточки в её мозгу. Еще немного и ей уже мнится, как они после трудовых будней, тесно прижавшись друг к дружке, смотрят очередной блокбастер. Каким образом в беседе всплыл Пол Верховен, она уже и не могла припомнить, но зато зарубила на веки как гуру «Синема» лопухнулся. Оказывается, это имя ему ничего не говорит. И тогда она почти радостно восклицает:
- Ну как же вы не помните! - Ведь это он снял «Основной инстинкт!». Сидящий напротив «фильмодел» пожимает плечами и отстраненно говорит:
- Никогда не слышал такое название, да и вообще в мире снимается слишком много всяких лент. И какой смысл в этом, если их мало кто смотрит. Зайдите в любой кинотеатр, показывают один хлам. Будь моя воля, сократил бы всем бюджет процентов на девяносто.
- А как я бы с ним поступила? - задала она себе вопрос. - Стала бы для него искать правду? И весело захохотала.
Но на этом она не остановилась, и продолжала перелистывать страницы прошедших лет, которые были почти чистыми, только пара жирных точек. Ими она отмечала тех, с кем удавалось только выпустить пар. Сколько было неловких и нерасторопных? Их она предавала забвению, как только покидала квартиры. По дороге меняла сим-карту и через несколько дней снова устремлялась на поиски.
- Вот этих, даже если они лежат штабелями под ногами, ни одного не заметила бы, перескочила и пошла бы дальше. Фиг вам всем! Вы не мои лирические герои! Выпалила она так как выстрелила в непроглядную даль из пистолета.
Всплыл перед очами еще один хахаль. Он в красках изобразил ей о необычном курсе и о крутом «преподе», заявлявшемся на каждое занятие в золотых швейцарских часах, усыпанных бриллиантами и в сопровождении вооруженных бойцов. В её коллекции кавалеров еще не было столь умных и образованных мужей, да еще и с личной охраной. И она из-за любопытства решает встретить своего знакомого в коридоре института и заодно взглянуть на столь диковинного лектора. За десять минут до звонка она легонько потянула ручку двери на себя и в узкую щель увидела высокого, подтянутого мужчину чуть старше средних лет, с длинными светло-русыми волнистыми волосами, в строгом черном костюме. Он стоял к ней спиной и что-то писал на доске красивым каллиграфическим почерком.
- Ух!, - тихо сказала она себе и стала внимательно изучать его пальцы, пытаясь там обнаружить обручальное кольцо. И когда она его не увидела, то второй раз произнесла: «Ух!». И мысленно обозначила себя сидящей на учебной скамье. На следующий день она узнала, как записаться на курс, а еще через три дня, не вдаваясь в то, почему так много приходится платить, с личного счета сделала перевод и с нетерпением стала ожидать первого октября.
Войдя в квартиру, она почти нос с носом столкнулась со своими родителями. Они как ей показалось только и ждали её прихода. На самом деле они собирали на полу иголки от живой елки и вытаскивали новогодние игрушки из шкафчиков. Появление дочери в нетрезвом виде уже давно перестало их докучать. Как ей неоднократно напоминала мама: «Своим непредсказуемым и необузданным нравом ты еще с колыбели пошла в бабушку, она как будто передала тебе своё время и долго не могла остепениться. Была еще той оторвой, тоже никогда никого не слушала, часто поступала вопреки здравому смыслу, отметая гибкость и компромисс, вечно лезла напролом. Только её неукротимый и деятельный характер позволил добиться того, чтобы в пятьдесят третьем году по окончании корейской войны приехать на постоянное место жительства в Советский Союз с возлюбленным военным летчиком, одним из героев того конфликта. От него она ждала ребенка. Этим родившемся ребенком была я. Непросто нам пришлось на первых порах, даже несмотря на то, что родом была из коммунистической Северной Кореи, а дед был награжден звездой и орденом Ленина. Тогда браки с иностранцами не то чтобы не приветствовались, они вообще не заключались. Даже тонкий намёк на намечающую связь заканчивался обвинением в работе на иностранную разведку и длительными тюремными сроками. Я, правда тогда этого не знала, ведь то, что он участвовал в войне и имел за это награды держалось в строжайшей тайне, он даже мне ничего не рассказывал. Я об этом узнала, когда он скончался, и мне на поминках рассказали его сослуживцы. Мы то его редко видели, он все время был в командировках. А жили мы тогда в небольшой квартирке, недалеко от центра, которую, когда твоя бабушка умерла, мы продали и купили две квартиры на окраине города, одну себе, а другую твоей родной тети.
Это всё, что она знала об истории своей семьи и другие подробности её не волновали. Ей было достаточно того, что она услышала. Мама просила её попридерживать язык и никому об этом не рассказывать. Она гордилась своими дедом и бабкой и в тайне мечтала, что когда-нибудь тоже пойдет наперекор судьбе и совершит отважный и мужественный поступок, о котором будут трындеть все средства массовой информации.
Но сейчас она думала об этом меньше всего, сидя на кухне и попивая чай маленькими глотками. Ей мысли были заняты выбором мест для своих подвигов и тщательной проработкой мельчайших деталей стремительных атак. Не откладывая на утро, она занялась составлением пошагового плана действий. По её замыслу это не станет рядовым преступлением. Это будет событием года, а то и десятилетия, без него не обойдутся ни одни новостные программы. По мере того, как планы воздаяния приобретали реальное видение, её решимость становилась все более твердой и уверенной.
В ту ночь она долго не могла заснуть, все ворочалась и ворочалась, в неё как будто вселился дух предков, не дававший ни на секунду забыться. Ей казалось, что еще чуть-чуть и мысли вырвутся наружу и никого не спрашивая, ринуться исполнять задуманное. Так незаметно за благородными размышлениями она провалилась в непродолжительное забытье, но едва открыла глаза то не сразу узнала свою комнату. Такое чувство, что пока она видела сны, ей кто-то сделал зажигающий укол, отчего она обнаружила в себе неведомый ранее потенциал, сравнимый с тем, как если бы её умственные способности выросли в разы. Раньше она за собой никогда сходного не замечала, но сейчас её мысли были везде, превратив тело в одну большую голову, и оно светилось как включенная метровая неоновая лампа. Её разум работал с такой ясностью и скоростью, что она воочию представляла до мелочей, как будет карать и главное, чем. А уж как загримирует внешность, что не одна собака не угадает и хитроумные следы превратятся в стелющийся дымок, чем окончательно запутает самых проницательных «МУРомцев» и никто из них никогда не сможет их распутать. На самом деле, она часто поступала как сорви голова и виной тому был её импульсивный характер. Она могла, не задумываясь с легкостью отважиться на отчаянную выходку и только потом задуматься, а для чего она её свершила. Сейчас же её воля и разум, словно два спокойных притока реки, слились воедино, образовав стремительный и бурлящий поток, превратив её в совершенно другую девушку с неслыханными способностями. И теперь она знала, как управлять этим потопом.
Перспектива стать участником благородной мессии, отрезвили от недосыпа её не совсем свежую после вечернего застолья голову. Она бодро соскакивает с кровати как воскрешенная из загробной жизни с ощущением выросших крыльев с пятиконечными звездами делает два десятка приседаний и сродни воробушку подпрыгивая направилась в ванную. Её домашние тапочки не шаркали по-старчески, они пронзительно визжали как колеса у дрифтующей машины. Наверное, не будь у нее решительных генов бабки, генов смелости, отваги и бесстрашия деда, она ни за что не взялась бы за столь опасное дело, и даже девичья хрупкая фигура не станет для неё препятствием. Теперь она точно знала, чем может помочь своему профессору и уже начала представлять, как он возрадуется, когда его рафинированные коты вместе с хитрющими лисами один за другими будут наблюдать безотрадное зрелище из полётов и салютов своих зубов в воздушном пространстве. А поскольку у каждого гражданина есть смартфон, то тот, кто окажется рядом с незадачливым комбинатором, скорее всего запишет поле действия. И сколько может появится операторов, поспешивших выложить в социальные сети сенсационный ролик, как стоматолог ползает на коленках и собирается остатки своих зубов? Много. Лайков будет выше крыши. А про комментарии можно даже и не говорить. Естественно и телевизионщики внесут свою лепту в распиаривании неоднородного преступления. Вот шуму-то будет! Но он превратится в ураган, когда-то там, то сям, пресмыкающихся на карачках с культивированным ртом наберется с десяток.
Всю первую половину дня она была опоена видением новой жизни, и её погруженность в достижение цели была сравни мобилизованному, только что получившему повестку на фронт. Она гнала всякие трагические нотки, но всем своим существом понимала, что может случится непредвиденное, могущее изменить ритм её существования и перевернет судьбу. Готова ли она к отказу от привычного бытия? А к самопожертвованию? А ринуться в крутой водоворот? Если да, то как далеко она может зайти?
Сколько раз она повторит одну и ту же фразу: «Как далеко?» И вслед за ней следовал ответ: «Далеко! И даже огонь, вода и медные трубы не превратятся в препятствие!» Старикам не будет стыдно, и они бы гордились мной. Но чтобы ничего рокового и трагического с ней не случилось она должна учесть и просчитать все нюансы, чтобы всё сложилось наилучшим образом. Оставаться сторонним наблюдателем никак нельзя, иначе эта вакханалия никогда не прекратится. Зашкерить надо так, чтобы от новостных сводок у тех, кто придумывает плодородные приемы дополнительного обогащения, конечности от содеянного задрожали, а чувство вины преследовало б их до конца жизни. Заставить их помнить всех, кого обидели, над кем вдоволь поиздевались, кого беззастенчиво обсчитали и беспардонно развели.
Так незаметно наступило время обеда. Перекусив немного куриного супа с лапшой, Юля углубилась в сеть в поисках обидчиков профессора. Найти их было не сложно, ведь он в присущей ему манере, тонко передавал самые существенные и малозаметные черты не только поведения, но и внешнего образа. Она хорошо помнила те забегаловки, где он бывал и без особого труда нашла места их расположения. У каждой был свой сайт с портретами специалистов и кратким изложением профессиональной карьеры. Она помнила каждого паразита кто был недружелюбный, бесстыжий, нескромный, хамоватый и наглый. В итоге таких оказалось двенадцать человек. Пятеро мужчин и семеро женщин. Расположив их в два ряда на экране монитора, Юля призадумалась. «Ну вот вы и попались, отвертеться никому не удастся. И с кого мне начать отчёт? Наверное, рассудила она, для разминки выберу слабый пол, они самые доступные и наименее проблематичные». Посмотрев несколько рабочих адресов, она занялась тем, что стала искать в Гугле видео ближайших кварталов и территорию перед входом в здание. Затем прикидывала где находится наиболее безопасный пяточек для самосуда и скрытые пути отхода.
- Классно! - еле слышно она произнесла, - не надо ни куда ехать. Всё видно, как на макете: откуда выйти, как подойти и потом в каком направлении давать драпака. Ну и как там с камерами? Она легко нашла сайт, и карту города с отметками установленных всевидящих око. И почти радостно взвизгнула.
- Класс!
Ровно в восемь вечера она выключила компьютер и отправилась принимать душ. Хотелось пораньше лечь спать, нужно как следует выспаться, ведь впереди её ждали трудные и полные неожиданностей дни.
В назначенный день я еду с осторожным оптимизмом в дурно пахнущее болото к лучшему, как меня убеждали, умельцу. Пока я раздеваюсь, ко мне на встречу выходит ассистентка и указывает кабинет эпатажного абрека-протезиста. Несмотря на свой диковатый вид, он производит приятное впечатление. Говорит совсем без кавказского акцента. Я кратно описал возникшие проблемы и последовавшие за ними неприятности. Для подтверждения своих слов пару раз пальнул, но стрельба его не впечатлила. Наверное, охотник, сделал я для себя вывод. Он меня внимательно выслушал, даже не заглянув что-там у меня не так и после короткой паузы выносит своё заключение:
- В вашем случае я вам ничем не могу помочь. Вам надо обращаться к гнатологам, у них есть соответствующее оборудование, позволяющие точно выверить размер и расположение коронок.
Я пытаюсь на пальцах ему объяснить, что эти своевольные люди мне не нужны, что их вниманием я сыт по горло и прошу его вместо сегодняшних мизерных коронок, поставить самые первые, которые фигурировали летом во рту. «Их было изготовлено несколько комплектов, про запас, так сказать». После некоторых раздумий пышная борода, как я окрестил его про себя, соглашается, и пока его не было, я быстренько сковырнул мелюзгу и приготовился как было и в самый первый раз, оказаться с кляпом во рту. Жду и прошу всевышнего, чтобы он их нашел. Возвращается и молча протягивает их, мол бери и делай что хочешь.
Я слегка озадачился его жестом. «Не желает ко мне прикасаться, это плохой знак. Ну да ладно, сам справлюсь» - и привычными движениями усаживаю их как горшок на кол. «Ого, ошалел я про себя. Не чаял такого, это даже не тряпочная затычка, а что-то похлеще будет, вроде как стальная пробка». Я не забыл про свои впечатления, когда они у меня первый раз оказались во рту, и как я потом с ними долго свыкался. Поэтому, не стоит сейчас обращать на это внимание, а заняться проверкой суставов, как они себя поведут при приеме пищи, да и при разговоре. Пара пластинок «Дирол» и вот начался долгожданный эксперимент, интенсивное движение челюстями в разные стороны и гнетущая тишина. Я напрягся и со всей силой так ими задвигал, как поршни в двигателе, но никакого привычного громыхания, только загробное безмолвие.
- Вот видите, - окрыленный таким непредсказуемым результатом задорно я выкрикнул. - Ничего не щелкает и не лязгает. Можно даже ворон ловить и никого не испугать. Сделайте по ним слепки, чуть-чуть их подрихтуете, чтобы мне не выглядеть как жеребец. Я в них недолго похожу и если будет удобно, то тогда уже можно отливать в стали, покрывать керамикой и наступит счастье.
Но он, как-то испуганно набычился, злобно выжигает взглядом мои светящиеся глаза и несострадательным голосом кондуктора произносит:
- Я не гнатолог и вам ничем не могу помочь. – заявил он твердо. - Вам надо обращаться к ним, только они могут реконструировать точный размер коронок.
Грубо вставляет пальцы в мою пасть, резко срывает верхние и нижние коронки и оставляет меня одного. Минут через пять появляется передо мной и всем своим видом показывает, что на этом приём закончен и мне пора выметаться за дверь. Пытаюсь его вразумить, при этом демонстративно обозначаю весь спектр издаваемых шумовых нот, да еще под шамканье, но всё тщетно, стоит как непреступная гряда. Понимая, что это тупик, мне ничего не остается, как встать с кресла, в коридоре обратно вставить мелочёвку и оскорбленным его вниманием прямиком направиться в кабинет хозяйки задрипанного отстойника. Но её не оказалось на месте.
Вот так закончилось моё знакомство по-настоящему и не начавшись. Перед выходом я молча снял синие бахилы, развернулся и тихо удалился.
Уже на улице я начинал понимать, то что этот бородач либо полностью невежественный неврубант, либо не хочет связываться со мной не по причине сложности работ, а по другой причине и она кроется в банальной медицинской этике. Если уж ты начал заниматься клиентом, то тебе и заканчивать, а если бросать всё на полпути, только потому, что пациент морочит голову, смутьянит и у него капризный и невоздержанный характер, то что тогда будет? Начнут массово бегать от одного искусника к другому и как это воспримет персонал? Тут такая может воспламениться междоусобная склока, что мало не покажется!
«Что же за непрекращающаяся непруха властвует надо мною! Огребаю по полной. Ну и что мне дальше делать? - задавал я сам себе вопрос, пока тащился по слякотной дороге домой, - пала еще одна надежда. Куда прикажите бежать, а главное к кому».
Несколько раз пропульсировал смартфон в барсетке, но я на него даже и не взглянул. Нет у меня привычки кому-либо отвечать, когда я за рулем или в транспорте. Подходя к крыльцу, он вновь загудел. Я его и на этот раз проигнорировал. В лифте он пару раз встрепенулся и внезапно замолк, видимо пропала связь. Не успел я раздеться как донеслись знакомые звуки. Пришлось взглянуть на этого настойчивого, и на экране высветились знакомы цифры. Меня досаждали оттуда, откуда я только что вернулся.
Нажимая на зеленый значок, я почему-то надеялся услышать, что на черную бороду упало снисхождение он смилостивился и готов мной заняться. Но то что долетало до моих ушных раковин я даже представить не мог, что такое вообще существует. Меня подкарауливала заведующая, начавшая свой выход с того, что минут десять так тошно повыла похоронные и траурные марши, что земная ось изменила наклон. После безостановочно полчаса шмыгала носом, жалобно скулила, всхлипывала и упавшим неестественным голосом умоляла меня вернуться к Елене Васильевне.
- Она ведь очень переживает, не спит ночами, пьёт валерьянку и постоянно спрашивает меня, как у Александра Ивановича дела? Она очень хочет сделать так, чтобы вы остались довольны. Пожалуйста, вернитесь к ней. Ну вернитесь, я вас умоляю. Она в этот раз всё выполнит в лучшем виде. Вам понравится. Она поняла свою ошибку. Вы в ней не разочаруетесь, дайте ей шанс исправится. У неё все получится. Поверьте, мне. Я её знаю много лет, и она всегда справляется. Она прямо сгорает от нетерпения сделать вам красивую улыбку. Пока «плакса» в разных прозаических вариациях интерпретировала стойкое желание толстухи закончить сей сизов труд и запудрить мне мозги, я же отвлекся и придался осмыслению услышанного, направленное на то, чтобы пробудить во мне согласие.
Я мог ожидать чего угодно, но только не такого нескончаемого потока красноречивых соплей, коих мне еще не доводилось слышать. Они были как ноющий чирей, перерастающий в абсцесс. Казалось, она находится в отчаянном и безвыходном положении и от того, как я себя поведу, будет зависеть её дальнейшая не только судьба, но и скорее всего карьера. Это надо же так до посинения агитировать! Она ей кто? Близкая родственница? Блатная? Или действительно так переживает за всех? А может боится потерять мягкое кресло и опасается нагоняя сверху, что не может улаживать разногласия?»
Я стушевался и не находил нужных слов. Хотелось послать всю их шаромыжную фуфловую контору куда подальше и забыть об этом кошмаре, но то, как она горько сокрушалась, могло больно ударить по чувственным струнам кого угодно. На моём месте и монолитная стена не выдержала бы, рассыпалась на мелкие крошки, а что уж говорить про живого человека. Через полчаса её рапсодии звучали из каждого угла. От них я обмяк и сдался ей на милость. Она меня, пока я не передумал, мигом записала на следующий день, после наступления Нового года, а именно на второе января.
Давно мне так бесцеремонно не гадили в душу. Театрально порыдала, по щенячьи поскулила, разжалобила до слюнтяя, и вновь отправила к высокопробной и непроходимой тупице, к которой я испытываю паталогическую неприязнь и полное неверие в то, что у неё что-то получиться. «Не получиться не её это уровень, - откликнулись мозги. - Одну или две коронки с горем пополам она скорее всего может слепить, но все как в моём случае ума уже не хватает. Это как собрать полностью разобранный автомобиль. Прикрутить пару гаек ей под силу, а вот чтобы выкатить на колесах - требуются совсем другие руки».
Чувство досады и мерзости как цунами овладели мной. Я был противен сам себе и принялся за малодушие распекать вдоль и поперёк, вверх и вниз, а потом несколько раз по кругу.
«Как можно быть доверчивой шляпой, таким слабодушным, мягкотелым и безвольным? - разгневано бранил я себя на все лады? – Что тебе безвольной плотве помешало сохранить хладнокровие и устоять перед бабскими нюнями? Она уж точно не стыдится своего поведения и не мучается угрызениями совести, что распускала сырость и сейчас я уверен гордо прогуливается по своим владениям как королева, а может доносит своему поголовью, как она ловко утрясла недопонимание и припеваючи со мной поладила. И теперь можно и дальше меня использовать как наглядное пособие, для оттачивания рук толстухи. А надо было-то всего на всего, набраться твердости и сказать категорично «нет», занести все их номера в черный список, чтобы больше никогда не слышать и раз и навсегда захлопнуть эту страницу. Ведь в конце концов они не единственные в столице! Вместо этого я превратился в обведенного вокруг пальца. Да уж, надули так надули! Ладно, - пытаюсь я трезво рассуждать, есть те, самые первые конские, в них не очень удобно, зато никаких звучных баталий и сражений. Осталось только убедить эту простофилю, что будем их использовать в качестве первого шага, только чуть уменьшенную копию. Потом я ей приведу в пример моего однокурсника, у него были те же самые проблемы что и у меня, только с ним обошлись без всяких новомодных и новаторских заокеанских пособий. Его протезировали совковым, дедовским методом, поэтапно, ставя за один присест по две-три коронки. И на этот раз я должен проявить непоколебимость и бескомпромиссность, не соглашаться на любые её возражения или попробовать что-то еще чужеземное».
После таких умозаключений стало не так мерзко и возникло желание в тонах радуги передать мадемуазели, как меня со слезами умоляли вернуться к «самоходной тыкве». Она якобы беспокоится, не находит себе места, у неё пропал не только сон, но и даже месячные, исхудала, каждые пять минут бегает к заведующей, чтобы узнать, как у меня дела. А еще у неё от переживаний начали выпадать волосы. «Ты же понимаешь оставаться долго непробиваемым упрямцем я не смог». Но после некоторого раздумья отказался от этой прихоти, лучше я промолчу, пусть думает, что всё идет по вновь разработанному и скорректированному плану. На самом же деле мне попросту было её жаль. Юля на протяжении всего года только и делала, что выслушивала, как меня то в одном поганом дворе разводят, то в другом, потом в третьем, а я не в силах им противостоять охотно подыгрываю, выворачивая карманы с грошами. Если вдруг сама выйдет на связь, то скажу, что собрались гиганты стоматологической науки и сообща выработали новую стратегию. Она заключается в том, что коронки начнут устанавливать по несколько штук, так проще и легче, правда это немного длиннее по срокам.
Юля же нарочито притаилась. Я по сути ушёл на второй план и ей стало не до меня. Она была слишком увлечена, чтобы погрязнуть в моих метаниях и даром не теряла время. Искала в интернет-магазинах компактные молоточки, тендерайзеры и самые мощные электрошокеры. Она уже приобрела оправу для очков, с круглыми дужками, чтобы выглядеть в них как простоватая старшеклассница. Из Китая шла посылка с дешевыми утепленными кроссовками, перчатками и зимними шапочками. В кладовке нашла старый школьный рюкзак, идеально соответствующий образу ученицы-ботаника.
На завтра по её генеральному замыслу было посещение фитнес центра. Физически она никогда не чувствовала себя сильной и это несмотря на то, что с пяти лет и до восьми занималась в секции фигурного катания. А потом её как заклинило. Она возненавидела не только коньки, но и уроки физкультуры и часто просиживала на скамейке. Когда обучалась в университете, то прогуливала занятия. Тогда её насильно отправили в группу здоровья, где самыми тяжелыми предметами были резиновые мячики и скакалки. Сейчас же она намеревалась всерьез наверстать упущенное, тем более перед ней был яркий пример, она видела каким бодрым и энергичным выглядит профессор после физических нагрузок в тренажерном зале.
Около полуночи внезапно раздался сигнал на стационарном телефоне, это была она. Я, как мне казалось, её должна была интересовать как прошла встреча с обросшим горцем. На самом же деле, весь вечер за ней по пятам стелились тени сомнения. А вдруг на этом длинноволосом все злоключения профессора прекратятся. Он окажется толковым и быстро поставит точку. Тогда её геройский порыв не возымеет такого эффекта. Как говорится в пословице: вовремя и копейка дороже рубля. Но когда она выслушала мой короткий монолог, то по-детски обрадовалась, что меня отправили по проторенной дорожке и у неё чуть с языка не слетело: «Она начинала, ей и заканчивать». И в голове пронеслось: «Все идет как нельзя лучше. Не по ней эта ноша, а значит её не лишили кайфа и седьмого неба, когда она сыграет соло армейского марша по беленьким и ровненьким зубчикам по виду напоминающим фортепьянную клавиатуру». Как только я закончил словесный сеанс, то одномоментно напрягся и приготовился к её уже к знакомому порицанию и осуждению моего поступка. Однако она защебетала совсем о другом. Поскольку пока я занят, она записалась на фитнес, тем более, когда рядом с домом открылся такой огромный спортивный комплекс.
- Надо привести себя в порядок, а то я, когда гляжу на тебя, начинаю чувствовать себя дистрофиком.
Я её поддержал в таком спортивном стремлении и посоветовал, что если будет что-то непонятно, как и какие делать упражнения, сколько повторов, то непременно спрашивай. А то там такие физруки, что искалечить могут любую фигуру в два счета.
Далее мы обсудили встречу Нового года, количество шампанского, и что надо будет прикупить из еды. И уже в конце разговора Юля как бы в шутку поинтересовалась.
- Противогаз с собой прихватить? На работе есть парочка.
- Тогда уж и мне захвати, - хихикнул я.
- Что все так плохо? – насторожилась она
- Это шутка. Чуть-чуть только. Я наловчился самостоятельно снимать эту срамоту и ставить обратно. К твоему приходу вычищу её до зеркального блеска, прокипячу и обработаю хлоркой. Ну а наконечники легко поддаются чистке ушными палочками, так что будет настоящая операционная стерильность.
- Очень хорошо, а то мне пришлось бы притворяться, что у тебя не сдох какой-нибудь грызун.
- Не беспокойся, крутить носиком по сторонам в поисках глотка свежести тебе не придется.
Целый час я усердно наводил марафет перед её приходом. По моим прикидкам, первый душок должен был появиться по крайней мере не раньше выступления нашего главнокомандующего. Ну а, чтобы там как можно меньше разводилось всяких вредно пахучих микробов и бактерий, я обильно посыпал мясо острой приправой, зеленым луком, чесноком и чилийским перцем, а в заварной чайник напихал мяты и чабреца. Для подстраховки в литровой кружке настаивалась ромашка. Кажется, я предусмотрел всё. Первые признаки затхлого тухляка я уловил примерно за полчаса до боя курантов, когда она стояла в полумраке в спальной на коленках, со спущенными колготками и трусиками, а я силился повторить опыт прошлого года, отправить её на новогодний пудинг к нечисти. Но всё пошло не так. Как я позже понял, не надо было спешить и суетится, но я торопился, хотелось встретить шестнадцатый год под звон бокалов. И вот я, стою, энергично двигаю бедрами, распаливаю её и жду, когда она начнёт телепортироваться и… улавливаю знакомый запашок. Конечно, если я был бы трезв, да еще не подгонял себя, чтобы успеть к накрытому праздничному столу с едой и пенящим шампанским, за которым уютно расположились мои мысли, то смекнул бы, кто из нас пускает шептуна. Но мне было не до себя и когда я второй раз вдохнул сероводород, то принял это не на свой счёт, а на её, что вот она, повинуясь взбунтовавшемуся кишечнику даёт газу. Тогда и мне надо еще как следует поддать. Я и поддал, да так, что стало мутить. Ну и про себя подумал, вот чертяка, вовсю смалит зажигальником, визжит, покряхтывает, но сцепление не отпускает. Не прошло, наверное, и пяти минут, как я начал угорать и задыхаться, мне не хватало кислорода, ведь вся комната превратилась в проходное отхожее место. Понимая, что меня может вырвать, я притормаживаю и повинуясь электромагнитному импульсу направляюсь к окну чтобы его приоткрыть и глотнуть свежачка, для возвращения к жизни. Юля как будто и ждала этого момента. Спрыгнула с кровати и семеня как каракатица направилась в ванную, чтобы освободить желудок от внутренних позывов. У меня сразу же заиграл, напев: боялся за себя, а получилось всё наоборот. Так накоптила, что аж вся мебель с кроватью перед глазами крутится.
Ровно в полночь мы с озабоченными выражениями сидели на диване и стеклянными глазами смотрели на президента. Уж не знаю, что у неё творилось в голове, но мои извилины так свербели, что я периодически почёсывал макушку. Ей, наверное, жутко стыдно, шелестели мои полушария, это всё ужин, видимо я переборщил с растительными ингредиентами, на будущее, - буду с ними поосторожнее. Вот только как ей так донести, чтобы не обидеть, что мол я немного перестарался с пряностями и приправами и если тебе трудно себя сдерживать, то ты не стесняйся, можешь чадить на здоровье, я мол ничего не унюхаю, у меня там сопли. Попробую зайти издалека.
- Ну вот и первое января, - осторожно я высказался. - Завтра мне ехать в гнусное логово.
- Во как ты к ним прикипел, ни дня без них не можешь.
- Вот увидишь, - храбрился я, - скоро все закончится. Лимит неудачных попыток исчерпан.
Она как-то дежурно улыбнулась и иронично прибила меня как кнопку к стене:
- Не обольщайся. Я верю, ты войдёшь в историю, как пациент, которого вечно обували и надували, как в прямом, так и переносном смысле. Ты превращаешься в фарс.
«Так, она уводит меня от главного. Иногда она становилась такой язвительной, что так и хочется её чем-то огреть, но с другой стороны, мне и самому нравится кого-нибудь ущипнуть. Явно от меня заразилась. А теперь еще меня передразнивает, сидит на мягких подушках и запускает голубей. Как же мне ей намекнуть?»
В её же черепной коробке жужжали воистину глобальные задачи по селекционному привитию людям в белых халатах уважительных и любезных манер. Это благодаря им она едва сдерживает позывы, ежесекундно глотая слюни, чтобы обратно не вернуть переваривающие блюда на тарелки. А еще она ломала мозги, как бы мне тонко дать понять, что пора бы заняться генеральной чисткой и санобработкой. Но по мере того, как она всё чаще и чаще соприкасалась с фужером, строить витиеватые предложения становилось всё сложнее и сложнее. Тем более профессор, видя, как я делаю глоток, тут же начинает подливать до самых краёв, как, впрочем, и себе.
Раньше едва мы встречались, начинали щебетать как птички ранней весной и засыпали с охрипшими горлами. Сейчас же появились неестественные и затянувшиеся паузы, в атмосфере запахло стрессом, и каждый из нас готов был взорваться. Пора разрежать обстановку, пока она не разредила нас, тем более мы уже жили в очередном году целых двадцать минут. Приподнимаюсь неуверенно и спотыкаясь направляюсь в рабочий кабинет за розовой коробочкой, перевязанной красной лентой, в ней лежали часики «Бреге» модель «Неаполь», произведенные на неё неизгладимый эффект.
Я конечно неоднократно в салоне был свидетелем того, как вели себя девушки, когда мужчины одаривали их дорогими часами. Некоторые принимали подарок как должное, кто-то простосердечно. Были и по-детски радующиеся, как какой-то новой игрушке. Ну а настоящего эмоционального взрыва такого я не примечал. Я допускаю, что стеснялись меня, всякое бывает. Но вот Юля отблагодарила обалдевшими, искрящими глазами и сияющим как жар лицом. Было заметно, что она тайно о них мечтала и надеялась получить если не сегодня, то весной на свой день рождения. Не успел я распаковать упаковку, как она одним движением метнула аксессуарчик на руку и вихрем улетела в прихожую к большому зеркалу. Ну а дальше начались выкрутасы и позирование, - то с сумочкой, то в кофточке, то в футболке, то в пальто и в обуви, а уж что она выделывала со своими волосами, кажется она и сама не понимала. Пыталась их заставить стоять, взбивала как масло, брала за кончики и тянула в разные стороны, неумело заплетала в косички, начёсывала, прилизывала и накручивала на пальцы, в общем, была в бессознательном анабиозе. Она жаждала фотовспышек, но я как дундук, тупо смотрел на её завитушки и про себя дулся на эту негодницу, давящую педаль газа до самого упора. «Правильно, - говорил я своей не трезвой башке, - пусть кокетничает, а заодно и всю дурь из кишки выпустит наружу, а то я так надышался, что в пору меня откачивать».
Вернулась она в гостиную с загадочным выражением и не с пустыми руками, а с картонной упаковкой размером с книгу и просит меня прилечь. Я послушно ложусь, вытягиваю ноги и вижу перед собой продолговатый прибор и непонимающим взглядом смотрю на маленькое отверстие на удлиненной выпуклой части этого странного предмета. И у меня тут же возникли смутные подозрения, учитывая наши бесстыжие игры и необузданные эксперименты с ремнями. Уж не предназначена ли эта штучка для того, чтобы внести доселе неизвестные разнообразия в интимную жизнь? Но тут Юля прерывает мои распутные толкования и весело чирикает:
- Я тебе решила подарить вот этот триммер для стрижки волос в носу и ушах.
Действительно, я часто замечал, как у людей из ноздрей торчат тараканьи усы, шевелящие при вздохе и выдохе. Да у себя я несколько раз их обнаруживал, и мне приходилось оттуда выдергивать пинцетом. Занятие не из самых приятных.
- До чего дошел прогресс! – прибалдел я. - Теперь мне не придется каждый раз морщиться и чихать. Так! И как им пользоваться, ты знаешь?
- Сейчас я тебе преподам пару уроков! Задирайте повыше нос, уважаемый профессор!
- Подожди секунду! - и я прикрыл рот кухонным полотенцем, на всякий случай, а то вдруг из него смердит, ведь немытые горшки никуда не пропали. - Вот теперь я готов к носо- и -ухо стрижке.
Послышалось тихое гудение, и у меня под хрящиком приятно защекотало. А уж когда там стало тепло, то я и вовсе замурлыкал.
- Так, следующая дырка! - слышу я командный голос. - Как впечатления?
- Восхитительные!
И пришел в недоумение, а откуда вдруг взялся аромат её духов. Их же еще пару минут назад не было. И поспешил себя успокоить, ну да, она же низко наклонилась ко мне вот меня и накрыло. Сейчас я погружусь в самый загаженный отстойник. И погрузился, когда она приказала мне повернуться на бок и рушник оказался не нужен.
- Так, профессор, показывайте, что там за растительность в ушных раковинах?
- Что и там есть что-то торчащее?
- А вы как думали. И металлический выступ с отверстием как для пишущего стержня, заскользил по извилинам.
- Какая нужная и необходимая в хозяйстве машинка. Чтобы я без тебя делал?
- Дергал бы пальцами.
Время приближалось к часу и после того, как мы обласкали друг друга, подводить разговор к тому, что с каждым живым существом может такое случится я не видел смысла. Тем более мы начали позёвывать и посматривать в сторону спальни. Только я об этом хотел намекнуть, как она накрылась пледом, свернулась как хищное животное, чтобы сохранить тепло, уткнувшись носиком в поджатые колени и сочно произнесла:
- Я буду тут спать.
У меня так внутри всё возликовало, что я чуть ли не произнес: «Отлично». Но сделав огорченное и даже немножко обиженное лицо, пожелал ей спокойной ночи, выключил телевизор, свет и подпевая про себя заковылял давить подушки. Ну а, чтобы побыстрее выветрить всю нужду человеческую, я еще шире открыл оконные створки. Закутавшись в одеяло, высунул кончик носа для улавливания свежей морозной струи. Да, она ворвалась с завыванием, но вот только свежести я не улавливал. Всё та же клоака, от которого я уже не знал куда спрятаться. Тогда я положил на голову пуховую подушку, в надежде что она будет выполнять роль респиратора. Но человеческим амбре завоняло еще сильнее. И до меня стало доходить, что это я так изобильно тлею и дымлю как паровоз. Бегу на цыпочках в ванную и аврально приступаю к привычной стерилизации. Через полчаса я вдохнул полной грудью и обозвал себя тупоголовым дубом. Что не разобравшись, откуда поддувает, ставлю диагноз и готовлю легкое обличительное замечание, к счастью не произнесённое. Теперь придется выступать с оправдательной и извиняющей исповедью. Долго я не мог заснуть, всё взвешивая то одно, то другое объяснение и только ближе к четырём родилась подсказка, всё забыть и вести себя так как будто ничего и не произошло. А вот чтобы не было даже никакого намёка хоть на омерзительную частичку, хоть на молекулу, выводить вредоносные пары буду каждые три часа.
Глава восьмая.
Апрель 2016
Подполковник Лапиков находился в салоне уже более полутора часов и пристально разглядывал на стене фотографии известных людей, на руках которых красовались дорогие швейцарские часы. Это Юля настояла на таком нетривиальном маркетинговом приеме, ведь покупателю, как она неистово нас убеждала, будет интересно узнать, кто и какие модели носит из мира сильных сего. И теперь нашу комнату украшало более двухсот снимков, начиная от президента, премьер-министра, его заместителей, сенаторов, депутатов, публичных политологов, генералов, музыкантов, певцов, актеров и заканчивая известными предпринимателями и шоуменами. Некоторые чиновники засветились по нескольку раз, что как я заметил, вызывало недоуменное выражение у матёрого гостя. Несколько раз он подходил то к одному портрету, то к другому, тщательно носовым платочком протирал линзы очков зорко всматривался в каждую черту и деталь ходиков и с видом греческого мудреца Сократа присаживался в кресло. Было заметно, что он обескуражен увиденным, и за все время пребывания, как мне показалось, напрочь утратил связь с реальным миром и забыл про те вопросы, что хотел задать мне и моему напарнику. По его лицу блуждала тень смятения и не понимания. Я замечал, как он задумчиво уходил в себя, словно погружался в летаргический сон, потом внезапно пробуждался, устремлял взгляд на галерею и снова превращался в застывшее изваяние. Его чашка кофе уже давно остыла, и я, чтобы его не тревожить, тихим голосом прошу секретаря убрать остывший напиток и принести свежий.
«Что же это такое? - шумели его мозги. - Как это понять? Сначала профессор заявляет во всеуслышание о желании написать трагикомедию с горьким финалом для главных персонажей. Теперь они специально как билборды развешивают на всеобщее обозрение государевых и обличенных властью мужей, запечатленных в золотых цацках, чья стоимость сравнима с ценой роскошного лимузина или квартиры в престижном районе. Надо быть воистину смелым и наглым, чтобы никого не бояться и на такое решиться. Так, стоп, скомандовал он себе. Его разъяснениям о том, что звездная тусовка способствует увеличению спроса ничто по сравнению с тем, что любому из них достаточно повести бровью и лавчонку навсегда прихлопнут».
Он уже понимал кое-что в стрелочниках и был на сто процентов уверен, что не многие испытают радость узнав, как их используют пронырливые торгаши в своих коммерческих целях. «Маловероятно, что два выпускника самого престижного вуза страны, да еще с научными степенями всего это не понимают, и так наивно и пройдошливо подставляются. В такую чушь даже курсанты-первокурсники университета МВД не поверят. Выходит, они действуют по чьей-то указке? Но, тогда как это вяжется со стоматологами? А связь здесь точно есть. Появление одновременно двух подстав это не случайность: сначала злодей мелькает запястьем, теперь вот эта мозаика. В это можно поверить, если б было за что бороться. Одно дело, когда компания с многомиллиардными оборотами, и другое дело мелкий ларёк, пусть даже и на Бульварном кольце. Устраивать всероссийского масштаба маскарад с выбиванием зубов, да еще и появлением взбесившихся элит, когда они узнают, как ими воспользовались для обогащения, чтобы сковырнуть основного владельца и заграбастать салон, верится совсем с трудом. Не тот размах. Ну а если взглянуть, с другой стороны, - муссировал шарики следователь. Допустим, сами по себе эти два деяния не связаны между собой. Но когда свершилось первое, то второе нужно было для отвода глаз. Вот это уже ближе к разгадке. Осталось определить, что первичное, а что вторичное. То, что дантистов колошматили не из спортивного интереса, он уже понял давно, как и то, что это не связано с желанием отомстить. С вернисажем скорее всего та же история, не прибыль на первом месте, а стремление кое-кому насолить. То, что сюда захаживают непростые граждане или их доверенные лица и те, кто на подхвате — это факт. И вполне возможно среди них есть опекун и его цель не подзаработать, а, например, сбор компромата. У нас же есть бордели с элитными проститутками, и там можно встретить кум-королей, верховное божество и соль земли и все, кому положено знать по должности об этом знают, но комнаты любовных свиданий не закрывают, а тайно всех помечают на карандаш. А когда надо, то вытаскивают на свет божий. Сколько было таких случаев с министрами, премьер-министрами? Много. Вполне возможно такая же участь уготована и салону. Тогда если дальше развивать эту мысль вся затея преследует конкретную цель, от кое-кого избавиться, поместив его изображение в самый центр экспозиции. И сдается мне, что ему не обязательно владеть сверхдорогими котлами, достаточно их нарисовать. И попробуй докажи, что такого богатства у тебя отродясь не было. Отмыться не получится. Так, пока всё логично. Как в советские времена ставили в известность на партийном собрании? Что есть мнение, выдвинуть или кого-то освободить. Так и тут, создается повод, а для отвода глаз добавляется еще сотня еже подобных. Да, красиво получается, осталось вычислить загадочного покровителя и дело в кулаке. А проверить можно легко. Если в ближайшие пару месяцев кто-то покинет насиженное место в одном из ведомств, и он есть в этих рядах, то тогда все разъясняется, для чего была задумана такая солянка. Гениально спланировано. А если допустить вот такую крамольную мысль. Галерея развертывается в январе. Не сразу, но постепенно кое кто из них узнает, как его образ используют ларёчники, но стоговаться и пиариться он не желает и уж тем более преклоняться. Далее звонки, угрозы и для устрашения «этот очень сильно разгневанный» лупит в назидание всем лживым и нахальным дантистам, как бы намекая на причастность профессора. Мы естественно в него вцепляемся, но он то не при чём. При таком раскладе в круг подозреваемых попадают все, кто украшает своими ушами эти стены. Теоретически такое вполне возможно, а вот практически, версия так себе. Но и здесь всё указывает на тех, кто знаком с оперативными и следственными мероприятиями. Это конечно сужает круг предполагаемых заказчиков, но совсем не упрощает поиск, как и поиск того сторожевого пса, кто охраняет покой этих бобиков. Да уж, куда не копни, кругом чины, имеющие такие полномочия, о которых ему приходится только мечтать. Даже если вернуться к эксклюзиву с историческим прошлым, то как ни крути, а колея ведёт на верх». На верх, еще раз он повторил про себя. «Верхов у нас слишком много развелось, уж точно не меньше башен Кремля. И что мы имеем на выходе? Есть икс, а скорее всего дирижер с оркестром, преследующий определенные цели, а в качестве проводника они выбирают вот этот ломбард. Нет даже сомнений, что таких под неусыпной опекой точек, кому они делегируют указания может быть не одна. Возникает вопрос, кто они такие, если с ними не брезгуют сотрудничать? Либо эти связи уходят корнями в далёкое прошлое. Как-то я упустил из вида Магомеда, а вдруг у него есть тесные узы с влиятельными вельможами? Это моя недоработка. Но чует моё сердце, не его эта роль. Все-таки главным остается профессор и его знакомства. Но пока ничего подозрительно не нашли. Плохо ищем или не там? Когда он был студентом, то их курировал идеологический отдел КГБ. Неплохо было бы попасть в их архив, возможно у него были контакты из этой конторы. Но для этого у меня должны быть веские аргументы, а их нет. А что есть? Если ноги растут со студенческих лет, то как установить, с кем он сейчас поддерживает отношения? Его телефонные номера ни на кого не вывели. Плохо проверяли? Потрясти его ближайшее окружение? Вдруг он невзначай кому-то что-то брякнул? Попробуем еще раз побеседовать».
Так он и просидел чуть более двух часов и перед самым уходом поинтересовался:
- Не боитесь общественной огласки? – пожурил Лапиков.
- Нам-то чего переживать? Это же звезды нации, пупы земли, белая кость, элита государства, а мы произрастающие где ни попадя сорняки, вечно ими недовольные чтим и почитаем их нелегкий труд и радение о нас. А для наглядной любви, вот так выражаем свои чувства за их неустанную заботу о смертных холопах. Мы никаких законов не нарушаем. Любой вправе поклоняться кому угодно хоть: бабе яге или солнцу, главное, чтобы это не причиняло другому вред. Да у нас в каждом кабинете можно и не таких встретить персоналий, как и плакаты с известными личностями. Ну а то что они на руке носят по скромному заводику или кирпичной усадьбы, так может им так спокойнее. Да и одежда у многих тоже не копеечная. Я бы все это назвал: людские пороки и слабости. И не нам осуждать стремление к чему-то эксклюзивному и уникальному. Это в крови у каждого гомо сапиенс.
- Да уж, - еле слышно просопел следователь. – У каждой эпохи есть свой исключительный пантеон героев. Они своё величие на показ выставляют, а мы, стая лучших Пинкертонов ночами не спим, пытаемся разобраться, чего еще им в жизни не хватает, чтобы они оставили простой люд в покое.
Я же, сделав вид, что не услышал его реплики, продолжал дальше рассуждать.
- Все эти кумиры взяты из открытых источников, достаточно только набрать любую фамилию в интернете, и вы обнаружите море фотографий в самых неожиданных моделях, да еще на фоне замков, яхт, самолетов, голых девок, коллекции ретро автомобилей, бриллиантов, картин и прочей утвари. Так что наши снимки окажутся милыми и невинными фантиками. Я вам более скажу, в некоторых часовых представительствах есть аналогичные, и скорее всего попахивающие коррупционные галереи. По другому их нельзя оценивать. Вы только представьте себе огромное полотно: на нём чиновник гордо и чинно не то что как у нас, демонстрирует марку в окружении первых лиц компании. И таких семейных альбомов я повидал не один десяток. И уж поверьте мне, позируют совсем не мелкие сошки, а те, от кого зависит судьба страны. Я конечно не могу с полной уверенностью утверждать, оплачивали ли они покупку или нет. Но в одной резиденции на столе стояла крупная рамка, а в ней портретик с членом правительства и еще несколько неизвестных мне лиц, и на его пухленьком запястье выделялись весьма скромные за пятнадцать тысяч долларов с голубеньким циферблатом. Не смог удержаться и не спросить: «У вас же много крутых хронографов, мечта шейхов и миллиардеров, а нашему, вроде как он из республики голодранцев, предложили самые простенькие. Могли бы и на большее раскошелится». И знаете, что он мне ответили: «Александр, не переживайте, у него все нормально». Надеюсь вы понимаете смысл сказанного.
- Да, да, интересно. Вы мне конечно не скажите, кто это был.
- Безусловно нет. Вы походите по салонам. Только имейте ввиду, зевак они распознают еще на подходе. Перед такими раскланиваться не будут, не говоря уже о всяких угощениях. К ним лучше заявляться в престижных и дорогих котлах и заранее выбранной моделью, желательно в категории цен от пятидесяти тысяч долларов. Тогда они вас точно будут облизывать и ублажать, и могут сболтнуть и лишнее. Ну а если вы им сообщите, что давно мечтаете о турбине (это так между собой любители цацек именуют турбийон), и хотели бы лично переговорить с директором, то в его комнатке скорее всего много кого из знаменитостей увидите.
- Спасибо за информацию.
- Не за что, обращайтесь, чем смогу помогу.
Служака, не прощаясь, с подавленным видом неслышно покинул кабинет.
Магомед мгновенно появляется в дверном проеме и тихим настороженным голосом спрашивает.
- Ну как?
- Вообще ни как. Сидел обалдевший. Было похоже на то, что у него в голове помутилось.
- И ничего не спросил?
- Спросил. Сначала для кого такая кудрявая презентация? Не боимся ли мы без их согласия использовать в своих рекламных целях? Я ему ответил: «Мы продаём, они носят. Не прячут в сундуки, а открыто демонстрируют. Если не хотят, то пусть не показывают. Тем более, многие как будто бы специально хвастаются престижными игрушками. Так нам тогда чего страшится? Сами же в глаза лезут. А раз так, то пусть не пеняют, что их поласкают везде, где только можно». Сказал: «Что я прав». И сам же подтвердил свои слова: «Что никто не запрещает карточки своих идолов носить в бумажнике, во внутреннем кармане, размещать в рамочку, ставить на тумбочку или разрисовывать футболки с их изображением. Но монетизировать как вы, мне кажется это перебор. Не так ли?»
- И что ты ему на это возразил?
- Правду. Если нельзя её скрыть, то зачем юлить. Да, они косвенно влияют на спрос, да многим проще определиться с выбором, но ведь в этом нет никакого криминала. Они же свои задницы возят на не безымянных авто, а раз так, то они косвенно влияют на покупательский спрос. На что он парировал: «Я не в чём вас не обвиняю. Мне понятен ваш подход. Такое не часто встретишь. Вот почему к вам идут за словом и у вас всегда переполнена аудитория. Надо обладать не дюжим талантом, чтобы до такого додуматься. Не думали, чтобы выставку открыть? Мне кажется она имела бы громадный успех. Но вам надо всё-таки быть осторожным. Кое-кому ваше художество может не понравится».
- Я тебе говорил, - недовольно просипел Магомед, - мне сразу не по нутру была вся эта затея.
- Но ты же заметил, как преображаются физиономии клиентов, когда видят тех, кто соответствует их идеалу. А как у кое-кого сразу очи воспламеняются. Того и гляди, как бы потом тушить не пришлось.
- Есть такое.
- Так и не надо им мешать. Пусть сходят с ума. И чем больше их будет, тем лучше нам. Продавать-то стали в несколько раз больше.
- Это все так, но я бы убрал доблестных стрельцов с большими звездами, от греха, так сказать, подальше.
- Давай мы с ними так поступим. Ты знаешь, что в ближайшие дни к нам должен один из них наведаться, вот мы у него и поинтересуемся, что он думает по поводу нашего творчества.
- Ну хорошо, - пусть будет, по-твоему.
Вечером я проинформировал Юлию о приходе к нам на работу важняка из следственного комитета.
- Это тот, кто меня всю ночь пытал.
- Он оценил ваших ненаглядных любимчиков?
- Угу, я ему так и сказал, наши кумиры и талисманы.
- И как он отреагировал?
- Похвалил по-отцовски за смелость и креативность мышления. Сказал, что побольше бы таких людей. Может ты пойдешь к нему заместителем?
- Я над эти подумаю. Это всё?
- Почти. Правда он два часа медитировал, молчаливо взирал то ли в лица, то ли в часы, как будто не верил увиденному. Часто тяжело вздыхал и временами выглядел опустошенным и заблудшим, мне даже жалко его было. Такой пантомимы и в театре не встретишь. Я как свидетель даже испытывал сочувствие к следователю, погруженному в себя. Кстати, он посоветовал нам устроить показ в каком-нибудь выставочном центре, это могло бы стать событием года.
- А мне его закидон нравится. Наш человек. Ну а серьёзно, какие он задавал вопросы?
- Я же тебе говорю, не было ни каких вопросов. На мой взгляд он пришёл не просто так, но его смутила наша проделка. Она явно не состыковалась с его повесткой, и он от неё отказался. А новую создать на ходу быстро не получилось. Вот он этим и занимался, но как видно, заронить-то она заронила, но контуры её не сложились, и повёл себя так, как обиженный ребенок, взял и незаметно растворился.
- Есс!
- Это ты чему возрадовалась?
- Мне удалось заказать туфельки в интернете, давно о них мечтала, - приврала Юля.
- Поздравляю.
- Спасибо. А как твой верноподданный воспринял?
- Ты имеешь ввиду Магомеда?
- Его, кого же еще.
- Волнуется как девка перед первой брачной ночью, трусливо мечется из комнаты в комнату, говорит мол негоже так пылко выражать свою любовь и коленопреклонение перед знатью, что мы их компрометируем.
- Ты доведи до его мозгов, что если он будет на каждый их чих нервно вздрагивать, то ему лучше заняться торговлей помидоров. Или чем там его земляки промышляют?
- Баранов разводят.
- Пусть идет в пастухи. Он еще не стал профессором?
- Пока нет. Только доцент.
- Пастух - доцент! Звучит гордо.
- Не смешно. Оставь его в покое. Такой уж он по характеру. Не может терпеть излишнего внимания.
- Ты про него всё знаешь? Его поведение смахивает на того, кто прячется от правоохранительных органов. Он ничего в молодости не на косячил? Может он давно в розыске?
- Я же тебе говорил, что мы общаемся еще со студенческих лет. Он всегда таким был.
- Ну тогда скажи ему пусть не ссыт. За вашу самодеятельность и выпендрёж вас никто не посадит. Нет такого закона, чтобы запрещать кого-то любить. Это я тебе как юрист говорю.
- На самом деле он отчасти прав. От кое-кого стоит избавится и в первую очередь отложить на время тех, кто по долгу службы имеет отношение к распутыванию преступлений. Ты только представь, что творилось у «поисковика» в его мозгу, когда он встретил своих начальников, поющих аллилуйю швейцарским часовщикам. Что скажут про них подчинённые?
- А то они не знают кто есть, кто. Всем всё известно. Как и ваше баловство. Их же ординарцы к вам постоянно захаживают. И ты думаешь, что они слепые и ничего не заметили и кому следует не доложили? Успокойся. Лишний раз лизнуть своему шефу никто не запрещает. Уж не думала, что и ты труханул, - решительно она произнесла. - Прямо как в кино, хвост виляет своим хозяином, и об этом хозяина ставит в известность его любовница. Захватывающий экшен складывается!
- Я-то само спокойствие. А вот он переживает, что вокруг меня начались пляски. Ведь если что-то пойдет не так и он остается один, ему тогда хана.
- Он что не может пригласить пару-тройку менеджеров?
- Может. Но не будет делать. Он из породы «Хатико». Верен мне до самопожертвования.
- Тогда тебе повезло, что есть такой преданный помощник.
- Во общем мы с ним так решили. Есть у нас один прибабахнутый на часы генерал, часто к нам захаживает чаёк с коньяком попить, армейские байки потравить, ну и всякие новинки обсудить, вот мы и спросим его совета. Мужик он толковый, прямой, вокруг да около рассуждать не будет, как скажет, так и поступим.
- Я уже заранее знаю, что он насоветует. Поскольку ведется следствие, вам такими персонами лучше не баловаться, не провоцируйте их на необдуманные поступки, а то ведь у них может быть особое мнение и особый подход. А этот ваш друг тоже маячит?
- Есть такой. Ты же его где-то откапала.
- И как он к вашей инициативе отнёсся, когда себя увидел во всём блеске?
- Вполне лояльно. Говорит, что красивая фотка. Только не может припомнить, кто же его вот так исподтишка снял. И много у тебя таких знакомых?
- Достаточно.
- И никто не возмутился?
- Нет. А чего им возмущаться в такой-то компании. Не каждому посчастливится быть рядом с теми, кто управляет государством. Все ведь очень приличные люди.
- Видишь, как я удачно всех рассадила.
- Точно шахматные фигуры.
- Ты расскажи, как съездил к новому протезисту?
- Он заболел.
- И что с ним?
- Не знаю, мне позвонят.
- Ну тогда встречаемся в пятницу, как обычно?
- Как обычно.
- Тогда до встречи.
- До встречи.
Спать я отправился во втором часу ночи. А до этого более двух часов вычитывал предстающую лекционную тему. Я рассчитывал на быстрой сон, но он всё не шёл и не шёл. Я метался то на один край кровати, то на другой, иногда ровно по центру принимал позу шпаги, но всё было в пустую. И виной тому было моё терзающее сознание, захваченное тягомотным мыслительным копанием. Не было бы непрошенного визитёра, возможно уже бы тихо посапывал. Но когда видишь, как он напряжённо и активно размышляет, и задаёт не значащие вопросы, то становится не по себе. Если что-то делаешь, то еще кое-как можно от всего этого отвлечься. Но когда лежишь в непроглядной темноте, то можно забыть о безмятежности. Ведь он не просто так пожирал каждый снимок, пытаясь угадать кто есть, кто. Ему-то они скорее всего все знакомы. Он искал ответ, какое отношение имеет галерея ко всем нападениям. Я же только сейчас задумался, что она появилась не для того, чтобы сделать нас богаче. И цель её совсем иная. Первый разговор с Юлей о намерении написать бестселлер возник в декабре. Я ей в общих чертах обрисовал сюжетную линию, и добавил, что весной начну делать первые наброски. Наступает март и то что созревало у меня в голове вдруг опредмечивается в реальность. Так и хочется воскликнуть, держите свой язык при себе, иначе невзначай сказанное может материализовываться. О замысле еще знает Магомед, но ему говорить, все равно что кричать против ветра, а вот мадемуазель могла многим на щебетать. Это же она поставила в известность оперативников. Зачем? А если она предполагает, что расправа над борзыми стоматологами была организованы мной, тем более для этого есть физически подготовленные неробкого десятка ребята, с военным прошлым, которые круглосуточно оберегают мой покой и всегда готовы выполнить любой каприз. Скажет, ну вот он всё-таки доказал, что имеет мужественные яйца, а, чтобы добавить перчинки в содержание, она, как грамотный юрист, уговаривает меня под предлогом повышения спроса создать выставку швейцарской часовой индустрии, а в качестве посланников их продукции использовать творческую элиту, богему и всевластных вершителей судеб. Они разрушат все возникшие до этого предположения, и внесут хаос в процессуальные действия. Что я и наблюдал днём. Всё выглядит логичным. Только вот как она могла знать, что я на такое решусь, чтобы заранее устроить в моем кабинете персональный показ. Но я-то ничего не совершал. Тогда кто? Это мог сделать тот, кто был в курсе всех моих похождений и слышал о сути и развязки будущего произведения. При таком подходе всё указывает на мою бестию. Но как-то не укладывается в голове, что она возьмется претворять его в жизнь. За чем ей это? Загрызла конторская рутина? Или ради хайпа, чтобы стать не выдуманной, а овеществленной героиней и тем самым на века войти в историю? А потом на десяток лет сесть за решетку, ведь рано или поздно этого неуловимого Джо поймают. Чушь это. Но с другой стороны, - продолжал я кружиться вокруг неё. Так ведь это же она в новогодние каникулы настояла на том, чтобы мы облепили все стены, точно рождественскую елку игрушками. Только вот вместо игрушек, принесла несколько десятков снимков не каких-то там чинуш на побегушках, а изысканное благородное сообщество, состоящее из высокоименитых, высокопочтенных и высокочтимых. Но больше всего было бравых генералов из всех военных органов. Почему она акцентировалась больше всего именно на них? Могла бы глянуть и на другие типажи, или они её не интересовали?» И в эту секунду меня осеняет: «А действительно ли у вояк есть такая роскошь и не является ли она фотошопом? Получается, что она прозорливо знала наперед как, будут разворачиваться события в ближайшие месяцы. Что это, интуиция? Скорее трезвый расчёт. Так что же мы имеем? - никак не мог я утихомириться. Это её проделки? Да, такого не может быть. Она же физически совсем не подготовлена. Если взглянуть на руки, то они едва ли толще моих двух пальцев! Может быть, поэтому и стала ходить на фитнес, где, как она докладывает, занимается только аэробикой. Но меня-то не проведешь, её огрубевшая кожа на ладонях говорит совсем о другом. Да и бедра внезапно пополнели и приобрели упругость, а без поднятия тяжестей добиться такого результата практически невозможно. Не удивлюсь, если она еще боксирует грушу и занимается единоборствами. Но это же никакой ни аргумент. Хотя и преуменьшать не стоит объективные реалии, она вполне могла привлечь какого-нибудь таджика, чтобы самой не мараться. Их в компании как семечек в подсолнухе».
От таких малоправдоподобных умозаключений стало душно и жарко, как в предбаннике. Я вылез из-под одеяла и распахнул настежь окно. Апрельский тяжелый охлаждающий ветер с запахом сырой земли с порывом ворвался в комнату, отметив своё присутствие грохотом, которые издали деревянные жалюзи и далее он устремился вместе со мной в гостиную. Плюхаюсь на диван, натягиваю до подбородка плед из колючей верблюжий шерсти и возвращаюсь к своим думам. А их как раз заинтересовало то, как вела себя Юля последние три месяца, не прошлепал ли я чего-то такого, на что стоило обратить внимание. Лучше бы я этого не делал. По мере того, как я углублялся в её поведение, для меня неожиданно стали открываться столько необычных черт, которым раньше не придавал никакого смысла. Сейчас же я просеивал каждый день, и он был соткан из таких несовместимых узоров, что сегодняшний не похож на прошлый, другой на позапрошлый и так далее, они все были несходными, разноплановыми и дифференциальными. Юля без всяких затей всегда была из другой оперы: временами непоседливой, задумчивой, вздорной, язвительной, тихой, игривой, лоснящейся, шаловливой, строгой, вредной, доброй, справедливой, циничной, заботливой, заводной, бесшабашной, возбужденной и еще много какой. А еще была несколько раз вне зоны доступа, но в этом ничего нет подозрительного, смартфоны быстро разряжаются. Пару раз простывала и не выходила на связь, но и это нельзя назвать подозрением, она и раньше от сквозняков простужалась и меня не беспокоила, как, впрочем, и я, когда болело горло. Зацепиться можно вот за что, если знать точные даты всех нападений и сравнить их с тем, какая она была накануне, в день наказаний и после него. Если она каким-то боком причастна, то к примеру, я бы заранее был сдержан, погружен в себя, не многословен, после случившегося, расслабленным, задумчивым и естественным, а вот потом, когда все страсти улеглись мог быть раскованным, веселым, забавным. Значит, продолжал я раскидывать свои мозги как колоду карт, и она должна быть точно такой же. Осталось установить в какие числа всё случилось. И в этом мне поможет Лапиков. Только вот как мне ему объяснить, зачем мне это надо. Попробую убедить его в том, что в них, как мне кажется, спрятан зашифрованный код и он связан с погодными явлениями и я весело хихикнул. Скажу, что, а вдруг в те дни была полная луна. Меня он с такими выводами туда и пошлёт.
Часы уже показывали без четверти пять, и тем не менее я набираюсь наглости его потревожить. После восьмого гудка слышу совсем не заспанный, ровный, офицерский голос.
- Вас слушают.
Называю его не по имени и отчеству, а по званию, пытаясь таким образом сохранить официальный тон.
- Товарищ подполковник, - это Александр Иванович.
- Я вас слушаю, Александр Иванович. - У вас что-то случилось?
- Не могу заснуть, все размышляю о ловкаче, вдоволь поглумившимся над дантистами. Вы мне не подскажите, в какие дни произошли зубобития? Может вокруг меня было что-то необычное, а я не придал этому значение.
- Вы мне лучше позвоните после десяти, сейчас я еще сплю и могу ошибиться в датах.
- Хорошо, и извините за ночной звонок.
- Всего вам доброго! - и я услышал короткие гудки.
Возникло чувство неловкости: «Ну и за чем я ему звонил? Чтобы стать подозреваемым? Сколько подобных историй, когда тот, кто совершил преступление, начинает активно помогать следствию в поиске преступника. Уж кому как не ему об этом знать. Ну вот, это называется: «Я вляпался». Хотел им помощь и показать, как я мучительно переживаю и очень сожалею, что так произошло с Еленой Васильевной, да и с другими персоналиями по её цеху, а на деле даю повод чтобы ко мне пристальнее пригляделись».
И вновь стало душно, хотя я ощущал, что становится зябко. Разогрел так мозг, что о бай-бай можно забыть. Включил компьютер и открыл присланное письмо нашим программистом. Он две недели создавал программу, имитирующую движение руки где на запястье мелькнули часы. Мои предположения по тридцати возможным моделям не нашли подтверждения. Тот, кто махал молотком был совсем в других, тогда будем искать дальше. Да, мысленно я заговорил сам с собой: «С наскока не удалось найти. Ну что ж, придется начать все с начала, а, чтобы дело продвигалось быстрее, надо и айтишного гения подключить, нечего ему ночами спать. Интересно, а обратили ли внимание сыщики на эту примету? А если обратили, то удалось ли им установить марку? Как всё странно выглядит, я волк со стажем и пока не разгадал. А они? Они вполне могут найти таких же волков как я. Или могут пробежаться по всем бутикам, а там уж точно подскажут, что перед объективом промелькнуло. Не порядок получается. Я что лыком шит?»
И не откладывая в долгий ящик, завариваю покрепче зеленого чая, достаю шоколадку из холодильника и погружаюсь на несколько часов в розыск овальных корпусов.
Январь 2016
- Ну как ваши дела?
«Она со мной как с идиотом разговаривает. Я что для неё неразумное дитя? Дежурные вопросы и такие же ответы. Говорит, как по выкройке или шаблону, у неё что на этом исчерпывается весь словарный запас? Никакого приветствия, ни поздравления, а ведь на календаре было второе января. С прошлого года ничего не переменилось. Интересно, она со всеми такая «добросердечная и дружелюбная», или только со мной? Неужели она меня не переносит и терпит только для того, чтобы подвести черту начатому делу. Дважды её уронили и прилюдно учинили лютую трёпку, после которых даже самоходный овощ призадумался и начал бы себя менять. Эта же настойчиво выставляет своё звероподобное упрямство и напрашивается на очередную взбучку от пожилого светоча интеллекта, бегающего между парами выступлений перед будущими медиками по таким же обиталищам для поучения дремучих и некомпетентных и одновременного примирения их с пациентами. Так и хочется у «титана мысли» спросить, ей самой не противно, когда её вызывают как уличную девку? Или за каждый вызов причитаются такие подъемные, что она согласна сновать в любой район города. А если это не более чем показуха? После чего они идут дружно пить чай с пирожными или пряниками и довольные обсуждают, как на их любительский спектакль купился еще один тупой созерцатель, сидящий в партере. Да уж, ехал с оптимистической надеждой, а сейчас же нахожусь в состоянии существования путаницы и расстройства». На этом мое не блещущее оригинальностью мозгоклюйство было прервано, и меня, в который раз пронзили произнесенные сотни раз издевательские слова, прозвучавшие как приговор: «Как ваши дела?» В этот момент так хотелось её передразнить, что я едва сдержался. Не будь у меня заготовленного соображения, я бы точно взорвался.
- Все также. Суставы весело забавляются и открывают все новые и новые доселе неизвестные звуки. По вечерам они болезненно ноют. Ну а в течение суток не умолкают шум, звон и писк в ушах. Днём еще терпимо, а вот ночью от него можно с ума сойти. Спать совсем не дают, - выдал я ей фразы, произнесенные не один десяток раз.
- Ну это и понятно, - доносится её безразличный голос. И в миллионный раз как мантру произносит свои заклинания: идет перестройка суставов, в этом нет ничего страшного. Что мы будем делать дальше?
«Вот это да, рвануло у меня в мозгу. Это с каких пор, доктора спрашивают у своих пациентов как их лечить? Представить себе картину даже напившись в дымину невозможно, как оперирующий хирург консультируется у больного, как его резать: вдоль или поперек и что ему отчикать. Может я что-то пропустил и теперь с Нового года введены такие правила. Ну тогда мне нужен договор, чтобы не было поводов придраться и подкопаться друг к другу, где будет прописано, что стоматологи не несут никакой ответственности, так как они строго руководствуются плану, составленному пациентами. Раз так, попробую научить эту простофилю и в подробностях стал описывать историю протезирования моего однокурсника. У него были точно такие же проблемы».
- Так вот, - начал я проникновенно, - ему каждые две недели убирали по две пластмассовые коронки, а вместо них устанавливали металлокерамику. Улавливаете суть? Меняли не позаимствованным от заокеанских туземцев скопом, а консервативным, патриархальным, поэтапно, шаг за шагом.
- Надо подумать.
- Подумайте, вдруг в этом методе припрятана толика новации. Минут пять толстуха взвешивала моё предложение.
- Так не получиться, это же не домик из кубиков собирать, тут вся конструкция может нарушиться.
- Ну почему же? - недоумевал я. - Ведь кто-то же так делает и более чем успешно. По-другому же у нас не складывается.
На короткое время наступила гнетущая тишина. Было заметно как её гложут сомнения. Но недолгое молчание прервала возгласом:
- Посидите, пойду посоветуюсь с техником.
Я был один в кабинете, уютно растянулся в кресле, слушаю звучащую музыку, доносившуюся из маленького радиоприемника и в такт, подрыгиваю ступнями. Прошло не меньше получаса, и у меня возникло подозрение, что меня либо забыли, либо собрался консилиум из таких же несообразительных тугодумов, начались бурные обсуждения, прения, звонки «кафедральной всезнайке». В какой-то момент возникло желание встать и смотаться раз и на всегда, а по пути послать их всех далеко и на долго. Пару раз я приподнимался, потом присаживался и мне уже становилось все равно, кто что ей скажет. Но внезапно она влетает и счастливо прокукарекала утренним петухом, что в принципе можно и так. И просит меня еще немного подождать, она проконсультируется с другими протезистами, чтобы определиться с какого ряда начать, с верхнего или нижнего. Хотел ей крикнуть, я вам подскажу, но её след уже пропал. Возвращается минут через десять и с порога заявляет:
- Начнем с верхних, - сейчас я сниму слепки.
- Постойте! Вы хотите снять слепки с мышиных зубчиков?
- Я вижу, что они маленькие, Техник сделает их побольше, не беспокойтесь.
- Ну тогда ладно, - обрадовал я сам себя. Был великий соблазн напомнить ей, как она месяц назад страстно распылялась про эти же мышиные зубчики, что они моя настоящая кровинка. Так кем же они теперь есть? Но посчитал, что начинать дискутировать, кто, когда был прав не стоит. Как мне показалось, она впервые ко мне прислушалась, поэтому лучше пестовать первый контакт, а там глядишь, она поддастся дрессировке и сможет поставить точку.
И мне, наверное, в тысячный раз засунули в рот пластилиновую пасту для слепка, после чего я отправился стаскивать рваные бахилы и пока я с ними возился мне сообщили, что я должен явиться через две недели, раньше не получается. Выйдя на улицу, я был уверен, что на этот раз блуждание в потёмках закончились и процесс пошел по накатанной дорожке. Пока ехал в центр в полупустом вагоне метро, черканул пару слов Юле:
- Теперь только вперёд!
Ответ не заставил ждать:
- Поздравляю с новым замесом!
Я фыркнул и делаю ей предложение:
- Страна отдыхает и гуляет и нам не гоже от неё отрываться. Проведём эти дни в загуле и разврате? Гигиена будет на высшем уровне! Толстуха только что закончила выскабливать и отмывать. Там у меня горные луга. Минут через сорок присылает мне длинное сочинение:
- Устроим революцию в сбыте часов!!! А то вы закостенели в своей рутинности. Я нашла в интернете более сотни фотографий самых известных людей, начиная от первых лиц и списка Форбс, до заслуженных артистов, звезд эстрады и прочих светских львов и львиц, и подвывающих шакалов у которых на руках самые крутые и желанные котлы. Далее, их портреты помещаем в рамки и рядочками как в музее вешаем на стены в твоём кабинете. Сейчас я копирую изображения на флешку, чтобы потом в фото ателье распечатать в цветном виде. Представляешь, продолжаю я углубляться в содержание написанного, приходят покупатели и видят всю экспозицию. У них возникает иллюзия, что это ваши постоянные клиенты, что у вас не рядовой ломбард, коих десятки в Москве, а самый что не на есть элитный, чьими услугами пользуются такие видные и уважаемые люди. А в беседе как бы невзначай обмолвитесь, что среди них есть ваши друзья. Ну кто после этого удержится от искушения, чтобы не стать обладателем? Тем более если владеет тот, к кому он испытывает симпатию. Я бы точно не удержалась и приобщилась к такому кругу избранных, даже если ни шиша за пазухой. Галопом бы поскакала в банк за кредитом. Да я на сто процентов уверена, что многие так и будут поступать. Кстати, читаю я дальше, во многих компаниях, Генеральные директора специально фотошопят себя с теми, кто наделен безграничной властью, обзаводятся липовыми грамотами и сертификатами, вроде как полученными от министерств и ведомств. Это придает им респектабельности. В вашем же случае никакой профанации, вы вообще можете ничего не говорить. И в конце приписала, надо мне к вам на работу устроиться, я превращу ваш салон в крупнейший часовый магазин мира.
«Да уж, удивила, так удивила. Вот что рождается у девушек не понятно в каком органе после роскошного подарка и газовой атаки. Явно рассчитывает еще на такое же внимание с моей стороны и как бы между прочем лезет со своими чудаковатыми советами. А может заглядывает в будущее, и видит себя в роли хозяйки, отправив меня заниматься научной и академической деятельностью».
Домой из центра меня отвозил водитель. Машин в городе почти совсем не было, и мы долетели за какие-то пятнадцать минут. Все это время я размышлял над её инициативой. После некоторых взвешиваний за и против я написал:
- Это попахивает авантюрой. Но как не странно, выглядит заманчиво и заслуживает доверия, вечером обсудим.
Обсудили, да так, что все выходные дни с неистощимым прилежанием с самого утра и до глубокой ночи я, Юлия и Магомед занимались в кружке умелые ручки. Деликатно обрезали портреты, вклеивали их в рамку, вкручивали саморезы в стену и развешивали наши поделки. По мере того, как они заполняли пустующее пространство, мне все больше и больше становилось не по себе. Эти стройные ряды выглядели как убийственный компромат. Ведь если сложить стоимость нескромных игрушек августейших властителей и правителей душ, то сумма не ограничится несколькими миллиардами рублей. Общественность резонно захочет спросить: откуда такое богатство, на чьи деньги оно куплено?
- Жуть! - неожиданно произнес я. – Вот это мы откололи, Третьяковка отдыхает.
- Осатанеть! - вторила Юля.
- Отмочили! – подхватил Магомед.
- Сморозили, - изринула Юля.
- На мятеж смахивает, - дополнил я.
- Тогда уж на революцию, - всколыхнулся Магомед.
- На оргию, - щегольнула Юля.
«Она без едкости жить не может», - скаканули мои мысли.
И лупанула дальше:
- В консервной банке.
- Не заносись, - зыкнул я, и повернул голову в сторону юной революционерки, как она загнула:
- Тронутые на голову.
- Сбрендившие, - поправил я.
- Сбившиеся с пути, - отгрузила Юля.
- Мы или они? – подал голос Магомед.
- Не разобралась еще.
- Венец разверстой дерзости, - резюмировал я.
- Перещеголяли сами себя, - выудил Магомед.
- Искатели приключений, - пригвоздила Юля.
- Это ты про нас? – вопрошал я.
- Пока не решила.
- Нет, вы посмотрите на это уморительное созданьице, - возвестил я, - острословка чертова. Она видите ли еще не решила. И когда же вы соизволите решить?
- Как только врублюсь, так сразу, - отвертелась Юля. - Пришлю вам эсэмэску, и жизнерадостно хохотнула.
- Она еще паясничает! – пролопотал я. - Мадемуазель, умерите свой пыл и укоротите язычок!
- Какие все сентиментальные! – оборонила Юля.
Я с Магомедом глазами впился в Юлино лицо, как она продолжила разглагольствовать дальше:
- Речь не об этих, и рукой махнула в сторону портретов. – Я про нас говорю. Здорово мы их умяли!
- Ты еще скажи, не при девочках будет сказано неудобопроизносимое слово – подасрали! – отбрил я и молча себе задал вопрос: «Как выпутываться будем, если кому-то придутся не ко двору?»
Воцарилось непродолжительное молчание.
Мы, онемевшие и застывшие как бесформенная стеклоподобная гладь минерала, стояли будто вкопанные в землю до самого подбородка, с вылупленными глазищами сравнимые с окулярами у бинокля, разинутыми ртами с окоченевшими взглядами и пытались осознать, что же мы смастерили. На нас с высока услаждая наш взор взирали как на насекомых сотни холеных, довольных, солидных, вышколенных и упитанных лиц. У каждого на руке блестели как Звезда героя или орден Победы, сделанные из драгоценного металла с добавлением бриллиантов швейцарские часы самой разной ценовой категории от нескольких миллионов до скромных десятков тысяч долларов. Надо сказать, зрелище было покруче всяких там каннских ковровых дорожек, для дефилирования мировых звезд кино. Несмотря на то, что мы не один раз держали в руках каждую модель, а многие примеряли и даже как я возвеличивался в них перед студентами, тем не менее с нескрываемой любознательностью словно видим первый раз вглядывались в каждое запястье, про себя произносили их торговую марку и мысленно переходили к другому портрету. В те минуты сумятица была не только у меня. Мы ощутили себя в музее. Захотелось по нему прогуляться, воззриться в каждого и оценивать то, чем он владеет и сравнивать с его занимаемой должностью. Только аудиогида нам не хватало. Но вместе с тем появилось беспокойство и оторопь. Ведь мы, никого не спросив, вроде как обнажили их личную жизнь, забравшись под одеяло с фонариком. По крайней мере у меня было такое двойственное чувство. Думаю, такие же мысли бродили в головах у моих напроказивших напарников. Они молча, как и я силились понять, это все-таки круто или аморально. Магомед первым очнулся от шока и прервал затянувшуюся паузу.
- Фраернулись мы! Это никуда не годится! Надо всё убрать, пока они не рассвирепели. А то придется потом перед ними держать ответ.
- Не торопись, - осадил я его, - не будем разводить антиномии. Снять всегда успеем. Что-то есть в этой эмоциональной мозаике. Вы почувствовали, как проникаешься магией и очарованием часов. Живые так не прошибают, не подминают и не создают напряжение как эти снимки. Мне, когда летом первый раз впихнули пластмассовые коронки, я думал, что наступил конец света. А потом ничего, привык. Пять лет назад один клиент подарил картину под названием «Венеция» приличного размера полтора метра на два. Весит в рабочем кабинете. Так вот, по началу было такое впечатление, что площадь комнаты в два раза уменьшилась, а само изображение так давило на плечи, что когда я проходил рядом, то чуть-чуть сгибался, как под тяжестью. Я её даже убирал в кладовку. Сейчас же она очень удачно вписалась в интерьер. Ты понимаешь меня. Если что-то сразу не воспринимается, еще ничего не означает. Иногда сознанию требуется время, чтобы понять осуществившееся.
- Ты что, хочешь всё так оставить? И его тело приняло фигуру вопросительного знака.
- Слушай, если уж меня снимки плющат, да я думаю и вас тоже, то уж всякого сюда входящего они пронзят до самых почек. Заодно и посмотрим, как публика расценит наше биеннале.
- Нам за такую безмозглую самодеятельность могут кое-что отрезать, чтобы не борзели.
- Чего мы гадаем кому что отрежут. Еще никто не удосужился увидеть, а тебе уже пила мерещится. Не будем торопиться комкать наш андерграунд.
- Ты еще на двери табличку повесь, вроде: «Часы, выдающихся особ».
Притихшая и с любопытством наблюдая нашу перепалку Юля, как бы невзначай произнесла.
- Амбассадоры. Элитарные.
Мы дружно повернули головы в её сторону. Она, взглянув на нас, спросила:
- Вы что первый раз слышите это слово? И не в курсе что означает?
- Да знаем, - почти ответили хором.
- Откуда ты знаешь?
И так придирчиво посмотрела на нас, что мы разом умолкли. Но Юлин мозг было не остановить, и она с живостью сделала заоблачный прыжок в виде перца:
- Сутенеры. У каждого входящего сразу воспламенятся блудливые мыслишки насчет часиков.
Я не удержался и как режиссер и как драматург бестолково засновал по комнате жестикулируя руками будто оказался на сцене одновременно выговаривая:
- Снова-здорово! Мадемуазель, перестаньте распутничать. Твоя же задористость превратила нашу комнату в беседку утех, заигрывания и ублажения клиентов. И теперь ты приписываешь нам то, чем мы не являемся.
- Так принцип один и тот же, - огрела нас, - накалить чувства, как от душа Шарко.
- Подсластиться, - вдруг очнулся Магомед, который как истукан молча наблюдал за нашей стычкой.
- Ну это кому как нравится, - заикнулся я.
- Но суть-то одна – заманить и втереть, - произнесла с привычной беспечностью.
«Как же она без тени иронии клейко и образно заливает, что не реплика, то новая оплеуха, - мысленно сказал я сам себе. - Поднапираться приходится, чтобы не мекнуть на её фоне, не задумываясь шпарит на полном серьёзе. Поротозеить как раньше не получиться».
На этом обсуждения и возражения закончились. Нас захватила интрига, что же из всего этого сюрра выйдет.
За все годы существования нашего бизнеса мы с Магомедом взяли за правило вести несложный статистический учет всех телефонных звонков, процент покупок от числа посетивших салон, их примерный возраст, пол, предпочтения при выборе той или иной марки, что они носят на руке, как узнали про нас, почему выбирают именно эту модель. Одним словом, эта была анкета, скрытно нами заполняемая от всех глаз. Эти цифры давали нам более-менее понимание как о рынке часов, так и о потенциальных покупателях.
Не прошло даже и недели, как секретарь стала всё чаще и чаще поднимать трубку. Я связал активность звонков с тем, что страна вышла из загула, граждане массово возвращаются с курортов домой, естественно они поистратились, вот и понесли ходики на продажу. Пока чего-то необычного не происходило. В прошедшие годы было тоже самое. Юля, как автор этого умопомешательства, каждый вечер интересовалось, есть ли что-то новенькое на работе и услышав, что пока всё по-старому, тяжело вздыхала и как бы себя успокаивая твердила одно и тоже:
- Мало времени прошло.
Я ей поднекивал и соглашался с её выводами.
- Ты хочешь, чтобы уже на следующий день были очереди? Для этого реклама нужна, ну а без неё, сама понимаешь, слухи могут долго распространяться.
Тем не менее, каждый вечер после закрытия салона, я получал суточные данные. Все показатели были прогнозируемыми, кроме одного, резкого увеличения звонков, а значит и ожидаемого наплыва масс. Об этом я не стал сообщать главному идеологу, поскольку закрались подозрения, а имеет ли она к этому отношение? Зная о её характере, и что она не успокоится, пока не добьется своего, можно было предполагать, что не останется нейтральным наблюдателем, а будет прикладывать все усилия, чтобы доказать правильность своего прожекта. Поэтому могла воспользоваться социальными сетями, и я уже читаю, как она хвалится часиками и с присущей ей напором рассказывает о необыкновенном бутике и их галереи. При встрече спрошу её об этом.
- Ну как ваши дела?
