Оригинальный сценарий Малыш le petit

Предисловие автора.

17-ти летняя главная героиня попадает из 2023-го года в 1841 год к своему любимому писателю-поэту Лермонтову. Однако, она непростой человек, а избранный силой - ее миссия спасти человечество от инопланетной угрозы.
"Малыш" (le petit), названо так, как в большом свете называли мужчин, потому что Лермонтов, как и все введен в заблуждение главной героиней - все думают, что она юноша..
Из "Большого света" В.Соллогуба (произведения с помощью которого он выиграл у Лермонтова битву за Софью Виельгорскую):
"...Вся цель твоя заключается в том, чтобы молодые дамы говорили о тебе: il est vraiment gentil [он положительно мил (фр.)], а чтоб мужья отвечали им, беспечно зевая: oui… c’est un joli danseur pour un bal [Да... он прекрасный кавалер (фр.)]. Когда же ты укоренишься на своем месте, всё вообще прозовут тебя lе petit [Малыш (фр.)] Леонин, и ты, мой бедный petit Леонин, будешь petit Леонин до восьмидесяти лет. Вот тебе вся карьера твоя. Засим даю тебе мое родительское благословение!"

Была одна молодая женщина (ну просто ангел), которой, даже когда она вышла замуж, писал Гоголь..
«Мне признавались наиразвратнейшие из на­шей молодежи, — пишет Н. В. Гоголь, — что перед вами  ничто дурное не приходило им в голову, что они не от­важиваются сказать в вашем присутствии не только двусмысленного слова, которым потчевают других избран­ниц, но даже просто никакого слова, чувствуя, что все будет перед вами как-то грубо и отзовется чем-то ухар­ским и неприличным».
Софья Виельгорская обладала именно теми чертами, которые отражены в строках Лер­монтова,— «как небеса, твой взор блистает эмалью го­лубой», «небеса играют в ее божественных глазах».
П. А. Плетнев, познакомившийся с С. М. Соллогуб сра­зу после ее замужества, пишет 8 декабря 1840 года: «Она вся была в белом, точно чистый ангел.
В ее физиономии, речи и во всем, на что я обращал внимание, выражалось что-то совершенно небесное». «Она была растрогана до слез и благодарила меня, как только ангелы умеют благодарить — рукопожатием и взглядом», — пишет он через несколько дней. Кто-то другой сказал о жене Соллогуба, что «она всю жизнь провела на отлете в небо».
 «Душа ее кажется как будто еще небеснее прежнего и ангельства в ней еще больше», — пишет Н. В . Гоголь о С. М. Соллогуб 24 сентября 1844 года.
Из записок (Сон юности) средней дочери Николая I, можно узнать , что дети графа Виельгорского были  хорошими друзьями цесаревн.

"Малыш" (le petit), я успел написать к 210 дню рождения Лермонтова. Это фантастика, в которой он становится счастливым человеком.
Если снять фильм.. Даже и не знаю где взять актера похожего на Михаила Юрьевича.. Ведь все длинные, а он был невысоким, коренастым силачем - гнул толстенные железные прутья. А взгляд, где взять его необыкновенный взгляд, который никто не мог выдержать?
Взгляд, в котором бы светился ум мыслителя, философа и одноверменно молодого человека (26 лет) способного уморительно рассказать анекдот, но уже побывавшего не в одной "схватки боевые, да говорят еще какие!"- 11 июля 1840 года в сражении сражении на реке Валерик, а 10 октября того же года успел подхватить командование над разведчиками-охотниками, отрядом созданным отвязанным сорви-головой много раз разжалованным в солдаты за свои проделки и каждый раз возвращавшим офицерское звание - Руфином Дороховым. Недаром отряд стали называть Лермонтовским, членом которого мог стать только человек знающий азербайджанский язык и отрастивший бороду, чтобы походить на горца. Как вспоминал участник Кавказской войны Константин Мамацев, команда Лермонтова напоминала ему «блуждающую комету». Она неожиданно появлялась в опасных местах.
Вот каким был Лермонтов по воспоминанию его "однокашника" из юнкерской школы А.М.Меринского:
"... Лермонтов был довольно силен, в особенности имел большую силу в руках, и любил состязаться в том с юн­кером Карачинским, который известен был по всей шко­ле как замечательный силач — он гнул шомполы и де­лал узлы, как из веревок. Много пришлось за испорчен­ные шомполы гусарских карабинов переплатить ему денег унтер-офицерам, которым поручено было сбережение казенного оружия. Однажды оба они в зале забавлялись подобными tours de force *, вдруг вошел туда директор школы, генерал Шлиппенбах. Каково было его удивление, когда он увидал подобные занятия юнкеров. Разгорячась, он начал делать им замечания:
«Ну, не стыдно ли вам так ребячиться! Дети, что ли, вы, чтобы так шалить!.. Ступайте под арест». Их аресто­вали на одни сутки. После того Лермонтов презабавно рассказывал нам про выговор, полученный им и Кара­чинским. «Хороши д е т и , — повторял о н , — которые могут из железных шомполов вязать у з л ы » , — и при этом от души заливался громким хохотом..."

Глава 1. Исполнение мечт

ИНТ. ПЯТИГОРСК ЛЕЧЕБНИЦА «ЛЕРМОНТОВСКИЕ КУПАЛЬНИ» КИНОЗАЛ УТРО

ТИТР:

15 июля 2100 г. 10:00

Начинается мировая онлайн-трансляция первого в мире голографического фильма «Малыш (lе petit)».

ТИТР:

Изображение на экране кинозала

Санкт-Петербург 15 июля 1841 г.

Возникают прописные буквы, будто бы кто-то пишет на листе
бумаги (аналогично с тем, как это было сделано в научно-популярной телепрограмме «Очевидное-невероятное»), и голос за кадром их озвучивает.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ
Танцует в Севилье Кармен
у стен, голубых от мела.
И жарки зрачки у Кармен,
а волосы Кармен белы.
Федерико Гарсиа Лорка

НАТ. УЛИЦА ШПАЛЕРНАЯ УТРО

Двое молодых людей, русские писатели ЛЕРМОНТОВ М.Ю. И ТУРГЕНЕВ И.С., едут по ул. Шпалерной на извозчике.

ТУРГЕНЕВ И.С.
И все-таки, Михаил Юрьевич, мне непонятно, как Вам, пусть и небольшой группой, удалось пробраться неузнанными так глубоко в тыл горцев.

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
В двух словах не объяснить.
Вот я Вам вчера целый вечер про своего Малыша рассказывал, но Вы как-то проигнорировали...

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
А ведь все и завертелось вокруг его филигранного искусства фехтования и рукопашного боя. Мы увидели его в бою, и как-то сама собой пришла мысль спросить про то, что он думает о возможности похищения такой фигуры, как имам Шамиль – царя другого, отличного от нашего, мира.

ТУРГЕНЕВ И.С.
И что же он ответил?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Поведал историю о человеке, обучившем его фехтованию и рукопашному бою. Будучи наставником боевых искусств в китайской армии, тот человек был выкраден японцами из клана, который много сотен лет занимался тем, что выращивал шпионов.

ТУРГЕНЕВ И.С.
Помилуйте, каким образом они, как Вы говорите, выращивали шпионов?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Воровали еще в младенческом возрасте.

ТУРГЕНЕВ И.С.
Прямо сказки какие-то японские! Зачем им младенцы?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Так подготовка начиналась с люльки – ее били о стену. Ребенок поначалу плакал, но рано или поздно упирался ручками и ножками о стенку люльки.

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Постепенно, усложняя упражнения и испытания, получали - настоящего воина-шпиона, способного запоминать в большом объеме тексты, чертежи, планы, бесшумно скакать по крышам, двигаясь так быстро, что люди сложили легенду про летающих и исчезающих средь бела дня лазутчиков в черном.

ТУРГЕНЕВ И.С.
Китаец-то зачем им понадобился?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Прознали про его способность путешествовать между мирами.

ТУРГЕНЕВ И.С.
Допустим, Ваш Малыш и правда волшебник, тогда Вы для него – обуза, не так ли?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Тем не менее он взялся за нашу подготовку, и через две недели мы уже имели представление о том, как действовать незамеченными в чужой для нас земле. Но сейчас мне не терпится узнать одну тайну, он обещал сегодня ее раскрыть и снять маску с лица.

ТУРГЕНЕВ И.С.
Очень интересно: какую тайну?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Что такого можно сообщить Его Величеству, чтобы тот, выйдя к нам – генерал-адъютанту Граббе, Дорохову и ко мне, два часа ожидавшим окончания их с Малышом беседы, сказал мне: «Вашу судьбу, мсье Лермонтов, я вручаю в руки этого человека». И указал на Малыша...

НАТ. ДОМ АРСЕНЬЕВОЙ Е.А.УЛИЦА ШПАЛЕРНАЯ УТРО

ИЗВОЗЧИК сталкивается с ВОДОВОЗОМ, выезжающим со двора дома Арсеньевой Е.А.

ИЗВОЗЧИК
(осаживает лошадь, ругается)
У-уууу, вражина, пошто так быстро выезжаешь?

ВОДОВОЗ
К барыне внук с Кавказа вернулся. Вот, еду за водой, им теперь ее, родимую, втрое больше надобно будет.

ИЗВОЗЧИК
Зачем же столько воды? Грязный что ли шибко?

ВОДОВОЗ
Ты што? Не слыхал? Весь Петербург только и говорит: маленький дьявол в черном, с кем они Шамиля изловили, девкой оказался.

ИЗВОЗЧИК
Зря, значит, гутарили: мол, шпион англицкий, раз лицо скрывает.

Молодые люди кидают монет извозчику и с ловкостью акробатов перемещаются ко входу одноэтажного деревянного дома в
девять окон по улице.
С порога звучит рояль в какой-то неслыханной манере шутовского веселья.
Из глубины зала доносятся смех, радостный лай собаки и совсем юный девический голос, задорно напевавший песенку (в жанре, который изобретут через пару десятков лет).

ИНТ. ДОМ АРСЕНЬЕВОЙ Е.А. ПРИХОЖАЯ УТРО

Молодые люди, озадаченные женским голосом, ждут развития событий, прячутся за дверью и выглядывают из-за нее.
Их глазам открывается презабавное зрелище: в центре зала, словно заправские актрисы варьете, одновременно поднимая ноги и взявшись за руки, выплясывают ЕЛИЗАВЕТА АЛЕКСЕЕВНА АРСЕНЬЕВА (бабушка Лермонтова М.Ю.) и ее подруга ТАТЬЯНА ТИМОФЕЕВНА БОРОЗДИНА (варьете появится в России через 26 лет, а королева чардаша «Сильва» – в 1915-м); проказливую картину дополняет небольшая высоко подпрыгивающая собачка.

ИНТ. ДОМ АРСЕНЬЕВОЙ Е.А.ЗАЛ УТРО

Из-за рояля виднеется источник чудного голоса опереточной партии – белокурая головка с длинной косой, толщиною в кулак, которая поет. Это ЕЛЕНА, она же юноша по прозвищу МАЛЫШ в одежде ниндзя.

ЕЛЕНА
Красотки, красотки кабаре!
Вы созданы лишь для развлечения!
Изящны, беспечны красотки кабаре!
Для вас непонятны любви мучения!
Красотки, красотки, красотки кабаре
Умеют любить лишь на мгновение!
Программу можно изменить И снова как вчера любить,
Не зная ни тревоги, ни мучения!
Все мы театралы, спешим чуть вечер в залы,
Любить искусство – выше счастья нет.
Но признаем прямо, что нам мила не драма,
А только оперетта и балет.
Спорить не берусь я, тут дело лишь во вкусе.
Любите драму, оперу, кино.
Но влечет нас неизменно каждый вечер лишь одно:
Блеск, веселье, ритмов смена,
Все, что здесь дано.
И ждем мы в нетерпенье, когда раздастся пенье,
И мы услышим вновь куплет
Одной из самых модных оперетт…
Красотки, красотки, красотки кабаре,
Вы созданы лишь для развлечения.
Изящны, беспечны красотки кабаре.
Ведь вам непонятны любви мучения.
Красотки, красотки, красотки кабаре
Умеют любить лишь на мгновения;
Программу можно изменить,
И снова, как вчера любить,
Не зная ни тревоги, ни мученья.
Пусть игрой на сцене, блистает в пестрой смене
Каскад очаровательных актрис
Но не скроем факта, что нас в момент антракта
Влечет к себе волшебный мир кулис.
Здесь мы словно дома, нам все давно знакомо,
Давным-давно для нас секретов нет.
Но когда проходят мимо героини оперетт,
Чтоб увидеть их без грима, мы стремимся вслед.
Ужели в них все ложно?
Ну что ж, вполне возможно.
И как всегда уверясь в том,
Кулисы покидая, мы поем:
Красотки, красотки, красотки кабаре,
Вы созданы лишь для развлечения.
Изящны, беспечны красотки кабаре.
Ведь вам непонятны любви мучения.
Красотки, красотки, красотки кабаре
Умеют любить лишь на мгновения;
Сегодня всех затмит одна,
А завтра в тень уйдет она,
И мы уже от новой в упоенье.

На последнем аккорде немолодые женщины от усталости заваливаются на пол.
В зал входит Лермонтов М.Ю.
Женщины видят его, конфузятся.

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
(помогает обеим подняться)
Бонжур, красотки, ну и представление вы тут устроили!

АРСЕНЬЕВА Е.А.
Зато мы открыли тайну твоего Малыша! На самом деле он не юноша, а красна-девица семнадцати лет!!!

