Canto seven

DINA HANDER SOKER MIG, MINA HANDER SOKER DIG

    Навалившись грудью на подоконник, я, свесив сразу две руки, правой рассыпала овес, а левой отгоняла особо наглых драчунов, наевшихся до отвала в числе первых и после трапезы гоняющих худеньких зашуганных слетков, голодных до такой степени, что, превозмогая страх перед старшими, пытавшихся быстренько проглотить пару зерен и отбежать, в сторону, приняв гордый и независимый вид. Раньше я мало интересовалась орнитологий и даже не предполагала, что голуби, как и люди, обладают разными характерами: одни, насытившись, улетают по своим делам, другие великодушно позволяют молодняку конкурировать за еду и не гоняются за ними, распушив перья, а парочка жадюг-злодеев, воинственно раздув шеи, норовили наподдать зазевавшейся малышне, и я старалась блюсти равновесие и защищала своих любимчиков, коих на козырьке было немало: нервная, боязливая Кукушка, прозванная так из-за пестрого серо-белого окраса, лично у меня ассоциирующегося с негодяйкой, подкладывающей свои яйца в чужие гнезда, любопытная, очаровательно толстая Совушка, белоснежная, с редкими крапинками, придающими ей сходство с пучеглазой полярной хищницей, крайне любопытная, обожающая выклянчивать добавку и единственная из всех смотрящая вверх, прямо на меня, демонстрируя, что уж она-то в курсе, что угощение не появляется само собой и за это удостоившаяся чести взбираться прямо на windowsill с внешней стороны и склевывать с протянутой ладони до крайности вредный и не рекомендованный пернатым десерт (иногда ведь не грех побаловать?) - раскрошенный крекер или пару клочьев сдобной булочки, а также редко появляющаяся Найти, черная с сине-зелеными переливами по бокам, крайне пугливая, держащаяся в стороне и не набрасывающаяся оголтело даже на овсяные хлопья, как бы показывая, что она - настоящая аристократка и унижать свое достоинство топтанием в курлыкающей толпе не станет и, наконец, хворенькая Пиратка, одноглазая жертва буллинга, невзрачная, вяловатая, очень миролюбивая (какая-то паскуда, видимо, клюнула ее прямиком в eye, заполнившийся горчичного колера зноем, и я, представляя, насколько ей тяжело, подкидывала е сторону болезной как можно больше питательных семечек, грозила пальцем сизым нахалам и жалела, что не располагаю ни возможностями как-нибудь поймать бедняжку и отнести в ветклинику, чтобы обеззаразить доставляющую явный дискомфорт животному рану), беспокоящая меня неспособностью давать отпор и плохим аппетитом, несвойственным для ненасытных в большинстве своем pigeons. Научившись отличать девочек от мальчиков (дамочки, как правило, осторожные, не такие огромные, с более длинными шейками и менее выдающимся черепом), я из женской солидарности не давала возможности самцам захватить власть на территории, недовольно шикая на тех, кто отвлекал трапезничающих своим танцами и невзлюбила, что уж греха таить, двух бесстыдников, посмевших совокупиться прямо на моих глазах там, куда являются за удовольствиями совершенно иного рода, и, оскорбленная подобных хамством, я либо ждала, когда они драпанут прочь, либо высовывалась в другое окно, чтобы ни крупинки не досталось развратным ублюдкам, едва не превратившим общественную столовую в place for mating games. Началось мое увлечение кормежкой голубей в воскресный майский вечер совершенно случайно: надраив до блеска полы, я отрезала себе ломоть кексика, купленного по случаю отгремевшей недавно Пасхи, высунулась во двор и принялась меланхолично жевать, внимая писку носящихся туда сюда стрижей и тешить себя недостойными хорошего человека мыслями о том, как станет материться чувак, припарковавший свой сплюснутый, точно шандарахнутый молотом Тора электрокар прямо под деревом, на котором гнездились беспокойные майны, болтливые джабджуб, когда поутру обнаружит заляпанную птичьим дерьмом крышу. Несколько крошек упало на местами расплавленный многолетними солнцепеками навес, и на него незамедлительно спикировала Совушка, скосила на меня свой оранжевый глаз, изогнула шею и, невзирая на упитанность, с изящностью балерины наклонившись, поддела клювом кусочки выпечки и выжидательно уставилась на меня, словно вкладывая в мою голову thought «ну что стоишь как неродная? насыпай еще!», и я, тогда еще не знавшая, что крошить хлеб в огромных количествах doves противопоказано, скормила проворной девчуле все, что нашла