С этого традиционного вопроса начинаются наши встречи. Я, как и раньше ничего не ответил, а только призадумался: «Она, когда спрашивает, то что желает услышать? И какие конкретные мои дела её интересуют? В течение суток я столько всего разного выполняю, что так и хочется поинтересоваться, а что собственно вы имеете ввиду? А то звучит как суповой набор, ни о чём. С таким же успехом могла спросить: Как ваша езда? Или как ваше чтение? Или как кино? Или как носки? Разговаривает как с дебилом. Ну да, чего можно ожидать, если её постоянно поучают как двоечника и лентяя». На этом меня прерывает, и я уловил приятное известие.
- Я поставлю вам коронки на три верхних корня.
- Хорошо, - произнес я с нотками удовлетворения. - С вашими неизменными ниточками?
- А как же. Без них не обойдёмся.
И у меня разом всё заныло во рту. Быстро начал себя успокаивать: «Экзекуции подвергнуться только три, не смертельно, выдержу, это же не шестнадцать. Мелочь-то какая. После того что я летом отхватил, сегодня поджидает лишь мелкая и гнусная неприятность, так что нагадить ей по-крупному не получиться».
Но похоже у кого-то на мой счёт были совсем другие мнения. Шесть уколов я перенес стойко, ни разу не пикнул и не вздрогнул. Когда она пинцетом драла десны с корней, я был нем как рыба. При наматывании ниток и глубокого их заталкивания под плоть, я не проронил ни единого слова. Дальше сохранять хладнокровие становилось все труднее и труднее, поскольку она добивалась того, чтобы коронки не просто погрузились в мясо, они должны были там утонуть до самого дна, оставив маячить только макушку.
«Что она делает? Засвербело у меня в голове. Она хоть капельку понимает, что вытворяет? Это наказание меня за не послушание? Засадить так глубоко, чтобы там всё сгорело в пламени?» Со стороны её потуги выглядели так: мертвой хваткой сжимает стальную конструкцию, всей своей несоразмерной массой наваливается на меня и с перекошенным от напряжения лицом вдавливает её в мои ткани. Потом выпрямляется, делает передышку, что-то подтачивает в железке пока еще не ставшими зубами, и вновь повторяет тоже самое. И так, наверное, раз двадцать, как будто проверяла порог моей стойкости. Но вот наступила долгожданная пауза. Садистка отправляется к литейщику, чтобы покрыть коронки глазурью, а меня отправляет на диван и просит там подождать минут тридцать, пока они не будут готовы.
Я фривольно в коридоре разваливаюсь на черном кожаном диване как у себя дома, заморозка начинает отходить, и правая половина черепа не только лишилась кожи, но еще впечаталась в раскалённый утюг. Начинаю как истощенный и давно не евший пес жалобно про себя поскуливать и посматривать на спасительный циферблат: сколько же мне еще осталось ждать. Терпеть уже нет мочи, начинает лихорадить тело, рот заполнился кровью, и я вынужден вернуться обратно, чтобы всё выплюнуть. Вытираю губы салфеткой. В комнате никого нет. Бросаюсь шарить по ящичкам в поисках чего-нибудь обезболивающего и обнаруживаю упаковку Пенталгина. Проглатываю две таблетки. Все, местная анестезия закончилось, и я оказался на верителе у людоедов. Пытаюсь припомнить тот первый летний мучительный опыт, и как ни странно, но мне кажется тогда все же было чуточку полегче. Глаза продолжают неотрывно следить за движением волшебных стрелок. Именно за ними прячется послабление, но они как назло ни то что не торопятся, а наоборот, замедляют ход. Пробую силой мысли и взгляда их подтолкнуть, но от такого усиленного напряжения меня начинает мутить. Пробую отвлечься, не получается, лезут дурные предчувствия. Всё сводится только к одному, она стремится не только отомстить, но и так досадить, чтобы я приезжал как шёлковый и даже помечтать не мог о несогласии или каком-либо возражении и уж тем более злобном протесте. Неужели ей крепко досталось, раз она со мной утирает руки. Если это так, тогда при её появлении скорчу счастливое лицо, растяну улыбку до ушей и покажу как я рад-радешенек здесь находится. Пусть лопнет от злости, а сам тем временем вытянул ноги, вроде как на отдыхе, закрыл веки и внутренним голосом завыл как койот в дремучем лесу, приглашая самочек в свою берлогу. Странно, но я сразу же почувствовал себя чуточку лучше. Ага, не скулить оказывается надо, а выть и я еще громче загудел. Трясущими пальцами пишу Юле сообщение:
- Я опять вляпался в застенки гестапо. Меня пытают раскалёнными клещами, кажется еще немного и я выдам государственную тайну и назову имена всех сообщников. Оказался в шкуре Джордано Бруно. Жду живодёрню, слиняла чай пить и про меня забыла.
- Сучка драная. Смотри меня не выдавай и приплюсовала несколько символов в виде улыбок.
Она еще забавляется со мной. Подумав пару секунд отправляю лаконичную ответку:
- Это точно. Не переживай, тебя не выдам.
- На орден тянешь! Как все закончится, напиши.
- Если выживу.
Мимо проходит медсестра, и, наверное, по искривленной моей физиономии сделала вывод: мне нужен «Нурофен». Я киваю головой и получаю две кругляшки. С каждой секундой становится все сложнее и сложнее себя сдерживать, хочется лопнуть и взлететь на воздух. Вены от внутреннего напряжения вздулись на шее, багровое лицо выглядит как перезрелый помидор, того и гляди лопнет, пальцы скрючились, еще немного и меня начнет яростно трясти.
«Какого черта она шляется? Эта дрянь издевается? – взвинтились мои мозги. Или все-таки всей шарашкой принялись за моё перевоспитание?» Проходит еще минут десять, от обезболивающих таблеток никакого проку. Мои думы заработали с пятерным усилием: «Надо было прихватить с собой спасительную мазь, и одноименный пластырь. В следующий раз так и поступлю».
Наконец-то появляется её ассистентка и рукой указывает на дверь. Едва я вошел, как следом за мной привалила «безжалостный изувер» и ехидно, почти что с издёвкой выпаливает.
- Так, откройте рот пошире, сейчас мы сделаем примерку.
Это было мягко сказано: сделаем примерку.
«Какая может быть примерка, - шарахнулись во все стороны клетки головного мозга, явно нежелающие участвовать в этой бойне. Ткани так разворочены, что вокруг корней одно сплошное месиво». Но её это нисколько не заботило, отнюдь, толстуха любила тыкать в глубокие раны всякими стальными предметами и наблюдать, как они реагируют на прикосновения. От этого она как в детстве ловила кайф, опьянение и чувствовала своё непередаваемое величие.
Едва коронки коснулись своего будущего жилища, как моё лицо непроизвольно исказило такой нечеловеческий ужас, какой можно испытать, когда видишь, как отсекают топором половину своего туловища. Не успев принять неизбежное «плотная биомасса» наваливается на коронки с целью всадить их мне по самые уши. Это уже за гранью человеческого терпения, я получил раскаленный кол в челюсть похожий на боксерский хук от великана. Ответная реакция не заставили себя ждать: кулаки и пятки сработали синхронно как молоточки будильника, - со всей дури бьют в её рыхлое пузо похожее на огромный резиновый пузырь, и она как чайка, раскинув руки красиво парит к подоконнику, чтобы вылететь в небо.
- Вы охренели! - стараясь не перейти на мат, ору я взбешенным голосом под аккомпанемент резких щелчков. - Вас в детстве о косяк долбанули? Вы соображаете, что творите? И мечтательные милые коронки летят в рожу ненавистного чудовища.
Вытираю бумажным полотенцем кровь вокруг рта и смотрю на «животного инквизитора». Она потрясённая случившимся продолжает сидеть на полу прислонившись спиной к стене и таращится на меня перепуганными моргалами. Подбегает ассистентка и помогает ей подняться на ноги. Та с трудом отрывает свой неподъемный зад от линолеума, и обидчиво произносит:
- Что вы себе позволяете, сидите смирно и не дергаетесь, это только примерка.
«У меня сразу же мелькнуло, какая она непрошибаемая и замороженная. Нормальная баба схватилась бы за живот, начала б визжать и изображать муки. Уже на всех парах летела б реанимация и ОМОН. Такой бы шухер начался! Этой же всё не почём. Подумаешь её пнули, с кем не бывает. Стоит рядом с умывальником и поласкает коронки, как будто ничего и не было. Сейчас она их промоет и всадит в меня как лев клыки в косулю.
Я весь напрягся и крепко стиснул губы. «Не пущу», - решил я про себя.
- Открывайте рот, я вам укол сделаю, чтобы было не так больно.
Я покорно соглашаюсь и тут же пожалел. В ободранные десны вонзилась не иголка, а раскаленное шило, вынудившее меня взвиться под потолок, крутануть сальто-мортале и хлюпнуться седалищем на урну, набитую почти под завязку использованными ватными тампонами, салфетками в красных пятнах, перчатками и прочим медицинским мусором, сопроводив угрожающим и пронзительным выкриком:
– Ёёёёёёёёёблллляяяяя!
- Что вы вскакиваете, да еще и падаете! - уже грубо и раздраженно слышу её возглас. - Я так не могу сделать заморозку, и не надо так громко кричать, здесь глухих нету. Вы не у себя дома, а в приличном медицинском учреждении. Ведите себя достойно, мужчина!
Я, перевоплотившись в карапуза вскарабкался обратно в кресло, тупо уставился на её пышную и вздрагивающую грудь, которая то вздымалась, то опускалась и непонимающе часто захлопал ресницами. «Она совсем не догоняет, у неё же мышление и восприятие пятилетнего ребёнка, забавляется со мной как с тряпичной куклой. А когда та даёт сдачи, то оказывается в замешательстве. Ведь куклы себя так не ведут! – рыкнулись мои мозги».
Только я принял рабочее положение, как меня накрывает грозный окрик.
- Открывайте рот!
Но мой внутренний голос скомандовал: «Не открывай!»
- Я не буду делать укол, - слышу её надменный тон. - Сейчас поставлю коронки на временную пасту, походите в них несколько дней.
Молча махаю рукой, собираю все мужество в кулак и сжимаюсь как гармошка, предвидя повторную попытку хука по челюсти, одновременно успокаиваю себя. «Это же временная паста, больно не будет». Но кто-то в этой психушке был иного мнения. Мои перепуганные глаза неотступно отслеживали каждый её жест, посылая мне сигнал, когда стоит приготовится. И я приготовился. Её толстые ручищи землекопа со всего маха так всадили три коронки, что я сразу и не понял, что случилось. Взрыв боли был таким неожиданным и пронизывающим, что мне показалось на взрыв динамитной шашки в голове. Садистка в этот раз стояла сбоку, по всей видимости опасаясь моего взбрыкивания. Но она не предполагала, какой будет мой ответ и он последовал незамедлительно. Я что есть мочи стиснул зубами её пальцы. О! Это было великолепное зрелище! А уж какой я испытал королевский восторг! Она пискляво заверезжала, как если бы её за ляшку цапнула облезлая крыса и несмотря на свои объемы завертелась как веретено, одновременно порывисто дуя губами на правую кисть. «Я еле сдержался, чтобы грозно не ляпнуть: не надо так громко орать. Здесь нет глухих. Ведите себя достойно, женщина!» А в голове ярко сверкнуло: «Так тебе и надо! Нравится? Имей ввиду, тебе сегодня повезло, что пластик не рассыпался. Иначе остроконечные вкладки, превратили бы в фарш твои пухлые щупальца». И едва шевеля ладонями зааплодировал своей смелости.
- Ой, извините, - это нервный тик, нечаянная реакция на боль, а сам в душе продолжаю победно ликовать.
- Вы мне так пальцы откусите, - донесся обиженный голос.
Косым зрением прослеживаю, как она направляется к холодильнику и засовывает ободранные пальцы в морозилку. Через пару минут возвращается ко мне.
- Откройте рот, - прозвучало по-солдафонски.
Я чуть-чуть приоткрыл, боясь её мести. Однако ей этого было достаточно, чтобы впихнуть свою ладонь и нежно коснуться воспалённых тканей.
«Надо же, как она на ходу перевоспиталась! – изумился я. - Того и гляди, извиняться начнёт, что причиняет неудобства. Может её для профилактики каждый раз цапать за разные места?»
Но разыграться моим воображениям она не дала.
- Ладно, - походите в них несколько дней.
И я облегченно вздыхаю.
- Через три дня поставим их на цемент.
- Хорошо.
Я неторопливо встаю с кресла. Правая половина головы от уха до глаза болит так, как если бы со всего маха саданули бейсбольной битой. Тем не менее в груди как никогда весело, от того, что я не сдрейфил и не наложил в штаны, а как следует дал сдачи. Пусть теперь опасается, зная, что может прилететь и ответка. На улице было минус десять, я какое-то время постоял на морозе, широко оскалился и глубоко по вдыхал ледяной воздух. От него полегчало, и мелкими шашками отправился к метро, чтобы через двадцать минут оказаться на работе. Без меня Магомед уже не справлялся. Поток страждущих попасть на авангардную выставку, обрастающую слухами, становился все больше и больше.
Пока трясся в вагоне, отправил Юле сообщение. Описал издевательства, ну и как я на них среагировал.
- Ты бы видела, как она шваркнулась, разбрасывая ноги по сторонам, когда я как мухобойкой со всей силой лягнул её в брюшко и как танцевала лезгинку, когда грыз её пальцы.
- У меня такое впечатление, что ты ездишь для того чтобы поучаствовать в спортивном турнире по смешанным единоборствам без правил, где мужчины соревнуются с женщинами и кто кому больше нанесет тумаков. Мутузите друг друга, ты её по печени, она даёт тебе по зубам. Какой задор, прямо огонь! А какие высокие отношения! Смахивается на казацкую вольницу или варьете! Вы так дойдете до обоюдного выдирания волос. И прибавила к посланию вереницу улыбающихся смайликов.
- Вот бяка! - она еще ухитряется подзуживать.
В ответ она настучала с десяток колобков с длинными высунутыми языками.
- Ох, ты и дождешься, всыплю я тебе по первое число.
- Ловлю на слове.
На этом обмен колкостями прервался. Я домчался до своей станции и через десять минут сидел в родном кресле и силился вникнуть в то, что пытался донести мой подельник. Выслушав его короткий отчёт, я толком так и не въехал, поскольку десны, видимо уставшие от чужеродного незнакомца, просто взяли и выплюнули их как что-то противное и не съедобное. Я попытался их удержать, крепко стиснул зубы, но так больно садануло в затылок, отчего крепко грудью вдавился в стол. Он не устоял и сдвинулся с места.
В рот полетело всё что было в нашей аптечке. После этого, я всем помахал, и охранник повёз меня домой.
Добравшись, я первым делом выдавил длинную предлинную кишку мази сразу на оба бедра и в течение получаса вгонял её под кожу. Когда немного отлегло я бросился к телефону и приглашаю «беспросветную бестолочь» к любезному, тет-а тет разговору, но она была занята. Тогда я замер и стал раскидывать мозги как пасьянс, что же мне предпринять дальше. «Ладно, решил я, подожду еще немного и поеду обратно, пусть уже лепит их намертво. Эта дура, видимо памятуя, как ей пришлось в сентябре помучится, чтобы стянуть коронки, заставляя то кипяток во рту держать, то ковырять рыболовным крючком, а потом разрезать на дольки, сейчас решила не искушать тот неудачный опыт, и использовать такую пасту, чтобы еще раз не вляпаться в нечто подобное».
Минут через пятнадцать правая половина башки не то онемела, не то обледенела.
«Вот это другое дело, можно даже и чайку попить! – обрадовался я»
Делая маленькие глотки, я неукротимо вертелся вокруг одного и того же: ехать мне сейчас или нет. Пока доберусь по пробкам, этой «бельмески» может и не быть. Надо дождаться их приглашения. Прошёл еще час, но меня никто не тревожил, тем более я уже стал уставать держать рот на замке. Всё еду и пока я одевался раздался настойчивый звонок от секретаря. От неё я узнал, что меня ждут завтра в восемь утра и добавила, что коронки, даже если они и держатся, я в любом случае должен крепко стиснуть зубы, чтобы они оставались на месте. Я ей прогудел: «Угу» и стал раздеваться.
Не успел я повесить куртку на вешалку, как задребезжал кнопочный телефон. Звонила Юля, но отвечать не стал. Решил послать ей сообщение по смартфону. Но она меня опередила и в ироничной форме задала вопрос, снабдив его несколькими полукруглыми скобками.
- Как себя чувствует профессор в новой роли?
Я её шпильку сразу же уловил.
- У меня что не день, то новое представление, скоро стану заслуженным артистом.
- Пока ты «Голливуд не доделанный».
«Вот вредина! - сказал внутренний голос самому себе. – Как у неё сквозняком слетает с языка. Явно на что-то напрашивается, хмыкнули мышцы вокруг рта. Сам же научил, то чему удивляться. Но тут же признался, что мне нравится её язвительность, колкость и нахальство. С её стороны это не выглядит как грубость или злорадство. Я скорее расценивал как желание меня отвлечь от дум, связанных с бесконечными неудачами. Поэтому всегда с радостью принимал милейший обмен подковырками».
Настучал Юлии:
- Пользуешься случаем, что не могу ничего сказать, вот и досаждаешь меня.
- Почему не можешь говорить?
- «Не доделанный Голливуд» не желает приживаться, приходится его удерживать, чтобы он не свалил к себе на родину. Как теперь спать, ума не приложу. Зевну во сне и слетит хрен знает куда. Хорошо если приземлится там, откуда может выйти, а вдруг по пути застрянет, или чего доброго нырнет в бронхи и задохнусь во сне.
- Посади их на жвачку. Ты же такое проделывал.
- Но то была пластмасса, она легкая, а эти как гири пудовые.
- Ты сначала попробуй.
- Сейчас займусь этим.
Как ни странно, но они крепко прилипли и я даже съел кусочек сыра.
Ночью, почти не спал, боялся, а вдруг он как улитка незаметно уползет. Поэтому для подстраховки жевательную пластину уложил на нижнюю пластмассу и плотно сжал челюсти. Слиплось так прочно, что рано утром пришлось повозиться, чтобы всё это разъединить. Правда слетела вся конструкция и в нос ударил подзабытый запашок. «Ну что ж, сказал я себе, в этом даже есть плюс, не надо их лишний раз поддевать зубочистками, чтобы почистить». И после всех вылизывающих и помывочных дел я отправился на встречу новым злоключениям.
- Ну как ваши дела? – таким вопросом какой уже десяток раз приветствует меня толстуха.
- Какие могут быть дела? - взрываюсь я от одного и того же издевательского вопроса, звучащего уже более полугода. - Это у вас могут быть дела, прогундосил сквозь сомкнутые губы. Только и занимаюсь тем, что как сторож присматриваю, как бы чего еще не отвалилось и не исчезло.
- Ну это понятно, - прозвучало как спросонья.
- Это вам понятно, а мне нет. Почему ваша паста чудным образом превратилась в воду и ничего не держит? Если уж вам понятно, то почему всё отваливается тогда, когда не надо? Делайте так, чтобы было не понятно, после которого ничего бы не рушилось и не сыпалось.
- Откройте рот.
Я бодро распахиваю пасть, и металлокерамика падает на язык, а за ними устремились и верхние пластмассовые.
- Так, ставить на цемент? - и вопросительно уставилась на меня.
- Ставьте, - с содроганием я произнёс.
Вижу перед собой ватные тампоны. Она проворно отправляет их за щеку. «Пока все пристойно, и не предвещает никакой бури, все идет как по маслу, - обнадеживаю я себя, хотя где-то в глубинах души засели тревожные предчувствия». Следом уловил знакомый вкус хлоргекседина. «Протирает им вкладки, рассудил я». Слышу, как откручивает и закручивает крышки на банках, затем донёсся поскабливающий звук на стекле. «Клей готовить, - догадался я». И вот наплывает её увесистое одутловатое лицо, близко наклоняется ко мне и по-учительски приказывает по шире открыть рот. Напрягаю все мышцы, дабы предоставить ей максимальное удобство. Но моя исполнительность не была оценена по достоинству её сдуло как ветром. Воспаленные, опухшие и кровоточащие десны бросает на раскалённую сковороду, и они как растительное масло сразу же зашипели. Ну а следом пронизывающая страшная боль, какая бывает от вбитого стального костыля в верхнее нёбо и вышедшего наружу через ушное отверстие. Хоть это был и не день красного календаря, но я увидел россыпь сверкающих звезд в глазных яблоках. До меня не сразу дошло, что это было, но из глотки уже летело со скоростью света громогласное и протяженное:
– Ёёёёёёёёёёёёёёёёё! – эхом разлетавшееся по всему зданию.
- Что вы раскричались! – слышу я гневный окрик. - Я по-другому не могу, терпите.
То, что совершает неадекватная толстуха, невозможно ни как объяснить. В чём смысл с невероятным усилием гидравлического пресса давить двумя руками на коронки, если они упираются в остриё вкладок. Она чего хочет добиться, чтобы торчащий штырь вонзился в сплав и навечно в нём застрял? Разве такое возможно? Нет конечно. Это тоже самое, как попытаться иглой проткнуть наперсток, даже если для этого использовать штамповочный станок. Игла либо сломается, либо согнётся. Однако она в этом полный профан и продолжает как домкрат напирать на верхнюю челюсть, да так сильно напирает, что моя задница отрывается от кресла. Боль становится настолько нестерпимой, что я начинаю гневно мычать, трясти головой и судорожно хватаюсь своими руками за её кисть, чтобы вытащить из моего рта. Но она меня тут же одергивает:
- Что вы хватаетесь за мою руку. Это так надо. Они должны крепко сесть!
От происходящего я забыл все существующие слова, а когда вспомнил, то чтобы их произнести, оказалось мне не повинуется ни одна часть голосовых связок. С величайшим напряжением мне удалось только промычать:
- Ууууу, - завываю я как бык, взгромоздившийся на корову. – Куда они должны сесть? Ведь вкладка проломит корень, и он расколется пополам как полено и упрется в кость.
- Ничего никуда не упрется, - слышу я сердитый ответ.
Но куда-там, её забавляет то, как я дрыгаю ножками, выглядящий тараканом и лежащим на спине. Это в цирке гимнасты могут зубами удерживать канат и крутится вихрем. Я же, приподнятый погрузчиком, повис, зацепившись ртом за шест и как вылупившийся птенец замахал не то руками, не то крылышками. Шея растянулась как резиновый жгут, а фейс так перекосило, что уже трудно понять где глаза, нос и уши, все перемешалось и сдвинулось где-то в районе правого виска в одну кучу.
Сказать, что в эти мгновения в мозгу соединились страх, ужас и сумасшедшая резь, значит ничего не сказать. Молниеносным рывком выдергиваю её руку и прерываю затянувшуюся параноидальную идиотичность. «Слоноподобное существо» тупо и ошалело смотрит на меня, и в её зенках заблестели яркие искорки злорадного самодовольства.
«Вот дерьмо, - в какой раз говорю я себе. Это так учат по штатовским методичкам?» И ум вспомнил что есть такая категория упрямых и одуревших бабёнок, у которые вечно ничего не спорится и если к чему-то приступают, то доводят это до абсурда. У них всегда что-то пригорает и переваривается, они не могут толком поджарить яичницу, сварить картофель, погладить, помыть и почистить, а если применяют химические средства, то зачищается до дыр, до снятия краски и образования царапин. Любая механическая работа по дому превращается в стихийное бедствие, у них то и дело ломается техника, обрываются провода, откручиваются гайки, перегорают лампочки и предохранители и тому подобное. Вот и от этого «несчастья» получаются только одни беды. Лихо махнула сверлом и нет больше зубов. Вкладки перепутала со штырями. Ниточки то наматывала, то пыталась их запихнуть под самый корень. С деснами непонятно что делала, то их сдирала, то полосовала. Про шприцы можно даже и не упоминать, ширяла так вилы в стог сена. А уж зачем прессовать коронки ума не приложу, как и выстругивать их размером то под рот кобылы, то для лабораторных крыс. Вариантов по середине для них не существуют, только есть вправо и влево. Кстати, с таким поведением дамочек без тормозов на дороге сталкиваются все водители по нескольку раз на день. Вот по всей видимости и я с подобной столкнулся, только не на шоссе, а в стоматологическом кабинете, и она шарахается то из одной крайности то в другую. А тут еще и капризный мужик с норовом в моём лице попался, постоянно чем-то не доволен, все не по нём. «То ему так не нравится, то этак, шумит, возмущается, грозится забрать деньги, жалуется, и еще набирается наглости заявляться в золотых Ролексах и распускать ароматы дорогого парфюма. Первый раз встречаю такого привередливого и не угодливого пациента». - Примерно так она рассказывает своим сотоварищам по ремеслу. И заканчивает своё повествование одним и тем же выражением: «Ну как можно в таких условиях нормально работать?»
Но ей мои рассуждения не доступны. Она занята тем, что пытается втиснуть коронки в серое вещество, забыв видимо об их предназначении, они для пережевывания пищи, а не для философствования. Но она об этом как-то не подумала, да и вообще, она слов таких не знает.
- У меня там все горит, - процедил я голосом из ада.
- Все правильно, - утешает меня. Цементная паста содержит кислоту, поэтому у вас там все и горит.
- И как долго у меня там будут гореть? – не унимался я.
- Это пройдет, - и ехидная улыбка мелькнула перед моими очами. - Не разговаривайте, тесно сомкните зубы и держите в таком положении, пока не застынет цемент.
Хотелось спросить, он же не такой, как на стройке со сроком застывания в несколько суток, но поскольку она стоит рядом и никуда не уходит, то предполагаю, что это случится быстро. Правая половинка головы чувствовала себя так, как если бы её привязали к бамперу машины и на скорости сто километров в час тащили бы за собой по асфальтовой дороге. «И за что ей такое наказание!» Едва слышно попискиваю и раздуваюсь от напряжения. Нервно подергивается щека, отдавая колючим простреливанием в нос и правый глаз. Энергично массирую лицо, но, когда отнимаю ладони, у меня начинается нервный тик, дергаются оба века.
- Можете вставать.
- Но у меня там огонь, - возмущаюсь я сквозь сжатые зубы, - аж кожа на лбу дергается.
- Откройте рот.
Я распахиваю как можно шире, чтобы она во всей красе увидела несравнимые и несуществующие в природе творения своих рук. Но она успокаивающе произносит:
- Ну тут все нормально, поболит и пройдет, - и жестом показывает мне, что я могу идти.
Делать нечего, я приподнимаюсь и на полусогнутых ногах, впервые в жизни не по пошел к выходу, а покатился как колесо, сам не понимая, как я это делаю. Пока одевался меня записывают на пятницу, это через три дня. Я пытаюсь возразить, что мол не рано ли? У меня и так пол башки полыхает огнем. Но мои доводы никого не интересуют, «чудище» настойчиво доносит:
- Чем быстрее закончим, тем лучше!
- Ладно, - согласился я.
В метро, в переполненном вагоне, отправляю мадемуазель добрую весточку:
- Можешь поздравить! В меня всадили три зубчика, ставшими отправной точкой. Я на пути к Голливуду! Не долго осталось жить дохленькой пластмассе, её дни сочтены!
- С обновкой! Ну и как всё прошло?
- Как всегда, поглумилась и поизгалялась.
- Поцапались?
- Нет.
- Не укусил её?
- Хотел, но она вовремя спрятала руки.
- И не боднул?
- Нет, но прицеливался.
- Но хотя бы отлупцевал?
- Сдержал себя.
- И даже пинка не дал под зад?
- Сегодня обошлось без колена и пяткоприкладства. Приберегаю силы до следующего раза. Она видимо просчитала, что я могу посягнуть на её тело, поэтому вела себя тиши воды и ниже травы.
- Профессор, вы меня разочаровываете. Могли б животами по-свойски попихаться. Мало того, что разбазариваете свои таланты, так еще и динамите друг друга. Это не сулит ничего ободряющего, огорчаете вы меня.
«Она еще потешиться, - тихо я шиплю».
- Приезжай завтра, отметим почин, завоёванный в тяжелейшей борьбе.
- Это ты точно написал.
- Через три дня поеду за новыми призами.
- Что-то вы ребята не на шутку разогнались!
- Видимо я им надоел, хотят побыстрее сплавить.
- Как у нас в народе говорят: поспешишь, людей насмешишь.
- А еще есть такая пословица: тише едешь, дальше будешь.
- Я бы на твоём месте задумалась.
- Так мы не скачем во весь опор, как летом, движемся наподобие ленивцев.
- Тебе виднее.
- Ты не ответила, мы увидимся после работы?
- А тебе пить можно?
- Хуже не будет. Вино – это же как анестезия.
- Тогда как обычно, в шесть часов.
И вот мы едем в машине, я гордо показываю три по сути в муках, выстраданных ордена.
- А ничего они смотрятся,- шутливо аттестовала Юля. – Чуточку подновили тебя. Но, когда ты говоришь их почти не видно.
- Скоро все увидишь.
- Ты сам-то в это веришь?
- Честно? Почти нет. Но стараюсь так сильно в это верить, что надеюсь веру воплотить в видимый результат. Тут что самое главное? Найти правильную дорогу. Вот так по кирпичику за кирпичиком и закончится строительство.
- То есть у вас есть план?
- Еще какой! Настроилась до конца месяца весь верх сделать, а в следующем торжественно вручить ключи как от заветной двери. Мол пользуйтесь зубчиками на счастье и будьте здоровы.
Юля подозрительно посмотрела на меня и беззлобно съязвила:
- Тебе морочат голову уже больше года. То поставят точку в апреле, то в сентябре, потом в декабре, теперь в феврале, ну а там и не за горами опять апрель и так по кругу. За это время уже можно было бы десять раз научиться, но тебе попалась еще та отпетая ученица. Ждет, когда ты устанешь и сам от неё свалишь. Смирись с этим!
- А вот и проверим, кто из нас прав. Первые три пошли, а за ними и другие потянутся. Так потихоньку и прикатимся к финишу. Я тебе так скажу, «пустоголовая» приободрилась, завелась, видя, что процесс тронулся. Да к тому же, по сути дела, она с себя сняла полную ответственность. Идея-то моя была, и после согласования с таким же сбродом она за неё крепко ухватилась, и теперь если что пойдет не так, то обвинит меня в головотяпстве и отправит восвояси. Так что теперь я сам себе во всех лицах и шишки будут у меня по всей голове скакать.
- Если честно, я в шоке от «ходячих зуболомов». Сами ничего не умеют. Ждут что им предложат пациенты, чтобы было потом на кого все свалить. Устроились лучше не придумаешь. Получается, если вам что-то не нравится, предлагайте свой вариант. Только если что, мы умываем руки. Класс!
- Во ты взъелась на них!
- Я тут не причем. Это сегодняшняя действительность, где уютно осели и пригрелись бездари и недотёпы.
- Просто мне не повезло. Моему однокурснику, Алексею, повезло, а мне нет. Ладно, надеюсь на лучшее.
- Надейся, надейся! – и едко улыбнулась.
Как только мы вошли в квартиру, я хватают эту «язву» в охапку и тащу в спальню, по дороге скидывая обувь и одежду. Метнул аж от дверного проёма на кровать, проворно стащил джинсы и за все дерзкие выражения, с таким наслаждением устроил ей гопака из крокодиловой кожи по сочным ягодкам, что, когда она сдвинула в сторону голову от подушки, на наволочке было большое мокрое пятно, то ли от слез, то ли от влажного дыхания, а может и от слюней. «Иди ко мне, - услышал я краем уха». Я приспускаю брюки раздвигаю ей ноги, точно кусты на краю оазиса посередине безмолвной пустыни и стремглав прыгаю в распахнутое гнездышко, превратившееся в райский бассейн с плавающими обнаженными нимфами. Эмоциональный взрыв был такой силы, что я чуть не отдал богу душу. Сдерживать себя после такого уже не было ни каких сил, и вся моя жидкость брызнула как из водяной пушки.
- Профессор, - услышал я голос умирающей, - у вас прирожденное чутьё. Я еще никогда не ловила насыщенного и бархатного балдёжа. Ты внутри меня совсем непонятно что расшевеливаешь. Но я бы это сравнила с летней ранней утренней прогулкой босиком по влажной росе рядом с речушкой.
Я повернулся на бок и уставился в затуманенные глаза.
- Вот уж не предполагал, что такое можно почувствовать
- Так я ж тебе говорила, ты космический виртуоз, каких днем с огнем не найдешь. Из такого примитивного и однообразного шмыганья вперед-назад, устраиваешь неизбитую благоговейную сольную премьеру.
- Тебе это нравится?
- Не то слово! Ты открываешь во мне невиданные потайные замочки, о существовании которых я даже не подозревала. Я, когда ехала к тебе, то всю дорогу меня преследовало двоякое неведение, я все пыталась предугадать, а сегодня ты с каким надлежащим вдохновением войдешь в меня, что подмешаешь для остроты ощущений, каков будет репертуар и получу ли я ад чувств. И мои фантазии так яро разыгрались, что я чуть ли не кончила в вагоне. Ты как геолог, все время во мне что-то хочешь найти и находишь.
Я хотел брякнуть, что это еще не золотой максимум моих ткацких возможностей, но не стал хвастаться, а задумался над её словами. Да, со мной еще никто так не говорил откровенно. Мне всегда казалось, уж если с кем-то оказываешься в постели, то еда должна быть высшего порядка. Это же так просто вкусно накормить от пуза. Но раздуться от своего величия она мне не дала, оборвала мои сладкие мысли:
- Тебе надо научиться если не получать упоение от ковыряния в деснах, то по крайней мере совсем их не замечать.
- И как это возможно?
- Закалкой и тренировкой.
- И что же мне надо делать такого, чтобы не замечать, как медицинские инструменты пляшут у меня во рту.
- Можно начать с кнопок, рассыпаешь их на кресло ну и ерзаешь по ним попой.
- Чего уж мелочиться, лучше сразу сесть на шило.
- Да, шучу я. У нас полный гардероб можно сказать самых разных тренажерчиков, вот к ним и следует приложиться всем телом.
- Так я ими и прикладываюсь к телу.
- Ты прикладываешься к моему, а твоё остается безучастным. Вот если его промассировать ремнями по-настоящему, то наступит притупление к боли, и оно станет менее чувствительным ко всяким ниткам и иголкам. Хватит увиливать, переворачивайся, буду прививать тебе стойкость и выдержку, выбью всякую жалость.
- Спасибо, меня и так каждые три дня дрессируют стальной армейской пряжкой. К тому же я хорошо помню, как я после твоей прививки, неделю не мог сидеть.
-То было совсем другое.
- И что же то было?
- Тогда я делала тебе приятно.
- Это ты называешь приятно?
- Ну я немного перестаралась, чуть – чуть перегнула палку. С кем не бывает. Ты, кстати, тоже первый раз был не очень-то и любезен.
- Не рассчитал силу удара.
- Я тоже, но теперь я знаю, как надо, - произнесла насмешливым тоном.
- Откуда у тебя такие познания?
Она посмотрела на меня сощурившись и стало понятно, лучше не припираться.
- Мы с тобой встречаемся два раза в неделю, правильно?
- Все верно, - попытался я отшутиться, еще не зная куда она клонит.
- Этих встреч недостаточно. Так ты не научишься мужественно переносить все её истязания. Да не бойся, я буду постепенно увеличивать нагрузку.
- Вы посмотрите на эту тренершу. Она будет постепенно увеличивать нагрузку. А диплом у вас есть?
- После твоих спецкурсов он мне не нужен. И хватит отмахиваться.
- Слушай, мне ведь коронки не через жопу вставляют, какой резон её пороть? Достается деснам, а ты наказываешь зад. Он-то чем провинился? Боксерские приемы в таком случае лучше отрабатывать на челюсти.
- Профессор, ты не догоняешь. Не обязательно лупить по тому месту, куда вонзится шприц. Ты же когда намазывал коленки, то у тебя пропадала зубная боль.
- То совсем из другой оперы.
- Тебе так кажется. Цель совсем иная, превратить тебя в бревно, сделать нечувствительным к любому физическому воздействию. А то ведь толкнешь нечаянно толстуху, а она упадет и чего-нибудь себе сломает, а у них там видеокамеры, и обвинят тебя в покушении на убийство и не спасет тебя ни один адвокат. Получишь вместо ниточек колючую проволоку.
«Вот привязалась, - хмыкнул я про себя. - Ну если ей уж так очень хочется, то пусть забавляется». Я принял рабочее положение и, наверное, в течении минут пятнадцати чувствовал бараном, которого драли за то, что он забрался на соседский огород и сожрал всю капусту. Но в отличии от него, я не блеял, зато как обожравшаяся свинья развалился у лоханки громко похрюкивал и иногда покрякивал по-утиному.
Через два дня на моё удивление, десны приняли неизбежное и успокоились. Коронки вжились в плоть и теперь я стал устраивать им полевые испытания, пережевывая самое твердое. Мадемуазель сразу же нашла объяснение столь успешным преобразованиям.
- Это чудодейственная магия кож, передающая энергию и силу своих хозяев.
Я конечно таращился на её аргументы и не возражая подставлял каравай для горячей закалки.
Через день мне сняли слепки еще с четырех передних коронок, и я стал готовиться к очередному аутодафе.
Я знал, что уколы в верхние передние десны самые болезненные и омерзительные, а ниточки превратятся в стаю шакалов, разрывающую любую тварь на мелкие куски. Их звериный аппетит на себе познают не только нос, глаза и лоб, но еще виски со слуховыми каналами. После того, как я об этом поделился с персональной тренершей, она враз поставила меня перед фактом: «Что поскольку меня ждет забойная драма, приезжать она будет каждый день и делать из меня невосприимчивое и бесчувственное чучело, посредством свинячьей кожи до появления капель крови»
Я в какой уже раз изумился её словесному поносу и как олух взял, да и согласился, о чем не раз пожалел.
Как только мы входили в квартиру, я понуро стаскивал с себя одежду, укладывал живот на подушку, чтобы по её представлениям, мои кулебяки не так сильно напрягались и стегала, как «сидорову козу», при этом постоянно гипнотически приговаривала:
- Тебе совсем не больно! Всего-то чуточку не комфортно, так к сожалению, в нашей нелегкой жизни, бывает. Но ты же мужчина, а мужчины не ноют и не жалуются, а всем своим видом показывают, что им все не почем и им начхать на все причиняемые ущемления, невзгоды и надругательства. Так что уважаемый профессор, смиритесь, по-другому нельзя.
Каждый раз, когда она говорила про нелегкую жизнь, я начинал про себя посмеиваться и задавать один и тот же вопрос, это про чью нелегкую жизнь она имеет ввиду, про мою или свою? И порой от этого не мог удержаться и мои плечи от внутреннего смеха начинали подергиваться, на что следовал с издёвкой окрик надзирательницы:
- Что-то не так? – Не нравится? Нам многое приходится делать нелицеприятного чтобы выжить.
«Вот дрянь такая. Ругался я сам на себя. Ни дня покоя. И как меня угораздило стать добровольцем для глумления немилосердных баб? Одна днём рот имеет, другая вечерами не дает покоя заду и переду. Ладно там от безысходности, но зачем мне еще скотинякский домашний садомазохизм? Надо прекращать этот кордебалет, сколько можно делать из помидор кетчуп? Так замордовала, что не оставила живого места»
Но она разошлась не на шутку и чуть ли не смеясь произносила:
- Негоже кричать на всю округу, ты же не маленький ребенок, это дети кричат, а ты уже давно не малыш, так что перестань хныкать и хлюпать носом. Это же только щекотка и не надо её пугаться. Не то я по-настоящему накажу и поставлю в угол на коленки.
И я как дурачок покорно лежал и принимал её водевильное шутовство, а она вся раскрасневшая, вспотевшая, с озорными зрачками от страстного возбуждения выглядела как настоящая пантера в период брачных игр.
Наступил тот час, когда я, по её мнению, достиг такой ступени атрофированности, что чтобы со мной не делали, всё должно стать ни по чём. Ну а для подстраховки я заглотил парочку проверенных таблеток, замораживающих любую рану и делающих её нечувствительной. По приезду в туалете намазал «Вольтареном» обе голени вместе с пятками, так надёжнее будет рассудил я, и был морально и психологически готов выдержать самые изуверские и варварские издевательства.
В кабинете тихо играла музыка, пальчики постукивали по бедрам, а рядом наследница доктора Менгеле разламывала ампулу и готовила шприц. Но я вообразил себя неуязвимым, чтобы со мной не делали. Первая игла вернула на землю, и вся недельная муштра оказалась невинным детским шлепком. Это было похоже на полет пули, она пронзила сначала верхнюю челюсть, ударной волной прокатилась по носоглотке, резью отдалась в глазницах и тупо шарахнула по затылку. Отчего я непроизвольно подскакиваю и получаю гневный возглас:
- Что это вы распрыгались как акробат на батуте. Я знаю, что это немного неприятно. Садите и не дергаетесь и не закрывайте рот.
Так и хотелось злобно гавкнуть: «Тебе самой хоть раз засандаливали по самое основание, если ты так фривольно об этом рассуждаешь?»
Пытаюсь вжаться в спинку кресла, закрываю глаза и ищу, за что бы мне крепко схватиться, чтобы еще раз не совершить гимнастический перелет «Ткачёва» на перекладине или рефлекторно не махнуть какой-нибудь конечностью. Но ручек не нахожу, их попросту нет. И это не случайно. Современные средства обезболивания и способы их введения не предполагают, что пациенты будут как малые дети скакать и прыгать подобно тропическим мартышкам, а будут расслабленно нежиться, как на пляже, принимая солнечные ванны. Однако находятся неординарные умельцы в медицинских костюмах, чей замах мало отличим от замаха дровосеков. Рубят с такой яростью, что им бы позавидовали рыцари древнего мира. Все мои мышцы натужено напрягались, вены повздувались и готовы лопнуть в любую секунду. Лицо каменело и бледнело, фигура так сильно вытягивалась в струнку, что если её измерить, то к росту точно бы прибавилось сантиметров десять. Последнюю инъекцию я уже не чувствовал. Мне было абсолютно все равно, что в меня втыкают, куда втыкают и как долго еще будут втыкать. Мозги плавали в наркозе, как медузы в море, так что даже если бы меня распяли на кресте, я бы ничего не почувствовал, а только смотрел бы с изумлением, как в меня всаживают длинные гвозди.
Через пару минут в ход пошли прогрессивные достижения американской зубной индустрии: толстые миллиметровые шнурки. Их толстуха тщательно консервирует под мои десны. Видя с каким рвением и ретивостью, живодёрня оперирует пинцетом, я начинаю представлять все последствия её не знающей тормозов одержимости. Очень трудно оставаться апатичным, зная наперед, что через полчаса она исполнят приговор: четвертует затупленной пилой и что уже никто не поможет и ковыряться будет столько, пока не насытится видом страдальческих мук, багряным цветом лица и шеи, глубоким и частым дыханием, застывшим ужасом и одревесневшим телом. Только потом она остановится и позволить покинуть пыточную камеру.
Когда примерка закончилась, ткани представляли собой вязкую тысячеградусную магматическую субстанцию, перемещающую континенты, вызывающую землетрясения и разрушающую города. Мне ничего не стоило одним дуновением сжечь их злосчастную шарашку. Пламя поднималось до самого потолка с запахом свежего мяса. Вновь оказываюсь на знакомом диване в ожидании нескольких долей Голливуда, и жду, когда техник нанесет глазурь и от адской боли начинаю ёрзать, вспоминая закалку.
«Какой же мне держать ответ перед кисейной барышней? Она без лишних слов спросит: ну и как помогла порка? Скажу нет, у неё такие разыграются бурные выкрутасы, вроде не та кожа, неподходящий час, прикладывать надо изощрённо, а перед применением замачивать в солёной воде или натирать чесноком, луком, редисом, репой, горчицей и дальше что-то в этом роде, а потом крикнет «Эврика», хлопнет ладошкой себя по лбу и с самым серьезным видом предложит чилийский перец. Сказать, что помогло, тоже не успокоится, пока не надерет до розового цвета».
Предаваясь мысленному капанию я не полностью, но на какие-то десятки процентов отрывался от сосредоточенности на страданиях, и они уже становились не ужасающими, а более-менее терпимыми. Но как только я отвлекся от дум, как обмотанные веревки вокруг корней, как голодные стервятники впиваются острыми когтями и клювами в живое мясо, и давай его рвать и заглатывать. Обезболивание полностью прекратилось, несмотря на то, что мне всадили дюжину шприцов. Нитки с каждой минутой пухли, превращались в морские канаты и всё яростнее распирали и давили на обнаженные ткани. Я едва сдерживался чтобы не запустить пальцы в рот, навсегда вырвать треклятую «навязанную чужестранную демократию» и метнуть в сытую и пухлую морду ненасытной инквизиторши, пусть она их как бусы повесит себе на шею. Прострели мне в те минуты все конечности, я бы не почувствовал никакой боли, - поскольку она была везде. По сути я превратился в одну большущую боль. Но по опыту знал, что это еще не зенит человеческой выдержки, а только подножье, через полчаса начнется апогей. Так и случилось. Чтобы мне Голливуд не достался легкой ценой, невозмутимая истязательница накидывала его на корешки раз пятнадцать-двадцать чередуя с отступом назад и любовалась как красна девица перед зеркалом. А между оцениванием тыкала гладилкой в открытые раны и дергала не понятно для чего за кончики веревок, будто бы это один из пунктиков их применения. Вообще, абсурдно живописать вот такую картину: подстреленному солдату осколком в ногу, хирург в рану запихивает шнурок, а потом в неё бессчетное количество раз тыкает пинцетом, не делая никакого наркоза. Что подумает боец про такого эскулапа? Скажет, что это ни какая не медицинская помощь, и воткнёт подвернувшийся инструмент такому спецу если не в горло, то уж в бочину точно. Но я-то не воин, а хрен знает кто и ко мне не может быть никакого снисхождения, хотя мои ладони так свербят и зудят, а кулаки так чешутся, что начинаю прицеливаться в какую часть фигуры нанести первый удар. Однако она не замечает, как я принимаю стойку для атаки, группируюсь и выбираю удобный момент. Но ей не до меня, удовлетворившись тем, что все идет как надо, в дело запускает гладилку, ей она выковыривает нитки, почти вжившиеся в десны. Никак не могу решиться, когда я пойду в рукопашную. Ладно, дождусь окончания и врежу ей со всей американской демократической любовью в солнечное сплетение, тем более меня ждал десерт, в виде особой запеканки, после чего я обязан сложиться гармошкой. Но я не сложился, а совершил героический подвиг. В меня вогнала по её уразумению награду, заполненную цементной пастой с добавлением кислоты, а на деле зашвырнула как грязное белье в корзину и подняла на дыбы. На сей раз она не стала отрывать меня от пола, видимо опасаясь то ли зубов, то ли коленок, а может правого или левого боксёрского апперкота под ребро. Тем не менее, толстуха похожая на домкрат, продолжает азартно выдавливать из себя всю мощь своих телес, давит на коронки как сумоистка, перепутав то, кем она является. Подсунь ей в этот момент трехсот тонный груженный углем самосвал, она его бы покатила как детскую коляску. Но несмотря на то что кости мои оказались прочны, тем не менее я услышал треск и пробилось подозрение, все-таки они не выдерживают и прогибаются от такой силищи. Начинаю обратный отсчёт, и вдруг замечаю напротив, в самом углу комнаты у потолка черную точку, похожую на камеру, неустанно следящую за каждым клиентом. «Драка отменяется. Влеплю ей, а меня потом по полиции затаскают. Тогда я ей такое скажу, что надолго станет стыдно за саму себя. Так с чего начать? Начну с того, что она полтора часа в упор не замечает, что имеет дело с живым человеком, а не соломенным чучелом, с которым можно вытворять всё что угодно, не задумываясь о том, что это пугало может что-то почувствовать. Вся её суть никак не соответствует клятве Гиппократа. Что её навыки мало чем отличаются от рук сантехника. Те также, молча и сопя, никого не спрашивая, со знанием дела крутят болты, наматывают шпагат на трубы и ставят перед фактом: - всё сделано, принимайте работу». Она, как будто заглянула в мои мысли, отклоняется назад и только хотела что-то мне сообщить, как я её прерываю и свирепо в приступе бунта рычу:
- Знаете, что уважаемая достопочтенная из породы «неотесанных лепил», - прорвало меня, - ваш стиль мало чем отличается от замашек водопроводчиков и слесарей канализационных труб. Сдается мне что Вы своё умение оттачивали в чистке общественных уборных, да и то чистили их кверху задом, а этот сраный рассадник с заморышами не имеет ничего общего с медицинским учреждением. Ну а, чтобы её еще сильнее ужалить я и ввинтил злачно:
- Ваши манеры схожи с бесчеловечными истязаниями и пытками фашистов времен Великой Отечественной Войны. Вся ваша миссия только в этом и состоит: довести клиента до белого каленья.
На этом мне пришлось прервать тираду, так как «лепило» внезапно зашмыгала носом, повернулась лицом к стене, и театрально затрясла плечами. Чего, чего, но такого поворота от произнесенных слов я никак не ожидал. Монастырь плаксивых девиц!! То одна рыдает, то другая, а мне что прикажите с вами делать? Носики салфетками вытирать? Точно, картина маслом: пациент сидит в кресле с разинутым до ушей ртом, а дантистка стоит к нему спиной, рыдает навзрыд и вытирает слезы, текущие ручьём по пухлым щекам. МХАТ отдыхает, такое талантище пропадает! Она о чём думает, что если такие трюки проходят с её начальницей, то и со мной прокатят? Что начну её утешать, извиняться, упаду к ногам и скажу, что погорячился, можете дальше не обращать на меня внимание, и делайте так как считаете нужным. На самом же деле не было никакой жалости и сострадания к ней. Наоборот, я лихорадочно подыскивал такие слова, которые прошибли бы её насквозь, но если и находил, то встроить в предложение не удавалось. И виной тому была раздувшаяся до куриного яйца верхняя губа и полыхающие десны. Это так сильно меня отвлекало, что я даже на короткое время забыл о её существовании. Короткая передышка вернула ей самообладание и вытирая мокрое лицо салфетками возмущенно как обвинитель оглашает:
- Вы своими речами оскорбляете не только меня, но и всех наших сотрудников, я от вас такого не ожидала.
- У вас же преотвратнейший и непревзойдённый дар не только портить клиентам кровь, но и приводить их в ярость, - продолжил я выпускать слова как дротики. - И за это вы ждете от меня безмерную благодарность, что мол смотрите как я его облагодетельствовала? Да Вы же ведете себя как каратель, - произнес я с пылом. - Мне вам за такую преданную любовь может воздать хвалу, да еще из чувства глубочайшего почтения в сраку поцеловать? Так давайте становитесь в позу, правда на это уйдет весь световой день, она же у вас как бескрайний север, сродни надутому величию, одним взором её не охватишь! У меня масса знакомых, кто носит коронки, но ни одному из них ничего подобного не проделывали.
«Вот это я её уязвил, - взвинтился мой мозг, - и что она мне на этот раз ответит?» Но она относилась к той категории женщин, у которых в голове откладывается только последняя фраза. Две, три или больше, даже самые бестактные или наоборот, лизоблюдские уже не вмещаются и пролетают мимо ушей.
- Вы же не знаете, какие у них были проблемы и какие применялись технологии. – заговорила как не в чём не бывало. - Приведите их мне, и мы посмотрим, что им сделали.
- Знаете, среди них нет идиотов, кто рискнёт даже под дулом пистолета посетить сиё вольтанутое заведение, где широко насаждают и внедряют бесчеловечные и негуманные методики. Так что они ни за какие коврижки к вам не поедут. А еще здесь на бис можно бесплатно послушать выдающиеся и образцовые всхлипывания голосящих женщин.
От такой отповеди её объемные габариты задрожали, завибрировали как мукомольная сито и через минуту рванули к угловому шкафу. Не понимая, что у неё на уме, сердце екнуло и меня как ветром сдуло с кресла из-за опасения, а вдруг она туда метнулась за острым инструментом?
Но она встала как вкопанная и до меня донеслись жалостливые хныканья, а затем приступ рыданий, похожих на истерический припадок.
Ну я попал, что не визит, то новые анекдотические курьёзы! Дом плача, а не стоматология! И пока она не разревелась еще паче, ускоренно бегу к гардеробу, на ходу накидываю куртку и уже у двери, не веря своим ушам, словно и не было никаких раздор и перебранки, слышу её почти подобревший возглас:
- Давайте я вас запишу на следующую неделю, доделаем верхний ряд. Больно на этот раз не будет, используем охлаждающую пасту.
И как бы мне в укор добавляет:
- Мы её применяем только к детям. И так презрительно посмотрела на меня, как будто я сам виноват во всех своих болячках.
- Так если больно, - окрысился я.
- Да чего там больно, - слышу я знакомые интонации. – Между прочим, - пытаясь меня уязвить, произносит свой как ей кажется безапелляционный аргумент, промывший мне все мозги, - ко мне вот приходят двадцатилетние девочки и им ничего не больно.
К толстухе вернулась невозмутимость. От её минутной слабости не осталось и следа. Она лихо облачилась в прежнюю шкуру, на лице заиграла самодовольная усмешка, и от желчного взгляда повеяло холодом.
Выяснять кому из нас больнее всего я не стал, а только уточнил время следующего визита и не прощаясь вылетел на улицу.
Планировал заехать в салон, но верхняя губа так распухла, что со стороны можно было предположить, что она заполнена гиалоурановой кислотой. Поэтому чтобы никто ничего не заметил я в вагоне метро сильно наклонил голову вниз, притворяясь, что как будто дремлю. На самом деле я пытался разобраться в себе.
Кажется, впервые в жизни я кому-то сказал без утайки всё то, что о нём думаю. И теперь в сознании возникла неопределенность, а правильно ли я поступил? Может следовало попридержать правду и не размахивать ею как метлой? Или лучше было бы аккуратно и не заметно для объектива дать ей как следует в под дых. Да и пальчики её напрашивались! Только проку от этого никакого. Один раз она уже сполна получила и что? Поменяла садистские и мордоплюйские наклонности? Нет. Стала добрее и сочувственнее? Тоже нет. Битьё не прокатывает. А слова? Они могли глубоко в душу запасть, но и могли там не задержаться. В любом случае, не стоит этим засорять свой котелок. Следующая наша встреча всё прояснит. Однако я всё никак не мог успокоиться. Любой уважающий себя человек, оказывающий услуги, будь то обучение, ремонт, лечение и тому подобное, как неизбежная закономерность в миг бы послал далеко и надолго того недовольного, кто возмущается его работой, обзывая не только унизительными и оскорбительными словами, но еще и дает тумаков. Но не в моём случае. Ей всё нипочём. Проглотила, даже не поперхнулась. Скорее всего затаила злобу и вынашивает планы отмщения. Ну вот, додумался до того, что аж дурно стало. Побыстрее бы попасть домой. Там много что припрятано успокоительного в кладовке.
Как только я очутился в милой обстановке, я, не раздеваясь и не разуваясь, достаю с полки недопитую бутылку красного вина, одним махом выдергиваю пробку, наливаю полную чайную кружку и залпом выпиваю до последней капли. После чего возвращаюсь в коридор, неспешно разуваюсь, также неспешно снимаю куртку, и будто бы после ночной и физически тяжелой смены вхожу в гостиную, ложусь на диван и закрываю глаза.
После изуверства и обвинительного выступления ощущения от бордового напитка сравнимы с теплом и пенным молоком в ванне, когда в неё погружаешься до самого подбородка и где не хочется ни о чём не думать. И не успел я сомкнуть веки, как мгновенно земной мир, сменился на другой, потусторонний не менее причудливый и труднообъяснимый.
Очнулся я от настойчивого вибрирующего телефона в заднем кармане джинсов. Меня разыскивает медсестра, чтобы сообщить о переносе даты посещения. Буркнув окей, я вновь погрузился в всласть. Но на этот раз мне не удалось забыться, опять кто-то меня ищет. Отвечать не стал, а протер глаза и поспешил в прихожую к зеркалу. Видок у меня был еще тот. Губища так грозно раздулась, как если бы туда вкатили пол-литра силикона. На людях лучше не появляться, засмеют, либо скривят лица это в лучшем случае, а в худшем, страшно подумать. Осторожно и натужно улыбаюсь. Неплохо Голливуд смотрится, но хотелось бы совсем другие. Все же он мелковат, прямо как «Московский кинофестиваль» или какая-то провинциальная киностудия. Прошлогодние сентябрьские передние были крупными, созревшими как спелые плоды, налитыми полной и яркой жизнью и ассоциировались не только с молодым возрастом, но крепким и дышащим здоровьем телом. То были зубы сексуального красавчика и плейбоя. Мои же, если можно применить такой термин выглядели недоростками, ну или прожившими не один десяток лет. Они не молодили, но и не старили, они точно соответствовали моему возрасту и будут всегда ему следовать. Вспомнились слова Абельхана Малихановича. Тогда я от него и услышал, что в юности мои резцы были намного крупнее сегодняшних. И что они покажут, когда дело дойдет до коронок, какие они были на самом деле. Но сейчас толстуха мне влепила соответствующие моим прожитым годам. Интересно, а тем, кому за семьдесят, она бы какого предложила размера? Вот уж я не подозревал, что может существовать подобная практика. Но скорее всего нет никакой градации ни по количеству лет, ни по росту. Это есть у того, у кого мозги набекрень или их с гулькин нос.
Повертевшись и так, и эдак я пришёл к выводу: - что на оскароносность они не тянут, но для поселкового клуба вполне сойдут. По крайней мере больше не придется стесняться и смущаться. И потом, надо заканчивать эту чехарду. Лучшего от неё ждать не приходится, уж пусть будет так, чем вообще ничего. Еще один заход и стану я обладателем пол Голливуда, что уже совсем не плохо. Кроме того, можно будет забыть про канализационные и сточные трубы. Решаюсь поделиться своим новым обликом с Юлией. Кратенько обрисовал, что со мной сегодня сотворили, а вот рассказывать, как я сорвался не стал, может истолковать по-другому. Еще подумает, что я псих, то её отхлестаю, то на кого-то накричу, и что от меня желательно держаться подальше. Естественно ей захотелось увидеть сегодняшний результат, и мы договорились на завтра, как всегда встретиться после работы у конечной станции метро.
- Ну показывай, - первое что я услышал, как только она вышла из вестибюля подземки.
Я же еще не привыкший к тому, что могу вот так просто и безбоязненно улыбаться, сконфужено растянул губы.
- Хм. Недурно. А тебе не кажется, что они маловаты?
Даже она заметила, мелькнуло у меня в мозгу. Значит каждый встречный-поперечный, будет делать такой же вывод, да еще и размышлять: «Длинный мужик, а зубчики как спичечная головка. Вот ему не повезло». От таких дум я немного растерялся и пока соображал, что же ответить, как она просит еще раз показать сей рожденный в муках непревзойденный шедевр. Я выполняю её просьбу. Внимательно смотрит как на соискателя престижной вакансии и выносит свой вердикт:
- Пойдет, но могла и получше сделать. Я бы пару передних изготовила покрупнее, и ты бы сразу же стал похож на «Агента 007».
- Вот ты язвочка. Опошлила мой Голливуд. Я совсем не уверен, что, она до конца понимает свои действия. Она на протяжении полугода столько раз меняла мнение, что нет никакой гарантии что завтра не поставит перед фактом: «Что всё неправильно» и примется ломать. Догоняешь мою мысль?
- Не очень.
- Представь себе, я настоял на своём, резцы должны быть по ядрёнее и повиднее. Она соглашается, и через неделю я получаю такие, какие хотел. Но проходит месяц, и что же я слышу. Это все неправильные, а вот до этого были правильные. Они нарушают конструкцию, прикус, объем или что там еще ей взбредет в голову.
- Диву даюсь, как тебе угораздило вляпаться в зловонную дыру, да еще нарваться на ту у которой нет ни складу, ни ладу.
- Поверил однокласснице, она кстати, смотала удочки, теперь вот расхлёбываю свою доверчивость. Переделывать опасно, неизвестно что из-под её рук выйдет. Может мне такое засадить, что потом сотни раз пожалею. Буду жить с этими. Порой так и хочется заглянуть в её диплом, если он конечно есть, а какие там оценки. На отличницу, как и на хорошистку совсем не тянет. И сдается мне что училась она ни туда и ни сюда, вкривь и вкось. Для медиков не может быть иной оценки, кроме отлично. Это я могу не знать «апории Зенона» или «Категорический императив Канта» и еще много что по философии. Только моё не знание, ни коим образом не скажется на квалификации студентов в техническом ВУЗе. Но когда будущие врачи постигают и усваивают учебные программы не на сто процентов, то нам ждать беды. Хорошо, если свои прорехи в образовании они могут закрыть экспертами или наставниками, как происходит у меня. А если таких под рукой нет? Но расписаться в своём бессилии они боятся, иначе с должности попрут за профнепригодность. В итоге я нарываюсь на троечницу, а по сути с дипломом двоечницы. Но она создает иллюзию пятёрочницы, и её фигура играет ей на руку. Вот я как олух на это и соблазнился. А по сути она так круто и самоуверенно начинает мною заниматься, что раз за разом переусердствует и не очень-то понимает, а каков получится конечный результат. Это как порыв на марафонскую дистанцию. Рванула как на сто метров, покрасовалась впереди всех и сдохла.
- Тут я с тобой полностью согласна. Медиков со средними знаниями не должно быть. Мы на работу без соответствующей квалификации и опыта не берём. Ты даже себе не представляешь, скольким мы отказываем. Иначе они такое понастроят, что потом в лучшем случае придется переделывать, в худшем все сносить и строить заново. Ну и что тебя ожидает дальше?
- На следующей недели состоится последний штурм верхнего ряда.
- Это ты точно сказал. Для тебя и для них это как ледовое побоище. Колотите от души друг друга.
- Про бокс придётся забыть. Там же зоркие объективы кругом. Отмахнёшься нечаянно и будешь мне передачи носить.
- Но ведь ты по-прежнему щелкаешь, как волк перед своей добычей. А не выйдет ли так, что пока у вас идет борьба нанайских мальчиков, десны болят и ноют, ты на пальбу не сильно обращать внимание. Но теперь на секундочку посмотри со стороны. Битва закончилась, перемирие подписано, всех мило приветствуешь, рот не закрываешь, выпендриваешься как петух перед курицами, а тут раз и палишь дуплетом, да так громко, что все вокруг тебя кто разбегается, а кто-то падает на землю. И до тебя доходит, что, несмотря на все твои столичные прелести, проблемы суставов никуда не делись, все тот же хруст, писк в ушах, нытье по утрам. С каждой неделей эти залпы все больше и больше тебя досаждают Ты с трудом засыпаешь, нервно спишь, становишься раздражительным, перестаешь всех замечать, и случайно сталкиваешься с акулой от стоматологии. И он тебя просвещает, все что вам нагородили в корне неправильно, надо переделывать, а иначе хана, и хирургическое вмешательство. И начнётся бег по новой.
- Вот ты расфантазировалась! Если так думать, то мне никакой финал не светит. И вообще, ты засиделась дома, пора тебе в дорогу. К выходным чтобы ждала меня у своего порога сидя на чемоданах, будем переезжать. А то ты становишься заложницей моего будущего Голливуда.
- Нет уж, дорогой профессор, вот когда ты будешь сиять под стать своим «Ролексам», тогда и свершится великое переселение. На самом деле не переживай, они совсем даже ничего. Выглядят как классика, а что она означает сам знаешь.
- Она никогда не выйдет из моды и никогда не наскучит.
- И тренда. Еще говорят, что она вечна.
- Пытаешься меня успокоить?
- Да нормальные они. Я бы сказала, домашние. Баба сфабриковала как надо. Я хорошо понимаю, что ты хотел бы видеть покрупнее. Но они же создавали бы и другой имидж.
- Вот, вот. Не сделала и не вылепила, а сфабриковала. Так какой же они создавали бы имидж?
- Породистого кобеля. Сучки и так с тебя глаз не спускают, а с ними не дали бы никакого прохода. Мне лишние переживания не нужны. А с этими они тебя как бы принижают и угоманивают, студентки меньше внимания станут обращать.
- Уважаемая Юлия Алексеевна, мои студентки и сучки, взирающие с первых парт, как ты выражаешься, меня интересуют только с точки зрения получения дополнительного дохода и удовольствия от проведенных занятий, и не как объект сексуального желания. Мое сексуальное эго я с радостью передал тебе на вечное пользование.
- Тем не менее, вылощенный плейбой и строгий профессор – вещи не совместимые, у тебя точно случилось бы раздвоение мозга.
- Вот так значит, - смеюсь я. - И кому же они тогда могли соответствовать?
- Думаю, скорее всего, сутенеру, владельцу казино, конферансье, исполнителю шансона или что-то в этом роде. В общем, представителям богемы, снобизма, позерства и подобных им. Ты бы в них шикарно смотрелся в качестве соведущего с Малаховым, или почетного гостя на «Комеди Клаб», на музыкальных конкурсах или всякого рода развлекательных передачах. Там мелькают подобные ловеласы, - и по девичьи залилась смехом.
- Тебя не поймешь, то они маловаты, а если бы были побольше, то тоже мне не подходят. Мадемуазель, у вас солома в голове, прямо как у твердокаменной толстухи.
- Ну не сердись, - и её рука сжимает мою кисть. - Я еще не очень представляю, как ты будешь выглядеть, после всех героических подвигов.
- Чего себе представлять? Какой будут, такой и буду. Привыкнешь к ним.
- Всё великое всегда привлекает. Но представь себе ситуацию, заходишь ты в часовой салон по продаже «Патек Филипп» или «Адемар Пиге», а там стоит продавец средних лет или твоего возраста, одетый в строгий костюм итальянского покроя, приветливо встречает, растягивается в улыбке и обнажает мачо. И чтобы ты тогда о нём подумал? Он голубой. Так что, хоть она и живодерня, но с чуйкой, и выбор сделала верный. Я с ней абсолютно солидарна, - и нежно прижимается ко мне.
- Ну хорошо, - как-то с сомнением в голосе бурчу я. - Ты меня почти убедила, а я так мечтал побыть в роли крутого рейнджера, хотел сражать своей улыбкой всех наповал.
- Что значит почти убедила? Господин профессор, вы ведете себя не подобающим образом, не соответствующий известному и выдающемуся учёному, преподающему такой необходимый и важный курс лекций для серьезных и ответственных людей. Придется мне вас сегодня наказать, - и нежным ласкающим язычком едва шевеля губами шепчем мне на ушко: «У меня появился новый ремешочек из очень дефицитной кожи канарейки».
- Из кого-кого? – удивленно я морщу лоб.
- Из канарейки, - и в её глазах игриво замелькали огоньки.
- Это где тебе такое сказали?
- В одном гламурном, пригламурном бутике.
- А из попугая там случайно не было? Он сегодня явно бы пригодился. Пожалуй, не из попугая, а из кожи обезьяны.
Не моргая смотрит на меня и спрашивает:
- А почему из обезьяны?
- Потому что, уважаемая Юлия Алексеевна, вы ведете себя не как начальник отдела кадров крупной строительной компании, а как официантка придорожной забегаловки.
- А почему как официантка? - произносит недоуменным голоском.
- Только они оценивают посетителей по зубам. Если они в порядке, значит хорошо зарабатывают, ну а совсем ни какие, то и внимания не достойны. Вы же знаете, нынче иметь такую красоту для многих непомерная роскошь. Вот и делайте выводы.
Юля хмурится и кокетливо произносит:
- Не знала, что ценитель и искушенный дока часиков еще оказываются и большим знатоком официанток, причем из самых дешевых закусочных. Прочтите мне сегодня лекцию в постели о поведении, нравах и морали современного обслуживающего персонала баров, кафе и ресторанов. А заодно расскажете, откуда вы набрались таких познаний.
В это время мы подрулили к рынку, и нам пришлось переключиться на выбор продуктов.
Весь вечер я был в приподнятом настроении. Еще бы, силиконовая губа принимала прежний вид, лицо уже не выглядело замороженным, улыбка стала часто мелькать, да и ладонью уже не было смысла прикрывать рот. Ведь как я заметил стоя перед зеркалом, если изображать радость или смех, то обнажается верхний ряд, а нижний почти не заметен. Кроме того, животные испражнения, преследовавшие меня и вынуждавшие от всех сторониться, почти совсем исчезли. В общем, я был преисполненным радужных надежд и после вкусного ужина, я задорно потанцевал по ватрушечкам неугомонной непоседы её же новым приобретением из непонятного зверья, а на самом деле, он выглядел так же, как из питона или гадюки. Этой же канарейкой она хотела попорхать и по мне, но несмотря на её доводы, что ни в коем случае нельзя прекращать закалку, поскольку меня еще не раз будут жарить, я решительно отказался, сославшись на то, что самые болезненные полосы закончились и далее будет только легкое неудобство. А еще, кожа там вся в раздражении и постоянно зудит, надо дать ей успокоиться.
Прошло пять дней и вот меня везёт водитель за дежурной порцией сумасбродства и экстрима. Самостоятельно я не рискнул ехать, так как накачал себя от всех невзгод экстрактом из всякой химии, коей полно в домашней аптечке. Она превратила меня если уж не в кисель, то по крайней мере сделала нечувствительным ко всякого рода иголкам, шнуркам и металлическим сплавам. По моим прикидкам, поджаривать меня будут часа полтора, плюс примерно столько же чтобы вернуться в сознание, итого три часа, еще два часа на дорогу. За это время я не должен прийти в себя.
И действительно, едва я присел на заднее сиденье, как тут же не удержался в вертикальном положении и шмякнулся как коровья лепешка. Шофёр бросился меня поднимать, но я его остановил.
- Со мной всё нормально. Выпил лишнего, чтобы ничего не чувствовать.
Он улыбнулся и посоветовал мне поспать, пока будем в дороге. Вёз очень аккуратно, притормаживая перед каждой неровностей. Я, то проваливался в беспамятство, то сонно выныривал оттуда. Когда мы доехали, он вытащил меня как мешок и подхватив за туловище довёл не только до кабинета, но и уложил в кресло. Я почти сразу же закрыл глаза, как из-под пола донеслись знакомые интонации:
- Ну как ваши дела?
Я вяло взмахнул кистью и погрузился в прострацию.
- Сегодня я поставлю последние шесть коронок, и на этом мы закончим верхний ряд.
Вновь кто-то говорит. Пытаюсь повернуться и посмотреть кто стоит у меня за головой, но сил на это нет. Смотрю в окно и жду, когда же меня начнут запекать.
- Вы так сильно реагируете на уколы, давайте я вам сначала обмажу десны замораживающей пастой.
Я повторил пьяный жест и перед носом появляется белое пятно похожее на движущее полотно, да еще показывающее пальцем на пузырек. Думая, что мне предлагают что-то сладкое, приоткрываю рот и холодок окутал горло. «Какая милая атмосфера», - вертелось в голове. «Звучит приятная музыка, доносившаяся из приемника, стоявшего на подоконнике, со мной любезно общаются, предложили съесть что-то освежающее и вкусненькое. Понятно зачем она это сделала, унюхала какашки» - и я про себя хихикнул. Опять всплывает что-то бесформенное, похожее на облако, трогает губу и делает больно в десну. Пытаюсь осмыслить, что это было, и снова больно.
- Это что было? - произнёс я спутанным голосом.
- Я вам делаю анестезию.
Анестезия, ветром пронеслось в голове. Красиво звучит прямо по-заморски и что-то резануло в левом ухе. Засунул туда мизинец, потряс им, но теперь кольнуло, покрутил в ушном отверстии, вроде всё успокоилось. Понять и оценить действительность вокруг меня с разорванным сознанием делом было не легким. Сдирание дёсен в моменты прояснения я воспринял как чистку и полировку. Когда разум плотно обволакивала пена, то он пугающие нити признавал за съедобные спагетти. Впрочем, для меня осталась загадкой, как и кто смог по-армейски выполнять все её приказы, перемещать моё бесчувственное и безвольное тело, поскольку жизнь моя теплилась только в моргающих ресницах, выволакивать его в коридор на кожаный диван и обратно его перетаскивать в привычное кресло. То от чего я раньше совершал подпрыгивания и подскоки сегодня в полдень утратили свой смысл. Накормленный лекарствами организм смиренно лежал со скрещенными руками на груди и совсем не замечало, как над ним колдуют. Ворожея, заметила, что я неадекватен, не стала отменять приём, но трезво рассудила, надо быть очень милосердной, деликатной и осмотрительной, памятуя о том, каким я могу быть, когда рассудителен. Но вот что от меня ожидать, если чем-то накачен – неизвестно. Вдруг у него инстинктивно сработает защитный механизм, пырнёт чем-нибудь острым, благо тут много заточенных инструментов. К сожалению, я всего этого не видел. Голова то плавала, то летела в пропасть, то катилась как колобок по лесной дорожке. Иногда она застывала на месте, но прояснения не наступало. Зато начинал крутится вентилятор, да так проворно, что всё моё понимание происходящего переворачивалось к верху дном. Но когда она спросила, ставить на временную пасту или на постоянную, то из всего сказанного дошло до восприятия - постоянная. Мадемуазель же у меня постоянная, значит и все должно быть постоянным.
Домой меня транспортировали в том же положении, лежа на спине, только на этот раз я был пристёгнут сразу двумя ремнями. Ну а как только оказался в квартире, рухнул на диван и проспал до девяти вечера. Жажда была такая, что влилось во внутрь не менее двух литров воды. Чувствовал я себя довольно скверно, но после кружки крепкого зеленого чая, я стал медленно восставать ото сна. Сначала языком потрогал коронки, потом пальцем, и дабы убедиться, что они реально существуют отправился вглядываться в зеркало.
- Да уж, сказал я сам себе. Выключило так, что пропустил самое захватывающее. Рассказывать Юлии как я превратил себя в растение не стоит. Она девушка очень чувственная и эмоциональная, перевернёт так, что слепит из меня закоренелого наркомана. Начну с того, что я являюсь обладателем половины Голливуда. «Мол можешь меня с этим поздравить. Всё было вполне сносно, не сквернословил, не тяпнул, конечности не распускал. Она меня стала побаиваться, поэтому вела себя как практикантка, не суетилась, никуда не спешила, проявляла тактичность и щепетильность, как будто сдавала практический экзамен. Но на это она возразит, что скорее всего руководство ознакомилось с видеоматериалами, ей всыпали по первое число и поэтому она преобразилась. А тычки ей до фени, толстокожих ими не пробьёшь, уж я-то знаю, можешь мне поверить. Таких наказывают длинным рублем, вот тогда они становятся понятливыми. Я конечно соглашусь с её провидением, а еще мысленно буду ей благодарен, если не станет тормошить и выяснять всё до мельчайших деталей. Ведь впервые за семь месяцев со мной обошлись по-приятельски».
Глава девятая.
Февраль 2016
Кажется, впервые за последний год Юля спала глубоким сном младенца. Её бесконечные неудовольствия, раздражения и недоумения связанные с протезированием профессора и его «кровожадной сатаны» порядком её достали. Она давно мечтала оказаться в руках, дарящих крепкую защиту, личную свободу и возможность получать невиданные и возвышенные сексуальные радости в любой день и время. Но когда эти руки оказались в её власти, она начинала думать, что вот оно то счастье, которое так долго искала. Но на её пути непреодолимой стеной встали зубастые невежды и махинаторы.
Первые его поездки выглядели вполне самыми обычными и заурядными. Правда у неё вызывали недоумения, когда профессор поведал о ловком и скрытом как бы невинном на первый взгляд способе выуживания денег из кошельков. Нажал несколько раз на кнопочку и пожалуйста, можно смело рулить в ресторан. А сколько за день этот волшебный пульт приносит хитроумным дантистам? А за месяц? Трудно даже вообразить. Но когда узнала про временные рассасывающиеся как леденцы пломбы, то стала теряться в догадках, а есть ли у них какая-то услуга, на которой они не навариваются? Или они включаются счётчик даже на открытие и закрытия рта?
В день установки имплантов Юля проснулась рано с необъяснимой нервозностью и щемящими болями в груди. Она неважное самочувствие попыталась списать на высокое атмосферное давление, стоявшее всю последнюю неделю. На работе выглядела какой-то неприкаянной и не могла думать ни о чем, кроме как о предстоящей операции. Беспокоили не её итоги, в их положительном результате она не сомневалась, а масштаб нахрапистого надувательства, прописавшийся в квартире. Она была на сто процентов уверена, что он непременно состоится. Ведь это другие суммы, да и сложность другая. Хапнуть помимо прайса можно не один десяток тысяч рублей.
Накануне она для общего развития несколько часов изучала в интернете процесс установки этих титановых штучек, и видела, насколько кровавым и сложным может быть хирургическое вмешательство. А еще она прикидывала, на каком этапе по-крупному обжурят профессора? И не будучи специалистом, сориентировалась в несколько секунд. Он точно выберет самые крутые, а ему втюхают попроще, это как пить дать! Пусть у меня язык отсохнет, если этого не случится!
Когда начался отчет последней минуты, она не могла усидеть в офисном кресле и металась по рабочему кабинету как зверь в клетке, цепляя разные папки своими бедрами, разбросанные на рабочем столе, и они с шумом падали на паркет. Некоторые из них она нервно пинала ногами, и вылетавшие из них листы кружились по всей комнате, превращая пол в устланный ковер из анкет соискателей на вакантные специальности. Пыталась отвлечься погружением в незавершенные стройки и бесконечные проверки ФМС, но мысли все равно упрямо возвращались к видеороликам и к неизменным замаскированным трюкам, позволяющим прилично урвать. И вот она уже представляет, как эскулапы согнувшись вскапывают, режут, сверлят, зашивают, все как в строящемся доме при прокладке коммуникаций, и в уме подчитывают левые барыши. В эти секунды у неё так сильно сжималось грудь, что казалось в помещении совсем не осталось и капли кислорода. Тогда она открывала окно и вставала перед струёй освежающего и пронизывающего мартовского воздуха.
Стой, не стой, рассуждала она, после того как холод проникал под одежду, бумаги придется собрать и разложить в стопочки по специализациям. На объектах с нетерпением ждут новые трудовые ресурсы. Пока она их сортировала пикнул смартфон, она содрогнулась и машинально открыла сообщение.
- Я еду домой, позвоню как доберусь. Все прошло как нельзя отлично.
- В этом я даже не сомневалась, - произнесла она вслух. - Пора и мне отчаливать.
Мерный колесный стук вагонов в метро приятно её убаюкивал, и она погрузилась в забвенье. Чудом очнувшись на свой станции, она чертыхнулась и стремглав бросилась к выходу. Прошло более двух часов, от профессора никаких вестей и впервые про себя о нём так высказалась: «Вот свинтус мог бы и написать, как он там?» И проворно отправила послание:
- Как состояние?
- Лучше не бывает, - скоропалительно он отписал. - Полная тишь и благодать. Есть небольшая припухлость, но она и должна быть, в этом нет ничего страшного, всё как в учебном пособии, - прочитала она ответ.
Но её подмывало узнать подробности, однако здраво рассудила, оклемается, сам всё выложит на блюдечке.
Следующие две недели были одними из самых тягостных в её жизни: про неё как будто забыли и не приглашали в гости. Она постоянна была на связи, писала по нескольку раз на день, но он ни разу первым даже: «Доброго утра» не пожелал. То ссылался на сильное воспаленное горло и высокую температуру, то на головную боль, то на крепкий сон. Затем у неё закрались дурные подозрения, что не хочет раскрывать истинную правду. Возникли осложнения, и теперь у него там всё настолько плохо, что занят обиванием порогов разных медучреждений. Именно по этой причине он отказывается от беседы, объясняя тем, что больно говорить и в добавок пропал голос. Явно что-то скрывает. А что же происходит на самом деле? Задавала она себе один и тоже вопрос по нескольку раз на день. Эта неопределенность временами бесила и злила, из-за чего она повышала голос и срывалась на всё родственное семейство. А уж каких требовалось усилий, чтобы не сорваться на подчиненных и новеньких работяг. Подруг сторонилась, избегала с ними встреч, на что те её неуравновешенность объясняли отсутствием секса. Казалось в неё вселился бес.
Она душой и телом рвалась к нему, но он как упрямый осёл не хотел её видеть. Ей хотелось позаботиться о нем, показать, как он дорог, а вместо этого она после офиса проводит время за стойкой бара.
Едва возобновились их прежние отношения, последовал новый и как она надеялась последний поход к имплантологу. Она, как и прошлый раз с замиранием сердца смотрела на черный кусок пластика, и ждала, когда сможет прочитать, что все тип-топ.
Но и на этот раз её никто не собирался приглашать. В голову опять полезли гнусные плоды воображения. Что же там такого ненормального происходит, что он потом две недели беспощадно вынужден травить свой организм? На разводку это не очень тянет, хотя ему лечение обходится в копеечку. Должно быть что-то иное. Но что? Неужели все-таки его обмишурили? Поэтому он так долго восстанавливается. И в какой раз почувствовала, как у неё выпрямляются извилины от напряжения.
Жаркое лето не стало синонимом знойных влечений, несдержанности и любвеобильного безумства. Каждая поездка профессора выглядела как боевая полоса препятствий для получения крапового берета. Хитроумные «жуки», не имеющие ничего общего с названием их заведений и белых халатов, вели себя как бандиты и рэкетиры, чья активность сводилась к вымогательству и развода на вымышленные и высосанные из пальца услуги. Для них пациенты превратились в нескончаемый источник наживы и успешного благосостояния. А если в работе на первый план выходят счета с длинными нулями, то ожидать скорейшего и благополучного завершения стоматологических процедур не следует.
Безоблачное небо освещало палящее солнце, горожане радовались последним денькам уходящего лета, возвращались из отпусков, выходные проводили на дачах, загорали на пляжах, вечерами прогуливались в парках, на открытых верандах баров и ресторанов, только вот она одна сидела в своей комнате, отмечая в календаре дни, оставшиеся до наступления осени. Она верила, как и её бойфренд, что тридцать первое августа станет последней вылазкой к зубодельнице, и первое сентября он встретит светозарной улыбкой, как первоклашки на сентябрьских линейках.