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
(шокирован, присвистывает, но вспоминает про друга в прихожей)
Иван Сергеевич, выходи, уже можно!

Появившийся из-за двери Тургенев И.С. видит прелестное создание – Елену, вставшую из-за рояля, и смущается.
От вида ее замолкает и Лермонтов М.Ю. – не каждый день юноша-друг превращается в живую девушку – мечту-видение из его недописанного произведения «Штосс».
Мечта-видение озорно глядит на него.

ЕЛЕНА
(произносит проникновенным голосом)
Что же Вы замолчали? Али не признали синих глаз?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Это розыгрыш! Вы, верно, сестра моего Малыша!

Вместо ответа чудо-девица берет лежащую на рояле короткую саблю и вертит ею так быстро, что ее изображение расплывается в воздухе. Затем она режет сабелькой по трем свечам вдоль рояля, стоящим на нем в подсвечнике, выжидает паузу, топает ножкой по паркету, и перерезанные, но устоявшие свечки падают на пол.

ЕЛЕНА
(произносит тем же проникновенным голосом)
Хотите я лучше станцую? Только нужно музыкально сопроводить: я наиграю, а Вы повторите?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Можно попробовать.

Девушка садится за рояль и играет Хабанеру из оперы «Кармен» Бизе (которая появится через 34 года), а Лермонтов М.Ю. встает за ее спиной.

ЕЛЕНА
(после двух проигрышей)
Запомнили?

Елена легко выпархивает из-за рояля и движется в цыганском танце, притоптывая каблучками в такт мелодии.
Ритмичный стук каблучков, выбивающих мелодию, экспрессия танцовщицы, искусно передающей испанский характер Кармен, помогают завороженному Лермонтову М.Ю. воспроизвести на рояле доселе неизвестное ему музыкальное произведение.

ТУРГЕНЕВ И.С.
(после окончания действия, поразительно живо создавшего образ свободолюбивой цыганки)
Где Вы этому научились? Я видел такое у коренных испанок – недавно из Европы приехал.

ЕЛЕНА
Да что Вы, наши цыгане могут не хуже!

Эх, молодость... Смущенный взгляд 23-летнего Тургенева И.С. вполне дает понять меру воздействия этой девушки – то ли из-за того, что она была из рода тех особ, от которых мужская часть населения совсем теряет разум, то ли его интимные струны приходят в движение самим чувственным движением миниатюрной и изящной исполнительницы испанского фламенко.
Только когда из столовой слышится голос Арсеньевой Е.А. (она приглашает к обеденной трапезе), молодежь замечает отсутствие старших женщин.
Неожиданно зал заполняют гомон настоящих цыган и шумный возглас, который принадлежит ДОРОХОВУ РУФИНУ ИВАНОВИЧУ, другу Лермонтова М.Ю. и участнику экспедиции к горцам.

ДОРОХОВ Р.И.
Мишель, Малыш, Вы дома? Встречайте гостей!

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Дорохов, Вы как всегда вовремя, к обеду!

Цыгане окружают «испанскую цыганку» в ярком наряде с красной отделкой, закручивают, заверчивают ее в пляс под гитары, но она вертится еще быстрее, выскальзывает к роялю, начинает играть на инструменте и запевает.

ЕЛЕНА
Ехали на тройке с бубенцами,
А вдали мелькали огоньки...
Эх, мне б теперь, соколики, за вами,
Душу бы развеять от тоски!
Дорогой длинною, да ночкой лунною,
Да с песней той, что вдаль летит звеня,
И с той старинною, да с семиструнною,
Что по ночам так мучила меня.
Да, выходит, пели мы задаром,
Понапрасну ночь за ночью жгли.
Если мы покончили со старым,
Так и ночи эти отошли!
Так, живя без радости, без муки,
Помню я ушедшие года
И твои серебряные руки
В тройке, улетевшей навсегда.
Дорогой длинною, да ночкой лунною,
Да с песней той, что вдаль летит звеня,
И с той старинною, да с семиструнною,
Что по ночам так мучила меня.
В даль родную новыми путями
Нам отныне ехать суждено!
Ехали на тройке с бубенцами,
Да теперь проехали давно!
Никому теперь уж не нужна я,
И любви былой не воротить.
Коль порвётся жизнь моя больная,
Вы меня везите хоронить.
Дорогой длинною, да ночкой лунною,
Да с песней той, что вдаль летит звеня,
И с той старинною, да с семиструнною,
Что по ночам так мучила меня.

Очень быстро цыгане перенимают мотив на гитарах и вытаскивают певицу в круг.
Дорохов Р.И. уже на полу, отплясывает вприсядку рядом с бывшим другом, а сейчас – с героиней цыганского бала, которая так нравится цыганам, что они приглашают ее в табор.

ДОРОХОВ Р.И.
(пристально смотрит в синие глаза Елены и печально говорит)
Малыш, ты каждый раз удивляешь. Похоже, на этот раз Мишелю повезло в любви. Когда свадьба-то?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
(слышит их разговор и встревает)
Бабушка мне жениться не велит!

АРСЕНЬЕВА Е.А.
(также включается в разговор)
Дорохов, да они знать не знают, как зовут их Малыша, не то что бы предложение Елене Павловне сделать.

Лермонтов М.Ю. моментально склоняет колено, просит руки.

ДОРОХОВ Р.И.
Признаться, Елена Павловна, я только когда узнал Малыша в Вас, понял, почему Царь сказал Мишелю про Вас: «Вверяю Вашу судьбу в руки этого человека».
Однако и Шамиль упоминал
про Вас: мол, это само провидение послало к нему этих волшебных людей остановить войну, особенно того, маленького, в черной одежде, закрывающей лицо...
И тайна Вашего влияния на Царя остается...
Но больше всего, Елена Павловна, мне хочется узнать про другой мир…
Вы обмолвились о нем после своего волшебного появления и сражения в вечернем Пятигорске.
Но сейчас не время, все ждут, каков будет Ваш ответ.

ЕЛЕНА
Мой ответ: да! Я что зря в оруженосцы нанималась, между прочим, за довольствие, а обед остыл уже наверняка.

ТУРГЕНЕВ И.С.
(обращается к Дорохову Р.И.)
Что за волшебное сражение такое в Пятигорске?

ДОРОХОВ Р.И.
Как-то в один из майских вечеров этого года мы в открытое окно услышали звон сабель, топот, возгласы
на незнакомом языке и вышли глянуть на это.
Двенадцать человек в черных одеждах невиданного покроя, закрывающих лица, одновременно налетали на невысокого роста юношу-подростка хрупкого
телосложения со всех сторон: сверху, снизу – отовсюду! Казалось, они возникали ниоткуда, из темноты. Лязг и удары клинков раздавались на всю округу Пятигорска. Было видно, что юноша экономит силы – передвижения его были короткими, но настолько быстрыми, что порой глаз не улавливал их. Точные движения клинка разили врага. Мы просто застыли от волшебной картины прямо на глазах исчезающих людей – они просто таяли в воздухе.
В конце боя остался только он один. Сумерки сгустились, и его
синих глаз уже было не разглядеть – если бы не луна, то просто исчез бы в темноте. Такой же невысокий, но очень крепкий господин (догадались, про кого я?) из толпы обрел дар речи:
– Кто Вы и куда исчезли Ваши противники?
Голос воина был негромок, однако все явственно услышали:
– Они остались в том мире, откуда мы прибыли.
Мишель предложил воину стать оруженосцем за довольствие. Воин согласился.

ТИТР:

Санкт-Петербург 30 июля 1841 г.

ИНТ. ДОМ АРСЕНЬЕВОЙ Е.А. СПАЛЬНЯ НОЧЬ

Через несколько дней после свадьбы на двуспальной кровати в одежде для сна возлегает Лермонтов М.Ю., а Елена сидит рядом.

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
(весело напевает строки из «Сильвы»)
Все мы театралы, спешим чуть вечер в залы,
Любить искусство – выше счастья нет.
Но признаем прямо, что нам мила не драма,
А только оперетта и балет.
Спорить не берусь я, тут дело лишь во вкусе.
Любите драму, оперу, кино...
Давно хочу спросить тебя, Леночка, но все время забываю: а что такое кино?

ЕЛЕНА
(говорит тихим, томящимся любовью голосом)
Мишенька, как-нибудь я обязательно расскажу тебе про проекции волшебного фонаря, эффект движущихся картинок с помощью смены кадров в тетрадках в школьных опытах, и изобретение синематографа.
Ее слабый голос прерывается прильнувшими к ней устами. Из горящих глаз Елены текут слезы, а Лермонтов М.Ю. вспоминает ее ответ на его же вопрос, который мучает его все эти дни после аудиенции у Николая I: почему Его Величество пригласил Елену Павловну, всем известную в то время, как молодой человек по имени Малыш, к себе на аудиенцию.

ТИТР:

Начало воспоминания

Воспоминание происходит в виде события, произошедшего ранее в тот вечер, когда Елена-Малыш раскрыла свою женскую сущность.
Зритель наблюдает сцену, которая происходит после того, как гости разъехались и Елена объясняет загадку: почему Николай I пригласил ее на аудиенцию.

ЕЛЕНА
Его Величество узнал про мой обман из рассказа Шамиля. Он рассказал ему, как спиной почувствовал пирамидку моей груди в тот решающий момент, когда я прижала нож к его горлу из-за его же спины, и понял то, что на самом деле мое женское обличие было не уловкой, а реальностью.

Конец воспоминания

Далее продолжается сцена объятий в спальне, затем она сменяется сценой воспоминания Лермонтова М.Ю. о том, перед решающим моментом похищения имама Шамиля Малыш скинул женское платье наложницы, под которым скрывался черный костюм ниндзя. Это воспоминание зритель видит, как реальную сцену, которую сопровождают мысли Лермонтова М.Ю. в форме его голоса за кадром.

ТИТР:

Начало воспоминания

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Смелое и самоотверженное сердце! Так, значит, ты с самого начала придумала эту двойную уловку для поддержания легенды шпионской операции похищения.
Для ничего не подозревающих участников экспедиции – мужчина, а для охраны Шамиля – подарок, наложница султана Абдул-Меджида, в котором они удостоверились, проверив девичью грудь.

Конец воспоминания

В это время к спальне молодоженов подкрадывается Арсеньева Е.А.

АРСЕНЬЕВА Е.А.
(подслушивает и затем отправ-
ляется к буфету с коньяком, бормоча)
Ну, наконец-то Демон доволен!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ читает отрывок из «Демона».

ГОЛОС ЗА КАДРОМ
В то время сторож полуночный
Один вокруг стены крутой,
Свершая тихо путь урочный,
Бродил с чугунною доской,
И возле кельи девы юной
Он шаг свой мерный укротил,
И руку над доской чугунной
Смутясь душой остановил.
И сквозь
окрестное молчанье
Ему казалось, слышал он
Двух уст согласное лобзанье,
Минутный крик и слабый стон…

Глава 2. Путешественники во времени

ГОЛОС ЗА КАДРОМ
– Что вы чувствовали, когда спасали знамя?
– А ничего не чувствовал: есть знамя – есть полк, нет знамени – нет полка.
Есть любовь – есть жизнь, нет любви...
«Повесть о Сонечке», Марина Цветаева

ИНТ. ЛЕЧЕБНИЦА «ЛЕРМОНТОВСКИЕ КУПАЛЬНИ» БАССЕЙН УТРО

ТИТР:

Пятигорск 15 июля 2100 г. 09:00

В бассейне с горячей минеральной водой плавают двое: ПРОФЕССОР, ста лет, и МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК, немного за двадцать, ученый-физик, и ведут беседу, в которой упоминают эксперимент Гайдучкова по перемещению во времени.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Профессор, скоро начнется мировая онлайн-трансляция фильма «Малыш (lе petit)» в кинозале нашего санатория, можно успеть посмотреть. Как Вы смотрите на это предложение? Все-таки первый голографический фильм в кино, вчера видел, как новое оборудование в кинозал заносили устанавливать.

ПРОФЕССОР
А Вы читали одноименное произведение, по которому уже полвека снимают фильмы да сериалы?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Читал лет так в 13. Подростковая проза.

ПРОФЕССОР
Знайте: это я написал.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Вы? Вот уж не подумал бы!

ПРОФЕССОР
Так и я не думал, просто выполнил свое обещание одному пациенту.
Он покончил с собой в 2023 году из-за неразделенной любви. Не смогли откачать. Отравился.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Расскажите! Наверное, безумно интересно.

ПРОФЕССОР
Конечно, пойдемте сначала посмотрим, что там наснимали, – я-то видел реальную историю.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Вы хотите сказать, что то, над чем наш секретный институт работает, произошло еще в начале века?

ПРОФЕССОР
Ну Вы же в курсе про эксперимент Гайдучкова?

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Да... Он получил изображение о прошлом. Вы хотите сказать, что это реальная история – про перемещение? У Вас есть свидетельство?

ПРОФЕССОР
Именно! Свидетельство здесь, в моем гологрофоне.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Господи Иисусе! Как же хочется увидеть не кино, а реальность!

ПРОФЕССОР
В кино все снято строго по книге... Подумаешь, не увидите настоящих Лермонтова с Тургеневым, посмотрите потом, сравните...

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Неужели это все правда: эта девушка существовала в реальности и Гайдучков ее переместил и из-за нее отравился?

