Про Эдуарда Лимонова

– Кать, а тебе тоже кажется, что Род Стайгер похож на мужской член?
– Как похож? Почему? Как человек может быть похож на член?
– Шутка. Да это у Лимонова было. Реплика кого-то из героев.
– Интересно. Только вот зачем этот твой Лимонов все время доебывается до мира?
– Потому что он насмешливый, умный, и он бунтарь.
– Бунтарь без причины – признак дурачины…
– Причина всегда найдется!

Стоял 2008-й. Однажды, в начале июня, я очень спешил: в четыре часа в актовом зале философского факультета СПбГУ должна была состояться встреча с Эдуардом Лимоновым. Кажется, дискуссия о роли революции в литературе. Лимонова я добросовестно искал по трем корпусам университета. (Даже Гюнтера Грасса – всего по двум.)

Воодушевленный и похмельный, ринулся я туда в пиджаке и свежевыстиранных джинсах. Как всегда, опаздывал минут на сорок и проклинал себя всю дорогу. Было жарко. Понедельник. Я отвык от будничной суеты, сидя у себя в коммуналке на Петроградке, и болезненно морщился от грохота машин. Пиджак давил потной тяжестью. Встречу отменили. Не знаю уж, по какой причине. Реванш случился в следующем году.

И вот, 27 апреля 2009 года – Эдуард Лимонов в «Буквоеде». Он читал свои стихи и общался с многочисленной публикой. На вид ему было лет пятьдесят, – ну, вообще он не тянул на свои 66. Сиплый, будто прокуренный, голос, непринужденная манера общаться. По обеим сторонам – по охраннику, вокруг в зале тоже притаились наблюдатели. Снаружи, – менты.

Стихи были первоклассные. О политике он не упоминал. Ему задали несколько вопросов, довольно дурацких, и было хорошо, что он просто читал стихи. Я решил дождаться очереди и взять автограф. Мой друг Юра ждал меня дома, потому что у меня был стафф, и он хотел раскуриться! Но Юра подождет, не каждый день я беру автограф у самого господина Лимонова!

Я вспотел и нервничал. Откуда-то из-за спины доходили слухи, что возможно, на улице принимают менты. С моей дозой травы в кармашке джинсов это было волнительно. Однако я решил, что все это бред, и мужественно продолжал стоять в очереди. Через минут двадцать я подошел к нему и протянул записную книжку: «Для Алексея».

Вблизи он показался мне старше – шея в морщинах. На пальцах у него было несколько перстней, хорошие часы на левой. Он почти на меня не глядел. Я пожелал ему удачи на президентских выборах-2011 и сказал, что он единственный достойный кандидат.

Рассеянно делая запись в моей книжке и глядя куда-то в сторону, Эдуард Лимонов пробормотал что-то вроде, что «они вздрогнут». Я охотно с ним согласился. И отвалил.

…Я помню серьезного мужчину с рыжей щетиной и в дымчатых очках. Он курил хорошие сигареты. Слишком много хороших сигарет. Пил много коньяка и виски. Официально он работал грузчиком на хлебозаводе. У них дома был стильный телек со встроенным видеомагнитофоном, микроволновка, большие мягкие кресла. (Помню, как мы собирались в квартире смотреть американские комедии на VHS. Какое пронзительное счастье это было!) Свежие газеты на полу в беспорядке, недешевая мебель, фотообои. Довольно роскошно по меркам обычной бедной семьи из 90-х, из бедного города. В книжном шкафу я нашел книги Реймонда Чандлера, Эдуарда Лимонова, Стивена Кинга. Компакт-диски Shocking Blue и Creedence. Димкина мать трудилась на том же хлебозаводе кем-то вроде директора, серьезным начальником. А папаша был, соответственно, скорее из художественной богемы. Я немедленно упросил своего друга дать мне почитать книжек его отца. Стоял 1997 год.

Там был Лимонов, его экстремальная проза: «Палач» – садизм, секс, нью-йоркское дно. Еще «Американские каникулы». В 13 лет мне было тяжело такое читать – казалось отталкивающим. Серьезный мужчина, отец моего товарища, зарабатывал игрой в покер. Наверняка играл нелегально, наверняка, с бандитами и воротилами. Поднимал хорошие деньги, но нервное напряжение было слишком значительным. Он умер от инфаркта пять лет спустя, как раз, когда я повзрослел и заново открыл для себя Лимонова, взяв в университетской библиотеке «Это я, Эдичка». (Какие книги лежат в наших университетских библиотеках!)

Как видно, и дымчатые очки его были «под Лимонова», да и в целом он его как-то внешне напоминал…

«Лимонов доебывается до мира»... Воспринимает мир через призму идеала и дерется за это. Как он яростно обрушивался на несправедливость! На капиталистическую этику сверхпроизводства и дегуманизации («Дисциплинарный санаторий»). Встать по главе униженных и обделенных – как благородно!

Своим примером он проповедовал другую жизнь, свободную от предрассудков и от собственной слабости. Ведь чаще всего мишенью его критики становилась именно слабость человеческого духа. Давайте же будем супергероями! Посмотрите на мир вот так! Я могу, и вы сможете! Сколько всего в мире интересного! А что, если поместить себя в эти условия? Или в другие? Так он проверял на прочность ландшафт и себя в нем.

Неудобный, феноменальный, обаятельный, решившийся прожить все роли мужского канона, и вспороть их плугом своего «Я». Всегда молодой и за молодых, и любимый ими. Дающий им смелость показать средний палец пошлому существованию.

Потом были 2011-й, 2012-й и Болотная площадь, распри с Навальным и Каспаровым.
Помню, как убийство Немцова Лимонов воспринял с насмешливым недоумением – зачем было убивать такого незначительного противника? В нем всегда было пестро – крайняя сострадательность, романтическая тонкость, рискованный эротизм, талант доброго вождя и организатора уживались с экстремальными вкусами, разращенностью, цинизмом, распадом и готовностью к жестокости.

Ранимость и нарциссизм художника, презирающего толпу (в целом, и косный русский народ, в частности) – со стремлением его возглавить. Поливание всех ядовитой критикой со страниц ЖЖ. Критика Путина переросла в критику нерешительности Путина, когда захват Украины забуксовал на долгие 8 лет… (Интересно, что бы вы сказали 24 февраля 2022, Эдуард Вениаминович?)

И вот, умер Лимонов. Эти два слова не должны появляться вместе! Это невозможно! Ведь он же… ведь это же… А как же вечная молодость? А как же другая Россия, со столицей в Омске, с идеалами коммун, воинского воспитания детей и полной революцией общества?

Героя больше нет. И всё равно он герой. Никто не пробьет молотком его череп на берегу Волги, как он завещал. И день его смерти не превратился в национальный траур – ведь все озабочены надвигающейся пандемией.

17 марта, 77 лет. Три топора в истеричное мясо новостной повестки. Эдуард. Лимонов. Мёртв.