А как она готовилась к этой торжественной дате! Весь гардероб высокой моды уложился в несколько сумок и чемодан. Баночек и тюбиков с косметикой было так много, что у неё возникли сомнения, а есть ли их куда расставить? Не очумеет ли профессор, когда в ванной, да и в спальне не останется даже пяточка свободного пространства для его флакончиков. А еще хотелось прихватить милых плюшевых котиков, которые ей последние десять лет дарила на день рождение близкая подруга и разбросать их по всему дивану. Но вот что делать с коллекционными батальонами, туфлями, кроссовками, сапогами, сандалиями, танкетками, занимающим в коридоре огромный шифоньер она не знала. Для неё каждый утренний выход начинался с новой пары. Ходить подряд несколько дней в одной и той же обувки было не в её правилах. Но если даже на первое время прихватить пару-тройку десятков коробок, то шок может испытать кто угодно. И как мне быть, ставила перед собой один и тот же вопрос? Менять свои привычки? Или для начала прихватить на пару недель, потом еще и так далее. Тем более у него очень немаленький шкаф, куда на самый верх не добраться без раскладной стремянки, и там можно много что разместить. Так же решила не отказываться от любимой чашки с изображением хвостатого и усатого, и еще нескольких резиновых уточек, без них она никогда не принимает ванну. Кажется, все было распланировано до мелочей, и когда начинала в чем-то сомневаться, то обращалась к маме с советом: «Что я еще забыла взять с собой?». Та качала головой, и раз за разом повторяла: «Заказывай самосвал».
В её жизни было два подобных переселения к противоположному полу, но тогда это выглядело чем-то обычным и бесхлопотным, вроде похода в продуктовый магазин. Не было ни каких иллюзий, и она знала, что это не на долго. Сейчас же все было совсем по-другому. Да с одной стороны она хорошо знала к кому едет, но с другой стороны, было такое чувство что отправляется в неизведанную даль, что не представляет где будет жить и главное с кем. Объяснить себе почему так происходит было выше её разумения. Но вспоминая, как она знакомилась с чертями, у неё нет, да и закрадывалась где-то в глубинах подсознания, а не есть ли это некий свыше предупреждающий знак. Но какой? Неужели он как-то связан с тем, что чем больше становится свободных плечиков, тем сильнее меня колбасит. Если это так, то мне тогда оставаться дома? Это всё ерунда, успокаивала она себя, типичная ситуация перед дальней дорогой, а то что она будет именно такой у неё не было никаких сомнений. Надо просто взять и прогнать внутренние распри отваром успокоительных и целительных трав с добавлением пары ложечек коньяка. Именно так она проводила себя в чувство после разрыва не сложившихся связей с ухажёрами. На работе она просто делала несколько глотков крепкого напитка, засовывала в рот жвачку, заваривала кофе и ставила его рядом с собой, чтобы лица, приносящие заявление на работу, не могли уловить в её выдыхаемом воздухе пары алкоголя. И по мере того как напиток остывал, аромат улетучивался, Юля выпивала его и снова готовила по-новому. Но таких эпизодов было немного, если не считать последние несколько дней, когда она прикладывается, как только оказывается на рабочем месте. Пяток капель для душевного равновесия, оправдывалась она перед собой, никак не влияют на её должностные обязанности. Наоборот, соображаешь и мыслишь быстрее. Однако сегодня она позволила себе лишнее, после того, как прочитала, что переезд откладывается, тут уже было не до маскировки. Полбутылки виски опустошила в один присест. Ей уже было все равно, как она выглядит в глазах окружающих, и что о ней подумают её сослуживцы и начальство. Она было готова к любой их реакции, и как ей тогда казалось, у неё есть веские основания оправдания её поведения. Ведь с ней еще никто так не поступал. Это напористые мужики за ней бегали, и освобождали свои ящички и полочки, это они топтались взад-вперед, туда-сюда, нарезали круги у подъезда, заваливали цветами и по сто раз на день спрашивали, когда? А она упрямилась, ломалась, кокетничала и нехотя соглашалась. Но с ним всё идёт не так. Под дверьми на коврике не ночует, и у дома не караулит, букетами не осыпает, звонками не достаёт, полная противоположность сложившимся представлениям об ухаживании. Конечно он мог бы вести себя по-иному, но он этого не делает, потому что я не как все. Меня не ломает, не стремится приручить, подчинить, навязать свой мир, не ограничивает независимость, не заковывает на цепь и не водит не повадке. Так что мне теперь унизительно капитулировать перед служителями от стоматологии? - спрашивала она у себя. Не дождётесь, произнесла она громко, хрен вам в рыло.
В тот вечер, когда опупевший и одуревший профессор от прогрессивных ниточек и циклопских металлокоронок находившийся на грани умопомрачения вёл задушевную беседу с бутылкой вина, его обиженная краля почти в таком же подавленном настроении и в той же компании коротала время в баре и посасывала текилу. Домой ей совсем не хотелось идти, он ассоциировался с разрушенными планами и мечтами. А еще её пугали зловещие сумки, чемодан и пакеты в коридоре, выглядевшие потусторонними чудищами и не желающие кого-либо впускать в жилище. Опьяненный мозг давал сбой за сбоем. То она винила его за то, что он глупый слепец, не сумевший как следует разглядеть в аморфной и оплывшей жиром необхватной тумбе кому доверяет свои зубы, то всех изворотливых дантистов с протезистами заточенных только на изощренное жульничество и надувательство. Им и этого мало. Не чувствуя за собой никакой ответственности и уверовав в безнаказанность, они еще превращают свои кабинеты в пыточные камеры. Не будет же он просто так писать, что попал в застенки гестапо. Это как же над ним издевались, что он не выдержал и сравнил их с фашистами. Страшно себе представить, что он расскажет при встрече. Хотелось во всеуслышание разразиться бранью, но вокруг неё было полно посетителей и, наверное, не всем бы понравились её матерные выражения. Это во всём виновата бесовская сила. Они теперь и за меня принялись, хотят сломать. Заговорила резко и отрывисто, как будто они пригрезились за её столиком:
- Вы думаете я сдамся и пойду у вас на поводу? Не на ту напали. Вам не он, ни я не по зубам. Ничего у вас не получится. Закабалитесь со мной бороться. Поклона от меня не дождетесь! А будете меня пасти, так я вас мигом отправлю в ад. Там вам мало не покажется.
И так артистично руками изобразила забористую фигуру, что несколько человек как по команде дружно повернули головы в её сторону.
Наливая себе очередную порцию в рюмку, она не заметила, как рядом сел мужчина лет тридцати и бодро проговорил: «Привет».
Юля бросила на него недоверчивый взгляд и раздражённо выпалила:
- Вам что надо? Не видите? - я занята.
Он поводил глазами и извинившись быстро удалился. Но тут же возникла официантка.
- Вам ничего еще не нужно?
- А вы кто, милая девушка?
- Я вас обслуживаю.
- Не могли бы принести салат «Цезарь» и колбаски, типа «Сальчичон», если есть такая?
- Хорошо. Хлеб?
- Чёрный.
Оставшись наедине она вновь погрузилась в мрачные мысли:
«Ну и что дальше делать? Ждать? А может прямо сейчас сорваться к нему домой? Но он такие нежданные прилеты не очень-то и любит. Тогда возник соблазн позвонить знакомому байкеру и попросить его выбить все зубы той стерве, из-за которой ей приходится в одиночестве коротать время. Стоящая идейка. Сейчас я ему наберу. Но он был вне зоны доступа. Тёлок катает определила она. Ну а если нажаловаться в «Росмеднадзор»? Это совершеннейшая глупость. Они и ухом не поведут, даже если по ошибки в городе повсеместно начнут удалять здоровые зубы вместо больных. Вот когда будут трупы, тогда они зашевелятся». Она не очень-то хотела звонить профессору, но было жутко любопытно узнать всё зловещие подробности, что же там произошло.
Проговорили они не более получаса, но этих минут ей было достаточно, чтобы прийти к определенным заключениям.
Она и раньше за собой подмечала, что сотня грамм сорокаградусной настойки с лёгкостью пушинки разгоняет её мыслительный процесс и позволяет даже в полной темноте видеть то, что не подвластно на трезвую голову при дневном свете. «Кто виноват в том, что она сейчас не у него под одеялом, а здесь, в шумном общепите? Ведь еще полгода назад ничего такого не предвещало. И вдруг ни откуда возьмись всплывает какая-то девка, которую он дёргал в школе за косички и ведёт его как барана к кабанихе. Та, засучив рукава начинает проводить свои людоедские опыты. И чем он ей приглянулся? Маловероятно что с другими она проводит подобные сеансы. Такое впечатление, что кто-то строит ему козни. Но с какой дури это кому-то надо? Если только на него имеет зуб недовольный обладатель часиков. Так куда проще, не нравится, отнеси ему обратно, он с лёгкостью продаст. Этот сглаз вычёркиваем. По нему не ровно дышит блудница, а может и не одна из института. Эти могут в него втюрится и от ревности посылать порчу. Осталось только чертей приплести. Чушь всё это. Но ведь должно же быть какое-то разумное объяснение».
И она для прояснения вливает еще порцию жидкости.
Так и просидела в гордом одиночестве пока охранник не сообщил, что они закрываются. Она с большим трудом приподнялась и неестественно спотыкаясь подошла к стойке бара и попросила позвать ту девушку, что её обслуживала. Как только та подошла, Юля открыла сумочку и размашистыми рывками стала выдергивать оттуда одну за другой тысячные купюры. Когда они закончились, она из своей куртки достала еще горсть мелочи, высыпала на поднос и едва вымолвила:
- Все, у меня больше нет денег. - И широко развела руки. Но я вам завтра верну. Клянусь всеми живущими здесь и там нечистыми и чистыми потусторонними силами. Мой кошелек с банковскими картами осталась на работе. Я забыла. Простите меня.
- Этого достаточно, - ответила ей официантка. - Вам такси вызвать?
- Не надо. Я дойду пешком и балансируя на гнущихся ногах едва не упала на пол.
Девушка подхватила её за плечи и спросила^
- Вы можете сказать свой адрес, я вас довезу.
Дальше уже были одни галлюцинации. Машина, кто-то поддерживал за талию до лифта, чья-то квартира, взрослая женщина снимает одежду и укладывает в кровать.
Было половина восьмого, когда она открыла отекшие и отяжелевшие веки.
Вот это я погуляла, первое что пришло ей на ум, что уже нет сил, чтобы встать. Действительно, оторваться от кровати не получилось ни с первого и даже не со второго раза. Её как будто прибили гвоздями.
- Ой, сказала она, - вот это я нализалась, - со мной еще такого не случалось, и за вертела головой в поисках того, что её держит. Не найдя ни каких пут она всё же блином сползла на прикроватный ковёр всунула ноги в тапочки и только хотела выйти из своей комнаты, как обнаружила, что она голая.
Со скоростью света заползла под одеяла и испугано прокричала:
- Маа, маа.
- Я сейчас подойду донеслось с кухни. Доча, добрая утро!
- Мама, почему я голая?
- А ты разве ничегошеньки не помнишь? Тебя во втором часу занесли девушка с парнем. Я, когда снимала одежду, то заметила, что юбка с трусами в грязи. Ты что на земле сидела?
- Не знаю, может быть.
- Поэтому пришлось всё снять. Вы поссорились?
- Да, нет. Ему насвинячили во рту.
- Это как?
- Я потом расскажу. У меня так голова болит. Выйди, мне надо одеться.
- Нашла кого стесняться. Иди завтракать.
Первый раз родители нечто в подобном состоянии увидели своё дитя, когда ей было чуть больше пятнадцати лет. Что и с кем она отмечала они так и не узнали. Но с тех пор такие приходы были не такой уж и редкостью. Матушка частенько повторяла, дед был еще тот любитель выпить. Тому спикировать что на врага, что на стакан с водкой - мёдом не корми, никакого страха и тормозов. А если пьёт, или стреляет, то пока не израсходует все патроны или не опустошит бутылку не остановится. Вы с ним как два крыла самолета. Говори ему, не говори, упрётся и будет стоять на своём, ни на шаг не отступит, и ты такая же. Да и бабка была не лучше. После таких нравоучений Юля и сама уж не знала, в кого она всё-таки уродилась, то ли в деда, то ли в бабку, а может одновременно в обоих.
Ехала она на работу в старом трясущемся и подпрыгивающем вагоне. Он на удивление возвращал её к жизни намного быстрее, чем утренний кофе, поскольку его можно было сравнить с электрическим массажёром, постольку поскольку так энергично сотрясался и раскачивался, что напоминал размешивание ложкой сахара в стакане чая. Она даже заурчала про себя, отметив:
«А хорошо он меня взбалтывает. Не думала, что вот запросто можно взбодрится, не прибегая к тонизирующим напиткам».
Тем не менее, чтобы закрепить боевой настрой, в кабинете выпила еще чашку жасминовой заварки и погрузилась по уши в изучение новых анкет. Причём так скрупулёзно вникала в каждую графу, что за целый день не разу не вспомнила вчерашний вечер. Возвращаясь в семь часов домой, она отправляет профессору по сути нейтральное сообщение.
- Ну как твоё состояние? Ты уже на полпути к Голливуду?
- Скорее стал дальше. Что-то они явно переборщили с размером. Посмотрю, что из себя будут представлять нижние коронки.
- Когда это случится?
- В пятницу.
- Напиши, как всё пройдёт.
- Обязательно.
В пятницу, в пятницу, вертелось у неё в голове:
«Может не разбирать вещи? Но тогда придется несколько дней ходить в одном и том же и дать повод для сплетен на работе. Проще все-таки распаковать. Тем более и пословица на эту тему есть: Поспешишь, людей рассмешишь».
Развешивая платья, юбочки, кофточки на плечики она всё успокаивала и успокаивала себя. Повторяла одно и тоже:
«Это ненадолго, в пятницу у него всё закончится, в субботу они встретятся, он озарит столицу оскароносной улыбкой и в воскресенья она переедет».
Рабочая неделя закончилась, солнце зашло за горизонт, но от него никакого привета. Молчит, тогда и я буду молчать. Весь вечер смартфон периодически пищал, но это были подруги. Ни каких от него вестей не поступило и в выходные. Почему он молчит? Не хочет её слышать? Ведь я же привязана всем телом и душой, а он говнюк меня игнорирует, ничего не понимаю, мог бы уж и объясниться. Следующие будни также закончились тишиной, а вместе с ней у неё уменьшилась талия. Тогда она облачилась в джинсовый костюм, скрывающий её излишнюю худобу.
Родители старались лишний раз не попадаться ей на глаза и если заговаривали, то только о еде, приглашая на кухню, но она отмахивалась и закрывалась в своей комнате. В субботу предки с утра отправились на дачу. Но не прошло и пяти минут как кто-то стал звонить. Наверное, что-то забыли, - подумала она, и тут же побежала открывать дверь. Но это были не они, на пороге стояла её лучшая подруга Ольга, с ней они дружили еще с первого класса. Неохотно прошли на кухню, заварили крепкий кофе и очень долго не могли установить диалог. Юлю накрыл астенический синдром, и она совсем не хотелось ни с кем общаться и уж тем более что-то обсуждать. Но ближе к обеду она как-то незаметно для себя, то одним, то двумя, а то и несколькими фразами стала рассказывать о том, что с ней случилось за последнюю неделю.
- Это, и все? Не перевёз тебя к себе и не выходит на связь и поэтому ты в дурном настроении? И Ольга выпытывающим взглядом уставилась на Юлю.
-Ты сама ему звонила?
- Нет.
- Набери.
- Не хочу. Он обещал, что сразу же мне расскажет.
- Ну, мужики они такие. Им об этом постоянно надо напоминать.
- Ему не надо.
- Тогда видимо с ним что-то произошло, раз он не выходит на связь. Я-то думала, он тебе изменил, и ты его застукала как он кувыркается с козой, а на самом-то деле ничего страшного и не случилось. Он живой вопреки стараниям как ты там называешь его садистку?
- Зуборезка.
- Она со всеми такая не ласковая, или только с ним?
- Откуда же мне знать. Да и он не в курсе.
- Почему же она на него взъелась?
- Он говорит, что есть такая категория людей, склонных к насилию. Им доставляет удовольствие причинять боль другим, этим самоутверждают себя ну и повышают заниженную самооценку. У меня по поводу неё возникают смутные подозрения, что она всегда делает не так, потому что тащится, когда от её проделок клиенты в бешенство приходят. Я уверена, что она после этого закрывается в туалете и вставляет инструменты в свои отверстия только для того чтобы потом ими поковыряться во рту у пациентов.
- Офигеть. У неё что, сдвиг по фазе произошёл? Она видимо страшная?
- Толстое фаршированное корой и опилками пугало.
- Тогда понятно. Бабская месть. Заваливается к ней модный мен в золотых часах, усыпанных бриллиантами, благоухающий дорогущим парфюмом и все это не её, а какой-то длинноногой глупенькой блондиночки. И выглядит та скорее всего под стать ему. Вот она и возмещает свою бабскую неудовлетворённость. Понимаешь меня? Да тут любая телка взбесится, что вот этим красавцем кто-то пользуется. Вот она и мечется, не зная, как тебе досадить. Так что ты девка понапрасну что-то накручиваешь. Он тебя любит, занимается своими зубами, и пусть занимается, ты-то от чего бесишься? Подумаешь, не переехала! Переедешь в другой раз. Месяц туда месяц сюда, зато, когда встретитесь...
- У нас с этим лучше не бывает, - прервала Юля затянувшуюся почти успокоительную речь.
Временами она понимала, что хватает лишку и ударяется в крайность, что он не собирается рвать отношения. Кто же мог действительно предполагать, что на своем пути столкнётся с чудовищным издевательством. Мало того, что применяются изуверские методы, так еще ему устанавливают коронки для бегемота. Так и хочется спросить у этих ротозеев: ребята, вы что курите? Конечно, он виноват, что над ним проводятся каннибальские эксперименты. Но как он мог такое знать? Мы же когда обращаемся за медицинскими услугами не предполагаем, что доктор окажется трахнутым отморозком? Мы ему верим и соглашаемся с предложенным лечением. Так и он, поверил и попал в лапы мясника. И несмотря на это он как баран упорно идет к заветной цели.
- А хозяйка от тебя никуда не денется, - не унималась её подруга, и станет смена спален сравни браку.
- Всё это так, но почему он не желает со мной общаться? Если всё так плохо, мог быть написать, - расстроенным голосом сопела Юля. У меня еще такого не было в жизни. Если я постоянно встречаюсь с мужчиной, то я с ним живу, а роль девушки по вызову для распития вина и всякого рода утех меня не устраивает. Я постоянно жду, когда он меня позовет в гости. Что-либо запланировать совсем не получается. Ты даже себе не представляешь, как меня это изматывает, жить и не ведать что меня ожидает завтра. А тут вмешивается непонятно откуда взявшаяся «пустопорожняя толстоперда» с заскоками. Она такое еще натворит, что моя роль любовницы сохранится надолго, если не навсегда. Я так устала от нее. Порой мне начинает казаться, что как только ему все сделают, то тут же от меня и избавится. Я видела, какими похотливыми глазищами на него смотрят студентки.
- Дорогуша, - взорвалась Ольга, - ну я прямо не знаю, что сказать. Ты хочешь всё и сразу, так в жизни не бывает. За нормального мужика надо бороться. А ты при первом же препятствии растерялась, ударилась в панику и ничего не предпринимаешь, чтобы сохранить отношения. Сидишь тут нюни пускаешь, вместо того чтобы лететь очертя голову к своему профессору и быть рядом с ним, даже если он не зовёт. Они так устроены, в душе хотят, чтобы мы были рядом, но не желают выглядеть слабыми, вроде как подкаблучниками. Он тебе не изменяет, на стороне не гуляет, вон тебе какие часы подарил, да за такой подарок его любая баба с половником вечно на коврике ждать будет. И так хороших мужиков не осталось, днем с огнем не сыщешь. Может ты хочешь к своим байкерам и попам с художниками вернуться? Я тут недавно видела твоего бывшего, тебе привет передавал, а сам меня глазами пожирал, аж облизывался, в гости звал, кобель плешивый. Так что за проблема у него с зубами?
И Юля рассказала о желании профессора сделать себе голливудскую улыбку и о том, с чем ему пришлось реально столкнуться.
- Так может у него что-то не так с челюстью? - Он не обращался к другим специалистам? - Вон в Москве сколько зазывающих контор, на каждой улице по нескольку штук.
- Обращался. Они с радостью таких принимают, обещают сделать за пару месяцев. Говорят, мол проблем не видят. Несколько миллионов рублей и все будет в ажуре.
- Ну так в чём дело? У него что денег нет?
- Есть, но, с его слов, их показная уверенность больше смахивает на скрытый развод. Стоит такая работа не так уж и много, а в реальности сумму называют от балды, авось какой-нибудь лох и клюнет.
И она рассказала, как он заплатил за самые дорогие импланты, а поставили другие, дешевые, и ему ничего об этом не сказали. Только в шарашке, куда он совершает вояжи, об этом узнал, да и то случайно. И еще много чего поведала, о чем Ольга не имела ни малейшего представления.
- У меня складывается такое впечатление, что все они только и занимаются махинациями. Сначала напугать, а потом заискивающе подсунуть договор, мол подписывай и никакой ответственности, и гарантии. - Ты сама посуди, у одних металлокерамическая коронки стоят десять тысяч рублей, а у других семьдесят. Хотя метал один и тот же. Как так выходит, что простенькая железяка стоить таких денег? Автомобильный диск по дешевле будет и из него можно отлить не одну сотню коронок.
- Так может у тех, где все очень дорого и качество услуг на порядок лучше?
- Если бы было так. Эта прожорливая рать создала красивую обертку. Шикарный ремонт, модельные секретарши, стены украшены непонятными и кем выданными сертификатами, свидетельствами, грамотами, и подобного рода разноцветными фиговыми листками. Их, кстати, можно легко купить в интернете за пару тысяч рублей. Создают мираж самых продвинутых творцов не только города, но и страны, прямо неровня другим, а на самом деле, если почитать отзывы клиентов на разных интернет сайтах, то окажется, что какой-нибудь сборщик мебели в два приема без усилий бы справился с таким делом. Кстати, в эту же тему, полицаи накрыли похожую шарашку, там аж восемь лет, не разгибая спины пахал протезист, не имея соответствующего диплома. Мне как-то профессор поведал про прыща, возомнившего себя столпом медицины, у него на столе в рамочке на подставке чтобы всем лучше было видно какой он крутой была подобная бумажка с текстом: Присуждается как самому вежливому доктору столицы. Прямо как во времена Советского союза, когда жильцы боролись за образцовое содержание дома. Так что ты думаешь, он наорал на него и отказал ему в приеме. А предлог был самый идиотский, я вас даже слушать не буду про ваши болячки. Сначала сдайте пару десятков анализов, а потом приходите и расскажите, что вас беспокоит. В этом длинном списке значилось обязательное посещение проктолога. У него горло сильно першит, а его отправляют анус показывать.
- Где он находит таких творческих врачей?
- В соседнем районе, позиционируют себя уровня VIP класса. Ты в автосервисе давно была?
- Весной. Я перестала туда ездить самостоятельно, теперь только со своим парнем. Он более-менее понимает толк в машинках, иначе мне такие находят поломки и изношенные детали, что, если их сию минуту не заменить, то метров через сто мотор заклинит или развалится на мелкие части.
- Вот видишь, им облапошить проще простого. А здесь живые люди. Но эти фокусники ничем от автослесарей не отличаются. Придумывают скрытые причины для исправления якобы халтуры других собратьев по песочнице. Когда профессор разъезжал в поисках лучшего дантиста по пафосным забегаловкам, то у него создалось впечатление, что все они люто ненавидят своих же сподвижников. Ему там в прямом смысле промывали уши вкупе с мозгами, что вот они самые что не на есть пресамые, а в других шарашконторах работают залетные людишки, пришедшие по объявлению. И вместо того чтобы делом доказать какие они боги, они заняты тем, что упражняются в шельмовании друг друга. За лишнюю копейку готовы опозорить самих себя, как будто бабла мало подворовывают. Сама видишь, сколько в Москве рекламных вывесок с надписью «Стоматология». Можно подумать, что народ только и занят тем, что целыми днями полирует своими задницами их дерматиновые кресла. Вот послушай реальную душещипательную историю одного незадачливого несчастливца, как его канифолили.
- Сначала зуб лечили в одном месте.
- Потом перелечивали в другом.
- Этот же перелеченный зуб удаляют уже в третьей зуболечебнице.
- В четвертом вместо удаленного зуба устанавливают имплант.
- В пятом завинчивают формирователь.
- В шестом абатман с временной коронкой.
- В седьмом постоянную коронку.
- В восьмом, эту коронку снимают и устанавливают другую, объясняя свои действия тем, что там она была не так посажена.
- В девятом исправляют прикус от неправильно надетой коронки.
- В десятом вдруг выясняется, что имплант закручен неправильно, костной ткани недостаточно, он едва держится на честном слове и его надо удалить. И прежде чем устанавливать по новой, следует, нарастить костную ткань.
- В одиннадцатом выясняется, что с наращиванием костной ткани немного перестарались, поскольку на челюсти слишком заметная шишка, её надобно удалить.
- В двенадцатом обнаруживают, что при расщеплении костной ткани, туда попала инфекция, образовался свищ, придется избавиться от импланта.
- В тринадцатой по счету стоматологии, после всех предыдущих трюков и проделок ему навязывается четвертый имплант. Но он никак не хотел приживаться и только через год на него был пристроен формирователь. Но на этом история не заканчивается. То ли ему поставили левый, то ли формирователь был бракованный, но однажды пациент ел яблоко, тщательно все пережевывал и услышал хруст и во рту обнаружил что-то твердое, это был формирователь, у него отломилась ножка, и выкрутить её из импланта не получилось, и пришлось в очередной раз выпиливать имплант.
- Когда все зажило, пациент отправился уже в четырнадцатую, где ему в очередной раз предложили установить уже пятый имплант, а без него ему ну ни как нельзя, это же жевательный зуб.
- В пятнадцатой ему предложили удалить другой жевательный зуб с противоположной стороны, а вместо этих жевательных зубов сделать съемный мост. Он еще посетил три циркодрома, и в каждой ему предлагали разные варианты. И тогда он в уже по счету в девятнадцатой решил удалить с другой стороны совершенно здоровый жевательный зуб, и теперь ходит со съемным протезом стоимостью в пятнадцать тысяч рублей, а за все свои похождения он в итоге заплатил почти полтора миллиона рублей и три года сплошных мучений.
- Это кто тебе рассказал об этих хитросплетениях?
- Догадайся?
- Профессор?
- Угу.
- Треш.
- Вот и я боюсь, а не пойдёт ли он по той же стезе, похожей на погружение во мрак? И что мне тогда делать, ждать еще несколько лет? И быть в подвешенном состоянии?
- Поговори с ним, объясни свои переживания, скажи: так вот и так, не могу, мол, больше так жить. Что мне нужна определенность. Что роль приходящей любовницы тебя не устраивает. Или всё или ничего.
- Этого я ему не могу сказать.
- Почему?
- Просто не могу. Должен быть другой выход, только вот какой я не знаю.
- Что ты имеешь ввиду?
- Хочется ему помочь, но не представляю, как.
- Поддержи его.
- Я этим и так занимаюсь, но мне хочется как-то по-другому, а не только в койке.
- Купи ему чего-нибудь.
- У него и так все есть.
- Тогда подари ему часики.
- Тоже мне скажешь, часики, да их у него как муравьёв в муравейнике. - Надо для него что-то сделать такое, от чего он придет в телячий экстаз, чтобы у него шок случился и глаза открылись, и он наконец-то избавится от тирана.
- Тогда я не знаю, - тихо сказала Ольга. - Ты его лучше знаешь и тебе видней, чем ты можешь его обрадовать. О, роди ему ребенка!
- Ну ты подруга хватанула. Да я сама не хочу.
- А он не заговаривал с тобой о детях?
Тут Юля так строго посмотрела на Ольгу, что та быстро сжалась и сразу начала оправдываться.
- Ладно, поняла, этот вариант не подходит.
Они еще целый час проговорили, вспомнили своих школьных подруг и договорились в ближайшую пятницу устроить девичник в ресторане. Как только Ольга закрыла за собой дверь Юля поняла, что сейчас должна принять неумолимый удар судьбы, что не может его оставить один на один с армией пронырливых хапуг, что она должна быть рядом пусть даже и на расстоянии. Она решается позвонить профессору и от него узнает о неизвестных ей специалистах в области стоматологии - гнатологах, которые как ей показалось созвучны астрологам. Ну а уж когда он рассказал об этих хитро закамуфлированных воротил, то она, будучи чуждая несправедливости, несколько раз непечатно смачно матюкнулась, удивляясь неуемному креативу наших сограждан. Чего они только не понапридумывают, лишь бы найти легкий способ выманивания денег.
Часто слушая невероятные истории о ловких заправилах, Юля проводила параллель со своей работой. Компания возводит жилые здания и любой, кто обладает нужными средствами может без всяких дополнительных и скрытых накруток купить понравившуюся квартиру по указанной цене. Никому даже в хмельном бреду не приходит мыслишка, чтобы развести будущих владельцев на непонятные услуги, наоборот, учитываются все их пожелания и всегда безропотно устраняются все недоделки. Странно, ни как она не могла взять в толк, почему такое разительное отношение к своим соотечественникам? Они для них вроде как недочеловеки, с которых можно никого не опасаясь стричь столько, сколько за смену в карман влезет и при этом не беспокоиться о последствиях. Что это за скотство такое! Представляю, если бы мы нагородили целые жилые комплексы из кособоких зданий и пытались убедить потенциальных домочадцев, что в этом нет ничего страшного. Дом не угроблен и не рухнет, а вы со временем привыкните к кривым стенами и подающим потолкам, а то, что канализация не работает, так в этом есть большой плюс, лишняя пробежка до ближайшего лесопарка или оврага благотворно будет сказываться на физическом состоянии и укреплении здоровья. Ну а рекламный отдел с воодушевлением всех бы убеждал, что это перспективные тенденции в архитектуре. Тут такой бы хай поднялся! Сбежалась бы вся закулисная пресса, правозащитники, депутаты, сенаторы, оппозиционеры, в мире б заговорили о нарушении прав человека в России и сутками на пролёт крутили бы ролики с видами малоупотребительных строений. А вот с зубами такие чудачества проходят на ура. Профессора общипывали везде, в каких бы подворотнях и дворцах он не появлялся. Так и хочется сказать: «Кругом лихие махинаторы». А уж сколько излила яда в адрес тупоголовой и клинической бездарности, чья цель только и состоит в том, как бы втоптать своих клиентов в навоз. И как она рачительно артикулирует своими комбинациями: типа сегодня делаем так, потом вот этак, через месяц всё не так, а возвращаемся обратно, что цирковым эквилибристам такое и не снилось. В итоге, профессору явно невдомёк, что он превратился в юмористического персонажа киножурнала «Фитиль». Тогда она сильно поражалась «неполноценной шизе» потерявшей почву под ногами. Для неё как будто не существовало ни государства, ни законов, ни правил оказания услуг. Она жила по своим понятиям и убеждениям, и щипала каждого, кто оказывался у неё на приеме. Я бы на его месте такой устроила б скандал, что мало никому не показалось бы. Но он другой, излишне добрый и деликатный, позволяет то, что с её точки зрения так не должно быть. И хотя это были его деньги, ей было не приятно, когда близкого друга разводят по мелочи. Она знала, что в лихие девяностые такая практика была повседневностью. Брали мзду за просмотр помещения при сдаче в аренду, за покупку квартиры. За примерку одежды в магазине приходилось отстегивать, прежде чем купить машину надо внести небольшой залог, который не возвращался и не включался в конечную цену.
А уж как ему попытались втиснуть слепленные на глазок коронки! Просто диву даешься! И очень сильно «творцы» оскорбились, когда он не пожелал по достоинству отозваться такому свалившемуся на него счастью. Мол другой на его месте рассыпался бы в похвалах и воздавал им почести. Так нет же, закатывает каприз и то ему не так и это не по размеру.
В итоге получается что-то похожее на «тяп-ляп». Ну а если не нравится, можно переделывать и тянуть резину до бесконечности, устраивать театральные моноспектакли, проливать каналы слез, производить ураганы истерический завываний и загробных причитаний до тех пор, пока несчастный не даст дёру. Попал он так попал. И как мне дотянуться до него, раскрыть ему глаза и вытащить из этой трясины?
Над этим Юля стала всё чаще и чаще задумываться, как исправить устоявшуюся порочность. Но как только оказывалась наедине со своим ненаглядным избранником, она напрочь забывала о всех огорчениях и обеспокоенности. В эти минуты она чувствовала себя маленькой и беззащитной девочкой, нуждающейся в крепком и мужественном ангеле-хранителе. Но наступал новый день, она покидала уютное и гостеприимное гнёздышко и на горизонте вновь начинали маячить мучительные и волнительные будни ожиданий, когда же её соизволят пригласить на вечерний променад, точно она уличная девка, чтобы опять кинуться на шею и прижаться к груди.
Теперь она не строила иллюзий на скорый переезд и жизнь вернулась в прежнее русло. Встречались не чаще одного раза в неделю, а в оставшиеся дни общались по телефону. Единственное, чего ей так сильно не хватало, это интимной близости. Вечерами, она всё чаще и чаще стала просиживать у экрана компьютера за просмотром роликов с порно сайтов, и когда её желание близости, круглосуточно её преследующее, становилось настолько сильным, что она запускала ладонь в трусики, крепко начинала её прижимать к клювику, двигать бедрами, и не останавливалась до тех пор, пока не наступала разрядка. А однажды, в выходной день, когда он отказался от встречи, объясняя это тем, что у него во рту пышно цветёт канализация, а родители были на даче, Юля, как она называла самоудовлетворение – медитацией, занималась ею несколько часов подряд, достигнув кульминации раз пять, после чего у неё еще добрых два часа дрожали руки и ноги. Она понимала, что так долго не может продолжаться, что медитация не заменяет полноценного общения с мужчиной, и ломала голову как найти выход из создавшегося положения. И ей в один из поздних вечеров аккурат в конце года подсказали близкие приятельницы. Юля, благодаря остроте ума, молниеносно смекнула, что она одним махом сумеет перекроить существующую ситуацию, не только накажет всех нерадивых и убогих, но и вырвет профессора из цепких лап, а то он как-то легко подпал под их очарование. И хватит ему им преклоняться и почивать как на отдыхе. Будет в конце концов искать не мнимого, а квалифицированного протезиста.
Давно она не испытывала невероятного духоподъёмного и обильного творческого полёта, когда голова от озарения идет кругом, а нервная система ходит ходуном. За окном была глубокая ночь, в комнате тихо играла музыка и она, как прилежная ученица, склонившись над тетрадью набрасывала первые штрихи другой еще неизвестной ей жизни. И от того какими будут сочетания букв и слов таким и станет её будущее. В какой-то момент эта игра воображения настолько её захватила, что она пришла в экзальтированное состояние. Оказывается, так просто все поменять и изменить. Два-три предложения и вот она уже видит себя в роли всероссийской любимицы и звездой телеэкрана, а возрастающее народное почитание возносит так высоко, что все улицы облеплены плакатами с её изображением. С ней встречаются высокопоставленные государевы лица, благодарят её за своевременные поступки и предлагают возглавить комиссию, чтобы такого впредь не повторилось.
А вот она уже скрывается от преследования лучших детективов, и они как свора голодных собак не могут её поймать. Но больше всего её увлекло то, как она устраивает охоту, часами сидит в засаде, а затем коршуном набрасывается на стервятников, как дед из облаков на своих врагов и мастерски выполнив задания победителем возвращается в родные пенаты. Давно ей не приходилось столько исписать страниц. Даже студенткой она так долго не засиживалась перед экзаменами. Уже родители проснулись и собирались на службу, но её рука все строчила и строчила. В конце концов усталость взяла своё и в семь утра она отправилась под одеяло.
Теперь все её помысли были только об одном: о мести. Но на её взгляд, чтобы махать молотком большого ума не требуется, куда важнее потом не почувствовать наручники на своих запястьях. А для этого надо найти пути увода ищеек по ложным следам. Она понимала, что профессор первым попадет под подозрение, поскольку им не составит большого труда вычислить его, так как он окажется единственным пациентом, тех по ком прогуляются её орудия возмездия. Затем они обратят свой взор на неё. В практике уголовных преступлений такие случаи не редки, когда один из партнёров жестоко наказывает тех, кто причинил страдание его возлюбленной или возлюбленному. Значит надо всё провернуть так, чтобы оставаться вне подозрений. Да она станет свидетелем, но никак не подозреваемой. И её карандаш застрочил в блокнот самые абсурдные бзики и закидоны, именно они могут сбить с толку даже самых толковых и мудрых следователей. Она набросала десятки закомуристых ловушек и столько же расставила подковёрных капканов, но не один из них ничего не гарантировал. Тогда надо выбрать несколько самых очевидных и уводящих в некуда или указывающих на такое количество исполнителей и заказчиков, чтобы на веки в них запутаться. Задумка написать роман про то как известный преподаватель и коллекционер пытался заполучить соответствующую его статусу улыбку и возникшие в связи с этим злоключения, показались Юлии одной из них. Для этого желательно как можно больше своих знакомых посвятить в предстоящий сюжет, в котором главным действующим лицом должна стать его любовница. Именно она станет жестоко наказывать нерадивых стоматологов, выслеживать их и выколачивать ухоженные кафельные зубки как пыль из половых ковриков. Ну а лучший способ распространения, это девичник. Тем более они в курсе всего, ведь она частенько им описывала как доят попавших к ним на прием посетителей.
Она уже представляет себе, как только дворники начнут сметать с асфальта окровавленные костяшки, тёмно-синие мундиры кинутся опрашивать всех друзей и знакомых профессора, выйдут на неё, а затем и её подруг. И вот тут-то их будет ожидать неприятный сюрприз. Самая болтливая Кристина растрезвонит на всю округу о скором появлении бестселлера на книжных прилавках. И сколько народу окажется посвящённым в творческий замысел сосчитать будет невозможно. В этих пересказах можно легко запутаться и оказаться сбитым с толку. Ведь сыскари вполне могут предположить, что только психически больной воспримет слухи как инструкцию к действию и пойти на такой шаг. Сколько у нас неадекватных гуляет по просторам, вот и начнут их всех проверять. Кроме того, заявляя во всеуслышание о сюжете, она фактически обеспечивает себе алиби. Ну не станет же она следовать фабульной линии. Значит, если кто-то спросит, как она поживает, то скажет, что не очень, поскольку стоматологи замучили её близкого друга. Сразу же последуют встречные вопросы и тут она наговорит с три короба, а в конце добавит: Об этом он решил поделиться с читателями, издав книгу, в ней главная героиня - любовница перевоплотится в вышибалу, будет молоточком дантистам пересчитывать зубы.
Над следующей западнёй Юлии пришлось изрядно попотеть. Но все было не то, пока она не увидела в их компании мужчину в дорогом костюме и золотых часах в сопровождении охранника. «Эврика! - крикнула про себя» и как всегда, когда приходит неожиданная мысль, хлопнула ладошкой по лбу. Вот это будет засада! И её мозг закипел как пенящееся кофе в турке на плите.
Шариковая ручка уже расчерчивала на листке план кабинета профессора в часовом салоне и маленькие квадратики означали портреты размером двадцать на двадцать пять сантиметров. Поскольку при таком небольшом формате будет трудно разглядеть что это за марка часов, то композиция может выглядеть следующим образом. Кисть руки с ходиками занимает четверть площади, а остальную часть - лицо, но возможны и другие пропорции. Представляю, какое это будет потрясение для покупателей, когда они увидят хозяев жизни, состоящих из членов правительства, чиновников, депутатов, сенаторов, самых богатых бизнесменов, финансовых магнатов, всего генералитета, шоуменов, политологов, телеведущих, спортсменов и прочей телевизионной тусовки, красующихся в престижных часах. Ставя себя на их место, она прикидывала, как они отреагируют, когда узнают, про негласную весьма специфическую портретную галерею. Вполне возможно, что кое-кому не понравится, что они без их ведома стали объектом пристального изучения, ведь у многих на руках было по целому дворцу. Она уже давно научилась распознавать что по чём, все-таки год общения со страстным поклонником и коллекционером не прошёл бесследно. Поэтому найдутся и те, кто будет очень недоволен, раздражен и даже взбешён, как только узнает, что его крахмальную физиономию используют как приманку без его ведома в каком-то вшивом ломбарде в дорогостоящем аксессуаре. А как только об этой необычной выставки пронюхают средства массовой информации, то тут уже точно не избежать скандала, и он окажется ей на руку. Ну а дальше реакция будет вполне предсказуема, последуют звонки со всевозможными угрозами, и гневные окрики по немедленному удалению их фотографий из доморощенного музея. И таких возбужденных может оказаться не один десяток, ну чем не пища для их тщательной проверки. Так ведь еще найдутся и такие, кто по-тихому захочет отомстить за такую борзоту. В итоге получится, что любой из цветущего гербария может оказаться тем, кто необычным способом решает расправиться с невоспитанными деятелями и их лавкой. От такого количества потенциальных недругов голова может свихнуться. Ладно бы подозрение падало на одного ну либо двух-трех солидных господ, в отношении которых можно по-тихому провести следствие, но, когда таких окажется тьма тьмущая, а среди них пара взводов при генеральских погонах ворошить улей никто не допустит, да и права им такого никто не даст.
«Вот это я придумала!» - молча она воскликнула и только нахождение на работе не позволило ей закружиться в ритме вальса. Но все равно, ноги не удержались и под столом едва слышно стали каблуками постукивать по паркету. Чтобы не привлекать внимание своих коллег, она вышла в коридор и быстрым шагом направилась в туалет. Убедившись, что все кабины пусты она дала волю своим эмоциям. Уставившись в зеркало, согнула руки в локтях, крепко сжала пальцы в кулак и стала отрывисто произносить: «Ух!» - одновременно делая быстрые и короткие движения похожими на удар по столу. Она была на столько взволнована, что не могла стоять на одном месте, и двигалась так словно была в этот момент на ринге и даже несколько раз крутанулась вокруг себя. Осталось только самое малость, вразумить профессора принять её идею. С ним скорее всего не возникнет проблем, а вот как убедить тихого, скромного, спокойного и выдержанного Магомеда, вечно погруженного в свои мысли и не склонного к резким переменам и неожиданным решениям, и для которого сомнение является главным принципом в жизни, она не представляла. Прежде чем что-то сделать, он очень долго взвешивает, просчитывает, обдумывает, складывает на бумаге нарисованные палочки и ничего не предпринимает. Его вполне устраивает та роль, что он выполняет в салоне, и что-либо менять он явно несклонен. Надо так всё преподнести, чтобы они дружно поверили в успех всей её буйной затеи. Главный аргумент должен сводится к тому, что у них лежат на стеллажах, не просто дорогие цацки и безделушки, а настоящие атрибуты и клеймо успешного человека, а доказательством её правоты должна стать фото выставка. Ну а поскольку подражателей везде пруд пруди, то среди них найдется уйма тех, у кого загорятся глаза от того, что и он окажется владельцем подобной штуковины. Как следствие, увеличение роста продаж и прирост имиджа салона. От такого гарантированного успеха не устоит не только профессор, но и его верный сподручник.
После того, как она удовлетворилась окрылённой находке, принялась за рассмотрение других закрутасов, чтобы внести полную путаницу в мудрые интеллекты. И таким поприщем станет её работа. Она была уверена, что сыщики непременно навестят компанию, вот тут-то и приоткроется ларец, чтобы перемешать все кверху дном. Ведь как они начнут рассуждать. От начальника отдела кадров, т.е. её зависит принимать того или иного гастербайтера, а значит она может использовать своё служебное положение для своих личных дел, чем на протяжении нескольких лет и грешила. Когда есть дача, то там всегда надо что-то прибить, приколотить, подклеить, вскопать, посадить, выкосить, подкрасить, перенести, передвинуть ну и тому подобное. Поэтому она без зазрения совести частенько в выходные дни приглашала для выполнения мелких хозяйственных поручений одного, а то и двух помощников. Так вот, бредилось Юлии, если они уцепятся за эту версию, что исполнителем её воли может быть кто-то из подчиненных, то им придется столкнуться с тысячью наемных приезжих и попробуй вычислить того, кто бы мог на такое решиться. А если учитывать, то обстоятельство, что наблюдается постоянная текучка кадров, то найти подозреваемого, даже если бы он и был, будет просто невозможно. Если в Средне Азиатские республики можно будет отправить запрос, то вот на Украину сделать не получиться. Там на такие бумажки никто не обращает внимание, это в лучшем случае, а в худшем могут послать куда подальше. Значит мне, как только начнется операция по привитию вежливых манер, следует найти основания для как можно большего разрыва трудовых отношений с иммигрантским людом и выдворения их из страны. Пусть потом нянькаются в поиске их по всему бывшему Советскому Союзу.
Дома, лежа в кровати, она еще раз просмотрела свои записи и удовлетворившись содержанием отложила их в сторону и призадумалась.
Ей не давал покоя институт. Она знала, что там не всех устраивает рафинированное положение профессора. Кое-кто мечтает сковырнуть его с хлебного места, считая, что это никак не скажется на качестве преподавания. Хорошо бы на всех этих завистников натравить розыскную свору, чтобы они им мозги хорошенько промыли и отбили бы желание заглядываться на чужие успехи. Неплохо бы еще намекнуть и на весь ректорат, присосавшийся всеми отверстиями к кормушке. Она нутром ощущала, как можно всех скопом окунуть в дерьмо, но её сдерживали опасения. Проверки могут многое что вскрыть, возникнет скандал, в котором найдется крайний и не видать ему больше своих студентов. Но даже если не будет никакого намёка, все равно не избежать прихода ищеек. Вопрос в том, как глубоко они капнут. Тут уж угадать сложно. Скорее всего он не захочет выносить сор, не в его интересах, лучше, чтобы не было никакого повода. Ну что же, придется мне от такой подставы отказаться. А жаль. Тем не менее, работаем дальше.
Несколько суток её закоротило над тем, стоит ли ей оставлять на месте воздаяния по заслугам чью-то деталь одежды или обрывок салфетки с генетическим материалом из стоматологического кабинета, чтобы криминалисты за них зацепились как за спасительную соломинку и тем самым окончательно замусолить им башку. Они сразу же сделают вывод, что это проделки их же пройдох по зубному цеху. Добыть их конечно не трудно. Но есть одно, но. Можно легко напороться на камеру. Они так лупятся вокруг подобных учреждений, что не пропускают ни одного входящего и выходящего из здания. Конечно, есть медицинские свалки, но тоже рискованно. Там охрана, а пробираться к ним партизанскими тропами верх глупости. Разве что только ночью, с фонариком и нашарить пару резиновых перчаток от уролога или кожника. Хотя, как разобраться кто их использовал? Они же не подписаны. Печально, что такая приманка пропадает. Ну а если выбрать пару ниточек или пуговицу и подвергнуть их обработке соответствующем веществом, указывающее на род деятельности. Ну конечно, если их поместить в аптечку, они примут специфические запахи. Вот тогда сложится мизер, - откуда дует ветер. Пуговица будет от мужской рубашки, а ниточка от белого халата. Этот вопрос решен и Юля поставила восклицательный знак. Далее нужно было определиться с одеждой, чтобы выглядеть незаметно и не броско. За окном мороз, народ тепло укутан, обмотанный шарф вокруг шеи может скрывать не только челюсть, но и её маленький носик. Натянутая глубоко на голову спортивная шапочка прикроет половину лица, очки с большими стеклами и вовсе сделают её неузнаваемой. Кроме того, в это время года рано темнеет, а значит легко спрятаться в затемненных дворах и переулках. Ну а если начнется метель, то свежий снег быстро заметёт следы и сделает видеозаписи от камер наблюдений совсем нечеткими. И после того как она всё взвесила, было принято решение, - охота начнётся только в снегопад.
Остался последний пункт её плана, выбор инвентаря для прополки и санирования полости рта. Идея с тендерайзером ей нравилась. Все «приговоренные» должны на себе прочувствовать все прелести безболезненных укольчиков. Правильнее было бы не выколачивать зубы, а спиливать их под самое основание, чтобы они потом на себе познавали все заморские новомодные течения с пресловутыми ниточками и футуристическими коронками. И ради интереса она потратила почти целый день на поиски в интернете того бытового прибора, способного мгновенно в полевых условиях проводить подобную кастрацию. Но оказалось, что наука еще до такого не додумалась.
«Плохо, что еще не изобрели портативные косилочки, они мне ой как бы пригодились. Придется тогда воспользоваться проверенным молоточком. Пусть потом дурят друг друга левыми, правыми, кустарными, несертифицированными, многократно использованными и самодельными имплантами, тем более они в этом деле хорошо поднаторели, так что им не привыкать».
Впрочем, выбрать самый эффективный и увесистый молоток с её точки зрения оказалось не так-то и легко. Ассортимент настолько большой, что глаза разбежались. Вот бы некоторые попробовать в деле, прежде чем совершать покупку. Но как она рассудила, положимся на свою интуицию, Главное он должен быть компактный, полностью стальной и убойный, чтобы хватило нескольких ударов. По указанным параметрам, она на бумаге нарисовала реальный размер и удовлетворившись эскизом, занялась поиском на сайтах магазинов. Покопавшись какое-то время, Юлия призадумалась, а сколько штук надо купить. Конечно, для всей вендетты достаточно одного комплекта, но представив себе, как после применения, окровавленные, надо помещать в пакет, прятать под одежду и везти через весь город домой, а потом еще тщательно отмывать. Нет, такой расклад не подходит. Не вариант, сказала она себе. Всё должно быть одноразовым. Теперь надо найти их в продаже. Тут она отвлеклась и представила, что крутится у прилавков рискованно, там могут быть видеокамеры, да и покупка сразу такого количества не может остаться незаметной. Продавцы необычную покупательницу точно запомнят. Если делать заказ через интернет, то здесь та же история, вычислить сайт не составит особого труда. По её замыслу они не должны в одночасье обнаружить где совершались покупки. На самом деле надо сделать так, чтобы никто не мог узнать, как они попали ей в руки и для этого самый подходящий путь - это сделать заказ из-за рубежа, тем более опыт таких приобретений у неё был гигантский, да и таможня как она заметила спустя рукава ведет учет, кто и что и в каком количестве получает. Но даже если удастся найти бумажную декларацию среди миллиарда себе схожих, в чем она сильно сомневалась, то вычислить того, кто оплатил и получил бандероль, если он для себя поставил цель остаться инкогнито просто не реально.
После недолгого мониторинга Юля нашла на китайской торговой площадке то что ей требуется, аналогичные тем, которыми завален российский рынок, перевела деньги со счёта левой фирмы, коих в их строительной компании был не один десяток. Так что разыскать не только юридический адрес, но еще учредителей с директором, будет посложнее чем поймать комету Галлея за хвост. Улицей доставки стала проходная закрывшего завода, расположенная на другом конце города. А фамилия получателя: «Иванов Иван Иванович».
Как работает почтовая служба она знала на личном опыте. Посылки можно заказывать на несуществующий адрес и любое лицо, никто и никогда у нее не спрашивал паспорта или другого документа, подтверждающего личность. Она даже несколько раз указывала одно место, а по факту, как только по коду отправления видела, что статус: «ожидается курьерская доставка», то звонила в кол-центр и передавала информацию, что прежде чем вручать, пусть с отделения почты ей перезвонят, хотя даже и этого не требовалось. Они ей звонили сами и уточняли куда подвезти и в какое время. Ну а далее, она указывала неосвещенный переулок, левой дрожащей рукой расписывалась за безымянного получателя, оставаясь таким образом полностью неизвестным владельцем.
Через три недели вечером при сильной метели печатными буквами поставила закорючку на мятом бланке в Проектируемом проезде, получила объемную коробку и пожелала удачи в поисках загадочного оптового приобретателя.
И вот она уже видит, как полицейские, сбиваясь с ног носятся по торговым центрам, строительным рынкам, хозяйственным магазинам, просматривают сотни видеозаписей, вычисляют тех, кто стал обладателем данных инструментов и уже по ним проводят следственные мероприятия. Но когда их поиски станут тщетными они расширят регион и уже перетрясать будут те города куда она выезжала в последнее время по работе.
Вполне возможно, что кому-то из них придет в голову, а не были ли эти штуки заказаны из-за рубежа. Но в эту догадку будет трудно поверить, так как они посчитают, что такого приобретателя легко вычислить. Ведь мало того, что указаны банковские реквизиты, так еще есть адрес и фамилия. Но даже если они на всякий случай и рискнуть проверить, то их будет поджидать фиаско. Кто оплатил неясно, как и отсутствующий городской адрес. Номер телефона оказывается левый, а его сим-карта давно сгорела. Допрос курьера ничего не даст. Там была такая темень, что он даже не сможет опознать кто был перед ним на самом деле, мужчина или женщина. Тем более, Юля специально обулась в сапожки на высоком каблуке и таким образом сразу подросла на пятнадцать сантиметров. Они конечно обратятся в таможенную службу, но и там её фамилия нигде не встречается. Не чем не смогут помочь и импортеры, она к ним не имеет никакого отношения. Во будет веселуха! Есть куча орудий преступления, но где, когда и кем были куплены, остается неразгаданной тайной. Пусть выворачивают себе мозги!
На следующий день она собрала в пакет свои покупки и отвезла на дачу. В подвале, где хранились картофель, капуста, морковь, а также консервированные банки с огурцами и помидорами был оборудован тайник, сделанный еще несколько лет назад двумя рабочими из Украины и о его существовании не знал никто, даже родители. Там хранились пять тысяч долларов, три тысячи евро, полмиллиона рублей, несколько драгоценных колец и сережек, подаренных её бывшими почитателями, пять левых банковских карт на другие фамилии и три паспорта. Их она обнаружила в помещении, где проживали граждане Узбекистана, депортированные ФМС пару лет назад. Юля хотела их передать в полицию, но в последний момент передумала и понадеялась, что, а вдруг могут пригодится, тем более они были выданы молодым девушкам и у одной из них очертания лица отдалённо похоже на неё.
Сегодня пятого февраля она прочитала несколько строк от профессора, ему только что достроили верхний ряд, и он рассчитывает, что в этом месяце закончится вся его одиссея. А еще приписал, что его истязательница была сама любезность и обходительность.
Это что с ней произошло, откуда возникли вежливые манеры? Юля еще раз перечитала послание и призадумалась. Тоже начинать заряжаться оптимизмом вместе с ним, или печалиться? Неужели его клиническим опытам наступает конец? Ну а как мне быть? Подготовка к операции в самом разгаре. Шёл отбор первых претендентов, разрабатывались пути подхода и отступления, изучались расположение камер видеонаблюдения. Более того, она даже научилась менять свой стиль ходьбы. Дело в том, что как-то пару раз профессор пошутил над ней, что когда она идет, то со стороны выглядит так как будто слегка беременна. Хотя она и сама об этом знала, но никогда не задумывалась что-либо менять, и на его шутки всегда отвечала:
«А мне и так нравится. Зато, когда я захожу в метро, мне мужчины уступают место».
Но сейчас, если она вдруг попадает в прицел объектива, её особенности передвигаться могли бы стать неопровержимой уликой. Поэтому, как только явилась в фитнес-центр, то первым делом нашла беговую дорожку у зеркала, прошлась своей обычной походкой и стала её кардинально менять, обращая внимание на то, а как двигаются другие занимающиеся девушки. На первых порах она не могла пройти непривычным для себя шагом и пары минут, но уже через несколько занятий, гладя как она энергично и размашисто дефилирует по движущемуся полотну, то не за что и не подумаешь, что это делает Юлия. Её поступь была изменена до неузнаваемости, но как только покидала тренировочный зал, она возвращалась к образу девушки в положении. За месяц тренировок её мышцы заметно окрепли, и она без особого труда могла отжаться более двадцати раз, присесть со штангой весом в сорок килограмм, при собственном в сорок пять, легко выжать двадцатикилограммовый гриф и на наклонной доске для пресса могла поднять туловище более полусотни раз. Два раза в неделю посещала зал единоборств, где ей показали несколько приемов самозащиты, а однажды она попробовала себя на ринге и потом еще полчаса усердно боксировала грушу. После таких интенсивных тренировок у неё почти три недели болели все мышцы, но она не пропускала занятий и утром ввела себе в правило уделять минут пятнадцать-двадцать зарядке, обычно состоящая из трех упражнений: отжимание от пола, поднимание туловища из положения лежа и приседаний с гантелями, доставшимися в наследство от знаменитого деда.
В этот поздний вечер, забираясь под одеяло, Юля как никогда чувствовала себя расслабленной и спокойной, кажется, накопившееся напряжение последних месяцев вдруг куда-то исчезло, она перестала думать каждую секунду о предстоящих крутых виражах и о том, что происходит с её кавалером. Она подметила, что в последнее время её все меньше и меньше тревожат его поездки. По сути они превращаются в рядовые визиты, не предвещающие никакого геморра. И, по всей вероятности, дело идет к неожиданному финалу. Так что скоро все закончится, и в её жизни наступят приятные перемены. Так стоит ли, задавала она себе вопрос, когда так приятно нежиться в постели и думать о недалеком светлом будущем, совершать то, к чему она так тщательно последний месяц готовилась? Может надобно об этом забыть и каждый раз вспоминать об этом времени с улыбкой, и уже начать считать оставшиеся дни, когда она перестанет ожидать близости, а будет её иметь столько, сколько чреслам угодно. И она уже отчетливо видела картину их совместной жизни, и так у нее на душе стало тепло, что она незаметно для себя отключилась со сладострастной улыбкой на устах.
Глава десятая.
Февраль 2016
- Так, как ваши дела?
«Что же мне ей ответить? Сказать, что нормально, у неё голова от успехов закружится. Она с нормальной-то ничего не умеет, а уж с крутящей жди сюрпризов. Да и с размерчиком она немного ошиблась. Пожалели с техником железа? На переделку точно не согласится. Значит не всё нормально. Точнее будет полу нормально».
Но она всего этого не слышит и продолжает разговаривать сама с собой.
- Сегодня мы снимем слепки с нижних зубов и через три дня будем устанавливать коронки.
- Это хорошо. С какой стороны, с правой или с левой?
- По две с одной и другой, а в следующий раз посередине.
- А почему именно в таком порядке?
- Так проще установить правильный прикус.
- Делайте как считаете нужным. Может у вас и получится.
- Не волнуйтесь, все получится.
- Вы только правильную высоту подберите.
- Не переживайте.
Через пятнадцать минут я уже снимал бахилы в коридоре и пока одевался, меня записали ровно через три дня на двенадцать часов. Вышел я на улицу с чувством недосказанного и чего-то не доделанного. «Уж как-то ветряно она со мной обошлась. Раз-два и покиньте помещение. Ну а с другой стороны, чего мне беспокоится, если что не так, пусть себе их ставит». И с этими мыслями я отправился в салон.
Попивая кофе с Магомедов, я выслушивал его встревоженность по поводу галереи, напоминавшую крупные гроздья винограда.
- Не нравится мне это фотопредставленье. Выглядит так, словно мы не часы продаем, а презентуем детективное агентство по расследованию махинаций в высших эшелонах власти, а доказательством их противоправных действий являются украденные сокровища украшающие их кисти рук. Не хватает только стрелочек, от главного организатора к исполнителям. Тогда уже точно не будет никаких иллюзий, кем мы на самом деле являемся. Ну а если еще кнопочек добавить, сомнения напрочь пропадут.
Кнопочки уже давно не применяют, - утрирую я. - Магнитики есть для этих целей.
- Я не шучу. Мы стали похожи на отдел ФСБ. А вся эта атрибутика не больше не меньше чем дымовая завеса.
- В таком случае нам вообще нечего бояться, если и у остальных сложится такое же мнение. Более того, наш с тобой статус возвысится до звезд. В их глазах меняется и наш образ, мы теперь непонятно кто, то ли продавцы, то ли засланные казачки, работающие под прикрытием влиятельных господ.
- Ну да, только непонятность может многих напрячь и отпугнуть.
- Не уверен, наоборот, придаст нам весу. Прелесть в том, что никто же не знает кем мы являемся на самом деле. А вдруг ближайшее окружение «того самого?»
- Такую наглость могут иметь только либо без башенные, либо имеющие железобетонную крышу.
- Ну мы с тобой на без башенных и перевёрнутых не похожи, а посему могут расшибить себе голову, в вычислении того, кто нас патронирует. Пусть думают, что нам даровали такое право и мы, не церемонясь, самыми «выпендрежными» разукрасили стены. В конце концов, им выпендриваться можно, а нам нельзя? Они публичная знать и, наверное, догадываются, что являются объектами пристального внимания со стороны общественности, и уж точно продумывают свой стиль, прежде чем выходить в свет. Так что если они позволяют себе щеголять в бриллиантах и золоте, то это их личное дело. На то они и бояре, а мы с тобой лакействующие холопы, путающиеся у них под ногами и преклоняющие голову. И потом ты же заметил, что у нас покупок стало больше по сравнению с тем же месяцем прошлого года. И сдается мне, что причиной возросшего спроса является это дивное стадо. Пусть хоть таким образом послужат весьма небогатому населению, хоть какая-то польза от них. Складно получается, прямо как аналог коммунистического лозунга: «Народ и партия едины», а у нас: «Нерушимое братство шоу-звезд, чиновников и олигархов со своими слугами». Прямо на глазах создается и крепнет единая общность: – «Российский народ». Я бы над ними повесил плакатик с этим девизом.
- Это уж слишком, явный перебор. Действительно я и сам заметил, как только они сюда заходят у многих, возникает ступор и прострация, застывают как рыбьи головы. У кое-кого пропадает дар речи. Есть такие кто вздрагивает. Пару раз наблюдал внезапную эйфорию и детский восторг. Женщины несколько раз восклицали: Вау! Были такие, кто напоминал мне преданных собак, обнюхивающих своего хозяина при встрече. Так и они производили подобные движения носом у снимков. Что они хотели унюхать? Или выражали преданность своему господину? А уж как у них меняются лица! Весь этот табор в совокупности похож на религиозный алтарь или на лики святых. Думаю, только моё присутствие не позволяет кое-кому сделать преклонение и лобызание. Мне с каждым разом становится все интереснее и интереснее за ними подглядывать. Ты сам можешь лицезреть, камера-то все записывает.
- Это Юлькина прерогатива, её огород, пусть за ним и присматривает. Мне на ум пришёл большевистский агитационный плакат времен гражданской войны: «А ты записался добровольцем?» Нам свой надо повесить: «А ты купил часы?»
- Был такой в истории. Мне твоя мысль нравится. Знаю одного хорошего художника, поговорю с ним.
- Поговори. Пусть он набросает несколько эскизов, ну а мы выберем подходящий.
- Хорошо.
И Магомед так сладко произнес, как можно произнести от самой вкусной конфеты во рту. Конечно от такого количества гипнотических взглядов по неволи что-то купишь, даже если после этого и без штанов останешься.
- У меня вот какая возникла любопытная идея. К нам много приносят всякую непопулярную и неизвестную «экзотику». Можно конечно от неё отмахнуться, сам знаешь, многие салоны неохотно их принимают на комиссию. Так вот, а если мы этот «балласт» прифигачим на руки расфуфыренным кадрам, они по своей натуре взыскательны и привередливы. Превратим их в козлов отпущения и таким образом увековечим в стремлении оказать развращающее и пагубное влияние на тех болванистых и маргинализированных, кто берет с них пример. Актуализируем эти марки, превратив их в ходовой товар. Хотят им понукать – пусть дерзают и надрывают себе душу! Когда до них дойдет, что они купили, может прозрение случится и захотят жить своим умом. Наш айтишник целыми днями на компьютере в карты играет, вот и пусть займется делом. Ну а клиенты будут думать, что оказывается и небожителям не чужды такого рода модели.
- Мне как-то не очень все это нравится. Примазывать диковинные бренды, о которых эти господа не имеют ни малейшего представления очень рискованно. Втравливаешься в очковтирательство. Рискованно.
- Так, а в чём риск? В том, что он владеет эксклюзивной и редкой вещью? Я тебе по этому случаю вот что скажу. Я наблюдаю более десяти лет за ручками многих членов правительства и иногда подмечаю, как они выделываются в странных и невразумительных марках. У меня по этому поводу возникает вопрос, как они к ним попали? Либо преподнесены в качестве подарка от товарищей по службе, что мало вероятно. Либо презент от представителей этих моделей, в расчете на то, чтобы они в них пощеголяли перед обывателями и перед фотографами с телеоператорами. Отличный маркетинговый ход! А чем мы хуже? Мы тоже пойдем по их стопам.
- А если кто-то из них узнает? Или им какой-нибудь доброжелатель шепнёт в ушко, что мол твой образ используют для оформления интерьера. Да еще покажут ему как он у нас красочно выкобенивается. И вот тут-то он увидят себя в том, чего у него и в помине некогда не было. И как он себя тогда поведет, никто не знает. Может тогда нам лучше отказаться от такого нелеквида? Тем более к ним и интереса никакого.
- Выпишу тебе направление на мой спецкурс. Только оплата будет по высшему тарифу. Мы можем стать единственными продавцами, у которых представлен самый широкий ассортимент редчайших марок. Почему они не пользуются спросом? О них никто ничего толком не знает. Давай проведем эксперимент. Нахлобучим некоторым парафиновым певунам и певуньям то, что у нас лежит годами и посмотрим, как повлияет наш «непозволительный» подход на поведение покупателей.
Мною давно подмечено, если я с Магомедом что-то обсуждаю и предстоит принять решение, то если он сидит и не встает, значит упрется как бык и, если даже удаётся найти массу аргументов, не факт, что с ними согласится. Но когда он приподнимается и обратно присаживается, то можно со сто процентной с уверенностью сказать, что он согласен. Сейчас он аж подпрыгнул, несколько раз задумчиво обошел вокруг стола, погладил подбородок и после небольшой паузы промолвил:
- Ладно, но только на один месяц.
- Слушай, это очень короткий срок, он погоду не сделает, давай хотя бы на полгода.
- На полгода, ты говоришь! Что ж, пусть будет, по-твоему. Ты уже прикинул кто из них будет первооткрывателем?
- Первоиспытателем? На досуге подумаю. А вообще я поручу Юльке, её афера, вот и флаг ей в руки.
Вечером по телефону я ей рассказал, как съездил к мучительнице и о необычном способе сбыта никому неизвестных и залежалых на витрине моделей, коих у нас набилось слишком много.
- Интереса к ним никакого, а в шкафах для коробок нет свободного пространства. И вернуть их хочется обратно владельцам, и надежда еще теплится, а вдруг они кому-то приглянутся. Шизонутых не так уж и мало.
- А ты не боишься, что кто-то увидит себя в том, чего у него отродясь никогда не водилось? Ну, или на худой конец его просветят знакомые, побывавшие у вас в гостях? Ты представляешь какой это может вызвать переполох с его стороны?
- Я размышлял об этом, вероятность конечно существует, но очень маленькая. Ты же знаешь, сами «небесные птицы» не так часто приезжают, а присылают своих лакеев. Ну а те, кто рангом помельче, понадувают губки и успокоятся. Сошлемся на то, что их картинки нашли в интернете, но если это «клюква», то мы тут же отправим в корзину. Мне кажется, что этот трюк может сработать. В противном случае нам придется отказываться от всего «непопулярного и непонятного».
- Вот видишь, а ты еще сомневался.
- На самом деле я предполагал, что скопище избранных может сгенерировать устойчивый покупательский бум. Вот только было не ясно, сколько это будет в штуках.
- Тогда скажи, во сколько штук обошлась моя смекалка?
- Это Магомед ведёт подсчёт.
- А он санкционировал твой мухлёж?
- Без раздумий. Меня стоматологи как балду разводят, он это знает и трезво рассудил. Почему им можно открыто легитимировать шулерство, а нам нельзя. Он конечно еще тот ретроград, чаще бывает неповоротливым и заторможенным, но, если учует выгоду, то такую проявляет сердечную склонность, что соображает быстрее счётной машинки.
- Я что-то этого не заметила.
- У него умение скрывать свои таланты. В принципе, в бизнесе нужен такой человек со здоровым чувством скептицизма и не забитой всякой мишурой головой.
- Ты, когда мне покажешь весь этот мусор? Я прикину, кто выступит в роли Колумба.
- Подъезжай завтра после работы. У меня есть на примете, кто будет застрельщиком.
- Договорились.
Но после обеда я был вынужден уехать на заседание кафедры и Юлии пришлось самостоятельно знакомиться с никому не нужным утилем. Магомед занял моё кресло и взглядом «понятого» наблюдал как мадемуазель по долгу вглядывалась в каждый циферблат, как в зеркало, прикладывала к кисти и обратно отправляла в коробку, повторяя при этом одно и тоже.
- Заросли вы хламом, тут веником не обойдешься. Генеральная уборка нужна.
На её возглас, мой соратник не отвечал разнообразием, а уподобился как она.
- Часы отличные, просто они малоизвестны.
Поздно вечером она прислала мне сообщение, что определилась, кто будет первыми «воображалами и кокетками». Ну а, чтобы понятно было что это за редкость, в углу на каждой фотографии помещается её отдельный снимок, поскольку, когда они окажутся на руке, то несведущему будет практически невозможно понять, что же там тикает. И через полчаса присылает мне образец, как это будет выглядеть в действительности. Я тут же сел за компьютер, увеличил картинку до нужного размера и увидел, что получилось совсем не дурно. Скорее - очень даже прилично. Действительно, определить, что это там мозолит глаза не понятно. А так сразу все проясняется. Я довольно ухмыльнулся её находчивости и способности выпутываться и выкручиваться. Видимо не зря юная леди занимает столь ответственное положение. Она надо думать начальство тоже достаёт и постоянно засыпает своими рационализаторскими предложениями. Сама конечно не скажет, а было бы интересно узнать. Пока я представлял какая она на работе, от неё прилетел список, состоящий из двадцати пяти фамилий. Пару имён я слышал, а вот остальной костяк был загадкой. Скопировав первопроходцев в отдельную папку, я удалил их из нашей переписки и посоветовал сделать ей то же самое, объяснив тем, что все что мы посылаем доступно для чтения не только нам, но и спецслужбам. Ну а куда могут зависти их нюх и чутьё никто не знает. Еще чего доброго за нами слежку с прослушкой устроят. А там гляди и на допрос вызовут.
- Удаляй его у себя. При встрече всё обсудим.
- И когда?
- Приедешь послезавтра, ждать буду как обычно у метро, а утром отправимся вместе, ты на работу, а я за очередными живодёрскими истязаниями.
- Договорились!
Встречал я её необычно рано в два часа дня.
- Я отпросилась, - пролепетала она мне ласкающим голосом и нежно целует в щечку.
Смотрю в её искрящие глаза и с долей сомнения спрашиваю:
- Уж ли не с новым ремнем из неведомой науки кожи животного ты сегодня ко мне едешь?
Юля по-детски морщит лоб и смеясь произносит.
- Уважаемый профессор соскучился по порке?
- Твоя муштра мне не помогла.
- Может не допорола? Тогда надо повторить.
- Я был самым скромным и воспитанным, никого не обдурил на работе и не дал пинка живодёрне, так что не заслужил никакого нагоняя. Давай мы лучше твоих «мега перцев» обсудим. Ты по какому принципу их выбирала. Они для меня темный лес.
- Сядем в машину, я тебе расскажу.
Как только захлопнулась дверь, Юля достала сложенный в четверо листок бумаги, посмотрела на меня и произнесла:
- Сделала как ты хотел. Удалила из переписки. Я тебе его зачитывать не буду, но здесь только музыканты и певцы с певучками.
Я про себя улыбнулся. Надо же какая проницательная. Прямо заглянула мне в мозг. Видя, что я молчу, Юля поясняет, почему остановилась именно на них.
- Так, профессор, сейчас вам студентка все объяснит. Это сливки шоу-бизнеса, от них молодежь сходит с ума, поэтому их легче всего одурачить. Они же для них свет очей, лучи света, это я тебе как фанатка тяжелого рока говорю.
Хотел повернуть голову в её сторону, но я был за рулем и внимательно смотрел на дорогу.
- А теперь представь, если они узнают, что носит их обожатель. Да они расшибутся в доску, но купят такие же. Останется только намекнуть, где этот фетиш лежит.
- Свихнувшихся у нас много, - протянул я протяжно. - Полгода назад я заметил у очень большого сановника власти марку: «Жак Дро».
- Знаю такую, год основания 1695.
- Молодец, запомнила. Так вот, не прошло и пары месяцев как точно такими же стали массово обзаводиться члены правительства, бизнесмены и даже телеведущие.
- Так я об этом и говорю. Эти пискуны и крикуны апологеты яркого и высокого стиля в одежде, лезут во все дырки чтобы их заметили и обратили на них внимание. Когда они выступают на сцене или токшокятся у Малахова, то мало того, что выглядят как павлины, так еще на себя столько всяких побрякушек навешают, что, когда начинают двигаются, звенят как рождественские бубенчики. Они же негласно соревнуются, у кого хвост пестрее и образ кичливее. Ты если заметил, они не в «Ролексах» пиарятся, для них они слишком банальны. Предпочитают гламурные ходики модных дизайнерских домов. Так что все ваши загадочные и неведомые знатокам стрелки могут оказаться теми аксессуарами чтобы не только выделиться среди своих, но еще и почеркнуть свою уникальность, неповторимость и нестандартность. Ведь для них конец карьере, если такой же «фазан» окажется в той же самой фирме что и он. Понимаешь, каждый из них из кожи выпрыгивает, чтобы иметь непревзойдённый эксклюзив, которого у других никогда не было.
- Кстати, эти «блескучие» и накаченные хрен знает, чем весьма частые наши гости. Меня уже распирает от предвкушения, хочется увидеть их эмоциональный взрыв, когда они обнаружат себя чёрт знает в чём.
- Могу сказать, что он будет самым восторженным. Они будут визжать от удовольствия как свинья, которой только что отрубили хвост, потому что их окружает такая же каста и у неё нет такой игрушки. И я не удивлюсь если они попросят еще пару мест застолбить для снимков в других цацках и вполне возможно еще и денег предложат, лишь бы остаться в настенной гильдии. Более того, я убеждена на сто процентов, что они как никто другой растрезвонят среди своих почитателей и окружения о том, какой чести они удостоились. К вам ринутся толпы зевак, чтобы поглазеть на розовенькие и пухленькие ручонки. И будь уверен они окажут такое развращающее влияние, что среди зевак найдутся реальные двинутые боготворители и они станут массовыми потребителями вашей «безлепицы и микробрендов». Я уж не говорю о том, что этот разношерстный бомонд будет вас умолять об фотосессии на фоне портретной знати. Шумиха может быть еще та!
Пока она пафосно распылялась, меня в миллионный уже раз резанули её колкие и меткие вбросы: «Эта надо же так обозвать залёживающиеся ходики на полках: «безлепица».
- Нам еще фотостудии не хватает, заикнулся я. - Никаких съемок.
- А я бы им выдвинула условия, аренда кабинета стоит столько-то или замена на покупку часов. Не важно какой марки.
- Слушай, ты что хочешь превратить салон в фотостудию?
- Не переживай, дворники и водилы к вам не ринутся. Это же будут точно такие же снобы, как и ваши постоянные клиенты. Раньше-то многие о вас и слыхать не слышали, а теперь будут вечными завсегдатаями. Им же будет ой как интересно узнать, кто чем владеет. Вот они и станут сметать то что никому неизвестно ну и заодно прицениваться.
- Ну не знаю. Авантюрой тут попахивает.
Но мозг уже включился и загудел:
«Доля истины в её словах конечно есть, надо пробовать. А вдруг? Хотя почему вдруг? Ведь это же я рассказывал о нетрадиционных и неординарных подходах по продвижению товаров. Она внимательно прослушала, намотала на ус и теперь поражает меня своей прозорливостью. Да уж усмехнулся я, ученица поучает учителя».
- Ты чему усмехаешься? - и Юля крепко сжала мои пальцы.
«Ого, мелькнуло где-то в затылке, какие у неё сильные кисти, раньше я такого не замечал».
- Так ты стала на фитнес ходить? - резко переменил я тему.
- Почти каждый день, после работы.
- Ну и как, уже втянулась? Мышцы не болят? Похвастайся своими успехами.
- Еще бы, я уже отжимаюсь двадцать раз и даже на турнике получается подтянуться. Круто? После первых двух занятий, я с постели не могла подняться, тело так болело, что даже нагнуться не могла, матушка шнурки мне завязывала. Сейчас втянулось и ничего не беспокоит.
- Неплохо для тебя, учитывая, что ты всего месяц занимаешься, такими темпами ты меня скоро догонишь.
- А сколько раз ты отжимаешься?
- Не так много по сравнению с теми, кто в книге рекордов Гиннесса.
- Ну а всё-таки?
- Сто девяносто четыре раза.
- Круто. Через полгода у меня будет больше.
- К тому времени я уже буду отжиматься пятьсот раз.
- Посмотрим, смеясь произнесла Юля и мы припарковались у моего дома.
Больше мы в этот день не касались тех, кто будет продвигать неликвид. Юля вернулась к этому разговору только утром.
- Ну так как? Ты ничего не сказал про мой винегрет.
- Он у тебя знатный получился. Будем вешать. Тебе так и не терпится на них лицезреть. Все центральные вечерние телепередачи ими забиты.
- Ты же знаешь, я эту чушь не смотрю.
- И поэтому к нам их сплавляешь, у Малахова хлеб забираешь. Ты подумай над дамами, у нас для них есть несколько штук, уже год как лежат и на них никто не обращает внимания. Снижали цену, все равно, никто не заглядывается.
- Ты мне скинь фотки, а я под них подберу прайд светских львиц.
- Хорошо, если сам не смогу, то Магомед это сделает.
- Ты напиши, как все пройдет. А то от «ниткодёрни» и «деснодёрни» можно ожидать чего угодно.
- Конечно черкану. Такой редчайшей экземпляр днём с огнем не найдешь. Она за чтобы не взялась, всегда получается, как первый раз. И как у неё сегодня пойдет одному богу известно.
- Тебя ожидают «ниточки свободы?»
- Они самые.
- Ты взял обезболивающие таблетки?
- Не только взял, но уже и принял несколько штук.
- Надеюсь, что сегодня она проявит к тебе милосердие.
- Ну тут уж как звезды встанут. Её поведение бывает не предсказуемым, может впасть в прострацию, и тогда гореть мне в собственном соку.
- Постучи по дереву.
- Я уже приготовился к самому жуткому.
- Не переживай, все будет хорошо.
- Так я и не переживаю. Ну подумаешь, в очередной раз сыграю роль полена в камине. Из меня она уже столько раз шашлык делала, что одним разом больше, одним меньше по любому тлеть придется.
- Вот мы и доехали. Тебе направо, мне налево.
Мы пожелали друг другу хорошего дня, и я отправился совершать очередной подвиг.
- Как ваши дела?
- А как ваши дела?
«Решил я съязвить на этот раз. Хотя прекрасно понимал, эта запрограммированная животная плоть, чтобы я не сказал, будет продолжать и дальше нести как школьник зазубренный текст».
- Сегодня я поставлю по две коронки с правой и с левой стороны.
- Хорошо.
«Прозвучало так-то неуверенно с моей стороны. Почему хорошо? И вообще, хорошо к чему относится? К тому что я даю добро на её рукоприкладство? Или я выражаю восторг? Как-то многозначительно звучит. Ну а она в силу своего скудоумия воспримет как карт-бланш на свои действия и со мной начнет делать всё что ей взбредет в голову. В следующий раз нельзя так отвечать. До её ушей надо доносить четко и конкретно, как в армии. Там нет таких слов, а произносят: так точно, слушаюсь, есть! Сказала по две коронки, значит по две и ни каких «хорошо», а только: ставьте!»
- Откройте рот пошире!
Знакомый голос вывел меня из погружения в свои мысли. Я выполняю требование и десны нижней челюсти уподобились кирпичной кладке, на которую штукатур наносит цементный раствор. Только в моём случае это была охлаждающая паста.
- Не закрывайте рот!
Я польщенный таким бережным отношением, бодро моргаю глазками, осознавая, что теперь зловещие иголки не будут чрезмерно тупыми и мне не придется тренировать голосовые связки и скакать зайцем. Действительно, «особа» в малиновом костюме обкалывала как новорожденное дитя, стараясь лишний раз не причинить вреда. Ну а ненавистные ниточки феерически не утрамбовывала как сваи, а нежно и деликатно как весеннюю рассаду втыкала в живую ткань. Примерка прошла по такому же сценарию, никаких отрицательных эмоций, быстро и безболезненно.
Не прошло и пяти минут, как меня просит привстать и пойти перевести дух на диванчике, пока техник будет наносить глазурь на коронки.
Я был в полном замешательстве: «Откуда такие няшные манеры? Как-то всё идет гладко, еще чуть-чуть и она начнёт меня облизывать. Неужели в этом есть скрытый подвох? Меняться не её конёк. Явно готовит мне подлянку. Какую? Будет полдня любоваться как они сядут? Или видя, что я расслабился, подсунет мне такое, чтобы остолбенел? Захотелось поделиться с Юлией».
- У меня несогласованность в голове. Вижу волка в овечьей шкуре. С такой «деликатной и чуткой» мне еще не приходилось сталкиваться. Это напрягает. Похоже на затишье перед бурей.
- Ты сейчас точно на каркаешь на себя беду, соскользнёт с правильной дорожки на привычную.
- Каркай, не каркай, но неизменное никогда не меняется. Так что жду от неё новые фортели.
Но продолжить обмен мнениями дальше не получилось. Меня приглашает обратно в кабинет и начинается главная и последняя кульминация моих ожиданий, погружение еще теплых коронок в полыхающую плоть. Но не успел я сделать привычный кульбит и выкрикнуть наподобие парового гудка как меня обрывают затыканием рта.
- Будем сажать на временную пасту или постоянно на цемент?
Всё что должно было разнестись по всему зданию, я с трудом проглатываю и дрожащим тембром выпаливаю:
- А смысл ставить на пасту? В прошлый раз они были на пасте, так вам их снять не удалось и пришлось распиливать. Давайте на цемент.
- Как скажете.