ПРОФЕССОР
Да, существовала, но само перемещение произошло без помощи Машины времени, она только зафиксировала изображение с помощью видеозаписи. За несколько минут до смерти он попросил, как я уже упоминал, выполнить его просьбу: до конца века сокрыть свидетельство (видеозапись), а книгу, в которой события перемещения и жизни в прошлом были бы описаны, написать и опубликовать сразу после его смерти. А еще успел рассказать мне историю про человека, который после смерти родного отца девушки стал ей на десять лет вторым отцом (опекуном). Этот человек – настоящий путешественник во времени: он переместился из XVI в XXI век, чтобы сбежать от преследующих его японских ниндзя. Еще в те давние времена они выкрали его в Китае как раз за эту способность перемещения во времени. Так сказать, произвели взаимообмен знаниями, но потом, видимо, спохватились и захотели остаться единственными владельцами секрета перемещения. От родного отца Елена переняла любовь к творчеству Лермонтова, с детства глубоко полюбив душу поэта. Во время учебы на историческом в МГУ она познакомилась с Гайдучковым, который влюбился в нее без памяти и рассказал о том, что работал над созданием Машины времени. Мысль о реальном перемещении во времени превратила любовь девушки к поэту в грезы…
Елене удалось уговорить Гайдучкова провести первый эксперимент по перемещению во времени обязательно с ее участием. Китаец был в курсе событий, и когда
японские друзья нашли его, решил осуществить мечту своей подопечной – переместиться в Пятигорск начала мая 1841-го...
Машина времени зафиксировала их перемещение, потому что все: Елена, китаец и двенадцать ниндзя – оказались в зоне
проведения эксперимента. Однако перемещение двоих силами мужчины фатально для него, в отличие от женщины. Наверное, Елена еще недостаточно овладела этой техникой, во всяком случаекитаец умер на ее руках сразу после перемещения, а дальше – все как в книге или фильме: бой в Пятигорске и т.д. и т.п.

Мужчины отправляются в кинозал.

Глава 3. Один день – два мира

НАТ. ТРОПА НА ГОРЕ МАШУК ДЕНЬ

ТИТР:

Пятигорск 15 июля 2100 г. 14:00

Профессор и Молодой человек беседуют после просмотра: фильма – в кинозале и реальности – на гологрофоне, перезаписанной на него с Машины времени.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
И все-таки они разные и одновременно похожи – реальность и кино. Вот это жизнь! Какая же умная девочка!

ПРОФЕССОР
Да, да... Как Вы поняли, на детальный просмотр одного дня жизни другого мира необходимо затратить один день нашей жизни. Пролистывая в ускоренном режиме, я выбирал события для книги – выходило то, что выходило, но что-то я мог и упустить.
Несомненно, ключевое влияние на человека оказывают самые близкие люди, притом в самом начале его жизни. Можно сказать, что мировоззрение и взгляды на устройство общества Елены сформировали бабушка и отец. Бабушка в прошлом прима-балерина и до конца жизни художественный руководитель Большого театра.
На преобразования той России,
в которую она попала, во многом повлияли нереализованные идеи ее отца, коими она напиталась в детстве.
А вот человеком, способным выжить в любой среде, сделал ее китаец. Недаром Николай I ее удочерил. Знаете, мы с Вами встретились не случайно. Дело в том, что Гайдучков просил хранить в секрете Машину времени для того, чтобы передать ее Вам.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Мои догадки верны: она способна и в будущее?

ПРОФЕССОР
Нет, это второй экземпляр. В будущее мог первый. Он вышел из строя как раз в тот момент, когда Вы вытащите Елену с Михаилом из пропасти в Мексике.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Я-я-я-я? А каким макаром они в Мексику попадут?

ПРОФЕССОР
Через восемь лет, зимой, бабушка поскользнулась и сломала шейку бедра, воспаление легких, десять дней и ее не стало.
Китаец, когда умирал на руках у Елены,рассказал, что уже бывал в этом времени, но в
Мексике у нагуаля Лухана (Lujan), который был лидером одной из линий мексиканских магов. Еще он сказал, что в 1841 году этот человек, китайский моряк (a sailor from China), чье имя приблизительно звучит как Ло Бань (Lo-Ban), уже ступил на мексиканскую землю. Главное то, что он может помочь переместиться в будущее.

ТИТР:

Москва 16 июля 2100 г.

ИНТ. КВАРТИРА ПРОФЕССОРА КАБИНЕТ УТРО

Профессор и Молодой человек
за Машиной времени.

ПРОФЕССОР
Это блок управления Машиной времени. А нерабочий съемный модуль для проникновения в будущее на антресоли. Теперь включаем Машину времени. Сначала вводим место и время, потом работаем двумя джойстиками, регулирующими положение камеры, посредством которой выстраивается наблюдаемая нами картинка мира, заданного места и времени.

Профессор задает параметры: Санкт-Петербург, 1841 год, 31 июля, 07:30, Зимний дворец со стороны набережной с высоты птичьего полета.
Шторы на окне автоматически задвигаются, в комнате становится темно, проектор Машины времени отображает на стене картину: набережная перед Зимним дворцом, к двум бегущим девочкам направляется царь Николай I.

ПРОФЕССОР
(орудуя рычажками на пульте управления Машины времени)
Теперь джойстиками перемещаем камеру в нужное место и меняем угол обзора с вида сверху на вид сбоку.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Как же похожи Николай I с дочкой на свои портреты. А это Елена?

ПРОФЕССОР
Да, они по утрам занимаются бегом, а Его Величеству захотелось посмотреть на это действие.

ТИТР:

Изображение на экране Машины времени

Санкт-Петербург набережная перед Зимним дворцом 31 июля 1841 г. 07:30

Девочки притормаживают. Это
Александра Николаевна, младшая дочь Николая I, прозванная АДИНИ, и Елена.

АДИНИ
Papa, меня Лена к себе пригласила, можно?

НИКОЛАЙ I
Только осторожно, все-таки сейчас не XXI век – к женщинам в трико еще не привыкли! За тобой сам приеду, оставайся у Лены!

ТИТР:

Москва 16 июля 2100 г.

ИНТ. КВАРТИРА ПРОФЕССОРА КАБИНЕТ УТРО

Профессор и Молодой человек обсуждают увиденное на экране Машины времени.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Действительно, красотка.Понимаю Гайдучкова.

Профессор перемещает джойстиками камеру на дом.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Это дом Лермонтова?

Профессор манипулирует джойстиками.

ТИТР:

Изображение на экране Машины времени

Сначала во весь экран появляется огромное лицо Лермонтова М.Ю. Затем сам Лермонтов М.Ю., чрезвычайно крепкого телосложения,продирает глаза после сна и прислушивается к разговору в столовой.

ИНТ. ДОМ АРСЕНЬЕВОЙ Е.А. СТОЛОВАЯ УТРО

За столом сидят Арсеньева Е.А., Бороздина Т.Т и ее сын 13 лет
КОРНЕЛИЙ.

АРСЕНЬЕВА Е.А.
Корнелий, да ты влюбился?

КОРНЕЛИЙ
Нет, просто Елена похожа на Царевну-Лебедь из сказки о царе Салтане.

БОРОЗДИНА Т.Т.
(смеясь)
Корнелий теперь сказки читает: про Елену Прекрасную из сказки про Ивана-царевича и Серого Волка, «О лягушке и богатыре», а сейчас «Фауста» Гете пробует.

АРСЕНЬЕВА Е.А.
Корнелий, будешь кушать? Маланья только что борщ красный приготовила.

Корнелий вопросительно смотрит на мать, та едва заметно кивает.

БОРОЗДИНА Т.Т.
В гостях всегда вкуснее...

На пороге появляется Лермонтов М.Ю.

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Я тоже борщ хочу! Как вкусно пахнет!

АРСЕНЬЕВА Е.А.
Таня, пойдем в кабинет, пасьянс разложим, а мальчики пусть спокойно покушают.

Вдруг в столовую вбегают две девицы, потешно одетые в мужские военные штаны с лампасами.

АДИНИ
(на французском)
Если бы не Елена, меня бы утащили в лодку!

ВСЕ
(хором)
Что случилось?

ЕЛЕНА
Пришлось дать отпор двум морячкам – похитить цесаревну захотели!

АДИНИ
Елена им пяткой в глаз дала! Я такого никогда не видела!

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Повреждения есть?

АДИНИ
Нет, слава Богу!

АРСЕНЬЕВА Е.А.
Александра Николаевна, в баньку пойдете? Елена после бега всегда моется.

АДИНИ
С удовольствием!

Появляется служанка Арсеньевой Е.А. МАЛАНЬЯ и отводит Адини в баню. Елена задерживается, Лермонтов М.Ю. дрожащими руками гладит ее голову, потом притягивает к себе и целует в лоб. Елена уходит в баню. Маланья возвращается в столовую.
МАРФУША, крепенькая девочка лет восьми, дочь Маланьи, накрывает на стол, ставит горшок с борщом и наливает его большой деревянной ложкой в тарелки.
Лермонтов М.Ю. и Корнелий усаживаются и едят.

АРСЕНЬЕВА Е.А.
Маланья, принеси девочкам свежие платья и полотенца.

Арсеньева Е.А. и Бороздина Т.Т. уходят в кабинет.

КОРНЕЛИЙ
Дядя Миша, а правда тетя Лена умеет на саблях драться?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Ну да. Я думаю, если сам ее попросишь, она тебе что-нибудь покажет. Только дай им с цесаревной поесть, в себя прийти, слышал, что произошло.

КОРНЕЛИЙ
Хорошо!

Раскрасневшиеся девушки с замотанными полотенцами на головах садятся за стол, им наливают борщ и приносят большое блюдо еще дымящихся блинов, лепешек, булочек и другой домашней выпечки. На десерт – мороженое с земляникой и малиной.
Адини о чем-то увлеченно беседует с Корнелием, а Лермонтов М.Ю. с Еленой незаметно уходят.

ТИТР:

Москва 16 июля 2100 г.

ИНТ.КВАРТИРА ПРОФЕССОРА КАБИНЕТ УТРО

Профессор и Молодой человек обсуждают увиденное на экране Машины времени.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Слушайте, какой же Лермонтов гигант! В смысле не роста. Очень интересно они смотрятся с Еленой – такой миниатюрной по сравнению с ним. Так и хочется сказать: красавица и чудовище. В то же время он отнюдь не чудовище. Вон как горят Еленины глаза – в них видна любовь, вон как Михаил гладко выбрит. Но глаза Михаила Юрьевича – это что-то! Никогда не видел таких огромных глаз, только из-за размера уже страшно становится, когда он на Вас смотрит!

ПРОФЕССОР
Ну, Вы поняли, как управляться? Я-то это смотрел, так что не прерывайтесь, а я пойду, что-нибудь поесть сварганю. Кстати, есть семга запеченная. Вам холодную или разогреть? Но картошечку придется подождать.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Очень хорошо, лучше горячую.

Молодой человек перемещает джойстиком камеру в спальню.
Профессор, уходя, это замечает, ухмыляется и уходит на кухню. Но в спальне Молодой человек Лермонтова М.Ю. и Елену не находит.К подъезду дома Арсеньевой Е.А. подъезжает экипаж. Из него выходят трое мужчин, царь НИКОЛАЙ I, его преемник старший сын АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ,его зять МАКСИМИЛИАН ЛЕЙХТЕНБЕРГСКИЙ, четыре женщины, жена Александра Николаевича МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА, царица АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА, старшая дочь МАРИЯ НИКОЛАЕВНА, средняя дочь ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА, и трое мальчиков, сыновья КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ (почти 14 лет), НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ (9 лет), МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ (8 лет).Из бани их выходят встречать Лермонтов М.Ю. с Еленой. Молодой человек догадывается, что это Его Величество со своим семейством, и наводит камеру поближе, рассматривает подробно каждого члена царской семьи.

ТИТР:
Изображение на экране Машины времени

НАТ. ДОМ АРСЕНЬЕВОЙ Е.А.ПОДЪЕЗД ДЕНЬ

НИКОЛАЙ I
Здравствуйте, дорогие молодожены! Не серчайте, что мы без приглашения! Я было хотел за дочкой заехать, а тут они все за мной увязались. Соскучились по Вашему обществу.

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Пожалуйте в дом, вот бабушка будет рада!

ЕЛЕНА
Здравствуйте, милые папенька, маменька, братья и сестры.

Мужчины начинают церемонию рукопожатий с Лермонтовым М.Ю., женщины обнимаются с Еленой.

ТИТР:
Москва 16 июля 2100 г.

ИНТ. КВАРТИРА ПРОФЕССОРА КАБИНЕТ ДЕНЬ

Молодой человек перемещает камеру в дом Арсеньевой Е.А.

ТИТР:

Изображение на экране Машины времени

ИНТ. ДОМ АРСЕНЬЕВОЙ Е.А. ЗАЛ ДЕНЬ

В доме все переполошились, так как старый слуга всех предупредил о визите царской семьи. Арсеньева Е.А. с подругой Бороздиной Т.Т. выходят из кабинета и приветствуют Его Величество с супругой и остальными членами семейства, которые размещаются в зале: кто за столом, беременная Мария Николаевна с мужем Максимилианом Лейхтенбергским– на диване. Все смеются над нарядом Адини.

АДИНИ
(говорит со смехом)
Елизавета Алексеевна мне любезно предоставила чистое белье после бани. Банька после бега – просто чудо!