в холодильнике, и с тех пор несколько особей регулярно прилетали к моим окнам, стучали клювами по стеклу, раздражали соседей, полагающих, что они вправе мне что-то запрещать, беря во внимание, что противозаконными вещами я всегда занималась только мысленно, а мне, всегда мечтавшей о питомце и с возрастом осознавшей, насколько большая ответственность ляжет на мои плечи с  появлением, допустим, котенка или щенка, было приятно наблюдать за устраивающими представление birds, и, таким образом совершался вполне равноценный обмен, воплощающий ставшую крылатой фразу древнеромульского сатирика «panem et circenses»: они радовали меня своим клекотом, возней и шебуршанием, услаждая взор, а я в благодарность разнообразила их рацион, перечитав несколько статей, чтобы выяснить, какие продукты можно давать pigeons, и от употребления чего их лучше оградить. Кукушка, видимо, прознавшая о том, каким прозвищем я ее наградила, сегодня отсутствовала, сиротливо втянувшая голову в плечи Пиратка, насытившись десятком зерен, скрылась за углом, прячась от выглянувшего из-за туч светила, с оглушительным «ар-р-х» мимо, едва не вцепившись в челку промчалась отважная майна, опасаясь, что я захочу перепрыгнуть на дерево и украсть из гнезда отложенные ею яйца, птица джабджуб, старательно почистив свой клюв, принялась раскачиваться на тоненькой веточке, невнятно бормоча услышанную где-то песню, как всегда, меняя местами буквы, слова и искажая смысл, а любимейшая из всех «гостей», словно обидевшись на меня за принятое decision, к еде не притронулась и, продефилировав к самому краю выступа, умчалась, за одно мгновение сделавшись черной галочкой на фоне бежево-лазурной дали небосвода, а Найти, I thought, притаилась поблизости, выжидая, когда основной поток схлынет, чтобы она могла позавтракать в относительном покое.
    Покончив со ставшим частью рутины занятием, я, огорченная реакцией Совушки, швырнула в сизобокого ублюдка, постоянно обижающего Пиратку последней горстью, заставив его в панике отлететь подальше (только слабых поколачиваешь, да, подлец?) и, вернувшись в кухню, села за стол, вертя на среднем пальце левой руки кольцо с каплевидным светло-коричневым камнем не существующей in this Universe породы в обрамлении крошечных гранатов. Никто пока еще не растолковал Статилии, почему я одна вижу Джуниора в человеческом обличии, и мне казалось правильным выдвинуть гипотезу, что my wrecked eyes после ряда операций, нацеленных на сохранение зрения функционируют несколько иначе и способны улавливать паранормальщину, сокрытую от остальных, и раз уж мне известны причины ухаживаний тролля, жаждущего разрушить наложенное Хель из лучших побуждений проклятие и выбраться из Эльвиднира, раз приглянулся мне этот юноша, пробудивший дремавшую inside женщину, то почему я должна отказывать ему в сущей малости, тем более что изматывающей физически и морально работой я особо не дорожила, с сестрой не общалась больше десяти лет (maybe, she died suddenly), а Ювенту, ее нового мужа и Аквилончика презирала так сильно, что если бы не научившая меня контролировать свои эмоции бабушка, клянусь, раздобыла бы винтовку, ворвалась в их жилище и расстреляла всех, начав с единоутробного брата, чтобы смертельно раненные мистер и миссис Эссель, захлебываясь слезами и кровью, медленно и мучительно подыхали возле остывающего трупика своего ненаглядного Квилли, потому что водить хороводы вокруг сынули при наличии не меньше младшенького нуждавшихся когда-то в материнском тепле daughters - подлость, лицемеры вроде Гиацинта и вовсе не достойны топтать почву вонючими ногами, а brother лучше грохнуть до того, пока он не вырос такой же гнидой, как воспитывающие его мрази. По сути, ни в этом мире вообще, ни в Сфенции в частности меня удерживают лишь мои пернатые подруги, и ни по мадам Лавуазье, ни по Айсис, ни по Гелле скучать я не буду, поэтому, ответив громогласным «да» на спрошенное полушепотом «trolofven i mig?», без сомнений согласилась пожертвовать своей жизнью ради спасения заслуживающего лучшей доли мальчишки, надела помпезное украшение и пообещала уйти с ним в Железный лес и прожить там столько, сколько потребуется, отдавая себе отчет, что даже если бы после успешной сделки мне позволили ожить и вернуться назад, ни своих современников, ни даже их внуков я не застала б, поскольку сутки в населенном магическими