Через пару минут плоть, как и следовало ожидать заскворчала от кислоты, содержащейся в клеевом растворе, разбрасывая в разные стороны пузырящие брызги. Видя внезапно возникшую перекошенную мою рожу, её помощница протягивает таблетку. Я быстро проглатываю, соплёй сползаю с кресла, и держась ладонью за челюсть, по стеночке двигаюсь в гардеробную, чтобы побыстрее выйти на мороз. Холод остудит бурлящее кипение. Пока я с трудом одевался меня успели записать на следующую неделю. Буркнув, что приеду я шагнул в спасительную стужу как можно шире разевая рот. Десятиминутное топтание никак ни остудило шипящие десны и тогда я сгрёб двумя руками снег с газона и прижал его к челюсти. Облегчение наступило так быстро, что я даже не успел посинеть. Вытерев носовым платком воду с подбородка, я зашагал к метро, не терпелось как можно быстрее оказаться на работе. К нам вереницей потянулась разношёрстная публика и Магомед оказался в запарке. В кармане куртки обнаружил несколько тыквенных семечек, они и оказались первым продуктом на которые выпала роль по тестированию комфортного пережевывания. Лучше бы я этого не делал. Заморозка давно закончилась, раны остудились, но еще не зажили за столь короткое время и едва я сомкнул Голливуд, как в зрачках блеснула шаровая молния. Я судорожно вздрогнул и всё содержимое полости рта, не спрашивая меня улетело в желудок.
«Ого, пронеслось по телу, первый раз накрыла искрящая вспышка, видимо крепко придавил нервные окончания. Рановато я принялся за проверку, там же все воспалено». Оттягиваю нижнюю губу и подставляю расковырянные ткани под леденящий ветер и в этот момент получаю от Юли риторический вопрос:
- Ну ты как?
- Стою рядом с подземкой и устраиваю себе уличную заморозку.
- Все так плохо?
- Как обычно, никаких сюрпризов. Слепила на скорую руку, что даже ойкнуть не успел. Обошлось без пинков и пырков.
- Повезло ей.
- Это точно. Видимо еще не забыла размер моего ботинка.
- Ты домой едешь?
- Сначала в салон, я же обещал фоток наделать, чтобы тебе было чем вечером заняться. Да и без меня там не справляются.
- Много посетителей.
- Не то слово, прут как на благотворительную сельскохозяйственную ярмарку.
- Это же хорошо.
«Теперь и эта суёт мне своё «хорошо». Черт бы вас задрал, что других слов не знаете?»
- Я спускаюсь вниз. Спишемся или созвонимся вечером.
- Тогда жду снимки.
- Договорились.
Я еще постоял две-три минуты и лениво побрёл к турникетам. В это время в обители за столом с чаем ерзала парочка богато разодетых неизвестных мне представителей сцены и пожирала глазами таких же как они сородичей. Поприветствовав гостей, я отправился на кухню и оттуда оправил можно сказать «куратору анархии» короткую весточку.
- У нас очередной «глянец». Какие-то приторные фифы притащились.
- Ты знаком с ними?
- Нет. Секретарь шепнула, что это ведущие с музыкального телеканала. Магомед перед ними пресмыкается. Масляно чванится как перед мировыми знаменитостями. В общем лижет их.
- А ты что делаешь?
- Я думаю.
- Хорошую ты себе роль выбрал. Отлыниваешь от насущных дел?
«Ну и болтушка же она. И из каких усыпальниц или склепов эксгумирует подобные словечки? Она со всеми остра на язык или только со мной?
- И о чем твои думы? – донеслось до меня.
- Пытаюсь представить тусовку, как они будут почковаться в наших диковинках.
- А чего её представлять. Сделаю и увидишь. Будут как никто популяризировать в лучшем виде.
- Только никто в это не поверит. Не станут они кичиться неизвестно, в чём. Мы их в один миг окарикатуриваем.
- Они сами себя без нашей помощи такими делают. Пока не попробуем мы ничего не узнаем.
- Может лучше заокеанских актёров и актрис использовать?
- Я над этим размышляла. Для отвода глаз несколько снимков не будут лишними, но не более. Главный упор делаем на наших.
- Какая ты проницательная. Я точно так бы поступил.
- С кем поведешься от того и наберешься.
- Пошёл фотографировать. Жди, через пару часиков пришлю.
- Хорошо. Как себя сейчас чувствуешь?
- Да вроде бы ничего, чай пить получается, ну а все остальное уже проверю дома, пусть там немного остынет.
- Мне сообщишь потом?
- Ну а как же.
После этого я с юристом и секретарём сдувая пыль с коробок, сделали около сотни фоток. Причём часики снимали как на руке, так и отдельно. Весь съёмочный процесс занял почти три часа и ближе к вечеру я сильно проголодался. Тем не менее я решил дотерпеть и апробировать новые зубки в привычной домашней обстановке.
И вот я добрался до столешницы и вазы с орешками. Беру дольку грецкого ореха присаживаюсь на диван и неторопливо отправляю её в рот. Наступил торжественный момент, в голове зазвучали фанфары, и Голливуд крепко сжал чилийский деликатес. То, что за этим последовало не сразу до меня дошло. Сначала мне показалось, что у меня за ухом лопнула лампочка, потом треснул череп и когда я убедился, что кости на месте, то испугался не на шутку. «У меня что разорвались ушные перепонки?»
Хватаю пульт и включаю телевизор. Звук отчётливо слышу. Тогда что же садануло меня изнутри? Медленно повторяю привычные жевательные движения челюстью, и комната наполнилась дивным звучанием. За последние полгода я столько познал разных тональностей и вариаций, выдаваемых моими лицевыми суставами, что уже, казалось, ничего неподражаемого больше не уловлю. Но я сильно ошибся. Уж не знаю какая это была нота, или у меня открылись способности слышать те неуловимые гаммы, недоступные раньше. Но то что было сейчас мне еще никогда не доведалось воспринимать. Это было совершенно новое исполнение, напоминающее выстрел из кремниевого пистолета времен средневековья, когда перед вылетом свинцового шарика шумно горит порох. Пробую зевнуть и сразу же прозвучал сухой и резкий хлопок, а перед ним всё тот же шипящий след. Меня ветром сдувает с насиженного места, и я как петарда заметался по гостиной.
«Что же это такое! – взорвался мозг? В городе тысячи стоматологов, и надо же так ухитриться нарваться на совершенно безмозглую толсторожую тетерю! Для этого надо обладать незаурядной гениальностью чтобы так вляпаться».
Вспомнил, что я еще не осмотрел сегодняшнее творение и бегу в ванную комнату.
«Вот это да! – тряхануло меня изнутри. То физиономию как резину растягивает по диагонали, то её сжимает, потом превращает в хомяка, а сейчас из меня делает жабу. Утром выглядел совершенно иначе». Нижняя челюсть ушла назад как минимум на сантиметр.
Попробовал натянуто улыбнуться - тишина, оскалился - тот же эффект, высунул кончика языка – полный покой, высунул еще немного и только хотел возрадоваться, как где-то рядом взвизгнула металлическая плеть и я вздрогнув инстинктивно съежился в комок.
- Так не пойдет, - гаркнул я вслух и бросился к телефону, чтобы девушки, стоящие за стойкой администратора, передали земной поклон заведующей, всему коллективу и лично Елене Васильевне за её ловкие и ухватистые ручки и терпеливый труд.
«Именно этими ручонками можно довести клиента до самого неадекватного и неврастенического поведения».
Меня молча выслушали и перед тем как отключиться, сказали:
- Спасибо.
«Попал в логово шизиков и психов». Но не успел я представить вылупленные глаза начальницы шопито, когда она выслушивала секретаря, как раздался звонок, и тот же женский голос предлагает приехать завтра, к трем часам дня. «Быстро же она смекнула, что пошло как-то сикось-накось. Надо же как они натасканы по гнев пациентов, - машинально откликаются. Несомненно, их тренирую не только я. И кого она на этот раз пригласит, чтобы меня усмирить: титана мысли, светоча науки, маститого столпа, кувшина всеохватывающей мудрости, резервуар компетенции или самих пиндосов? Только вот надо самому определить, что опять не так».
Вернулся к зеркалу и уставился в своё отражение. Повертел и покачал головой туда-сюда. Канонада не прозвучала. Уже не плохо. Теперь медленно открываю ротик, и опять этот зловещий и шипящий треск, а за ним «бух», похожее на пальбу из берданки. Я инстинктивно обхватил руками голову и вжал её в плечи. Мне с таким суперталантом, развеселился я, прямая дорога на студию звукозаписи, буду там озвучивать выстрелы из допотопных кремниевых пищалей. Что же мне так фатально не везет? –учинил я допрос самому себе. Что не поездка, то новая эскапада. И для подтверждения необычных способностей я энергично начал ртом ловить невидимые падающие с потолка капли. «Бах-бах-бах» вырвалось из меня. Прямо Бородинское поле! Сомкнув крепко недоделанный Голливуд, вокруг стало тихо, только вот в ушах так звенело, словно я действительно побывал в 1812 году. Постояв еще какое-то время, я что есть мочи энергично задвигал челюстью, и меня пронзила автоматная очередь. Обалдеть! Если кому-нибудь у уха блеснуть Господним призванием, то он с перепугу в штаны наложит. Не хватает только струйки дыма! А в остальном почти реальная имитация боя.
Я раздвинул губы и сразу же обнажился верхний ряд, поблескивающий белизной, а вот то что впихнули сегодня куда-то спрятались. Они как будто нашли убежище и стеснялись себя показать. Чтобы мне их разглядеть, пришлось выдвинуть вперед нижнюю челюсть и только после этого, они предстали во всей красе, вернее не красе. Это были малюсенькие-премалюсенькие отростки размером с блоху. По внешнему виду они были даже меньше пластмассовых. «Это до какой же степени надо быть нулевой, - взъерошился я. - Постоянно же вбивал в её пустую башку, нижние должны быть побольше пластмассовых. Видимо вколачивал в не то место!» Сделал пару круговых движений туловищем, потом еще, но уже более глубокие и прогнутые. Призадумался. Повторяю, нечто шарообразное челюстью. Затрещало так за ушами, как при цепной ядерной реакции. Не веря своим ушам я, еще не совсем понимая, зачем это делаю, теперь задвигал челюстью вперед-назад и услышал звук сухого бревна, обломанного о мою голову. Вновь изумился беспрецедентными возможностями и сразу же задал себе вопрос: «Интересно, а в каком положении все-таки должны смыкаться зубки? Они ведь могут соприкасаться по-разному. Могут так, если подать вперед, а могут и эдак, если отвести назад, а могут занимать промежуточно положение. Ну а раз у них такой широкий диапазон постоя, то естественно и суставы меняют свою интонацию. Надо же, развеселился я. Вместо Голливуда, заполучил то ли бас гитару, то ли контрабас, или виолончель? Я сомкнул кончики передних зубчиков и попробовал приоткрыть рот, но ожидаемого «бух» и «бабах», не последовало. Открываю еще шире и - гробовая тишина, и только когда я распахнул зев на полную катушку раздалось жужжание, а за ним звук похожий на взрыв пушечного ядра, а может и не ядра, а на лопнувшую толстую струну.
- Ага! - крикнул я приободренный. Вот где корень зла прячется. У меня неправильный и заниженный прикус. Вот если сейчас еще выпячу челюсть, и гавкну как злобный кобель, то вся какофония должна исчезнуть. И действительно, стены не рухнули, сверху ничего не упало и не треснуло, хлопушка не взорвалась, на полигоне наступило перемирие. «И каков же практический результат моего эксперимента?»
Мне несмотря на настойчивые рекомендации «пестуна-учителя», в очередной раз то ли в шутку, то ли по недоумию «брюхатая» впарила щенячьи коронки, превратившие меня в стрельца-удальца или музыкальный инструмент. Ну и кто она после всех поучений и наставлений, если не видит очевидных ляпов? Никакой она не протезист, а ляпка, ляпуха, халтурщица, пустоголовая баба, необструганное полено, тормозная колодка, конченное зубило, пень с глазами возомнившая себе, что чего-то умеет. Чтобы исправить этот брак, придётся избавиться от этой туфты и поставить как минимум на пару миллиметров повыше. Ну а, чтобы не прикидывать на глазок, достаточно было изготовить из пластмассы несколько штук разных по высоте. Понять такую простую истину под силу даже имея одну извилину чуть пониже пояса. Зачем они держат узколобую и кривобокую если у неё ничего не складывается? Ладно, с ней всё понятно, вопрос в другом, как снять эту мелочь, чтобы окончательно не разрушить корень. Цементная паста это не временная. Наскоком её не сковырнёшь, а учитывая её неадекватность ожидать можно чего угодно.
Я залез в интернет и стал искать статьи по снятию коронок с зубов. Найденная информация убеждала читателей, что снять металлокерамику не такая уж сложная процедура. Но это на бумаге все выглядело просто и безболезненно. Однако я хорошо помнил, как она их отдирала с помощью огромного крюка. А еще пришлось дышать парами воды над чайником. Но ничего не получилось. Пилила добрых два часа. Тогда обошлось пылью и крошкой, осевшей в легких и желудке. Надежды на то что второй раз всё пройдет гладко у меня не было. Одно неверное движение и придется устанавливать имплант, а это еще как минимум к финишу добавляет полгода. Перспектива совсем не радужная.
Я оторвался от чтения и решил позвонить Юлии, чтобы поделится своими сомнениями, но её телефон был недоступен. Ну что ж, - продолжал я умничать, - послушаю завтра, что за романсы мне напоют в уши, не будем раньше времени впадать в панику. И с этой мыслью я отправился варить овсяную кашку, дабы не травмировать еще воспаленные десны.
Через пару часов я получил сообщение от Юли.
- Как самочувствие? Я с девчонками в баре.
- Да вроде бы ничего.
А сам думаю, не буду пока ничего рассказывать. Вот съезжу, похвастаюсь каким меня наделили талантищем, поставлю «невменяемую» на вид, послушаю венок из завываний и причитаний и уже тогда поделюсь новостями.
- Когда увидимся?
- Давай завтра вечером созвонимся, а то у меня там все воспалено и опухло. Ты же знаешь, там, где побывали её ручонки, жди неприятностей.
- Хорошо.
В три часа дня я сижу в кресле, попиваю кофе с молоком и жду, когда меня пригласят чтобы узнать, чего же такого важного намереваюсь им сообщить. Первым, кто объявился была клиническая тупица, вдруг возникшая неоткуда с встревоженным видом и жестом, пригашает последовать за ней.
- Ну так что у вас случилось?
Я ухмыльнулся прозвучавшим новым словам.
- Вот послушайте, - и разинул варежку.
Ружьё меня не подвело, а порох не отсырел. Свист, шипение и оглушительный «бух». Вижу, что моя домашняя заготовка её не впечатлила. Перехожу к главному показу. Несколько быстрых зевков выдали боевую очередь из «Максима». Трюк удался! По её выражению заметно, что она в полной растерянности, моргает ресницами как при полете крылья бабочки и похоже пытается сообразить, что это было. Ну что ж, пока она не пришла в себя, добиваю её длинной очередью. Хоть у неё и ничего нет в голове, но демонстрация удалась. Побледнела и сморщилась как яблоко на морозе. Я же как никогда получал заряд приятных эмоций от проделанной контрольной работы. Шарики мои весело крутились по тыкве и ожидали с её стороны действий. И они наступили.
- А я-то тут при чем? – поспешила отмежеваться дубинноголовая от своего старания. - У вас вчера все было нормально, я не знаю, что у вас приключилось в дороге или дома.
Ответ был молниеносный.
- У меня ничего и нигде не приключилось, - взъярился я, - ни в дороге, ни дома, ни в метро, ни в лифте, ни ванной, ни в кровати и в никаких других местах, площадях и помещениях. Не по моей это части. Зато в этом дурдоме творятся офигительные и невиданные чудачества. Что не приезд то новоиспеченные сюрпризы, казусы и заканчивается моё нахождение вонью, как из нужника. Одним словом, сплошная шизофрения.
Не предполагал, что она так быстро сломается и окажется настолько ранимой и впечатлительной и что её вот так легко можно задеть. Задело и еще как! Сначала послышались знакомые хлюпанье носом и натуженное сопение, а через пару секунд её тело затряслось как при эллиптическом припадке. На этот раз она не стала пятиться назад и прятаться за меня и не повернулось спиной, наоборот, нахмуренная, с тяжелым взглядом мертвого черепа в упор неподвижно пожирала меня мокрыми глазами, содрогалась, всхлипывала, вытирала сопли бумажным полотенцем и выглядела так, как может выглядеть влюбленная женщина, когда ей сообщает суженый, что он уходит к молодухе, а с ней расстаётся на веки. Зрелище не самое приятное. Я же продолжал упиваться и наслаждаться разыгравшемся комедийным спектаклем и мысленно себе наговаривал: «Так тебе и надо. Меня твоя сырость не проймёт, даже если ты в ней захлебнешься. Можешь не стараться. А ведь я еще не донес самого главного и обескураживающего, до которого легко додумается любой, располагающий двумя извилинами. Ну что же, спешить никуда не буду, пусть вдоволь порыдает».
Прошло минут десять, прежде чем она успокоилась и я, не давая ей перехватить инициативу завёл первым разговор:
- Смотрите, если челюсть продвинуть вперёд, то наступает тишь и благодать.
В подтверждении своих слов совершаю с десяток движений.
- Что и требовалось доказать, - довольно я прыснул. - Возвращаемся к тому, что имеем.
Распахиваю пасть, и комната превращается в тир.
- Теперь вы догадываетесь, почему так происходит и что надо делать?
Было заметно, как сникшая толстуха медленно переваривает моё выступление. «Да уж сверкнуло в мозгу, любая квочка все давным-давно б поняла». Начинаю ей разжёвывать на пальцах как глухонемой.
- Коронки, что вы вчера зафигачили, слишком мелкие. Они не моего размера. Вот вам бы они точно подошли. В результате у меня получился слишком заниженный прикус, и растянув губы в улыбке, показываю сомкнутые зубы, где верхний ряд подмял под себя нижний. Если ничего не менять, то суставы уйдут назад, врежутся в уши и как рога вылезут наружу.
Никакого ответного переченья. Во как заклинило! Возникло желание её ущипнуть или кольнуть в пухлый зад, может тогда очнётся. Решаюсь еще немного подождать, только её лучше держать в поле зрения. Неизвестно что у неё в голове происходит. Долбанёт подносом по темечку и скажет, что это я сам себя грохнул. Слежу за её руками, они нервно мечутся и колышутся как под порывами ветра. Уж не знаю сколько прошло времени, но когда она запела, то окончательно стало ясно, кто она на самом деле - уборщица на подхвате, поскольку только клинически тупоголовая могла так попереть на рожон:
- У вас такой прикус с детства.
- С детства? – завопил я.
- Но в детстве, в юности и вплоть до вашего вмешательства у меня никогда нечего не щелкало, не стреляло, не пуляло, не гремело, не пукало и вообще, не было никакого барабанного оркестра. Может до вас еще не дошло, но я людей пугаю. Они рядом со мной вздрагивают, того и гляди либо обделаются, либо в заику превратятся. Я замучился всем объяснять, что это «гениальная творчиха» из одного юродивого дома привила мне такое дарование. Кроме того, вы поживите пару-тройку недель, когда вам каждую минуту рядом с ушами бьют по пустой кастрюле, через какое время у вас крыша поедет? И сколько мне еще терпеть? Я напрочь забыл, что такое тишина.
Вновь возникла тягостная пауза. Кажется, я её достал. Стараюсь не смотреть в её сторону, однако боковым зрением продолжаю следить за её руками, все-таки есть опасение, что от злобной тихони последует бурный ответ. И он последовал, но другой, и не менее несуразный.
- В жизни всё когда-то бывает в первый раз, - продолжает сволочиться «стряпательница-толстуха». - Я вам всё сделала правильно и ничего переделывать не буду, а не нравится, можете идти к другому доктору, - и пустилась на утёк из кабинета.
Мне объявили бойкот? Кому сказать, не поверят, чтобы врач шалел от правды, делался растерянным и как ошпаренный драпает от пациента. Ну что ж, оставаться тут нет никакого смысла. И только я подошел к двери, как она внезапно распахивается, и перед моим взором возникает скулящая заведующая, видимо пригревшаяся здесь за то, что умеет так театрально всхлипывать, а за её спиной замаячила тень уж даже и не знаю кого, то ли непоседливой шалунишки, то ли невменяемой гусыни, выпущенной из психушки.
- Александр Иванович! – привычным тихим, боязливым и рыдательным голоском обращается она ко мне. - Расскажите, что у вас случилось?
Я обратно сел в кресло и в течение нескольких минут обрисовал ситуацию, и еще раз повторил все-то что перед этим демонстративно показывал. Несколько раз пульнул в разные стороны и показал, как можно зачехлить ствол, чтобы навсегда наступило перемирие. Ну и напоследок чтобы они не ломали свои куриные мозги, еще раз повторил, как просто исправить эту муру.
- Надо, то чем меня вчера премировали, снять, а на их место поставить другие соответствующие моему возрасту и росту. Иными словами, размером повыше. А чтобы в очередной раз с ними не вляпаться, предлагаю сначала подобрать пластмассовые и только потом уже возвратиться к керамике.
Две дамы меня молча выслушали потоптались на месте, попросили никуда не отлучаться и подождать их возвращения. «Сейчас кому-то вставят по первое число и отправят исправлять свои косяки. Буду настраиваться на то, что сейчас психованная включит машинку и будет долго возиться, пока не распилит все безобразие. Опять наглотаюсь металлического порошка». Минут через десять до меня донесся топот и в кабинет влетает кипящее от возмущения и негодования заплаканное лицо и не тратя времени гневно с надрывом и укоризненно исторгает то, что расплющило меня в блин:
- Я же к вам по-человечески! А вы? Я не заслужила такого непочтительного отношения! - изринула толстуха с видом обозлённой добродетели.
Я тупо уставился на её подергивающую и колышущуюся грудь и растерявшись пытаюсь смозговать, что мне адресовать ей в ответ. Но пока я подбирал подходящие слова, как она в который раз морозит несусветную белиберду.
- Вы пришли сюда по знакомству, и я стала вами заниматься, потому что меня попросила Даша. Вы, вы, ведете себя как капризный ребенок!
«Вот это да! - воскликнул я про себя. - Сегодня что, день дурака, вернее никудышных патологических дур? Я ей должен восторженно в ножки поклониться? - за то, что она полгода издевается, устраивает истерики и пытается сделать то, о чём не имеет не малейшего представления. Она же в профессиональном плане безнадежный босяк. Лепит, фиг знает, что, в надежде авось прокатит, распотрошила все десны и это считает великим одолжением. Не удивился бы, сообщи она мне это. Они что тут с ума все посходили?».
В какой-то мгновение мне почудилось, что сейчас заявятся братки в спортивных костюмах или темно-синих мундирах и выкинут меня вон со словами: «Чтобы твоей ноги здесь больше не было».
«Надо же так влипнуть, - взбесились мысли. - Хотя почему влипнуть? Я же собирался написать роман, а тут такой колоритный и увертливый главный герой, вернее героиня, что не реплика от нее, то новый перл. Такую ломает комедию, что сам Чехов с Островским позавидовали б. Улепетывать мне пока не стоит, интересно понаблюдать, каков будет её дальнейший апофеоз». Я расслабился и смотрел пустыми зрачками сквозь окно, она брезгливо приняла позу возмущенной царицы, буравила лютыми глазищами и дышала тяжело и натужено. Тай-брейк затягивался. «Похоже я сегодня еще чего-то необычного не услышу» - и только хотел привстать как на меня ушатом обрушивается поток сварливых и возмущенных речей от чего я чуть ли не тронулся умом.
- Кто будет платить за снятие и установку новых коронок? Я? Я ничего из своего кармана платить не буду. Вы даже не понимаете, что если сейчас попытаться их снять, то я вам гарантирую, что через год от ваших корней ничего не останется, они просто превратятся в труху. Нельзя же постоянно травмировать десны и корни! Да и у меня нет полной уверенности, что начни сейчас снимать коронки, я ничего не разрушу. Это уже не шутки, пусть решает эксперт!
- А раньше были шутки? – завелся я. - Сами же говорили, что можно сто раз снимать и надевать и корешки останутся целёхонькими.
После таких препирательств, раздался писк обуви и «ничтожество» унеслась вихрем, громко хлопнув дверью и оставив после себя пар из соплей и слёз.
«Какой стёб! Так рьяно проявлять упертое невежество и непостижимую тупость! Хотя, чего можно ожидать от такой бесформенной, гнусной и непролазной «увальнихи». Если с головой что-то не так, то тело само об этом расскажет. Вот оно и показывает, где притаилась её душа. Так и куда же она побежала? Опять жаловаться? На что? Я ей вроде бы ничего не успел сказать. Она вернётся одна или со своей плаксой, чтобы на пару разливаться рекой и утопить меня в этом потоке?»
Часы отбивали минуту за минутой, я был в полной подавленности, но никто так и не появлялся. Похоже, что меня кинули. Я в полном раздрае вышел в коридор, достал из шкафа куртку, неторопливо оделся, снял бахилы. Сидящие за столом девушки уткнулись в свои мониторы и совсем меня не желали замечать. Для них я стал пустым местом. Тогда и они для меня превратились в ничто. Не попрощавшись, я по-английски покинул анекдотичную шарагу, ставшей олицетворением набитых мутантов.
Пока я трясся в вагоне метро, успел написать Юлии длинное сочинение на тему: «Как я сегодня съездил в исчадие ада. Через пять минут от неё приходит одно слово с десятью восклицательными знаками.
- Охренеть!!!!!!!!!!
А следом через минуту:
- Она в сознании была?
- В шизонутом.
- Если она с тобой обращалась по-человечески, то с другими как: по-скотски? Даже страшно представить степень издевательства над ними. Что будешь дальше делать?
- Пока не знаю. Пытаюсь переварить этот сюрреализм. Позвоню вечером.
- Буду ждать.
Войдя в квартиру, я первым делом достал бутылку вина и налил до самых краев в свою любимую кружку, сделал два глотка и только после этого пошел раздеваться. Откинувшись на спинку дивана, я призадумался, что же мне дальше делать, к кому теперь бежать за переделками. В который раз стал перебирать знакомых, у кого может быть есть на примете рукастый протезист. Через полчаса я насчитал таких несколько десятков, каждый из них мог обещать того, кто исправит предыдущие ляпсусы и огрехи. Последняя капля напитка не внесла ясности в мои раздумья, а еще больше их запутала. Многие меня знали не только как успешного преподавателя, но еще и как владельца часового салона, а значит если кто-то и будет меня сватать дантисту, то непременно сообщит, с кем ему придется иметь дело. И как говорил предыдущий опыт, алчность этих деляг не будет иметь границ, меня будут долго и настойчиво доить. Попробовать без протекции тупо зайти в первую попавшуюся под вывеской дверь, но нет никакой гарантии, что не нарвусь еще на один дурдом и получу гарантированный и непредсказуемый результат.
Почему-то пробудилась самая первая забегаловка откуда всё и началось. Пришёл туда по протекции и мне создали теплую домашнюю атмосферу. Любезно принимали, выполняли свою работу на совесть, не доставляли никаких неудобств. Поскольку я не с улицы, а значит свой в доску, то со мной не обсуждали и не подписывали ни каких договоров. Расчет производился мимо кассы, ни каких чеков, да и вообще вели себя так, как будто у меня куры деньги не клюют. В принципе в бизнесе, между давно знакомыми партнёрами такие взаимоотношения не редки. Но заниматься дурилкой, чтобы обогатиться как в народе говорят – на спичках, выше моего разумения. Мне ни в какую часть тела не придет мысль, заниматься чем-то подобным в салоне, например, брать по сотенке рубликов за примерку часов. Их, пока найдется покупатель, могут много кто полапать. Вот и объяснение убедительное найдется, от ваших пальцев они уже вроде, как и не совсем новые, значит платите за амортизацию. Да со мной никто бы не захотел иметь никаких дел. Эти же воротилы, не дожидаясь чаевых, включили счётчик на каждый их чих, взмах руки или на переход из одной комнаты в другую, показывая, что время очень дорого и должно оплачиваться. А если бы не стал проглатывать их разводку, рискнули бы они на махинацию с имплантами? Вне всякого сомнения, ну а вслед как в калейдоскопе всплыли и другие палаты с завлекающими вывесками. Там было одно и тоже, смотрели как на жертву, а в глазах крутились цифры, сколько с него можно лишних миллионов содрать? Хотелось бы узнать, как они между собой нас называют? Вот бы подслушать, о чем они говорят в курилках или в комнатах отдыха.
Так я и провалялся на мягких подушках за воспоминаниями и поисками выхода до глубокой ночи. Но кроме как обзвона знакомых по-настоящему в голову ничего не лезло. Вытянувшись во всю длину кровати, я принялся за решение уже другой дилеммы. Допустим, мне кого-то сосватают, так ведь опять столкнусь с нечистоплотностью. Прикинуться дурачком и ничего не замечать? Переключить внимание на процесс? Но как отключить сознание и глаза? Вера-то уже подорвана. Хотя ведь где-то есть честные трудяги, с несвойственными воровскими понятиями. С сомнениями я отключился, но сон был урывочный, поверхностный, не глубокий и виной тому раскатистый звон, издаваемый челюстными суставами. Я замирал, засыпал, но минут через десять-тридцать просыпался. И так продолжалось до десяти утра, возможно бы и дольше, поскольку вставать не хотелось, однако Магомед своими настойчивыми трелями прерывал желание еще немного вздремнуть и мне пришлось, прилагая неимоверные усилия, оторвать не только голову от подушки, но и все тело от теплого ложа, и подойти к телефону. С трудом понимая от чего он такой приподнятый, я что-то пробурчал ему в ответ и отключил связь. Чистка зубов вернула меня к прежним раздумьям. Пока я двигал щеткой, выстрелы не умолкали ни на секунду. Как только я закончил гигиенический моцион, наступила гнетущая тишина, но не в голове. Там звенело как после контузии. Я был припёрт к стенке и терпение было на исходе. Облачившись в домашний халат, я присел за компьютерный стол, достал чистый лист, открыл список деловых контактов в смартфоне и приготовился переписать номера тех, кто мог мне помочь. На бумаге проще делать всякие пометки, рассудил я. Ну а для просветления мозгов пошёл ставить чайник. Не успел обратно дойти до кресла как кнопочный аппарат пискнул и замолк. Я взял его в руки и до меня донеслось:
- Алло.
- Я тут.
- Ты где был? - Я тебе весь вечер звонила.
- Странно, но я ничего не слышал.
- А я уж грешным делом подумала, не в окно ли ты сиганул? Не пора ли искать по моргам и больницам?
- Нет уж, такую радость я бездарности не предоставлю. Отвязаться так просто не получится.
- Ну и что ты собираешься дальше делать?
- Собираюсь полистать свой гаджет и выписать тех, кто реально может кого-то порекомендовать. Поезжу, пообщаюсь, присмотрюсь, вдруг встретится головастый или широколобый.
- И много у тебя таких?
- Да с сотню другую наберется. Главное не нарваться на шулеров или на водопроводчиков, а может сразу и на тех и на других.
- А с твоей психушки не звонили?
- Пока нет, похоже на то, что перепугались и решают, что со мной делать. Показал я им вчера, кто они на самом деле.
- Мы в выходные встречаемся?
- Я был очень рад, да боюсь запугать тебя до памперсов. Я сам временами так вздрагиваю, что хочется себя чем-то тяжелым огреть, мол нельзя же так пугать. Даже ночью нет покоя, постоянно просыпаюсь, шевельнулся и получил затрещину между ушей.
- Удачно ты съездил. Такое ощущение, что она не хочет с тобой расставаться. Похоже на то, что ненароком влюбилась.
- Кто? Толстуха? В меня?
- В кого же еще? Приглянулся ты ей.
- Ага. Для проведение садистских опытов.
- Держи меня в курсе своих изысканий. У тебя все получится, найдешь того, кто все исправит, не переживай.
- Да я особо и не переживаю. Надоело таскать за собой рояль, хочется порой никого не слышать, но не получается, то хрустит, то звенит, то барабанит, то постреливает, то повизгивает, то бубнит, а иногда откуда-то выползает детская погремушка. Идешь, а она перекатывается по всей башке, забавляет меня, чтобы не захныкал. Но стоит несколько раз улыбнулся как дурачок, она на короткое время замолкает.
- Весело тебе.
- Не то слово.
- Она и сейчас гремит?
- Нет, я же сижу. Но если начать быстро идти, то напомнит о себе. Еще я заметил грамм триста вина её отключают. Но как только туман опьянения рассеивается, начинает дребезжать по новой.
- Ты так сопьешься.
- Не сопьюсь, им сломать меня не получится.
- Тогда я заканчиваю с тобой болтать, не буду отрывать тебя от поисков.
- Вечером тебе сообщу, что мне удалось накопать.
- Тогда, до вечера.
- Пока.
Этот короткий разговор убедил меня в том, что надо на стороне искать другого протезиста. Два дня я листал контакты в смартфоне, коих было почти две тысячи и выбирал тех кому за пятьдесят. Именно к этому времени возникают серьезные проблемы с зубами, а значит они должны посещать зубников.
Первый номер был недоступен. На втором не брали трубку. На третьем мне резко ответили, что я занят. Четвертый, не отвечал. Пятый молчал. Но через минуту прилетела эсэмэска, - я не в Москве, на отдыхе. Что-то срочное? Я не стал отвечать и погрузился в себя. Что-то не складывается. Люди заняты, а я лезу к ним со своим геморром. Не лучше ли им отправить пару строк: У меня проблема с зубом, у вас случайно нет на примете хорошего дантиста? Этим я занялся с самого утра. Мои послания разлетались как почтовые голуби и к вечеру было разослано чуть более двухсот сообщений. Так я наткнулся уже на подзабытую давнюю знакомую Нину Петровну. Последний раз я с ней виделся, наверное, лет десять назад. Она уже давно вышла на пенсию, купила небольшой домик в Подмосковье и все свободное время посвящала внукам и выращиванию цветов. Машинально нажал на вызов я через несколько гудков услышал знакомый голос.
Проговорили мы минут сорок из которых я узнал, что она пять лет назад обзавелась Голливудом.
- Доктор душка и маг, признанный авторитет, - убаюкивала она моё сознание, - поэтому если мне что-то надо подлечить, обращаюсь только к нему.
Я записал его координаты, а подруга из подзабытой жизни пообещала его предупредить о моем звонке, поскольку человек он занятой, преподает в меде и руководит городской стоматологической клиникой. Через две часа его секретарша сама вышла на меня и предложила время, когда я должен подъехать. Естественно меня тронула его забота о чём я немедленно сообщил по вапсапу Юлии.
- Я нашел коллегу, профессора, зуборя и светоча от бога, так мне его превознесли. Через три дня еду на консультацию.
- Я рада за тебя. Кто тебе его подкинул?
- Пожилая дама.
- Фанатка часиков?
- Отнюдь. Бывшая работница молочного комбината.
- Не знала, что у тебя есть такие друзья.
- Как-нибудь про неё расскажу.
- Удачной поездки. Не забудь потом поделиться, что тебе сказал прожектор интеллекта от медицины.
В одиннадцать утра я сижу на мягкой кушетке перед железной дверью, рядом с которой висит табличка: «Байда Махмут Байданович, руководитель стоматологической клиники, профессор». Ровно в назначенное время девушка в белом халате приглашает меня пройти в кабинет, выглядевший на половину как офис директора крупной компании, а вторая половина представляет собой уже стоматологическую зону с необходимой мебелью и техникой. Профессор жестом указывает мне на кожаное кресло, стоящее на противоположной стороне за большим столом. Я осторожно присаживаюсь и жду, когда он закончит что-то записывать в ежедневник. Через пару минут отрывает глаза и называет меня по имени и отчеству:
- Александр Иванович, я вас внимательно слушаю.
Он и в самом деле мой коллега. Голос мягкий, вкрадчивый, владеет умением доносить информацию до слушателей. Сразу же видно, что передо мной не какая-то деревенщина и бездарь, а самый настоящий гуру, мэтр своего дела.
Я кратко доложил с какого момента начались злоключения и в чём они выражаются. А также что мне на это говорила «вопиющая никчёмная бездарность». Как только я закончил свою речь, он тут же сказал:
- Я как минимум половину, называющих себя стоматологами, на пушечный выстрел не подпускал бы к пациентам. В последнее время только и приходится заниматься тем, что переделывать их косяки, по-другому просто нельзя назвать. Кроме как высасывать деньги под надуманными услугами больше ничего не умеют. - Ну да ладно, это все лирика, пересаживайтесь в стоматологическое кресло.
Я живо пересел и искоса стал наблюдать, как он одевает белый халат. Подойдя ко мне, внимательно осмотрел нижнюю челюсть со всех сторон, потрогал пальцами то место, где покоились импланты и тихо произнес:
- Вам, видимо, расщепляли кость? Шишка образовалась. При правильной установке её не должно быть. Откройте рот.
Как только я стал его приоткрывать раздался сухой лязг, отчего он непроизвольно всполошился, как стая кур в курятнике при появлении лисы.
- Ну-ка еще.
Я повторил движения, сопроводив их порцией холостых выстрелов и в его взгляде промелькнула растерянность и искреннее удивление.
- Так не должно быть, - и стал прощупывать челюстно-лицевые суставы. - А теперь покажите, в каком положении щелчки исчезают.
Я выдвинул вперед нижнюю челюсть и стал медленно открывать рот, никакого барабана, повторил еще несколько раз и вновь тишина.
- Так, не закрывайте рот.
Он оттопырил верхнюю губу и убаюкивающее шепнул.
- Вы сами-то видите? У вас верхние коронки установлены неровно, а волнообразно, да и их размер явно не соответствует вашему росту и объему челюсти. Там, где вам делали у них что, были проблемы со зрением? Как так можно обезобразить и не заметить? Да, на редкостные раззявы вы нарвались. Понятно почему они не могут установить правильный прикус. С такими перепадами его в принципе невозможно установить. По логике, надо всю эту лажу снимать и ставить абсолютно другие.
- Вы знаете, когда я заикнулся, что они мне не подходят, вы не представляете какой там буйный вой поднялся, как на псарне. «Что я ничего переделывать не буду, как и платить из своего кармана за новые коронки». И чтобы отбить мне желание даже думать об этом, истерично произнесла: «При снятии корням будет настолько худо, что они могут рассыпаться и превратиться в пыль».
- Чтобы ничего не исковеркать и не испакостить, достаточно пяти минут, для этого есть ультразвук. В вашем случае, можно оставить все как есть и попробовать поносить съемный протез на нижних зубах.
- Но там же у меня установлены импланты с формирователями, - непонимающе отрезал я.
- Они не будут мешать, протез устанавливается сверху на них. Таким образом мы создаем необходимый прикус. Ну а нижние коронки в любом случае надо снимать, они слишком мелкие. Больше я вам ничего не могу посоветовать. Вы, конечно, можете еще обратиться в городскую экспертную комиссию, но я на сто процентов уверен, они скажут то же самое.
- Понятно, - ответил я таким же тихим голосом, - буду думать. Я вам что-нибудь должен?
Умник стоматологии респектабельно уставился на меня. «Всё ясно сказал я про себя», открыл портфель, достал кошелек и положил на стол две пятитысячные бумажки, согласно его должности и регалиям. Он без промедления накрыл деньги листком бумаги и по-деловому пожелал мне успехов. Я попрощался и в раздосадованном состоянии пешком отправился в салон, до него было чуть больше часа ходьбы, надо покумекать, и осмыслить происходящее. Перспектива не очень радужная, после стольких-то месяцев хождений, по сути дела все приходится начинать с чистого листа. Единственное что успокаивало, что оказывается есть продвинутые машинки, снимающие любые коронки в одну секунду. При таком способе, наверное, не возникает никаких повреждений тканей и корешков, да и всякие крошки не придется глотать. Но почему он не предложил своих услуг, и никого мне не порекомендовал? Видимо настолько был шокирован увиденным, что сделал вывод, лучше со мной не связываться и держаться подальше. Переделывать-то всегда труднее, это уже другие временные затраты, ну и результат может получиться непредсказуемым, зачем на себя взваливать такую ответственность. Да и репутацию можно подмочить. Ну и как мне поступить дальше? Выбора совсем нет, либо все ломать и строить заново, либо все-таки прислушаться к его совету и попробовать установить временный протез. Но только вот кто это делать будет? Вестей из шарашки ни каких, значит надо искать другую.
Вот с такими невеселыми мыслишками я устало брел туда, где меня ничего не тревожило и не волновало, а только успокаивало и наполняло сердце теплотой.
А там, благодаря стараниям Юлии дела шли как нельзя лучше. Портреты той части богемы, что не сползает с телевизионных экранов буквально взрывала мозг не только таким же вычурным и пижонистым кумирам, но и просто случайно забредшим посетителям. В кои-то века можно было отчетливо разглядеть их любимые игрушки. И оказывается, что кое-кто из них владеет редчайшими и экстраординарными моделями. Видя, как загораются глазки у возможного покупателя, Магомед гипнотически сообщал: «У нас есть точно такая же, единственная в стране». После этого немногие могли устоять перед соблазном, чтобы не стать счастливым обладателем. Правда было пару казусов, когда расфуфыренные позёры вдруг обнаруживали то, чего у них в даже в мыслях никогда не было. На этот случай у моего верного слуги была соответствующая заготовка объяснений. Он снимал со стены фотографию, пристально вглядывался на кисть, словно видит первый раз и пытается определить, что там есть на самом деле.
- Действительно, по изображению трудно разобрать, что за марка, - заученно он выдавал. - У нас этим занимается мой помощник, но его сейчас нет, приболел немного. Я у него спрошу, на какой кофейной гущи он сделал такой вывод. Но вы не переживайте, мы этот снимок уберём куда подальше, теперь его никто не увидит. Ну а дальше отстранённо за ними подглядывал, как они себя поведут. Но мы то знали, что никто из них не согласится добровольно покинуть такой благородный и звездный клан, поскольку логически просчитали, что каждый из них скажет себе, если меня не будет, то пустое место займет кто-то другой и вполне возможно ненавистный мне.
После таких слов, ответ с их стороны всегда был один и тот же:
- Да какие проблемы. Оставьте всё как есть. Пусть теперь все знают и завидуют, что у меня есть незаурядный хронограф. (Мадемуазель их называла: «Приблудившимися часами»)
Ну а далее они предлагали, чтобы мы повесили еще один их портрет, но только вот в их самых любимых и крикливых котлах. Конечно мы не отказывали и через пару часов они пиарились в том, в чём сами же и пожелали. Теперь секретарь целыми днями обзванивает тех владельцев редких ходиков, кто хотел нам сдать их на комиссию, но мы им вежливо отказывали.
- Смотри, - показывает мне рукой Магомед в угол комнаты, здесь не менее сотни коробок похожих на груду сваленных кирпичей, - это нам принесли только за последние три дня. Времени не хватает чтобы всё оформить. Тут есть с причудливыми названиями, о которых я даже никогда не слышал. Не желаешь стать носителем «Хера»?
- У меня свой есть.
- Будет два.
- Спасибо. Я пока одним справляюсь. Для золотой молодежи самый стоящий кадрёж и классуха. Юлька их еще не кому не пристроила?
- Не успела. Так отправь ей фотки, она мигом найдет баловня судьбы.
- Девчонка смышлёной оказалась, не думал я, что из этого что-то путное выйдет.
- Кто был её учителем?
- Как бы её творчество не подвело нас под монастырь. Ладно, ты как съездил?
- Озадачил он меня. Сказал, тот кто мною занимается – тупоголовый, дефективный и косой. Запороть не самую сложную работу, могут только патологические бездари. А то что у меня во рту это шарлатанство и никуда не годится. Все надо переделывать. Теперь, замри и не шевелись, и я резко распахнул пасть и мигом её закрыл. У Магомеда от неожиданности аж уши с волосами вздрогнули. Ну а поскольку дверь была открыта, то звуки донеслись до Андрея. Для него это была команда «фас», и он ринулся с пистолетом в руке в наш кабинет.
Последний раз, когда я нуждался в его сопровождении, было два месяца назад. С тех пор он каждый день рано утром приезжает в салон и сидит до окончания трудового дня. Иногда я ему намекал, что в ближайшие несколько суток он может оставаться дома, тем не менее, он все равно заваливался и почти безотрывно смотрел телевизор. Несмотря на его ничего не делание, он тем не менее исправно получал не только причитающую ему зарплату, но еще и квартальную премию и у меня никогда не возникала мысль отказаться от его услуг. Да и он, как мне думается, был доволен своими обязанностями и не помышлял о смене работы, которой, как только я занялся зубами стало значительно меньше. А уж когда возник роман с Юлей, то я всего несколько раз одевал часы стоимостью в несколько сот тысяч долларов. Вот тогда он оберегал меня как бесценную вазу. Все остальное время, я носил золотые «Ролексы», брутальные «Адемары», франтовые «Франки» и керамические «Панераи». Последними я несколько раз тыкал в нос технику, показывая сложность изготовления корпуса, в отличии от коронок. Но похоже моя демонстрация не становились для него примером, и он продолжал выплавлять заготовки, и кое-какие без подсказки и не определишь, что это за болванки из печи выходят и для какого животного они предназначены. Реже и на джипе я ездил. Пробки по утрам и вечерам заставляли спускаться в подземку. Ну а, чтобы гарантированно доехать на авто до шарашки с непредсказуемым МКАДом выезжать приходилось за два-два с половиной часа, тогда как на метро путь занимал сорок пять минут. Также быстрее я прибывал и в институт. В общем, для телохранителя вместе с водителем наступило время лафы и простоя. Тем не менее они всегда были наготове и при параде, на всякий, так сказать, случай.
- Что это было? - громко и встревоженно он произнес.
- Моё секретное и именное оружие. На прошлой неделе с почётом вручили. Говорят, владейте на радость себе и окружающим.
- Покажи.
- Ты пушку свою спрячь, а то чего доброго в нас польёшь. И лучше присядь, можешь не устоять на ногах. Посмотри на Магомеда, весь побелел от испугу.
Он покорно подчинился и быстро заскользил глазами по всей комнате в поиске предмета, издающего звуки похожие на пальбу. Они поодаль уселись рядом и уставились на меня как на иллюзиониста в ожидании чудес.
- Готовы к фокус-покусу? И я несколькими неторопливыми зевками поставил в ступор внимательных зрителей.
- У тебя в голове что за пистон спрятан? – озадаченно поинтересовался Андрей, - звук похож на удар металлического хлыста, сродни снайперской винтовки спецназначения. Это тебе так в стоматологии сделали?
- Да, страна не оскудевает народными умельцами. Сами знаете нашу присказку, к чему мы не прикоснёмся, получается автомат «Калашников». Вот и эта. Как не пытается, а всё равно ружьё получается.
- Ты с такой одаренностью можешь на пол уложить любую вооруженную охрану, они-то уж точно знают, как звучат выстрелы. - Может мне с тобой походить? Пока тебя не вылечат, а то чего доброго чихнёшь или кашлянешь в банке и получишь пулю в лоб.
- Придется держать зубы на замке.
- А может все-таки тебя по сопровождать? Стану твоим горлопаном или громкоговорителем, для безопасности. Нарвешься еще чего доброго на неизвестно кого.
- Не переживай, если потребуешься, я тебе сообщу.
- Ну как скажешь.
Андрей еще раз окинул меня недоуменным взглядом, развернулся и ушел на кухню варить кофе.
- Давай я поспрошаю у своих земляков? – очнулся Магомед. - Ты же знаешь, среди них не мало стоматологов.
- Поинтересуйся, чем чёрт не шутит. Но как мне подсказывает опыт, ничем хорошим такие протеже не заканчиваются. А вообще как-то странным выглядит, что к нам не заходят медики. Казалось бы, в каждом доме платные клиники, неужели денег не хватает, или не считают нужным иметь престижные часы?
- Это чтобы о них не сложилось превратное мнение. Мол они работают не за деньги, а за совесть, и радеют о нашем здоровье. А наживаться и сколачивать состояние за счёт больных не их удел.
- Ну да, они вроде бы как альтруисты, а эти, и я кивком головы указал на стену, никого не стесняются, можно сказать прямо из кожи лезут, чтобы лишний раз выставить на показ своё величие. Впрочем, я знаю одного, прописавшегося в телевизионных студиях, вот он чихал на всех и щеголяет то в «Патеках», то в «Ролексах», а недавно видел в «Бреге». Так что и среди них есть те, кто нас дерёт как коз. А зелени у них похоже так много, что им западло по ломбардам якшаться.
- Слушай, а ты не рассматривал такой вариант: как довершить начатое дело в соседних регионах, там крохоборство если и цветёт, то в меньших масштабах, да и качество работ скорее всего лучше. В Москву едут одни неудачники, благо город большой, каждый день прибывают миллионы граждан, клиентов не перечесть, можно и не заботиться о своей репутации. А там местные особо не халтурят, если что-то не так, то об этом быстро все узнают. Лишиться пациентов можно в два счёта.
- Это понятно, но как ты себе представляешь? На машине много не на ездишь, сам знаешь, что у нас на дорогах творится. Разве что ночью отправляться. Это не выход, здесь следует искать. Просто я серьезно этим еще не занимался.
Мы поговорили о текущих делах, выпили по чашечке крепкого зеленого чая, я еще раз взглянул на фотографии безвестных и безымянных марок. Удовлетворившись качеством снимков наш айтишник отправил их главному идеологу и в семь вечера, я отчалил восвояси. Пока я покачивался и полудремал в вагоне метро, из моего портфеля несколько раз донеслись настойчивые вибрационные сигналы. Не надо быть провидцем, чтобы догадаться, кто это может быть таким упёртым. Ну а поскольку у меня нет привычки кому-то отвечать в окружении пассажиров, то я этому упёртому мысленно передал, что обзвонись до бешенства, вот доеду тогда и отвечу. Но мои посылы до него или неё не долетели и меня продолжили доставать. «Во неймется, кто-то видимо получил смачный втык. Думаете я жажду услышать бурный фонтан ваших уговоров и завываний? Дудки, я ими сыт по самое горло и заранее знаю, что вы мне скажите. Можете мозоль себе натереть, прежде чем я отвечу, осточертели вы мне по самые гланды!» А вот своей мадемуазели я, как только доехал ответил.
- Всё очень плохо, то что мне нагородили никуда не годится. По нему было заметно, что с такой галиматьёй он сталкивается первый раз. Когда услышал какой я стрелок, то аж дар речи потерял.
- Свои услуги не предложил?
- В том-то и дело, даже не намекнул. Напрашиваться было как-то не с руки. Видимо на самом деле живодёрня понатыкала черт знает, что. Правда уже перед уходом, предложил попробовать походить несколько месяцев со съемным протезом. Да и еще, забавная у него фамилия, как и имя: «Байда».
- Почти как «Балда». Где такие кадры находишь? Ты чем дольше занимаешься своим Голливудом, тем все чуднее и непредскузуемее становится. Тебе не кажется, что ты попал в заколдованный круг? Каждый встречный дантист должен непременно унизить своих конкурентов, но сам переделывать не желает, а предлагает невинную процедуру, чтобы ты отвязался. Только вот будет ли от неё толк?
- У тебя есть предложения?
- Перестать ездить в отхожее место. И продолжать настойчиво искать обитель мудрости, где трудятся маэстро со светлыми головами.
- Так я этим занялся. Сегодня от меня отмахнулись. Но я не теряю надежды.
- Тогда сообщай о своих успехах.
- Непременно.
Во время нашей короткой беседы меня продолжали неотрывно атаковать звонками.
«Неужели согласились с моими доводами? А как же бойкот? Или меня еще кто-то должен обследовать? Скорее всего так и есть. И как мне поступить? Ответить на их вызов или заставить их еще потрудиться?»
И после небольших колебаний я всё-таки этот неугомонный будильник отнёс в коридор и спрятал в шкафу с одеждой, чтобы не слышать его настырные фанфары.
Ровно в десять утра я все же нажимаю на зеленую кнопку и узнаю, что сегодня меня ждут в три часа. Совать свои носы в «Недоголливуд» будут аж два эксперта из стоматологического института. Я злобно буркнул, - приеду и отключился. Но тут же следом вновь раздался гудок, и я в полной уверенности что это они забыли мне что-то сказать произношу:
- Да.
- Какие новости?
- Это ты мадемуазель? Грешным делом, подумал, что никак не угомонятся шаражники. Только что меня в известность поставили.
- Чего хотят?
- Говорят, что не могу жить без меня. Научная делегация из ВУЗа жаждет встречи со мной.
- И что ты им сказал?
- Сказал, если им очень хочется, то пусть приезжают.
- Поедешь?
- Уважу представительное сообщество, надо же доиграть этот фарс до последней точки. Сейчас стволы начищу, чтобы шарахнуть как следует.
- Смотри мозги им не по вышибай, а то некому будет тебя консультировать.
- Я холостыми себя заряжу.
- И не в лом тебе туда влачиться? Я бы поостереглась к выдающимся недоумкам ехать.
- Соскочить я всегда успею, если ничего не выгорит. И потом, надо же тебе доставить очередную порцию абсурда, иначе день не заладится.
- Это ты в десяточку попал. От кого еще услышишь неправдоподобные истории? Ты же превращаешься в ходячую легенду. Удачно тебе съездить.
- Это уж как звёзды встанут.
Ждали меня как важную шишку. Еще на подходе было заметно, что кто-то поглядывает в окно. Не успел я приоткрыть дверь, как сталкиваюсь нос с носом с администратором. Она заговорила таким любезным голоском, что мне стало ясно, приехали не просто рядовые эксперты, а крупные знатоки и вполне возможно хозяева всех сетевых забегаловок.
«Вот только не понятно, почему они не выгонят взашей «никудышную никчёмность?» Она им кто? Родственница? Или бывшая недоученная студентка? Я бы давно её за шкирку вышвырнул. Но похоже на то, что она неприкасаемая, вот и слетаются по каждому её промаху, лишняя склока им не к чему, да и зачем портить репутацию цирка шапито».
Я быстро снял куртку и меня препроводили в незнакомый кабинет. «Так, вертелось в голове, с чего мне начать или сразу же приступить к главному показу? Тогда и разговор легче пойдет».
Потягиваясь в кресле, произвел пару контрольных зевков, проверил наготове ли стволы и убедившись в их рабочем состоянии закрыл глаза. Кажется, я уже погрузился в легкую отключку как услышал топот нескольких ног. Я пальцами протер глаза и не успев проморгаться, как в открытую дверь вваливаются словно на огонёк знакомая «опора и спасительница-преподавательница» в белом халате, а с ней еще трое сопровождающих, две надоедливые «полувменяемые» дамы и средних лет мужчина.
- Ну рассказывайте Александр Иванович, что вам сделали не так, - по-дружески обратилась без всякого приветствия заступница, а может «решала», которая уже дважды разруливала непонятки и тыкала носом истязательницу в её очевидные косяки, как вшивого кота в меченые углы.
«Интересно, пронеслось у меня где-то в затылке, ей не надоела роль надзирательницы и воспитательницы? Наверное, за исполнение этих ролей щедро платят, раз она готова выслушивать самые нелестные отзывы».
Представление начинается. Я молча, можно сказать от всей души сделал пару глубоких вдохов через нос, изобразил похожее на чих, и выдал ошеломляющей треск, похожий на то, как если бы молния попала в дерево, и оно раскололось пополам. Стоящие напротив меня зрители ахнули, вскинули вверх руки и отпрянули назад, как будто поливальная машина прыснула в лицо ледяной водой. Не давая им прийти в себя, я для вящей убедительности выпустил длинную очередь и довольный закрыл рот. Возникла гнетущая тишина, только был слышен стук их перепуганных сердец. Чего-чего, но такого фокуса они явно не ожидали. Пока у них пропал дар речи я перешел к следующему акту.
- А теперь внимание, - огласил я, - только не удивляйтесь, если выдвинуть вперед нижнюю челюсть, и повторить все то же самое, то ничего не произойдет. Все останутся живы и здоровы. И в подтверждение своей речи широко как парадные двери распахиваю пасть и делаю с десяток позевываний одновременно поворачивая голову в сторону каждого присутствующего.
Вздох облегчения донесся до моих ушей, и скорее всего субординация не позволила им захлопать в ладоши и прокричать «браво». Отворачиваюсь от восторженной публики, и с невозмутимым интересом разглядываю тряпичные жалюзи на окне и демонстрирую полную отстраненность. Жду, когда они переварят гала концерт. Через несколько минут присутствующие оживились, зашушукали и послышались первые реплики.
- Ну тут все понятно, - это заговорила пришедшая в чувство пожилая дама. - Прикус явно занижен, отсюда весь шум и гам. Ну-ка сомкните зубы.
Я покорно выполняю её требование.
- А теперь начните медленно выдвигать нижнюю челюсть вперед.
Я потихоньку её двигаю.
- Стоп! - кричит она. - Зафиксируйте это положение. Вот смотрите и рукой подзывает сопровождающих. Вы видите? Тут как минимум надо поднимать коронки на миллиметр, а может даже и побольше.
Троица с отвисшими челюстями и выпялившимися очами дружно вглядывается в меня и как послушные псины синхронно кивают головами.
- Придется нам потратится на новые коронки, - продолжает говорить глава этой миссии. - Но я бы посоветовала установить временный съемный протез прямо на импланты и пусть Александр Иванович походит в них несколько месяцев.
Боковым зрением замечаю, как её подопечные почесывают затылки и дружно поддакивают.
- Вам, Елена Васильевна, все понятно? Надеюсь у вас больше не возникнет причин для непонимания?
- Нет, мне всё понятно.
- У вас есть к нам вопросы? – уже обращается ко мне.
- Да тут и косому видно, где собака зарыта.
- Если бы все так было просто. – суммировала опекунша.
«Представляю себе, - галдели мои неутомимые мысли, - что сейчас чувствует «мисс неадекватность». Ну и зачем спрашивается нужно было вызывать пожарных, слетевших по первому визгу, как будто у них нет других дел? Ведь и так было понятно, в чём заключается ошибка. Вот мне интересно, это только со мной происходит такая безалаберщина или это в тамошнем шарашмонтаже строить козни пациентам обычное дело? На пару-тройку приветливых приемов я могу рассчитывать, ну а дальше придется в очередной раз лицезреть ученых дам и мужей».
Бросаю взгляд на ту, кто стала причиной сегодняшнего водевиля и вижу уязвленного и затравленного ребенка, судорожно шмыгающего носом.
«Так тебя и надо, - возрадовался мой мозг. - Может научишься признавать свои недоработки. Да и прислушиваться к нам тебе бы не помешало».
На этом стрелка заканчивается, и мы всей гурьбой выходим в коридор, где каждый отправляется по своим делам. На ресепшене мне сообщают, что я записан на конец недели.
- Принял к сведению, - среагировал я.
Оказавшись на улице, я занялся осмыслением правильности своих дальнейших шагов.
«С одной стороны, возвращаться снова к «ушибленной» совсем не резон. С другой стороны, то что ей предстоит сделать не выглядит сложной работой. Снять слепки и отправить их технику. Ну а он уж постарается на славу, если только он не одного с толстухой поля ягода и не горит желанием получать втыки от учёных корифеев. А еще мне стоит принять их игру, ради того, чтобы и дальше собирать фактуру для произведения. В таком случае узы пока не рву, жду съемный протез, а параллельно не прекращаю подыскивать того, кто гарантированно исправит всю эту лабуду. Правда без поездок не обойтись, как и осмотров с рентгеном. Не исключено что не раз еще нарвусь на одну «Ледяную гору» или такую же бабу. Но тут уж ничего не поделаешь, придется покопаться в их биографиях, прежде чем лететь наобум».
Так незаметно я добрался до квартиры. Время было уже вечернее, и мне предстояло сделать кучу звонков. Но не успел я облачиться в домашнюю одежду как на проводе оказался Магомед. Оказывается, у его родственников есть очень грамотный и опытный протезист. Живёт он в Обнинске, но несмотря на то, что это другая область у него прием расписан на несколько недель вперед. И едут к нему одни москвичи, там и цены на порядок ниже, а качество на самом высшем уровне. Потом мы с ним добрый час проговорили как сметают часы с полок и о телефонных звонках от непонятных лиц, требовавших немедленного снятия восьми высших чинов из министерского ведомства внутренних дел.
- Ну и что ты по этому поводу думаешь? - спросил я Магомеда.
- Ну если кому-то не нравится, то они имеют полное право требовать от нас, чтобы мы их физиономии больше никому не показывали. Как бы за ними не последовали другие.
- Что ты имеешь ввиду?
- Не хочется думать, что это первые ласточки. А то придется вешать замок на выставку.
- А почему нас беспокоят какие-то клерки? Что самим лампасам западло с нами напрямую поговорить? Как скупать самые дорогие, так они в первых рядах. Как-то всё это подозрительно.
- Ты давай завтра приезжай, обсудим на месте.
- Ладно, утром буду.
Не успел я положить трубку как вновь раздался вызов. Это была Юля, сгорающая нетерпения, чем же закончилась моя встреча.
- Осматривала меня, та же угодница или смотрительница репутации дурдома. Правда с ней был хмурый мужик, но он все время молчал, но каждой её реплики заискивающе подмигивал. Знаешь, что было самое любопытное? Она как будто пронюхала про мой вчерашний визит и тоже предложила несколько месяцев походить в съемном протезе. Понимаешь, раньше ей почему-то в голову такая мысль не приходила, а тут, вдруг не с того не сего. Мне все это кажется очень странным. Сутки назад Байда мне советует, а сегодня она. Я в такие совпадения не верю. Получается, они как-то между собой связаны и видимо вместе обсуждают курьезные случаи типа моего. Поэтому он и не предложил своей помощи, а скорее всего взял и позвонил этой клуши, ведь именно после того, как я от него ушел, внезапно стали поступать настойчивые звонки из шарашки. Тебе это ни на какие мысли не наводит?
- Пока нет.
- Смотри, шарашек туча развелось, но у каждой есть свои приглядывающие. И если где-то возникают тёрки, то сообщается на верх и всем становится известно. Ну а дальше они между собой решают проблему.
- Офигеть.
- Теперь ты понимаешь, что где бы я не появился и кого бы не просил, меня все равно вернут, как беглого заключенного в прежний лагерь отсидки и с деньгами они ни при каких обстоятельствах не расстанутся.
- Ну что я тебе могу сказать? Ты попал. Бандитам платят вечно, а если кто-то проявляет строптивость, то сам знаешь, чем такое может закончиться. И тебя толстуха будет морозить столько, сколько пожелает. Смирись уже. Ты мне скажи, какой совет они дали по поводу твоих хлопушек?
- Однозначно надо переделывать, естественно за их счет. Так и сказала, придется нам потратится.
- Тебе нельзя прерывать с ними сотрудничество. Ну где ты еще накопаешь такой бесподобный материал для книги? Это же бесценный кладезь, столько эмоций, передряг, переживаний, вызовы нянек, не надо ничего придумывать. Так что, уважаемый профессор, смело идите по этой тернистой стезе.
Хотел ей сказать, что ты читаешь мои мысли насчет сбора материала для романа, но быстро передумал. Она же все переиначить по-своему, скажет, что я сам специально напрашиваюсь на злоключения.
- В общем, - продолжал я, - сейчас мне некуда деваться. Никто не знает, как далеко и глубоко распространяются их щупальца.
- А если тебе обратится к военным.
- Я как раз прикидывал, кто может помочь. Но с ними теперь не всё так гладко.
- Это почему?
- Нахулиганили мы. Выставили их на показ, и появились первые недовольные.
- Тебе Магомед сказал?
- Да, в грубой форме требуют убрать аж восемь генералов.
- Он не сказал кого конкретно?
- Нет. Но голос у него встревожен. Завтра на месте все узнаю. Может оказаться что они наши постоянные клиенты. Значит придется их вычёркивать. Ты же понимаешь, после этого я не смогу их о чём-то просить.
- Твой Магомед еще тот бздюн, трясётся как заяц. Мне кажется он на работе в памперсах ходит.
- Не издевайся над ним.
- Когда завтра приедешь в салон, то нечего не меняй, оставь как есть.
- Ты уверена в этом?
- Да. Я тебе потом шепну, это не по телефону.
- Вы что с ним сговорились? - рассмеялся я. - Все не по телефону, да не по телефону, что за такая секретность? Ты-то чего боишься?
- Я ничего. А вот он трусанулся. Мне кажется, вам не помешал бы небольшой в пределах города скандальчик, и было бы замечательно если он попадет в прессу.
- На кой хрен он нам нужен? Мне и так хватает переживаний.
- Для большей известности. Лишняя возня вокруг вас пойдет только на пользу.
- Да тут уже не возня возникла после твоих инициированных шальных идей, а громкий лай. Того и гляди снесут нас. Народу как в часы пик на общественном транспорте. Охраны не хватает, чтобы за всеми уследить. Пригласили пару бойцовских ребят, но мне кажется и этого будет мало. А если к этим шинелям добавятся новые возбужденные кокарды?
- Ну если им на работе нечем заняться, то пусть себе на здоровье возбуждаются, жены и любовницы вам за это спасибо скажут, а там глядишь и рождаемость повысится. На самом деле интересно, в каких управлениях сидят самые нервные папахи? А в каком обладают самой крепкой выдержкой?
- Ты еще эксперимент среди них проведи, чтобы они за нашу наглость нам по носу да по лбу надавали. Нам излишнее пристальное внимание власти не к чему, остынь в своих стремлениях. Не надо никаких войн с прожорливой ратью. Мне зубных баталий с лихвой хватает. Завтра все узнаю и тебе сообщу. И хватит тратить время на фирменные мундиры. Не нравятся им наш креатив, мы переживём. Нет у нас неприкосновенных. В государстве столько веерных пальцев, найти замену проще простого.
- Это ты правильно сказал. Тогда жду от тебя вестей.
- До завтра.
Два диаметрально полярных взгляда заставили меня надолго задуматься: «То, что найдутся те, кто совсем не хотел приобретать популярность таким способом, вполне прогнозируемо. Как и ожидаемые претензии. Но ведь за этими недовольными могут появиться и другие. И как нам тогда поступать? Холопствовать перед ними и пойти им на встречу? А не хотелось бы. Прожект-то оказался очень удачным. Покупатели гуртом валят, часы не залеживаются и наш салон из тихого и скромного магазинчика превращается в крупный торговый центр с самым широким ассортиментом брендовых и известных узкому кругу марок. Такое неожиданное преображение не остается незаметным. Слетаются не только любопытные, но и конкуренты с бандитами. А вскоре нагрянут всякого рода проверяющие и контролирующие органы. Ну а про прессу можно даже не переживать. Эти проныры внезапные перемены в любой части страны чувствуют за сотни вёрст, не сегодня, так завтра прибегут за сенсационными репортажами. А оно нам надо? Поставил я перед собой вопрос. Пожалуй, пора приглашать Андрея с помощником, а то такая чрезмерная публичность может вылезти боком, придется ходить и оглядываться, как бы кто не напал, в надежде поживиться сокровищем на руке».
В восемь утра мой верный защитник в напряженном ожидании уже прохаживался у лифта, а у подъезда дежурил его ученик, только что отслуживший в десантных войсках, и пока мы шли до машины, они так и крутили во все стороны головами, как будто мне действительно угрожала опасность. В это время Магомед проводил ревизию, очищал стену от рассерженных офицеров. Увидев меня так рано, он замешкался, но быстро придя в себя показывает рукой на стол.
- Вот решил снять от греха подальше.
Я бегло взглянул на фото, не так уж и густо, меньше десятка и всё из одного здания. «Точно сговорились, мелькнуло в башке».
- Эти господа меня не удивляют. На их месте я тоже был бы очень зол. Такая непредвиденная слава им точно не к чему. Часики явно подмачивают им кресла. Из-за них можно легко лишиться уютных кабинетов. Интересно, о чём они думали, когда сверкали своей роскошью на людях? Мол смотрите, завидуйте, но обсуждать не сметь! Как будто им мало звезд на плечах? Или не хватает золота на кителе, поэтому они его отсутствие восполняют на своих волосатых запястьях? А иначе, несмотря на звёзды, вроде бы, как и не цельные генералы, а микрогенералы.
- Ну не хотят они выглядеть поскромнее, - поторопился Магомед.
- А не мешало бы. Они в них похожи на «новых русских» в малиновых пиджаках из девяностых. Пусть обратят взоры на своего непосредственного шефа и главнокомандующего с его скромной стальной «Бланпа». Я не припомню такого случая, чтобы они публично шиковали. Я тебе вот что скажу, если они безголовые, то тогда их вызывающее поведение объяснимо. Но мне кажется там невменяемых и недотёпистых не держат. Значит они, наплевав на субординацию, забыв кто они на самом деле и где служат, выставили как на ярмарке свои дорогущие приобретения, подчеркивая тем самым изворотливость, предприимчивость и коммерческую жилку. Что как-то не вяжется с образами боевых и бравых командующих. А раз так, то страна должна знать своих героев и висеть им на стене вечно.
- Что ты этим хочешь сказать? –встрепенулся мой напарник.
- Вешай их обратно.
- Ты в этом уверен?
- Не бзди.
- А если поступят новые окрики убрать и других силовиков, что тогда будем делать?
- Когда поступят, тогда и решим. Чего раньше времени загадывать? По большому счёту, все их потуги нам надо игнорировать.
- Почему?
- Да потому что это нонсенс, когда похотливые лампасы уподобляются золотой молодёжи.
- Не понял.
- Чего не понятного. И те, и другие выделяются не просто абы какими часами, а непременно с заоблачной стоимостью.
- Ну не знаю, не знаю. Как бы они нам не устроили штурм. Но я бы от них отказался. Как локомотивы, они не сильно влияют на спрос. А вот иностранные красавчики вызвали бы больший интерес.
- Я передам Юльке твои пожелания. Пока никого не тормошим, оставляем все как есть.
Но нутром я понимал, как только закрою за собой дверь, Магомед тут же устроит прополку и спрячет ворчливых куда подальше. Уж его я за столь долгое время нашего совместного функционирования изучил вдоль и поперек. Несмотря на свое кавказское происхождение, в его в жилах явно текла скандинавская кровь. Он не обладал ни южным темпераментом, ни горской горячностью. Чтобы я ему не предложил, ждать от него мгновенной реакции бессмысленно. Прежде чем что-то сделать, он будет долго философствовать, взвешивать, перекладывать из одного кармана в другой, пока там не образуется дырка и даже после этого может зависнуть на какое-то время. По сути я видел в нём своего антагониста и за это я его ценил и уважал. Но сейчас мне казалось, что это не тот случай, чтобы к нему прислушиваться и я одним махом всех возвращаю на стену.
- Вот так-то лучше, - констатировал я, - и нечего тут криводушничать.
- Как скажешь, - разочарованно он произнес.
Затем я отправился в свою секретную комнату и позвонил мадемуазели. Едва мы поприветствовали друг друга, как она сразу же начала осыпать меня вопросами:
- Давай, рассказывай, кому вы наступили на портянки?
- Тебе зачитать список?
- Конечно.
- Только при личной встрече. Но я их вернул к передовикам шика и форса.
- Это правильно. Остальные как себя ведут, никто еще не проклевывается? Молчат? А что обо всем думает заевшееся богема?
- Эта дурь только тащится. Для них попонтоваться – привычное дело.
- Я еще выбрала для колорита пару десятков завсегдатаев телеэкрана. А твой верный пёс настоящий паникер.
- Он как сторожевая собака печётся о безопасности. Тем не менее, если кто-то проявит излишнее рвение, то его забракуем на вечно. Экстрадируем в безмолвие. Быть с ними легкомысленными – себе дороже.
- Наверное ты прав, жду фоток.
- Уже делаем.
- Тогда до вечера.
- До вечера.
Остаток дня распределился между тремя известными актерами, одной певицей по всей видимости лопающей гормоны, так как говорок у неё был еще тот, тремя реперами, двумя десятками обычных граждан, пришедших по всей видимости поглазеть на галерею, коренастым мужчиной сдавших на комиссию аж пять новых моделей «Ричарда Милля», одним скорее всего по возрасту пенсионером с водянистыми глазами и длинной бородой и двумя судя по выправки военными. Только четверо ушли с покупками. Еще нам предложили продать заметно поношенные стальные «Ролексы». Ими сразу же занялся наш часовой мастер, сделал репассаж, как следует отполировал и теперь они выглядели как новые. Перед уходом домой, Магомед мне сунул в руку листок с координатами того самого протезиста из города атомщиков.
- Позвони и расскажи о своей проблеме, ну а дальше думай, как поступить. Я его предупредил.
- Я знаю, что ему сказать.
- Тогда удачи.
- Постучи по дереву.
Возвращался я как обычно на заднем сиденье английского джипа. Машиной управлял мой преданный защитник и нас было всего двое. Андрей почти всё знал о моих злоключениях и пока мы едва продвигались по заснеженным улицам и пробкам я сделал звонок в Обнинск.
Меня внимательно выслушал мужчина средних лет, задал несколько уточняющих вопросов и после небольшой паузы посоветовал все же вернуться туда, где мне практически не удается найти общий язык. Мол мною они занимаются с лета прошлого года, хорошо изучили все особенности и теперь им проще установить правильный прикус, тем более, что я нахожусь под внимательным контролем со стороны их наставников. Как говорится в пословице: коней на переправе не меняют.
Я вежливо попрощался и намеревался впасть в уныние, как вдруг водитель ни с того ни с чего задал вопрос.
- Какие –то проблемы?
Этикет преданного охранника не предполагает дискуссий и обсуждения личных или служебных дел своего босса, если только он сам не спросит его мнения. Но сейчас случился казус и ко мне неожиданно обратились, к чему я не был готов. Но видимо неудачи так прочно засели у меня в печёнках, что я, забыв о субординации стал делится тем, что меня мучило изнутри.
- Да вот очередной дантист отказывается со мной сотрудничать. Говорит, что лучше все-таки вернуться туда, куда я уже давно протоптал тропинку. Не желают они подчищать огрехи за своими недоучками. Я их в этом смысле понимаю, брать на себя роль чистильщика не каждый захочет.
- Я могу в своей конторе поспрошать. Представлю тебя как ветерана секретных операций, чтобы не расспрашивали, где служил и в каком звании, так что никто не будет знать, кто ты на самом деле.
Я помолчал пару минут и как-то отвлеченно отозвался:
- Ладно, узнавай.
- Как только что-то узнаю, сразу же скажу.
Его ответ повис у лобового стекла, поскольку мои мысли были заняты тем, как мне поступать дальше. «Оставаться с сегодняшними коронками нельзя, а возвращаться к опротивевшей толстобрюхой, выматывавшей все кишки, не было никакого смысла. С ней всё понятно. Правда было одно, но, покоя не давал чёртов протез. Веры в него не было, но было занятно его опробовать, тем более что он открывает новую главу еще не написанного романа. Конечно, это еще как минимум на полгода затягивает возведение Голливуда. И если не будет изменений, то за это время может и найдется отмороженный гений вне системы, который всё исправит. Да уж, перспективы совсем не радужные».
Мы лениво тащились по улицам и проспектам почти два часа. За это время Андрей больше не проронил ни слова, мне же не терпелось обсудить с Юлией до чего я додумался, хотя я уже предвидел все те слова, что она мне скажет.
- Я бы тебе не советовала больше к ним ездить. Ты что не видишь, там же одни шаромыжники. У тебя море контактов с очень влиятельными господами. Ты же им отправил послание. Подожди немного, кто-то точно тебе подкинет адресок.
- Не в моём характере быть кому-то обязанным, тем более тем, кто наделен властью. Сейчас у меня с ними сугубо деловые отношения, и мне совсем не хочется их менять. Есть и другая причина.
- Какая?
- Как они меня будут представлять?
- Тебе какая разница?
- Мне никакой. А вот дантист точно спросит, - кто такой. И уж поверь мне, алчность может быть запредельной.
- Ты тогда определись, тебе что важнее, Голливуд или деньги?
- И то и другое. Я же учу студентов, как честно сколотить состояние. В действительности выходит с точностью наоборот. Праведника законного обогащения облапошили как болвана.
- Слушай, ты съездил всего-навсего к одному, как ты выразился зубарю. Покатайся по другим, не думаю, что все безнадёжные крохоборы.
- Уже начал кататься. А пока буду носить съемный протез. Если с ним будет что-то не так, сделают другой. Он же легко снимается. Вреда от него не будет.
- Делай как считаешь нужным.
- Звучит как-то угрожающе с твой стороны.
- Просто мне уже давно стало понятно. Твоя шаромыжка не по твоим зубам. Пломбы они может и умеют ставить, ну или что-то удалить. Но в остальном они обречённые незнайки и олигофрены.
- В этом с тобой не поспоришь. Но сейчас как мне кажется, не требуется премудрого ума. Впрочем, они могут испаскудить самое простецкое дело.
- Вот я тебе об этом и говорю.
- Съезжу последний раз, нацеплю протез и вплотную займусь поиском.
- Ставь свой протез и ищи кого-то другого.
- Слушаюсь!
К этому времени на мою массовую рассылку ответили почти полсотни человек и двадцать из них оставили координаты к кому я могу смело идти. Три вечера я потратил на тщательное изучение тех, кого мне отрекомендовали. И судя по отзывам в интернете, руки у них растут оттуда откуда надо. Теперь главное не опростоволоситься с выбором. Для начала покатаюсь по адресам, а там уж на ком-то остановлюсь. Но прежде я решил все-таки съездить в чокнутый дурдом, чтобы там получить чертовый протез.
- Как ваши дела?
- А как ваши дела? – скривя лицо собезьянничал я.
«Во толстожопую заело так заело! Ну да, а чего можно ждать от мякининой башки, если её постоянно переклинивает. Чтобы я не ответил на её вопрос, она точно пропустит мимо ушей. Она же как пластинка, играет себе и играет, и наслаждается своим же звучанием. И сколько бы я её не передразнивал, она от этого играть не перестанет. Если при следующей встречи задаст опять такой вопрос, я ей отвечу так, что мало не покажется».
- Сейчас я сниму слепки, донеслось до меня.
- Снимайте.
- Что будем делать с четырьмя нижними коронками, распиливать или походите в них?
- Но ведь это из-за них неправильный прикус и праздничный салют, - с вызовом я ответил.
- Когда у вас будет стоять временный протез, то во время еды включатся все жевательные мышцы. Начнется их перестройка, поскольку до этого они были частично выключены из-за неравномерной нагрузки, и я думаю, щелчки постепенно исчезнут.
Я тут же погрузился в мозг. «То, что я на протяжении полугода предавался самообману теша себя тем, что вот сейчас наступит праздник виноват конечно я сам. Доверял себе так, как еще никогда. В итоге превратился в пугало из-за заниженный прикуса. Но можно ли верить её словам про распилку металлокерамики. Про платить из своего кармана она не случайно сказала. Если это так, то тогда становится понятно, почему она настаивает на протезе. Надеется на чудо, обходящее её стороной. Может она еще в церковь ходит, ставит свечки и замаливает грехи?» - и ухмыльнулся своим мыслям. «Доверять ей ни в коем случае нельзя, от неё можно ожидать чего угодно. Одно неловкое движение и в десне будут дырки. А учитывая наши совсем «недобрые» отношения, результат вполне прогнозируем».
- Я читал в интернете, что для снятия коронок применяется ультразвук. У вас есть такой аппарат?
- У нас такого нет.
И я вновь ушел в себя. «Может лучше на стороне поискать? Чего проще, снять, ничего не повредив и на их место поставить нужного размера и раз и на всегда зачехлить свои стволы».
Видя, как я витаю непонятно где, пустоголовая поясняет:
- Вы походите в съемном протезе, а там и видно будет. Возможно ничего не надо будет переделывать. Я же вам говорила, что у вас десны настолько сильно повреждены, что у тканей начался фиброз. Это очень плохо. Может привести к их отмиранию. Это же не шутки.
- Ладно. Оставляем все как есть.
А сам думаю: «Пусть ставит эту фиговину, а я все-таки буду искать эту чудную машинку. Её посылы для меня перестали иметь смысл, и веры им никакой. Это только капризы и эмоции».
- Во вторник все будет готово.
- Быстро получается. Записывайте меня на три часа.
- Записала.
Через четыре дня она мне поставила съемный протез, и я зажженный мечтанием, что наконец-то тут больше не задержусь, и никто не получит шанса отравлять меня своим скудоумным умишком навсегда покинул злополучный зубошайтан, лишь на секунду задержавшись у ресепшена, чтобы последний раз взглянуть на двух сидящих девушек еще не зная, что кое-кому скоро воздастся по заслугам.
Глава одиннадцатая.
Апрель 2016
В девять утра Лапиков быстрым шагом направился к своему непосредственному начальнику к полковнику Осипока Петру Николаевичу. Ему не терпелось поделиться о животрепещущей фотогалереи в часовом салоне, ломающая все предыдущие поисковые наработки.
- Я, когда увидел разношёрстный цветник из верхушки знати, великанов промывания мозгов и морали - с этого начал свой длинный монолог подполковник, - то пришел в полное замешательство. Это же компромат для предъявления обвинения в коррупции. Ведь у многих стоимость часов начинается от сотен тысяч до нескольких миллионов долларов. Ладно, когда их носят крутые бизнесмены, представители телешоу, эстрады или масс-медиа, это их деньги пусть что хотят, то и покупают. Но ведь от них не отстают слуги народа. Спрашивается, а у вас откуда такие доходы? Вы куда лезете? Соревнование между собой устроили, у кого золота на руке больше?
- И кто же побеждает?
- А вы знаете, Петр Николаевич, список Форбс проигрывает.
- Вот только наше управление на фоне их отгроханных яхт выглядит как собачья будка.
- У меня больше всего вызывает недоумение обилие силовиков. Не хочется думать, что господа из магазина ничего не понимают, с кем им в случае чего придется иметь дело. Они же одним движением бровей могут их контору раз и навсегда закрыть.
- Ну а что по этому поводу говорит профессор?