Николай I просит ее что-нибудь спеть. За рояль садится Елена.
Старый слуга, Маланья и Марфуша приносят морс, мороженое, землянику, малину, самовар и т.д.
Константин Николаевич, Корнелий, Николай Николаевич, Михаил Николаевич получают разрешение поиграть во дворе под присмотром Марфуши, и они убегают во двор. Кучер приносит большие коробки. Александра Федоровна спохватывается и объявляет о презенте в семь платьев для Елены. Елена встает из-за рояля и делает реверанс.
Вдруг в зал вбегают Марфуша,
Николай Николаевич и Михаил Николаевич и прячутся кто куда – под стол, за шторы, за тумбу. Вслед заходят Константин Николаевич с Корнелием и наперебой, громко перекрикивая музыкальное представление, объявляют о розыске особо опасных преступников-разбойников, кто-то из них спрашивает, видел ли кто таких.

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ и КОРНЕЛИЙ
(хором)
Разыскиваются особо опасные преступники! Кто-то видел здесь таких?

НИКОЛАЙ I
(строго)
А вы сами-то кто будете?

КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ
(с гордостью)
Кубанская казачья дружина!

НИКОЛАЙ I
Здесь таких нет, поищите в другом месте.

Константин Николаевич с Корнелием уходят.

АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ
(со смехом)
Царь-революционер пособничает вольнодумцам!

Все покатываются со смеху.

МАРФУША
(вылезает из-под стола)
Мы не разбойники, это игра такая, казаки-разбойники называется.

НИКОЛАЙ I
Не слышал о такой. Кто тебя научил в нее играть?

МАРФУША
(плачет)
Елена... Павловна...

НИКОЛАЙ I
А-а-а, ну, понятно. Бегите, давайте во двор, пока казаки вас в столовой ищут.

Дети быстро убегают во двор. Когда Константин Николаевич с Корнелием тоже выходят во двор, Марфуша объявляет им о том, что они проиграли.

МАРФУША
Вы проиграли! Мы первыми добрались до кона! По правилам кто выиграл, тот и прячется!
(глядя на унылые лица Константина Николаевича с Корнелием)
Миша, Коля, хотите в ресторан играть?
(Первый ресторан в России открылся в Санкт-Петербурге в 1841 году, назывался - "Доминик").

МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ и
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ
(хором)
А как?

МАРФУША
Надо на бумажках написать все блюда, какие у нас на обед приготовлены, и раздать их всем гостям. Писать умеете?

МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ и
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ
(хором)
Умеем!

МАРФУША
Красиво сможете?

МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ и
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ
(хором)
Сможем!

МАРФУША
Тогда прошу пройти на кухню.

Уходят. Константин Николаевич с Корнелием облегченно вздыхают, светлеют лицами и возвращаются в дом.
В зале остаются только мужчины, они играют в шахматы на выбывание и отвлекаются на оживленный женский разговор, который слышно из покоев бабушки. Константин Николаевич с Корнелием просятся на прогулку по набережной.

НИКОЛАЙ I
Если только вместе с Еленой Павловной и Адини.

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Лен, сходишь с ребятами?

КОРНЕЛИЙ
(с порога в Арсеньевский кабинет)
Мам, можно я с ребятами и Еленой Павловной на набережную?

БОРОЗДИНА Т.Т.
(глядя на выглядывающих Елену и Адини)
Только без баловства и осторожно! Адини, у Вас страх прошел?

АДИНИ
Его и не было!

Молодежь уходит.

АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА
А что случилось?

БОРОЗДИНА Т.Т.
На утренней пробежке случился инцидент: какие-то мужчины пристали к девушкам. Елене Николаевне пришлось применить свое боевое искусство.

АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА
(входит в зал и обращается к мужу)
Николаус, ты знаешь о нападении на свою дочь?

НИКОЛАЙ I
Да.

АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА
И ты отпустил?

НИКОЛАЙ I
Я же теперь не могу съехать с рельсов демократии.

Приходит малышня и каждому сует меню.

ТИТР:
Москва 16 июля 2100 г.

ИНТ.КВАРТИРА ПРОФЕССОРА КАБИНЕТ ДЕНЬ

ПРОФЕССОР
Картошка на сале с яичницей и семгой. Нажмите паузу!


ИНТ. КВАРТИРА ПРОФЕССОРА КУХНЯ ДЕНЬ

Профессор и Молодой человек перекусывают.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Получается, Вы меня узнали визуально?

ПРОФЕССОР
Да, я посмотрел момент, как Гайдучков проник в будущее, в тот самый момент, когда Елена и Лермонтов переместились прямо к Вам.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
И что дальше?

ПРОФЕССОР
Дальше – не было. Машина времени сломалась. Видимо, в этом мире все происходит неспроста. Китаец рассказывал Елене, что попал к ним не просто так, а потому что у него с ней такой уровень энергетической массы, при котором существа самой силой притягиваются.
Самое удивительное то, что его с детских лет готовили к этой встрече: согласно преданию ему выпала миссия подготовки воина – спасителя человечества от инопланетной угрозы.

Профессор и Молодой человек возвращаются к просмотру и находят Константина Николаевича, Николая Николаевича, Михаила Николаевича, Адини и Марфушу на набережной.

ТИТР:

Изображение на экране Машины времени

НАТ. НАБЕРЕЖНАЯ В РАЙОНЕ ДОМА АРСЕНЬЕВОЙ Е.А. ДЕНЬ

КОРНЕЛИЙ
(обращается к Елене так, чтобы все слышали)
Елена Павловна, Вы не могли бы показать свое искусство владения двумя саблями? По Петербургу уже давно ходит легенда о Вашем знании волшебных приемов фехтования.

Константин Николаевич, Николай Николаевич, Михаил Николаевич галдят, проявляют интерес даже Адини, Марфуша, предлагают идти домой. Тут появляется Лермонтов М.Ю.

ЕЛЕНА
Почему так быстро?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Я проиграл побыстрей, соскучился!
Елена подает ему руку, он нежно берет ее в свою большую ладонь.

ТИТР:

Москва 16 июля 2100 г.

ИНТ.КВАРТИРА ПРОФЕССОРА КАБИНЕТ ДЕНЬ

Профессор и Молодой человек обсуждают увиденное на экране Машины времени.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Вроде ненамного ниже, а кажется дюймовочкой – просто ребенок на фоне Геракла! И в то же время очень привлекательная женщина...

ПРОФЕССОР
Необычная пара.

ТИТР:

Изображение на экране Машины времени

НАТ. ПО НАПРАВЛЕНИЮ К ДОМУ АРСЕНЬЕВОЙ Е.А. УЛИЦА ДЕНЬ

Лермонтов М.Ю. улучает момент, когда Адини с детьми уходят вперед и целует Елену, а потом тянет за собой, держа за кисть руки.
Елена подыгрывает: немного сопротивляется и играет роль невинной жертвы.

ЕЛЕНА
(жеманным голосом)
Не на-а-а-до, дяденька... Что Вы хотите со мной сделать?

Вдруг к ним подскакивает молодой офицер, с обнаженной, готовой к бою саблей, МИЛЮТИН ДМИТРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ.

ЕЛЕНА
(почти кричит)
Мы муж и жена! Просто забавляемся!

МИЛЮТИН Д.А.
(вкладывает саблю в ножны)
О, прошу меня извинить! А Вы не знаете, где здесь живет Лермонтов?

ЕЛЕНА
(смеется)
Он перед Вами собственной персоной.

Милютин Д.А. краснеет до ушей.

МИЛЮТИН Д.А.
Милютин Дмитрий Алексеевич. Бенкендорф направил меня к Вам для представления Государю. Он же у Вас сейчас гостит вместе семьей?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Да, все правильно. Идемте с нами.

Идут.

МИЛЮТИН Д.А.
У Вас очень красивая жена. Я
только что вернулся из 11-месячного странствования по Европе, поверьте, таких лиц там не встретишь.

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Большое спасибо.

ЕЛЕНА
(смеется)
Вы мне льстите!

МИЛЮТИН Д.А.
(краснеет)
Вовсе нет! Клянусь, это правда.

Елена не отвечает, ускоряет шаг, догоняет о чем-то горячо спорящих Адини с Корнелием и остальными ребятами.

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Вот, пришлось Его Величеству побыстрей в шахматы проиграть, чтобы присмотреть за гуляками. Кстати, Вы в шахматы играете? Дома сейчас шахматные бои в разгаре...

МИЛЮТИН Д.А.
Играю. Правильно сделали: я бы не стал отпускать столь юных особ без взрослых. Ваша жена, наверное, самая старшая среди них. Интересно, сколько ей? А другая – дочь Его Величества?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Вы правы, Дмитрий: моей в апреле 17 было, вторая – младшая дочь... Его Величество отпустил, потому что теперь он, как сам выразился, не может свернуть с рельсов демократии. Самое удивительное – все из-за одной девчонки...

Милютин Д.А. смотрит на Лермонтова М.Ю. понимающими глазами, переводит взгляд то на него, то на Елену, идущую с ребятами впереди.

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Да, да, Вы все правильно поняли: в ней причина.

МИЛЮТИН Д.А.
Удивительные изменения… Поэтому очень рад своему раннему возвращению. Я приехал по вызову Его Величества. Брат обычно обо всем в письмах рассказывает, а тут даже письмо не успел составить об этом... Здесь все только и говорят про Вашу экспедицию по поимке Шамиля.

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Милости прошу, мы пришли.

ИНТ. ДОМ АРСЕНЬЕВОЙ Е.А. ЗАЛ ВЕЧЕР

НИКОЛАЙ I
Вы-то мне и нужны, Дмитрий Алексеевич! Нужны свежие силы, а то, что Мишель, что зять, даже сынок любимый играть не хотят, только знают, как проигрывать. Если будете играть со мной, то только в полную силу, договорились?

МИЛЮТИН Д.А.
К Вашим услугам, Ваше Величество!

НИКОЛАЙ I
(с чувством)
Никаких Величеств. Считайте, что играете со своим конюхом!

МИЛЮТИН Д.А.
(усаживается на диван)
Договорились.

Лермонтов М.Ю. с двумя короткими саблями из кабинета Арсеньевой Е.А.

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Лен, молодежь хочет посмотреть твое фехтовальное искусство.

ЖЕНЩИНЫ
Мы тоже хотим!

МУЖЧИНЫ
(из зала)
И мы!

НИКОЛАЙI
Елена, а ты не могла бы надеть свой шпионский костюм?

ЕЛЕНА
Хорошо.

Войдя в зал в черном костюме ниндзя, Елена предлагает собравшимся выйти во двор, где с такой скоростью выпрыгивает из поля зрения присутствующих, что все подумали – просто исчезла, потом начинает свой танец из кувырков, различных сальто и других необычных для европейца приемов передвижения в бою, сопровождающихся вращением двух сабель то одновременно вместе, то поочередно, то независимо друг от друга на разных высотах. Сабли мелькают огнем в лучах заходящего солнца.

МИЛЮТИН Д.А.
Такое невозможно для женщин! Подобные трюки и мужчинам неподвластны!
Елена снимает черную маску и высвобождает белую косу, толщиною в кулак. Лермонтов М.Ю. незаметно уводит куда-то Елену.
На крыльцо выходит Арсеньева Е.А. и приглашает всех на ужин, добавляя для затравки, что приготовлен он из продуктов, доставленных обозом из Тарханского имения.
Александр Николаевич отвлекает Милютина Д.А. беседой о видах фортификационных сооружений.

АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ
(заходя в зал)
Papa! Хватит Вам беспокоиться, поручите все всем, кого обсудили! Займитесь развитием промышленности в свете новой техники, благоустройства и, наконец, совершенствованием методов управления государством – парламентом.
Поначалу, как предложили в Ленином университете, можно сделать все жестко подконтрольно (парламент будет разрабатывать законы совместно с кабинетом министров, Вы – утверждать), а потом, как работа наладится, постепенно ослаблять вожжи, возлагая ответственность на парламент все больше и больше. Ермолов с Шамилем помогут создатьна Кавказе превосходный тренировочный армейский анклав. МилютинД.А. с Торнау займутся укреплением Черноморской линии. И на союзников не надейтесь, а лучше, как подсказывает университетский преподаватель Елены, поддержать Венгрию, а не Австрию, наладить отношения с этими повстанцами уже сейчас, секретно от Австрии и остальных.
Как Вы смотрите, Дмитрий Алексеевич, на это предложение?

МИЛЮТИН Д.А.
Удивлен и рад столь смелым

предложениям.

АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ
Вот видите, Papa, мы, молодежь, на одной волне. Прислушайтесь к нам и не ошибетесь, как со Сперанским.

НИКОЛАЙI
Согласен. Я ведь запомнил из рассказов Елены о сущности ее волшебной техники, в частности, об отличительной черте руководителя: лидер – это проводник духа, вокруг которого осуществляются намерения его подопечных.

Постепенно стол заполняется гостями, подают ужин. Последними за стол садятся Елена, уже переодетая в одно из привезенных сегодня Александрой Федоровной платьев, и Лермонтов М.Ю.

ТИТР:

Москва 16 июля 2100 г.

ИНТ. КВАРТИРА ПРОФЕССОРА КАБИНЕТ ВЕЧЕР

Молодой человек перемещает камеру на Елену.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Какой же у нее взгляд... Она совершенно не ждет мужского отклика, просто вовлекается в происходящее.

ПРОФЕССОР
Да, да. Удивительная.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
Смелая, цельная, достойная любви гения. А глаза? Я никогда не видел таких глаз! Даже не в том, что такой синевы. Непонятно, как глаза могут быть одновременно смелыми, решительными, добрыми, нежными, ласковыми!