существами Ярнвиде приравниваются к нескольким мидгардским годам, и древние легенды об утаскивающих девушек в логова чудовищах и превращающих бедняжек в бессмертных рабов - правда. Помнится, в старшей школе на уроках литературы меня до слез расстроила поэма about mountain troll, сулящей ungersven несметные сокровища и в итоге отвергнутую жестоким рыцарем, который вместо того, чтобы просто сказать «найди себе другую жертву, я в тебе не заинтересован», обозвал бедняжку дьявольским отродьем и присовокупил, что с удовольствием принял бы все дары и женился бы на ней, если бы она являлась христианской девушкой, и вот теперь, словно в насмешку судьба послала мне Баттербоу и впридачу наделила неспособностью to see his real appearance, а я, ни на йоту не обескураженная, отреагировавшая так, точно all this time догадывалась о существование других измерений и не заподозрившая fellow в розыгрыше, asked to give me a week для того, чтобы собрать все необходимое, попрощаться с городом, прочитать роман Вадима Бокова, что трепетно берегла, не уверенная, что набралась достаточно мудрости для вникания в сюжетные перипетии, обильно сдобренные философией и свыкнуться с тем, что больше никогда не буду одинока. Джуниор, переминаясь с ноги на ногу (я так и не предложила ему обувь, побоявшись смутить еще больше и так излучающего неуверенность boy), заверил, что больно не будет и, скорее всего, я вообще ничего не почувствую, если отвлекусь на что-либо и не пойму, в какой именно момент Статилия Ротшильд умерла, посему, сложив в рюкзак только то, что не хотела оставлять в квартире (самый первый сборник стихов Моники Пигфорд в мягкой обложке и, разумеется, «Огненная бледность»), я пересматривала любимые фильмы, баловала себя и отъевшую бока Пиратку вредными вкусностями (к черту все эти диеты, все равно не успею разжиреть) развлекалась прокручиванием in brain различных ситуаций, с которыми столкнутся Даная, гадающая, отчего я перестала показываться в больнице и выключила телефон, хозяйка апартаментов, встревоженная исчезновением жилички, не оплатившей аренду за следующий месяц, Витгенштейн, мнящая меня своей best friend. Полюбовавшись выложенными кем-то в Интернет фотографиями Джуни (ему придется по вкусу это сокращение, тем более что, день рождения у него в первого июня), выглядящего довольно зрелым для четырнадцати лет, я изучила вдоль и поперек биографию его матушки, коротающей остаток века в доме для престарелых, порадовалась тому, что он ни внешностью, ни характером на спесивую Талассию не похож, составила список вопросов, необходимых для понимания image du monde (curiosity is not a sin) и четвертого сентября, в выдавшийся довольно солнечным четверг облачилась в джинсы и футболку, напялила на макушку корону, сделавшую меня невидимой for humans, накрошила риса, чечевицы, сухарей из гречневой муки (пируйте, курочки мои, не свидимся мы боле!), послала воздушный поцелуй настороженно вытянувшей длинную шейку Найти, в отличие от Совушки не осуждающую меня за my choise и, наказав ей хотя бы изредка заботиться о Пиратке и передавать привет Кукушке, вышла на порог, наслаждаясь тишиной, прогулялась до электромобиля склочного соседа, проткнула заранее заготовленным ножом два передних колеса и, беспечно оставив улику на месте преступления, забралась в свою «Пиджотту», без приключений добралась до кромки леса, где в прошлый раз оставила Баттербоу и пружинящей походкой зашагала по тропинке, вьющейся между чинарами и, километра через полтора, как и обещал мой мармеладный, оказалась на симпатичной поляне, поросшей воздушно-хрупкими аки сильфы колокольчиками, остановилась прямо напротив левитирующего над холмом овального зеркала, из которого высунулся Джуниор, тщательно скрывая искрящийся на самом дне зрачков восторг под маской невозмутимости, идущей ему неимоверно, как и не затронувшая бровей ранняя седина.
    - Еще не поздно все отменить, - запинаясь, вымолвил он, не спеша протягивать ладонь, и я, скомкав и отбросив как ненужную записку из прошлого fears, шпыняющие corazon ледяными иглами, с разбегу сиганула прямо в центр поблескивающего и отражающего только сжатый в моей руке эдельвейс mirror, просочилась сквозь неосязаемую толщу стекла и, обернувшись, увидела утопающий в траве труп меднокосой молодой особы с залитым уже спекшейся кровью туловищем и раскуроченной грудной клеткой.