- Говорит для привлечения клиентов. Мол есть такие покупатели, которые долго не могут определиться с выбором, потому что им нравится и это, и то и пятое, и десятое. В таком случае мы его приглашаем в кабинет на экскурсию и минут через двадцать-тридцать он точно понимает, чем хочет обладать. Ведь среди них встречаются его кумиры или те, о ком он много наслышан. А еще, с его слов, кое-кто хочет себя ассоциировать с конкретными типажами и подражать им во всём. Так что в этом смысле, галерея как нельзя отвечает чаяниям клиентуры.
- Какие хитрецы. Как наживку используют. Из нашего управления есть кто?
- Видел парочку, но думаю там могли и другие появиться. У них на столе лежала большущая колода снимков.
- И кто?
Подполковник не стал произносить фамилии, словно боялся чего-то, а только двумя пальцами указал на плечи, что на их языке означало: генерал-лейтенант.
- И как давно они стали приманкой?
- Вот тут-то выясняется самое интересное. Рамки для фотографий были куплены в начале года в магазине «Икея». Эту информацию нам торговый центр предоставил. А накануне Нового года у профессора случился очередной конфликт с Вешкуровой. Пришлось вновь вызывать эксперта из мединститута, чтобы она урегулировала возникшее между ними недопонимание.
- У них и до этого был разлад?
- Оказывается, если можно так сказать, грызлись как кошка с собакой и со слов секретаря, заведующей стоило не мало слёз, чтобы уговорить его продолжить протезирование у них. Далее в конце декабря Соколова на одной из вечеринок растрезвонила своими подругами о сюжете будущего романа, который собирается написать её ухажёр. В нём героиня устраивает месть тем стоматологам, кто посмел проявить к нему неуважение. Причем, обратите внимание, что в качестве орудия, для предания образцовых манер поведения, назывались молоток и тендерайзер. Как профессор мог за три месяца до мартовских трагедий знать, что именно эти инструменты будут использоваться для наказания? Есть еще одна загадочность. В январе Соколова вдруг ни с того ни с чего стала посещать фитнес-центр и знаете, чем она там занимается, часами топчет кроссовки на беговой дорожке, полностью ломая привычную свою ходьбу.
- Но это же ничего не доказывает.
- Все верно. Но она еще поднимает штангу, гантели, боксирует грушу и берет уроки самообороны. Спрашивается, что произошло такого в её жизни, что она так резво меняет устоявшиеся привычки?
- Сейчас поколение сельдерейного фрэша, овощного и нитратного смузи часто не довольны своей внешностью и с легкостью уродуют своё тело.
- Все это так. Вот если бы она зачастила в спортивный зал весной, перед летним сезоном, у меня вопросов не возникло бы. Но в нашем случае мы видим цепь внезапных совпадений. Декабрь, посвящение посторонних в сюжет книги, а в марте он осуществляется наяву. Далее. Появление палисадника. Почему именно в январе, а не раньше, за полгода или позже? То же вопрос. Идём дальше. С какой радости она устремляется брать уроки рукопашного боя? Проблем с фигурой ни каких, не добавить не прибавить. Спрашивается, чего ей не хватает? Ну и последние, сначала этому страстному любителю часов обещали голливудскую улыбку к сентябрю, не получилось. Тогда его убедили, что на Новый год он её точно получит, не получил. Опять прокол, скандал, назначение другого дантиста. Однако тот видимо поняв своё бессилия, отказался что-либо переделывать. Пришлось возвращаться к той, у которой ничего не выходит. Видите, четыре события происходят за две недели и это не случайность.
Лапиков, обуреваемый чудовищной догадкой, хотел рассказать, что главным мыслительным центром может быть группа военных, преследующее пока неясные цели, но решил промолчать и продолжить делиться необъяснимым и непонятным в этом деле.
- Все что вы сказали это очень интересно, но вы же понимаете, это не что иное как мелкие детали, и не на что не указывают. Ну да, когда внезапно наступают перемены, то возникают вопросы, с чего бы и почему именно сейчас? И я уверен, ответы будут очень убедительными. Их к делу не подошьешь. Нужны более веские аргументы.
- Я с вами абсолютно согласен.
- Ну давайте еще раз с самого начала.
- Значит, так, первые четыре нападения прошли как под копирку, непогода, метель, на записях видеокамер размазанные изображения, неброская одежда, ни одной запоминающей детали, и вообще невозможно определить кто это был, мужчина или женщина. Тоже самое можно сказать и про шестое. Там такая была непроглядная тьма, что не было смысла от кого-либо прятаться. На месте содеянного не обнаружено ни каких следов. Более того, все выглядит так, как если бы исполнителем был выходец с того света. Внезапно возникал ни откуда, делал своё кровавое ремесло и незримо исчезал. Мы переворошили все таксопарки, сотни частных извозчиков, просмотрели километры записей в метро и никакого результата. А вот с мадам Вешкуровой все выглядело иначе. Этот, так сказать, демонический стервец дожидается ясной погоды, невзирая на все объективы и на яркое искусственное освещение задуманный ритуал совершает под запись, как будто он на съемочной площадке. А для пущего эффекта, размахивает часами как флажком на демонстрации, но не рядовыми ширпотребовскими, а самыми настоящими, швейцарскими, престижными «Бреге», да еще легко узнаваемой культовой женской моделью «Неаполь» стоимостью более тридцати тысяч долларов. Так и хочется задать вопрос? Кто же на мокруху ходит в модной роскоши? Нет, он ими хорохорился и геройствовал. Как бы нам намекал, я могу всё и вам меня ни за что не поймать.
- Или дает намёк, чтобы мы за них зацепились, и не ломали голову кем он является на самом деле, - вклинился полковник. - Согласитесь, мужчина не стал бы носить женские часы.
- Мы над этим долго мозговали. Дорогущая марка, знаменитый овал корпуса, ну чем не повод запутать нам мозги?
- Вы предполагаете, что их мог застегнуть на своей кисти и мужчина?
- Вполне.
- Допустим, что так и было. Но зачем?
- Зачем? - повторил Лапиков и замолчал.
В эти секунды раздался бой напольных курантов.
- Зачем? – повторил он еще раз. - Мне кажется вот для чего. Допустим, это дело рук Соколовой, и у неё есть точно такая же модель, подаренная профессором на Новый год. Но вот только они в брюликах, а на видео их не заметно. Мы опросили практически всех её знакомых и близких друзей, и они подтвердили, что других таких же у неё нет. Тогда получается, что вроде бы она и в тоже время не она, потому что такая веская улика, уже как бы не улика. Бриллиантов-то не видно. Иными словами, представим, она реально совершает убийство, но нас пытается убедить, что она не причем, это сделал тот, кто похож на неё и для пущей убедительности нацепил точно такие же часы, но не учёл главного, что безель в драгоценных камнях. Говоря языком Соколовой, ну да, он похож на меня, как и часы, только мои немного другие и стоят на порядок дороже, и я в этот вечер была дома, и на месте преступлений даже мой призрак не витал. Я смотрела кино, спросите у родителей.
- Абракадабра какая-то, - подвел итог Осипока. - С одной стороны, она, а с другой не она, а кто-то другой, ряженый под неё. Сдается мне, что тот, кто хотел её подставить с часами, скорее всего знал, как они выглядят на самом деле. Как-то с трудом верится, что была упущена такая важная деталь.
- Не факт. Мог быть и не в курсе или не придал этому значение. Знаете, для кого-то такая мелочь является не существенной.
- Возможно. Что дальше?
- Теперь вернёмся к спецодежде. Вот зачем спрашивается он, или она её нацепил? Он же не случайно одевается сначала в жилет коммунальных служб, а при в ходе метро уже появляется в яркой куртке сотрудника метрополитена. Хотел быть у всех на виду и намекнуть, что несколько лет назад фирма, где работает Соколова, выполняла отделочные работы на фасаде домов и на нескольких станциях подземки. Вот откуда взялась строительная верхняя одежда, которую и отсняли десятки камер. И опять один туман, для чего так надо было обозначать себя? Это же явный намек на того, кто может быть причастен и где его искать.
- Вы хотите сказать, что тот, кто так вдоволь покуражился над убиенной, намекает на то, где запылилась униформа.
- Вот именно, - поспешно уточнил его подчиненный. - У нас нет даже близкого понимания по пяти эпизодам, кто же это был и как он выглядел. Но вот конкретно этот случай нам как бы нашептывает: что злодей очень похож на женщину. Да и размер обуви не больше тридцать шестого. Можно сказать, совсем девичий ну или подростковый и уж никак не мужской. Понимаете, преступник из кожи лезет, чтобы нам показать, что я любовница профессора. А раз так, то вот вам и мотив. Все сходится. Идите в часовой салон и заковывайте сладкую парочку в браслеты. И мы как бараны с глупыми башками туда и побежали. И что мы там видим? Портреты светской тусовочной элиты, государевых мужей и почти всю генеральскую рать, во главе с министром обороны, рекламирующие лучшие достижения мировой часовой индустрии. Я чуть было не осатанел, при виде такого бесчинства. Еле удержал себя, чтобы не вызвать оперативную группу, решив для начала выведать: «Кто вам дал индульгенцию на использование лампас в качестве червяка, насаженного на крючок?» Но оказывается не всё так просто. То, что портреты влияют на спрос скорее всего так и есть. Однако цель преследуется совсем иная. И вот к чему я пришёл. «Неуловимый Джо» настолько чисто проехался по жертвам, что мы не можем ни за что, ухватится. Стало быть, за всеми этими бесчинствами стоят люди или организация, чьи возможности и профессионализм будут побольше нашего. Предположим, что исполнительница Соколова. Могла бы она в одиночку провернуть такую спецоперацию? Сильно сомневаюсь. Выходит, был заготовлен сценарий и ей или кому-то другому отвадилась главная роль. Мы копнулись в её прошлое и вот что выяснили. Дед служил в одном полку с Василием Сталиным. Далее, он как боевой и опытный летчик оказывается в Корее. Там у него завязывается роман с кореянкой, и она скорее всего не без помощи Берии оказывается в Москве. Как такое могло быть? Браки в то время с иностранцами были попросту не возможны. Мать Соколовой после «Иняза» исчезает из поле зрения на пару десятков лет. Нам не удалось выяснить где она пропадала и чем занималась, но могу предположить, что её деятельность была связана с чекистами. И только после развала Союза у неё впервые появляется запись в трудовой книжке.
- Допустим все это так, - задумчиво произнес полковник, - и Соколова могла использовать связи матери, либо она тесно сотрудничает со старшими братьями. А если это так, то для чего надо было устраивать всю эту вакханалию? Но не для того, чтобы сделать приятное своему возлюбленному. Сдается мне, что они уж точно не дилетанты в любовных утехах и знают, как доставлять друг другу удовольствие. Посему для чего-то другого и уж точно не для того, чтобы мы поставили под подозрение весь Генеральный штаб и прочие силовые министерства.
Лапикову не терпелось сообщить о своих смелых соображениях, но его опять что-то остановило, и он продолжил и дальше размашисто разукрашивать полотно.
- Пару дней назад Нина Сергеевна Продан была на работе у Соколовой, и она как бы в невзначай, сказала, что в салон звонили военные просили убрать портреты некоторых лиц. Спрашивается, зачем она нам об этом сообщает? Для чего, что она хотела этим донести? Мы попытались выяснить, откуда могли исходить такого рода сигналы. Но оказывается это не так-то просто сделать. К ним за день столько названивают, да еще многие с неизвестных номеров и от посредников, что нужно время, чтобы установить, кто за всеми стоит. Мы конечно продолжаем в этом направлении вести работу, но результаты могут быть не скоро.
- Было бы любопытно узнать, кто это им семафорит.
- Ищем.
- А вам не кажется, что смерть Вешкуровой была не случайной? Ведь это она больше всего доставляла неприятностей профессору. Да и молотили её так, что живого места не оставили.
- Можно сказать что так и не так. Понимаете, весь гала-концерт изначально был рассчитан для привлечения как можно большего к себе внимания. Если бы не убийство, никто бы и не узнал об этих происшествиях. А так, труп, рядом разбросаны необычные орудия, кругом осколки зубов, да еще и под камерой, ну точно серийный и нездоровый маньяк и все в этом духе. Журналисты сразу же подхватили эту тему, разошлись не на шутку и застрочили про невероятные предположения. Далее кто-то сливает наших влюбленных голубков и микрофоны ринулась к ним за интервью. А дальше вы все знаете. Прибежали, увидели можно сказать каталог самых навороченных и безумно дорогих часов и их владельцев, растиражировали по всем новостным лентам и полетели головы.
- Ну а есть дополнительная информация по молоткам с тендерайзерами?
- С ними оказалось все не так просто. Мы обошли более двухсот магазинов, просмотрели записи с тысячи видеокамер и ни на одной не обнаружили хоть кого-то отдаленно похожих на нашу парочку. Проверили десятки интернет магазинов и результат тот же. Возникает вопрос, как они попали в шаловливые ручки? Вариантов не так уж много, либо с дипломатической почтой из-за рубежа, либо по каналам секретных органов.
Лапиков не стал развивать свою сметливость, поскольку и так становилось очевидным, что к ввозу были причастны не совсем обычные коммерсанты, а высокие чины.
- Удалось установить где они были произведены?
- С этим проблем, не возникло, эксперты легко определили страну, это Китай, но сейчас на международных рынках кругом товары из поднебесной, поэтому к нам они могли попасть из любого государства. Нам бы обыск провести у Соколовой, но ни один судья не даст такое разрешение, а без него, нам сложно будет предъявить доказательства.
Полковник расстегнул китель, несколько раз провел пальцами по заклепочным пуговицам, снимает его с себя и вешает на спинку кресла. Постояв какое-то время он словно в трансе нетвердой походкой прошелся по кабинету и присаживается рядом с заместителем.
- И что же у нас по факту получается? – резюмировал Осипока. - Если этих влюбленных кто-то подставляет, то это больше похоже на нестандартный метод в рейдерском захвате. Кому-то очень приглянулось это прибыльное предприятие. И если это так, то мы вскоре узнаем, кто за всем этим стоит. На мой взгляд, затевать такую сложную многоходовку ради завладения непримечательного магазинчика очень сомнительная трактовка. В это сложно поверить, но здесь всё намного глубже. То, что происходит наверху, наталкивает на мысль, что Соколову неизвестная нам группа наделила миссией на отлов неугодных дантистов, и почти касаясь мочки уха подчиненного, прикрывая рот ладонью тихонько зашептал:
- В ближайшее время в силовом блоке ожидаются грандиозные пертурбации. Будет создана новая вооруженная группировка численностью в несколько сот тысяч человек, которая будет называться то ли «Русгвардия», то ли «Росгвардия», с неограниченными полномочиями и подчиняющаяся непосредственно его «Высочеству». А вот кто и из какого ведомства её возглавит, пока большой секрет. Ходят слухи, что у «Него» в папке на столе лежит с десяток досье потенциальных кандидатов. Представляешь какая там идет «звездная» борьба, за то, чтобы стать такой же второй личной правой рукой.
- Могу себе представить.
- Так вот, сдается мне, что вся эта бойня создана с одной единственной целью, кое-кого скомпрометировать и бросить тень, чтобы лишить возможности занять столь важную должность. До меня дошли слухи, что есть инициатива одного общероссийского телеканала снять фильм о часиках высших государевых лиц. Ты понимаешь теперь, до каких высот долетели, казалось бы, шалости с невинными снимками? И ведь если покажут, можно не только остаться не с чем, но еще получить обвинение в причастности к коррупционным сделкам с лишением погон. А уж какой хай поднимет либеральная пресса! Скольким это окажется на руку? Болотная площадь двенадцатого года покажется семейным пикничком.
- Так вы знали об их творчестве с фотографиями? – спросил ошарашенный Лапиков. Тот прижал палец к губам и многозначительно моргнул ресницами. И тут же добавил:
- Вы скорее всего уже обратили внимание на то, сколько за последний месяц было уволено генералов и сдается мне, что очередь эта не скоро закончится. Теперь-то ты понимаешь, кто может быть постановщиком всей этой чехарды.
- Это просто чудовищно.
- Ну в тридцатые годы похлеще было.
- Но мы живём уже в другом веке.
- Век может быть и другой, а вот методы прежние. Свой человек должен занимать этот пост.
- И что же нам делать? - ведь мы оказываемся пешками в под ковёрной ведомственной разборке. За излишнюю строптивость недолго и тендерайзер в собственном рту словить.
- Александр Григорьевич, это только мои разгулявшиеся умственные потуги и ничего большего. Возможно это бред старого служаки, и я излишне сгущаю краски. Тем не менее, надеюсь этот разговор останется в стенах этого кабинета.
Лапиков в этот момент понял, что-то к чему он склонялся так и должно остаться в его мозгу. Лезть с ними, когда доказательств с гулькин нос очень рискованно. И он скромно промолчал, ожидая рекомендаций от своего шефа.
- Я вот о чем тебя попрошу, надо под видом покупателя сходить в салон, и снять всю эту тусовку скрытой камерой.
- Так мы уже сделали и фотографии даже распечатали.
- Оперативно сработали. Тогда нам надо на время найти пустое помещение и создать свой филиал, понимаете меня. И главное, чтобы об этом как можно меньше знали. Предупредите своих помощников.
- Они уже хранят гробовое молчание.
- Очень хорошо. Тот, кто станет постоянной тенью его «Высочества» точно есть на фото. А вычислить его попробуем по марке часов. Давай рассуждать так: корпус не из драгоценного металла, черного цвета, скорее всего хронограф, ремешок не стальной, а кожаный или из каучука, примерно, как у министра обороны. Идите за портретами, а я вас жду в комнате сто пять. Посмотрим, в каких силовых управлениях шикуют на широкую ногу.
Но когда карточки были разложены по стопкам, то оказалось, что сделать какие-то однозначные выводы не получится. В каждом ведомстве были всякие и в дорогих ходиках, и в совсем дешевых.
- А если отобрать тех, кто подражает главному военачальнику.
Таких оказалось аж тридцать человек.
- Ну и кто тут вне конкуренции? – изрек полковник.
Минут тридцать, два высших офицера, опёршись руками в стол со склоненными головами с лупой внимательно вглядывались в лица, в черные корпуса и застывшие стрелки, словно искали того, кто им подмигнёт.
- Есть какие-то мысли? - не оборачиваясь спросил Осипока.
- Пока никаких, тут надо как следует пораскидывать мозги. И у обеих мелькнула одна и та же мысль: «Казалось бы, вот она истина, перед нами, но как её найти среди десятков безмолвных чинов».
- Александр Григорьевич, а не дружил ли профессор в молодости с кем-то из этих вояк? И не остались ли у него с тех времен попечители? Вы меня понимаете, о ком идет речь?
- Вы знаете, мы, скрытно не привлекая внимания ищем связи. Главное в этом деле не бросить тень, чтобы не вызвать лишние разговоры. Естественно мы не упускаем из виду и его возможные контакты со студентами. Среди них есть такие, у которых родители с непростой судьбой. Может провести в салоне обыск под предлогом, наличия краденых и незаконно ввезенных часов? Посмотреть, как они себя поведут, занервничают или нет?
- Рискованно. Мы же не знаем, кому такое богатство принадлежит. Ты же сам говорил, сами-то обладатели не так уж и часто появляются, а присылают своих денщиков и прислугу. Да и в магазине могут не знать, что за публика к ним приходит.
- Мы проверяли кое-какие сделки, пытались на самом деле определить, кто же реально покупает и, кто является законным пользователем.
- И каков результат?
- Никакого, так все запутано, что найти последнего в цепочке практически не реально.
- Научились прятать заработанное непосильным трудом. Поэтому и не стесняются выпячивать свои драгоценные ручонки, для подчеркивания значимости медалей и орденов. Идея-то может и не плохая с тотальной проверкой всей бухгалтерии, и я даже допускаю мысль, что обнаружим массу левака. Но что это нам даст? Скандал? Подозрение на таможенные службы? Шуму может быть много, а толку никакого. Это нас ни на йоту не приблизить к расследованию. Получим пшик, да и только. Надо всё-таки искать как осуществляется координация между профессором и теми, кто дергает за вожжи. Найдем их, возможно доберемся и до заказчика. Салон все-таки остается ключевым звеном, и кто бы не был этот экзекутор он точно в нём бывал, если только это не Соколова. Вы копните поглубже её прошлое, изучите все контакты с того дня как у неё появился телефон.
- С вычислением её контактов не все так просто, - отозвался Лапиков. – Телефонные номера меняет чуть ли не каждую неделю. Однако она допустила оплошность.
- И какую же?
- Она владеет постоянным номером уже лет пятнадцать. А вот другими пользуется от силы три-пять дней. Так вот геолокация постоянного номера показывала периодическое появление рядом еще одного, и мы склоняемся, что этот новый номер мог принадлежать ей. Сейчас с них прорабатываем все исходящие и входящие звонки. Уже есть кое-что подозрительное.
- Даже так! – обрадовался Осипока. – Держите меня в курсе. Один ключ от комнаты я оставляю вам, другой будет у меня. Эти фотографии больше никто не должен видеть.
После почти двухчасового заточения они покинули душное помещение и каждый отправился в свой кабинет. Идя по длинному коридору Лапиков все вертел слова, сказанные его непосредственным руководителем. То к чему он склонялся, находило явное подтверждение. И как теперь считать эту сладкую парочку? Пешками в межведомственной сваре или все-таки соучастниками? Он был не плохим психологом и порой во время беседы с лицом, имеющим отношение к противоправным действиям, ему удавалось понять, говорит он правду или что-то скрывает. Хорошо бы в домашней обстановке пообщаться с Соколовой и её родителями. Да и вообще, ему было интересно оказаться в квартире с богатым семейным прошлым. Конечно, можно бесцеремонно явится к ним на порог и всех допросить, что часто он практиковал в своей работе. Но вот так поступить с ними он считал верхом бескультурья. У него вызывали уважение не только прошлые героические заслуги предков, но и их потомков, скорее всего отдавшие лучшие годы служению отечества. Ну что ж, тогда надо ехать. Надеюсь они меня примут и ускорил шаги.
Войдя в кабинет, он нашел рабочий телефон Соколовой и стал накручивать диск, но после десятого гудка положил трубку. Тогда он позвонил на сотовый, но абонент был недоступен. Он еще в течение часа несколько раз пытался достучаться, но все было тщетно. На улице уже начинало темнеть, и тогда решается позвонить в их квартиру, но и там никто не ответил. «Ну да, на улице-то тепло, и они могли уехать на дачу», - придется отложить встречу до следующего раза.
Февраль 2016
Юля крутилась в часовом салоне вокруг профессора, ему только что поставили съемный протез. Магомеда он не слушал, так как был чрезмерно увлечён незакрепленной и, казалось бы, неблагонадежной насадкой, и постоянным пережёвыванием орешек и сухариков. Его в этот момент больше забавляло то, как такое диковинное крепление может исправить прикус, а главное то, что оно не болтается, не шатается и не сползает в разные стороны. Сидит так прочно, как будто прибито гвоздями. Но еще большее он давался диву, что скоба, прилегающая к деснам, совсем не мешает есть, а наоборот, делает сей процесс даже более комфортным и приятным.
- Александр, ау, очнись, - трясет меня за руку Магомед.
Я встрепенулся и всех окинул взглядом.
- Ты слышишь, сегодня уже начали звонить с восьми утра, причем насколько я понял из разных ведомств.
- И что они от нас хотят?
- Все как один твердят, что мы незаконно без какого-либо согласия используем образ военного, а именно генерала, для манипуляции общественным мнением, создаем иллюзию о якобы каких-то левых доходах. Что если мы сейчас же не снимем фотографии, то они вынуждены будут обратится в Полицию и Прокуратуру и тогда нам наступит каюк.
- Прямо-таки в Полицию и Прокуратуру? – взбеленился я. - Во как! А в ООН они не хотят обратиться? Сверкать на публике позолоченными звездами для них как-то мелковато и неказисто, а вот крупными и массивными котлами с желтыми циферблатами в самый раз. Украсить рабочее место их родимыми лицами получается, что нельзя? То есть портрет президента можно поставить в каком угодно помещении, хоть в котельной хоть на птицеферме, и никто на это не посмеет тыкнуть пальцем, а эту бравую рать трогать запрещено. Ну я прямо не знаю.
Магомед, выслушав мою пламенную речь разложил снимки передо мной и с привычной медлительностью произнес:
- Если мы от них не избавимся, то можем нажить прорву негатива. Ты только взгляни на их тяжелые, грузные отягощенные множеством важных дел лица, они с нами не будут вступать в длинные дискуссии. Прихлопнут одним махом. А нам это надо? У нас есть кем их заменить. Только одних кривляющихся и горлопанящих запевал тысячи. Налепим им всякую ерунду и будет всем счастье.
Слушая своего товарища, я все никак не мог понять, а почему ни один из них не обратился ко мне напрямую. Ну если они так уж сильно разозлились, то, наверное, не стоило тревожить своих секретарш или адъютантов, а уж тем более посвящать их в наш цветастый питомник, по крайней мере я бы так и поступил. Как-то не вяжется все это. Хотя я интуитивно улавливал, что сказать-то им нечего, может поэтому и не решаются со мной пообщаться. Чего-то стыдятся? Тем не менее, перелистывая фотки, я обратил внимание, что мундиры только из правоохранительных органов. Ну да, сделал я вывод, для них имидж играет куда большую роль, чем для других в форме, им приходится куда чаще бывать на виду у народа. Может действительно не стоит их так ретиво дразнить? Чего доброго, замучают проверками. Видя, что я как-то озабоченно молчу, мой верный соратник прерывает затянувшуюся паузу.
- Ну и что ты обо всём этом думаешь?
- Ссорится нам с ними конечно не с руки, пусть маршируют в корзину.
- А может мы и остальных той же тропинкой отправим? Они скорее всего уже напели своим коллегам, так что надо ждать новых угроз.
- Вот когда появятся в зоне прямой видимости, тогда их и спишем за профнегодность. А то мадемуазель трудилась дни и ночи в поисках героических и бестрашных полководцев, и что же получается, весь труд её пошел насмарку?
- Правильно, занимая почётные места они неформально ишачат на благо покупателей, - выпалила Юлия. - Всяк сюда входящий должен знать своих небожителей.
Её слова показались мне саркастическими. Поворачиваю голову и вижу, как она мне показывает кончик языка. Возникло желание её ущипнуть, или что-то едкое ответить, но я был не один, да и все внимание было направлено на уже опостылевшие рожи.
- И вообще, стоит подумать над другими известными персоналиями, - заключил я, - например, космонавтами. Некоторые из них летают по орбите в весьма известных марках. Тем более ряд компаний специально приурочивают лимитированные серии к определенным датам, значимым и важным при полете в космос. Можно еще обратить внимание на спортсменов. Им тоже посвящают одноименные коллекции. Как не вспомнить Марадону, в честь которого «Адемар Пиге» выпустили ограниченное количество моделей. И теперь прославленный футболист одновременно носит их на правой и левой руке. Кстати, можно также спортсменов использовать и для совсем «неизвестных ходиков», нацепим им всякую дешевку, пусть народ думает, что они их ярые поклонники и благодаря им добились впечатляющих результатов.
- А почему бы и нет, - произнес Магомед.
Я посмотрел на Юлию, ожидая её мнения, но она, как на моих лекциях, что-то увлеченно искала в смартфоне и, казалось, все что мы тут обсуждаем её совсем не касается.
- Что ты думаешь? - пытаюсь я оторвать её от экрана.
- Мысль конечно светлая почему бы не попробовать.
- Я вижу тебе закаленные бойцы намного милее.
- Они в парадной форме выглядят брутально и доверительно. Это подкупает клиентов. Да и золотишко на их фоне красиво играет.
- Тогда убираем этих нервных в шкафчик, а то действительно устроят нам показательную зачистку.
Мы дружно выпили по чашке зеленого чая, и я с возмутительницей спокойствия отправился в родной очаг. Домой мы отправились на офисном джипе «Рендж Ровер», специально купленный для представительских целей. Теперь он не простаивал, а привозил и отвозил меня под охраной Андрея и его помощника. Я с Юлей сидел на заднем сиденье. Она молчала и занималась своим любимым делом: рыскала по торговым площадкам во всемирной паутине авторскую обувь. Я же все еще был поглощён непонятным металлическим каркасом, укутанным в пластмассу. Он не доставлял практически не каких удобств, если не считать того, что язык постоянно был занят тем, что все время елозил по протезу, как будто искал там какой-то изъян. Остановившись у подъезда, Андрей, как и положено первым вышел из автомобиля, быстро добежал до лифта, проверил рядом лестничные площадки и только потом позволил выйти нам. Порой мне казалось, что все эти меры безопасности слишком излишни, но он как всегда был не умолим, и мне приходилось ему подчиняться. Это правило мы с ним обсудили еще пятнадцать лет назад, когда мне его рекомендовал один народный депутат, страстный фанат часиков. Он, для своей целостности пользовался услугами охранного агентства, состоящего из бывших сотрудников спецназа. Тогда он и поведал, что все, что касается сохранности, я должен доверять телохранителю и беспрекословно выполнять его приказы и никакой самодеятельности с моей стороны. Поэтому, мне часто не нравилась его излишняя подозрительность и осторожность. Иногда я ему шутливо говорил, что ты скоро, прежде чем мне зайти в туалет и снять штаны, сначала снимешь свои, сядешь на унитаз, сделаешь свои дела и, если ничего не взорвется, только потом мне позволишь им воспользоваться.
- Если это надо будет проверить для твоей безопасности, то и до трусов разденусь, зато ты убережёшь свою задницу, - выговаривал он сурово.
От его вбросов я мило улыбался и про себя проговаривал, как бы он не заигрался, постоянно видя во мне потенциальную жертву. Прежде чем закрыть дверь квартиры, он пожелал мне приятно провести вечер и даже не улыбнувшись, развернулся и пружинистым шагом отправился к лестничному проему. Я в сотый раз удивился его серьезности, скинул пуховик и отправился в спальню, чтобы переодеться в домашнюю одежду. Юля уже вымыла руки и с безмятежным видом сидела за барной стойкой, пощелкивала фисташками, насыпанными в вазу вместе с чилийскими грецкими орехами и миндалем.
- Тебя охранник не пугает? – произнесла она как бы между делом.
- Не обращай на него внимание, он всегда такой напряженный и насупленный. Работа у него такая: защищать и охранять.
- А Магомеда кто охраняет?
- Никто, он не носит дорогие штучки, по крайней мере я этого не замечал. Хотя не скажу, что он к ним безразличен. Парочка золотых «Ролексов» у него есть. Только вот никогда не видел их на руке. Может он в них по квартире расхаживает и спит с ними в обнимку. Каждый выражает свою любовь по-своему. На работе появляется, если ты заметила, в стальных сдержанных и степенных «Ай Ви Си» или «Жеже Лякультр». Клиенты ведут себя с ним как с рядовым менеджером и все сложные вопросы предпочитают решать со мной, не подозревая, что он такой же хозяин, как и я.
- Тебе тоже надо вести себя поскромнее, а то уже пол-Москвы знает, что есть экстравагантный преподаватель, ведущий крутой спецкурс в баснословных часах, портфелем из крокодиловой кожи и сопровождаемый кучей телохранителей.
- Прямо-таки баснословных, да еще и куча вдобавок! Ты забыла про золотые ручки.
- Про такую мелочь на фоне остального можно и не упоминать.
- В нашей стране уже и не знаешь кем быть, чтобы всей этой красотой без опаски распоряжаться. Остается только на неё смотреть, иначе с владельцем сыграют злую шутку.
- Вот, вот и негласно попасть в каком-нибудь салоне на стену с такими же пижонами. Вот видишь? И Юля обнажила свою тоненькую кисть, показывая «Таг Хойер».
- Твои тоже не бульварные и не третьесортные. Ты мне что предлагаешь, пластмассовые носить?
- Это было бы уже крайностью. Но перед своими студентами мог бы выглядеть не так вызывающе, ты же не звезда сцены и не олигарх.
- Ты чего взъелась? - повышенным голосом спросил я.
- Меня напрягают твои секьюрити. Мы выглядим как наркобороны. Ты и ко мне скоро своих топтунов снарядишь.
- А чем они тебе не нравятся? Вокруг будут думать, что ты японская принцесса.
- Я не хочу быть ни кем, а хочу быть самой собой.
- Так никто у тебя твоё тебя и не забирает. И потом, чья была инициатива нас как следует взбодрить и встряхнуть? Вот мы и взбодрились, да так лихо что трясёт как при землетрясении.
- Я не предполагала, что будет такой чрезмерный бум.
- Никто не мог предвидеть, а теперь того и гляди как бы двери не снесли, бегут к нам со всей страны. Впору задуматься о переезде. Очереди уже выстраиваются на улице.
- Так это же хорошо!
- Раз хорошо, то тогда не ворчи, что и за тобой будут увязываться крепкие парни с мушкетами. Ладно, сделанного не воротишь, давай лучше вина выпьем и приготовим ужин.
Мы тут же разговор переключили на сериал с участием актера Андрея Смолякова, сыгравшего в роли следователя МУРа майора Черкасова. И пока обсуждали некоторые сцены успели не только запечь в духовке со специями стейк сёмги, но и настругать салат и быстро все съесть. Ну а после, обнявшись и развалились на диване включили телевизор.
- Извини, это, наверное, все от моих дел, они у меня сегодня утром начались.
- Я уж хотел тебя за безрассудное поведение выпороть, вот, думаю, сегодня тот случай, когда мадемуазель ведет себя с вызовом и едко. Придётся её наказать.
Юля еще теснее прижалась ко мне и тихо шепнула на ушко.
- У тебя еще будет повод меня наказать.
- Мадемуазель собирается нашалить и нашкодить?
- Так весной уже пахнет, - донесся довольный голосок.
- Я слышу за окном неумолчный птичий гомон после зимней дремоты.
- И не только они чирикают.
И тут же пальцами показывает на плечи, намекая на офицерские погоны.
- Так, всё, хватит о работе.
- А здорово я придумала?
- Ты о чём?
- О фотках. Как у вас все закрутилось, завертелось. Такая движуха началась, что интересно стало к вам приезжать.
- Да уж, устроила нам бедлам. От клиентов нет отбоя, кишмя кишат как головастики в деревенском пруду. Жили ни тужили, а теперь что? Даже на кофе нет времени. Уборщица за день пол раз по двадцать протирает, кожу на ладонях от швабры стёрла. Жалуется на спину, говорит, что стала побаливать от работы. Приходится ей доплачивать за непредвиденные расходы на пластырь и массажи. Я думаю в операционных шваброй реже пользуются. А уж про пыль и говорить нечего, к вечеру она оседает на всё!
- Это как в пословице говорится: в мутной воде легче рыбку ловить. Вот и у вас что-то подобное происходит.
- Как бы потом косточки от рыбки поперек горла нам не встали. Вон уже смартфон пятый раз дребезжит, Магомеду неймется. Видимо крепко его взбаламутили, хочет донести, что появился еще кто-то недовольный. Мол мы на его сытой морде наживаемся, ни как хочет войти в долю.
- Ответь ему.
- Ни хочу. Завтра выясню. А то выдаст такое, что без бутылки не уснёшь. Он мастер на всякие сенсации.
Перед сном я зашел в ванную комнату, чтобы снять съемный протез и детально его рассмотреть и почистить. Все-таки несмотря на то, что язык чувствовал скобу, вся эта штуковина не доставляла ни каких неудобств. Но когда я стал её снимать, то несколько раз коснулся верхней коронки с левой стороны, посаженной на клык. Я её потрогал и почувствовал, что она шатается, и едва убрал руки как она неожиданно отвалились, а следом еще упали две на язык, обнажив металлические вставки и корни.
- Вот это да! – гаркнул я.
Обратно отправляю их на место и крепко сжимаю зубы. «Это что же получается, не прошло еще и пары месяцев, как части долгожданного Голливуда начали сами выпадать как волосы с головы! Надо думать, что это только начало, за ними последуют и другие. Мне что, следует ожидать коронкопада? И что тогда? - вертелось у меня в голове, - очередные круги ада с заморскими ниточками, содранными деснами и кислотным цементом?»
- Её-ё-ё! – панически вырвалось у меня из горла.
Мои вопли видимо донеслись до Юлии, и она осторожно приоткрыла дверь, которую я в отличии от неё никогда не запирал.
-Ты чего тут шумишь? Что-то случилось?
- У меня стали выпадать коронки.
- Как выпадать?
- Просто. – Как молочные зубы у ребёнка. Взяли и откинулись, после того как я их почистил.
- Что все? И я увидел смятение в её глазах.
- Пока несколько штук. Но думаю, что за ними последует и другие. Похоже на мне решили сэкономить и использовали то ли дешевый цемент, то ли просроченный, а может контрофактный. Сама знаешь, подделывают всё.
- Покажи?
- Я их обратно на место поставил, видишь, как я сквозь них говорю, это чтобы они опять не выпали. Хотя их надо снять, а то чего доброго во сне как рыбный крючок заглочу.
- И что теперь ты будешь делать?
- Завтра поеду их обратно ставить.
- К своей толстухе?
- Какая же она моя? Нет, туда я больше не поеду.
- Тогда куда?
- Не знаю, может зайду в соседний дом, там давно примелькалась вывеска: – «Улыбайтесь». Дел-то всего на пять минут.
Ночью я долго не мог заснуть, мысли крутились во рту, как какой-то леденец. Мне с трудом уже верилось, что, однажды проснувшись утром, мне не надо собираться в тысячный раз к протезисту. Что у меня ничего не будет отваливаться, и я перестану как шакал злобно пощелкивать челюстями. От таких дум порой становилось настолько жарко, что я выползал из-под одеяла и ждал, когда остыну. Я пытался заснуть то на одном боку, то на другом, но сон упорно не шел, и тогда я тупо смотрел в ночное окно. А за ним периодически проплывали, посверкивая яркими огнями самолеты, взлетающие в черное небо. Я крепко держать рот на замке, чтобы как можно сильнее прижимать коронки к деснам, поскольку понимал, что если они отойдут хоть на миллиметр, то тогда их возвращение на место точно не обойдётся без ниточек. То, что они могли очутиться в моём желудке меня не беспокоило. Их прочно удерживала жвачка, возможно даже прочнее, чем всякие клеящие пасты.
Юля подражала мне, так же накручивала свои круги, как будто хотела соответствовать своему имени. Сворачивалась калачиком, на время затихала, потом вдруг резко распрямлялась, переворачивалась на другую сторону, принимала позу зародыша и вновь замирала. Она дышала как всегда тихо и ровно, только иногда вздрагивала, словно её кто-то тормошил за плечи. Сегодняшняя ночь станет для неё последней, когда она засыпала с добрыми мыслями и думами о нежных встречах с желанным мужчиной, о теплых девичниках и новой обуви, фильмах с любимыми актерами, весне и распирающей любви, о солнечном лете и ласкающем морем. Завтра все будет по-другому, будут другие заботы, и будет другая неизвестная ей жизнь и это её не столько пугало, сколько возбуждало и воспаряло так сильно, что порой не хватало воздуха. Именно этой ночью она окончательно приняла решение начать свою, как ей казалось оправданную и поучительную вендетту. Её мозг превратился в художника импрессиониста, раскрашивающего яркими мазками одно полотно за другим, отчего казалась бы страшные и ужасающие пейзажи не выглядели такими мрачными, а наоборот, засияли оранжевым светом. И вот она уже видит, как едва ступая, по кошачьи подкрадывается к тому, кто имел неуважение, наглость и пренебрежительное отношение к её любви и страсти, кто видел в нём свой источник наживы и выкидывает вперед руку с электрошокером, как шпагу в противника, нанося электрический разряд в шею. Естественно, этот тип рухнет как спиленное дерево, а дальше она займется тем, что больше всего не любила в школе, математику и физкультуру. Маховые движения увесистым молоточком и точный счёт напомнят ей ученические годы. А на десерт, она припасла почти медицинский тендерайзер, с острыми иголочками, как у шприца и будет им тыкать в окровавленные десны и как заклинание приговаривать: «вам же не больно, чего вы раскричались, двадцатилетним девчонкам ничего не больно, замолчите и терпите».
Она уже начинала предвкушать, с каким наслаждением после своих подвигов, будет плескаться и релаксировать в пенной ванне со своими неизменными уточками, попивать что-то крепкое, а после с преисполненным чувством выполненного долга погружается в свою уютную кроватку. Видение этой сцены настолько захватило её, что она никак не могла заснуть, все боялась, что, закрыв глаза, увидит другую реальность, а когда их откроет, то может и не вспомнить, то, о чем она так сладко и красиво мечтала.
В одиннадцать часов нас ждала машина, а у моей двери как дневальный стоял сопровождающий, готовый подставить накаченную грудь целой обойме пуль. Ехали мы до центра почти два часа, Москва стояла в пробках, из-за сильного снегопада, начавшегося еще ночью. Юля наотрез отказалась, чтобы её довезли до работы. Тогда я предложил услуги своего защитника, чтобы он проводил до офиса, но она стояла на своём.
- Еще чего, - возмутилась с вызовом, - тут пешком пятнадцать минут ходьбы, вечером тебе позвоню. Чмокнула меня в щечку и направилась в сторону своего делового центра.
В течение всего дня к нам так и не поступило ни одного звонка с просьбой снять ту или иную фотографию. Зато была парочка странноватого вида молодых, как их окрестил Магомед, бабуинов пропахшими соляркой и с заспанными лицами. Они бегло пошарили глазами по витринам, лениво повертели в руках одну модель, потоптались у галереи и ничего не сказав, стыдливо удалились. Я без труда определил: это были посыльные, присланные убедиться, что какой-то важный царек не гнездится на стене почетных передовиков.
В остальном все было, как и раньше. Народ можно сказать валил гурьбой, так что мы едва успевали их встречать и провожать и только ближе к вечеру я вспомнил про коронки, которые на удивление сидели мертво. Тем не менее, чтобы вдохнуть свежего воздуха, я вышел на улицу и неторопливо дошел до соседнего здания где в подвале приютилась стоматология. Встретил меня перед дверью куривший в белом халате протезист и после того, как я ему обрисовал проблему, он пригласил в свою маленькую, но достаточно уютную комнатушку. Молча, одним движением снял то, что так прочно прилипло на «Дироле» и через пять минут все вернул обратно, но уже приклеенными раствором крепко-накрепко.
К восьми вечера пробки достигли десяти баллов, и я решил поехать домой на метро и пока я трясся в переполненном вагоне отправил Юлии сообщение:
- Коронки мне припаяли на века.
Андрей хвостом крутился вокруг меня, не позволяя даже никому приближаться. Его ретивое поведение меня уже не удивляло, и я к этому относился спокойно, тем более мне никто и не пытался мешать отправлять со смартфона послания. Всю дорогу я ждал от неё ответа, но его так и не было.
«Странно, видимо опять потеет в тренировочном зале, рассудил мой мозг. Хотя она даже там раньше находилась на связи».
Я не стал делать ни каких выводом даже тогда, когда часы уже показывали десять, но от неё все также: ни привета, ни ответа.
Через два дня, а именно 2-го марта у меня начинались занятия в институте. Я включил компьютер, нашел первую вводную лекцию и решил ее перечитать, дабы освежить память. Несмотря на то, что я хорошо знал свой предмет, тем не менее, я взял за правило, прежде чем появляться в аудитории, обязательно пробежать глазами содержание предстоящей темы. За последние полгода, в стране и экономике произошли заметные изменения, связанные с санкциями и мне, предстояло кое-что подправить в тексте. Вот и на этот раз я настолько был поглощён чтением, что не заметил, как за окном наступила глубокая ночь. Я посмотрел на часы, было уже без четверти двенадцать.
«Интересно и куда же мадемуазель запропастилась?»
Я взял смартфон и посмотрел, когда она была последний раз в вапсапе. Оказалось, что аж вчера вечером, т.е. когда мы вместе смотрели кино.
«Уж не в командировку ли её срочно отправили, мелькнуло у меня голове?»
Набираю другой принадлежащий ей номер, но робот сообщает, что абонент недоступен. «Так, зашевелились мои извилины, а может это все связано с её женскими делами? Чувствует себя плохо, приняла таблетки и отключилась и сейчас скорее всего дрыхнет бесчувственным сном».
- Ладно, - сказал я себе вслух, - завтра узнаю, что с ней случилось, и с этой мыслью отправился в постель.
Юля же в это время лежала в ванной, наполненной почти до самых краёв со своими любимыми резиновыми уточками. На стиральной машинке привычно лежала плитка шоколада «Аленка», а рядом стоял бокал с коньяком. Несмотря на горячую воду, она раз за разом испытывала озноб и лихорадку. Порой ей становилось душно, тогда она вылезала из воды, откусывала маленький кусочек, делала два-три глотка крепкого настоя и проваливалась в бурный водоворот горной реки, уносящей её в неизвестность. Как только ей становилось холодно она начинала крутить кранами, чтобы найти ту подходящую температуру струи, которая была бы комфортной для тела. Но стоило хоть на секунду сомкнуть веки, как словно из подземелья возникала стужа, беспрепятственно пронизывающая плоть как будто это не плоть, а пустое пространство. По мере того, как Юля все больше и больше погружалась в хмельное марево, её неотвратимо тянуло на разговор. Только вот выбор собеседников оказался не велик. Рассусоливать с подругами поздно, они скорее всего уже дрыхнут, профессор истолкует её заплетающий язык по-своему, родители не тот случай. Вот с дедом она излила б душу и его живой образ мысленно возник в её блуждающем сознании.
Будучи подростком, она часто заглядывала в шкатулку, где хранились его награды, аккуратно их выкладывала и мысленно представляла сбитые самолеты за каждой медалью, орденом и звездой. В те годы у неё не возникали вопросы что он чувствовал перед вылетом, испытывал ли боязнь, дрожь или это было похоже на поход в булочную за сушками. Был бы он рядом, она б непременно расспросила, в каком состоянии он садился за штурвал и с какими эмоциями возвращался на свой аэродром. И можно ли оставаться человеком, не сломаться и не оскотиниться, зная, что каждая встреча с коварным врагом может быть последней. Но он был далеко и не мог раскрыть сердце.
Она уже была прилично пьяна, но все никак не могла успокоить взбудораженные нервы. Эти четкие и перепуганные до смерти расширенные зрачки, кровь, стоны, хруст костей, похожие на звуки механического дробления камней, настолько ясно отпечатались в мозгу, что все попытки забыться, отвлечься, стереть и закрасить ни к чему не приводили. Чудовищные кадры как в стробоскопе, сменяли друг друга, вспыхивали сигнальными маячками. Ей и в голову не могло прийти, что то, что она сделала вечером, может выглядеть такой жуткой и ужасной сценой.
Утром она видела совсем другую картину. Ей казалось, что, сделав задуманное, её не будут преследовать кошмарные переживания и потрясения. Но прошло почти три часа, а она всё продолжала бороться, не столько с ненавистными стоматологами, сколько с собственным самоедством.
Выйдя из ванной, она чуть ли не бегом влетела в свою комнату и с надеждой как на икону уставилась в портрет еще молодого мальчишку, в комбинезоне пилота и мысленно с ним заговорила. Это не была история её взаимоотношения с профессором, это не было и покаяние. Она искала поддержку и одобрение. Ей хотелось услышать, как он её похвалит за праведный и чистый поступок, а она ему поддакнет и скажет: «Что зло не должно распускаться и пышно цвести». Но её героическая легенда молчала и безмолвно взирала как она вытирала маленькими кулачками слёзы. Верила ли она в те секунды в потусторонние силы? Наверное, да. И тому примером был её профессор, с которым постоянно происходят необъяснимые выверты. Она не надеялась воскресить деда, но сгорала от желания почувствовать то, что он слышит и ей восхищается. Но в комнате ничего не происходило, мебель не двигалась, свет не погас, музыка не заиграла и книги не закружились в вихре. Огорчённая она отправилась на кухню, поставила чайник, а рядом любимую чашку и присела за стол. Как только он закипел, она встала подошла к нему и налила кипяток до самых краёв. Повернулась к столику и увидела на столе вторую чашку.
- Откуда она взялась? – всколыхнулась она, - её тут не было. Я что машинально поставила две? Да нет же, убеждала она себя. Я еще не сошла с ума и не такая уж наклюкавшаяся. Ко второй я даже не притрагивалась и её лицо враз засияло.
- Дед, это ты? – произнесла так, как если бы он своим ключом открыл двери. Она присела на край стула и пристально уставилась в темный проход коридора ожидая его появления.
- Дед? - завела она пламенный монолог с пустотой. - Ты не зол на меня? Думаю, ты меня понимаешь. Прости, но по-другому я не могла поступить.
Положив пару ложек сахара в чай, она как будто увидела его сидящим рядом с ней и уже спокойным, расслабленным голосом вдруг стала рассказывать о своих делах на работе. Потом она пожаловалась на то, как среди дантистов затесалась женщина с кровожадными наклонностями и как её покрывает сонм знающих и толковых медицинских специалистов. Хотя её потолок – это погребальное хранилище для сортировки овощей. Поэтому я сделала для себя нелегкий выбор: совершить благо и послать приветы нерадивым и эгоистичным протезистам. Пусть они хлебнут сполна.
Была ли она уверена, что его дух в то полуночное время витал в квартире? В этом у неё не было сомнений. Потому что когда она произнесла:
-Ты же поддерживаешь меня? Да?
И в ту же секунду, как по мановению волшебного жезла за окном сверкнула молния и она услышала то, чего так настоятельно ждала. Пророкотало с таким грохотом, что она аж подскочила. Но в этом громе она отчётливо расслышала: «Да». Ну а в след за этим по стеклу затарабанили крупные капли дождя.
- Вау! – всплеснула она руками. – Не прошло и суток и такие невероятные роковые перемены: от непроницаемой метели до грозы с ливнем, от предсказуемой стези по проложенному коврику до запутанного и неопределённого будущего.
А ведь начало дня ничего такого не предвещало.
Едва войдя в свой рабочий кабинет, Юля поняла, что сегодня полностью отдаться работе она не сможет, её точно связали прочными канатами. Руки не слушались, ноги с трудом двигались, плечи, поясницу и шею сковали спазмы, да так крепко, что приходилось делать всякие гимнастические упражнения, чтобы размять мышцы. Единственный орган, работающий ясно и чётко был мозг, осознающий, что с ней происходит. Это был ступор. Пнуть кого-то шокером в бок, коленку, плечо или шею не представлялся чем-то уж таким сложным или затруднительным действием. Для неё это было сравни тому, как если бы она толкнула дверь рукой. Это совсем пустячное дело. Но вот дальше она должна сделать то, на что не каждый даже в ярости и гневе способен. Одно дело, когда идет война и в окопе встречаешься глаза в глаза с агрессором и другое дело, когда предстоит врезать по сопатке своему соплеменнику, пусть он даже и безоружен и ничего не сделал тебе плохого. Причем сделать она должна двумя разными способами. Готова ли она к этому? Эта мысль неотступно преследовала её даже в сновидениях, как только впервые услышала от подруги, что извергов профессора не мешало бы наказать их же оружием, лишить то чему они так долго учились и чему себя посвятили. Крови она не боялась, но вот молотить по зубам, так чтобы они разлетались в разные стороны задача еще та. Тут нужна не только сила, точность ударов и даже злоба, надо еще взрастить в себе бешенный невтерпеж сравнимый с помешательством и сумасшествием.
«Сейчас я выпью крепкий кофе со сливками и шоколадкой, как учил профессор и вернусь в бойкое состояние». Но когда последняя капля упала ей на язык, организм как-то вяло встрепенулся, словно селезень, разбуженный ударом весла о воду и впал в окостенение.
Будучи студенткой, она не прогуливала лекции по психологии и сейчас как никогда понимала почему срабатывает защитный механизм, похожий на то, как если бы её накрыли металлическим куполом, превратив в беспомощное и обреченное животное. «Я справлюсь, повторяла она раз за разом, несмотря на то, что паралич поселился в каждой клетке моего тела и нагло там гадит. Его так просто стереть ластиком или выветрить на балконе болтаясь как белье не получится. Мне его надлежит выдернуть из этого состояния как гнилой зуб. Я же к этому готова, мысленно как заклинание твердила она. Что я зря два месяца молотком колотила орехи и отбивала куски мяса представляя себе, что это чьи-то мерзопакостные рты?»
За окном была сильная метель, люди шли нагнувшись вперед, практически ничего не видя перед собой. Они были настолько беззащитны перед её замыслами, что не составляло большого труда незаметно подкрасться к любому пешеходу. Не обязательно дожидаться, когда стемнеет, - успокаивала она себя. При таком ненастье можно быть уверенным что даже идущие рядом прохожие не заметят, как она над кем-то колдует. А уж про ночь и говорить нечего.
«Все, пора».
Ровно в восемнадцать часов Юля делает два оборота в дверном замке и через сорок минут оказывается в своей комнате. Здесь все готово, чтобы начать крестовый поход. Она уже наметила, кто первым на себе прочувствует её гнев, и выбрала двух шелудивых прохвосток, сумевших так мило развести профессора на пятнадцать тысяч рублей. Она хорошо запомнила их портреты и описание по фотографиям, размещенных на сайте «Ледяная гора». Эта парочка была настолько легкодоступна, что Юлия была уверена на сто процентов, что с их стороны не встретит никакого сопротивления, стоит только замахнуться молоточком и они с перепугу взметнут свои ручонки в верх. Она знала, что дамы покидают помещение в одно и тоже время ровно в девять вечера. Далее, спускаются по ступенькам вниз и идут к стихийной неосвещенной автостоянке, где всегда много машин, так что среди них легко затеряться. На схеме она видела, что на углу здания висят две видеокамеры, направленные в разные стороны и устремлены на фасады дома, а вот парковка оставалась вне зоны их видимости.
В семь часов вечера она сказала родителям, что поехала в часовой салон и вместо дамской сумочки взяла небольшой рюкзачок. В нем лежали перчатки, молоток, тендерайзер, электрошокер, темно-синий шарф, черная и серая вязаная шапочка, телефон, с неизвестной сим-картой, купленной месяц назад в подземном переходе. Одета она была во все черное, пуховик, джинсы и кожаные зимние кроссовки с рельефной подошвой. Проехав две станции метро, Юля вышла на улицу, одела очки и серую шапочку с помпоном. Теперь она выглядела как школьница старших классов. На кольцевой линии сделала переход, и проследовала в противоположную сторону от стоматологии еще три станции. На улице сделала контрольный звонок в клинику, чтобы узнать, на месте ли эти вымогательницы. Получив утвердительный ответ от секретаря, Юля в течение двадцати минут шла до следующей станции, где и выбросила в канализационный люк отдельно сим-карту и телефон. Далее она вернулась в подземку и не доезжая одной остановки вышла во двор где сняла очки, поменяла головной убор и натянула его до самых глаз, обмотала шею и нижнюю часто головы шарфом и новой не свойственной ей походкой устремилась навстречу ветру с крупными хлопьями снега к своей заветной цели. По её расчетам путь не должен был занять более пятнадцати минут, на деле же оказалось почти двадцать пять. Когда она увидела горящую неоновыми лампами надпись, то впервые узнала, как может затрепетаться сердце если оно вдруг окажется вместо рыбы попавшей на спиннинговый крючок. Руки задрожали, ноги как будто увязли в глине, лоб предательски покрылся каплями пота, а еще в довершении налетевший столбняк, похожий на то, как если бы она уперлась в невидимую стену. Если бы не метель, то, она скорее всего развернулась и сверкая пятками драпанула бы куда подальше. Но колючий что и иголки порывистый ветер с липкими снежинками, так больно хлестал по незакрытым участкам лица, как невидимые божественные розги, делающие все чтобы привести её в ободряющее чувство, рассеять боязнь, и придать волю и мужество тому, что было задумано. Она замерла, оглянулась вокруг себя. Рядом прошла женщина, согнувшись чуть ли не пополам чтобы как можно меньше ловить острые как шипы ледяные кристаллики. «Так сейчас или никогда», - цыкнула она и ощутила, что чувствует человек за секунду до геройского подвига. «Главное не задумываться и ни каких пауз, делать всё на автомате, как при встрече с соседской болонкой, - её я всегда поглаживаю за ушком. Больше решительности, злости и ярости тогда и побед будет много и никаких к себе поблажек!». Какой она испытала ужас так никто и не узнает, но неожиданно для себя она начала хлопать ладошками по щекам, как штангист на ринге перед поднятием рекордного веса. Отрезвление наступило немедля, как после окунания в прорубь или вдоха паров нашатыря и Юля отрывисто произнесла: «Это все буйствующий подлейший адреналин, надо успокоится, тем более такая разъяренная вьюга, как по заказу. Сейчас я подойду к парковке и дождусь, когда они откроют дверь» - и что есть мочи сжала зубы. Одним движением скинула рюкзак, достала предметы и так крепко за них ухватилась что послышался хруст костей.
Еще ни разу она не была такой взвинченной и разгневанной до предела, её глаза искрились как при аргонной сварке, мозг потрескивал на манер дров в камине, а устрашающая поза внушала смертную беду. Юля шла вдоль длинного ряда машин, когда увидела открывшуюся дверь и выходящую высокую женщину, похожую по описанию на директора. Быстрым движением натянула капюшон и подобно дикой кошке, застыла приготовившись к прыжку, держа жертву в поле зрения. Та ничего не подозревая подошла к своему «Ниссан Кашкай». Щелкнула пультом, уселась на водительское сиденье, завела мотор и сразу же заиграла музыка. Немного посидев, женщина покинула автомобиль, открыла багажник, достала щетку и стала сметать снег с крыши и лобового стекла. В эти секунды у Юли в голове прозвучал выстрел стартового пистолета и она, на взводе несется торпедой на встречу к припевающим губам и к щеточке, так бережливо скользящей по кузову авто.
Когда Юля оказалась рядом с жертвой, то увидела, что та ростом под два метра, а наклоненное над крышей туловище, делало невозможным дотянуться до шеи.
«Вот это оглобля» - мелькнула у неё за ушами.
Тогда не раздумывая наносит разряд в бедро, и потерявшая совесть «каланча», каркнув «Ай», крутанувшись на сто восемьдесят градусов с шумом грохнулась на спину и затылком ударяется об колесо. Не понимая, что с ней произошло, теряет ориентировку. Этого Юля и ожидала. Быстро скидывает рюкзак, сунула в него электрическую дубинку, левой рукой вытаскивает тендерайзер метнула свой взгляд на разинутый рот из которого вырывались не членораздельные звуки и с размаху ударила по нему молотком. Голова несчастной подпрыгнула как резиновый мячик, и не дав ей приземлиться тут же последовал еще и еще удар, сопровождаемый хрустом, похожим на то, как кто-то ломает сухие ветки деревьев. Дылда пытается прикрыть руками челюсть, но теперь это не важно, первое освидетельствование завершилось. Юля отбрасывает в сторону молоток, перехватывает правой кистью кухонный инструмент со шпильками и прицельно втыкает его в окровавленные десны. Раздался раздирающий крик и Юля увидела гуляш на разделочной доске готовый для запекания в духовке. Ну и начала его дотошно обрабатывать, хотя хозяйка из неё на кухне была ни какая. Дома всегда стояло на плите первое и второе, ну а будучи в гостях её почти не подпускали к готовке, да она и не очень-то проявляла тягу. Но сейчас она как завзятый повар жила стряпней и отрывалась по полной. Её «рагу» приготовилась к смерти и окончательно смирилась со своей участью. Застывшее как каменная глыба тело напугало Юлю, она шустро вскочила на ноги, схватила рюкзак и едва сделав два шага, вдруг видит перед собой помощницу, которой был присвоен номер два, спешащую на помощь своей начальнице. Не ожидая от самой себя, она словно королевский мушкетёр выкидывает вперед тендерайзер с окровавленными наконечниками и вонзает его прямо в накрашенные губы. Дама бессловесно падает назад, ударяется плечами о припаркованный автомобиль, сползает на снег и пытается защититься, но безуспешно. Юля стремглав бросается на лежащую со звериной яростью и задвигала рукой, будто перед ней был антрекот для жарки. Сколько было нанесено ударов никто не считал, остановилась только тогда, когда пострадавшая перевернулась на грудь и начала ползти под днище автомобиля. Только после этого Юля выпрямилась и посмотрела по сторонам. Никто к получившим заслуженную кару не спешил на подмогу.
«Какая нужная штучка в хозяйстве!» – просияла она и бегло его осмотрела. «Ты потрудилась на славу жалко тебя выбрасывать, но стерильность превыше всего» - и размягчитель стейков полетел в сугроб.
Еще раз взглянув на невнятно стонущие, корёжащиеся и расползающиеся особи не отличимые от дождевых червей, Юля подгоняемая вихрем, расторопно залавировала между машинами в противоположном направлении от той станции метро, из которой она вышла. Пройдя пару кварталов и все время обращая внимание на фасады домов в поисках камер, она, согласно намеченному плану строго сохраняла свою приобретенную походку, бодро двинулась совсем к другой линии метрополитена. По её расчетам топать предстояло почти сорок минут. По дороге ей встречались тусклые уличные фонари. Свет от них искрился, дробился, рассеивался и прерывался точно разметка на дороге. Тем не менее она два или три раза под ними останавливалась и тщательно осматривала одежду. Не заметив капель крови, Юля сменила шапочку, обмотала фэйс шарфом и одела очки. Правда их приходилось часто протирать, так как линзы от пурги сразу же запотевали. Выглядела она как школьница, возвращающаяся с дополнительных занятий. Иной раз широко шагала, размахивала руками, разбивала кочки из наледи, пинала то полиэтиленовый пакет, то пивную банку, а пару раз даже позволила себе дриблинг с небольшим куском льда. Пока она вышагивала, в её голове неоднократно прокручивалась мизансцена, оцененная ей на отлично, в ней не находились явные изъяны, за исключением одного. «Забыла я им сказать: мол извините, что приходится работать в таких непростых условиях. Томограф сломался. Но вы не переживайте, сегодня я оказываю услуги бескорыстно».
Еще каких-то пять-десять минут назад она как метеор на бешенной скорости летела неизвестно куда, и где мог быть конечный пункт остановки никто не знал. Но сейчас она приобрела твердую землю под ногами, преодолев с легкостью притяжение, не сломалась и не спалила себя целиком дотла. Чувствовала ли она себя великой, с той минуты, как только перестала оглядываться на свою жизнь? Наверное, да. Всю свою короткую жизнь она катилась подобно отвалившемуся валуну с горной скалы, то убыстряя темп, то притормаживая и изредка зависая над пропастью, но в любом случае её ожидала уготованная конечная полоса в долине. И не в его силе покатиться назад или сделать поворот на девяносто градусов. Его участь одна, только вниз. Такова судьба всего рода человеческого. Но иногда появляется праведник, ему верят и смело идут за ним, как в святое убежище. Так и валун вместо тихого и уютного уединения летит с шумом, с грохотом, падает на отроги и хребты, отскакивает и приземляется в бушующую горную реку, ввергая себя в бесконечное странствие и какова будет его судьба, да и есть ли у него конец и когда он сбудется, полная загадка. Его увлекают потоки вод, он перекатывается, соприкасается и ударяется с какими же как он побратимыми, оставляя после себя метки словно рыба своё семя. Неудержимое течение будет его крутить, вертеть, швырять и подбрасывать, погружать и толкать вперед до тех пор, пока он из угловатого, ребристого и необтесанного булыжника не превратится в плоскую, гладкую гальку, выброшенную на берег моря или дно океана. Вот и Юля не поддалась страху и ужасу, не закрылась в своём дупле, не стала барахтаться и чахнуть в повседневных заботах, не захотела приспосабливаться, а по образу тому валуну дерзнула и бросилась в омут. Не исключено, что там она набьет массу синяков и шишек, пообтесается как брус на лесозаготовке, а потом еще на пилораме. Вполне возможно она налетит на рифы, и разлетится в щепки как деревянное судно. Но именно такое движение вперед дает непритворное окрыление и душевный подъем. Теперь, оказавшись в пучине, она приобрела не только самоуважение и достоинство, но и победу, воспринимая её как нечто более ценное, чем собственное существование. А уж как её разрывали гордость и приливы радости, что она едва себя сдерживала, чтобы не зацеловывать в засос каждого встречного. Тем не менее, удержать себя не получалось и кружилась как сверло вместе с крутящимися снежинками. Пару раз останавливалась, наклонялась к обуви, как бы проверяя, а завязаны ли шнурки? Но на самом деле её интересовало, а нет ли преследователя и убедившись, что никого нет, она как ребенок, загребала снег рукой, подносила его ко рту, облизывала, слепляла в комочек и бросала либо в столб, либо в ствол дерева. Она допускала, что если зазевается, то какая-нибудь не отмеченная на карте видеокамера торговой кампании запишет как беззаботная и счастливая девочка-подросток чему-то радуясь исполняет джигу. «Но и пусть пишут, - сбрызнула в кулачок Юля, - им все равно меня не раскусить».
Подходя к заветной букве «М» и расшвыряв эмоции как зерна при посеве, Юля уловила как безграничное счастье тонкой струйкой улетучивается в небо, а его место занимают прежние переживания.
- Жаль, что мой дом находится так далеко, - тихо она сказала себе, - я бы лучше прошла еще десяток километров, чем оказаться в теплом вагоне.
Спускаясь по эскалатору ей начинало казаться, что все окружающие смотрят только на неё. «Неужели все-таки запачкалась кровью и сейчас я как светлячок поблескиваю яркими фосфорными огоньками. Надо бежать, мелькнуло в голове», - и как косуля побежала по ступенькам вниз и потом в самый дальний конец платформы. Спрятавшись за колонной, вновь осмотрела себя, несколько раз провела ладонью по куртке и джинсам, будто бы стряхивая с себя снег, и не обнаружив никаких красных пятен стала понемногу успокаивать дрожь. Состав был полупустой, никто не пялил на неё глаза, что позволило ей немного расслабиться, и даже минут пять вздремнуть. Так незаметно доехала до кольцевой ветки, где сделала пересадку и через три станции, вышла на улицу, где во всю продолжала бушевать метель. Она с прохладцей прогулялась до серенькой ветки, зашла в подземку и поехала к своему дому.
Поднимаясь вверх по ступенькам, она сняла шапочку и очки, растрепала волосы и в таком виде появилась в квартире ровно в одиннадцать вечера. Родители уже спали, и она могла без свидетелей еще раз уже более внимательно осмотреть поверхность одежды и лишний раз убедиться в отсутствии каких-либо следов от её контактов с этими противными рептилиями.
Едва она закрыла за собой дверь, то сразу же разделась до нижнего белья, налила в бокал грамм двести коньяку, достала шоколадку и скрылась в ванной.
Через час она в подпитии сидела на кухне с чашкой горячего чая и осязала, как невидимая тяжесть наваливается на её хрупкие плечи. Она уже знала, что после длительной изнурительной тренировки в спортивном зале, последствия нагрузки проявляются не сразу, а спустя два-три часа. Вот и сейчас она была в таком состоянии, какое бывает если непрерывно толкать железнодорожный локомотив на протяжении десятков километров. Её мышцы то сжимались, то скрючивались, то растягивались отчего безустанно ныли и гудели как на разудалой всеобщей деревенской свадьбе. А разве на ней можно быть не в себе или в дурной трепке нервов? Вот и Юлю так и распирало, что она едва сдерживалась чтобы с кем-нибудь не начать делится, но прекрасно отдавала себе отчет, что еще не пришло время, когда об этом можно говорить. На часах уже был час ночи, когда она всё-таки набрала профессору.
- Ты чего это так поздно звонишь? - услышала она иронию в его голосе.
- Да я что-то устала, разболелся живот, выпила пару таблеток, а потом заснула. Вот проснулась и решила с тобой почирикать. Ездил в стоматологию?
- Да, только в другую, нашел в соседнем доме, там мне коронки вновь вернули на прежний пост, надеюсь, что на этот раз они будут сидеть вечно.
- А как дела в салоне?
- Все тихо, фотки убрали, никто теперь не возбуждается, ну и нас не дёргают, даже как-то скучно стало. Сегодня было человек тридцать, только трое ушли с покупками. А вот остальные мерили, приглядывались и вертелись вокруг цветника. Кое-кто из них скособочив лицо явно намеревались пустить несколько плевков в портреты и только наше присутствие помешало им это сделать. А вот одна как мне показалась влюбленная парочка обнюхивала разодетую цыганщину как голодные щенки. Может это проверка была, а может хотели поглазеть на то, чем мы богаты, в общем у нас был покой, как в морге.
- Кем теперь думаете недовольных заменить?
- Жду от тебя предложений. Твоё было чудачество, давай и дальше чуди, вей веревки из важных фигур.
- Мои чудо-чудные дорого стоят. Одними часиками тут не обойдешься.
- Во как! И чего же мадемуазель желает?
- Я подумаю.
- Советую тебе поспешить с думами, а то Магомед уже имеет виды, кого добавить. Говорит: «Не порядок, гвозди торчат, на стене пустые клетки, чем-то похоже на щербатый рот. Когда это вижу, как-то не по себе делается, начинаю тебя вспоминать».
- Если быстро не придумаешь, он может по простоте душевной себя любимого повесить, родню, да еще и земляков в придачу, у него её пол-Москвы наберётся, места всем хватит. Он такой.
- Завтра пришлю тебе рожи.
- Договорились, - и я выключил телефон.
Этот короткий ночной разговор позволил Юле на некоторое время отвлечься и не думать о том, что натворила. Но как только она забралась под пуховое одеяло, выключила свет и едва сомкнула веки, как немедля словно на большом экране в кинотеатре вновь замелькали кадры прошедших суток. Она приподнялась, облокотилась на спинку кровати и тупо задала себе вопрос:
- Теперь что, эта сцена меня будет неотступно преследовать? Может я напрасно так поступила? И только закачала головой из стороны в сторону как в небе ярко сверкнуло и раздался гром.
«Ого, как меня предупредили. Это благое предзнаменование! От деда скорее всего. Посылает мне сигналы: не сметь давать слабину! Приводит меня в чувство, мол перестань пережёвывать и все сомнения дави как гнид на волосах. Ну а то что меня колбасит, - это вполне естественно. Если разобраться, то любой рискованный демарш не проходит легко и гладко для организма. Для него это неизведанный вызов, и он таким образом реагирует. В памяти всплыло несколько фильмов о войне, в которых солдат играющий главную роль в первом же сражении убивает супостата и его охватывает нервная дрожь и муки терзаний. Он курит одну сигарету за другой, смотрит как трясутся пальцы и осознаёт, что неприятель такой же как он, что у него, наверное, есть дом, семья, дети, а теперь он неподвижно лежит на сырой земле и никогда не увидит своих родных. Но чтобы не лежать рядом с ним, ему приходится во время сражения убивать в себе всё самое лучшее что есть в человеческом обличье, забыть кто он есть и превратиться в бездушную тварь, вспаривающую животы себе подобным. Мне тоже надо такой стать», - и натянула на себя одеяло до макушки.
Это открытие так сильно её взбудоражило, что стало душно как летом на море. Юля глубоко задышала, но теперь ей показалось, что воздух слишком сухой и нагретый и его не мешало бы остудить. Она вышла на балкон, открыла оконную створку и высунула голову наружу. Это был не реальный кайф сравнимый с тем, как если бы на обгорелое лицо приложили влажное и прохладное полотенце. Сразу же легкие расправили свои паруса, и она ощутила сладость от вдыхаемого воздуха. Так и стояла до тех пор, пока озноб не овладел её телом. Вернувшись в комнату, наполненной прохладой она юркнула в холодную постель, но выскочила обратно. Ей неудержимо захотелось влить в себя пару глотков крепкого напитка. Прокралась на кухню, открыла холодильник, достала недопитую бутылочку и плеснула в любимую кружку пару чайных ложек. Захотелось закусить черным хлебом и увесистым куском сливочного масла. Едва закончив жевать, она заметила, что ноги как-то странновато сгибаются в коленках, а туловище явно стремится принять горизонтальное положение. Надо идти спать, догадалась она. Сполоснув посуду, Юля, держась руками за стеночки, приседая и вновь вставая медленно вползла в свою норку. Как только коснулась подушки, её тут же закрутило вихрем и понесло все дальше и дальше от заклятых земных пут, и не было никакого кошмара, ни молящих криков о пощаде, ни переживаний и страхов, не было ничего, а была кружащая темнота чернее «Квадрата» Малевича, уносящая её в неизвестность.
Глава двенадцатая.
Проснулась Юля в похмельном состоянии в половине восьмого с сильной головной болью и тошнотой. Казалось, что кто-то сдавливает невидимыми руками затылок, как будто перепутал его с арбузом, проверяя насколько он крепкий, затрещит или нет. Затрещал и звук был похож на тот, когда от молотка крошились зубы. Опять всплыло вчерашнее побоище, и тело покрылось гусиной кожей и по венам потекла ледяная кровь. Чтобы отвлечься и забыться, закрыла глаза и попыталась вернуть себя туда откуда только что вынырнула. Не получилось. «Лежи, не лежи, - рассудила она, - но лучше не станет, надо что-то глотнуть, чтобы прийти в себя». Пришлось приложить неимоверные усилия, подняться и дойти до кухни. А там родители завтракали и о чём-то разговаривали. Но как только появилась их дочь в дверном проеме, они замолкли и изучающе уставилось на сотворение, которое они породили и воспитали и которое мало чем походило на их родственные связи. Оно было опухшее, со спутанными волосами, с отеками под глазами, одетой в поло задом-наперед и штанишками шиворот на выворот. Отец тяжело вздохнул, ну а мать покрутила головой и тихо произнесла:
- Твой профессор доведет тебя до сумасшествия. На кого ты стала похожа? Будь уж с ним поосторожнее.
- Он тут не причем, - вспылила Юля. - Это на работе гульнули. Выгодную сделку отмечали, ну и немного засиделись. Где у нас таблетки?
- Открой шкафчик и увидишь железную коробку из-под конфет. Судя по полупустой бутылке тебе нужен нурофен
- Это что такое?
- От излишнего перепоя, - услышала она ехидный голос отца.
- Пойдет.
Проглотив две драже, Юля отправляется в свою комнату. Однако через минуту вновь возвращается и уже сама открывает шкафчик, достает коробку с лекарствами и ищет «Омез», чтобы снять чувство тошноты. Родители молча наблюдают, как дочь роется среди упаковок, видят, как она отрывает от пластины фольгу, подходит к раковине, наливает воду в кружку, жадно её осушает и ничего не говоря, уходит к себе. Свернувшись в клубок и прикрыв голову подушкой, она тут же погрузилась в обморок и когда открыла глаза, то увидела яркое солнце в окне. На часах было пять минут десятого, и в это время она уже должна быть на полпути на работу. Голова почти не болела, а вот чувство тошноты никуда не исчезло, но было уже не таким гадким и поганым. Понежившись еще чуть-чуть, отправилась в ванную комнату. Такой она себя еще не видела, живое лицо превратилось в застывшую пластилиновую лепешку, которую очень долго мяли и колотили, а миндалевидные глаза округлились и стали похожи на две маленькие черные точки. Приняв душ и высушив феном волосы, она не завтракая отправилась на службу.
Пока была в метро, в смартфоне в новостных лентах искала информацию о ночных происшествиях и не найдя никакого упоминания о её сафари, сделала вывод:
«Что ничего трагического не произошло, подумаешь кому-то в драке что-то, выбили, не мозги же, а зубы. Вставят себе новые, а заодно на практике познают все прелести самых передовых технологий в протезировании». Она закрыла глаза и не увидела никакого повторяющегося кино, а вместо него засияли солнечные зайчики, а вместе с ними почувствовала, как по сосудам потекла горячая кровь.
«Кажется, меня отпустило, все идет как надо», - и губки приветливо улыбнулись.
На работу она заявилась в приподнятом настроении. Сразу же заварила крепкий черный чай и стала просматривать анкеты вновь прибывших устраиваться на работу. За весь день она так ни разу и не вспомнила, что накануне накуролесила. На улице вовсю светило солнце, с крыш свисали сосульки и ничто не могло намекать на продолжение медицинской вендетты.
Прошла неделя. Она жила обычной жизнью, засыпала в объятиях профессора, в баре с подружками выпивала по бокальчику вина, до седьмого пота занималась на тренажерах и казалось, то что с ней произошло было безосновательным стечением обстоятельств.
Но сегодня утром в окне она увидела крупные хлопья снега. Они так густо сыпали с неба, что сквозь них с трудом можно было различить соседнее здание. Её сердце встрепенулось, затрепеталось, энергично застучало клапанами, как бы намекая, что пора собираться на задание. Она включила компьютер, зашла на сайт погоды и проверила, как долго продлится снегопад. Судя по огромному медленно движущемуся тёмно-синему пятну на карте, можно было предположить, что прояснения до вечера точно не наступит, значит пришло время для очередного зубоприношения.
По её намеченному плану, кого она должна отучить от шулерства должен был стать имплантолог, хитро обогатившийся не только на профессоре, но и скорее всего на других пациентах. Их клиника находилась рядом с её местом работы, поэтому Юля решила взять с собой весь боевой арсенал и поехать на службу в черных джинсах, темно-синем свитере и сером пуховике.
Еще раньше она выяснила по телефону, что этот жулик появляется в клинике три раза в неделю вечером после восемнадцати и находится там до двадцати одного часа. На сайте медучреждения легко нашла его фотографию и теперь ей оставалось только проследить, на чём он приезжает на работу. Оказалось, на машине, и паркуется в соседнем дворе под ярким наружным освещением и большим количеством видеокамер. Но прежде чем дойти от парковки до входной двери, он проходит сквозь темную неосвещенную арку.
«Ну вот соколик ты и попался. Имплантирую я тебе прививку от шельмовства».
В пять часов Юля осталась одна на работе, не считая охраны и двоих помощниц, беседовавших с двумя девушками из Таджикистана. Она уже была вся на взводе и едва могла сидеть за столом. То заваривала крепкий чай, а потом выливала его в раковину, то варила кофе и не притрагивалась к нему. Она раз за разом вскакивала с кресла, суетливо ходила, то и дело бросала взгляд на часы и вновь присаживалась. Исколесила все кабинеты и туалетные комнаты, иными словами: была суетливой и беспокойной. С каждым часом ей все труднее и труднее приходилось себя сдерживать, чтобы на кого-то не на кричать или не отчитать. И тогда она решила, что нет смысла ожидать девяти вечера, несмотря на то, что к этому времени проныра уже вкрутит скорее всего подтасованные импланты и возвращаться будет размякший и уставший, и конечно с таким тепленьким справится намного проще. «Все это так! – уверяла она. Но как мне сохранить самоконтроль, когда я вот-вот выйду из себя, а душа, не спрашивая совета сама рванёт претворять замышляемое. Встречу его при выходе из автомобиля. С этой мыслью она быстро оделась, закинула за спину рюкзак и помчалась к проезду, куда должен подъехать черный минивэн.
Времени было без четверти шесть. Она обошла соседний дом, заглянула на стоянку, но знакомого очертания кузова нигде не было видно. Значит еще не приехал. Тогда она завернула за угол, уличный свет туда не доходил, а валивший снег и вовсе делал её незаметной. Так ей пришлось простоять почти двадцать минут, прежде чем увидела, как ожидаемые очертания свернули с перекрестка во двор. Все это время она не переставая размышляла, где же удобнее поквитаться, на парковке или под аркой? Ведь нет никакой гарантии что не наткнётся на случайного прохожего. Но выбора ей не оставили. Машина остановилась у самого тротуара и рядом стояли две женщины, болтавшие между собой. Быстро обежав дом и едва свернув в арку, Юля увидела, как навстречу идет высокий мужчина. В одной руке он держал портфель, а другой прижимал к уху телефон. Она нагнулась, как будто развязались шнурки, а сама из внутренних карманов куртки достала свои инструменты и приготовилась к атаке. Сказать, что она в эти секунды была взволнована, значит ничего не сказать. Сердце так энергично перекачивало кровь, что её мотало как знамя на высоком флагштоке. Руки ходили ходуном, и она даже испугалась, а сможет ли не только крепко удерживать инструменты, но еще и точно наносить удары. Тем менее стремление вмазать в назидание, перевешивало её худшие опасения, да и предельная заряженность была сравнима с последним толчком перед прыжком через огромную пропасть. Едва она увидела рядом с собой его ноги, как во всю мочь распрямляется и выстреливает шокером в кадык имплантолога. Разряд был настолько мощным что отбрасывает мужчину на пару метров назад и гулко впечатывает его затылок в стену. Было заметно, что от удара он повалился на асфальт без чувств, но Юлю это тревожило меньше всего. Она была сосредоточена на том, что надо постараться и не промазать трясущимся молотком. Завывание ветра, дорожный шум и топот горожан не смогли заглушить необычный треск, похожий на замкнувшие искрящие провода. Такое стрекотание издают куски зубов, разлетающиеся в разные стороны, а затем застрочили иголки как как на швейной машинке «Зингер». На все про всё ушло не более полутора десятков секунд. Удовлетворившись содеянным Юля, повертев головой и убедившись, что все прошло гладко, бегом пересекает четырехполосную дорогу и как не в чем не бывало бодро зашагала к метро. Пару раз она останавливалась, чтобы внимательно осмотреть себя, но ничего подозрительного так и не обнаруживала. То, что она учинила, еще не проникло до её сознания. Это как алкоголь, по темечку еще не бухнуло, но ноги ощутили хмель. Вот и она, то пританцовывала, то подпрыгивала как синичка и в очках и рюкзачком похожем на школьный ранец выглядела как ученица, чьи мысли заняты только учёбой, курсами и дополнительными занятиями.
Спускаясь по ступеням эскалатора метро, Юля была вне себя от радости, её душа не просто ликовала и пела, она распалилась словно её тело то окунали в ледяную полынью, то перемещали в сауну. Она не ожидала, что все пройдет как по маслу. Ведь это она за пару секунд уложила на лопатки здоровенного жлоба, превратив его в навозного жука, лежащего на спине и беспомощно дрыгающего толстыми волосатыми ножками. Нет сомнения, что он догадался, за что его так жестоко наказали, пусть теперь выворачивает себе мозги в вычислении того, кто бы это мог быть.
«Интересно, он расскажет следокам, каким макаром попал в немилость, или будет строить из себя белого и пушистого барана?» Никогда она не думала, что месть может быть такой сладостной и пьянящей. Для неё это были новоявленные и разительные ощущения. Она буквально таяла, как снег под палящими лучами солнца. Казалось каждая клетка рождалась заново, кровь обновлялась и начинался новый отчет жизни. Ей теперь не двадцать шесть лет, а всего несколько минут.