ТИТР:

Изображение на экране Машины времени

ИНТ. ДОМ АРСЕНЬЕВОЙ Е.А. ЗАЛ ВЕЧЕР

НИКОЛАЙI
Елена Павловна, Михаил Юрьевич, Елизавета Алексеевна, Татьяна Тимофеева! Мы завтра едем на житие в Царское Село, просим к нам пожить с недельку! Елена! Весьма впечатлен твоей китайской системой! Адини стала помогать готовить поварам на кухне и даже в своей спальне убираться!

ЕЛЕНА
Да, да… Основная задача – заставить человека больше двигаться!

НИКОЛАЙI
(со смехом)
Леночка, одна маленькая просьба... Отомсти за меня – это я про шахматы!

ЕЛЕНА
Да, папочка!

АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ
(со смехом)
Papa! Вы монстр! Играйте в полную силу! А как проиграл десять раз, сразу месть!

Зал наполняется смехом, громче всех смеется Милютин Д.А.

МИЛЮТИН Д.А.
После ужина шахматы – это чудо! Елена! Я к Вашим услугам!

Смех продолжается. После десяти проигрышей Милютин Д.А. меняется в лице.

ЕЛЕНА
Дмитрий Алексеевич! Вы разозлились на меня или из-за своего проигрыша?

МИЛЮТИН Д.А.
Я разозлился на себя. Понимаете, я всегда был за то, чтобы уравнять женщин в правах с мужчинами. Однако начинаю понимать, что сам к этому не готов!

Опять смех наполняет весь зал.

МИЛЮТИН Д.А.
Михаил Юрьевич! А как у Вас обстоит с этим?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
О-о… Вы не представляете, как я разозлился, когда в своем боевом товарище, который, можно сказать, взял за горло самого Шамиля, обнаружил женщину.

МИЛЮТИН Д.А.
И как же Вы справились с этой ситуацией?

ЛЕРМОНТОВ М.Ю.
Женился на друге!

Смех усиливается.

НИКОЛАЙI
Ну, господа, надо и честь знать! Кажется, мы начинаем злоупотреблять гостеприимством хозяев. Пора по домам! Напоминаю приглашенным, что утром едем в Царское Село. А Вас, Дмитрий Алексеевич, вместе с братом ждем к обеду. Форма одежда – бальная, после ужина – бал!

После отъезда царского экипажа Лермонтов М.Ю. с Еленой идут провожать до дому Бороздину Т.Т. и Корнелия. Обратно Лермонтов М.Ю. несет Елену на руках – видно, что поднял он ее как пушинку.

Глава 4. Миссия спасения

ИНТ. СЕКРЕТНЫЙ ИНСТИТУТ ПО ПЕРЕМЕЩЕНИЮ ВО ВРЕМЕНИ ЛАБОРАТОРИЯ ВРЕМЕНИ УТРО

ТИТР:

Подмосковье 2101 год

Профессор и Молодой человек чинят Машину времени. После включения блока, отвечающего за перемещение в будущее, в Лаборатории времени материализовались Елена, Лермонтов М.Ю., 12 ниндзя и ИНОПЛАНЕТЯНЕ. Инопланетяне тотчас же отключили Машину времени и телепатически объявили об угрозе.

ИНОПЛАНЕТЯНЕ
Время идет на секунды! Машина времени обозначила координаты вашей планеты. Скоро сюда прибудет материнский корабль поработителей, захвативших все известные нам миры, с эскадрой на борту. По древнему преданию освобождение должно произойти вашими силами. Мы должны развернуть свой комплекс обнаружения, который пока еще противником не отслеживается. Как только мы их засечем своим лучом, вы сможете переместиться в центр управления корабля и включить его самоуничтожение.
После взрыва сила переместит всех в предпоследнее место и время пребывания каждого из вас. Вы готовы?

ЗЕМЛЯНЕ
(почти хором)
Да! Хай соудэс!

Далее все произошло более чем стремительно: комплекс обнаружил противника, и 14 землян мгновенно перенеслись в рубку корабля.
Через короткое мгновение рядом с солнцем вспыхнула звезда.


Понять положение Лермонтова при дворе поможет Эмма Герштейн в своей работе "Судьба Лермонтова".. Однако этого будет невозможно сделать, если не знать произведения Михаил Юрьича, упомянутые в исследовании Герштейн.
Если Вы готовы погрузиться во все перепитии этого дела, ниже располагаю на мой взгляд ключевой отрывок:

1
Лермонтов «много потерпел от ложных друзей», — писал Ф. Боденштедт, самый ранний биограф поэта.
Иллюстрацией этого заявления служит история лите­ратурных и личных отношений Лермонтова с Соллогу­бом.
В. А. Соллогуб начал свою литературную деятель­ность одновременно с Лермонтовым, своим сверстником.
В 1837 году произведения обоих писателей были напечатаны в посмертном издании пушкинского «Современ­ника». Лермонтов дал «Бородино», Соллогуб рассказ «Два студента», посвященный Карамзиным. В 1838 году в «Литературных прибавлениях» к «Русскому инвалиду» появились без полной подписи «Песня про купца Калаш­никова» и рассказ Соллогуба «Сережа». В обновленных с 1839 года «Отечественных записках» в первой же книге были помещены «Дума» Лермонтова и повесть Солло­губа «История двух калош». В критических статьях, чи­тательских откликах и письмах современников имена обоих писателей всегда ставились рядом.
В. Г. Белинский приветствовал беллетристический талант Соллогуба, рассматривая его произведения как шаг вперед в развитии русской реалистической повести.
В «Истории двух калош» рассказана печальная история бедного скрипача, подвергавшегося унижениям в велико­ светских музыкальных салонах. В «Сереже», «Большом свете» и в более позднем «Бесе» развенчивается тип ложного светского «льва», тщеславного и суетного (отсюда фамилия «Леонин» в «Большом свете», «Леонов» в «Бе­се»; Leo — по-латыни лев). Эту линию продолжил вскоре И.И. Панаев в своих известных очерках о провинциаль­ных «львах».
«Большой свет» был начат в январе — апреле 1839 го­да: в мае Соллогуб послал первую часть В. Ф. Одоевскому с просьбой подыскать эпиграфы к главам. Автор долго не приступал ко второй части. Она была готова почти что через год: повесть появилась целиком в «Оте­ чественных записках» только в марте 1840 года.
Прочитав рукопись, Белинский заявил, что Соллогуб «повыше всех Бальзаков и Гюгов» . По выходе повести из печати Белинский продолжал в обзорных статьях от­ зываться о ней положительно.
Читательские мнения разделились. Широкий успех повести был обеспечен автору знанием великосветской жизни, описанной живо, достоверно и с превосходством насмешливого наблюдателя. Но некоторые читатели были разочарованы. П. Н. Кудрявцев писал Белинскому 3 апреля 1840 года: «Вот Большой свет, на который я возлагал столько блестящих надежд и которого ждал почти с нетерпением, произвел на меня совершенно про­ тивное действие, или почти не произвел никакого: может быть, это тоже одна из превосходных вещей — не спорю, но что касается до меня, я, кажется, предпочел бы ей небольшой рассказ Лермонтова, недавно напечатанный тоже в Записках, а вся беда в том, что в повести Солло­губа я не нашел ни одного истинного чувства и потому расстался с нею теперь без всякого чувства» .
Разругал «Большой свет» и В. П. Боткин. Его письмо к Белинскому до нас не дошло, но об этом можно судить по ответу критика: «К повести Соллогуба ты чересчур строг: прекрасная беллетристическая повесть — вот и все.
Много верного и истинного в положении, много чувстви­ тельности, еще больше блеску. Только Сафьев — ложное лицо. А впрочем, славная вещь, бог с ней. Лермонтов думает так же. Хоть и салонный человек, а его не на­дуешь,— себе на уме.. .» Ссылку Белинского на мнение Лермонтова обычно приводят в доказательство отсутствия личных намеков в «Большом свете». Сторонники этой версии утверждают даже, что никто и не замечал их до тех пор, пока Сол­логуб не написал в 1865 году в своих воспоминаниях:
«С Лермонтовым я сблизился у Карамзиных и был в одно время с ним сотрудником «Отечественных записок».
Светское его значение я изобразил под именем Леонина в моей повести «Большой свет», написанной по заказу великой княгини Марии Николаевны».
Соллогуб очень ясно провел здесь черту между литературными и личными отношениями своими с Лермонтовым. То же самое сделал и поэт в разговоре с Белин­ским. В том обществе, где Лермонтов встречался с Соллогубом, намеки повести были поняты сразу, а из великосветских кругов толки о прототипах «Большого света» проникли в широкую среду. «Как гласят никому уже не секретные литературные преданья, в фигуре Леонина довольно ловко выставлена комическая сторона великосветских стремлений поэта», — писал Аполлон Григорьев в 1862 году. Таким образом, в литературных кругах эти слухи циркулировали еще до опубликования, воспоминаний Соллогуба.
Злободневность повести была замечена сразу по вы­ ходе в свет третьей книги «Отечественных записок».
Подписчикам она была разослана 19 марта, и в тот же день мы встречаем два отклика на «повесть о двух тан­ цах» Соллогуба. П. А. Вяземский сообщал родным:
«Соллогуб написал повесть, в которой много петербург­ ских намеков и актуалитетов. Но я недоволен разговор­ным языком: сцена в фашьонабельных салонах, даже, вероятно, и в воронцовском, а разговор костромской» .
С интересом прочитали «Большой свет» и во дворце.
19 марта императрица записывает: «Одна Барят (инская). Читали повесть Салагуба Большой свет». На следующий день: «.. .вечером опять читали как вчера, Н(икс) (нрзб.) Виельг(орскийР), Трубецкая.
Произведение представляло для всех собравшихся особый, дополнительный интерес: автор описывал в «Большом свете» историю своей любви к дочери М. Ю. Виельгорского.
Надо думать, что изображение этого чувства и сопер­ ничества двух героев — князя Щетинина и Леонина — поправилось Николаю I и двору. Через месяц, 19 апреля, была объявлена помолвка фрейлины императрицы Софьи Михайловны Виельгорской с Соллогубом. «Он каждый день все более и более с нами сходится, — писал М. Ю. Виельгорский В. А. Жуковскому 26 апреля, — и Софья, кажется, начинает к нему нежиться. Она сама решила: уж более двух лет, как он ее любит, чувство к ней он описал в лице Надины его повести (читал ли ее?) в трех танцах».
Братья Виельгорские, оставившие заметный след в истории развития музыкальной культуры в России, были также и топкими царедворцами. Виолончелист Матвей Юрьевич носил придворное звание, Михаил Юрьевич, композитор, меценат, эрудит, был в России проводником европейской музыки. В его коннертном зале в 1840 году немецкая труппа исполняет «Гугенотов» Мейербера, вы­ ступают европейские виртуозы, постоянная гостья — Рос­си. .. Дом Виельгорских на Михайловской площади был, собственно говоря, придворной концертной залой. Здесь часто присутствовали члены царской семьи. Так, П. А. Вяземский, сообщая жене и дочери о репетиции у Виельгорских моцартовского «Дон-Жуана», писал 14 марта 1840 года: «Графиня Росси пела дону Анну прелестно. Григорий Волконский Лепорелло. Прочие мужчины и так и сяк, Владимир Соллогуб, Николай Пашков. Правда, что это была только первая репетиция с оркестром, да и всем этим аматерам при голосе гр. Рос­си петь сокрушительно. Собрание было блестящее: Ма­рия Николаевна за дверью, герцог Лейхтенбергский, принц Ольденбургский, Михаил Виельгорский был в вос­торге от пения и парил на нем так — катался с боку на бок».
В письме Вяземского живо передана та атмосфера музыкальных вечеров у Виельгорских, которая позво­ лила позднейшему официозному историку П. И. Барте­ неву восторженно назвать этот дом «универсальной ака­ демией искусств под сенью царской милости».
М. Ю. Виельгорский занимал при дворе, по выраже­ нию одного современника, «высокое, так сказать, совер­ шенно выходящее из ряда общего положение». Сын его Иосиф (умерший в 1839 году) воспитывался вместе с наследником. Старшая дочь, Аполлинария, была другом детства и любимой приближенной великой княгини Ма­рии Николаевны. «Все три дочери Виельгорского все время с нами», — сообщала императрица о своей загра­ ничной поездке в 1837 году. «Я очень рад был, когда узнал, что великие княжны вас полюбили и с вами про­ водили все время», — писал Иосиф Виельгорский в Пе­тергоф 25 июля 1838 года. Письмо адресовано средней сестре, Софье. 1 января 1839 года она была назначена фрейлиной императрицы. Когда через два года она вы­ шла замуж за Соллогуба, бракосочетание совершилось (13 ноября 1840 года) в малой церкви Зимнего дворца, венчал царский духовник Бажанов, посаженым отцом
невесты был Николай I. После венчания на вечере у Виельгорских присутствовал весь двор.
Стремительно произошло их обручение 19 апреля 1840 года. «Не могу объяснить вам, каким образом участь моя так неожиданно переменилась», — писала не­веста В.А. Жуковскому 28 апреля. О внезапности семей­ ного переворота пишет поэту и будущий тесть: «Вероятно, тебе уже известно важное происшествие в моем семействе. Оно было так неожиданно, некоторым обра­ зом наперекор тайных моих желаний и предположений, что первую минуту я не знал (и не мог) радоваться ли или жалеть» (26 апреля). Жуковский в это время на­ ходился в свите путешествующего наследника. Виельгорский продолжает: «Свадьбу мы сыграем с помощью божией после вашего возвращения, т. е. в ноябре. Брат из Мюнхена возвращается для этого. Его благословение и присутствие необходимы. Он едет с Марией Никола­евной в августе. Это обстоятельство нас решило».
М. Ю. Виельгорский был назначен гофмейстером двора великой княгини Марии Николаевны и сопровождал ее в Мюнхен. Как видим, свадьба Софьи Виельгорской и Соллогуба находилась в зависимости от высоких при­ дворных интриг. «Луиза была главным двигателем все­го», — подчеркивает Виельгорский свою к ним непри­частность. Дело было устроено его женой, надменной внучкой Бирона Луизой Карловной Виельгорской.
Великая княгиня не могла не знать от девиц Виель­горских о всех перипетиях любви Соллогуба к Софье Михайловне. Хороший повод для совета — описать эту «интересную» историю в повести.
Увлекательно было узнавать прототипов в персона­жах повести. Надина — Софья. Князь Щетинин — Сол­логуб. Мишель Леонил — Лермонтов. Блестящая кня­гиня Воротынская, кузина князя Щетинина, — графиня А. К. Воронцова-Дашкова (приходившаяся Соллогубу двоюродной сестрой). Сафьев имеет поразительное внешнее сходство с С. А. Соболевским, другом Пушкина, а затем и Лермонтова. Автор использовал характерный жест Соболевского: Сафьев во время беседы заклады­ вает руку за жилет и вскидывает голову. Но, по мне­нию злопыхателей, проникновение Лермонтова в высший круг произошло вследствие возвышения его родственни­ков Столыпиных и благодаря успеху красавца Монго у великосветских «львиц», поэтому свет охотно прини­ мает его за прототип Сафьева. Кстати говоря, в повести Леонин обращается с просьбами познакомить его с великосветскими львицами также и к князю Щетинину, то есть самому Соллогубу.
В повести Соллогуб тонко отделил живого Лермонтова-поэта от героя Леонина, так же как и самого себя от князя Щетинина. Используя обычный для светской повести литературный прием, он вводит под прозрач­ными криптонимами упоминание о двух писателях, одно­ временно завоевавших успех в великосветских салонах:
«Хотите, я поеду обедать к Ф., — обращается Щетинин к Воротынской, — и буду разбирать с ним каждое блюдо поодиночке? Хотите, я целый день проведу с устарев­шими поклонниками вашими, из которых один открыл Англию, а другой Италию? Хотите, я буду играть в вист с вашей глухой тетушкой, а потом поеду слушать стихи Л(ермонтова) и повести С(оллогу)ба?.. Все жертвы го­ тов я вам принесть».
Стихи Лермонтова и повести Соллогуба — модная но­винка в великосветских салонах. «Записки Краевского (то есть «Отечественные записки») трещат теперь по всем гостиным и салонам», — писал Соллогуб в январе 1839 года. «История двух калош», по свидетельству И. Папаева, «наделала столько шуму, что она читалась даже теми, которые никогда ничего не читали... по край­ней мере по-русски; в большом свете с неделю только и говорили об этих «Калошах»... Соллогуб был входу».
«Дамы, желающие, чтобы в их салонах были замеча­ тельные люди, приглашают меня... Самые хорошенькие женщины добиваются моих стихов, — писал Лермонтов М. А. Лопухиной в конце 1838'года, — и хвастаются ими как величайшей победой».
Соллогуб чувствовал себя в своей стихии. Он пере­ писывал, распространял и считал для себя честью и ра­достью первым доставить новое стихотворение Лермон­това. Известно, что он был ценителем искусства, не стра­дал литературной завистью, восхищаясь бескорыстно и искренне каждым новым дарованием. Мы не можем за­ подозрить его в литературном соперничестве с Лермон­товым, но светские успехи поэта не были ему безразлич­ны, поскольку к этому примешивались придворные ин­триги и твердое желание добиться руки С. М. Виельгорской, которую он ревновал к Лермонтову. На этой почве и возник такой беспримерный замысел, как изображе­ние своего друга и товарища в пародийной повести.
В «свинском Петербурге» обратили внимание только на те грубые места «Большого света», где великосветские претензии Леонина выставлены в унижающем его виде. С удовольствием повторялись реплики маленького корнета, мечтающего об Андреевской ленте и о пригла­ шении в Аничков дворец. Соллогуб, прекрасно знавший об интересе к Лермонтову императрицы, грешил против истины, увлеченный тайным недобрым чувством к другу-писателю и твердым намерением угодить великой кня­ гине Марии Николаевне. Беспринципность будущего зятя Виельгорских, ставшая очевидной современникам только после многих лет его литературной деятельно­сти, была отмечена М. Б. Лобановым-Ростовским: «Сол­логуб, умный человек и хороший писатель, многими вы­сокоценимый и повсюду принятый, но негодяй по сво­ им низменным инстинктам и по цинизму, с которым он насмехался надо всем».
Цинизм Соллогуба проступает особенно ясно, если учесть, как высоко он ставил дарование Лермонтова и какой тесной дружбой он был с ним связан в первые годы возвращения поэта из кавказской ссылки.
Тем не менее пресловутую повесть Соллогуба нельзя назвать «низкопробным памфлетом», как это делала я сама, не изучив еще с достаточной глубиной этой слож­ной главы из биографии Лермонтова. «Большой свет» скорее подходит под определение литературной пародии, хотя местами все же опускающейся до уровня пасквиля.
Большим сходством с натурой отмечен, например, внеш­ ний портрет Лермонтова, который можно было бы при­ нять за пародию на мемуары И. С. Тургенева, если бы мы не знали, что автор «Отцов и детей» писал свои литературные воспоминания гораздо позже Соллогуба.
Очевидно, оба писателя сохраняли верность природе.
Вспомним, как поразил И. Тургенева облик Лермонтова «какой-то сумрачной и недоброй силой, задумчивой пре­ зрительностью и страстью», которыми «веяло от его смуглого лица, от его больших и неподвижно-темных глаз». Соллогуб рисует пародийный портрет Лермон­ това, сходный с портретом Тургенева, но дает обидное и пошлое толкование отрешенности героя.
«И Леонин явился по привычке на бал. Поутру за­имодавцы не давали ему покоя. Начальник его обещал ему за нерадение к службе отсылку в армию. Графиня не приняла его, извиняясь головною болью, хотя трое са­ней стояло у ее подъезда.
Ему было неимоверно душно. Лицо его было бледно, глаза неподвижны. Все на бале его видели и никто не заметил».
Те же «неподвижные глаза», и даже фраза «ему было неимоверно душно» напоминает заключение Тургенева:
«внутренне Лермонтов задыхался в той тесной сфере, куда его втолкнула судьба».
Разумеется, эта злая пародия не могла не напомнить читателю автопортрет Лермонтова в стихотворении «1-е января». И так же, как с этими стихами легенда Связывала маскарадный эпизод, так же «Большой свет» сопоставляли с «1-м января», понимая, что два эти про­ изведения олицетворяют две разные силы, движущие обоими писателями-современниками. Сервилизм и бес­ принципность— с одной стороны, «дух независимости и безграничной свободы» — с другой.
При внимательном чтении «Большого света» обнару­живается, что вся повесть пропитана образами и идеями лирики Лермонтова, переданными талантливым беллетристом пародийно. Это дает ключ к более глубокому пониманию не только причин знаменитого литературного скандала, но и некоторых произведений самого Лермон­това.