    - Это ваше, - пророкотал материализовавшийся позади нас полуобнаженный мужчина с шакальей мордой (Анубис? Господи, египетской мифологией я совсем не интересовалась!) и, разорвав выкорчеванное from my chest сердце на две равные части (недостающие фрагменты тотчас же наросли обратно, и каждый из нас получил по полноценному органу), швырнул из прямо в нас, и мы, машинально сплетя наши пальцы, рухнули на колени, приготовившись к неминуемой pain, однако ее - парадокс! - не последовало. Божество загробного мира, исполнив свой долг, телепортировалось обратно в world of another gods, а нам оставалось свыкнуться с легкой щекоткой в области heart, словно по нему de temps en temps проводили пером и, не разнимая fingers, углубиться в Железный лес, в котором произрастали в основном мертвые, лишенные листвы деревья, похожие на кости гигантских етунов. Несколько восьминогих коней (отпрыски Слейпнира?) прогарцевали, прядая ушами, а восседающие на их спинах всадники приветливо засвистели, и я, памятуя о том, что живущим в Ярнвиде существам следует демонстрировать крайнюю степень дружелюбия и ни в коем случае не выказывать неприязни, сделала несколько книксенов, повторяя про себя, что рядом с Баттербоу я в безопасности, и он не позволит никому навредить своей невесте. Поскольку тактичные Хель и Бальдр не желали навязывать нам свое общество и мешать уединению шумными пьянками мертвецов, длящимися от заката до рассвета, Джуниор к моему прибытию соорудил потрясающий аккуратный домик прямо на болоте, стоящий на сваях, и я, почти сразу же освоилась, наловчилась варить похлебку из летучих мышей, попадавшихся в силки, запекать на углях корнеплоды, разделывать трупы тех, кому выслали невозможное отклонить invitation в чертоги покровительницы, подружившись со стремящимися усовершенствовать полученные от предков knowledges ведьмами, подкалывала вечно меняющих облик оборотней и расчесывала гребенкой густую длинную шерсть наведывающегося раз в три ночи на «сеансы массажа» Гарма, глупо улыбаясь, читала послания от интересующейся, как дышится на новом месте Модгуд, пыталась гадать, толковала складывающихся в доступные моему пониманию рунические символы и даже получила прозвище «Василиск» после того, как время от времени вызывающий на бой и избивающий моего без пяти секунд мужа великан с рогами, вздумав повеселиться, ворвался в хижину, одним ударом выбил табурет из-под моего возлюбленного, чистящего котел возле затопленного камина и, встретившись в моим, полным неприкрытой ненависти взглядом, вдруг захныкал, отступил, а затем, покрывшись коростами, обратился в изваяние из камня, и Ангрбода, мать великой Хель, пригласив меня на прогулку до моста через едкий, окутанный удушливыми туманами Гьелль, поведала about strange dream, посетившем her second husband, означающим, что в полуобесцвеченной радужке моих глаз находится частичка of dead goddess from another world, и поэтому любой, кто посягнет на то, что мне дорого, будет незамедлительно уничтожен. Post mortem Статилия Ротшильд сделалась намного красивей и получила наконец-то персональный ломоть счастья: every night меня осыпали комплиментами, прижимали к себе и шептали слова благодарности за замаячившую на горизонте opportunity прекратить вековые мучения, а еще (полнейший восторг) отпала надобность подкрашивать отрастающие корни волос, потому что стараньями Хрейдмара моя шевелюра навсегда приобрела желанный цвет, а коренастая фигура трансформировалась столь необходимые для повышения самооценки «песочные часы» с талией пятьдесят пять сантиметров в обхвате и пышными бедрами.
    В один, ничем не примечательный день (время везде течет по разному, но исчисляется одинаково) тень, когда Фафнир и Регин, навещавшие своего третьего брата, много лун назад перекочевавшего в Эльвиднир, принесли оставившую меня равнодушной весть о наступлении ядерной зимы, я обратила внимание, что тень Баттербоу прекратила конфликтовать с доступной только моему взору внешностью, и. обхватив его прохладное лицо, с ликующим визгом поняла, что my palms осязают прикосновение гладкой кожи, и несколько торопящихся в Свартальвхейм карликов в смешных колпаках, мимоходом обронивших, что человеческим душам в Железном лесу обретаться противопоказано, вселили в меня уверенность, что настала пора прощаться с Ярнвидом, поклониться Хель с Бальдром и перенестись наконец в обетованный Центр Притяжения, разговоры о котором велись неуверенными голосами, потому что, по словам подозрительных из-за козней Одина ванов, девочка-смерть - создание крайне вспыльчивое и непостоянное. Тогда вы впервые поцеловались, потому что до этого Джуни не разрешал мне помышлять о чем-то большем, кроме объятий, пока не сбросит обличие горного тролля, что меня не всегда устраивало, потому что любоваться бесподобным юношей без возможности слиться в экстазе - та еще пытка, которую я переносила ради того, чтобы очутившись в похожем на Нью-Моргкс городе, застроенным как небоскребами, так частными домами, обернуться и с обалдением воззриться на сверкающую безупречной улыбкой Марни Морион, проворковавшую:
    - Какое блаженство созерцать вас в Нулевой Точке, многоуважаемые мистер и миссис Ротшильд-Баттербоу! Располагайтесь, осматривайтесь, вам здесь понравится, не сомневайтесь! Маршалл или Корделия проведут экскурсию, если захотите. Книга с номерами телефонов на тумбочке в прихожей.