- Кто я, странствующий младенец? - застучало у неё в висках.
Она сняла перчатки и внимательно посмотрела на кисти рук. Они были не такие, как раньше. Кожа стала мягче и влажнее, а сами пальцы немного скрючены как у грудничка в люльке.
- Я что родилась заново? - услышала она внутренний голос. - Это все проделки профессора. То отправляет меня в потусторонний мир и знакомит с чертями, а сейчас на свет появляется новая я, или я её копия? И она вдруг представила, как открывает двери квартиры, и видит саму себя.
- Ой! – всполохнулась оробевшая Юля, и так встрепенулась, что на неё обратили внимание сидящие напротив пассажиры вагона. Ей вновь захотелось с кем-то об этом поделиться, рассказать, что с ней происходит и как она расправилась с огромным мужланом, набросившемся на неё в темном переулке, и что она не испугалась, применила электрошокер и с силой пару раз пнула ногой в пах.
И вот она в своей комнате присаживается на край кровати и ей становится немного грустно от того, что нет никакого двойника, а ведь она так надеялась его увидеть. Тем не менее, не прошло и четверти часа, как сознание спустилась на землю, патетическое настроение остыло и ей захотелось поговорить с профессором.
- Привет! Что делаешь?
- Ну, привет! Готовлюсь к засорению мозгов студентам.
- Ты как относишься к голливудским кинозвездам?
- Улавливаю ход твоих мыслей.
- Тогда что скажешь?
- Ну это смотря кого удостоить такой чести. Я так понимаю, выбор уже сделан?
- Не совсем, но есть на примете несколько актёров.
- Воздыхатель тоже есть?
- Лиам Нисон?
- А у тебя он не один?
- Благодаря твоему Евротелемусоропроводу (это она так называла несколько каналов, по которым круглосуточно крутят Европейское кино) появилось еще несколько.
«Как ей удаётся легко, не задумываясь расточать крылатые словоизвержения? Прыскает так, что не вносит никакого диссонанса».
- Мадемуазель, какая вы не постоянная. Один ветер в голове. Колись, кто еще?
- Не скажу. А то не согласишься.
- Ну если твои обожатели будут раболепно пленять всяких чудиков, то пусть разбавляют клумбу.
- Будут, еще как будут.
- Посмотрим, посмотрим.
- Как твой Голливуд?
- Хожу с протезом. Пока никаких изменений.
- Надеюсь ты ищешь золотую голову?
- Специально нет. Но есть на примете, кто мне может помочь. На днях кое с кем встречаюсь, вот и переговорю.
- Я надеюсь, ты больше не поедешь в концлагерь?
- Больше туда ни ногой. Наш юрист готовит им злобную кляузу о возврате денежных средств.
- Давно бы так. В выходные встречаемся?
- Как всегда, жду тебя завтра в восемнадцать часов на конечной станции.
- Тогда до встречи.
- До завтра.
Давно мне не приходилось сталкиваться с нереально возбужденной, игривой и цветущей девушкой, чьи эмоции так и разлетались в разные стороны. Глаза блестели зазывной похотью, переливались ярким светом, как будто вместо зрачков были театральные софиты. Их вид настолько меня смутил, что мне стало как-то неловко от того, что, а вдруг я не справляюсь и не смогу потушить её пламя из своего образцового, великолепного и вездесущего спермамёта, не упускающего своего. Но сразу же вспомнил, что я не ленюсь, попросту не прожигаю и не проматываю время и от меня она всегда уезжает не то что сытая, а обожравшаяся, так что не должно быть никаких осечек. Но все же я напрягся от понимания того почему она так себя ведет. Тут либо одно, у неё там так припекает, что ждет от меня не постылых, а непредвиденных ласк. Либо приняла какого-то зелья от ближайших соседей из южных стран, поэтому и выглядит льстивой и угоднической. С ними каждый день имеет деловые беседы, могли ей преподнести в качестве благодарности. Ну а если все-таки секрет кроется в чём-то другом?
Пока мы шли до машины, она не находила себе места, и была похожа на непоседливую вертлявую собачонку, встретившая после долгой разлуки любимого хозяина. Крутилась и обвивала меня так, как это делает змея со своей добычей. Едва мы сели, как она тут же прилипла ко мне и сказала таким гипнотически ласкающим тоном, что у меня чуть не лопнул замок на джинсах.
- Я хочу, чтобы ты меня сегодня наказал, как самое непослушное, вредное и капризное дитя природы. Моя попа так соскучилась по ласкам, что по ночам нестерпимо зудит, и спать мне не дает. Успокой эту засранку! И посмотрела на меня преданными глазами брошенной собаки.
От таких откровенных слов я чуть не поперхнулся слюнями с языком. Вот оказывается, почему она выглядит такой интриганкой и такой сластной. Свербит видимо у неё не на шутку, что даже усидеть не может, так и ерзает. Вообще её иногда прорывает на такие срамные признания, что даже постесняешься себе сказать, не то что даже близкому другу. Она интимное преподносит как блюдо из меню заказанное у официанта, а я как шеф-повар, должен исполнить её заказ. Думаю, не многие решатся при встрече со своим возлюбленным выложить свои требования, даже когда они остаются наедине в спальне. Я же, зачастую еще не дойдя нескольких километров до простыни уже знал, о чём она мечтает. Не сказать, что меня её пожелания ставили в оторопь, наоборот, они как предстоящая еда вызывали повышенный аппетит и пока мы были в дороге, я так разыгрывал желание, что едва себя сдерживал, чтобы не наброситься посередине пути.
- Мадемуазель, вы не перестаете меня удивлять. – Придется тебя как следует полечить.
- Полечите, меня, уважаемый доктор! Я сегодня чувствую себя больной.
- Ох как я тебя полечу. У меня для этих целей арсенал начищенных до блеска ремней, действуют как касторка, а к ним приготовлены парочка бутылок микстуры, - полусладкой, как ты любишь.
- Какой ты предусмотрительный и заботливый! Поехали быстрее, мне уже не терпится, хочу всё побыстрее принять!
- Так ведь завтра восьмое марта. Должен же я устроить тебе праздник.
- О! Я люблю праздники.
- Кстати, у меня в понедельник начинаются занятия.
- И теперь ты все вечера будешь проводить в институте?
- Вовсе не все.
- Ну да! - произнесла Юля ироничным голосом, - новые студентки, короткие юбки, глубокие декольте, верблюжьи губки, силиконовые сиськи, часики в бриллиантах.
- Вот ты язва. - Ты сегодня сама распущенность, у меня уже руки зачесались.
- Только руки? И прильнула губами к моему ушку.
- Ты сегодня сполна получишь! Возьму тебя в оборот без всякой жалости.
- Как вы можете, уважаемый профессор, наказывать такую милую и невинную заиньку? Да еще дикими варварскими методами, и крепко сжимает зубами мочку моего правого уха и тихо цедит:
- Мне перед сном пожалуйста ремешок из ската с холодным шампанским. Ты его окунаешь в бокал с игристым и очень нежно будешь им меня ласкать.
- С каких это пор юная леди стала изощренным гурманом? - Это где тебя так угощали?
- Это мое новое яство. Думаю, вот написать книгу и назвать её: «Радость телесных наслаждений».
- Я бы заменил слово радость на усладу. Или на: «Поборники телесных услад».
- Звучит неплохо, мне нравится.
- А может нам открыть клуб любителей порки? Будем с утра до вечера всех пороть вдоль и поперек. Потом откроем филиалы в разных городах, выйдем за пределы страны. Откроются фабрики по шитью ремней именно для задниц, разных расцветок и фасонов. Причем, как мужских, так и женских. Хватит жить приземленным и насущным! Будем всех подряд уделывать. Во житуха начнется
- Профессор, а вы подстрекатель. Смотрите, а то ведь соглашусь, потом не отвертитесь
- Мадемуазель, какая вы сегодня угодливая. Меня в соавторы возьмёшь?
Юля окинула меня взглядом канцелярского кадровика и иронично произнесла:
- Это будет зависеть от того, насколько я сегодня буду сыта. И весело рассмеялась. Слушайте, профессор, а ведь это будет бестселлер, покруче твоей еще не написанной стряпне.
- Ну и задира же ты сегодня, спустись с пьедестала, еще не читала, а уже говоришь, как о бульварной пыльной книжонке. Ты пошарь в интернете, может об этом уже написаны горы томов, и тогда твоя писанина будет выглядеть как жалкий плагиат.
Юля задумалась, включила свой айпад и что-то стала в нем искать. Мы уже подъехали, но она как будто превратилась в силуэт, растворившись в гаджете, и даже когда мы шли к подъезду, все также была в него погружена. Только когда мы поднимались на лифте, с облегчением вздохнула:
- Ничего подобного нет. Так что, уважаемый преподаватель, если будете себя хорошо вести и слушаться меня, я может быть соглашусь с вами посотрудничать, и в очередной раз весело рассмеялась.
- Заходите, мадемуазель, - пропуская её вперед в открытую дверь квартиры.
Снимая с себя одежду она все никак не могла угомониться от своего нежданного наития.
- А как ты думаешь, а должны быть фотографии или рисунки, ну чтобы видно было что и как надо делать?
- Лучше уж сразу снять фильм и крутить его по всем телевизионным каналам после полуночи.
- Нет это будет излишне. Кино не передаст тех ощущений, о чём может рассказать книга. Я же буду подробно описывать о бескрайних просторах, полёте, морском прибое, нирване, тропическом шторме, звездном небе, погружении в пучину и еще о многом чего. А видео мало чем будет отличаться от садо-мазо. Открою народу глаза, как порка из телесного наказания может превратиться в божественное наслаждение, несущее негу, упоение, блаженство, восторг, экстаз и еще много ярких и необычных красок, а главное она окрыляет и раскрывает душу и снимает камни с сердца.
- Мадемуазель, вы меня поражаете. Это перед кем вы проштрафились, если ходите с камнями за душой?
- Не торопи, всему своё время.
- Оступились на работе?
- Можно и, так сказать.
- И теперь вы хотите сделать из секса поэзию наслаждения?
- А ты разве не знал, что для нас это не просто перепихон, это гораздо значительнее, чем стоны, ахи и охи. Иногда взрыв достигает небывалой мощи, сравнимый с появлением вселенной, просто об этом мало кто знает. Это у вас одно и тоже, туда-сюда, сюда-туда, сверху-снизу, стоя-боком, сзади-спереди, а для нас все это не имеет значение. Долбите как как шахтёры отбойными молотками.
- Эй, юная леди, поосторожнее на виражах.
- Я не о тебе говорю.
- Я догадываюсь. Не надо нас всех ровнять.
- Даже и в мыслях не было. Не прерывай меня. Почему мы любим праздники? Потому что проводим их не как будничный день. Столы ломится от всяких изысков и деликатесов, приправленных дорогими напитками. Иными словами, устраиваем медовый спас желудку. А в сексе? Он как начинается в первую близость так одно и тоже на протяжении годов и десятилетий продолжается. Нет в нём ни праздников, ни торжеств, ни юбилеев, ни новизны, сплошная банальщина и скука. А ведь мы женщины в отличии от вас хотим каждодневного Нового года или дня рождения с восьмым мартом. Понимаешь, наша оболочка и внутренний мир - это цветок, который никогда до конца не расцветает. Порой кажется, что все, распустился, а потом вдруг находится садовник и тебя накрывает волна доселе неизвестных загадочных и диковинных исступлений, уносящих в бездну.
Пока я поджаривал семгу и делал зеленый салат, Юля все продолжала делиться набросками своего будущего творения. Эта идея её настолько захватила, что она не заметила, как мы выпили все шампанское и слопали ужин. Ну а завершалась наша трапеза крепким зеленым чаем с тортом «Услада». Мы сидели рядышком, её нога как лиана переплела мою, ручонки проказливо подлизывались к распалившимся ненасытным и похабным амурчикам страсти. Те только и ждали момента, чтобы яростно вцепиться друг в друга. Дальше случилось то, чего никто из нас не мог предвидеть: мне необъяснимо взбрело в голову принять душ. Так уж у нас сложилось, что мы никогда перед постельными радостями его не посещали. Даже спустя годы я не находил ответа, зачем я туда поперся. Оно как бы понятно зачем. Но, наши встречи как правило начинались вечером после работы, и по приезде я хватал мадемуазель под мышку и заносил в спальню, иногда по пути задерживаясь у плиты на часок. Но еще ни разу мой маршрут не проходил через ванную комнату. Я понимал, что к концу дня нам не мешало бы смыть с себя дневной пот и пыль, но нас пьянила не безупречная чистота и нейтральный запах, а одуряющие феромоны выделяемая нашими железами и имеющими головокружительный вкус. Но сегодня, я сказал, секундочку и метнулся с такой скоростью, с какой может сравниться только мысль. Два скачка, и я надраиваю до блеска зубной щеткой недостроенный Голливуд. Мне тогда даже в бреду не могло почудиться, что стоя обнаженным перед зеркалом, в прекрасном расположении духа и в томительном ожидании изысканных ласк, можно одним неловким движением испортить не только прекрасный вечер, но и похоронить чью-то человеческую жизнь. Неужели такая обыденная церемония, десятки, а может и сотни тысяч раз выполняемая в течении жизни может круто повернуть ход истории? Взял бы и не стал чистить зубы, да и зачем мне их чистить? Я уже давно подметил, что на металлокерамике в течение дня почти не образовывается налета, в отличие от настоящих, а значить им не требуется тщательного ухода. Осталась бы жива живодёрка, или её участь уже была предрешена? И вообще, была ли та последняя капля и если была, то, кто тот, решивший за нас, что будет так и ни как иначе? Что сценарий был написан за два года, а может и раньше до предстоящих событий, о чём мне спустя полгода расскажет Лапиков.
Я механически работаю щеткой, почти как шалунишкой, туда-сюда, сверху-снизу, вдоль и поперёк, поглубже и по обстоятельнее, весь рот в пене, думы очень далеки от того, чем я занят, рука работает активно, натужено словно толкает гирю и с силой давит на коронки, как бы очищает их от многолетней грязи. Ворсинки уже не скользят по поверхности, их полирует пластмасса. В обычной ситуации такого бы никогда не случилось, поскольку все выполняется под контролем. Но сейчас, голова плывет от искушения, ремешок в морозилке присмирено впитывает стужу, душа изнывает от предстоящего блаженства, низ живота воспален, шалунишка мятежно трепещет от предвкушения и мечется как заведенный, и чем там конечность занята не интересует никого. А раз нет присмотра, то жди беды. И она случилась. Очередное неловкое движение и у меня выпадают тихо, легко точно отжившие свой срок четыре верхних коронки вместе с вкладками и половиной корня. Тут же из раны закапала кровь и возникла нудная боль.
- Блин, - крикнул я и от непредумышленного крепко стиснул то, что еще осталось во рту. Сияющее, розовое лицо приобрело оттенок мела и ледяные вихри закружились вокруг меня. Несколько раз содрогнувшись я вышел из ванны. Юля по моему перекошенному и испуганному бледному виду поняла, что случилось что-то ужасное и непоправимое.
- Вот смотри, - прошепелявил я упавшим голосом, и туповато улыбнулся.
Протягиваю руку, где на ладони лежали осколки заветного и недостижимого Голливуда.
– Видимо им у меня не понравилось, и они решили со мной развестись.
- Похоже, что ты до него еще не дорос. А это что? И пальцем трогает кусок кости.
- Это корень, вернее то что от него осталось.
- Как это могло случиться? - с непониманием спросила Юля.
- Не знаю, просто чистил. А они раз и расстались со мной.
- У тебя кровь на губах, и ты шепелявишь как старуха шапокляк. - и кривая гримаса исказила её еще пылающие губки.
- Какая-то карточная ерундистика получается, - попытался я оправдаться. Но прозвучало как-то скорбно и жалобно, как будто я просил милостыню у торгового центра.
- Приложи вату к десне. Это уже другие коронки выпали?
- Да.
- Толстуха без нюха все делает не руками. а задом. Не знает, как клеем намазывать. Да профессор, умеете вы эпатировать.
Я полез в шкафчик, где хранилась всякая медицина. Пока я заполнял пустое пространство куском бинта, Юля, сжалась в комок, забилась в угол дивана и смотрела обезумевшими глазами на меня как нашкодившая кошка.
- Что теперь будешь делать?
Ого, со мной она еще так не общалась. Слова прозвучали казенно, отстраненно и безразлично.
«Что я натворил, в какой попал переплет!» - мелькнуло в мозгу. «Растравил ее как хищника добычей, - по сути вырвал кусок мяса прямо изо рта. Даже не представляю, как сейчас себя вести».
- Пока не знаю, - промямлил я сквозь сжатые губы. - Надо удалить остатки корня, а на его место скорее всего придётся устанавливать имплант. Говорил я этой дубильной прямолинейной тупице, что если она и дальше будет грубо снимать коронки, то точно может что-то разрушить. На что она фыркала как необъезженная кобыла, и гневно возражала, мол ничего там не разрушится. Вот я и дождался. Нужно срочно искать нового протезиста.
- Я тебе об этом давно твердила, - произнесла она с неприкрытым раздражением. - Прямо как в пословице: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Твоя нерешительность привела вот к такому результату. Это как знак. Ты же в них веришь? Видимо там на верху исчерпали все прежние намёки и преподнесли тебе гостинец, чтобы ты окончательно очнулся. А еще тебе надо сдать кровь на наличие неорганических соединений. Может ты себя травишь этими коронками, сделанными чёрт знает из чего. Так и дуба дашь.
- Ну да, лучше уж на всю таблицу Менделеева.
- Ты напрасно шутишь. То тебе что-то подменяют, то Голливуд словно сколоченный наспех, ломается как сухой стебель, челюсти порой так громко щелкают, что в пору уши бирушами затыкать. Каких еще сюрпризов ждешь? Или тебе самому интересно, что с тобой еще неизведанное приключится. Я понимаю, что, прозябая в подворотне ты превратил её в житницу фактов, которых уже и так выше крыши. Может тебе пора остановится? Смотри, доиграешься и твоя накопленная фактура станет последним похоронным маршем. Останешься ты ни с чем.
Её упрёки крыть было нечем. Я стоял позеленевший, молча выслушивал её пристрастный стёб. Слов для возражения не было, они завязли в горле, а соглашаться не хотелось. Ведь по сути она говорила правду, я же продолжал надеяться на что-то лучшее. Не найдя вразумительного опровержения, я как-то отстраненно произнес:
- Куда мне поехать, чтобы залатать дырку. Я же не могу с ней появиться в аудитории.
- Так поезжай! Запомнишься как самый беззубый и гундосный профессор, - плеснула как бензином в огонь.
- В таком виде нельзя, - не успел я договорить и запнулся. «Вот это я засыпался, не подумав допустил унизительный промах. Значит с незавидной миной там показываться не гоже, а с ней можно. От вылетевшей оговорки я не знал куда деться. Однако она не дала мне времени собраться с мыслями и выдала:
- Тогда ищи где тебя подлатают как оборванца.
Я из корректности претворился, что ничего не расслышал.
- Завтра этим займусь. Пусть пока прикроют пластмассой, а потом поставят мост.
- Ага, железнодорожный, если еще что-то во рту останется, - сказала она с оттенком фригидного злорадства.
«Да уж, сострадание – это не её конёк, - задумчиво произнес я себе. Впрочем, другого и не приходится ожидать. Сам же поставил условие, что пережить я должен сам. Вот и переживай, а её в свою финита ля комедия не втягивай». Я развернулся и полез в кладовку за бутылкой вина. От нашего пылкого и дымящего вожделенного настроения не осталось и следа. Юля, сжавшись в крохотный комочек уткнулась в смартфон и с хмурым и надутым видом едва сдерживала себя. Было заметно, что она не то что раздосадована и разгневана, а скорее взбешена от беспомощности и готова взорваться на любое моё высказывание. «Лучше прикусить язык и не вступать в никакую полемику, - принял я ситуацию как наказ».
Подсовываю ей наполненный бокал вина. Но она его как будто и не видит. Залпом опорожняю свой и вновь наливаю до краёв. Делаю несколько глотков, громко ставлю на стол, в надежде вдруг она обратит на это внимание. Но тщетно. Я для неё перестал существовать, превратившись в отщепенца.
Так мы и просидели до часа ночи в гробовом безмолвии, не враждебном и агрессивном, но жалостливом и горьком. Я тупо пялился в экран телевизора, ну а она в свой гаджет.
- Пойдем спать. – прервал я молчанку.
Она ничего не говоря отправилась в ванную. Я выключил телевизор, свет в гостиной и отправился в кровать. Минут через пятнадцать она уединилась под одеялом, легла на бок, повернувшись ко мне спиной. Я сделал то же самое и услышал, как мне пожелали спокойной ночи. Пришлось сквозь стиснутый рот ответить тоже самое. Такие позы мы и сохранили до самого рассвета, как два трупа в катафалке, даже ни разу не пошевелившись и не шелохнувшись.
Утро было еще мрачнее вечера. Юлю как будто подменили. Она была не похожа сама на себя: темные круги под глазами, лицо осунувшееся, потухший взгляд и движения, непривычно резкие, как будто она куда-то торопилась.
«Да уж, обломил я её, так обломил, - свербело у меня в мозгу, - ну и кто я после этого? Испохабить такой замечательный вечер. Она в следующий раз прежде чем отправиться ко мне будет долго взвешивать за и против, либо вообще на меня рукой махнёт. Тут выход только один, как можно быстрее заканчивать весь этот геморрой. Да, но он теперь стал еще невообразимо длиннее. Корень надо удалять, это факт, вместо него имплант, это как минимум затянется на полгода. Жуть. Значит делаю так: экстренно ставлю мост, чтобы не блистать дырой, нагрузка на него при еде должна быть минимальная и о всех своих вылазках рассказывать только в позитивном ключе. Придется привирать, иначе доконаю девку».
Пока я прокручивал разные варианты она будто нежелательная гостья, нахохлившись как голубь, сидела на краешке дивана и ждала, когда мы поедем. Моё предложение выпить чаю или кофе ею было отклонено. Было заметно, что ей неймется поскорее покинуть квартиру. Тем не менее, оставить себя без крепкого зеленого напитка я не мог и пока одевался, успел пару раз приложиться к чашке и только после этого мы покинули мои апартаменты. Подъехав к метро, Юля как обычно чмокнула меня в щечку и, ничего не сказав, покинула машину. Едва она захлопнула дверь, я что есть мочи рванул обратно, меня просто разрывало на части от того что произошло и желание позвонить в чёртову парашку, и устроить им такую выволочку, чтобы они прочувствовали то, что пришлось испытать нам. Уж и не помню, когда я последний раз так грубо с кем-то разговаривал. Меня молча выслушали и переключили на дежурного врача. Пришлось и ему тоже самое повторить. Он, не проронив ни слова переключил на тупоголовую заведующую. Третий раз проорать одно и тоже не получилось. Вся моя спесь спала, да и пар вышел. Пришлось спокойно объяснить, что произошло и что откладывать ни как нельзя.
- Мне вечером читать лекцию» - возопил я, правда не сказал, когда. - А шепелявить, да еще с огромной ямой у верхней губы перед слушателями в мои планы не входит.
- Не переживайте, - услышал я. - Мы вам перезвоним.
Не прошло и пяти минут, как моя собеседница приглашает сейчас явится, меня примет другой доктор.
Через три часа мною занималась взрослая дама, её я еще ни разу не видел. Вместо разрушенного Голливуда, поставила пластмассу, прикрыв зияющую дыру. Пока она со мной возилась, я вновь услышал знакомые интонации: что просто так ничего не ломается и похоже на то что меня крепко ударили. Я взъерепенился как злобный бульдог: «Ага, я столкнулся с автобусом». Естественно она возразили, что ни у кого ничего не отлетает и не крошится, только вот со мной постоянно что-то случается. Пришлось повысить голос и сказать, что они все тут лабутенные растяпы, косоглазые и руки у них растут не с того места. Что даже не могут сделать нормальные коронки, экономят на металлоломе. И что надо проверить его состав, поскольку я постоянно чувствую какие-то химические примеси во рту. В общем, все было как обычно: приехал, посквернословили, отчитали друг друга и разошлись при своём мнении. Перед расставанием, бросила в меня словно кость: «Мол подумайте, что будете делать с щелью, разрушившейся корень надо удалять. Можно конечно сделать мост, но я не уверена, что он будет прочным. Нужна консультация». Я ей сказал: «Что подумаю».
Пока я застёгивал куртку, секретарь вручила несколько распечатанных листков. Бегло пробежал по диагонали и удивился с какой скоростью была составлена смета на установку импланта и сумма в сто десять тысяч. «Какие они шустрые, всё за меня решили и даже марку подобрали. Да, наглости им не занимать».
Не сказав ничего, я оставил их смету на ресепшене и навсегда кинул захудалый постой «бракодельных и малоспособных» называемых себя дантистами.
В течение пяти дней я не получал от Юли никаких вестей. Несколько раз набирал её номер телефона, но в последний момент не решался нажать на кнопку вызова. Ну а просто написать: «привет» или: «как дела», я считал словами, не совсем подходящими для примирения, или оправдывающими случившееся. Все-таки я чувствовал себя виноватым за испорченный вечер. Поэтому я молчал и внутренне надеялся, что с течением времени она остынет, успокоится и меня все-таки простит. «Ну да я виноват, но в тоже время и не виноват. А с другой стороны, ведь по сути ничего страшного не случилось. Ну подумаешь, ворошил я мозги, ну грянула как гром неприятность, и кто-то кого-то не отхлестал. Но жизнь-то продолжается, так чего же дуться, ведь впереди еще море выходных для чувственных порок. Так стоит ли по этому поводу так сильно печалится?»
Юля же даже и не думала на меня дуться, она была в леденящей ярости и негодовании от никудышных пройдох, перевоплотившихся в барыг, облаченных в белые халаты. Она никак не могла понять, ну что тут архисложного, чтобы приклеить вкладки и коронки, или установить правильный прикус? «Неужели для этого не хватает шести лет учебы? Токари и фрезеровщики без дипломов о высшем образовании ювелирно вытачивают самые замысловатые компоненты. Сталевары выплавляют небывалую прочную сталь, выдерживающую нагрузки не сравнимые с коронками. Может стоить зубных техников на практику отправлять в мартеновские цехи? Ну а если всю эту безликую толпу безголовых мародёров сравнить с часовыми мастерами, то вся их сноровка и мастеровитость даже не сравнится с кузнецами, подковывающих кобыл».
Уже более года Юля почитывала часовые журналы и знала, что швейцарские механизмы ЕТА, устанавливают более чем в сотни марок. Но что её больше всего в этом удивляло, так это стоимость неутомимого движка: от пятидесяти долларов, что на порядок дешевле одной коронки, выглядящей как колпачок на ниппели. «Черт бы с этой коронкой, но болванка или вкладка, выглядевшая как, гвоздь, красная цена которой рубль с копейкой на самом деле дороже пучка мельчайших шестеренок, требующих при изготовлении кропотливого труда. А ведь есть такие модели куда в небольшой корпус впихиваются тысячи деталей, и они на протяжении столетий еще имеют наглость показывать точное время сравнимое с атомными часами. Не случайно же о многих технических устройствах говорят: Работают как часы. Но о зубах никогда ничего подобного не услышишь. Да уж, метались её мысли, неплохо беспечные глупыши устроились. Ладно бы, если у них что-то получается. Так ведь они как ни пыжатся, но ничего не выходит. Мало того, что заставляют страдать пациентов, так ведь еще достается близким и родным. Весь прошедший год превратили в незаживающий гнойный волдырь, и он без устали саднит».
Юля пыталась отвлекаться, втолковывала себе, что она несгибаема и под анестезией, но это не к чему не приводило. Казалось, стоматологи поселились в голове и пробуют запломбировать её извилины.
«Валяйте дальше, - затевала она с собой разговор, - я не профессор. Из дюжины некультурных и вороватых, которые забыли кем они являются, трое уже усвоили правила хорошего тона. От меня никто не уйдет. Зубы обломаете, чтобы со мной справиться. Дождусь очередного снегопада и покажу как подручными инструментами в два маха можно очистить ротовую полость».
Ей очень хотелось, чтобы следующей по счету стала раскормленная и разжиревшая на дармовых зубах прегрешающая мышь, с незапамятных времен пинающая кота, и вставшая поперек получения прелестей женского удовольствия. Однако этой паршивце повезло. График работы на ближайшую неделю был не очень удачным, чтобы ей напомнить кто она есть на самом деле и кем являются её пациенты. Её рабочий день начинался в восемь утра и заканчивала в четыре. Пристанище находилось рядом со станцией метро, как и их сарай, и на дорогу она тратила всего десять минут ходьбы. Весь путь сопровождали видеокамеры и многочисленные шляющиеся жильцы. Найти лазейку, чтобы промелькнуть так, чтобы никто не заметил едва ли возможно.
«Ну хорошо, - рассудила Юля, - дождусь той смены, когда ты будешь работать до одиннадцати вечера. В это время меня уже ничто не остановит. А пока пользуйся своими зубками, скоро их у тебя не будет. Себе начнешь каждую минуту наговаривать, какая пластмасса хрупкая и что пищу пропускать только через блендер. Ну а, чтобы не пропадала целая неделя, я навещу скользкого и изворотливого гнатолога, тем более место куда она приезжает три раза в неделю вечером, находится в слабоосвещенном проезде рядом с оживленным шумным шоссе. Если загорланит во всю глотку, то хрен кто услышит».
Две недели назад Юля тщательно исследовала этот район, прошлась рядом по предполагаемому месту стоянки её Лексуса и уже знала, где устроит засаду, ну и наметила пути скрытого ухода.
Автомобиль появился точно по расписанию, и еще минут пять кружился в поиске парковочного окна. В этот день с неба сыпала мелкая крошка и дул пронизывающий порывистый ветер, который подхватывал её как лопатой, подбрасывал вверх, скручивал в самокрутку, швырял то в право то влево, распылял как удобрение и задиристо налетал почти на каждого пешехода, тем самым заставлял их склонять головы точно они хотели что-то разглядеть под ногами.
- Мне и погода благоволит, - усмехнулась Юля, - значит я поступаю правильно и задрала голову ввысь для получения одобрения. А там невидимая рука вытряхивала из безразмерного мешка белый, как мука крупинки. - Черти мне помогают, - обрадовалась она.
Наконец-то дама нашла брешь на стоянке и едва отойдя от него на метр, как ощутила яркую вспышку на шее со стороны правого плеча. Тело не то что вздрогнуло, оно метнулось так, как если бы его сшибла мчащаяся без тормозов фура. Но набрать высоту как авиалайнер ей было не под силу, - на взлетной полосе встретился бордюр, ноги о него споткнулись и несостоявшийся борт рухнул в каменную цветочную вазу для высадки цветов, а за ним на неё же как из ларца плавно приземляется Юля. Еще не понимая, что с ней происходит гнатолог широко открывает рот, чтобы закричать о случившейся трагедии, как видит перед собой фактически гигантскую маску и невероятных размеров приближающегося черного пятна. Удар по зубам был сродни звуку похожему при вскрытии жестяной банки консервным ножом. Всю свою жизнь она не могла забыть тот ужас, что испытала в пятнадцать лет, когда ей удалили первый и пока единственный зуб. Она хорошо помнила ту боль и мерзкие скольжения корня, покидающего обжитый домик, а вслед за этим возникшая пустота напугавшая её до слёз. Вот тогда она и определила для себя будущую профессию. Но реальность оказалась совсем иной. Она не предавалась исцелению острой зубной боли, она разводила обывателей как лиса Алиса на большие деньги, и дорогой автомобиль являлся тому подтверждением. Память мгновенно вернула её в юность, та же боль и тот же пустырь и знакомая игла, правда их вдруг стало много, и они вонзались во все десны. Она хотела крикнуть: «Хватит, что больше никогда никого не буду обманывать», но вместо слов вырвалась только хрипота и разбрызгиваемая кровь с осколками костей во все стороны. Приподняв голову, она никого не обнаружила рядом, только прохожего в метрах тридцати идущего ей навстречу. Руки без лишних призывов метнулись в его сторону и стали производить движения похожие на гребца в лодке, а из утробы разносился зов: «Хватит, хватит, хватит…».
Юля в это время была уже далеко. Она шла новой походкой легко и уверенно. Душа в эти секунды была как оркестр, наигрывающий танцевальные ритмы, под который хотелось скакать и прыгать, и кричать на всю округу: «Чик-чирик»
«Что же ты делаешь со мной, профессор? – спросила она себя. - Сначала ты подсаживаешь меня как наркомана на иглу телесными вздуваниями и от их отсутствия у меня сна ни в одном глазу и если паузы между свиданиями будут затягиваться, то мне ничего не останется, как пороть самому себя, а теперь ты запускаешь иголки в мою душу?»
И её тряхануло так, что она чуть не упала.
«Я становлюсь зависимой от этой штуки. Вот это да! Не знала, что можно оказаться во власти ничего не значащих приборов. Никто в эту чушь не поверит. Теперь я понимаю деда. Он, теряя однополчан, после каждого приземления своего самолёта вновь рвался в бой. Ведь где в одночасье можно получить разноликую вязанку страха и отваги, ненависти и радости, трепета и восторга?»
Она остановилась, бросила взгляд по сторонам и понимает, что заплутала. Повертев головой, сделала вывод: «Надо идти к проспекту». В какой стороне он находится определить не так уж и трудно, многочисленные моторы и колеса в часы пик создавали еще тот шумовой фон. «Главное не наткнуться на недремлющее око, ведь если верить реестру дворовых камер, они в этом районе на каждом углу, поосмотрительнее надо быть».
Через двадцать минут Юля спускалась в метро. Часы показывали половина седьмого, и она решает заехать на работу. В своём кабинете внимательно осмотрела одежду и не обнаружив ни каких намёков на пятна, она заглянула к юристам, - те частенько засиживались допоздна. Поболтав с ними не о чём, она вернулась в свою комнату, распустила волосы, взяла истребительный рюкзачок и привычной поступью заспешила к метро.
В вагоне она закрыла глаза и незаметно для себя погрузилась в состояние безмятежного покоя, какое бывает после тяжелого трудового дня или выигранного дела в суде, а может свершенного открытия, над которым бились лучшие умы человечества.
«Вот только жаль, - секретничала она сама с собой, - что никому не могу рассказать о своих подвигах. Да мне бы, и никто не поверил. Сказали бы, что я сказочница и мечтательница. Ну да ладно. Уж завтра точно об этом заговорят все телевизионные и печатные органы. Ведь пострадал не просто рядовой дантист, коих десятки тысяч в столице, или дворник, а работник очень редкой и уникальной специальности. Молчать об этом уж точно никто не будет. Она подумала о профессоре, но как-то сразу напряглась. Уж очень не хотелось услышать от него очередные шокирующие известия. Лучше посмотрю новинки обуви и может что-нибудь подберу, а потом приму ванную и чуточку помедитирую».
Утром, едва приоткрыв веки, она первым делом заглядывает в гаджет, чтобы пролистать последние сводки происшествий. Но и на этот раз не было никакой информации, что вчера кому-то что-то посчитали.
«Все это странно. Специально засекречивают? Скрывают от общественности, что из себя представляют ларьки с броской вывеской «Стоматология». Не желают держать ответ за своих сотрудников и боятся огласки? А знают там на верху кому они выдают лицензии? Или за деньги получают даже свинарники? Хм. Мне не оставляют выбора, изгнание некомпетентности и шулерства в самом разгаре. Рано или поздно, но об этом все равно заговорят и начнут писать. Жаль только, что мне не удастся увидеть выражение профессора, когда он услышит, что кое-кто из его обидчиков поплатился за невнимание своими холенными и надраенными до блеска зубчиками. А может все-таки мне пока попадаются не того калибра? Это как с автомобильными авариями, которых за сутки происходит сотни, а в прессу попадают самые резонансные с многочисленными жертвами, либо очень дорогие седаны, разбитые в хлам. А еще не остаются незамеченными пострадавшие из органов власти, блогеры или какой-то мажор».
Юля достала из дамской сумочки распечатанную упаковку салфеток, на одной из них были записаны имена, адреса и телефоны, всех тех, с кем она должна была тесно познакомиться. Пробежав глазами, она увидела необычную фамилию и вспомнила про этого доктора, руководящего государственной стоматологией, и преподававший в медицинском ВУЗе.
«Вот это крупная рыбка! Ты будешь следующий!»
Однако, когда она позвонила в клинику, то секретарь заявила, что Байда Махмут Байданович в отъезде и будет только на следующей недели в четверг.
«Повезло тебе Байда, радуйся последним денечкам, скоро ты окажешься в шкуре тех, кого ты обдираешь, а не доказываешь и не лезешь из шкуры, что ты что-то умеешь». Ну что же, читаем дальше. Ха, усмехнулась она, когда увидела, чей наступил черёд. Ну вот подошла и твоя лебединая песня. Больше ты не причинишь никакого вреда не только моему другу, но и всем тем, кто к тебе записан, освобожу я их от бремени оскорбительного рабства» и у неё из груди вырвался вздох облегчения, сравнимый с тем какой чувствуют заключенные после выхода на свободу. «Обалдеть» - изумилась она. Меня как будто кто-то ведет за руку. Значит я все делаю правильно»
На толстуху у Юли были особые виды. Она была на сто процентов уверена, что нечеловеческие страдания испытывают все, кто оказывается в её кресле, а значит её долбануть надо не как всех, а изощренно и утонченно. Не двумя-тремя тычками, когда все зубы как крысы разбегаются кто-куда, а тридцатью, выбивая поочередно каждый, чтобы эта сучка их обсасывала и мусолила, а потом проглатывала б как бутерброд, Пора наконец-то с ней поквитаться и преподать назидательный урок.
В середине февраля она уже разведала предполагаемое поле бойни. Встала под навесом на автобусной остановке, с изменившейся внешностью, и стала ждать, когда выйдет её самая желанная дичь. В половине двенадцатого ночи дверь широко распахнулась и вот она, среднего роста упитанная затрясла телесами и быстрым шагом направилась к дому. Юля проводила её взглядом, потом проследовала за ней на расстоянии метров пятидесяти и только когда она подошла к своему подъезду, Юля перебежала на противоположную сторону дороги и направилась в сторону метро. Ну что же, размышляла она: «Несмотря на темное время суток, весь маршрут как на ладони. Устраивать на нем засаду очень рискованно. Мало того, что он хорошо освещен, так еще на фасадах и над каждым подъездом прикреплены камеры. Да и в это позднее время ей встретилась стайка подростков, оживленно что-то обсуждающих между собой. Может стоить дождаться ненастья? И видимость будет плохой и да гуляющих скорее всего не будет. Но с другой стороны, ждать непогоды, которая неизвестно, когда наступит тоже нельзя. Зная профессора, она не сомневалась, что он опять к ней побежит, чтобы та все-таки закончила то, что должна была еще закончить много месяцев назад. Надо на ней поставить точку, а то он снова бухнется в её пузо и будет кататься к ней вечно».
Она полезла в интернет, чтобы узнать прогноз погоды на ближайшие дни.
«Теперь уж точно от камер не спрячешься, всю неделю ожидается легкий морозец, без осадков и солнечно. Выбора у меня не осталось, ни каких пряток, а чопорно продефилировать так, чтобы быть заснятым десятками объективов со всех сторон. Пусть разглядывают, изучают и ломают голову, почему этот псих изменил своим правилам, не дождался циклона, а устроил публичную киносъёмку».
Ход странствующих мыслей ей понравился.
Теперь надо сориентироваться, во что одеться. Выглядеть незаметной крохой или облачиться в мультяшный костюм из какой-нибудь детской сказки, чтобы привлечь внимание? Тогда уж точно моё деяние станет новостью номер один. Идея конечно прикольная, но слишком мало времени на подготовку. Жаль, что эта мыслишка не пришла в конце прошлого года, а то бы я заказала какого-нибудь пингвина или белого медведя». Она стала перебирать самую разную экипировку, но не одна ей не нравилась. Что-то следовало перешить, докупить, но по мере того, как она все больше и больше привязывалась к карнавальным костюмам, ей становилось очевидно, готовиться впопыхах перед самым генеральным воздаянием, не самый удачный выбор, а засветиться как телезвезда становилась новящей доминантой. А если выбрать одежду, которая бросает тень именно на меня? Но с какой целью? Чтобы намекнуть, что я могу быть исполнителем. Профессор мой любовник и сыщики непременно рванут к нему в салон, а там эксцентрическая кормчая компания из касты неприкасаемых и размалеванных спесивых царьков, возомнивших себя суперзвездами и владыками нации. И разнесется по весям бескрайняя и великолепная панорама из сановных и зазнавшихся демонстраторов. Ведь именно изначально всё так и было задумано, чтобы подсказать где притаился тот самый заказчик, не подозревающий в какую комбинацию он вовлечен. То, что она играет роль наживки, которая явилась первопричиной появления слета завидных вожаков народа следователи могут не поверить. Скажут корень зла не в этом. А чтобы им помочь так думать, я должна так перевоплотится, чтобы стать похожей на саму себя. От такого прозрения Юля аж свалилась с кресла. Они несомненно придут к выводу, что насильник, похожий на неё, есть не что иное как подстава, и будут искать нереального, мифического. Дело за малым: скопировать свой образ. Понятно, что лицо должно быть спрятано, но походка отдаленно уподобляться её. Пока этого мало. Нужно что-то заметное и броское, и указывающее на её сферу деятельности. Она вспомнила про униформу, её рабочие напяливают на строительных объектах. В кабинетном шкафу висела парочка ярко оранжевых жилетов работника метрополитена и коммунальных служб. Два года назад их компания была субподрядчиком по отделки новой станции и все, кто принимал участие, должны были спускаться в подземку в специальной одежде. Ну а поскольку она часто выезжает на подобные площадки, то и ей приходится в неё облачаться. Откуда взялся второй жилет, она уже и не помнила. Вот теперь я им задам настоящую трепанацию мозга и Юля довольно ухмыльнулась. Осталось только решить, в какой точке наконец-то свершится праведный суд. В принципе, рассуждала она, можно на любом участке дороги, главное, чтобы не было ни каких прохлаждающих. Но это маловероятно, ведь поздний час выбирают собачники для выгула своих четвероногих перед сном. Ну а если рассмотреть пару ступенек у входа в подъезд. Вдоль дома есть зеленая зона, огражденная невысоким металлическим забором, где по всей видимости летом растут цветы. Дворники, очищая тротуар от снега, выбрасывали его на газон, образовав таким образом высокую снежную насыпь, тянущуюся прямо к площадке и скрывающую на три четверти рост человека, стоящего у входной двери. Если пригнуться, то можно и вовсе остаться незаметной. Ну что ж, пусть будет так. Теперь надо решить, как использовать камеру, прикреплённую на фасаде и следящую за всеми входящими и выходящими жильцами? Может, когда она выполнит свою священную миссию, рожицу ей состроить, или козу с языком показать, а лучше барыню станцевать с показом кукишей? И машинально указательные пальцы приложила ко лбу, показывая, как она наставит им рога. Нет, это будет излишне. Если уж я выбрала строгую линию поведения, намекающую на профессора и связь с часовым салоном, то стоить сосредоточиться именно на этом аксессуаре. Значит я засвечу часы на руке. Ну и что это может дать? - Еще один непреднамеренный кивок в стан обожателей стрелок, где может притаиться зло.
Юля достали из шкафчика милые сердцу «Бреге», надела их на ручку и стала вертеться перед зеркалом, обращая свой взор на то, как поблескивают бриллианты на безеле.
- Так, так, так, - озадачилась она. – Камешки выдадут её как коллаборациониста. Чтобы не с палиться, их надлежит так упаковать, словно никогда и не было. Губная помада не подошла, как и тушь. Тогда попробовала закрасить карандашом для теней, итог тот же. Уже хотела воспользоваться лаком для ногтей, но одумалась. Куда проще вырезать колечко из клеящей ленты, она и прикроет всякий отблеск. С этим вопрос решен. Что еще? Ах, да, отход. Раз уж я решила не прятаться от недремлющих камер, то и возвращаться буду тем же путём. В метро выгляжу как их сотрудница, ну а на улице, как работник ЖЭКа. Кажется, все готово.
После работы она как это часто бывает пропустила бокальчик шампанского в кафе с любимыми подружками и домой заявилась в полночь, но еще долго не могла заснуть, все прокручивала и прокручивала то, что должна сделать на следующей недели.
В понедельник и во вторник ей пришлось выезжать в Подмосковье и там задерживаться допоздна, но сегодня наступила среда и она уже с утра знала, чем этот вечер закончится. Весь день она провела на работе, вела себя стереотипно и ничто не намекало на то, что в полночь она преобразится в демона. Была строгой, деловой ну и немного игривой. Это ей профессор посоветовал, иногда превращаться в простушку, это придаст ей легкий дразнящий шарм и изюминку. Домой она не планировала заезжать, все было при ней в рюкзаке. Телефон, с которого она звонила, чтобы попасть сегодня на приём к ничего не подозревающей толстухи уже давно покоился на дне реки. Ну а смартфон она оставила дома, а, чтобы родители не волновались, позвонила с работы и сообщила что у неё аврал, придется задержаться. На самом деле, все её мысли были уже там. Она миллионы раз прокручивала в голове последовательность действий, и мысленно повторяла: «Раз, два, три… и после тридцати быстро ноги уноси».
Главное ничего не перепутать, я же так долго ждала этой встречи. А еще постараться не волноваться, а то можно наделать непредвиденных глупостей. Да и не забыть объяснить, что прежде чем браться за любое дело, не мешало бы для этого кое-чему поучиться, а не притворяться мастером на все руки. И сказать надо так, чтобы она не поняла, кто перед ней мужчина или женщина.
Впрочем, будучи пятиклассницей ей как-то приходилось играть в школьном драмкружке и там она частенько передразнивала режиссёра, от него почти всегда пахло перегаром, но всем нравилось, как она в точности повторяла все его жесты и говор. Попробовав изменить голос, она поняла, навыки напрочь утеряны, а времени остается мало. Тогда она, вчитываясь в резюме и вглядываясь в фотографию жаждущего соискателя представляла его живым и начинала от его имени общаться с самой собой. Получалось очень забавно. Ну а для правдоподобности она сначала пересаживалась напротив, и как будто пришла устраиваться на работу рассказывала о своей квалификации. Потом быстренько пересаживалась в своё кресло, задавала кое-какие уточняющие вопросы, вновь обегала стол и уже баритоном подробно на них отвечала. Её усилия не прошли даром и к заходу солнца ей удалось перевоплотиться в двадцатилетнего юношу.
Перед тем как ровно в девять покинуть офис, она еще раз в воображении прокрутила последовательность своих действий и попробовала быстро вынуть из перчатки мелкий полиэтиленовый пакет с приготовленной пуговицей, которая месяц лежала рядом с обезболивающими таблетками. Как-то вышло не уклюже. Пришлось проделать несколько раз, чтобы на это не тратить лишние секунды.
Шествие по освоению новых ротовых полостей она начала с движения в сторону своего района. Проехала две остановки на автобусе и в темном переулке натянула на голову синюю вязанную шапочку с помпонами, достала из рюкзака учебник по логике, бабушкины очки и превратилась в помешанную ученую с особым рвением грызущую гранит науки. Попадись в тот момент ей на глаза профессор, ни за что бы не поверил, кто это перед ним. Прошел бы мимо, даже и не посмотрел бы в её сторону. Поскольку времени до часа икс было еще достаточно, Юля доехала до станции Университет, прогулялась до главного здания и только когда осталось меньше сорока минут она быстро зашагала к метро.
Не доезжая одной остановки, она вышла на улицу и направилась к заветной многоэтажке. По дороге, за газетным киоском накинула поверх куртки жилет работника ЖЭКа и сменила головной убор на спортивную черную шапку. В пятнадцать минут двенадцатого Юля прогуливалась вдоль торца дома, не забывая о своей новой походке и с деловым видом изучала фасад здания. Её добыча обозначилась на безлюдном тротуаре метров за триста. Ступала она вымученной, затянутой и хромающей ходьбой, как после длительного стояния на ногах. «А ходули-то твои подгибаются» - усекла Юля спортивным взором, - меньше возни будет, чтобы свалить и продолжила задирать вверх голову, как если бы там что-то происходило. По тому как толстуха грузно топала, можно было легко догадаться, что в ней центнера полтора. Юля затаив дыхание, проследила как она, сотрясая весенний воздух своими объёмами миновала мимо её, даже не посмотрев кто это стоит. «Какая заносчивая, даже не посчитала своим долгом меня заметить. Ну да, она же занимается таким важным делом. Нас уборщиков, следящих за чистотой как бы и нет. Территории облагораживает кто-то другой».
Затаенная ненависть тут же умножилась в разы. Юля напрочь забыла оглянуться по сторонам, дабы убедиться, что в это время они одни на безлюдном переулке, крепко стиснула зубы и последовала за ней.
Подойдя к своему подъезду, «жиртрест» едва приложила магнитный ключ к домофону как рядом с её ухом раздался звук, похожий, как если бы от натуги разорвался рукав или брюки на пятой точке. Шею настигает хлесткий удар плеткой и вокруг запахло жаренным мясом.
«Какая же она толстая, - пронесло у Юлии в голове, - даже такой мощный разряд её не берет».
Но видимо она не зря брала частные уроки самообороны и нападения. Инстинкт сработал в лучших традициях боевых искусств. Удар ступнёй под коленку и десятипудовая масса рухнула на бетонный пол, словно из-под ног нежданно выдернули опору. Машинально крутнув головой и не обнаружив никого, в долгожданное яблочко полетел китайский молот.
«Ууу!» - издала довольный возглас Юля, когда услышала столь милый слуху ласкающий хруст. И тут же забыла каким тоном она должна произнести заготовленную речь:
«А зубки твои потрескивают за милую душу. Засиделись они, пора выпустить их на волю».
Моя истязательница похожа еще не пришла в себя после удара тока, обмякшая лежала как окорок на разделки в скотобойне и застывшими фарами глазела, как её полость чистят новаторскими короткими боксерскими джебами. На секунду Юля застыла, привстала и убедившись, что они вдвоём, отбрасывает в сторону колотушку заменившую анатомические щипцы и пускает в ход тендерайзер. Как только он коснулся дёсен толстуха вытянулась в линию и попробовала податься назад, но услышала то, что многократно злорадно выговаривала профессору, а может и не только ему одному: «Вам же не больно, вон ко мне приходят двадцатилетние девушки, и им ничего не больно, и вам не может быть больно, тем более вы уже давно не девушка. А что это вы так нервно вздрагиваете? Неужели больно? Ну что же, я вам сейчас заморозку сделаю. Как можно шире откройте рот».
Еще ни разу в своей короткой жизни Юля не была так одурманена, когда со всей дури, разбушевавшейся душевнобольной вонзала все выпущенные заостренные иголки в окровавленное месиво откуда вырвался стон похожий на протяженное мычание буйвола, которого грызли львы с львицами.
«А что это вы размычались? - ехидно произнесла Юля загробным и сиплым голосом. - Терпите, я вам делаю красивую улыбку». И не останавливаясь молотила так по челюсти, как грушу в тренажерном зале.
Задумывалась ли она, когда надо остановится? Скорее всего нет. Про число тридцать она забыла, да как его можно было вспомнить, когда ярость, ненависть и жажда отмщения овладели ей. И уже было безразлично, кто лежит перед ней и в кого летят стрелы расплаты. Юля причащалась, уничтожала беса - противника её счастья и остановилась тогда, когда хрипы жертвы стали вырываться из груди, а в глотке забулькало как в жерле вулкана. Вслед за этим последовал кашель и брызги крови выплеснулись вверх.
Юля дерзко отпрянула назад, запустила инвентарь за снежный вал, вытряхнула пуговицу, выпрямилась и в метрах пятидесяти увидела пожилого мужчину сопровождающего собачку на поводке. Ноги без всякой подсказки дали такого перепуганного дёру, что она остановилась только тогда, когда оказалась перед парком.
«Ого, и куда это меня занесло?» Тяжело дыша с любопытством стала осматривать всё вокруг. Несмотря на столь поздний час, по очищенным дорожкам прогуливались две женщины держа друг друга под локоть и совсем рядом скользил высокий парень на лыжах. Постояв некоторое время и немного успокоившись, она, скинув жилет работника коммунальных служб направилась к метро, но не по короткому пути, а в обход, поскольку у нее разыгралось воображение, что уже введен план перехват и округ наводнён ментами, хватающих всех подряд. Ей жуть как захотелось вернуться назад и взглянуть хотя бы издалека, что там сейчас происходит. Приехала ли уже скорая, как себя чувствуют обструганные десны, много ли там следователей? Да и вообще, это же так интересно понаблюдать за всей вознёй. Пока она шла, уши её были навострены как у дичи, пасущейся рядом с хищниками. Она пыталась уловить звуки сирены. И действительно, где-то за высоткой она их отчетливо расслышала. «Ребятки оперативно сработали, - можно даже похвалить за проворство». И Юля выпятила губы, как бы показывая прощальный поцелуй.
Не доходя метров пятидесяти до подземки, она за мусорными баками обрядилась в метростроевский жилет, и в припрыжку пронеслась по ступеням, уверенно прошла рядом с дежурной. Та приняла её за свою и пропустила бесплатно.
Через две остановки вышла к возводимому зданию, где за кучей кирпичей рассталась с фирменной одеждой и вновь превратилась в прилежную ученицу выпускного класса.
В городе вовсю пахло весенней свежестью, температура была чуть ниже нуля, тротуары и дороги были очищены от снега, так что путь к другой ветке не показался таким уж длинным. Через тридцать пять минут Юля уже стояла на платформе в ожидании поезда. Она проехала три станции и выйдя на площадь, отправилась пешком к следующей. По её прикидкам предстояло пройти не более километра. Наконец-то через двадцать минут она направилась в сторону своего дома, но вышла раньше и оставшийся путь опять прошла пешком. И пока скакала по радиальным и кольцевой линиям, она все неустанно думала:
«Интересно, а догадалась ли эта ожиревшая дичь от кого прилетел ею же запущенный бумеранг? Или она надеялась, что бесчеловечные опыты останутся безнаказанными и ей всё сойдет с рук? Не сошло! Зло должно быть наказано!»
Едва войдя в лифт Юля наконец-то сказала: «Ну вот я и приехала», и на неё как по команде навалилась неимоверная усталость. В квартире было тихо, все спали. Она на цыпочках зашла на кухню, и поставила чайник. Чего-то крепкого ей не хотелось, а вот черный чай со смородиновым вареньем был самым желанным напитком. Несмотря на кипяток, она быстро выплеснула во внутрь себя содержимое чашки, заварила еще одну и уже вместе с ней отправилась понежиться в ванную комнату.
Лежа в теплой пенной воде, она чувствовала себя на седьмом небе. Ей удалость отомстить не только за любимого профессора, но и за всех тех, кому криворукая и косоглазая причиняла боль и страдания. И она вспомнила пословицу: Отлились кошки мышкины слёзки.
«Надеюсь, что теперь она сполна вкусила гнев обиженных и оскорблённых пациентов. А уж как рожи её коллег в приюте для умственно неполноценных вместе с ноющей заведующей и спасателями вытянутся, когда узнают кто пополнил сообщество беззубых. Во паника у них начнётся! Думаю, не многие захотят там оставаться работать, разбегутся как хорьки по норам».
Заснула Юля только в третьем часу ночи, и сон был её настолько крепок и безмятежен, что маме с неимоверным трудом удалось её разбудить в восемь утра. И прежде чем отправиться принять душ, она быстро просмотрела криминальные новости, но, как и в прошлый раз о её подвигах не было никакого упоминания.
«Это как понимать? - раздосадовано вспылила Юля. - Мне что, пригласить в следующий раз кинооператоров с журналистами? Так, надо срочно узнать, когда этот Байда будет у себя на работе. Не заметить, как такому важному павлину без наркоза и не медицинским предметом искусно удалили все зубы уже не получиться».
Вскочив быстро с постели, бегом отправляется мыться и уже через пару минут с глубоко задумчивым видом сидела на кухне с кружкой кофе и кусочком сыра. Её мысли были заняты тем, как бы сегодня сделать звонок и при этом остаться инкогнито. Она понимала, что рано или поздно, но попадет под подозрение. В процессе поиска подозреваемого, сыскари естественно проверят все входящие телефонные звонки и от кого они поступили. Тех же, кто набирал номер от неизвестного пользователя, с легкостью найдут район откуда поступил сигнал, ну а уж по камерам вычислят всех, кто прогуливался рядом. Сделать это будет совсем не трудно. Поэтому, мало просто позвонить, надо еще так ухитрится покинуть это место, чтобы нигде не спалиться. Сделать это днём очень проблематично. Может, - рассуждала она, - прихватить с собой всю свою ратную амуницию, благо размеры рюкзака позволяют. А в конце дня уже поинтересоваться, - на работе ли директор? И если да, то можно ехать с ним знакомиться. На том она и порешила.
Все рабочее время она крутилась как змея. Её к себе вызывал то один начальник, то другой, а в проходах было не протолкнуться, одна группа из безработных бредила трудоустройством, другая топталась с заявлениями на увольнение. Оторваться от круговерти чтобы заглянуть в последние новости у неё не было ни малейшей секунды. А там такое творилось! Все информационные агентства на перебой заговорили о серийном маньяке, преследующего стоматологов. И что создана группа из лучших сыщиков следственного управления и все в таком духе. Но ей было не до того, она занималась непосредственными обязанностями, а они, из года в год с наступлением весны росли в геометрическом прогрессе.
Без десяти минут седьмого Юля покинула душное помещение, добежала до моста, с сделала звонок и получив утвердительный ответ, отправила очередной телефон на дно водоёма.
Добиралась она до стоматологической клиники, как и раньше: плутала зайцем по разным районам, совершала пешие переходы между станциями, и как итог, столько исколесила километров, что чуть ли не потеряла ориентировку в пространстве. А еще приходилось постоянно менять верхнюю одежду. То она надевала лёгкий плащ, то пуховый жакет, очки, перчатки, шарф, разного покроя шапочки и один раз даже из платочка повязала бандану. Ну а лицо прикрывала медицинская маска, причем все они были разного цвета. В столице в самом разгаре разгуливал грипп, так что масочных в городе можно было встретить на каждом метре.
И вот она оказалась у заветного пункта, но индифферентный господин обозначился только через час на крыльце с мужчиной и женщиной. Они проводили его до автомобиля и еще минут пятнадцать о чем-то разговаривали. Женщина несколько раз истерично заливаясь смехом, сгибалась в две погибели, а мужчина как-то неестественно похрюкивал и нервно трясся головой. Юля же в темной одежде практически сливаясь с черным «Мерседесем», притаилась как гепард в метрах десяти от них и терпеливо ждала, когда же наконец-то провожатые оставят его одного. В этот момент она была захвачена только одним желанием, - задать хорошего трепака. Ну а сама она ассоциировала себя с воином, готовым броситься в атаку на вражеские траншеи и руки держали не шокер, а винтовку с примкнутым штыком, от чего её пальцы буквально немели от сильного сжатия. Но вот эта троица стала прощаться и Махмут Байданович сел за руль. Это стало для неё сигнальной ракетой. Она сделала пять-шесть шагов к двери водителя и знаками стала показывать выйти, одновременно указывая рукой на багажник машины. Ничего не подозревающий доктор идет осматривать задний бампер, и получает порцию электрического тока. Ну а дальше все как по сценарию. Отработанные взмахи, знакомый хруст ломающихся костей, пара разящих уколов и исчезновение в темной ночи.
В одиннадцать вечера она плескалась со своими любимыми водоплавающими, а рядом стояла полулитровая кружка с черным чаем и блюдце с малиновым и вишневым вареньем.
В эти же часы к профессору наведалась сначала одна делегация, а после полуночи уже другая, с более высоким рангом. И пока она будет видеть сны, в электронный ящик руководителя следственной группы подполковника Лапикова будет стекаться вся информация не только о её родителях, но и о дедушках с бабушками, умерших еще в восьмидесятые и девяностые годы прошлого столетия. Но об этом Юля ничего не знает, как и не знает того, что ту, которую она ненавидела всем сердцем, и которая портила ей жизнь, задохнется осколками собственных зубов, пока её на бешенной скорости будут везти в НИИ Склифосовского.
Пробуждалась Юля в семь утра, по-барски: лениво потягиваясь как кошка, открывая то один глаз, то другой. Смартфон лежал под подушкой, но не что не указывало на то, что там может творится совершенно невообразимое. Прозрение накатило, когда она заметила рюкзачок, небрежно весивший на спинке кресла. Она вспомнила про нескучную ночь и открыла в гаджете страницу происшествий, а там одни броские заголовки. Оцепенение не заставило себя ждать, сковало так, что вздернутый на виселице позавидовал бы своей участи. Хлопали только ресницы, как у игрушечной куклы. Хорошо, что в её комнату никто не заглянул из родителей, иначе они увидели бы моргающий труп. Никогда она еще так долго не была вне времени и пространства. Но минут через тридцать она постепенно оттаяла и её взор заскользил по экрану.
«Вот это я натворила!» – произнесла по слогам, и чуть не лопнула от гордости. Это первое что пришло ей в голову. Гудит весь интернет, страна в шоке, потные следователи, стирая подошвы своих туфель рыщут добычу как стая голодных волков. «Интересно, как далеко зашли ищейки в своих версиях и что им удалось нарыть?»
Она предалась воспоминаниям, а насколько все гладко прошло, не оставила ли она непредвиденных следов или улик? И после того, как несколько раз мысленно прокрутила свои действия, немного успокоилась. Если за ней еще не пришли, значит все идет по намеченному плану.
Включила музыкальный центр и приплясывая под танцевальные ритмы занялась своим девичьим туалетом.
Собираясь на работу, Юля в какой уже раз с неослабевающей обеспокоенностью пыталась представить, как профессор, проснувшись, включает телевизор и узнаёт из утренних вестей, что в Москве воскрес Макаренко, создавший коммуну по перевоспитанию нерадивых и нечестивых стоматологов, ну и заодно приглашает их пройти реальную практику не на подопытных людях, а на себе.
«Ну вот я и добилась того, что обо мне заговорили во всех регионах, - стала знаменитой не только на всю Россию, - думаю Запад преподнесет эту шумливую новость в негативном ключе: медицина на зачаточном уровне, что у нас абсолютное беззаконие и граждане сами расправляются с неугодными».
Но в душе еще никогда не было такого странного коктейля: из возвышенного полёта и леденящего ужаса. И эти противоположности не просто враждебно лупцевали друг дружку, но и тесно взаимодействовали, соединялись, обнимались и даже целовались, отчего хотелось то по-детски скакать, то затаиться в бункере.
«Так, стоп, - приказала она себе. - Надо сохранять ясную голову, в моём поведении не должно быть ничего такого, чтобы заметили окружающие».
А сама уже застегивала замок на кружевной короткой юбке. Пара секунд и руки просовывались в белую блузку, глаза искали ажурные колготки, а из коробки выглядывали телесного цвета полусапожки. Парфюм «Амуаж» так и просился присесть на её тонкую шею. Но как только она увидела себя в таком одеянии в зеркале, то первая мысль, пришедшая ей в голову, была:
«Ой. Это куда я так принарядилась?» И посмеявшись над самой себя, стала все скидывать в шкаф и облачаться в привычную повседневную одежду.
Пока добиралась до работы, её неотступно преследовала одна и та же мысль:
«Интересно, а чем сейчас занят профессор, мечется ли он в квартире от злости, что лишился своего любимого истязателя, или пьет за её упокой? Скорее всего кочует по задворкам, в поиске того, кому можно доверить остатки своих зубов. Как доеду, наберу ему».
Но позвонить сразу же не удалось, её вызвали в финансовый отдел. Спустя полчаса, когда она шла по коридору он вышел на связь. От него она узнала, что его весь вечер, да еще и ночь допрашивали грозные дядьки и тетки. Что и ей надо готовится к знакомству с ними. И пока он рассказывал о выматывающих вопросах, она раскидывала шарами словно расставляла в шкафу обувь по сезону.
«Как быстро они вычислили того, кто был знаком со всеми беззубыми. Значит, те, кого она наметила уже предупреждены и от нагоняющего страха заперлись в квартирах, либо передвигаются по городу в сопровождении охраны. Их так просто не накажешь. Ну а если нагрянуть к ним в кабинет? Это будет верхом наглости, хотя мысль интересная, на досуге над ней стоит как следует подумать». И Юля подленько улыбнулась.
А динамик в смартфоне так грохотал, как камнепад в горах, но ей уже было не до его восклицаний. Стремление поквитаться овладели ею настолько сильно, насколько сильно кружится голова после обильного питья привораживающего дурмана, тем более, когда она с такой легкостью воздала должное, а в след за этим вселились чувство уверенности и дополнительные силы, ставшие новой кровью, которую ей только что влили.
«Ведь так просто одним махом можно освободить профессора от нитей разбирательств, выяснений, унижений, переживаний, так упорно вплетающиеся в их узор жизни. Но главное не подчиниться и не стать рабом своих желаний. Да, цель достигнута не до конца, но всё же кое-кто получил сполна, да и волны об этом уже докатились до самых дальних закоулков страны. Наверное, есть смысл пока притормозить и оглядеться». Но только она об этом подумала, как её пронзило чувство холодной досады, сравнимое с тем, когда у неё из-под носа кто-то урывал последнюю пару обалденных босоножек или туфель. И чтобы не убиваться, она переключается на то, что было бы ой как интересно узнать о чём судачат в кулуарах собратья по инкубатору, после убийственных известий? «Стыдятся ли своей профессии? Всё также говорят о наживе? А может о милосердии?» Другого быть не может, иначе окажешься в кресле пациента. Попробовать проинспектировать парочку кабинетов и посмотреть, как они будут кланяться и шаркать ножкой, ну и узнать про всякие акции и скидки.
Эти размышления так сильно её взволновали, что она совсем не слышала слов, звучащих рядом с ухом. Очнулась Юля только у двери своего кабинета, перед ним стояло несколько жителей из Средней Азии. Попрощавшись с профессором, она занялась своими обязанностями.
Обеду она предпочла чтение сообщений информационных агентств и к ним комментарии про свои подвиги. Народ был на её стороне и единодушно поддерживал. А еще она узнала, что не одинока в своих поступках. Оказывается, уже было несколько подобных нападений, правда без её орудий, но и кулаки являлись весомыми аргументами.
Ближе к ночи отреагировали в Следственном комитете и Министерстве здравоохранения. Они не на шутку встревожились и опасались, как бы недовольные пациенты не стали устраивать вендетту и другим врачебным специалистам, например, хирургам, ломая им руки и ноги, окулистам, ставя красивые синяки или выкалывая глаза, а также тем, кто прописывает прививки, скажут - пусть себе втыкают, ну и так далее.
Наш народ весьма изобретателен, говорилось в пресс-релизе Министерства внутренних дел, когда дело касается мести, и поэтому даже трудно предположить, какие инструменты у них окажутся в руках, когда дело будет касаться только докторов, и хорошо если только ими дело и ограничится. В стране огромная масса недовольных, пострадавших от некачественных услуг разных организаций, а также от действий или бездействий чиновников, и подобные примеры могут оказаться заразительным. И сколько лиц могут оказаться в зоне особого риска, даже трудно предположить. Ну а ряд депутатов Государственной думы выступили с предложением о создании специального закона, который бы реально защищал каждого пострадавшего и определял порядок выплаты достойных компенсационных сумм.
После того, как она утром пообщалась с профессором, вечером к ней нагрянул какой-то капитан, и два часа беседовал с родителями на кухне. Потом он пригласил её и стал задавать самые стандартные вопросы. Она отвечала чеканно и без раздумья. Через несколько дней ей на смартфон стали приходить сообщения от подруг, сотрудников и даже работяг со стройки, что люди в форме из них выкачивают всё, что им известно о её жизни. На что, Юля всем отписывала одно и тоже: - это их работа, лезть во все щели. «А вот от кого она ждала весточки молчал, как воду в рот набрал, залег в землянку и посапывает себе. Но скорее всего, занимается тем, что ищет новую напасть. Ну да ладно, говорила она себе. Сюрприз мне готовит. Ну что же, посмотрим, посмотрим».
И она внимательно посмотрела, после двухнедельного расставания, когда он как обычно ждал её у конечной станции метро. Поцелуй в щёчку был самым дежурным, но вот улыбка была не привычная и полюбившаяся, а какая-то далекая, незнакомая и загадочная. «Да, к ней придется привыкать, - проскочило в её мозгу, - или начинать отвыкать, ведь неизвестно, что его ждет впереди».
Еще через неделю он уже не прикрывал рот ладонью, когда рассказывал что-то смешное и не растягивал натужено губы. Наоборот, он стал как мальчишка весельчак, всем довольный и вечно чему-то радующийся. Юля мельком бросала взгляд и видела не прежнюю подпиленную желтую пластмассу, а молодые, здоровые и крепкие белоснежные зубы. Теперь они не подчёркивали его возраст, наоборот они его настолько освежали и молодили, что, если бы он внезапно постарел на целый век и едва передвигался бы с тросточкой, лицо все равно оставалось бы лицом успешного мужчины средних лет. Не было прежнего профессора, с которым она познакомилась полтора года назад. Был другой с живительным, магнетическим и эротическим обаянием. Руки так и тянулись ко всему его телу, а разум стремился погрузиться в объятия.
Как-то в один из майских вечеров, Юля спросила.
- Теперь-то ты доволен?
- Теперь да, это то что нужно.
- Похоже твой кудесник оказался действительно смекалистым реставратором. Соображает в каком направлении проводить рейстайлинг.
«Чёрт её подери! – она не перестает изумлять словесным даром. Не удивился, если сказанула бы – ремординг».
- Ты где его нашёл?
- Знакомый генерал сосватал.
-Теперь твои зубки никогда тебя не состарят. Ты и в сто лет будешь выглядеть с ними лет на пятьдесят. Зрелость тебе не грозит. Я никогда не думала, что они могут так сильно изменить внешность человека. Боюсь, что, когда ты доживешь до этого срока, я рядом с тобой буду выглядеть как старая дырявая колоша.
- Дорогая мадемуазель, можешь не волноваться, я всегда найду чем двинуть по челюсти, и через пару лет хождения по проторенным дорожкам ты с новыми зубками будешь выглядеть как вечная студентка. На что она моментально давала отпор:
- Нет уж, такого удовольствия я им не доставлю. Я за своими тщательно слежу.
- Вечного ничего не существует, даже если ты их положишь на полку.
- Возможно. Но никто не знает какой будет медицина через двадцать лет. Вполне вероятно, что новые зубы будут выращивать в пробирке.
- А если не получится?
- В любом случае их надо беречь.
После таких коротких реплик, она сворачивалась калачиком у меня на груди и в таком положении мы смотрели киношки. Волновало ли меня, то что случилось? Еще как. Неприятно чувствовать себя, когда вокруг мерещатся подозрительные тени. Хотелось ли мне об этом поговорить с Юлей? Да конечно хотелось. Но я боялся. Интуитивно я чувствовал, что она ко всему этому имеет непосредственное отношение. Ведь она как никто другой была детально посвящена во все мои похождения и путешествия, а главное знала имена и должности дантистов. И как мне видится, рассуждал я про себя, она сливала кому-то всю информацию, а уж он-то и всё проворачивал. Если это так, то сколько она заплатила? Или там был другой расчёт? А если это шантаж с её стороны? Ну тогда стоит ждать гостинчик. Каждый звонок может оказаться дурной вестью либо от Лапикова, либо от её родителей, сообщивших, что моя непоседа арестована. Жить в таком нарастающем напряжении становилось все сложнее и сложнее. Дня не проходило, чтобы я не вливал в себя пару-тройку бокалов вина, а иногда позволял себе и целую бутылку. Злился ли я на неё? Временами был так взведен, что с трудом сдерживался, чтобы не сорваться в крик. Часто был задумчив, витал в прострации, мог никого не замечать и ничего не слышать, забывать, что говорил, а пару-тройку раз впадал в ребячество и все дни напролёт играл в компьютерные игры.
Но прошел май, ни каких известий не поступало и как-то постепенно я превращался в прежнего профессора. Юля же все причуды в моём поведении связывала с тем, что я помолодел, организм не поспевал за переменами, вот и позволял себе не совсем рациональные поступки. Несколько раз она предлагала поехать на море, развеяться и отвлечься, но у нас были подписки о невыезде.
- Да кто об этом узнает? – повышенным тоном отвечала она. - Про нас давно забыли. На машине так романтично.
- Ты же знаешь, что есть закон подлости, как только мы рванём, то сразу же им понадобимся. А дальше сама знаешь: объявление в розыск, наручники, камера. Я тебе предлагаю альтернативный вояж.
- Это какой?
- Переехать ко мне. Этого нам никто не запрещал.
Её реакция была мгновенной.
- Нет!
- Почему, нет? - опешил я.
- В тебе столько перемен, что мне приходится к ним заново привыкать. Не торопись.
- Ну и дела, - прыснул я.
- У тебя вечерами случается вожделенное зажигание, а к утру оно проходит.
- Как скажите, мадемуазель. А то я так размечтался, что какой месяц спать спокойно не могу. Все мечтаю о твоём великом переселении.
- Вот балабол.
- Истинная правда. Ты только намекни, и я ринусь как ледокол в твои края.
Юля приложила ладонь к моему лбу, потом к своему и после задумчиво произнесла:
- Лоб прохладный, а я уж подумала… но я не дал ей договорить.
- Вот и подумай.
На моё удивление, едва продрав глаза, как она словно и не спала, задорно по-девчачьи пролепетала:
- Я готова.
- Тогда чего лежим? Бегом собираться.
И побежал ставить чайник, а заодно звонить своему сопровождающему, чтобы летел ко мне на всех парах.
Глава тринадцатая.
Лето было в самом разгаре, но нас с апреля месяца никто не беспокоил и не нарушал плавного и размеренного течения жизни и все что случилось в марте, казалось дурным сном. Правда моя охрана доставляла нам массу неудобств, мало того, что неотступно следовала за мной, так она еще и от Юли не отставала не на шаг. По началу её это жутко бесило, но спустя некоторое время стала привыкать и не обращать внимание на угрюмых топтунов, как она частенько о них отзывалась. Но я предполагал, что поиски сумасшедшего в самом разгаре, ведь с нас подписку о невыезде никто не отменял. В салоне по-прежнему было многолюдно, и кое-кто из клиентов нам сообщал, что имели конфиденциальную беседу со следователями. Вопросы касались нашей деятельности и часов. Но все как один заверяли, что ничего такого не могли сказать, поскольку они не в курсе наших дел. Два или три раза мне звонила надоевшая до печенок плаксивая заведующая, уговаривала вернуться, настойчиво сватала очередного шамана, но я вежливо отказывался, ссылался на отсутствие в Москве. Я её понимал, возвращать деньги за невыполненную работу очень не хотелось, вот она и кисла по телефону как забродившая бражка.
Совместная жизнь не остудила нашу сластолюбивую изобретательность, наоборот, мы обнаруживали что наши тела как витражи, инкрустированные из лоскутов всего существующего зверья. Каждый кусочек реагировал по своему, как и на каждый ремень. Но еще большие мы ощущали заводящие порывы, если смачивали эти места разными спиртовыми настойками. «Любострастница» так декорировала переживания, что я соглашался на любые её уговоры, чтобы не отстать от неё, в познании неизвестного. Рано или поздно, но наши плотские раскопки должны были привести к новой фенечки, и они привели. Это был воскресный день, жара была такая несусветная, что все окна мы раскрыли до самого упора. У нас стало доброй традицией снабжать обед холодным белым вином, после чего мы отправлялись в кровать немного прикорнуть. Душно было во всех комнатах, но вот в спальню врывалась лесная свежесть слегка колебля жалюзи, а солнечные лучи падали чуть ли не перпендикулярно на уютное ложе и жгли как сотня электрических обогревателей. Мы разделись до гола, рассудив, что немножко вздремнём и заодно подзагорим. Но видимо желание обладать смуглой кожей было куда сильнее. Мы каждый пять минут переворачивались, подставляя ультрафиолету то бока, то спину или грудь. Вид поджаривающего тела мало чем отличается от поджаривающей тушки кабанчика или барашка на костре, в который раз за разом тыкают ножом, проверяя степень готовности, отчего начинаешь испытывать опьяняющие муки. Вот и я не удержался и тыкнул. Юля, носящая ореол оголтелой разгульницы, не оказав никакого сопротивления, живо откликнулась на моё вмешательство. Я лег на спину, она примостилась с верху, выставив коралловую лазейку как отверстие в домике для гнездования синичек или трясогузок. Солнце палило нещадно, термометр показывал тридцать два градуса и после пары минут ударной случки мы взмокли как под проливным дождем. Я затих и предложил наезднице отклониться до моих согнутых коленок что она и сделала. В таком положении её куцый курок, дрожащий как от мороза, был мало чем отличим от размеров и цвета ягодки красной смородины. Мои пальчики оказались у его кончика и стали его едва касаться. Он поначалу как краб попятился назад, но через короткое время осмелев, горячо отозвался и послушествованно подался вперед. Его озорство забавляло меня, и я увлекся игрой: поглаживая, теребя и почесывая как маленького котенка. Юля вмиг часто задышала. Её животик заработал как воздушные меха в кузнице: туда-сюда, а бедра непроизвольно дернулись вверх и задвигались в разных направлениях. «Ого! - сделал я вывод, - таким макаром я живенько доведу мадемуазель до высшего абсолюта как пешку в дамки. Но спешить нам некуда, и нет смысла её форсировано отсношать, тем более она еще та любительница долгих-предолгих прелюдий, как кругосветное плавание Магеланна». Я замер, моя мздоимка, почувствовав приближения разрядки, напряглась и попыталась своротить хвостовым оперением последнюю петлю, перед тем как произнести победный вопль. Но я не дал этого сделать. Крепко схватил за талию и не позволил ей свершиться финальному акту. Прошло, наверное, секунд двадцать-тридцать, как она стала дышать ровно. Пальчики мои опять прильнули к немного подросшему курку и принялись его ласкать. Её тело так неистово рвануло за сладким, что я уже было решил не верховодить, а отдаться её реактивному позыву. Она уже приоткрыла рот, еще секунда другая и по району разнесется её непревзойденный ликующий возглас. Но этого не случилось. Нет, я не зажал ладонью её губы, я, когда она уже выталкивала из себя исход как роженица чадо, обхватил за плечи, наклонил к своей груди и стиснул так цепко, что послышался хруст костей и её финишная ленточка скрылась за околицей. Едва она пришла в себя, как я её отклонил назад, к моим согнутым коленям и приступил к стимуляции уже выглядевшего не как носик воробышка, а как огромная ничего не понимающая лиловая бородавка, которая раскраснелась и обливалась потом. Я поозорничал с ней не более минуты и Юля почти победно вскинула руки, но и на этот раз случился облом. Никогда еще в своей жизни ей не проходилось десятки раз безоглядно подбираться к пику возбуждения, но так и смочь сделать последний замах чтобы взять решающую ступень.
«Поступал ли я жестоко? – думаю да, особенно когда бросается в глаза как у неё внутри от самого лобка и до шеи мечется стая птиц, бьющаяся крыльями о клетку в поисках расщелины, чтобы сквозь неё вырваться на волю. Но меня съедала пытливость: а какова будет степень довольства, если её амурчик разозлить до потери рассудка, так его наярить, чтобы он вымахал до размеров куриного яйца. Раньше она, не утруждая себя как кораблик под парусами плыла к причалу, как к чему-то естественному и получала желаемое столько раз сколько хотела. Сейчас же я медлил, тянул волынку и преисполнился намерения показать ей границы дозволенного и так просто разбрасывать свое абсолютное счастье как овечка круглые горошины при полной свободе не получиться. Если я тебе и позволю с ними расставаться, то это будет одна, но зато какая!» А судя по тому как она суматошно рвалась в перед, как её корежило, как она изгибалась и превращалась в складной метр, как её выражение распадалось, точно отражалось в треснутом зеркале, а мечущиеся глаза как шары в барабане «Спортлото» того и гляди вот-вот вырвутся их глазниц, можно было ожидать чего-то неземного, господнего. Но я продолжал тянуть эту резину, то потешился с её гребешком, то доил его как буренку, и как только из её сопла начинали вырываться первые предвестниковые капли чтобы взмыть ракетой ввысь, я пресекал их стальной хваткой, но через минуту другую все повторялось по новой, с прежними стонами и короткими охами и не одного произнесенного ни мной ни ей слова. «Ну если распутница не умоляет меня прекратить эту дурь, - въехал я, - то пускай горбатится и выбивается из сил дальше, надо мной ничего не довлеет и мне не приходится налегать. По сравнению с ней, я преспокойно лежу себе и культурно отдыхаю, никуда не двигаюсь и не стремлюсь, шалун уютно пригрелся в её утробе, только лениво пошевеливаю подушечками пальцев её чувствительный отросток». А вот Юля, не помнив себя была в предвкушении взрыва погасшей звезды и чем энергичнее она пробивалась к божьему свету, тем больше и больше истекала потом, и вскоре покрылась липкой янтарной жидкостью, превратившись в новорожденного богатыря, только что покинувшего материнскую матку. «Вот что бывает с девушками, если их долго дразнить, потекло аж сквозь кожу», - и мне стало страшно. «Не превратится ли она в одну пребольшую клеящую лужу? – пора закругляться и сворачивать этот затянувшийся перфоманс». Стоило мне посильнее надавить большим пальцев на её заводной отросток и пошмыгать туда-сюда, как она проявила чудеса сверхъестественной гибкости, так изогнулась назад, что затылком уперлась в свои же ягодицы. «Вот это номер! – опупел я, как бы она не переломилась ненароком». Уже было собрался её выпрямлять, но она так лихо задрыгала ногами, как будто не вполне ими владеющая, а кто-то другой, дергающий за веревочки. А потом случился разрыв красной черты, шах и мат: перекошенное и искаженное лицо, безжизненные глядящие в бесконечность глаза, кривой оскал как у свихнувшего шею, посиневшие бедра от напряжения, коллапс внутренних органов, сопровождаемый режущим гортанным криком, от которого поднятые жалюзи рухнули на подоконник, висящая картина слетела с крючка, а дверь так хлопнула, что от испуга меня обуяла паника, а сердце чуть ли не забилось в левую подмышку.