2
Стихотворение «Есть речи — значенье...», казалось бы, не поддается рационалистическому объяснению:

Не встретит ответа
Средь шума мирского
Из пламя и света
Рожденное слово...

Но, несмотря на библейскую лексику, «слово» Лермонтова не выражает наития древних пророков. Наобо­рот, оно противопоставлено религиозному чувству:

Не кончив молитвы,
На звук тот отвечу...

Это стихотворение, напечатанное в январе 1841 года, можно сблизить с отроческой «Молитвой» Лермонтова, написанной еще в 1829 году. Религия и искусство изо­бражены здесь как два противоборствующие начала:

Но угаси сей чудный пламень,
Всесожигающий костер,
Преобрати мне сердце в камень,
Останови голодный взор:
От страшной жажды песнопенья
Пускай, творец, освобожусь, Тогда на тесный путь спасенья
К тебе я снова обращусь.

В стихотворении «Есть речи — значенье...» религии противопоставлено не искусство, а могущественная сила любви:

Как полны их звуки Безумством желанья!
В них слезы разлуки,
В них трепет свиданья.

Романтический порыв едва ли не бесплотной любви (только к звуку речи) выражен поэтом в очень простых образах. Стихотворение, в котором воплощено почти не­уловимое чувство («Есть речи — значенье// Темно иль ничтожно,// Но им без волненья// Внимать невозможно»), перекликается со стихами, обращенными к реальному лицу. Из промежуточного варианта видно, что здесь поэт отражал обаяние слов живой женщины:

Надежды в них дышат,
И жизнь в них играет,—
Их многие слышат,
Один понимает.

Особенностью неизвестной вдохновительницы этих
сти­хов были «целебные звуки волшебного слова». Эти же строки попали в вариант, напечатанный после смерти Лермонтова как самостоятельное стихотворение под
про­извольным редакторским названием «Волшебные звуки».
У Лермонтова есть другой цикл стихов, посвященный неизвестной девушке, отличительной чертой которой был «звук волшебной речи». Первый набросок из стихотво­ рений этого цикла, покоряющий нас стремительностью и открытостью чувства, повторяет ту же тему, что и ва­риант:

Слышу ли голос твой Звонкий и ласковый,
Как птичка в клетке
Сердце запрыгает;
Встречу ль глаза твои Лазурно-глубокие,
Душа им навстречу
Из груди просится...
Лишь сердца родного Коснутся в дни муки Волшебного слова
Целебные звуки,
Душа их с моленьем,
Как ангела, встретит,
И долгим биеньем
Им сердце ответит.

В первом наброске портрет женщины оживлен теп­лым штрихом: «глаза твои лазурно-глубокие». Набросок этот и по содержанию и по расположению в рукописи примыкает к двум другим стихотворениям, имеющим вполне законченную форму и не выходящим за рамки, приличествующие мадригалу: «Она поет — и звуки та­ют. ..» и «Как небеса, твой взор блистает...». Все три стихотворения обращены к голубоглазой девушке, звук ее голоса сравнивается с поцелуем. Во втором из на­званных стихотворений встречается и временной при­знак. В нем прямо говорится, что стихи вызваны дей­ствительным жизненным событием — встречей с девуш­кой, доселе незнакомой:

Но жизнью бранной и мятежной
Не тешусь я с тех пор,
Как услыхал твой голос нежный
И встретил милый взор.

Это стихотворение имеет свой сюжет. За «звук один волшебной речи» и «за... единый взгляд» голубоглазой девушки герой «рад отдать красавца сечи, грузинский» свой булат. Образ «бранной и мятежной» жизни и упо­минание о грузинском кинжале заставляли комментато­ров ассоциировать это стихотворение с пребыванием Лермонтова на Кавказе. Некоторые исследователи
при­держиваются этой точки зрения и сейчас. Но «Геурга старого изделье» упоминается и в двух других стихотво­рениях Лермонтова — «Кинжал» и «Поэт». В первом из них сказано, что «грузинский булат» был поднесен герою стихотворения «в знак памяти в минуту расставанья» (в черновике даже «на вечную разлуку»). Эти наблюде­ния
И. Андроникова позволили ему прийти к правиль­ному выводу, что все названные стихи написаны
Лер­монтовым уже по возвращении в Россию из первой кав­казской ссылки в начале 1838 года. Соображения эти поддерживаются тем, что по положению в рукописи указанные стихотворения (кроме «Поэта») связаны с двумя отрывками из «Тамбовской казначейши». А из письма Лермонтова к
М. А. Лопухиной от 15 февраля 1838 года известно, что по возвращении в Петербург поэт тотчас отнес В. А. Жуковскому готовую рукопись своей поэмы, которая и была принята для опубликова­ния в ближайшем номере «Современника». Эта
ру­копись пропала. Но сохранились два упомянутых отрыв­ка. Естественно предположить, что при подготовке к печати своего произведения у автора могла возникнуть необходимость некоторых переделок, вот почему мы и находим рядом с обсуждаемыми стихами отдельные от­рывки из «Тамбовской казначейши». Следовательно, всю эту группу стихов мы вправе отнести к 1838 году и в дальнейшем нашем изложении мы будем исходить из того, что голубоглазая девушка с обаятельным голосом и певучими движениями впервые встретилась Лермон­тову в Петербурге в начале 1838 года.
Стихотворение «Есть речи — значенье...» до сих пор не сопоставлялось с рассматриваемым циклом, хотя в печати уже указывалось, что оно «прямым образом свя­зано с речами женщины». Окончательный вариант был напечатан при жизни Лермонтова в январской книге «Отечественных записок» 1841 года. Имеется и его авто­граф, но он не датирован. Редакторы сочинений Лермон­това относят это стихотворение к началу 1840 года. Но нам кажется, что это стихотворение было известно Сол­логубу еще раньше.
Обратимся к «Большому свету». «Тень Гамлета» или «рыцарь печального образа», как иронически называет Леонина автор, произносит по ходу действия длинную тираду, обращенную к блестящей графине Воротынской.
Тут встречаются такие фразы: «Я не воображаю счастья выше того, как выбрать себе на туманном небе бытия одно отрадное светило. А это светило должно быть и пламень и свет: оно должно согревать душу и освещать трудный путь жизни...» Пафос лермонтовской поэзии снижен здесь до пошлости, но создается впечатление, что мы имеем дело с литературной пародией, где чув­ствуется отклик на образы «Демона» и лермонтовскую строфу: «Не встретит ответа //Средь шума мирского //Из пламя и света // Рожденное слово...» В том, что Сол­логуб знал «Демона», сомневаться не приходится: уже 29 октября 1838 года Лермонтов читал свою поэму у Ка­рамзиных. Но со стихами «Из пламя и света// Рожден­ное слово» дело обстоит сложнее. В 1963 году И. Андро­никовым была обнаружена одна из ранних редакций стихотворения «Есть речи — значенье...», датированная 4 сентября (1839 года), но пародируемых строк там еще нет. Между тем соллогубовская тирада помещена в пер­вой части «Большого света», не позднее весны 1839 го­да. Правда, рукопись этой первой части до нас не дошла, при окончательной редакции повести автор мог внести в нее дополнения, высмеивающие пафос этого стихотво­рения. Как бы то ни было, хронологические рамки со­здания четырех стихотворений, ранее разделенные ре­дакторами промежутком в три года (1837—1840), сдви­гаются. А несомненная связь ранних вариантов стихо­ творения «Есть речи — значенье...» со стихотворением «Слышу ли голос твой...» и двумя другими позволяет предположить, что все четыре стихотворения — обраще­ния к одной и гой же девушке. Теперь мы можем думать, что Лермонтов встречался с ней в Петербурге в 1838— 1840 годах.
Из всех названных стихотворений Лермонтов напе­чатал только одно — очищенное от портретного сход­ства «Есть речи — значенье...», в котором любовное чув­ство сближено с состоянием творческого подъема поэта.
Остальные три, обращенные к неизвестной девушке, были напечатаны после смерти Лермонтова. Из них — «Слышу ли голос твой...» и «Волшебные звуки» в
сбор­никах «Вчера и сегодня». Издателем этих сборников был тот же В. А. Соллогуб. Если появление у автора «Боль­шого света» автографа «Слышу ли голос твой...» легко прослеживается по эпистолярной литературе (повидимому, Соллогуб получил его в 1844 году от Ю. Ф. Сама­рина), то нам ничего не известно об автографе стихо­творения «Волшебные звуки». Эти стихи относятся к числу тех напечатанных Соллогубом произведений Лер­монтова, рукописи которых не сохранились. Не
принад­лежал ли автограф или список «Волшебных звуков» самому Соллогубу? Мы знаем, что писатель собирал ненапечатанные стихи Лермонтова еще при его жизни.
До нас дошел даже рассказ его жены Софьи Михайлов­ны, в передаче
П. А. Висковатова, о том, что Соллогуб как-то отнял у нее автограф стихотворения, поднесен­ного ей Лермонтовым. При этом Висковатов называет стихотворение «Нет, не тебя так пылко я люблю...», написанное в 1841 году. Но, так как
по расположению чернового автографа этих стихов в альбоме Одоевского видно, что оно было написано уже после отъезда Лер­монтова из Петербурга, это сообщение вызывает недо­верие. Не посвящены ли Софье Михайловне другие стихи, а именно — «Волшебные звуки» и связанные с ними остальные стихотворения?
Тут нам многое разъяснит сопоставление записанного Внсковатовым эпизода со сценой из повести «Большой свет». Висковатов передает:
«Поэт, бывало, молча глядел на нее своими
вырази­тельными глазами, имевшими магнетическое влияние, так что невольно приходилось обращаться в ту сторону, откуда глядели они на вас. — Мой муж, говорила Софья Михайловна, очень не любил, когда Михаил Юрьевич смотрел так на меня, и однажды я сказала Лермонтову, когда он опять уставился на меня: — Вы знаете, Лер­монтов, что мой муж не любит вашу манеру пристально всматриваться, зачем же вы доставляете мне эту непри­ятность?— Лермонтов ничего не ответил, встал и ушел.
На другой день он принес мне стихи: «Нет, не тебя так пылко я люблю». Муж взял их у меня, и где они остались, я не знаю».
Подобную сцену мы находим в повести Соллогуба «Большой свет». Леонин «все более и более приковывал­ся взором и сердцем к Надине, к ее безмятежному лику, к ее необдуманным движениям. Он долго глядел на нее, он долго любовался ею с какоюто восторженной грустью...
И вдруг, по какомуто магнетическому сочувствию, взо­ры его встретились со взорами Щетинина, устремились вместе на Надину и обменялись взаимно кровавым вы­зовом, ярким пламенем соперничества и вражды».
Острота этой сцены (мы отвлекаемся от ее невысо­кого литературного достоинства) уже стала нам понят­ной, когда мы узнали, что в лице Надины Соллогуб на­рисовал свою будущую невесту, Софью Михайловну Виельгорскую, а в лице князя Щетинина — самого себя.
Соллогуб, как пишет его будущий тесть, добивался люб­ви Внельгорской с 1838 года и при этом — что видно из повести — ревновал к Лермонтову. Это именно то вре­мя, когда было написано стихотворение «Слышу ли го­лос твой...» и другие стихи этого цикла.
Наше предпо­ложение, что все они посвящены С. М. Внельгорской, подкрепляется.
В приведенной выдержке из повести Соллогуба обра­щает па себя внимание упоминание о «необдуманных движениях». Мы ощущаем здесь связь со стихами Лер­монтова «Она поет — и звуки тают...»:

.. .Идет ли — все ее движенья,
Иль молвит слово — все черты
Так полны чувства, выраженья,
Так полны дивной простоты.

В другой главе повести Соллогуб дает такой порт­рет семнадцатилетней Надины, то есть восемнадцати­летней Софьи Виельгорской:
«Она вполне обладала тремя главными женскими до­бродетелями: во-первых, наружностью, все более и бо­лее привлекающей, потом нравом скромным и как будто просящим опоры любимой, наконец, тою
неопредели­тельною щеголеватостью движений и существа, которая составляет одно из главных очарований женщины».
Здесь опять говорится о характерной черте Нади­ны— об особой пластической выразительности ее кра­соты, совпадающей с обликом героини стихов Лермон­това.
В третьем месте Соллогуб называет Надину «полуземным существом», «как будто слетевшим с полотна Рафаэля, из толпы его ангелов». Однако мы не можем придавать решающего значения замеченному сходству, так как должны учитывать общее влияние литературных традиций 30-х годов на беллетристику Соллогуба (в част­ности, сравнение Надины с ангелом «Сикстинской
ма­донны» восходит к общему со стихами Лермонтова источ­нику— стихотворению Пушкина «Ее глаза»).

Какои задумчивый в них гений,
И сколько детской простоты, И сколько томных выражений,
И сколько неги и мечты! ..
Потупит их с улыбкой
Леля — В них скромных граций тор­жество;
Поднимет— ангел Рафаэля Так созерцает божество.

Поэтому обратимся к эпистолярной и мемуарной литературе.
Настоящая, живая С. М. Виельгорская обладала именно теми чертами, которые отражены в строках
Лер­монтова,— «как небеса, твой взор блистает эмалью го­лубой», «небеса играют в ее божественных глазах».
П. А. Плетнев, познакомившийся с
С. М. Соллогуб сра­зу после ее замужества, пишет 8 декабря 1840 года: «Она вся была в белом, точно чистый ангел. В ее физиономии, речи и во всем, на что я обращал внимание, выражалось что-то совершенно небесное». «Она была растрогана до слез и благодарила меня, как только ангелы умеют благодарить — рукопожатием и взглядом», — пишет он через несколько дней. Кто-то другой сказал о жене Сол­логуба, что «она всю жизнь провела на отлете в небо».
Душа ее кажется как будто еще небеснее прежнего и ангельства в ней еще больше», — пишет
Н. В.Гоголь о С. М. Соллогуб 24 сентября 1844 года. А познакомив­шись в 1847 году с ее незамужней сестрой, Анной Михайловпой Виельгорской,
П. А. Плетнев восклицает: «Это существо еще небеснее (если только уж возможно) и Софьи Михайловны». На дошедшем до нас позднем
па­стельном портрете С. М. Соллогуб-Виельгорской внеш­няя хрупкость сочетается с глубоким и чистым взглядом, лицо полно экспрессии, и на губах блуждает несколько странная улыбка.
Но в этих мимолетных замечаниях, так же как и в живописном портрете и описании Соллогуба, ничего не говорится об отличительной черте вдохновительницы стихов Лермонтова—об обаянии голоса. Эту особен­ность отметил у С. М. Соллогуб П. Д. Боборыкин, по­знакомившийся с нею, когда она была уже старше.
«Первое время она казалась чопорной и даже стран­ной,— пишет Боборыкин, — с особым тоном, жестами и голосом, немного на иностранный лад». Здесь впервые в мемуарной литературе мы находим указание на инто­национное своеобразие речи С. М. Соллогуб-Виельгор­ской. Правда, до нас не дошло откликов на ее пенье (ср.
«Она поет — и звуки тают...»). Но Соллогуб пишет в своих воспоминаниях, что его жена «понимала и ценила искусство и сама была одарена редкими музыкальными способностями». А на одной из афиш концерта в Пат­риотическом обществе имя графини С. Соллогуб
на­звано в составе огромного хора (репетиция 6 марта, кон­церт 17 марта 1841 года).
Теперь посмотрим еще один литературный портрет интересующей нас женщины. Он принадлежит перу Н. В. Гоголя и заключен в статье «Женщина в свете», вхо­дящей в состав «Выбранных мест из переписки с друзья­ми». Исследователи творчества великого писателя гово­рят нам, что в основу этой публицистической статьи положены письма Гоголя к А. О. Смирновой и к
С. М. Виельгорской-Соллогуб. Но автор рисует свою корреспон­дентку такими индивидуальными чертами, которые мо­гут быть присущи только одной женщине, и мы можем утверждать, что это Соллогуб. Гоголь не устает восхи­щаться «родными звуками» ее голоса, «всяким простым словом» ее речи, которое «так и сияет». «Душе всякого, кто вас ни слушает, кажется, как будто бы она лепечет с ангелами о каком-то небесном младенчестве челове­ка»,— пишет Гоголь. Трудно отделаться от мысли, что автор намекает здесь на стихи Лермонтова. С поэтом он был знаком и встречался в Москве в 1840 году. Гоголь затрудняется «определить словом» «чистую прелесть»
«какой-то особенной», одной
С. Соллогуб «свойственной невинности». «Самый ваш голос, — пишет он, — от посто­ явного устремления вашей мысли лететь на помощь че­ловеку, приобрел уже какие-то родные звуки всем, так что, если вы заговорите в сопровождении чистого взора вашего и этой улыбки, никогда не оставляющей уст ва­ших, которая одним только вам свойственна, то каждому кажется, будто бы заговорила с ним какая-то небесная родная сестра. Ваш голос стал всемогущ. .» Описание Гоголя, отражающее особенный характер обаяния его корреспондентки, совершенно совпадает с общим смыслом и деталями стихов Лермонтова. И это приводит нас к окончательному убеждению, что вдохно­вительницей лирического цикла поэта была Софья Ми­хайловна Виельгорская.
И вот перед нами три литературных портрета одного и того же лица. Но как они различны!
«Ангельская» красота
С. Виельгорской-Соллогуб по­ служила автору книги «Выбранные места из переписки с друзьями» лишним поводом для усиления его
пропо­веднического пафоса и мистической экзальтации. «На всех углах мира ждут и не дождутся ничего другого, как только тех родных звуков, того самого голоса, который у вас уже есть», — пишет он Виельгорской, налагая на нее особую миссию исправительницы нравов. Но
все­объемлющая христианская деятельность, к которой Го­голь призывает Виельгорскую, тут же замыкается им в тесные пределы великосветского круга. «Вам ли бо­яться жалких соблазнов света? Влетайте в него сме­ло. .. — настойчиво повторяет Гоголь. — Входите в не­го. .. заставьте его говорить о том, о чем вы говорите...
вносите в свет те же самые простодушные ваши рассказы, которые так говорливо у вас изливаются, когда вы бы­ваете в кругу домашних и близких вам людей...». «Не­бесный» образ Виельгорской служит Гоголю средством для обоснования реакционной идеи о незыблемости
усто­ев крепостнического общества в России: «Поверьте, что бог недаром повелел каждому быть на том месте, на ко­тором он теперь стоит, — проповедует он. — ...Не убе­гайте же света, среди которого вам назначено быть: не спорьте с провидением».
Гораздо грубее высказал ту же идею и по тому же поводу В. Соллогуб в своей повести «Большой свет».
Так же как и для Гоголя, образ «полуземного существа» послужил Соллогубу орудием для апологии великосветского общества. «Ангел, слетевший с полотна Рафаэля», произносит в его повести настоящую оправдательную формулу света. Во второй части, в сцене на балу, где не без остроумия пародированы нападки Лермонтова на низость и лицемерие великосветского общества, «муд­рость» Надины противопоставляется словам Леонина.
«— Да жарко здесь очень! — жалуется она.
— Да, — сказал Леонин: — здесь жарко, здесь душ­но. В свете всегда душно!.. — Все те же мужчины, все те же женщины. Мужчины — такие низкие, женщины та­кие нарумяненные...
Надина взглянула на него с удивлением.
— Да нам какое до того дело! Если женщины румя­нятся, тем хуже для них; если мужчины низки, тем для них постыднее.
«Правда», — подумал Леонин.
— И почему, — продолжала Надина, — искать в лю­дях одно дурное? В обществе, я уверена, пороки общие, но зато достоинства у каждого человека отдельны и
при­надлежат ему собственно. Их-то, кажется, должно оты­скивать, а не упрекать людей в том, что они живут вме­сте.
Неопытная девушка объяснила в нескольких словах молодому франту всю тайну большого света».
Тайна большого света, которую не постиг Лермон­тов, но постиг Соллогуб, имела ясный политический смысл. Легкая насмешка над слабостями русских ари­стократов допустима и даже изящна, но зачем же кри­тиковать все общество в целом? Таков был ответ
Сол­логуба Лермонтову.
Сусальный образ Надины послужил Соллогубу ору­дием борьбы с Лермонтовым за Софью Виельгорскую.
А для самого Лермонтова образ той же девушки был олицетворением прекрасной женственности. Стихи,
по­священные ей, отрешены от быта и представляют собой самое яркое выражение мироощущения романтика.