Мадемуазель как неживая неподвижно лежит на мне, её головка покоится на моих ступнях, а пятки упираются как телячья мордочка мне в нос. Я их пощекотал, но у неё не отреагировал ни один нерв, прямо как к мертвецу прикоснулся. Проверяю пульс на внутренней щиколотки стопы, бьется как у зайца. «Вот это я её затоптал! Приходит в себя, - рассудил я, - пусть отдыхает». В таком положении я закимарил минут на двадцать. Но дальше дремать не дали её пятки, они по наглому перекрывали доступ воздуха к ноздрям. Пришлось её ножки откинуть в сторону и пока я их нежно передвигал, Юля зашевелилась и как-то подозрительно будто после наркоза стала ощупывать себя. Потом приподняв голову, обвела бездонными и блудливыми глазами комнату, выдала обезоруживающую улыбку и улеглась на мои лапы.
- Тебе так удобно?
- Очень, - промолвила с трудом тихим и упавшим голосом. – Как тебе мои прелестные пяточки?
«Какая же она бывает непредсказуемая, вставляет не обиходную хотя и правдивую речь, но точную собственную стилизацию, - присвистнул я без звука, впихивает их мне под нос, и ждет моей аттестации». Ну я не удержался и как дворняжка цапнул её подошву.
- Ты что делаешь? – поспешил её ответ.
- Целую твои розовые пяточки.
- И как они на вкус?
- Она еще издевается.
- Это я-то? - выпалила она протестующе. – Заархивировал меня, и теперь внутри сплошное месиво, перемешались все органы. Я даже не знаю где они расположены. Сердце вообще колотится между ног, почки уместились в груди, легкие поменялись местами с желудком. Я вообще сначала хотела абажур от ночника тебе на голову одеть, потом этим же ночником как следует звездануть тебя по лбу, чтобы прекратил изгаляться. То ты меня как механическую игрушку заводишь, и я бы могла раз сто кончить, то превратившись в палача обуздываешь, душишь, чморишь, топишь и в конце накидываешь смирительную рубашку.
- Я больше так не буду предаваться отступничеству от традиционных ласк - и виновато вздохнул. Хотел уже начать отнекиваться, как она выливает ушат холодной воды.
- Это были сверхчеловеческие ощущения. Такой широкой палитры разнообразных эмоций я еще не переживала. У тебя секс начинает там, где у других шпынянье давно закончилось. В этом ты не имеющий себе равных чемпион. Так лихо задурить и расчехлить мои эрогенные зоны. Первые накаты на гребень восторга были самыми заурядными, я их могла наловить не один десяток. Но потом они стали расти и зреть как семечка со скоростью света, понимаешь меня?
- Конечно!
«Как ей пулеметом и в каких полушариях удается выискивать завороченные тонкие словечки: «чморишь, шпынять, архивировать, задурить эрогенные зоны»? – в один миг отреагировала моя серая масса. - Мало того, что мы учились в одном учебном заведении, так еще и в первом гуманитарном корпусе, только вот так и хочется сказать: здание то было одно, а Университеты у каждого были свои». И я настропалился выслушивать и дальше её исповеди.
- Это как боль, незначительная, неприятная, но постепенно возрастающая и доходит до такого предела, когда разрывается все тело. Или чтобы тебе совсем было понятно: присесть по-маленькому, но туалета рядом нет. Приходится терпеть час, два, три, пять, десять, сутки, двое, трое, неделю, месяц, год, а потом представляешь какая вылетит струя и какое наступит облегчение? Вот и со мной было тоже самое. Каждый раз как ты меня останавливал, я как щепка при шторме устремлялась вниз, потом волна подбрасывала вверх, отчего внутренний накал сравнимый со страхом все нарастал и нарастал, там неимоверно росло напряжение, да такое, что я могла бы обеспечить током весь твой округ. В этот процесс включились не только тазовые мышцы, но и все органы вместе с мозгами.
- Спасибо что сберегла мой лобешник и ночник. Но ведь ты же могла завизжать или заулюлюкать, чтобы я очнулся и пришел в себя.
- Могла. Но я же тебе говорю, у меня там образовался кавардак. Где были мозги я не знаю, может они в отпуск ушли, а может в ягодицах приютились, поэтому я напрочь забыла все звуки и людские слова. И потом, то что происходило в груди, не подчинялось мне, появилась неподвластная сила, сжимающая и стягивающая плоть, как будто хотела кого-то выдавить и выпустить в окно. Понимаешь, раньше во время этого действия спазмы возникали внизу живота, а тут от низа до макушки.
Я был сбит её ярчайшей откровенностью, но вот по голосу не мог определить, она мне выговаривает или все же благодарит. Тем не менее, я перевоплотился в одно большое приемное ухо, так сильно околдовало ее прямодушие и едва удержался чтобы не выкрикнуть, ну а что было дальше?
- Мне пришлось безоговорочно принять то, что разыгрывается внутри, - продолжала она. - Там поначалу все сжалось в бильярдный шар, потом в булавочную головку, далее в точку, и… оп, она исчезла, превратилась в атом, а следом пустота. И тут ты сорвался, дал добро на мою кончину. Тело окочурилась, а я как пар тонкой струйкой улетела в окно.
Я не удержался и задал уточняющий вопрос:
- Все твои внутренности уплотнились до атома, так?
- До него самого. Но это была самая восхитительная сладость в моей жизни. Твой петушок был везде. Он проник туда, куда раньше не проникал, я его чувствовала каждой клеткой и даже кончиками волос.
- Ну а потом?
- А что потом? Яркий пламенный вихрь, взрыв, пепелище, провал и я переродилась. Такое впечатление, что у меня все испепелилось и вылетело в трубу.
- В астрономии это называется сингулярность.
- Значит у меня был сингулярный оргазм, - и улыбка благодарности отразилась на её лице.
- Твоя сингулярность сдула картину, как какую-то бумажку, жалюзи опустились, дверь чуть с петель не слетела. Я не удивлюсь, если на кухне бокалы полопались. А уж про соседей умолчу, перетревожили и взволновали всех в близстоящих домах.
- А я тут при чем? Не надо было меня раскалять добела.
- Все забыли, ничего не было.
Юля сползла с моих ног, приподымает туловище и морщится.
- Вот это да! Меня как будто измолотили цепью.
- Больно? – содрогнулся я.
- Даже не знаю, как объяснить. Там и пальцем показала в район пупка, глобальное беснование как после мясорубки. Я долго была в коме?
- Думаю, минут тридцать.
- Не хило, - и озорной огонек заискрился в глазах. - Надо будет еще раз повторить, хочу прощупать, что наступает за апофеозом.
- Не боишься сойти с колеи и растаять как снег? Смотри как тебя садануло. Как бы мозгами не тронулась… Я тебя не буду доводить до сингулярности.
Она неодобрительно впилась в меня, отчего я тотчас же потупился.
- Договорились, - пропел я, - отделаю под орех.
Юля, вся еще липкая как смола прильнула ко мне, и я ощутил это тело в слизи и совсем другой неизвестной девушки, только что покинувшей фаллопиевы трубы. «Отодрал, так отодрал, - изрекла соображалка, что на свет божий явилась близняшка».
Поскольку солнечный свет не пробивался сквозь жалюзи, а ветру они не мешали, мы забрались под одеяло и забылись почти на три часа.
В это время шёл чемпионат Европы по футболу, в котором принимала участие и сборная России. И вот как-то в один из вечеров мы, развалившись на мягком и уютном, как перина диване с земляникой, черешней, голубикой, абрикосами, орехами, шоколадом и белым вином с неподдельной въедливостью пялились на бесславный и ставший обязательным проигрыш нашей команды. Юля знала, что я в молодости занимался спортом, а также была в курсе и моей тренерской карьеры по легкой атлетике. Поэтому, после пару бутылок, её не удивили мои желчные разглагольствования.
- Смотрю я год за годом на беззаботных, избалованных и хиленьких «неженок», а также на тех, кто сопровождает их на поле, таскающих ярмо вечных неудачников и не испытывающих по этому поводу никаких угрызений совести и не вижу ни каких подвижек. Приходят претенциозные людишки, необъяснимо зачем рвущие поуправлять РФС и очень далекие не только от современного футбола, но и спорта напоминающие мне советские годы, когда нечто схожих отправляли как в ссылку в отдаленные регионы поднимать сельское хозяйство. Они-то и внесли существенную лепту в развал Союза. Обладая самыми огромными площадями сельскохозяйственных земель, государство тем не менее импортировало каждый год десятки миллионов тонн зерна. Было бы что жрать, может и перестройки б не случилось, да и территория была бы в прежних границах. Так вот и эти новоявленные руководители, волею случая оказавшиеся у руля мечут икру, бросаются из одной крайности в другую. То, продолжая лелеять себя глупыми надеждами, протокольно приглашают хваленых звездных чужестранных спасителей, не отличающихся богатым воображением и готовым им во всём помыкать, но так и не сумевших себя зарекомендовать, после чего их с треском выгоняют как чрезмерный мусор с не укладывающими в сознании рядового гражданина отступными. То беспрестанно ставят плоских отечественных с небывалой манией заносчивости и высокомерия, лоснящихся от самодовольства и всем видом намекая на то какие они неземные гении. Но как только выведут команду на поле, то от спеси и следа не остается, только тяжелый запах отхожего места. Они как наша возомнившая себя мега звездами эстрадная пищащая «элитка», разодетая в гобелены времен Ивана Грозного, визгу на весь земной шар, еще больше пиара, а вслушаешься в текст, то смысл теряется, так набор нагромождённых не связанных между собой слов. Вот и тренеры, точная их копия. Главное побольше публичности, мелькание на телевидение, интервью, первые полосы газет. А игра? Ну какая может быть игра с таким составом? Максимум выход из группы, что для чиновников из Министерства спорта такое ничтожное и случайное везение считается величайшим триумфом, рыцарской доблестью, сравнимое с открытием седьмого континента. После чего сыплются звания, награды, премии. Но даже такая пустячная задачка очень редко оказывается достижимой. И ведь заметь, за постыдный провал никто не несёт никакой ответственности. Ассигнованные деньги растранжирены, опозорились на весь белый свет, пополнили круг бывших предшественников-слабаков, и все остались при своих и ни у кого, ни в каких местах ничего не жжёт и не давит. Удобно устроились. Сами пользуются товарами, услугами, продуктами - высшего качества. Машины немецкие, часы швейцарские, одежда итальянская, а нам скармливают потешные детсадовские утренники как низшим особям, ничего не смыслящим и не понимающим в игре. Нет у нас такой сферы деятельности, где так ловко изображают процесс под названием футбол и где десятилетиями безраздельно господствует провал за провалом. Прямо какая-то изысканная божественная обуза!
- Ты на их ручки случайно не смотришь?
- Поглядываю.
- Я хотела тебе предложить парочку из этой когорты, но потом просекла, для них нужна особая галерея, состоящая только из серости и лузеров. А у вас для них нет свободной стены. Будь они великими мастерами своего дела, я бы посоветовала повесить их на самое видное место.
- Для таких гавриков у нас в стране выставочных залов не наберется.
- Это ты правильно думаешь. Им залы не нужны, для них есть кабинеты в общественных туалетах. Это чтобы они прочувствовали, как народ их любит и с чем сравнивает выступление.
- Мне кажется, что это единственная категория самонадеянных работников то ли страдающая вечной слепотой, то ли прикидывающая, что ничего не видит. Вот посуди, матчи чемпионата Европы и лиги Чемпионов наглядно показывают, что успеха добиваются те сборные, чья техника бега игроков близка к идеальной. У них движения легки и непринужденны как дыхание, ноги едва касаются газона, они не бегут, а скользят, положение тела вертикальное, как у шеста или столба. Совершая рывок в глаза не бросается поза вечно спотыкающегося, как и нет никакого топтания на месте. Делая ускорение ни одна часть тела не напряжена, бедро как из выпущенной пращи летит до прямого угла с туловищем, опорная нога прямая, лицо расслаблено, руки не телепаются как плети, а согнуты в локтях, тело не раскачивается туда-сюда, вправо-влево, плечи не вертятся, взгляд прямой и устремлен вперед. Сделав несколько шагов, игроки не затрачивают ни каких усилий на продвижение, наоборот, они раскручивают ноги как маховик и катятся по инерции наподобие колеса с горки еще метров двадцать-тридцать. Строгая идеальная классика полёта спринтера будто на по кадровых схемах учебников по подготовке легкоатлетов. Никакой суеты, мельтешения и сумбура. Двигаешься безупречно, значит и результат предсказуемый.
- А теперь обрати внимание, а чем богаты наши? А наши как ни в какой другой стране демонстрируют пригвожденный комичный бег в присядку, лезущий во все глаза. О нём, кстати, еще лет десять назад говорил наш главный коммунист, после непопадания команды на чемпионат мира. Едва игрок получает мяч, как у него ноги подкашиваются, он ссутуливается и передвигается неуклюже, каламбурно, стесненно, с мускульным усилием как в кандалах, коряво, на полусогнутых, почти что гусиным шагом. А как у них движутся руки? Трепыхаются как у балансирующего канатоходца, машут куда не попадя. Сразу же возникает вопрос: господа тренеры, вы тупые или одноглазые как циклопы? Для этого третий глаз вовсе не нужен. Ладно, если это были бы единственные недостатки, так ведь футболисты не бегают, а разобщенно и неотёсанно мечутся как крысы на тонущем корабле. Ты посмотри какие у них засаленные, расхлябанные и расслоённые движения! А какие пируэты выделывают ноги, как они их швыряют куда не попадя! Про тела даже можно и не говорить, болтаются как ветряные флюгеры. Но еще большая неразвитость бросается в глаза, когда игрок то ли пытается, то ли подвизается рвануть вперед, но его подстерегает непруха. Бедра выглядят тяжелыми, натуженными и задавленными, заметно как он мучительно выдавливает из себя прыть и как его корёжит после пяти-шести шагов.
- А может эта наша национальная фишка?
- Конечно фишка, замариновать и угробить любого, даже рожденного с мячом между ног, и сделать из него не посредственность, а эфирную безликость. Я по этому поводу иногда задумываюсь, а каков на самом деле потенциал наших мальчишек, да и не только их, а всех парней, выходящих на стадионы. Ведь их на самом деле грамотному бегу толком никто не учит, а без него на международных полях ничего не добьешься.
- Смотри, во всех видах спорта каждый год вспыхивает то одна, то две, а то и целая россыпь звезд. У бегунов, несмотря на повальное засилье «черных» откуда-то раз за разом нарождаются одаренные мальцы, становящиеся во взрослом возрасте призерами мировых первенств. В футболе же, сколько не вливай финансов, сколько не возводи стадионов, толку никакого. И это при том, что количество занимающихся больше, чем во всех видах спорта вместе взятых. Про деньги можно даже не упоминать, суммарные бюджеты клубов уступают раза в два бюджету сельского хозяйства страны, только селяне нас досыта кормят, да еще и десятки других стран подкармливают, а футболисты напрочь не только аппетит убивают, но и еще народ спаивают. А сколько случается инфарктов и язв! Не футбол, а какая-то черная бездна. Складывается впечатление, что игры превратились из спортивного соперничества в дойный агрегат по накалыванию и обдуриванию болельщиков и всех неравнодушных к спорту. И ведь самое гнусное в этой истории то, что вся примитивная и никчемная тренерская ватага ни в каких мечтательных снах не способна дозреть, почему у них ничего не получается. А если далёк от понимания истоков поражения, то и наличие полей при каждом доме и подъезде не решат проблему, даже если всех от новорожденных до самых возрастных загнать на травяные газоны. Ты только послушай, какую околесицу и нелепый вздор мелет главный тренер после предсказуемого облома: «У меня претензий к физической форме нет, набегали не меньше других, да и в скорости резвость показали».
- А, то что технически бег никуда не годится, так как он задавленный, усмиренный и рахитичный - это другое, как и то, что соперник оказался поатлетичнее, половчее, посноровистее, поувертливее, попронырливее, повыносливее, поухватистее, поизвортливее, потемпераментнее, поумнее, посообразительнее, пошустрее и позанозистее. Про то чтобы усложнить жизнь противнику даже говорить не приходится, непоспеванье на каждом метре поля. Отсюда сиротливость идей, и как следствие удручающая беспросветность и обреченность. Ну а как понять словоблудия, сказанные самим руководителем: «При подготовке, мы сыграли два матча с сильными командами высокого уровня». Как будто есть сильные команды низкого уровня или среднего. В переводе на русский язык звучит как: «Я взял масло и намазал на масло - получился сытный бутерброд».
- Когда такое доносится с экрана так и хочется накрутить им телескопы, чтобы не держали весь народ за дуралеев и спросить: «Господа недальновидные тренеры, а вы в курсе того, что ни в одном виде спорта невозможно достичь успеха, если спортсмен слаб технически? Или вы считаете, что если игроки попадают по мячу и выделывают крендебубели ногами, то остальное уже не важно. Вот бы народ потешался, видя, как хоккеисты мастерски управляют клюшкой, но на коньках стоят как коровы, или ватерполисты в бассейне плавают только по-собачьи. Так вот ваши подопечные такие же бурёнки и если вы этого не видите, то грош вам цена, вы же дискредитируете не только свои дипломы, но и такое понятие как футбольный тренер. С таким баламутным бегом футболистов не примет ни один спортивный ВУЗ на отделение легкой атлетики».
- Просто диву даешься, это что же за умники, если они не замечают не требующую сверхзрения ущербность так настойчиво лезущую в глаза. Ноу хау российского футбола. Весь мир над ними насмехается. Говорят, посмотрите на русских и никогда так не повторяйте. И после этого назвать тренеров, что они профи? Да они скорее простофили, указывающие пальцами размазни и доходягам, как заниматься утренними пробежками. Я конечно допускаю, что они даже очень подкованы в плане обучения обращения с мячом, но вот что касается физики и техники, то тут они круглые нули. Обладай они хоть зачатками знаний, то игроки, совершая рывок, не пританцовывали бы на месте, не складывались бы пополам, не хлопали бы себя руками по бокам, животу, заду и не семенили бы как сороконожки. Как можно всего этого не видеть, ума не приложу. А уж как футболисты разгоняются! Каждый делает то во что горазд, какие-то судорожные спазматические ухватки! Это совсем не бег, а лажовая мутация в самом худшем воспроизведении. Прямо страна искособочивших, растопыренных и подгибающих ног. В Европе даже бывшие страны соцлагеря уже давно ничего подобного не показывают. Ты приглядись как там игроки стартуют – не хуже заправских спринтеров. Движения отточены как лезвие сабли. А у нас? А у нас никакого намёка на остроту, тупая зазубренная кирка, бегут так как будто они не вполне владеют не только своими ногами, но и в добавок туловищем. Такое ощущение что каждая часть тела независима друг от друга и двигаются разрозненно сами по себе куда им вздумается. Нет чётко работающего механизма. Так обычно бегают девочки-подростки далекие от физкультуры. Но даже и они на фоне футболистов не последние бездари, хотя едва перебирают кроссовками. Зато среди пинателей мяча встречается масса комичных «оригиналов», заполонившие все стадионы. Чего только стоят видки бегущих с опущенными руками и выставленным вперед пузом видимо забыв кто они на поле. А как тебе ускорения с широко расставленными бедрами в сторону? Но есть еще забавнее, это когда у игрока ходули устремлены к воротам, корпус повернут куда-то к центру трибуны, а руки машут как крылья у птицы. Скрестили буги-вуги, рок-н-ролл и игру. Про тело при ударе по мячу можно и не упоминать, этот расколбас стал обычной нормой: - таз поддается вперед, а плечи отклоняются назад, одна рука дергается куда-то в бок, другая вообще существует сама по себе. Махнул ступнёй, и она возвращается не по той же траектории, а зигзагообразной, закручиваясь за другую ногу. Про пасы даже страшно говорить. Ноги пасующего трясутся как у приговоренного к смерти на электрическом стуле, мячик так легонько пинает, что за то время пока он прокатится метров десять, можно раз пять сбегать от одних ворот и до других. Ну а если катнул на двадцать метров, то пока он будет юзить по траве, соперник успевает не то чтобы восстановить силы и дыхание, но и немного вздремнуть. Они-то передачи быстрыми ногами делают со скоростью полета пули. Нашим только и остается, как вертеть головой и ждать, когда они ошибутся, чтобы завладеть мячом. По-другому, чтобы его отнять не получается. У наших же нет за плечами тысячи максимально резвых стартов и ускорений, как и нет сотни пробегаемых средних отрезков и десятки тысяч не мнимых, а настоящих прыжков и еще много и много чего нет. Отсюда отсутствие реального прессинга и давления, а то что мы видим больше похоже на испуганного бездомного пса с прижатым хвостом к своим гениталиям.
- Как минимум в этом есть плюс, - хохотнула Юля. - На каких еще полях увидишь особливый и высокоодаренный футбол?
«Как же она ловко выхватывает из подкорки своего сознания наиболее точные смыслы, ну ей богу стиляжка русской словесности» - и на моём лице блеснула блаженствующая улыбка.
- Да, мадемуазель, тут с тобой не поспоришь. Ну а если взглянуть по-трезвому и наложить на компьютере фигуру нашего мчащегося футболиста на точно такую же из итальянского, немецкого, испанского или французского, то что бросится в глаза?
- Что? – передразнила меня.
- Совместить их не удастся. Это как фото легкового автомобиля наложить на фото трактора с ковшом, выпирающих узлов и деталей будет сотня. Тоже самое и здесь. Даже уши не получится совместить, поскольку наши игроки согнуты в тридцать три погибели. Голова почему-то все время норовит свалится вниз, взор устремлен только на собственные шнурки. Ну а если рывок российского наложить на иностранного, то окажется что это не бег двух равных мастеров, а желторотика вышедшего первый раз на стадион и профессионала. Наш похож на незрелую овощную рассаду, хотя по возрасту уже далеко перезревший плод.
- Как-то я случайно забрел на спортивную базу в Новогорске и обратившись в большущую подзорную трубу сверхвнимательно вперивался в тренировку сборников.
- Туда что, так легко попасть?
- Не совсем. Ты не забывай, среди наших покупателей много гвардейцев с большими звездами. Один звонок и вот я чтобы не быть заметным, озираясь как шпион из-за угла выглядываю на чудачества, происходящие на поле. То, что я заприметил, переплюнуло бы все юмористические передачи и было сравнимо с изощренной пыткой. Мозг радикально вянул и открещивался от увиденного. Я его насиловал как никогда, чуть ли не слетел с нарезки. Такое лучше не смотреть ясными глазами. Если обнародовать в вечернее время по центральным телеканалам как беспечно развлекаются за государственные целковые стероидные самцы, жизнь в городе замерла бы до самого утра. А в качестве комментатора пригласить парочку заслуженных мастеров спорта по бегу, чтобы они провели сеанс разоблачения и рассекречивания и дали оценку всему происходящему. Потрясение было бы не меньшим, чем про объявление войны 22 июня сорок первого года или полета Гагарина в космос. У народа точно случился бы выверт мозга.
- Тренировка у них начинается с утреннего позевывания и меланхоличной разминки. Футболисты, сбившись в табун протрусили три круга. Суммарно набирается метров семьсот, что даже для раскачки любителя явно мало. Далее, они становятся в круг, ноги расставлены шире плеч и начинают наклонять туловища вперед, но не энергично, а замедленно, как постельные потягушки. На этом гимнастика заканчивается, если конечно не считать ходьбу с поочередным скабрезным задиранием ног вверх и дремотными взмахами рук. Знаешь, более странных движений мне давно не приходилось видеть. Представь себе картину, толпа мужиков в трусах пытается задрать волосатые ноги к небу. Они что этим хотят показать? Размеры своих разгорячённых причиндалов или выставить на всеобщее обозрение марку обуви? Я конечно могу ошибаться, но мне кажется, что ни в одном виде спорта не встретишь подобную экзотику. Ладно бы они динамично это проделывали, так нет же, с неохотой, апатией и вроде как по принуждению. Нечто подобное в школах на уроках физкультуры практикуется, только там ученики руки выставляют вперед и на месте стоят, но вот движения ног ничем не отличимы. После такого нехитрого разогрева игроки выстраиваются в несколько рядов и начинают выполнять легкоатлетические беговые упражнения. Первое что они делают, это выпрыгивания, вызвавшие у меня массу вопросов. Почему они подскакивают так бережно, словно у них на головах стоят стаканы с водой. Почему ограничили себя отрезком до пятнадцати метров? Где те максимальные усилия столь необходимые для отталкивание стопами? В соседнем лесу старички лыжники — это не сложное движение уписывают с какой-то злостью и остервенением, взлетают не меньше чем на полметра, как будто делают его последний раз в жизни. Причём скачут они в крутую длинную горку, а забравшись на склон, пыхтя во всю мощь своих легких, как бешенные собаки несутся еще не менее чем сотня метров. Обратно возвращаются трусцой и снова и снова повторяют тоже самое не менее десятка раз.
- Но это же лыжники, - прервала меня Юля, - они трудолюбивые, отдающие себе отчет что делают и за чем делают. А футболистам зимой по лыжне не скользить, а для того чтобы бить по мячу, сил и ума много не надо.
- Полностью с тобой согласен. Точно в таком же режиме они выполняли бег с высоким подниманием бедра и захлестыванием голени: с прохладцей, неторопливо, расслабленно, с ленцой и абы как. Можно подумать, что перед ними было поставлено условие беречь и попусту не растрачивать силы и готовить организм к настоящей работе. Поэтому никакой сосредоточенности и заряженности, наоборот, несобранность и отвращение ко всему происходящему, иными словами, так отрабатывают повинность. Видя всю эту расхлябанность, я себя с трудом сдерживал чтобы не протрубить на всю базу:
- Безликие и никудышные залетные господа! Вы бы заглянули на легкоатлетические стадионы где бегуны этими незамысловатыми движениями приумножают и оттачивают своё мастерство. Ваши подопечные только шуршат шипами по траве, как тараканы за обоями. А главное, почему вы им отмерили такую короткую дистанцию? Это из каких засекреченных и подпольных учебниках или методичках проистекают такие дивные наущения? Вы вглядитесь повнимательнее в выражения действующих, а не липовых спортсменов, как они собрано и обстоятельно погружены в каждый свой шаг, в каждый взмах ноги и в каждое отталкивание стопы. Они не просто встряхивают мышцы, а заставляют их трудится на максимуме и показывать предел своих возможностей.
- Далее, после такой трогательной возни, лучшие звёзды отечественного футбола, приняв позу лука выдали тройку как бы быстрых пробежек метров на двадцать. На самом же деле их прыть едва ли была быстрее спешащих пассажиров в утренние часы пик. И опять у меня возник вопрос, это какая ворона накаркала им в уши, что перебирать бутсами надо только в таком режиме. А как же техника бега? Её-то не видно, как и во время игр. Глядя на них, я начинал подозревать что это не молодые и здоровые кобели, а пенсионеры-инвалиды, замученные хроническими болезнями и имеющие значительные излишки веса. К примеру, легкоатлеты, включая метателей и толкателей эту же работу выполняют на дистанциях от шестидесяти до ста метров. В первый заход они вкладывают процентов шестьдесят сил, во второй восемьдесят, в третий все сто. И ускорения начинают со скоростью процентов в семьдесят от максимума, далее восемьдесят, девяносто, а последние два бегут с максимальной отдачей.
- Полчаса вальяжной зарядки и впустую потраченное время. Ни один взмах, ни один жест, ни развили ни одного качества. Более того, они пристегнули неверные и ошибочные привычки. Понимаешь, беговые упражнения, это как уроки чистописания или черчения, где все движения многократными повторениями оттачиваются до безупречного исполнения. Более того, для глубокой проработки мышц не лишними будут пологие или крутые склоны. Но куда там, такие сложности футболистам не под силу. На самом деле беговые упражнения нельзя делать легкомысленно, с ними надо разговаривать, как с живым человеком, когда любая фраза имеет значение. Я был свидетелем, как спринтеры гоняли себя по четырехсотметровому кругу, а некоторые парни-молотобойцы для этого использовали всю диагональ футбольного поля. Представь себе, как эти бугаи, с весом далеко за центр играючи не только прыгают как чижики, но еще с такой быстрой двигают ногами и руками, что аж в глазах начинает рябить, а когда проносятся мимо, то ощущаешь завихрение воздуха как от проносящего «Сапсана».
- По завершении таких не мудрёных кривляний притомившееся «сборище» валится на траву подобно обсыпанным осенним листьям и отдыхают минут десять. Тренеры в это время укладывают на газон цветные фишки размером с яблоко на расстоянии пятьдесят-семьдесят сантиметров друг от друга, всего десять штук. Задача, быстро пробежать над ними. Когда видишь, как самолюбивые лбы выстраиваются вереницей словно за бесплатной похлебкой и весело, играючи вразвалочку плетутся едва приподнимая колени, начинаешь ощущать себя живущим в какой-то другой реальности. Это называется тренерской работой, оцениваемой в два с половиной миллиона евро в год? В чём уникальность трусливого перешагивания над детскими фигурками, которое так дорого стоит?
- Ты ничего не понимаешь в их планах. Их главная нацеленность состоит в том, чтобы не пролилась ни одна капля пота, ну и потратить минимум калорий. Парней беречь надо. Им же на международной арене выступать, силы надо копить.
- Так они только этим и занимаются. Все копят и копят, как деньги в копилке, а потом неожиданным образом оказываются в одном из баров в Монако, заказывают самое дорогое шампанское и просаживают за вечер десятки если не сотни тысяч евро. Чтобы выдержать такую вечеринку, сил много надо накопить.
- А вот следующее неописуемое упражнение, извращенное до идиотизма может претендовать на самое ошарашивающее, способное изумить и поставить в оторопь любого наблюдающего. Молодцеватые хлопцы, словно паралитики, боком начинают скакать между всё теми же пестрыми фигурками. Мне это напомнило игру в резиночку. Её можно видеть на любой детской площадке. Только там детишки все время увеличивают высоту и им приходится надрываться, чтобы перепрыгнуть. А эти же сдержано, чтобы ни один волос не упал с головы, чуть-чуть отрывались от травы. И опять в глаза лезут их скореженные фигуры. Уже этого достаточно, чтобы оценить умственный потенциал всего штаба.
- Я с девчонками постоянно в неё играла. Они что не нашли других более высоких предметов?
- Это надо не у меня спрашивать.
- И в чем пикантность этого упражнения?
- Хрен его знает, чтобы это постичь человеческого разума с искусственным интеллектом недостаточно. Я, спустя пару дней в парке, как кенгуру испытывал на себе сходные полеты в кусты. Как только я не прислушивался к себе, все искал секретную мудрёность таких робких подскоков.
- Нашёл? – хихикнула Юля.
- Еще как нашел. Поставил себя в один ряд с баобабом. Я вечером не удержался, зашел на школьную площадку и попробовал приземляться в песок, рассудив, что может тут почувствую толк. Не почувствовал. Полная бессмысленность.
- Ну а избранные отпрыски сделали два раза по десять брыканий и пять минут перешучивались, зарывшись в траву. Я совсем не удивился бы, если им во время паузы измеряли давление, вытирали пот с лица, массировали конечности и давали маску чтобы подышать кислородом.
- Слушай, тренерские штабы такие мозговитые, что нам недалеким не дано предугадать их исполинские замыслы. Клоп не учит жизни, а уж тем более как играть в футбол.
- Ну да! Наша роль либо помалкивать, либо восхищаться. У меня тогда возникли другие догадки. Видимо гении кожаного мяча готовятся к чемпионату мира по презентации самых оглупляющих, идиотских, дегенератских и пещерных упражнений. Там бы они были на коне. Но на этом шутовские задания не заканчиваются. Затеянные чудачества в самом разгаре! Новые рекомендации и десятки согнутых ног вдруг начинают переминаться как возбужденные олени, фыркают ноздрями, бьют пятками по земле, а затем вроде как бы срываются, а на самом деле едва отрывая шипы от газона пробегают около двух десятков метров и встают как вкопанные. И так они проделывают несколько раз. После чего следует перерыв. Прошел один час. За это время тусовка откормленных и сытых молодцов дружно проветрилась и улеглась на травку для восполнения сил.
- Попытаться постичь все увиденное - дохлый номер. Опять возникает один и тот же вопрос: почему длинна пробегаемых отрезков ограничивается двадцатью метрами? Разве футбольные поля размером двадцать на двадцать? Это научные книжки предписывают такие диковинные советы, что ни в коем случае нельзя напрягаться и тужится? Или для этого есть скрытые от посторонних глаз секретные первоисточники, что все движения выполняются как во сне, и чтобы ни один мускул не вздрогнул. Стою, взираю на эту буффонаду и теоретизирую, чем еще «потешники» побалуют жеребцов? Вдруг они их разогревают для убойной пахоты, после чего вынесут любого противника? Заинтригованность в тот момент у меня было запредельная.
- Через пять минут «надежды нации» выстраиваются друг другу в затылок и начинают через незаменимые детские кубики-рубики изображать многоскоки, именно изображать, а не прыгать. Непосвященному в тонкости, может показаться, что он видит субтильных кокеток, разучивающих то ли твист, то ли кадриль.
Вся во внимании Юля не удержалась и подлила свое:
- Гопак.
- До гопака им еще расти и расти. Те, кто его исполняют на сцене взлетают как орлы с расправленными вместо крыльев ногами выше головы, а эти «красные девицы», в широких трусишках, только обнажают свои величия. Можно подумать в этом и заключается главная идея подскоков. И не дав мне договорить, Юля как рявкнет:
- Так они тоже самое и во время игры демонстрируют.
- Вот, вот. Чем больше нулей в контракте, тем разнообразнее танцы, осваивающие «цветом нации». Они одно из самых действенных и полезных упражнений, развивающее скорость и взрывной старт, изговнили до шутовской пародии, превратили в ничего не значащие подергивание и почесывание, не оказывающие никакого воздействия на физические кондиции. Лица тренеров в те минуты оставались бесстрастными, как будто их это не касалось. Прыгают рядышком кто-то ну и пусть дальше себе на здоровье прыгают. А то что коверкают, кочевряжатся и фиглярничают, - так в стране все футболисты этим занимаются. Поэтому и бег у них скоморошный. На поле сплошь и рядом возникают эпизоды, когда игрок должен шустро добежать до мяча. Так вот наш футболист к примеру, расстояние в десять метров преодолевает восемью-десятью шагами, европейский шестью-семью и тратит на секунду-полторы меньше времени. И ведь тренерам совсем невдомёк, что одна из причин проигрыша лежит в неправильном исполнении многоскоков. Понимаешь, если толкаясь, пролетать менее метра, то толку ноль. Залпом закрепляются все неверности, что сказывается на разгоне и скорости бега. Нет необходимого проталкивания вперед, а есть топтание на месте. Вот ты имеешь отношение к строительству и если сваи забивать не на полную глубину, а на половину, то как ты думаешь, дом долго устоит?
- Он рухнет еще на стадии возведения.
- То же самое относится и к прыжкам, они как прочный фундамент, без их правильной закладки невозможны высшие достижения в любом виде спорта. Они развивают столько качеств, сколько не под силу даже и десяткам упражнений. Я и сейчас после пробежек в лесу, сделав растяжку, иногда не меньше часа уделяю скачкам. Только я в каждый прыжок вкладываю предел своих потуг, сжимаю себя до упора, а потом расправляю грудь и лечу как над невидимой пропастью. У меня стопа приземляется ни как гиря в болото, а отскакивает так, как если бы коснулась раскалённых углей. Понимаешь, я такие прыжки сравниваю с вкусной едой, после неё желудок урчит как котенок, если его ласково поглаживать. Вот и многоскоки, если их делать грамотно и по науке, то мышцы мало чем отличаются от переваривания пищи, насыщаются так сытно, что можно сравнить с вливанием энергии, а их гудение от нагрузки созвучно музыки, так и хочется им подпевать. Более того, существуют десятки вариантов проделывания столь популярных скачков. Мои бывшие ученики любили в конце тренировок устраивать между собой соревнование, кто резвее прыжками преодолеет полсотни метров, дальше улетит тройным, пятерным или десятерным с приземлением в песок. Кстати, а еще они любили прыгать с тумбы.
- Как дрессированные собачки? – влезла Юля в мою говорильню.
- Почти. Но если футболистам поставить скамейку, то они себе носы порасквасят и ноги переломают. Кем их тогда заменять? Пусть хотя бы начальный минимум освоят, наберутся смелости и в режиме средней интенсивности преодолевают половину поля. Ну а дальше врубаются во всю мощь и прыгают на время или преодоление с наименьшим количеством толчков. Только делать их надо не в начале занятий и не в середине, а в конце. Еще значительнее экстра-влияние окажет на развитие скоростных качество если каждый день после вечерней тренировки устраивать контрольные замеры, кто дальше прыгнет двадцатичным многоскоком. Всем дается пять-шесть попыток. Проигравший топает в зал и приседает со штангой. Ну а всем остальным, для большего поднятия тонуса, вручаются мужские ядра, и они еще минут тридцать толкают их из разных положений. Поверь мне, через месяц оболтусы будут стартовать как пуля из браунинга. Но так называемые «смотрители» об этом не имеют ни малейшего представления.
- Так я немного отвлекся, слушай дальше. После такого комичного горцевания «додики» принялись последовательно перепрыгивать на одной ноге несколько детских барьерчиков высотой сантиметров тридцать установленных друг от друга на расстоянии в полуметре. И вот эти небритые великовозрастные детины превращаются в малышей – попрыгунчиков. Я такую картину частенько вижу на баскетбольной площадке, на ней по утрам веселятся сопливчики из ближайшего садика. Они очень любят перепрыгивать точно через такие же препятствия. Назвать увиденное тренировкой у меня язык не поворачивается. Совсем не та атмосфера. Она скорее соответствует дворовому гулянию. И тут, и там детвора резвится как волчата на лесной опушке. Я с трудом себя сдерживал, чтобы не выбежать на газон и не пролить свет на их фланирование, а заодно спросить: они точно готовятся к международным стартам?
- На самом деле, прежде чем что-то предлагать, надо себе задать вопрос: какова цель того или иного задания, что следует развить и какие упражнения могут быть самыми действенными. И только после этого приступать к выполнению. Но у них все свалено как в лоханку. Даже вот эту ясельную преграду если уж они её так страстно полюбили и не желают от неё отказываться, можно еще как по-ковбойски использовать. И она поспособствует умению держаться прямо, а также поднимет на новый уровень скоростную выносливость и приблизит технику бега к мировым стандартам. А для этого надо всего-то на всего вместо пяти-шести барьеров поставить штук пятьдесят и не рядышком, а через метр и предложить преодолевать их сначала на правой ноге, потом на левой, и так раз десять. А когда втянутся, то включается секундомер. По филонить уже не получиться. Включаться придется на все сто. Но вместо ста мне явили апгрейд со значением минут сто.
- Это как, - невольно воскликнула Юля.
- Вообрази. Стоят два десятка откормленных бугаев перед десятью барьерчиками и почти на цыпочках мешковато боком их перешагивают.
- Какие «талантища» в футболе! - То боком подпрыгивают, то боком вышагивают. Может еще боком бегать пробуют? А задом они их случайно не перешагивали?
- Чего не видел, того не видел. Ты знаешь, они столько всего парадируют, что удивляться уже не приходится.
- Но еще больше меня восхитило слаломное вихляние оттопыренных жоп между десятью стойками, воткнутыми в землю через каждые три шага. То с какой замедлительностью они перемещали мощи, ожидать чего-то продуктивного не приходится. Ты бы видела их фигуры, спрессовали и сгорбили их так, что рост уменьшился раза в два. Руки, голова, плечи, корпус в те секунды один в один изображали такое состояние, какое бывает если оказаться в центре роя жалящих пчёл. Сцена точная копия игровой ситуации на поле. Никакого намека на то, что выполняют мастера спорта. Отдача от него – нулевая, продуктивность – нулевая, зато исковеркивание – тысяча процентное. А четверо так называемых «тренеров-чародеев смартфонного века» стоят рядом и ни от кого ни комментария, ни высказывания, ни наставления, ни поучения, только отпускание друг другу веселых реплик. Ладно бы игроки пробегали на время или если стоек было бы штук тридцать, тогда хоть куда бы не шло. А так, нет разумного объяснения, для чего делается, за чем делается, в чём его задумка? Если для развития скорости, то для начала надо научиться правильному бегу. Это тоже самое, прежде чем начать писать, не мешало бы научиться выводить буквы, а не заниматься бесконечным корябаньем черточек. В школе с первых дней учителя показывают, как держать авторучку, иначе не научишься письму. Игрокам же сказали, и они побежали. А как побежали, - никого не волнует. Вертеться и размахивать ручками – этим соперников не одолеть, как и изображать нырки, как будто перед ними невидимая планка и под ней надо так прошмыгнуть, чтобы её не задеть. Такой же раздолбизм, не совместимый с результатом, можно десятки раз увидеть и во время матча.
- Это что же выходит? – вдруг подала голос Юля. – Незатейливые, легкодоступные и можно сказать витаминные беговые упражнения тренерская рать не знает, как их правильно выполнять и не только выполнять, но и выжимать из них максимум пользы?
- Ты точное дала определение: витаминные. На самом деле так и есть. Столько допускать ошибок! При чём на самом высшем уровне, где требуется отглаженное исполнение и строгий учёт как в деревенском амбаре. Возьмём к примеру выпрыгивание. Сколько делается отталкиваний каждой ногой, никто из об этом не задумывался. А бег с высоким подниманием бедра, какова частота и сколько раз колени взлетают в высь? Про захлестывание я и вовсе умолчу. Далее, ускорения. С какой скоростью пробегаются отрезки, вопрос риторический. Все что выполняется должно посчитано и зафиксировано. В бытность работы с учениками, я вёл учёт всего что делалось на беговой дорожке или в тренажерном зале. Перед тренировкой они подходили ко мне и спрашивали: - выпрыгивание сколько отталкиваний? А захлестывание? А серий? Я им называл цифры, а сам сидел в сторонке и подмечал ошибки. На следующий день они делали все то же самое, и если у кого-то были шероховатости, то получали замечание. Через месяц число повторов увеличивалось. Ускорения делались не ради того, чтобы на манер футболистов ногами подвигать и показать свои выпяченные задницы, а на время, причем задача ставилась пробегать не хуже определенного результата. К примеру, пятьдесят метров следовало промчаться не хуже шести с половиной секунд и так пять раз. Если получалось медленнее, значит перебегается. В следующем месяце этот же отрезок уже надо пробегать быстрее шести и четырех десятых. Ну и так далее. Я вел дневник по каждому подопечному, куда вносил показатели на дальность самых разных прыжков, время преодоления расстояний от двадцати метров до десяти километров, вес и количество движений и повторов со штангой, гирей и ядрами и тому подобное. Я ничего не упускал из виду все было под контролем. Поэтому я легко определял, кому и что добавить, сколько добавить, или наоборот притормозить.
- Ну ты и садюга был!
- А по-другому нельзя. Ведь те, кто приходят, мечтают не просто стать физически крепче и сильнее, они хотят выигрывать и становится чемпионами. Поэтому если не вести учёт, то ничего не получится, да и здоровью можно причинить вред.
- Так, мы отвлеклись от главного. Рассказываю тебе дальше, что мои очи узрели. А узрели они зайчиков.
- Не поняла.
- Не перебивай. Лучшие из лучших, стали изображать ушастых, наклонялись вперед, ноги в полуприседе, ручки согнуты в локтях, кисти опущены вниз, ладони слегка сжаты и перед ними рядки разноцветных кубиков, как грядка с морковкой. Отталкиваясь двумя ногами совершали три скачка вперед, а затем следовал вроде как по замыслу стремительный спурт, но на деле закиснувшийся порыв на пяток метров. Назвать это заданием, у меня язык не повернется. Это валяние дурака. Тренеры же, уподобившись одноклеточным существам, тупо взирали и скалились как на юмористическом концерте «Кривого зеркала».
- Наверное думали, что как ништяково футболисты делают.
- Или надсмехались над ними.
- Просто им было до фени, - вот и все.
- Это ты зришь в самый корень.
- А что они этим хотели добиться?
- Спроси что-нибудь полегче. Это как в русской пословице: Слышал звон, да не знает, где он. Вот по такому принципу и поступают. Я как-то летом бегал по знаменитой Красногорский лыжной трассе и наткнулся на ребятишек лет пятнадцати-шестнадцати, они в крутую гору делали что-то похожее: примерно десять прыжков на дальность из глубокого приседа и после еще метров двести со всей дури бежали в верх до самого подъёма. От такой прыти мышцы, связки, сухожилия раскаляются погорячее сковороды на огне. Я бы этим трутням на поле посоветовал делать не меньше двух десятков прыжков из положения сидя на корточках и далее без паузы что есть мочи мчаться до противоположного края поля с пятью-шестью дубляжами, да еще под секундомер. За такую работу можно было бы учинить бурную овацию.
- И что получилось в итоге? - Выброшенных полтора часа на ветер. А если по сути, то вся тренерская бригада обозначала себя только тем, что как инсультные больные прогулялись в спортивных костюмах. Их совсем не колышет, кто и как выполняет их установки, что делается криво или косо, им вообще было до фонаря то что игроки вытворяют. Сказали и забыли. Ни одной подсказки, ни одного замечания, словно это не живые люди, а тени. Им явно на все насрать, кто перед ними, к чему они готовятся. Они с таким же успехом могли кого угодно пасти, перед кем угодно рисоваться. Случайные душонки, волею таких же собратьев, оказавшихся статистами. Эта не их епархия. С ролью погонялы лоботрясов они может и справляются. Но для решения сверхзадач требуются матерые другого калибра, признанные спецы из легкой атлетики, съевшие в этих премудростях ни одну собаку. Они общую и скоростную выносливость поставят на должный уровень, научат быстроте ног сравнимые с кошачьими, физику подправят и еще много чего. Ну а заканчивали они развеселые прохлаждения самым дебильным не упражнением, а жалкой пародией на самих себя. Это тоже самое, как если бы студентов Мехмата МГУ начали обучать с первого курса арифметике с помощью счетных палочек. Так вот эти «матрешки», уложили пять детских обручей, они диаметром не больше полуметра, и пышущие гормонами самцы как чахоточные аккуратненько пробегают над ними, ставя бутсы во внутрь круга. Сделали пять гусиных шагов и минуту-другую отдыхают. Потом повторили еще пару раз. Мне их выходка напомнила детскую игру в классики. Знаешь, что это такое?
- Конечно знаю. В неё все дети играют. А я видела по телику нечто схожее. Отец еще тот болельщик и часто смотрит спортивный канал. Как-то я пила с ним чай на кухне, и шёл репортаж про какую-то команду, как она готовится к воскресной игре. Футболисты, с закусившемся видом, наступали внутрь круга, коих было штук семь, а затем скособенившись быстро засеменили одновременно носками обуви тыкая, зарываясь поглубже в землю. Батя еще по этому поводу высказался: мол что это за балбесное тык-тык-тык? А рядышком их товарищи одной ногой перешагивали барьеры, на мой взгляд их высота не более полуметра. Я еще подумала, что за трихомудию они изображают. Ради интереса точно так же несколько раз прошлась по комнате перемахивая бедром через табуретку, но как я не старалась ни в каком месте не щёлкнуло, абсолютная лабусня и дуравщина, только пару ниток на одежде где-то ниже поясницы лопнуло.
- Даже ты с отцом заприметила. На мой взгляд, лучше бы они все это время в классики играли, толку было бы больше, чем от всего мною увиденного. Просто диву даюсь, до какой же степени они тупые и ограниченные. Я бы уложил в рядок пару сотен обручей и дал бы им задание: строго сохраняя вертикальное положение и прямую опорную ногу, не размахивая абы как руками, а двигать ими как спринтеры, ставя стопу во внутрь круга пробегать в темпе стрекочущей швейной машинки, да еще и на время, при этом не утрамбовывать землю и не ковырять бутсами газон, а касаться его так мягко как это делают кошки. И зарядил бы им не менее трех серий с пятью повторами и так каждый день на протяжении четырех недель. Через месяц на игроков обратила бы внимание вся страна, ибо их бег приобрёл бы необыкновенную легкость, воздушность, резвость, отточенность, пружинистость, бойкость, гармоничность и мало чем бы отличался от финалистов Чемпионской лиги. На их фоне соперники смотрелись бы как сборище мужиков не разу не ударявшие по мячу. Да и барьеры надо не перешагивать, задирая ноги, а перепрыгивать. Бегуны на стадионах отталкиваясь двумя ногами преодолевают барьеры метровой высоты и не менее десяти штук, а если их высота сантиметров шестьдесят-семьдесят, то количество увеличивается до тридцати. Но у футболистов прямо какая-то монструозная страсть к задиранию ног, такое впечатление, что им что-то очень сильно жмет между ног.
- Как плохому танцору, - не удержалась Юля.
- Так мы отвлеклись, слушай дальше. На этом дурачества не заканчиваются. После передышки «неженки» приободрившись разбиваются на группы по пять человек, один из которых становится в центр, а четверо на расстоянии двух-трех метров друг от друга образуя таким образом квадрат. Наконец-то они можно сказать занялись своим непосредственным делом, им дали мяч и начинается неторопливая унылая перепасовка. Ну а тот, кто в центре, как шавка в загоне мнительно бегает за резиновой пищалкой. Правда не лает, но язык высунут наружу. Игроки чохом принимают позы справляющих нужду в захолустном вокзальном загаженном туалете, когда страшно присесть на унитаз. И уж совсем они выглядят карикатурно, когда расставляют руки. Я не сразу допетрил, зачем нужны квадратики. Но оказывается, что только наши встречают соперников в подобной устрашающей позе. Не идут в плотный контакт, не бросаются в подкат, а застывают как статуи и ждут, что предпримет другая сторона. Тренеры, чтобы подсказать, как отбирать мяч, как максимально резво стартовать, как должны двигаться ноги, руги, а какое положение занимает туловище, вместо этого с покровительственным видом лениво расхаживают взад-вперед, что-то шутя говорят позирующим, те в ответ громко гогочут и продолжают дальше изобретать новые, доселе неизвестные изгибы тела. Минут через двадцать все набегались и безжизненно валятся на газон, распластав руки и ноги как морская звезда. Наступает привычный перекур. Пока «запарившиеся спасители отечества» лежат на солнышке и оживленно переговариваются, самый главный скоморох делит «уставших и измученных» непомерными нагрузками на два состава. Теперь они, как годовалые возбужденные бычки, сбившись в кучку, передают руками друг другу мяч, словно забыли кто они и во что играют, добегают до ворот, направляют мяч в голову одному из игроков, и он кивком башки отправляет его в ворота. Следует триумфальный вскрик и радостно воздеванные тоненькие ручонки в верх как хвала выражения благодарности всевышнему за то, что попали в сетку. Тоже самое предстоит проделать другому составу. Более нескладной и бесплодной беготни, бестолкового и бессмысленного времяпрепровождения для сильнейших футболистов России, которым предстоит защищать честь и величие Родины, просто не придумаешь. Если не знать, кто ерошится перед глазами, то не за что не поверишь, что это лучшие из лучших российского футбола. Ну а вождь, он же пастух в какой уже раз расплывается в сладострастной улыбке. Нахлебники раскатисто повизгивают, а четверо или пятеро гримасничают и даже заходятся от смеха. Потешливо позабавившись пятнадцатиминутным игралищем все сборники в центре поля выстраиваются в дугу как на занятиях групп здоровья и начинается позерство в виде застывших и скрюченных тел, будто они превратились в восковые фигуры. Широко раздвинув ноги замирали минуты на три как во время фотосессии. Затем они оттопыривали одну ногу назад и стояли как вкопанные, подражая натурщикам на уроках живописи. Далее прижимали колено к груди и становолись похожими на цаплю на водоеме. А еще они делали столь модную планку. Укладываясь на спину изображали поездку на велосипеде. Далее махали ногами во все стороны, отбиваясь или отгоняя от себя стаи мух и слепней. Лежа на животе делали загребательные движения руками, какие делают пловцы в бассейне. Ну а квинтэссенцией дурошлепства стали позы рака с поочередным откидыванием в сторону то одну ногу, то другую, а затем тоже самое проделали с руками.
- Очуметь! - торопливо откликнулась Юля. – Надо все то что инсценировали и корчили из себя игроки внести в золотой фонд футбольных ужимок.
- И турнуть всех, кто потчует спортсменов такой диковинностью.
- Прекрасная мысль!
- Вот что мне удалось подглядеть по истечении двух с половиной часов, сквозь призму незашоренного профессионального взгляда. Кипучая фикция, притворство, аховое посмешище, дурной суррогат и фантасмагория, бурный поток беспросветного бреда замаскированные под тренировочный процесс, с трудноопределяемой и труднопонимаемой программой и нагораживающими однолинейными заданиями и ни малейшего здравого проблеска. Если непредвзято судить, то можно с твердой самоочевидностью сказать, тренеры эскизно обозначают себя тем, что хитро витийствуют вокруг мяча и всецело оторваны от современных реалий футбола. Дети на уроках физкультуры посущественнее получают нагрузку. Более того, они хоть какие-то тесты сдают: прыгают на дальность, бегают на время, мячик с гранатой швыряют, подтягиваются и отжимаются. У этих же вообще ни каких замеров. Я ума не приложу, а как без них лепить спортсменов. Как-то давеча по телеку показывали документальный фильм о Валерии Харламове, ну и затронули эпизод, почему его не взяли на кубок Канады, хотя результаты тестов, сданные четыре раза в течение года, свидетельствовали о том, что он находится в отличной форме и на экране мелькнули цифры. Бегло пробежав вполне стандартные нормативы, я обратил внимание на одну строчку: бег на 400 метров. Понимаешь, это самый специфический и сложный тест, требующий наличие выносливости, силы ног, стоп, спины, пресса, скорости и работы рук. Чтобы показать достойный результат, ты не представляешь, сколько надо пахать, какое количество надо отбегать отрезков от тридцати метров до километра, не говоря уже о прыжках, метаний ядер и поднятий штанги, - тысячи и десятки тысяч. У меня возник вопрос, зачем хоккеисты его сдавали, они же на коньках по льду шайбу гоняют. Но то были советские годы. Тренеры действительно готовили игроков, и они бились только за победу, в отличии от нынешних, пустозвонов, околачивающихся вокруг них. Вот бы заглянуть в их ежедневные дневники, если конечно они про них слышали, а какие тесты периодически сдают футболисты, с помощью каких показателей определяется физическая готовность? Не лишним было бы спросить у руководства РФС: господа, а вы интересуетесь функциональным состоянием игроков, приглашенных в сборную. Есть ли у вас «цифири» за последние несколько лет? Или все отдается на откуп главному «самодуру» и его штабу? А он как решит, так тому и быть.
- Как итог, проваландались первую половину для с ворохом чудаковатых и ничего не значащих шебутных пресмыканий. Какое-то насилие над здравым смыслом. Пользы было бы больше, перетаскивай они мебель из одной комнаты в другую или поливали бы цветочки из лейки. И на что они рассчитывали, встречаясь с серьезными забугорными ребятами? На ничейку или минимальный проигрыш?
- Смотри, согласно статистики футболисты во время матча в среднем пробегают восемь-двенадцать километров, а с мячом в лучшем случае сотню-другую метров. То есть более девяноста пяти процентов игрового времени игроки передвигаются по полю без мяча. Причем заметь, передвигаются они не как пешеходы размеренным шагом, а самыми разными способами, от неторопливого бега и топтания туда-сюда до многочисленных рывков на короткие расстояния. По сути, они выполняют работу спринтера, средневика и стайера. Отсюда напрашивается вывод, в тренерских штабах должны быть подобные специалисты, но их там нет. Ведь только те, кто доводил до мастерских результатов на шестьдесят и сто метров, знают, как научить любого спортсмена, в том числе и футболиста стартовать быстрее взгляда, резвее убегать от соперника и стремительнее добегать до мяча. Но проделать это за игру надо не один раз, а очень много раз и при этом еще не устать. Так вот чтобы до конца матча интенсивно и тотально наседать, не позволяя сопернику покидать свою половину поля на помощь должны прийти умельцы, способные довести выносливость до лучших бегунов страны на длинные дистанции. И уж поверь мне, мозги этих профессионалов никогда не позволили бы, чтобы их подопечные боком перешагивали ясельные барьерчики, играли в классики, прыгали как зайчики, стояли бы в позе овцы с пристроившимся сзади бараном и оттопыренной ножкой в сторону, не лежали бы на коврике с раскачивающимися ногами, не гребли бы ручками как животные в воде, и уж тем более не уродовали бы беговые упражнения и многоскоки и отмели бы всю ту идиотскую белибердень, которую напяливают как трусы на себя футболисты.
- Я понятия не имею, какими упражнениями нагружаются между играми коллективы старого света, что позволяет им рвать соперников. Вполне допускаю что мы многое позаимствовали от них и копируем их тренировки как какой-то технический агрегат. И правильно делаем, что перенимаем. Но только этим должны заниматься не физруки и фитнес-инструкторы, а те, кто понимает в толк беге. В противном случае мы никогда не изживём депрессивный и занудоватый футбол, пышно расцветающий на российских стадионах.
- Как глубоко ты зарылся, такое и землеройной машине не под силу. Но ты прав, ребята хорошо устроились, - подвела Юля черту моей желчи. - Изолировали себя в параллельной реальности. Зарплаты повыше чем у министров, самомнения и гонора немерено, почестей и внимания столько, сколько не удостаиваются герои России, а ответственности с отчетностью никакой, полная свобода действий.
- Я через пару недель еще раз навестил отборное племя, праздно проводящее сборы, прозомбировал их потуги. Надо заметить, они базируются в спортивном центре, в комфортных номерах, с аристократическим выбором блюд, бесплатным медицинским обслуживанием и за это ничего не платят, наоборот, им за то, что они живут в таких условиях еще и прилично отваливают. Так вот, в тот день я глазам своим не поверил, всё поле было усеянное всевозможными детскими игрушками: большими мячиками, скакалками, пластмассовыми палками, обручами и фигурками похожими на кегли, разноцветными шариками, ромбиками и кубиками. Первое впечатление, что я попал на какой-то фестиваль физкультурников-затейников для дошкольников! Что сейчас появятся детишки и гордость нации проведут с ними веселые старты, ну или показательные уроки в умения обращения с мячом. Но когда увидел, как «наша гордость» как пиявки перекатываются по огромным шарам, расставляя костыли с руками в стороны, изображая самолетик, я понял, сборная загодя готовится к пролёту, как фанера над Парижем, чтобы хлобыстнуться в калошу.
- Понимаешь, а ведь такая лениво текущая картина броско процветает на всех тренировочных футбольных полях в любом регионе, в котором есть профессиональная команда и где как нам кажется оттачивают своё мастерство кудесники кожаного мяча, на деле же возделывают свою недалекость и по сути порожмя проводят время. У них летом и зимой перерывы в первенстве страны. В это время команды отправляются набирать форму поближе к морю. Естественно спортивный канал пропагандистски на все лады подробно освещает, как там игроки не пролеживают на пляже, а не щадя себя готовятся к будущим стартам. Чего-то впечатляющего и воодушевляющего я ни разу не увидел. У всех одни и те же токсичные, занудные, расшлепанные, развалюшные, растекающие и раздрызганные перекочёвания, как у сборников в Новогорске, крючкообразные позы и ни одного вразумляющего упражнения, если только они не пытаются дезавуировать настоящую работу. Столько наплетено всякой дури, даже велотренажеры впихнули! Когда кручению педалей предаются конькобежцы или лыжники, то с ними всё понятно, в работе участвуют мышцы, активно задействованные во время соревнований. А вот для бега их даже отдаленная помощь не прослеживается. Что я хочу сказать, постоянно ерзая в седле овладеть спринтерскими качествами не удастся, не прилипнет удаль, быстроногость и живость, не говоря уже о специальной выносливости. Вот для тех, кто собирается покорить Эверест, ну или занимается горным бегом - велосипед будет лучшим подспорьем. Тут меня Юля прервала.
- Я в фитнес-центре по началу минут по двадцать навёртывала километры на велотренажере и после него переходила на беговую дорожку. Мышцы так и не успевали перестроиться, были заморожены как северная строганина. Но зато, когда поднималась по ступеням, то можно сказать не чувствовала ног.
- Даже ты далекая от спорта заметила разницу, где педали могут быть полезны. Вместо того, чтобы овладеть хотя бы полуграмотным бегом, футболисты меняют амплуа и превращаются в велосипедистов. Они и так свиты в узелок, но колеса их еще сильнее как прялка закручивают в клубок. Послушали бы своих коллег, работающих с триатлонистами, что они говорят о велосипеде и как он прихлопывает и зашивает мышцы. Это так лезло в глаза, когда игроки, лучшего клуба страны пыжились делать ускорения. Понять сколько метров они пробегали было невозможно, поскольку камера снимало их в фас, но думаю не более тридцати. Но это не важно, важно то какие у них лица и фигуры. А судя по картинке таких зажатых, спеленённых и скособоченных движений со злобными оскалами на устах мне еще не попадались на глаза. Жаль, что нельзя было спросить у помеченных тренеров: «Вас устраивает то, как умерщвляется и порабощается бег, больше похожий на мотыляние закатанного в гипс? А свернутые игроки в комок, вас не коробят? Или вы это не видите? Похоже, что не видите и вас ничего не коробит, как и то что игроки вклёпываются непонятно в какой стиль. Ваши подопечные и во время матчей толком разогнаться не могут, с первых метров темп дробится и разрушается и вместо того, чтобы на тренировках работать над техникой, вы её еще больше чмырите и угандошиваете на велотренажерах, вместо того, чтобы ну хотя бы заканчивать времяпрепровождение на траве пробеганием не менее десятка раз всей длины поля со скоростью процентов семьдесят-восемьдесят от максимума. А еще лучше раз двадцать, тогда и мастерство проклюнется. А вы им педали, как будто готовите к соревнованиям по выкапыванию лопатой картошки». Как можно оставаться инфантильным и равнодушным, мне не понятно. Это ведь не соринка в глазу, а огромное бревно. И ни одного вникающего в бестолковость. У них даже и там газоны пестрят всякими пластмассовыми изделиями. Любопытно, ими принимающая сторона обеспечивает, или команда зафрахтовывает грузовой самолет.
- По логике, - отозвалась Юля, - лететь надо со своими.
- Ну да, со своими оно привычнее. Я как-то случайно в интернете набрёл на документальный двухчасовой фильм, как готовится летом сборная страны по лыжным гонкам. После просмотра, мне была как-то не по себе, мышцы заныли как после тяжелой работы. Начало первой тренировки в десять часов. Спортсмены с лыжными палками бегут тридцати километровый кросс по пересеченной местности с имитацией лыжного хода в гору. На преодоление у них ушло два с половиной часа. Далее, тридцать минут упражнялись на тренажере отрабатывали даблполинг и затем в течение часа с короткими промежутками отдыха качали пресс и приседали со штангой. Когда спортсмены вернулись в гостиничные номера то не поверишь, мне их было так жалко, как может быть жалко, когда на глазах родителей живьем закапывают их детей. Мало того, что они всего себя отдали, так под их телесной оболочкой не осталось ничего, только пустота. А попивая тоник, я замечал, как у них жидкость течет по пищеводу и желудку. В пять часов вторая тренировка: лыжероллерная, несколько четырехкилометровых кругов. А заканчивали вечер в тяжелоатлетическом зале. И так каждый день. Я после такого кино несколько часов заснуть не мог, кошмары весь сон меня преследовали. Вот это я понимаю, как ребята вкалывают и пашут на износ. Не так-то просто быть лучшими в мире.
- А у этих, «одурачивателей» поля больше похожи на песочницы, заваленные всякими подростковыми увесилухами и развлекалавками. И если посмотреть на весь их ассортимент, то им позавидуют садики. По «Детскому миру» ходят кривотолки, что половину выручки обеспечивают футбольные клубы, заказывают пластмассовые фигурки целыми фурами. Пацаны толком бегать не умеют, ноги дрожат как у только что появившегося на свет ягнёнка, а им фургоны неваляшек, погремушек, свистулек, пирамидок. Остался сущий пустячок, снабдить куклами, машинками, ведерками с совками, развивающими настольными наборами с сосками и горшками, а для тренеров, пистолетики, надувающие мыльные пузыри. Совсем свихнулись на неистребимой страсти и тяги к погремушкам и безделушкам. Футбол и игрушки стали неразрывными и нерасторжимыми понятиями как лента, булава и обруч в художественной гимнастике.
- Игрушки для выдувания пузырей? – встрепенулась Юля, - классная идея. Вручать вместо зарплаты.
- На самом деле все значительно проще. Я уже говорил, что матчи европейских кубков доказывают, что в финале оказываются те команды, чьи игроки обладают безупречной техникой бега. Не владеешь приемами высококлассного спринтера и средневика, получай пинок под зад или в зубы, иди собирать чемоданы и проваливай отсюда, тебе место на периферии футбольного мира. И на оборот, чем больше легких и воздушных игроков, тем меньше шансов провального выступления. Мне достаточно беглого взгляда, чтобы оценить скоростные и технические возможности любого бегущего, независимо от того, каким видом спорта он занимается. А уж про футболистов и говорить нечего. Минута просмотра и все как на ладони. Ноги как на духу сами всё рассказывают.
- Так это что получается. Если наших научить бегать, то они тогда смогут у всех выигрывать?
- Да.
- А почему же их никто этому не учит?
- Ну этот вопрос надо задавать руководству РФС и владельцам клубов, а им не мешало бы в качестве консультанта иметь того, кто разбирается во всех беговых нюансах. Я бы его назвал, зорким соколом. Он смотрит матчи, подмечает все недостатки, докладывает хозяину, ну а тот вызывает всех наставников и делает им чистку мозгов. Не могут поставить ноги, - пошли вон. И прежде чем подписывать с очередным контракт, пусть сначала обрисует все несовершенства, недоработки и недочёты игроков и предложит свою программу, как всё это исправить. Не отделываться общими призрачными фразами, а сказать от и до. Но в действительности ни того ни другого нет. Тренеры в технических аспектах ни бум-бум, сами они лесные тропы, асфальтовые шоссе и манежные дорожки не топтали, да и десятки пар кроссовок не сносили, и практически не выстругивали россыпь жемчужин. Приходят в команду, а там одни поленья, как их обтачивать, чтобы получить желанную фигуру они понятия не имеют. Вот и изгаляются в выдумывании бесполезной игрушечной колготни. Знаешь, это как с прохудившемся и накренившемся на бок парусником. Вместо того чтобы заделать пробоину, матросы перекрашивают палубу, в надежде что посудина помчится как ветер. Но она не плывет и продолжает медленно тонуть. Тогда начинают мазать другим цветом или вешать другие паруса. Тоже самое происходит и в футболе. Пока не поставят ноги, покупки тонны игрушек ничем не помогут. Даже если их круглосуточно облизывать, класть под подушку или вставлять себе во всякие отверстия, толку не будет никакого. Это все фальшь и потерянное время, задурманивание мозгов и пускание пыли в глаза. «Мол смотрите какие мы творческие запудриватели, как мы роем землю - столько вспомогательных предметов!» Вот чтобы ты сказала про учителя математики, который после годичного обучения так и не смог научить первоклашек складывать цифры от одного до десяти?
- Я бы сказала, что он самый твердолобый из всего рода человеческого.
- Вот и про этих так называемых непревзойдённых мастеров шутовской клоунады и комического фарса, можно тоже самое сказать. Скудость методологий, фрагментарные обрывки физических нагрузок, масса намешанных трепыханий и шараханий, а проигрыши объясняют посредственным составом. А чтобы был успех без варягов никак не обойтись. В девяностые годы таким подходом убили целые отрасли экономики. Для чего нам самолетостроение, станкостроение, машиностроение, фармацевтика, электроника, производство бытовой техники и еще много чего, когда всего этого завались на Западе. В год закрывались по три-пять тысяч предприятий. Тоже самое и в футболе. Какой был самобытный и неповторимый Спартак при Романцеве, не игра, а загляденье, глаз нельзя было оторвать от экрана. Потом при Ярцеве «пионеры» такие плели многоходовки, что они в последствии стали визитной карточкой многих именитых европейских клубов. Но, как только появилась возможность приглашать из-за бугра, то про своих в одночасье забыли, превратившись в выгораживающих и возносящих адептов того, что там за забором отцы и они все знают. С нашими-то возни много, а проку никакого. А вот с другим цветом кожи, могут такой задавать тон, что нам и не снилось. И пошло-поехало. Скупают оптом и в розницу со всех континентов: угасающих звезд, действующих в самом соку и подающих надежды, а чаще потому, что он чужеземец, а значит не чета российским, примитивным, так и не научившимся толком играть. И где тот Спартак и его фирменный стиль? Уж каких только не приглашали иноязычных палочек-выручалочек, сколько было ожиданий и что? Ни игры, ни результата, какая-то суета пьяных мужиков. Смотришь матчи внутреннего первенства и не можешь понять, столько понастроили супер-пупер современных стадионов, детские футбольные школы растут как грибы, но вот отечественных на поле все меньше и меньше, зато все больше и больше их на скамье запасных. Но и этого оказалось мало, раз уж в магазинах нет много чего своего, включая продавцов, то и тренировать должны молитвенно-прожжённые и просветленные из так называемого райского сада, перед которыми все преклоняются. И такая началась свистопляска, столько перебывало не лыком шитых удойных спасителей, но и у них ничего не ладилось, за исключением денежного обогащения, а кое-кого начинали вышвыривать в прямом смысле после пяти-семи игровых туров. Выросло целое поколение, но так и не удалось вынянчить или выпестовать хоть вшивенькую примечательность. Зато теперь на какую бы не взглянешь команду, все одного пошиба.
- Так подожди, ты хочешь сказать, что темнокожие, желтолицые и другие цветные нации приезжая к нам тоже не ахти какие технари в беге?
- Не совсем. Среди них встречаются шустрые ребята. Но ведь с ними уже здесь по-настоящему никто не работает. А хрустальные тренировки, очень быстро позволяют забыть все-то лучшее, чем они владели. И поварившись у нас год-два, они мало чем отличаются от наших. Были бы постоянными контрольные испытания, выявляющие в каких компонентах, проседает игрок, то и кондиции оказывались бы другими. А главное можно строго спросить: это почему при приезде форма одна, а сейчас она провальная? Разнообразие цифр много могли бы рассказать о крутизне или ничтожестве тренеров. Но система так построена, что ничего подобного и близко нет. Если кто-то не бежит, то нет и положительных результатов, а раз их нет то и поставленные задачи не выполнены. Реакция на это всегда одна: увольнение всего штаба и распродажа тех, кто не оправдал ожиданий. Через день другой всплывают новые коты Базилио. Знакомая ситуация. Тасуют «приспособленцев» как бочонки в лото. На эту тему как-то ненароком услышал по телику, что оказывается у нас есть тренеры за карьеру поменявшие более двух десятков команд, и ни в одной из них они так и не смогли проявить свои «непревзойдённые» качества. А что такое двадцать команд? В клубе есть основной и дублирующий состав, плюс еще юниорский, в сумме минимум полсотни игроков. А если умножить на двадцать, то это тысяча. Поверить в то, что среди этой тысячи были только одни криволапые, могут только те, кто имеет отношение к футболу. И получается, что сам тренировочный процесс мало кого интересует. Так и хочется спросить радетельных хозяев, вам не жалко грош? А не желаете ли поинтересоваться у очередного вымогателя, а есть ли у него план, согласно которому команда из черепах превратится в орлов. Или это не обсуждается, поскольку еще не появились в стране такие птенцы. Но увы, владельцев как самых последних лохов раз за разом разводят, на поле появляются очередные заморские богатыри с заоблачными зарплатами. И, о! Вот вдруг свершилось чудо! Команда в Премьер-лиге занимает призовое место. Счастье в ширину цифр в контракте, радостей полные штаны, неделями по радио и телевидению обсуждают соперников по европейским кубкам, доставшихся при жеребьевке. В гадание вовлекают полстраны, с привлечением морских свинок, уток, ежей, козлов и прочей живности мол по силам или нет выйти из группы. Но оказавшись на турнире, как вся спесь тут же слетает и ярко обнажается беспомощность и отсталость как игроков, так и их визави. Команда вдруг превращается в робких и затюканных юнцов и её так возят средненькие по составу коллективы, что весь репортаж состоит только из нескольких фраз: «Держаться! Держаться! Отбили мяч! Отбили! Вынесли! Фуу, отбились! Тянем время! Не получается зацепиться за мяч, заметно, что наши игроки устали» ну и тому подобное. Осталось только бросить клич, чтобы мы все горевали. А на следующий день объявить в стране траур, как нас отхлестали все, с кем мы встречались на поле. Знаешь с чем это можно сравнить, представь себе противник против нас выходит с автоматами, а мы против него с рогатками. Понятно каков будет итог. И хоть бы один радеющий нашелся, кто сказал, до каких пор нас будут вздувать и топтать и сколько мы еще будем унижаться и преклоняться перед Западом, не пора ли с ним поменяться ролями?
- Ты много от них хочешь, - обрушилась на меня Юля.
- Я только хочу после таких матчей спросить у мнящих о себе невесть что и отвечающих за игровое хозяйство и у тех постных комедиантов, кто выводит немощь на поле, - вам самим-то не обрыдла такая чернуха и позорище? Это что за робеющие и занедюжившие инвалиды, как будто их песенка давно спета, выглядящие как изношенные кеды и едва ползающие как гусеницы по полю, с вросшими в траву подрыгивающими ногами по самые коленки? Вы на международной арене представляете не свои пухлые и откормленные задки, а самую великую страну, с героической историей, за которую испытываешь гордость. Но то что вы презентуете, есть не что иное как унижение и оскорбление всех народностей нашего государства. И мы граждане вправе на вас подать в суд за издевательства и глумления над нашими чувствами, ведь в уголовном кодексе есть соответствующая статья.
- Я бы такой иск первая подписала. Может попробовать организовать акцию, на будущее, чтобы все, кто имеет отношение к провалу знали, что за свои поступки придется отдуваться.
- И после вынесения решения всех их отправлять пасти свиней.
- Хорошая идея.
- Знаешь, в Советском Союзе была похожая ситуация.
- И кого же отправляли в пастухи, чтобы коровам хвосты крутить?
- Сейчас расскажу. В семидесятые годы тоже не было положительных исходов, игры кроме тоски и уныния ничего не вызывали, проигрывали вчистую чуть ли не карликовым государствам. Уж не знаю, чья это была идея, но видимо боязнь оказаться в захолустной деревне с кнутом включила творческую мысль в Госкомспорте и на свет появилась примечательная бумага. Сначала ввели лимиты на ничьи, не помогло. Тогда обязали всех футболистов, выступающих в высшей и первой лигах два раза в год сдавать тесты по физической подготовке. И от их успешной сдачи будет зависеть заработная плата. Я еще маленький был, но на цифры, опубликованные в газете «Советский спорт» обратил внимание, поскольку в каждом классе весели нормативы ГТО и их можно было легко сравнить. Так вот, я тогда сильно удивился. Оказывается, это не такая уж непосильная задача. Всего-то надо сдать на золотой значок для учащихся старших классов. И ведь что самое парадоксальное, даже такие скромные показатели не всем были по зубам. Тем не менее, когда многие футболисты увидели, как у них резко упали доходы, а вмести с ними и у обслуживающего персонала причастного к клубу, наставники массово рванули на легкоатлетические стадионы с ручками и тетрадками. Вот что рассказывал самый великий тренер Советского Союза Валерий Лобановский:
- Я часто наведывался к легкоатлетам, чтобы не просто приглядеться к необыкновенным пластам материала, а вчитаться в их тренировки, беря на заметку незнакомые мне упражнения, классифицируя их очередность выполнения. Им надлежало в последствии стать генератором успеха. То, что я видел, для меня было не просто откровением, а пониманием того, что весь накатанный десятилетиями тренировочный процесс никуда не годится. А самым главным из всего увиденного для меня стало то, что результаты бегунов, как потом я убедился на примере игроков, зависят от того, насколько он технически подкован. Кроме того, применяемая нами аритмия есть ни что иное как стайерский фартлек, для развития выносливости. Кстати, тогда же мы стали практиковать бег на отрезках от двухсот метров до трех километров. Нормой стали и длительные кроссы». (Взрослое поколение болельщиков должны помнить фирменный варьирующий стиль команды, когда она взрывалась и игроки как спринтеры безостановочно носились по полю десять-одиннадцать минут вдавливали соперника в прямом и переносном смысле в его штрафную площадку, после чего игра переводилась в убаюкивающий темп. Минут через пять-пятнадцать следовал новый всплеск. В таком режиме проходил весь матч. Подстроиться под них никому не удавалось, постольку поскольку киевляне взвинчивали темп можно сказать по божьей указке. Почти все мячи они забивали именно во время спурта.)
- Как итог, Лобановский, опираясь на заимствование упражнений из легкой атлетики довел бег до образцового, Киевское Динамо играючи выигрывала первенство Союза и всем составом на протяжении пяти лет входила в сборную страны. Именно тогда к команде приклеилось прозвище: «Легкая кавалерия». Сегодня кажется невероятным, как такое было возможным, чтобы в огромном государстве с более чем двумястами профессиональными коллективами не нашлось равных игроков этой великой команде. Один тренер смог воспитать, а сотня других развели руки. Он понял, где собака зарыта, а другие нет. Я зимой часто смотрю трансляции лыжных гонок и биатлона. Иногда в кабине комментатора в качестве эксперта оказывается кто-то из бывших чемпионов мира или олимпийских игр. И они, подмечают такие тонкие технические огрехи у наших лидеров, что даже я со своим стопроцентным зрением не сразу улавливаю. И с их слов, если эти малозаметные шероховатости не исправить, первых мест не видать. Мне на ум приходит еще один гуру своего дела, лыжный специалист Юрий Бородавко. Знаешь, как его спортсмены оттачивают безупречный ход? Они следуют за газелью, к кузову которой прикреплено большое зеркало. И каждый, кто за ней катится на лыжероллерах, видит, как работают его мышцы и соответственно подмечает все ошибки.
- Я об этом даже и не слышала.
- У наставников футболистов как-то не принято обращаться за советом к другим специалистам, мы мол сами с усами в своём подворье и все знаем и умеем, только дайте побольше денег для покупки игроков. Не готовят их реально, а тусуют как карты в колоде, в надежде, а вдруг выпадет флеш рояль. А тогда сборная была одной из сильнейших в мире и это несмотря на постоянное не справедливое судейство. Появились первые выигранные европейские кубки, суперкубки и золотые мячи и заметь, без всяких там зарубежных игроков. Кстати, я ради интереса решил в интернете посмотреть пару матчей тех лет с участием Украинского коллектива. Моему изумлению не было предела. Техника бега футболистов была почти идеальна, все движения содержательны. В каждом игроке виделась чемпионская закваска, излучалась мощь и огонь, чувствовалось, что он носитель успеха и победы. Я получил непередаваемое удовольствие. Движения были настолько отточены и легки, что им позавидовали бы артисты балета. Это как высшая математика или как сложные часы. Все строго, четко, координированно, ничего лишнего, каждый жест делается не просто так. Если бы не развалилась страна нам в мире не было бы равных, чуть-чуть не хватило времени. А чем приметны и чем выделяются нынешние? Суетливостью, коряченьем, разболтанностью, дерганностью, расхлябанностью, угловатостью, заторможенностью, неповоротливостью, мельтешением, кривляньем и обветшалостью.
- Это что же получается? Если научить наших доморощенных и высокомерных жеребцов сельского замеса умению грамотно и первоклассно пользоваться своими костылями, то что тогда, мы будем чемпионами мира?
- Ну если, как ты выражаешься, грамотно поставить костыли, то мы на международной арене будем выглядеть не хуже той же Испании, Германии, Италии или Бразилии. По крайней мере, нас уж точно будут причислять к фаворитам.
- Так, а сколько надо времени, чтобы довести бег до самых лучших образцов?
- Первые изменения начнут проявляться уже через неделю. А вот что касается эталонного, пожалуй, потребуется не меньше полугода.
- И всё? И страна начнёт сходить с ума?
- Можно сказать и так. Будет жеребцов на руках носить и бутсы целовать.
- И ты знаешь какие для этого нужны упражнения?
- Знаю. Но знать это только пол дела. Еще надо видеть, как мышцы реагируют на те или иные нагрузки, подмечать помарки и слабые стороны и не упускать из виду происходящие изменения. Понимаешь, это в футболе полное отсутствие индивидуального подхода. Там отара, шатия-братия. Сплошные шаблоны. Но в жизни так не бывает. Мы все разные и подход должен быть соответствующий. Не бывает такого, чтобы десять полевых игроков обладали схожими физическими данными. Это скопом можно по плацу маршировать или лес рубить. Я по каждому ученику знал, где и что надо улучшить, подправить, подтянуть, углубить, усовершенствовать, подлакировать, развить. У одного стопы подлипают к тартану, ему побольше прыжковых упражнений, у другого на финише ноги в узел завязываются, ему в плюс отягощения для развития скоростной выносливости. У другого пульс подскакивает, ему в награду часовые кроссы. Если замедленный старт, побольше взрывных метаний и всевозможных прыжков. Тот, кто выглядит тяжеловатым, получает перчику в виде многократных пробежек средней интенсивности метров по шестисот и так далее. Никакого единообразия, это же не комплексный обед в заводской столовке. Я такие добавки называл разгонными.
- Может ты еще и руки приложил к запуску ракет в космос? – загоготала Юля.
- Это не моя область знаний, хотя по поводу устройства на работу где собирают спутники еще в бытность студентом подавал документы.
- Так в чём суть разгонных упражнений?
- Объясняю на пальцах. Ты в зале качаешь пресс на наклонной скамье и отжимаешься от пола по двадцать раз и поставила цель достичь цифры сто. Какие твои шаги будут?
- Каждый день как можно больше отжиматься и почаще укладываться на скамью.
- И ты уверена, что у тебя получится?
- Ещё бы!
- А ты слышала про адаптацию? Когда мышцы привыкают к силовому прессингу и уже не реагируют на нагрузку?
- Не знала, что такое бывает. Но мысль твою улавливаю. Так и как же мне достичь запланированного результата?
- Очень просто. Сегодня ты отжимаешься и делаешь свои наклоны на скамье. Завтра на скамье для жима штанги от груди толкаешь гриф весом килограмм пятнадцать. А скамью заменяешь поднятием ног из положения лежа. Послезавтра, лежа разводишь руки в стороны с трехкилограммовыми гантелями и укрепляешь мышцы спины. И только после этого ты на следующем занятии пробуешь отжиматься и проверять своей пресс.
- И что со мной будет?
- Легко отожмешься тридцать раз, да и подъемов туловища сделаешь не меньше.
- А меня об этом в тренажерке никто не просветил.
- Такие там спецы.
- А если мышцы адаптируются и к этим упражнениям?
- Подбираются другие, способные разогнать те, что нужно.
- А как узнать, что наступил предел моих физических возможностей?
- А это по движению видно. Если тело начинает ломаться, изгибаться, извиваться то это первый признак того, что пора поработать над другими мышцами. Посмотри, как у наших детин части тела разбрасываются по всему полю, мотает их так как будто они скреплены пружинами.
- Почему у нас об этом никто не говорит?
- Вся страна об этом шумит, но только где? На кухне, в транспорте, под лестницами у курительных урн и много где. Но попробуй об этом сказать на телевидении, рот заткнут еще на подходе к входной двери. Рассуждать и давать оценки могут только либо действующие игроки, либо бывшие. А они как ты понимаешь не отличаются ни умом, ни остротой зрения. Они как отрыжка и государство давно на них махнуло рукой. Варятся как дешевая и несъедобная баланда. Почему власть так поступает, для меня загадка. С другими федерациями такие распальцовки не прокатывают. Там за провал быстро избавляются от «залётчиков и понторезов». Поэтому и управляют ими бывшие чемпионы, видящие пробелы в подготовке своих спортсменов даже при полной темноте. А футбол? Поприлипали к бюджетам как пиявки, срубили вокруг себя плотину и живут словно в детской сказке.
- Когда же ты успевал управляться со второй работой?
- Утром в институт, а после занятий в СДЮШОР. Там у меня была вторая трудовая книжка. Но об этом никто не знал, кроме моих воспитанников. Но они держали рот на замке. Да не сразу и не так быстро получалось ставить ноги, но когда наконец-то удавалось добиваться безупречного исполнения, то сразу же отражалось и на скорости, и на темпе. Ни одно соревнование не обходилось без призовых мест. Мои подопечные становились лучшими в своих возрастных группах не только в Москве, но и всесоюзных стартах.
- Круто. А почему ты дальше не стал работать тренером?
- Любовь к часикам оказалась сильнее. Да и деньги нужны были. Пришлось делать выбор. А сделал бы его по-другому, то ты не сидела бы сейчас на моём диване.
- Ну или сидела бы какая-нибудь спортсменка.
- Я все-таки до тебя доберусь. Всыплю как следует за твою ядовитость.
- А я-то тут причем, это же твоя была жизнь.
- Ты все-таки дождешься.
- А может я только того и жду, это мой способ жеманиться. Ты что еще не заметил?
Лицо моё от таких слов округлилось и не успел я открыть рта, как услышал.
- Судя по твоему выражению, ты бы и сам не прочь побывать в моей шкуре. Во, как у тебя участилось дыхание!
- Это всё от чёртового футбола. Десятилетиями одно и тоже: безволие, бессилие и бесхребетность и только непрестанная тяга впасть в младенчество.
- А ты возьми и напиши президенту. Расскажи про царивший идиотизм и витающий дух маразма в футбольном заповеднике, развенчай чем на самом деле игроки занимаются в клубах, в сборной, ну и про ключевую проблему: причину наших поражений. Особо выдели то, что нам не помогут и сотни самых успешных и везучих закордонных тренеров, и миллиардные вливания. Зачем им нас вытаскивать из трясины? Для чего? Чтобы плодить лишнего конкурента? Они же не бабахнутые. Да и вообще, когда это Запад с нами чем-то передовым делился, чтобы мы потом стали лучше них? Наоборот, они топили и разрушали все, к чему прикасались и футбол для них не исключение. Ну а наша гопота, не на что не способна. Нет у них ни каких конкретных практических и системных программ, как и категорическое отрицание каких-либо тестов. Есть только необъяснимая любовь к театральным декорациям из игрушек, как будто они в детстве не наигрались. А еще напиши, что ты досыта нагляделся на тренировки тех, кто считает себя первоклассным футболистом, и что все те упражнения, выполняемые без мяча, на самом деле не упражнения, а припадочные ужимки и корчи. Они ничего не развивают и ничего не дают, они только усугубляют и развращают неповоротливость, сиволапость, нескладность и нерасторопность. Нужна полностью другая базовая основа, и она у тебя есть.
- Мадемуазель, вы в своём уме? Рассказывать «Верховному» про прописные истины и что я тертый калач, наторелый и умудренный и знаю, как усовершенствовать серые вещества у тренеров и сделать великую команду - есть величайшая глупость. Такие письма до него никогда не доходят. У него там столько смотрящих, охраняющих душевное состояние, покой и сон, что в лучшем случае они переправят в неприкосновенное и не сгибаемое РФС, не приемлющее никакой критики, а в худшем просто посмеются. Передадут клерку, а он и читать не будет.
- Почему ты так думаешь?
- Да потому что они очень далеки от всего этого. Это как стихотворение читать для морских медуз. Да и зачем им что-то менять? Всех все устраивает. Зарплаты заоблачные, премии космические. Ну а то что на международной арене ни одна команда не блещет, ну и что из этого? Им абсолютно трын-трава что мы о них думаем. Ну поворчат немного болельщики, ну разобьют может быть пару стекол в киоске или витрин в магазине на этом негатив закончится. Понимаешь, даже если они по какой-то причине решат, что пора прекращать это хохмачество, у них все равно ничего не получится. Требуются крутые специалисты по бегу, а где их взять? В стране их не так-то уж и много, да и они не бездельничают. А профессиональных коллективов сотни, плюс еще детские, а их тысячи и им надо уделять не меньше внимания.
- И что, теперь ничего не нельзя изменить и никогда не выкарабкаться из гнилой могилы? Мы на веки обречены на посрамление, и о нас будут вытирать ноги даже банановые государства? Но это же не повод, несмотря на то что повсюду в нашем футболе главенствует непросвещенность и невежество, заранее признавать себя побежденным. Ты сам рассказал, как в Советском Союзе сломали привычную систему подготовки. Так почему бы не попробовать сделать то же самое сейчас? И Юля внимательно уставилась в настенные часы.
- Хм. Надо подумать.
- Если ты уверен в своей правоте, то надо действовать. А вдруг окружению президента станет интересно, и они ему насюсюкают, что за писулька к ним проникла, и он зачитается твоим посланием и у футбольных бонз затрещат головы.
- Как бы у меня потом не затрещала. На самом деле то что сборная не показывает результата, виноваты не футболисты. Они как оркестр, как ими дирижируют, так они и играют.
- Вот ты про это и излей. Что несмотря на огромную дипломированную армию пустышек и видя, как они работают с подопечными, создается впечатление что обучались они в деревенских филармониях. Не может быть такого, чтобы за последние тридцать лет в стране не родилось ни одной скрытой звезды. В других видах спорта за олимпийский цикл загорается масса спортсменов мирового уровня, а в этом отстойнике, где занимаются миллионы мальчишек, так никто и не заблистал.
- Во как тебя царапнуло.
- Я просто не переношу тех, кто к своему делу относятся абы как. Я схожих разгильдяев каждый день пачками увольняю. Уж если взялся за гуж, то не говори, что не дюж. Тем более имея офигенные зарплаты. Да за такие деньги я бы месяцами глаз не смыкала, перечитала бы всю специальную литературу, но вывела бы ребят на высочайший олимп.
- Устроить бурю в отстойнике? Растормошить и исправить пустобрехов? Ну что ж, надо попробовать. Тем более мне есть чем поделиться с «Гарантом». Я ведь по сути дела годами был невольным свидетелем того, как себя утруждают любители попенять мяч. У нас зачастую тренировки проходили на стадионах, мои ученики накручивали круги, ну а мальчишки разных возрастов взрыхляли поле. И то что я видел является основанием для запрета на профессию. От таких заданий у нас никогда ни будет не то что талантливых и способных, а даже убогоньких, уровня Андорры или Фарерских островов. В юном возрасте есть годы, наиболее благоприятные для развития резкости, резвости, ловкости, мгновенности, юркости, прыти, проворности и так далее, качеств без которых не мыслим ни один вид спорта высших достижений. Но я ни разу не видел, чтобы начинающие футболисты хоть плохенько осваивали ну какой-нибудь элемент. А ведь если время упущено, после уже ни какими тренировками не наверстаешь. Можно конечно достичь определенной подножки, но вершины им не видать. Вот и вся причина, почему мы топчемся на одном месте.
- Чем же тогда детишки занимаются на поле, ну не загорают же?
- Они возятся с мячом, отрабатывают удары, играют двух-сторонку.
- А разве этого недостаточно?
- Объясняю. Когда мальчишки упражняются с мячом, то как ты думаешь, за сколько секунд он, ведя его пробежит сто метров?
- Не знаю.
- Допустим, двадцать. А что надо делать, чтобы это же расстояние преодолеть к примеру, за двенадцать?
- Быстрее бежать.
- А если он не может.
- Тогда ему надо тренироваться.
- С мячом или без него?
- Если он футболист, то с мячом.
- Не быть тебе спасителем отечества.
- А как тогда надо?
- Те качества, которые я перечислил наиболее эффективно развиваются только с одиннадцати и до пятнадцати лет. И от того, как их разовьешь, будет зависеть будущее игрока. Поэтому, в это время большая часть тренировочного времени должна проходить без мяча. Меня удивляет, почему детскими футбольными тренерами это игнорируется. Ведь горы написаны научных книг, монографий, да и защищена не одна сотня диссертаций. Если кратко, то суть их содержания сводится к следующему, техническое и тактическое мастерство спортсмена растет тогда семимильными шагами, когда неспецифическая специальная физическая нагрузка, начинает превалировать в тренировочном процессе. Что это значит? Если команда подростков тренируется шесть раз в неделю, то она должна только две тренировки полностью посвящать работе с мячом, остальные четыре дня больше внимания уделять повышению скорости и взрывного старта. Выполняются ускорения на коротких и длинных отрезках, шлифуется техника бега, делаются всевозможные прыжки и скачки, метают и толкают разные предметы из самых невероятных и немыслимых положений, в тренажерном зале выполняют строго определенную работу, а не абы какую и еще много и много чего.
- Я тебя начинаю понимать. Не размазывать прозрачным тонким слоем наподобие сборников в Новогорске, а уделять каждому заданию максимум времени и усилий.
- Браво! Быстро ты смекнула.
- А ты еще не заметил, что я талантливая девушка?
- Меня твои способности иногда пугают.
- Сам же меня научил.
- Придется мне подкорректировать лекции.
- Поздно уже, скоро я тебе перещеголяю.
- Мадемуазель, это случится, если рак на горе свистнет.
- Посмотрим. Никогда не говори никогда.
- Кстати, как-то мне со своими учениками весной пришлось проводить сборы на юге с клубом из первого дивизиона, который боролся за выход в высшую лигу. Жили мы в одной гостинице и вместе проводили время на стадионе. Это был еще тот цирк. Порой у нас складывалось мнение, что с нами живут работники какого-то заводского цеха, награжденные путевкой в оздоровительный профилакторий. Мне в бытность студентом удалось разок в нечто похожем побывать, так что есть с чем сравнивать.
- Мы раньше просыпались, раньше начинали первую тренировку и заканчивали тогда, когда на поле уже никого не было. Сказать, что мы видели мастеров, у нас язык не поворачивался. Никакого намёка на высокий футбольный ранг. Все те же знакомые позы, вялые движения, бег вразвалку, ватные и заплетающиеся ноги, мельтешение и раскачивающиеся тела как у напившегося вдрызг. Словом, невыразительные рохли. Тренировочный процесс не отличался разнообразием, только двусторонние игры на небольшой кромке еще не вытоптанного газона. Правда как-то пару раз видел их семенящими в парке. Мы там наворачивали без устали полуторачасовой кросс, они в лучшем случает проползали не более двух километров. Когда оказывались вместе в тяжелоатлетическом зале, то вопросов возникало еще больше. Найти объяснений зачем они делают весь этот винегрет, если из вида упускают те группы мышц, что активно задействованы в игре я так и не смог. Наоборот, они загружали те, которые в свою очередь забивают молочной кислотой нужные, да так плотно, что, когда игроки выходят на поле, то вместо прыти, показывают возможности страдающего хроническим артритом. Так и хотелось у них спросить: у вас в головах пустота или опилки? Вы что хотите здесь развить? Понимаешь, все эти «дурни», преподносят массу лишенных смысла упражнений. Они скорее вредят, чем дают какую-то отдачу. Не замечать этого, значит расписаться в своей несостоятельности.
- Но ведь насколько мне известно, в каждой команде есть тренер по физподготовке. Они что, то же из рода туповатых?
- Почти. Если ты внимательно следишь за тем, что происходит в нашем футбольном хозяйстве, то могла заметить, что туда такие удивительные проникают пираньи, что просто диву даешься. Так и хочется узнать, это какими посулами они убеждают главных тренеров в своей нужности и необходимости?
- Ты разве не знаешь?
- Нет.
- Опытом работы шутом на воскресных открытых городских площадках. Сам же рассказываешь, как они востребованы.
- Ну да, похоже, что своё мастерство они там и оттачивали. Я тебе расскажу одну реальную историю. Когда-то российский игрок выступал за провинциальную команду в Испании. Там он иногда захаживал в качалку. В ней то ли работал инструктором, то ли качал свои мышцы местный гражданин. Так они познакомились. Отыграв несколько сезонов, наш легионер возвращается в Россию и его приглашают поработать помощником в один из клубов. Но он возвращается не один, а с тем испанцем, и определяет его в свой штаб, как тренера по развитию физических качеств. Далее, через несколько лет он уже главный тренер команды и с собой прихватывает этого качка. А потом я вижу, что на поле куда больше игрушек, чем травы на газоне, а в тренажерном зале они заняты тем, чем занимаются пенсионеры в группах здоровья, размеренно крутят педали велосипеда, и лежа на ковриках в точности повторяют все лечебно-восстановительные движения пожилых людей. И подобных историй десятки. Копни любой наш коллектив, и обнаружишь таких клоунов с псевдотренировками, что про хотя бы удовлетворительный бег можно напрочь забыть.
- Теперь тебе точно надо все это написать и отправить заказным письмом.
- Попробую на досуге сочинить. Самому уже стало интересно, что из этого может получиться.
Пару дней ушло на отыскание необычайно броского стиля писанины. Ну а дальше меня целую неделю вечерами невозможно было оторвать от компьютерной клавиши. Чего только не лезло мне в голову, Тем не менее, мне удалось сосредоточиться на главном. Все неудачные выступления связаны с тем, что техника бега наших футболистов не соответствует лучшим мировым стандартам. Тренеры не только этого не видят, но и понятия не имеют как исправить этот изъян. Они сами не занимались бегом, их этому никто не учил, и они никого прилежно и старательно не готовили. А те персонажи, кого они приглашают в качестве физрука не компетентны, не обладают минимальными знаниями чтобы ими делиться с игроками. Также я изложил своё видение касательно детского футбола, где основное внимание уделяется работе с мячом, и ничего не делается для развития быстрых и шустрых ног. А ведь только подростковый возраст является самым благоприятным для расцвета дриблинга, юркости и резвости. Но эти элементы никогда не достигнут безупречного исполнения без становления образцового передвижения. После этого я завис на пару дней, все пытался понять, а стоит ли мне давать советы, как к следующему чемпионату преобразовать так команду, чтобы она выглядела одной из сильнейших в мире. Но когда я обратился со своими сомнениями к Юлии, то она без раздумья ответила утвердительно:
- Конечно пиши.
Ну я и выдал. Хотя прекрасно понимал, что мои советы будут востребованы, как зонтик рыбами. Никто их даже по диагонали не то что читать, смотреть не будет. Тем не менее, сама идея меня увлекла. Я представил себя в роли самого главного по подготовке и первые шаги на пути взлёта. Для начала надо чтобы все футболисты, выступающие в высшей, первой и вторых лигах сдали простые тесты. Это бег на сто метров, прыжок с места и тройной многоскок в песочную яму. По лучшим результатам отбираются сорок-пятьдесят самых быстрых и самых взрывных игроков. Каждые два месяца сроком на две недели с ними проводятся сборы, где основной упор делается на развитие таких качеств: как скорость, мгновенный старт, техника бега, развитие специальной и общей выносливости, развитие взрывной силы и повышение физической готовности. А в межсезонье проводится уже месячный сбор. Через год выбирается лучшие двадцать человек, - вот они и будут непосредственно готовится к чемпионату. Я подробно расписал каждодневные планы тренировок во время сборов, а также чему уделять внимание, когда футболист находится в своём коллективе. Иными словами, если следовать моим научным выкладкам и рекомендациям, то население всей земли должны увидеть не просто испуганную и жмущуюся кучку неторопливых мужиков, вечно огребающих по шее, а красную машину-мечту, способную закатать в асфальт любого, кто встанет на их пути. Закончив сей труд, я дал его Юле. Она после прочтения эмоционально отреагировала:
- Сильно! Нет, правда. Каждый абзац дышит энергией. Теперь жди ответа.
И я отправил. Через несколько дней мне позвонил не представившейся мальчик из Министерства спорта и сказал:
- Мы ваше письмо получили и положил трубку.
И больше не добавил ничего. Через три для на электронный адрес пришла скупая отписка от РФС, с одной строкой: «С моим текстом ознакомились. Может я знаю какие-то уникальные упражнения?»
Когда Юля это причитала, то первое что сказала:
- Твой ответ должен быть таким: «Да, я знаю бесценные и феноменальные упражнения, они могут сделать любую сборную самой величайшей командой в мире». Все. Больше ни каких слов. А дальше ждём.
- Только я еще бы добавила тройку слов: «Но вам никогда не скажу».
- Это лишнее.
- Ну хорошо, пусть будет, по-твоему.
- Посмотрим их реакцию.
И мой пассаж улетел в футбольный союз.
Прошло две недели. Мои чудо разработки никого не заинтересовали. Юля каждый вечер допытывалась, не пришёл ли ответ? На что я повторял одно и тоже: «Вот видишь, как они воспринимают критику и инициативу. В одном месте они её видели. Им успех на хрен не нужен. Даже если им про гарантируют сто лучших на сегодняшний день футбольных тренеров мира, они посмеются и тут же забудут. Бабки их только в виде спонсорской помощи интересуют. Понимаешь, эта артель сама себя реформировать не сможет. Это только под силу нашему «Слуге». А у него, как ты видишь, полно других более насущных дел. Это в Советском Союзе можно было ногой топнуть. Написать не только Генеральному секретарю, но еще в парочку комитетов и в партийный контроль. Тогда на такие бумаги реагировали незамедлительно, даже если они анонимные. Сейчас эти номера не проходят, можно исписать тонны чернил, толку будет ноль».
- И что же делать?
- Ничего. Забыть о существовании такого явления как российский футбол. Если уж и смотреть игры, то только европейских команд.
- Не весело.
- Ну а что поделаешь? Времена нынче не те. В незабвенные годы за невыполнение задачи, тренеров взашей за Можайск гнали. Сейчас же они, словно святые, бегают от одного клуба в другой и ни у кого поэтому поводу не возникают вопросы. Тогда в стране была россыпь самобытных специалистов. Сегодня они все как братья, будто из одних ворот вышли, ни способности, ни ума, ни таланта. Только напыщенные рожи и дорогие часики.
- Я все поняла и уткнулась в свой гаджет.
Прошла еще неделя. Ночью, когда я уже засыпал, Юля вдруг почти радостным тоном выдает:
- Я забыла тебе сказать, мне надо на пару дней съездить на дачу, родители попросили меня помочь.
- Тебя отвезти?
- Нет, я сама доберусь, не маленькая уже.
- Когда поедешь?
- Завтра. Так что вечером меня не жди.
- Хорошо. Проведу это время в обнимку с телевизором.
- Смотри, не задуши его в объятиях.
Я не стал развивать словопрения, уж больно хотелось спать. На рассвете мадемуазель собралась минут за двадцать и громко захлопнула за собой дверь. Вернувшись обратно в спальню, я прилег как мне казалось на несколько секунд, но, когда открыл глаза было уже без четверти одиннадцать. Вставать совсем не хотелось, и я еще пролежал добрых полчаса. Кое-как добравшись до ванной, я понял, сегодня не ходок, буду лежать на любимом диване за чтением нового романа. Так и прошел мой четверг.
На следующий день в пятницу я как никогда проснулся в половине седьмого, выпил чашку зеленого чая и отправился в салон. Магомед уже был на месте и увидев меня в девять утра, очень сильно удивился.
- Не ожидал тебя лицезреть в такое раннее время, что, бессонница замучила или кто-то другой? - спросил он мелодично и сладко улыбнулся.
- Да нет, просто не спалось. Дивчина уехала на дачу.
- Картошку копать?
- Не знаю, не сказала за чем конкретно.
- Ну тогда понятно.
Клиентов сегодня было мало, все-таки за окном наступил август месяц, пик отпусков. От нечего делать мы на пару развалившись на диване смотрели телевизор. Ближе к обеду я переключился на канал НТВ, где начинался показ криминальных новостей. И первое что мы увидели, заставило меня сильно напрячься. До ушей долетело то, о чём я уже стал подзабывать. Какой-то ненормальный на роликах наскочил на чиновника из РФС будто это грузовик с бетонными плитами сшибает его с ног, а после ударил тендерайзером по зубам. На экране крупным планом показывают стадион, вход в подтрибунные помещения из которого выходит мужчина, Пройдя пару десятков метров, на него внезапно на скорости врезается щуплый, невысокого роста непонятного пола конькобежец, валит с ног и наносит несколько ударов предметом, завернутым в газету. К лежащему подбегают прохожие, склоняются над ним, но тут же в ужасе отступают назад. Изо рта что-то торчит, лицо сплошь красного цвета, по всей видимости, в крови. На этом показ прерывается.
- Еще один появился борец за справедливость. На твою девчонку чем-то похож. Произнес мой напарник как всегда безразличным голосом.
- Ну да, что-то есть общее, - отозвался я. - Наши обосрались на Европе, вот видимо кому-то втемяшилось возместить свою злость. Давно пора бы наказать эту странную организацию. Моей мелкой такое не под силу.
А внутри уже завертелись дурные предчувствия.
- Интересно было бы дальше посмотреть, куда делся этот подражатель. Жаль, что не показали, хотя там камеры на каждом шагу.
И пока я говорил, кровь забурлила, мозги загудели от напряжения и двери памяти раскрылись в поиски информации:
«А не говорила ли мне любительница штиблет, что она еще и фигуристка, лихо отплясывающая не только на льду, но и на асфальте?» Хотя лица не было видна из-за банданы на голове, медицинской маске и крупных очков с затемненными стеклами, но вот движения ног не могли ускользнуть от прожженного тренерского взгляда, и до боли напоминали мне её походку. Тут же странным образом всплыли из-под сознания часы. Точную марку мне тогда в марте так и не удалось установить. Сейчас же у меня не было сомнения, что это были «Бреге» модель «Неаполь».
«Ой-ё-ё-ёй! – растерялся я. - Что же ты наворотила, подруга! Совсем сбилась с панталыка. А может я ошибаюсь? Надо быстрее в квартиру и проверить догадку».
- Так, Магомед, я срочно еду домой.
- Что-то случилось?
- Склероз отпустил. Забыл один документ отправить. Обещал утром. Соврал как-то я не убедительно. «Ну ничего страшного, - успокоил себя. - Переживет, не первый раз».
Я зашел в комнату к охране, нашел глазами Андрея, смотрящего ту же программу и почти шёпотом произнес:
- Поехали.
Помахав всем на прощание, я отправился к автомобилю. Теперь у меня почти не было сомнения, кто же этот нашумевший на всю страну медвежатник по удалению зубов. А по внешнему виду и не подумаешь и стал в коридоре времени вспоминать все те странные моменты в её поведении за этот год. И пока мы ехали, я, не переставая онанировал изнемогавшие мозги, неусыпно искавшие ответа: «Как же я раньше на её подозрительные перемены, не обращал внимание? И как мне теперь к ней относиться? Закрыть глаза, как будто ничего не произошло? Интересно, а какие выводы делают в следственном комитете? Докопались до разгадки? Раскусили её, или только подозревают? Если да, то, наверное, сейчас стремглав шагнули в прошлое и капаются в её детских годах. Пытаются установить, а занималась ли она фигурным катанием? Наверное, уже допрашивают тренеров? А вдруг она уже арестована? Да нет, этого не может быть. Мне бы уж точно тогда сообщили. Да и в руки она так просто не дастся. Скорее всего у неё заготовлен и такой вариант, что если её вычислят, то не идти же за решетку, а умыкнуть так, чтобы никогда не нашли. Ума у неё для этого хватит».
Через полчаса я вставлял ключ в замок. Постоянно висевший у меня на пятках телохранитель пожелал хорошо провести выходные ну и напомнил: «Чтобы я никуда без него и шагу не делал. Если что, я всегда рядом». Я ему в шутку ответил: «Есть» и с замиранием сердца поспешил за окончательной разгадкой в спальню. Медленно выдвигаю ящичек прикроватной тумбы, который вдруг превратился в бомбу, готовый взорваться от моего прикосновения. Вижу коробку от часов. Бережно её достаю и кладу рядом.
- Ну что, внезапно я заговорил сам с собой. Ждешь разгадки? Не боишься её узнать? Так она на поверхности лежит. Это ты же своими бесконечными рассказами о туповатых и пустоголовых стоматологах каждый день отравлял Юлю, словно исцелял себя, но в то же время заставляя все больше и больше её страдать. Другая баба уже давно от тебя дала дёру, как нытика и неудачника. А эта же всё выслушивала, по первому зову приезжала к тебе домой, ублажала и приукрашивала дни, когда у меня чесалось, не предала, терпеливо ждала своего часа. Но как только её страдания стали невыносимыми, она решается избавиться не от меня, а от них, и в её руках оказывается спасительный хозяйственный прибор. И когда первые зубы оказались на асфальте, то случилось чудо. Этот молоток для отбивки мяса, именуемый тендерайзером, стал проводником, через который печаль и отчаяние покидали её тело, душа оживала и расцветала подобно подснежникам ранней весной, и предо мной вновь возникала прежняя, не опечаленная и задумчивая, а окрыленная жизнью девушка, чей мир наполнен счастьем и благополучием. Получается, что я сплоховал, слишком плоско смотрел на то как она живёт, не зарываясь в сложность её натуры и удовлетворяясь только интимным аппетитом. Да, профессор, бардак у вас в голове, вместо музыки.
- Это что такое? Я сам с собою говорю в третьем лице? Надо пойти выпить, пока крыша совсем не съехала».
Бегу на кухню к холодильнику. В нём всегда есть несколько бутылок вина, ищу Киндзмараули и только втыкаю штопор в пробку, как слышу стук в коридоре.
«Кто-то ко мне напрашивается в гости».
Первая же мысль, моя птичка прилетела с огорода и, наверное, еще с мешком картошки на крылышках в придачу. Мигом отправляюсь в спальню, прячу коробку и сказочно обрадованный, предвосхищая её появление мчусь ко входу в моё жилище. Широко распахиваю дверь и не веря глазам застываю от неожиданности. В метре от меня стоит в служебной, синей форме, немного уже подзабытый подполковник Лапиков.
Эпилог
Я наклонился вперед и вытянул шею в надежде увидеть еще парочку его прикрывающих из группы захвата. Но за спиной и на лестничной площадке никого не было и у меня облегченно вырвалось:
- Не ожидал. Вы один?
- Как видите. Можно войти?
- Входите. Не разувайтесь.
- Спасибо.
Следователь на некоторое время застыл на коврике, пошаркал туфлями, осмотрел стоящую у стены обувь, небрежно выстроившуюся в две шеренги, - одна принадлежала мне, другая рулевой моего домашнего уюта.
В гостиной мой визитёр сам выбрал кресло я же сел на край дивана и уставился в его глаза, устремленные на бутылку и штопор, лежащие на барной стойке. Возникла пауза. Я уже стал перебирать в уме, с чего начнет свою речь страж закона, но он тихо спросил голосом старого доброго друга совсем о другом, не пришедшим мне в голову:
- Что-то отмечаете? И жестом указал на вино.
- Да вот только что вернулся с работы, решил смочить горло.
И вновь тишина. У меня тут же мелькнуло, явно пришел не с пустыми руками.
- А где же гражданка Соколова?
«Ого, как официально!» - пронеслось в мозгу.
- Картошку на даче капает.
- Понятно, - запнулся Лапиков.
«Странно все это выглядит, - вертелось у меня где-то в районе затылка. Явился один при мундире, и судя по наградной планке в три ряда имеет множество наград, он что этим изволит сказать? Что смотрите, какой я суперклассный и суперумный профессионал и с легкостью распутываю любые преступления».
Но ожидаемый мною допрос совсем не клеится. Заметно, как его что-то мучает и грызет изнутри, и он горит желанием мне многозначащее сообщить, но обдумывает с чего начать. «Может ему вина предложить? - тогда и разговор легче пойдет».
- Не желаете бокальчик красного? У меня отличное грузинское вино.
- Грузинское? Настоящее?
И я первый раз увидел улыбку следователя.
- Это фирменная продукция моего однокурсника. Владеет обширными плантациями винограда в Грузии. Знаете, мы в бытность студентами жили в общежитии в одном блоке. А теперь видите, как жизнь нами распорядилась, я часики продаю, он вино.
Выверенными движениями я откупорил бутылку и наполнил до половины два бокала. Не чокаясь, но обозначив приветствие, мы слегка пригубили темно-бордовый напиток.
- У холодного вкус какой-то особенный, но очень приятный, - прорекламировал я.
Мы одновременно поставили наши сосуды на журнальный столик. Не давая ему погрузится в себя я как бы между прочим добавил:
- Мне давно стало понятно, что пить вино надо очень охлажденным. Но развить эту тему мне не дали.
- Вы, наверное, в курсе, что вчера недосчитался своих зубов один из функционеров нашего футбола? – прозвучало вполне благодушным тоном.
- Да, видел в новостях, - бодро среагировал я.
- И что вы по этому поводу думаете?
- Поделом ему. Вообще-то следовало не одного наказывать, а всех, кто имеет отношение к нашему квасному футболу. То, что показывает сборная, виновато руководство РФС. Приглашают чёрт знает кого. Посудите сами, на первый взгляд выбор погонщика происходит по спортивному принципу. Лучшая команда в лиге, значит ему и карты в руки, все логично.
- Как вы не лестно отзываетесь о главном тренере.
- Тренере? Не смешите меня. Это звание заслужить надо, а они его получают как выигрышный подарочный билет на аттракцион. Ведь успех в первенстве по большей части обеспечивают сплошное засилье легионеров. Ладно бы они подтягивали российских игроков до своего уровня. Но на практике происходит наоборот, российские начиняют всех приезжих ровнять под себя и как итог, главная проблема никуда не девается и видна не вооруженным взглядом.
- И что же эта за проблема?
- Бег-то тянет на второразрядный юношеский, он как селедка не первой свежести. Бултыхаются на поле вроде перепуганных кроликов в тазике с водой. Вот и спрашивается, чего ожидать от такого горе погонщика. Если он, зато время, что провел в своём клубе не смог поставить игрокам ноги. Коль им приходится полтора часа интенсивно мотаться от одной штрафной к другой, то, наверное, для этого надо обладать сверхскоростным и идеальным передвижением, чтобы не отставать от соперника и затрачивать минимум энергии. Вот они её и затрачивают столько, сколько каждый из нас лежа на диване. И я рассказал то, что мне удалось увидеть за высоким забором, - как сборники готовились к предстоящим играм.
- Теперь вы понимаете, почему они всем подряд продувают? – Я буйвола съел, чтобы даже безногого научить порхать. Но тренерский анклав, только и занимается выпасом как пастухи коров. Выгнали жеребцов на травку и забыли про них. А они и рады стараться, выписывают непонятные зигзаги и не кому до этого нет дела. Я бы на месте РФС взорвался от такого бракодела, потому что все что делается без мяча в корне неправильно. Поэтому не возникает никакого интереса ни к национальной команде, ни к российскому чемпионату. Матчи любого европейского государства, за исключением может быть карликовых стран, даже когда на поле аутсайдеры смотреть куда интересней, чем на то, как у нас канителятся, мямляться, тешатся и вошкаются на поле. С таким имбецильным бегом нам никогда ничего не достичь. Даже если я случайно узнаю о каком-то дерби, то максимум мой взгляд остается прикованным к экрану пару-тройку минут. Дальше в наслаждение убожества мне мой мозг отказывает, его начинает коробить как от громкого мата или царапание металла по стеклу. Мало того, что нам отгружают все, кому не лень, так глава футбольного союза заправляет игроков после матча пивом как машину на бензоколонке по самое горло. Помните, как на прошлом чемпионате, англичане делали с командой все что хотели, рвали нас как плюшевую куклу, но удалось выстоять и не проиграть. Так они на радостях дружно устроили шумный бар в раздевалке. Можно подумать, что выиграли кубок. Спортсменам-цикликам известно, как пиво закрепощает мышцы на неделю-другую, превращает их в квелое состояние. Этим же на всё чихать. Ну и получили своё, два последующих разгромленных и крупных втыка от тех стран, что надо еще с лупой поискать на карте. Потом только один Малахов в своей программе поднял эту тему, но её быстренько замяли. Ну и как воспримут футболисты из детских школ до взрослых сие пенные возлияния? Скажут, если им можно, то и нам. В советские времена подобные остолопы с разжиженными и деградирующими мозгами уже давно бы гнили в рудниках. Выбирать надо понимающего и мыслящего, как Лобановский, помните, был такой тренер в Киевском Динамо или по крайней мере того, кто способен вдаваться в то, почему же наш футбол заплесневел и в чём корень проблем? Ну а далее скооперироваться с парочкой заслуженных авторитетов из беговых дисциплин. Тогда есть шанс, что сборная и клубы заиграют, в противном же случае погрязнут в игрушках, как высохшие деревья мхом.
- Это вы точно подметили, здорово вы их разнесли, - и смакуя опорожнил бокал до самого дна.
«Так, стоп, услышал я вопль в ушах. Ты разве не видишь куда этот тип клонит. Он скорее всего в курсе моего эпистолярного жанра. И выводы уже сделал, что если где-то случается зубопад, то рядом маячит моя тень. А народный дантист, виртуозно владеющий кухонными приборами есть никто иное как моя любовница. Бони и Клайд Московского разлива. Для него это не случайное совпадение».
Я отхлебнул пару глотков и откинулся на спинку дивана.
- Еще налить? – предложил я.
- Нет, спасибо.
- А я выпью.
И только моя рука потянулась к бутылке, как его слова скрежетом разнеслись по квартире.
- Мне удалось вычислить таинственного и неуловимого мстителя.
Я в один миг похолодел, лицо попыталось изобразить удивление, но как-то вышло не убедительно. В мозгу вихрем пронеслось торнадо, пол разверзся под ногами, паника и испуг заковали меня в мрамор, и я приготовился услышать до боли знакомое имя. Чтобы как-то оттянуть надвигающееся страшное и горькое туше, я стараясь сохранить безразличие скоропалительно выпалил:
- Поздравляю. Вас, наверное, за раскрытие поощрят?
Лапиков хмыкнул через нос и протяженно, чуть ли не на распев по слогам выговорил:
- Но об этом никто не знает, - и через пару секунд добавил, - я надеюсь.
И вновь возникла напряженная тишина, только не в моей башке. Та, несмотря на прием порядка трехсот грамм алкоголя шипела как сигнальная ракета. А вот подполковник и это было заметно, явно стремится мне что-то излить. Но он колебался, мялся, взвешивая, стоит ли мне довериться и как прозаически объяснить почему он здесь.
«Как круто он завернул! Скорее всего пришёл ко мне с одной целью. Намекнуть на то что он все знает, и чтобы оставить мою благоверную пассию в покое, ждет от меня коммерческого подношения, в виде часиков. Настоящий, а не поддельный «Ролекс» для многих является несбывшейся мечтой. Ха, возразил я про себя, он же просто блефует, разбухается как африканская дрофа, а у самого во внутреннем кармане припрятан диктофон. Неопровержимых улик нет, вот и задумал меня подловить на собственном признании в виде взятки. Надо уши держать востро, а язык на привязи и хватит больше пить. Быть с ним порядочным – себе дороже».
- Я даже предполагаю кто заказчик, - неожиданно доносится до меня. - Я понимаю, что в нашей работе не должно быть никаких сантиментов, даже если преступник брат, сват или друг детства.
Опять повисает угнетающая пауза. Я уже начал гадать, или он, темня, как праздный мечтатель надувается многозначительным величием, или не хватает смелости сформулировать главное, жизненное, толчётся вокруг да около. Может ему тонко намекнуть, что при мне он может открыто выражать свои мысли.
Лапиков зачем-то взял пустой бокал, повертел его и обратно поставил на стол. «Как его жжет изнутри, - услышал я свой голос, - подолью ему без его спроса. Не успел я наклонить бутылку, как он разродился.
- Я об этом никому не говорил, но вам скажу. Это была блестящая операция, которая преследовала две цели и войдет в учебники для разведывательных и специальных служб.
«Это он о чём, заметались мои мысли словно пауки в банке. Или это намёк уже не на железный «Ролекс», а на золотой, или на «Патек Филипп?» Хотя нет, их рядовые сотрудники носят китайские «Вашерон Константин», а вот у него будет самый что не на есть, настоящий, швейцарский. Или он хочет что-то посущественнее? Но тогда это будет перебор. Крутой следак в золотых «котлах!?» Ну это он хватил через край! Это значит послать реноме под хвост! Да нет, не похож он на взяточника. Вон сколько наград, уж точно служит на совесть. Не гонится за должностями. В его-то возрасте многие уже носят по одной, две, а то и три генеральских звезды. А он даже не полковник. Честный и принципиальный. А может его, как у нас в народе говорят: Бес попутал». Но предаться глубоким излияниям не вышло. Они были прерваны.
- В моей папке есть все непреложные доказательства, и я могу хоть сейчас выписать ордер на арест. Но его не будет. И знаете почему?
- Нет, - произнес я с содроганием в голосе и подавшись немного вперед обратился в одно пребольшое ухо, чтобы не пропустить ничего сенсационного.
После этих слов он задумчиво оприходовал содержимое бокала, как будто сомневался: пить ему дальше или на этом остановиться.
«Это что было? Вновь донёсся внутренний голос. Похоже на то, что он меня и так и этак прощупывает, хочет вывести из равновесия, ждет моего прокола. Да уж. Как ловко забредает. Будь на страже и старайся ничего не говорить. Лучше молчи как мумия, или воздвигни дамбу для мыслей и отделывайся междометиями. Ого, я не узнаю свой мозг. Не успеваю раскидать извилины, а уже предлагается ответ, быть тише воды и ниже травы».
В гостиной начало темнеть. Беглый взгляд на часы и оказывается стрелки застыли на цифре шесть. А он пришел в три, как время быстро летит. «А какая благолепная атмосфера в квартире! Теплая полутьма, уединенность от посторонних глаз, вино, умиротворенность, гармония. Для безмятежного счастья не достает коробки конфет, букета роз и свечей. Как он меня раскатал? - как влюбленного юношу. Ждет, когда я рот раскрою и выложу главный козырь. А мне действительно хотелось его раскрыть как книгу, но только для другой цели, чтобы растормошить визитера до мельчайших подробностей. Но разговорившись, да еще под хмельком, могу не удержаться и наболтать лишнего. Хорошо, что в глубинах сознании постоянно мигает предупреждающий красный маячок, на фоне которого возникает табличка с одним словом: молчи».
Глоток активизирующего напитка мне не помешает и только я собираюсь протянуть руку, как он вежливо перебил ход моих мыслей.
- Я вас не сильно обременяю? – как-то произнесено нелепо.
«Слово-то какое, - и где-то в подкорке приятно защекотало. – Следак подозрительно заделикатничал! Когда меня всю ночь в марте не чинясь допрашивали, злоупотребляя моим благорасположением о моём состоянии не интересовались. Ну да, тогда толком ничего не было ясно. А сейчас? Сейчас меня укачивает, усыпляет и завуалировано вытягивает на откровенность, чтобы записать каждое произнесенное слово. Я умолкаю и нем как рыба, можешь дуть дальше!».
И вдруг до меня доносятся то, чего я не ожидал даже не вяжущий лыком.
- Александр Иванович! То, что я вам сейчас сообщу, должно остаться между нами, -произнес он затянуто чуть ли не на распев. - Почему вас я выбрал в качестве слушателя? Видимо для того, чтобы вы обо всём этом написали книгу. Я бы и сам написал, но мне нельзя, да и я не знаю всех тонкостей. А вы как непосредственный участник, в курсе всего. Так все до мелочей продумать. Хочется шляпу снять перед этими людьми.
Никогда мне еще не приходилось с утроенным вниманием слушать собеседника. Он не подбирал слова, он более обстоятельно чем раньше подбирал выражения, залезая в такую пущу, как будто хотел не только ими зацепить, но и пронзить до самых костей. Не могу точно сказать, накипело у него давно или он произносил с листа, но лейтмотив его выступления сводился к следующему:
- В четырнадцатом году не все в стране положительно восприняли воссоединение с Крымом. Для многонационального общества это вполне нормально. Но когда в силовых структурах есть сомневающиеся и колеблющиеся, и скептически относящиеся к слову патриотизм, держава, это уже не безопасно для нашего с вами существования. Поэтому надо было найти скрытный и незаметный предлог, чтобы отправить в отставку всех ненадежных и несогласных с референдумом, а это несколько десятков высших офицеров в самых разных ведомствах. Нужна была чистка, но просто взять и уволить без видимых причин по закону нельзя, тем более, когда по службе нет никаких нареканий. А искать по каждому придирку в виде скрытых доходов, или присматривающих за крупным бизнесом без огласки не получилось бы. Да вы и сами знаете, имущества у таких людей нет, ну а то что они проживают в дворцах, или отдыхают на вилле на Лазурном берегу так это не им принадлежит. Они документы покажут, что всей недвижимостью владеют жена, отец, теща, друг и еще сотня родственников. Лимузинов у них тоже нет, хотя многие в них передвигаются по городу. В общем, сложностей выше крыши. Но даже не это самое главное, главное то, что инициатива получается исходила бы сверху, а делать это в существующих условиях ни как нельзя. Это породило бы массу вопросов, и поиском того, кто за всем этим стоит. И как вы понимаете это внесло бы подозрения и разногласия в военные структуры и подразделения. В таких деликатных вопросах требовались не стандартные решения, чтобы не запачкаться и остаться чистенькими. Я не знаю, в недрах каких секретных кабинетов возник соответствующий план, найти сторонние руки, не имеющие никакого отношения ни к органам власти, ни к силовикам. Именно они и должны были выполнить всю грязную работу. И этими руками оказались вы. И ваш салон. Ну а дальше как по учебнику, появляется загадочная красивая девушка с необычной внешностью, которой вы должны были увлечься.
Слушая, как я оказался простачком для неких таинственных и засекреченных групп, с легкостью проворачивающие свои государственные делишки, и глядя в несколько покрасневшее лицо, раз за разом прикасающее к бокалу, моя голова от такой информации стала походить на резиновую шину, накачиваемую воздухом. Она раздувалась, тихо потрескивала, и давала указание мозгу, трудившемуся в разных направлениях, чтобы он не оставался безучастным, а сравнивал то что до него долетало и то что было на самом деле.
- В этом замысле были предусмотрены пострадавшие. Для чего? А чтобы пресса проявила к вам невиданный интерес. Согласитесь, чизбургер куда больше вызывает желание поесть, чем по отдельности ингредиенты. Тоже и с фотографиями на стене. Они могли не вызвать нужного отклика, а вот жертва, да желательно и не одна гарантировано привлекала бы внимание всего социума. Если бы не ваши зубы, то поверьте мне, родилось бы что-то другое. Но вы сами упростили им задачу. Такие счастливые везения не часто, но все же случаются. И это тот случай, когда им подфартило. Вот только с Вешкуровой произошло непредвиденное. Её смерть уж точно не входила в их планы. А вот идея с засветкой часов просто гениальна. Она явно указывала на вашу возможную причастность. Ну и после этой несчастной драмы снимающая и пишущая братия на всех парах рванула к вам за интервью, а у вас филиал Третьяковской галереи, весь бомонд, не только творческий, но еще и звездно-ломпасный, который перещеголял не только самых богатых господ в стоимости своих цацков, но всех известных и даже малоизвестных воров в законе. Ну чем не повод расстаться под предлогом утраты доверия? И посыпались увольнения по собственному желанию.
Поначалу смысл сказанного до меня не очень-то и доходил, и я не сразу врубился, что это за невероятная история, на которую он ссылается и которая больше походила на игру воображения. Разлив остатки вина, я приготовился к новым признаниям. Хотя, несмотря на легкое опьянение, мои извилины напряженно трудились, сопоставляли факты, события и доносившуюся версию.
- Ну а то что под тендерайзер попала футбольная душа, то я думаю это был повод чтобы закончить всю операцию. Она не могла вас посвятить во все детали, а вот таким способом намекнула на то, кем является на самом деле, глаза вам приоткрыла. Это же она побудила написать письмо президенту?
- Ну да, - согласился я.
- Я в этом не сомневался.
«Но ведь все было не так, - окрысился мой мозг. – Я играючи могу развеять ваши умопостроения. Трепотня о футболе была, когда шел чемпионат Европы, а если б я углубился в женский волейбол, там у нас тоже швах, после того как ушел Карполь или в хоккей, давно потерявший комбинационный стиль, превратившись в нескончаемую возню в углах площадки, то и из этих федераций могло кое-кому перепасть? Так и подводит меня к признанию: мол сознавайся, нам все известно, но вас я не трону, поскольку вы свершили благое дело. Это что их специфичная тактика? Впустить в себя как лису в курятник? Это выйдет себе дороже. Прямо не следователь, а застрельщик, чтобы бухнуть вечером». Однако я облачился в скафандр, был начеку, хранил молчание, с понимающим выражением ожидал внушения новых заготовок, чтобы они, на его взгляд стопудово проняли меня на полную калитку. Только уж как-то отрепетированными были его утверждения, на них я не повелся. Какое-то вымученное лицедейство. Надо предложить еще выпить, и таким образом повысить температуру откровения, ну и развязать ему окончательно язык, а там глядишь и выбалтает лишнее.
- Еще вина?
- Нет, спасибо, - и Лапиков снисходительно улыбнулся. - Мне пора домой, засиделся я тут. Знаете, нам не дано предугадать, что будет через несколько лет. Вы посмотрите, что происходит на Украине после того, как случился государственный переворот. Там пышно возрождается нацизм, Америка и Англия строят в Одессе, Очакове и Николаеве, свои военно-морские базы. Армия накачивается натовским вооружением. По городам проходят факельные шествия под портретами Бандеры и Шухевича, стремительно развивается русофобия. Это может привести к военному конфликту, но не с западными соседями, а с нашими братьями, тем более для этого и повод есть: отколовшиеся три области. Кормовая база скоро станет ограниченной, обеспечивать достойный уровень жизни нацбатов с каждым годом будет все сложнее и сложнее. И наступит время, когда они обратят взоры на восточные территории. Сколько лет ваххабиты в Чечне просуществовали в своих границах? С девяносто первого по девяносто девятый. Восемь? А потом двинули свои отряды в Дагестан. А Гитлер, к власти пришёл в тридцать третьем, а на СССР напал в сорок первом. Те же восемь лет. Значит, нечто схожее произойдет и в двадцать втором. В этой связи на верху не случайно возникает идея создания специального подразделения, непосредственно подчиняющее первому лицу, и находящееся в постоянной боевой готовности. У нас целая россыпь подготовленных групп. Они в каждом военном ведомстве есть. Они и при Советском Союзе были, только в нужный момент не спасли отечество от развала. Поэтому, когда появились слухи о личной президентской гвардии, то возникли опасения, а кем она будет заполнена. Но сейчас у меня нет сомнения в её преданности и верности верховному главнокомандующему. В такой ситуации я просто не имею никакого права бросать тень на командный состав. Да и как можно представить себе картину? Вдруг внезапно возникает чрезвычайная ситуация, а кое-кто находится у нас в управлении и дает показания. Вносить дезорганизацию и дестабилизацию вот именно сейчас, меня в Кремле не поймут. Вопросы собственной безопасности должны быть на первом месте. А аннулированные зубы? Технологии сами знаете какие, так что сделают себе протезирование и не будет ни каких проблем. Несмотря на то что в отделе появится не раскрытое убийство, у меня нет по этому поводу ни каких переживаний. Этот тот случай, когда интересы нации оказываются выше даже самого тяжкого преступления. В мире не редко совершаются насилия чтобы обеспечить благополучие и спокойствие своих граждан. Вот и спрашивается, как я должен поступить в такой ситуации? Судить власть, которая зачищает ненадежных силовиков накануне судьбоносных событий и тем самым внести в военную среду хаос, и возможно поспособствовать гражданской войне? Или оставить всё как есть и позволить сформировать сплоченную команду? Вот собственно в этом и состоял весь замысел, избавиться от ряда генералов и поставить своих людей во главе нового спецсоединения.
«Вот это да! И у меня что-то взорвалось в груди, кажется еще чуть-чуть и я сойду с ума. Чего-чего, но такого даже в горячечных мечтаниях не зародится. Я что, оказался невольным соучастником спасения человечества? Тогда мне полагается медаль или почетный знак, а лучше звезда с мемориальной доской, памятниками в каждом городе после смерти и присвоением новым улицам моей фамилии. И тут же в шутку себе сказал, ага, закопают на безымянном кладбище. Да уж, и мои мысли весело улыбнулись. Напои важняка и он такую галиматью напоет, что невольно и поверишь».
Мы сидели почти в полной темноте и едва различали друг друга. Тем не менее, я кожей чувствовал его изучающий взгляд на то как сразило и подействовало на меня его признание. Я встал с дивана и включил торшер. И как только в гостиной стало светло, мой гость поднялся и направился в коридор. Я тут же поспешил за ним. Стоя спиной к двери он протянул мне ладонь на прощание. Я её крепко пожал и поворачиваясь к выходу как бы между прочем напутственно произнес:
- А вы все же напишите роман. У вас получится и не говоря больше не слова покинул мою квартиру, и я мягко закрыл дверь.
- И что это было? Заговорил я вслух с самим собой. Свалился нежданно-негаданно как снег на голову и исповедался как грешник. Разжевал мне, что закон законом, а есть его, личная гражданская позиция. Что он не механическая гайка, а живое существо и ему по службе приходится делать непростой выбор. Прямо как в фильме про Юрия Деточкина: «Он виноват, но не виноват», мадемуазель – амнистирована? Во чудеса! Теперь мне после сокрушающих эмоций нелишне опрокинуть бокальчик, чтобы остыть и поделиться с «Божьим агнцем». Во удивлю её! Но телефон был недоступен. «Натворила делов и спряталась!». Вспомнил про часы. Бегу в спальню, открываю коробку, и… она оказывается пустой.
- Так господа! – взревел возбужденно я. - Вы издеваетесь надо мной? Один мне с обеда и до захода солнца потчивал неправдоподобными, преувеличенными и припасенными небылицами, другая, чтобы развеять мои сомнения уезжает на огород в «Брегге», усыпанными камнями, а по дороге неосмотрительно наезжает на какого-то писаря из РФС и сбегает как нашалившейся ребенок. А денек-то задался! Не удивлюсь ремейку мартовских ночей, если кто-то еще спотыкнется о молоток. Без мемуаров точно не обойтись!
Пока я копался в кладовке в поисках проясняющего разум пузыря, мой смартфон уже произвёл с десяток гудков и замер. Через минуту он вновь напомнил о себе. Два шага, и я смотрю на незнакомый номер. Сигнал все продолжается и продолжается. Начинаю догадываться кто это.
- Я тут.
- Это я.
- Ну привет.
- Привет.
Так подпирало разразиться ошеломляющим известием, что я с превеликим трудом сдерживал себя как тройку диких мустангов, чтобы не заорать: «Ты свободна и вне подозрений». – Стоп, - отрапортовал внутренний голос. – Они не могут её найти, и пошли на ухищрение, разглагольствуя о чести, долге, любви к Родине о том, что первично, что вторично, а сами ждут, как я брошусь ей звонить, чтобы установить её местоположение и отрядить псов для захвата. Телефоны-то уж точно со всеслышащими ушами. Впрочем, мы это и раньше подозревали, и обменивались ничего не значащими фразами. И сейчас, помня, что нас пишут, сохранили тот же стиль.
- У меня только что был Лапиков.
- Что он хотел?
- Да я так и не понял. Кажись ему хотелось с кем-то потолковать. Нагородил таких непроходимых джунглей, что голова идет кругом.
- Для них обычное дело сплетать, чтобы заморочить полушария и чего-нибудь надыбать, еще те басенники.
- Когда тебя увижу?
- Пока не знаю.
- Понимаю.
- Не меняй дверной замок может и увидишь.
- Береги себя.
- Ты тоже.
И послышались длинные гудки. Вот теперь уже мне не обойтись без полусухого, и я прямо из горлышка влил не менее поллитра. Закусил козьим сыром и развалился на диване, попутно включив телевизор.
Ночью я так и не сомкнул глаз. Да и как после всего можно уснуть, когда мысли скачут как теннисный мячик на корте. То, что, Юля с её-то обостренным чувством добросовестности и беспристрастности могла покарать шаловливых и безруких стоматологов я еще мог поверить, но то что меня как дурашку так искусно использовали в межведомственных разборках, признать всю эту бодягу моё нутро напрочь отказывалось. Ну да, говорил я себе лёжа то на одном краю постели, то на другом. Задумка с фотографиями была гениальна. Так ведь этому есть объяснение. Ей нужно было пустить сыщиков по ложному следу, и они по нему дружно понеслись. Вот только одно меня смущало. Как так получилось, что в январе мой кабинет превращается в вернисаж, а в феврале-марте с плеч полетели погоны? И тогда же в прессе заговорили о создании специального военного формирования. Никто не поверит в такое случайное совпадение. Да и я сам не верю. Выходит, что она заранее знала в чем состоит предназначение портретов. Не рост сбыта часов, а намерение кое-кого поосновательнее запятнать. Ну хорошо, разговаривал я сам с собой. Допустим, что так и было, выполняла секретные задания. (Интересно, а она в каком звании?) Но зачем тогда надо было переезжать ко мне? Держать меня постоянно под контролем, чтобы не дай бог чего-нибудь не выкинул из ряда вон выходящего. Несуразность какая-то. Если уж она и ехала, то точно не за этим. Её пёрло во все измерения от острых ощущений и переживаний, и она в страсти сгорала как свеча. Ну да, вечеринки у нас выпадали не часто, но те что случались были похлеще трогательных именин, ведь именно в них она раскрывала себя, и они так вывертывали её либидо, что как мне чудилось, она уж как минимум на неделю забывала, про отверстия между ног. Или все-таки я заблуждаюсь и её приезды подразумевали иные цели? А если она во имя любви не смогла смиренно быть свидетельницей того, как меня терзали, тиранили и унижали стоматологи. Да такое бывает, хотя мы никогда не заговаривали о чувствах, да и за чем, если у нас и без всяких слов получалось вдохновлять и сеять любовь. И что же тогда выходит? Она ради неё самой разрубает затянувшуюся круговерть и идет на самоотречение и самоуничтожение. С дантистами, ставшими питательной почвой все ясно, но чем ей подгадили «интеллектуальные пустыши» нашему уютному домашнему гнездышку, чтобы разоряться в угоду них? Они-то ни меня ни её не преследовали. Уж точно не подвернулись под руку. Пожалуй, терпеть и стоически выносить гнусность и бесправие и быть сторонним зрителем не в её характере, даже если есть риск потерять ближнего. Стало быть, любовь явилась спусковым крючком? Что-то мне верится с трудом. Растерять навечно то, что так страстно желала ради чьих-то недожёванных, нечищеных и изъеденных кариесом зубов – урон не сопоставимый, если только у неё не было в планах сбежать от теперешней устаканенной жизни туда где климат поприятнее, да внешность не такая вызывающая и начать всё с чистого листа. Но где гарантия, что вновь не окажешься во власти прошлого? И что потом? Затеряться на востоке среди себе подобных? Но это существование скитальца или свободной птички не признающей никаких обязательств, порхающей по побережьям азиатских стран. Цена не складывается. Ладно бы она сорвала грандиозный куш, тогда её побег понятен. Впрочем, история знает, каким безумием обладает любовь и на какие подвига она способна. Но в моём случае, разве это не трагедия, когда, воздав должное и ублажив себялюбие, в конечном итоге оба остаются не с чем? Баланс явно нарушен, по крайней мере для меня, но скорее всего и для неё. Неужели она этого не понимает? А если все понимает, то ею двигали другие мотивы? Но какие? Видоизменить свою жизнь и оставить легендарный след? Но вот кто его заметит, кроме беззубых, сыщиков, да и меня, разве он только согревает её душу. На такое она бы точно не осмелилась, если изначально не родилась с наследственным складом натуры. И что же остается в остатке? Байки Лапикова? Что дивчина толково обвела нас вокруг пальца? Ладно, со мной такое еще можно с натяжкой провернуть, поскольку я был захвачен и ослеплен Голливудом, но Магомеда так просто не переплюнешь. Он как рентген, просвечивал каждого входящего в салон. Они еще не успевали его поприветствовать, как он уже знал все их намерения. А уж её-то подноготную и микроскопические, неосязаемые и скрытые злокозненности он за год просек бы ни один раз.
До самого рассвета я залазил вглубь своей жизни и рыскал там ответ: так кто же вы, мадемуазель Юля? Неужто и в самом деле роль начальницы отдела кадров есть ни что иное как прикрытие для выполнения определенных негласных и нелегальных миссий. Но допустим, что все так и есть. Тогда возникает вопрос, зачем надо было тащить дорогие её сердцу сотни пар обуви? Чтобы я об неё постоянно спотыкался? Вещи, косметика, с этим все понятно. Но столько туфель, кроссовок, сапожек, если она наперед знала, что у меня надолго не задержится, тем более, когда все вопросы были решены: неугодные чины уволены, внушающие доверие – повышены по службе. Неувязка прорезывается. Черт побери, одни неувязки. Так может в них и припрятана отгадка. Без обуви она бы лажанулась, сдала б себя с потрохами, а с ней не все так предсказуемо. Стало быть, увлечение башмаками есть не что иное как прикрытие, ширма, отвлечение от чего-то другого, чтобы не подавать виду для более тонкого и щекотливого. Вот она и втащила в моё пристанище как оковы, чтобы отвлечь меня от мучительных дум.
Утренние солнечные лучи придавали спальне милое очарование. Сна не в одном глазу, тем не менее я сомкнул веки в надежде уснуть. Но вместо сна, мысли устремились к речитативу Лапикова, ведь он не назвал её имени, говорил о ней в третьем лице, как будто не был уверен сам в себе, рассчитывал на то, что я сам его произнесу, пытался спровоцировать меня на откровения. Но я слушал с таким видом, как слушают ученики своего учителя. И чтобы он не сказал, воспринимал как аксиому. Так может у них на неё ничего нет и весь его спич не более чем блеф? Этот ход рассуждений напрочь отбил желание прикимарить и я пошел ставить чайник.
Выходные дни пролетели в невыносимо мучительных воспоминаниях. Я как никогда топтал свой мозг, перематывал его как магнитофонную плёнку, чуть ли не поминутно в точнейшей хронологической последовательности восстанавливал все наши встречи, начиная с того дня, когда мадемуазель первый раз вошла в аудиторию. Ну а, чтобы полушария плодотворно трудились, неотрывно пил кофе со сливками и с шоколадом. Но как я не старался, кроме как выключенного семи-восьми раз её телефона ничего другого настораживающего не смог припомнить. Делать из этого какие-то однозначные выводы глупо, я намного чаще был вне доступа.
Наступившая неделя не прояснила ситуацию. Магомеду я не сказал о визите важняка, предпочел сам во всем разобраться. Было бы здорово её увидеть и подробно расспросить. Но что-то мне подсказывало, что увижу не скоро, а может даже и никогда. Оставила мне полный шкаф своих вещей, все занятые косметикой полочки в ванной, полсотни ремней прошитыми человеческими запахами знойного рукоблудства и казавшиеся штемпелем незыблемости отношений, встречи на роговице глаз и умопомрачительную головоломку.
В конце июля мне сообщили из института, что у них произошла реорганизация: объединение с технологическим университетом. Во вновь образованной кафедре мне не нашлось должности, а значит спецкурс закрывается и предлагают явится в отдел кадров за трудовой книжкой, что и было сделано на следующий день. Вслед за этим в салон зачастили налоговые органы, а с ними свирепствующие полицейские из управления по экономическим преступлениям. Через неделю, после того как они высыпали на нас тысячу вопросов, прозвучал почти дружеский совет: чтобы не оказаться под следствием и не возбуждать в отношении нас уголовного дела, нам лучше повесить замок на дверь. Аргументы были веские. Выяснилось, что мы продаем слишком много нелегально ввезенных часов, с которых не были уплачены таможенные пошлины. Я их подсказку внял без лишних слов с планетарной серьезностью и через день безо всякого драматизма навсегда закрыл салон.
Впервые окружающий предельно насыщенный мир приобрел оттенок обособленности, бесцветности, безжизненности и монотонности. Всё, чем я жил последние два десятилетия, у меня просто взяли и отняли, освободили от повседневных хлопот и от взваленных обязанностей, превратив в пленника безвременья. Но чего им не удалось узурпировать, так это возможность с заупокойным лицом иногда ночью повыть на луну. Наверное, мне было бы куда легче, если бы я утром узнал, что Институт вместе с салоном превратились в пепел, а «Чертовка» обживает изолятор.
Теперь моя зевотная жизнь уместилась в одну сверхупорядочную строчку. Я, изолировав себя в вакууме, лег в тягучий бессрочный дрейф как корабль потерявший киль, безвылазно целыми днями продавливал диван, лениво почитывал роман Гюнтера Грасса: «Собачьи годы» и справлял естественные человеческие отправления. Его строки ненадолго отвлекали от былого, которое с каждым днем представлялось во все более и более радужном блеске. Даже изверги-стоматологи теперь казались такими же хрестоматийными как проливной дождь или пасмурная погода. Я перестал ездить к великодушному протезисту, проявлявшему удивительное терпение, чтобы заново воссоздать настоящий, а не мнимый Голливуд. Он выжимал максимум из своего опыта и навыка и надо сказать получалось у него пристойно и приемлемо. «Лучше не получится, - повторял он при каждом моем приходе, - сильно повреждены десны. Боюсь вам придется в скором времени удалить все корни. Изначально надо было устанавливать вкладки, они меньше разрушают кости, чем штифты. Видите, показывая мне снимки, у корней появились мелкие трещины. Это все от остроконечных штифтов. Имплантации вам не избежать. Да и в ниточках не было никакого смысла. Коронки вполне могли удержаться на ваших пеньках». Я, едва шевеля губами чудовищно поносил убиенную толстуху. Именно благодаря её куцему и горбатому пониманию мне светит рот младенца. Однако это все же лучше, чем гнить в гробу, по сравнению с ней у меня просто золотые и счастливые денёчки. Только вот свыкнуться с домашней обстановкой у меня получалось все меньше и меньше. Куда бы я не поворачивал голову, взгляд натыкался на вещи, принадлежавшие Юле. Она, как и я любила небрежно разбросать тройку-пятерку деталей своего гардероба, придававших убранству элегантный беспорядок. Казалось бы, куда проще, все сложить в шкафчик, но ни я ни она даже не помышляли об этом. Её вещи валялись где попало и как заноза в мозгу навевали унылость и скуку. Мало того, что они были везде, так они еще каверзно пахли, как будто их только что сняли с её тела. Я дурел от благоухания, которые еще острее оживляли минувшее и без того увеличивая переживания и горесть, от чего начисто простился с календарем. Время перестало существовать, и только пожелтевшая листва подсказывала, что наступила осень. Телефоны, связанные с работой, молчали, да я и сам никого не тревожил. Не сказать, что я был в подавленном и инертном настроении или мною завладела хандра, отнюдь, чувствовал вполне сносно и не тяготился постигнувшей превратностью, но вот прежней полноты жизни не было. По ночам долго не мог заснуть, все прислушивался к знакомому провороту ключа в дверном замке. Но когда же сон одолевал меня, то первое что я видел: падение в окно, в пропасть или погружение во что-то вязкое и мерзкое, отчего мгновенно начинал барахтаться и порой от страха громко кричать. Мои досрочные каникулы затягивались, и я не предпринимал ни малейших усилий чтобы их прервать. Магомед предлагал мне заново открыть торговлю часами, я обещал, подумать, но прежде, убеждал я его, мне надо отдохнуть. Тогда он мне посоветовал отправиться на какой-нибудь экзотический остров, подальше от страны. Я вяло принимал его советы к сведению, поскольку продолжал неустанно тешить себя грёзами о скорой встречи со сгинувшей в неизвестность мадемуазелью. Но осень уступила зиме, потом весне, а чуть погодя распустилось лето. Природный парк был рядом, и я, истомленный бездельем, отсутствием зуда к какой-либо деятельности и бесконечным выворачиванием мозга, стал там еженощно прогуливаться по пешеходным насыпям и по долгу просиживать у речки. Как-то в один из вечеров, вволю нагулявшись, я решил растереть чудодейственным «Вольтареном» уставшие мышцы. И пока я массировал икры, в голову прилетела прикольная цепь ассоциаций: как я два года назад точно таким же способом усмирял воспалившиеся десны. Тут меня и поперло. Если уж мазь прищучивала боль, то обувь, пропитанная моей тоской, опояшет земной шар и вдует ей мысль, что её кто-то ждет и она вернется её домой. Надо только распаковать коробки и всю её обувку выставить в коридоре. Ведь как в жизни бывает, скреплял я не скрепляемое, если загодя приготовить утепленные ботинки или валенки, то зима окажется теплой, а если примостить у порога резиновые сапоги, то дождь будет лить в другом районе. Значит все штиблеты, которые облекут её в телесную реальность, должны быть на виду, чем я и занялся. Не прошло и часа как рядок, растянулся метров на десять-пятнадцать, начавшись от входной двери, пройдя через длинный коридор, завернул в гостиную, обогнул стенку для телевизора, прополз у дивана мимо батареи отопления, заглянул в рабочий кабинет и уперся в книжный шкаф.
- Ошизеть! - выругался я грубо. – да здесь её не меньше двух сотен. Когда же она умудрилась столько натаскать?
Это был стопроцентный эксклюзив, ничего подобного мне не приходилось видеть. Такой дерзкой и модернистичной коллекции позавидовали бы мировые особы высочайшего ранга, а уж если устроить показ, сбегутся все нарциссовые силиконовые и губошлепские тетки Москвы, разодетые как клоуны. Я уселся на пол, и с внимательным сосредоточенным выражением стал вертеть в руках каждую пару и принюхиваться как кролик к капусте. Многое, из лежащего, я видел на экране смартфона, вечерами мы частенько промывали уши, она мне вьетнамками, сабо, мюли, туфлями, балетками, лоферами, сандалиями, лунаходами, а я ей часами.
Пару недель я обходил стороной этот длинный извивающийся караван, намекающий на питона, боялся ненароком задеть или что еще хуже наступить. Однако телефон молчал, а в дверь никто не стучался. Тогда я перестал аккуратничать и смело по первости его перешагивал, а потом перепрыгивал как горный козёл с одной скалы на другую. Через несколько дней я так поднаторел скакать, что мог дать приличную фору любому сборнику круглого мяча в прыжках с места или с разбега.
Так с ленивой прохладцей коротая время за чтением романов канул год, когда Юля якобы отправилась на дачу. Никогда мне еще не приходилось так долго бывать во временном тупике сравнимым с зимней спячкой. Однако видимо царственная гладь циферблатов и улыбки стрелок, излучающих благодатное спокойствие за десятилетия научили меня наедине чувствовать себя уютно, как их механизмы в маленьком замкнутом пространстве. Я, как и раньше подолгу просиживал на специализированных сайтах производителей ходиков, смаковал кое-какие модели, и втайне облизывался, как бродячий кот от вида миски со сметаной. И несмотря на наш взаимный интерес, я не мог прийти к окончательному выводу, а нужны ли они мне? И не находя ответа в миллиардный раз погружался в их изучение, осмысление и восхищение. Ведь об этом так приятно думать, тем более, когда эта мысль сутками таскается за мной!
Обувь покрылась пылью, но так никого не затянула в квартиру. Я чувствовал себя раздавленным и покинутым. И что же мне с ней делать, все чаще и чаще задавался я вопросом? Оставить как есть и продолжать зыбко надеяться на чудо? Оно конечно можно и оставить, только вот от такого вида я начинал стервенеть. Эти тапки начинали мне грезится везде, даже если были вне поле зрения. Более того, входя с улицы в квартиру, в нос ударял стойкий запах кожи, какой витает вокруг кожевенных заводов. Отправить всю коллекцию обратно в кладовку я не рискнул, так как боялся лишить себя последней химеры, поскольку, рассуждал я, специфический запашок есть ни что иное как знак, подтверждающий правильный выбор. Она его учует, вспомнит откуда дует ветер и вернется обратно. Ну а пока он распространяет по земле мой мрак отчаяния, я прислушался к бывшему пособнику и решил на месяц слетать к однокурснику, проживающему на одном из райских уголков в Индийском океане, который мне еще в бытность студентом привез электронные «Касио». На всякий случай на журнальном столике оставил координаты Магомеда. Он был в курсе где я нахожусь и мог сообщить номер телефона.
Но перед самым вылетом случилась беда: коронка, прикрученная к импланту во время утреннего чаепития, подставила мне подножку, взяла и отвалилась. Поначалу я этому не придал значение, рассудив, что просто-напросто открутился болтик, удерживающий коронку. Я её промыл, взял лупу и стал изучать. И по мере того, как я вникал в конструкцию, ситуация выглядела неоднозначной. Болтик не болтался, был как припаянный, а вот его торчащая ножка отсутствовала и сквозь увеличительную линзу отчетливо было видно, что она сломлена. Поверить в то, что сталь, которую не гнули в разные стороны, может расколоться как стекло было выше моего разумения. Значит это не сталь, а что тогда, титан? Если титан такой хрупкий, то как его можно использовать в самолетостроение: в авиационных двигателях, конструкция шасси, узлах крепления закрылков? Поскольку до вылета оставалось восемь часов, и я не мешкая рванул к соседнему зданию, где недавно обосновались стоматологи. Невысокий и побритый на лысо доктор, повертев в руках коронку сразу же сделал заключение. В его двадцатилетней практике встречались два схожих случая. Застрявший кончик болта удавалось выкрутить щипцами. Можно ли такое проделать со мной, ему не ясно, так как ткани десны сомкнулись и затянули отверстие. Ну а, чтобы их раздвинуть, придется сделать инъекцию анестезии. Я не раздумывая соглашаюсь и не успел принять удобное положение, как шприц оказался во рту. Через минуту узнаю то, что повергло меня в шок. Имплант раскололся от макушки до самого основания, как полено под ударом топора. Вокруг него гной и его надо срочно удалять. «Вот это я попал, - взревел я про себя. Шёл вроде как на мелкий ремонт, а попал на капитальный».
- И как же от него избавится? – с содроганием в голосе я спросил? А перед глазами всё поплыло. Это же условный знак, предупреждение, улетать никак нельзя, иначе что-то случится. И тут я слышу:
- Уже сделана заморозка, я вам прямо сейчас и удалю, это не займет много времени. И показывает буравчик в миниатюре, чем-то похожий при добыче нефти. У вас какой марки стоит?
- «Нобель».
- Странно, - хмыкнул он.
Понимая, что отсрочить сей процесс не получиться, я со смиренным видом от обреченности сомкнул руки на груди, крепко зажмурился и хотел сказать поехали, как услышал звук, сравнимый с тем, когда болгаркой разрезают плиточные кирпичи. Так злобно жужжала, что я даже испытал облегчение. Идет конечно не как по маслу, но явно в нужном направлении. Минут через пять все умолкло и тут-то я ненароком напрягся, вспомнив, как мне пару десятков лет назад женщина долго не могла вырвать самый крайний зуб. Она его раздробила на четыре куска и каждый вытаскивала по отдельности, на что у неё ушло два часа и с десяток сделанных рентгеновских снимков. Я тогда чуть с ума не сошел. Сейчас я опасался нечто похожего, так как доктор, прилагая все свои силы клещами пытался вытащить то, что осталось от импланта. Моя голова моталась как у эпилептика: из стороны в сторону, вверх-вниз, крутилась туда-сюда, вперед-назад, но этот чертов титан никак не поддавался. Зубник надсадно запыхтел и с еще большим усилием принялся за своё. Теперь у меня раскачивалось всё тело и не дав ему слететь с кресла, я мертвой хваткой вцепился за его края. Пару раз он притормаживал, опять включал буравчик и не обращая на меня внимание, так дергал имплант, что я мало чем отличался от стиранного белья, которое прежде чем развесить, как следуют встряхивают. Вот и меня так встряхивали, что бахилы вместе с кроссовками слетели с ног. Когда он в очередной раз притормозил, я без колебаний сделал вывод, бурить будет дальше. Вот только бы бур выдержал. У нефтянников они все-таки ломаются.
- Сейчас я вам там всё почищу, - долетело до ушей.
Я, еще не веря случившемуся, хрипло спросил:
- Финиш?
- Да.
Ага, - оживился я. Сейчас он зашьёт рану, и я свободен.
- Будете шить?
- В этом нет необходимости, - ответил «бурильщик», как по-писанному. - Само затянется. Только ни в коем случае не пользоваться никакими поласкающими и дезинфицирующими средствами.
- Даже ромашкой?
- И ей тоже. Вы меня поняли?
Я не стал полемизировать, хотя был сбит с толку. «При установке имплантов я две недели поласкал рот хлоргекседином. А при их удалении оказывается в этом отпадает надобность. Как-то все заумно получается!»
У кассы доктор протянул мне то, что вытащил из десны: два куска похожих на стружку и сокрушенно раскачивая головой изрек:
- Не хочу вас омрачать, но какой-то подозрительный «Нобель». Вы позволите мне оставить его при себе? Хочу коллегам показать, что они про него скажут.
- Да ради бога, - сказал я беспечно.
Оплатив его труд, я на гнущихся ногах отправился домой, где меня поджидал собранный чемодан и дорожная сумка. Понимая, что сейчас закончится действие заморозки, я занялся тем, что интенсивно стал втирать спасительный «Вольтарен» одновременно углубляясь в то, что случилось. «Надо же как зубы меня ломают. Не собирался бы я покидать Москву, и коронка жила б себе спокойно. Кто-то меня не отпускает, предупреждает. О чём? Самолет разобьётся? Да и хрен с ним. Больше нельзя оставаться в безысходности, непроглядной мгле и задыхающимся в квартире. Меня это достало до самого предела. Лучше уж сразу и в кровавое мясо, чем медленно и мучительно, изнасилую свою судьбу. Или испытаю? Струхануть не в моей натуре и это несмотря на то, что щека назло мне пухла и пухла, а десна завыла во все горло. Я уставился в зеркало и задал вопрос: - Ну и как мне в таком виде лететь, если я бегаю сплевывать каждый пять минут? Так в этом есть большой плюс. Мозги будут поглощены раной, думать придется о том, куда бы выплюнуть кровь. Так можно и полет не заметить. Главное запастись пакетикам. Я вызвал такси, окинул прощальным взглядом квартиру и двинулся к лифту, захватив по дороге рулон полиэтиленовой пленки и несколько упаковок салфеток.
Через двое суток я обживал уютное и благожелательное бунгало сокурсника, наслаждался морскими красотами, палящим солнцем и нетронутым экзотическим растительным и животным миром. По утрам мы совершали пробежки по песчаному пляжу, завтракали, после чего я бродил по окрестностям, изрезанному побережью, либо на прогулочной яхте отправлялся к соседним островам. Ну а вечерами мы дружной компанией отправлялись в один из баров, где просиживали за бутылочкой местного рома до глубокой ночи. Месяц пролетел как один заурядный день туриста. Меня никто не искал и возвращаться в столицу, где я стал чужим мне совсем не хотелось, тем более, когда я так разнежился от ничегонеделания, ласковой морской воды, белого песка, пальм, местной кухни и милыми аборигенами. Еще никогда я так не оттягивался от сибаритского и беззаботного времяпрепровождения.
Решил скоротать еще один месяц, потом другой. Домой меня никто не гнал, ну я и засиделся на пару лет. Потом случилась коронавирусная эпидемия, границы позакрывали, авиасообщения с большой землей прекратились, и я еще на два года завис на клочке суши посреди индийского океана. Едва возобновились рейсы, я, посвежевший, полетел на Родину. Все эти годы, не пропуская ни одного дня, я бесконечно осаждал себя одним и тем же вопросом, надоевшим до самой смерти, так кто же она была на самом деле? И были ли внешние силы, которые ею управляли? И чем дальше отодвигало время от тех перипетий, тем сильнее они зарубцовывались и сильнее меня запутывали.
В квартире меня ждал такой толстый слой пыли, какой можно встретить на известняковом карьере. - И откуда он взялся? – удивлялся я, - окна же были закрыты. Тем не менее ведь кто-то его надул, хотя посторонних следов я не обнаружил. В моё отсутствие сюда никто не заглядывал. Три дня ушло на то, чтобы протереть все поверхности: шкафчики, мебель, оргтехнику, электронику, посуду, сувениры, пол, разбросанную мою и мадемуазели обувь, часть одежды перестирать, а часть отдать в химчистку. Да уж, потрудится пришлось на славу. После этого, я собрал все её вещи и без всякого предупреждения с безутешным видом и учащенным сердцебиением в один из вечеров повез к её родителям.
Встретила меня незнакомая женщина. Я попросил её позвать кого-то из хозяев. Она ответила, что она и есть хозяйка.
- Но здесь жили Соколовы! – воспротивился я.
- Вы, наверное, ошиблись, такие тут никогда не проживали. Мы получили эту квартиру, как только был построен дом. Тогда я переспросил адрес. И он оказался верным. Я извинился за беспокойство и обомлевший угрюмо побрел к лестнице. Такой исход я как-то не мог представить. Я стал припоминать, как забирал её хозяйство. В квартиру я не заходил, но вот дверь запомнил отчетливо. Может она здесь проживала временно? Не хотела мне показать где её дом? Ну да, она еще та партизанка, рассказывать о себе не в её стиле, если только это не касалась телесного разгула. Кажется, я еще никогда не чувствовал себя таким разбитым. В машине, я откинулся на спинку кресла и застонал от потерянности и отчаянности. Внести ясность мог только один человек. Я набрался храбрости и позвонил важняку, который как мне казалось уже должен стать полковником, но меня и здесь поджидал облом. Женский голос сообщил, что он подхватил Ковид, и полгода назад скончался в одной из ведомственных больниц.
Солнце спряталось за многоэтажкой и внутренний двор погружался во тьму. Я поникший продолжал сидеть в джипе, под завязку забитый вещами и обувью. Становилось очевидным, что моя пташка улетела навсегда.
- И что профессор прикажет мне делать с её нарядом? – обратился я в своё отражение в зеркале. – Обратно везти? На кой хрен он мне нужен. Только полки занимает. Вывалить в мусорный контейнер и забыть, как страшное кино. Сейчас наступит ночь и можно не привлекая внимание всё вышвырнуть к чертям, похороним таким образом часть прошлого, похожего на развалины и облегченным вернуться домой. Пустым я могу вернуться, но как быть с памятью? Опустить голову и выкинуть из неё оставленные следы как ненужные файлы в компьютере не получиться. Это все равно что отказаться от часиков. Мне они всегда будут напоминать, как круто изменили ход истории, если принять во внимание слова следователя. Да и годы, проведенные в их сообществе, были не такими уж скучным. Наоборот, - самыми восхитительными! «Оставь все как есть, - заговорил со мной внутренний голос. - Выкинешь, не выкинешь, ничего не поменяется и не изменится, не изводи себя, лучше напиши об этом книгу». Я, повинуясь указанию, завел мотор и двинулся в направление своего района. Пока крепко сжимал руль, неустанно бомбардировал ум, прикидывая с чего мне начать и какие должны быть первые строки. Ну а дальше меня так понесло, что я не заметил, как оказался у своего подъезда. В три приема я очистил багажник, облачился в бархатный халат, заварил любимый чай и ударил по клавиатуре как по боксерскому гонгу. Остановил я себя, когда уже вовсю светило солнце. Днем я раз десять перечитывал то, что настучал полсуток назад, кое-что поправил, дополнил, ненужное удалил, потом расширил, углубил, а как только наступил вечер, продолжил двигаться в прежнем направлении. Исчезновение мадемуазели и смерть важняка эмоционально и физически освободили меня от пут. Теперь я мог написать то, чего, наверное, не посмел бы ни при его жизни, ни при её нахождении рядом. В моём окружении не было незабытых фигур, сходных с персонажами произведения, а значит все они останутся при своих зубах.
Через десять месяцев я поставил последнюю точку в тяжелых воспоминаниях, а через три дня началась специальная военная операция, случившаяся ровно через восемь лет от майдановского переворота, как собственно и предсказывал с болью Александр Григорьевич Лапиков.
Тендерайзер благополучия
© Copyright: Александр Толмен, 2024
Свидетельство о публикации №224053101639
Свидетельство о публикации №224053101639
Рецензии