3
Красота, музыкальность, выразительность движений, манера говорить и самый звук голоса средней дочери М. Ю. Виельгорского производили сильное впечатление на многих. «Мне признавались наиразвратнейшие из
на­шей молодежи, — пишет
Н. В. Гоголь, — что перед вами ничто дурное не приходило им в голову, что они не от­важиваются сказать в вашем присутствии не только
дву­смысленного слова, которым потчевают других избран­ниц, но даже просто никакого слова, чувствуя, что все будет перед вами как-то грубо и отзовется чем-то ухар­ским и неприличным». Немота и робость в присутствии прекрасной девушки отражены и в стихах Лермонтова «Слышу ли голос твой...». Там есть зачеркнутая строчка:

Мне больно, холодно.

Далее следует сохранившееся четверостишие:

.. .И как-то весело,
И хочется плакать,
И так на шею бы
Тебе я кинулся.

Попутно отметим еще раз родство этого
стихотворе­ния с обоими вариантами стихотворения «Есть речи — значенье...»: здесь та же стремительность движения.
Ср.:

И брошусь из битвы
Ему я навстречу.

Или:

.. .Их кратким приветом, Едва он домчится.
(«Волшебные звуки»)

Приведенная строфа из стихотворения «Слышу ли го­лос твой...» раскрывает нам характер увлечения
Лер­монтова Виельгорской. Это не любовь и не влюбленность, а высшее напряжение всех духовных сил в ее присут­ствии. В строках «Мне больно, холодно», «И как-то ве­село,// И хочется плакать» отражены те черты, которыми Лермонтов обычно описывает свое состояние поэтиче­ского вдохновения. Вспомним строки из стихотворения «Журналист, Читатель и Писатель»:

Бывают тягостные ночи:
Без сна, горят и плачут очи, На сердце — жадная тоска;
Дрожа, холодная рука
Подушку жаркую объемлет;
Невольный страх власы подъемлет;
Болезненный, безумный крик
Из груди рвется — и язык
Лепечет громко без сознанья
Давно забытые названья;
Давно забытые черты
В сияньи прежней красоты
Рисует память своевольно:
В очах любовь, в устах обман —
И веришь снова им невольно,
И как-то весело и больно
Тревожить язвы старых ран...
Toгда пишу.

Подобное же описание встречаем мы и в последней неоконченной повести Лермонтова, прямо посвященной проблеме романтизма в искусстве:
«...вдруг па дворе заиграла шарманка; она играла какой-то старинный немецкий вальс; Лугин слушал, слу­шал— ему стало ужасно грустно. Он начал ходить по комнате; небывалое беспокойство им овладело; ему хо­телось плакать, хотелось смеяться...» Мы не случайно привлекли к нашему изложению по­весть Лермонтова «Штосс»: в ней нашла свое заверше­ние тема «женшины-ангела», пронизывающая
очерчен­ный выше лирический цикл, а в прозе представленная как проблема романтической любви. Платоническая
лю­бовь— органическая черта мироощущения романтика — занимает в повести Лермонтова не менее важное место, чем эстетические проблемы. В этом отношении он
пред­восхитил Герцена и Белинского, выступивших вскоре по­сле смерти Лермонтова со своими знаменитыми статья­ми о романтизме. Рассматривая основную проблему эпохи в философском и историко-литературном плане, оба писателя не могли миновать и психологической ее стороны, со всей серьезностью останавливаясь на
про­блеме романтической любви. На единство взглядов Лермонтова с воззрениями передовых русских
мысли­телей указывает в исследовании, посвященном повести «Штосс»,
Э. Найдич. У нас нет нужды возвращаться к этому вопросу во всем его объеме. Для нашей темы важна автобиографическая основа повести. Родоначаль­ник русского психологического романа, Лермонтов под­вергает самый процесс зарождения романтической люб­ви трезвому анализу, привлекая для этого собственный душевный опыт. Он сознательно рисует образ героя
авто­биографическими чертами. На это указывает и внешнее сходство Лугина с самим Лермонтовым, и признания художника, сделанные с той честной наготой, которая доступна только лирическому поэту, достигшему вер­шин своего мастерства.
Лугин и сам «не мог забыться до полной, безотчет­ной любви», сомневаясь в своей внешней
привлекатель­ности, и подозрительно-недоверчиво относился к «явной благосклонности» к нему женщин. В порыве самобиче­вания Лугин признается, что он и не заслуживал истин­ной любви:
«...он бросился на постель и заплакал: ему предста­вилось все его прошедшее, он вспомнил, как часто бывал обманут, как часто делал зло именно тем, которых лю­бил, какая дикая радость иногда разливалась по его сердцу, когда видел слезы, вызванные им из глаз, ныне закрытых навеки, — и он с ужасом заметил и признал­ся, что он недостоин был любви безотчетной и истин­ной,— и ему стало так больно! так тяжело!» В этом прозаическом отрывке мы находим прямую перекличку со стихотворением 1841 года «Нет, не тебя так пылко я люблю...»: «уста давно немые», «огонь угас­нувших очей» — в стихах, «глаза, ныне закрытые наве­ки»— в прозе. Речь идет, очевидно, о какой-то неизвест­ной нам юношеской встрече Лермонтова с рано умер­шей девушкой. Память о ней всплывает в сознании поэта рядом с образом Вареньки Лопухиной — его
погублен­ной любви. Вареньку он вспоминал, когда встретился в Пятигорске с Екатериной Быховец, хотя, в сущности, у юной «креолки», как ее называли, не было никакого внешнего сходства с блондинкой Лопухиной, так же как аттический овал лица высоколобой Вареньки нисколько не походил на легкий очерк лица голубоглазой Софьи Виельгорской. Сходство было в душевной чистоте и есте­ственной грации всех трех девушек. В поэзии Лермон­това они сливались в один романтический образ
одухо­творенной женственности, проходящий сквозь всю его лирику, начиная с 1832 года (год переезда в Петербург и разлуки с Варварой Лопухиной): «Она не гордой
кра­сотою...», образ Тамары в «Демоне», стихотворение «Она поет—и звуки тают...»

Рисуя в «Тарантасе» образ своей жены (в главе «Сон»), Соллогуб пересказывает в прозе первое стихо­ творение Лермонтова 1832 года
(повидимому, обращен­ное к В. Лопухиной). Сравним:

Она не гордой красотою
Прельщает юношей живых,
Она не водит за собою
Толпу вздыхателей немых...
Однако все ее движенья,
Улыбки, речи и черты
Так полны жизни, вдохновенья,
Так полны чудной простоты.
Но голос душу проникает,
Как вспоминанье лучших дней,
И сердце любит и страдает,
Почти стыдясь любви своей.

«Она была хороша не той бурной сверкающей красо­той, которая тревожит страстные сны юношей, но в це­лом существе ее было что-то высоко-безмятежное, поэтически-спокойное. На лице, сияющем нежностью, вся­кое впечатление ярко обозначалось, как на чистом зеркале. Душа выглядывала из очей, а сердце говорило из уст. В полудетских ее чертах выражалось...
добро­желательное радушие... В каждом ее движении было очаровательное согласие...» Соллогуб, очевидно, знал это стихотворение от са­мого Лермонтова — оно было напечатано только в 1876 году, а «Тарантас» был написан в 1840 году.
Писатель был посвящен и во всю историю печаль­ного романа Лермонтова с Варенькой Лопухиной. Ос­новной мотив этих отношений — тема погибшей молодо­сти и утраченного счастья — схвачен Соллогубом в опи­сании чувства Леонина к Надине. Уносясь в кибитке из Петербурга на Кавказ, Леонин погружен в размышле­ния: «Он думал, что ни за что схоронил заживо свою молодость; он думал, что в Петербурге осталась, и не для него, та, которая рождена была для него, та, кото­рую он сам рожден был любить...» Далее Соллогуб пы­тается провести психологический анализ любви героя «Большого света» — прием, на который он еще не отва­живался ни в одной из своих предыдущих повестей:
«Чем более он (Леонин) удалялся, тем более им овладе­вала мысль о Надине. Чувство, которое в нем рождалось к ней, не было мелочное, честолюбивое и взволнованное, как любовь его к графине, не было жеманное, как
отно­шение его к Армидиной: оно было тихое, смешанное с глубокой грустью, с сознанием утраты невозвратимой, и в то же время в нем была какая-то мучительная от­рада».

Как видим, повесть «Большой свет» пропитана моти­вами и образами лирики Лермонтова, часто неизвестной еще в то время в печати. Больше того — она указы­вает на близкое знакомство ее автора с фактами юно­шеской биографии поэта. В описании «жеманных
отно­шений» Леонина с «коломенской королевой» Армидиной можно уловить отзвук истории Лермонтова с Сушковои (1835 год), не принадлежащей к самому высшему кругу петербургского общества, а «честолюбивое и
взволно­ванное» чувство к блестящей львице Воротынской — не­ добрый намек на успех Лермонтова у великосветских модных красавиц. Противопоставление этим двум
ро­мантическим историям Леонина его чувства к Надине повторяет психологический рисунок душевной жизни са­мого Лермонтова.
Так в поверхностной, но актуальной сатире на лож­ный романтизм обыкновенного петербургского молодого человека Соллогуб опошлил поэтический и личный опыт Лермонтова.
Анализ сердечных увлечений Леонина сильно зани­мает автора «Большого света», вопреки его позднейше­му заявлению, что в этой повести он изобразил только «светское значение Лермонтова». В иных местах Сол­логуб переходит на явно глумящийся тон торжествую­щего соперника, в других — пытается быть беспристраст­ным. Но и в тех и в других случаях автор приходит к одному и тому же выводу: Леонин не умел по-настоя­щему любить. Эта мысль проходит через всю пародий­ную повесть Соллогуба как лейтмотив. «Но был ли он влюблен точно? — спрашивает автор, описывая роман Леонина с Армидиной. — Должен откровенно сознаться, что нет. Чувство его было какое-то тревожное, полуребяческое, девятнадцатилетнее, которое в каждой хорошень­кой женщине ищет осуществления своей мечты; к тому же вкрадывалось и лестное очарование удовлетворен­ного самолюбия». Не более серьезным оказалось увле­чение Леонина графиней Воротынской: к восхищению ее красотой у него прибавлялось «чувство светской суе­ты», которое «начало мутить его воображение». А когда он обратил внимание на Надину, ему пришлось усту­пить дорогу Щетинину — именно потому, что чувство его не было полноценным. Эта мысль выражена в словах резонера Сафьева, друга Леонина и секунданта на его расстроившейся дуэли со Щетининым:
«— Что касается до свадьбы твоей, жаль, что она не состоится. Твоя Надина, право, кажется,
препорядочная...
— Я люблю ее! — воскликнул с отчаянием Леонин: — я чувствую, что я всегда ее буду любить.
— Ну, душа моя, жаль мне тебя, а дело это кончен­ное! Она будет любить не тебя, которого она не знает, а Щетинина, за которого она боится, и потом, душа моя, Щетинин князь, богат, хорош, человек светский и влюбленный, а ты что?.. Поезжай себе: ты ни для графини, ни для Щетинина, ни для повестей светских, ни для чего более не нужен... Поезжай на Кавказ...» Несмотря на признание Леопина в своей любви к Надине, Сафьев противопоставляет ему «влюбленного» Щетинина. В этих словах слышится недоверие к
способ­ности Леонина глубоко и просто чувствовать. Очевидно, Соллогуб в своей пародии бесстыдно повторил призна­ния самого Лермонтова, не раз слышанные в откровен­ных с ним беседах. Откуда бы в противном случае попала в повесть реплика Сафьева, в которой Леонин охарактеризован чертой, совсем не подготовленной преды­дущим развитием сюжета: «Жаль мне его, добрый малый, но глуп был сердцем»? Для того чтобы убедиться, что этот психологический штрих был подсказан Соллогубу самим поэтом, достаточно обратиться к первоисточнику, то есть к творчеству Лермонтова. «...Есть люди, у кото­рых опытность ума не действует на сердце, и Лугин был из числа этих несчастных и поэтических созданий»,— читаем в «Штоссе» — трагической повести, где Лермон­тов сам сводит последние счеты с романтизмом.
Мнительные и рассудочные отношения с женщинами, порождающие вечную неутоленность сердца, представ­ляют собой, по Лермонтову, благодарную почву для раз­вития «вредной» склонности к романтической любви.
«.. .Подобное расположение души извиняет достаточно фантастическую любовь к воздушному идеалу...», — за­ключает автор свой мастерской психологический ана­лиз «донжуанской» жизни художника. Индивидуальные особенности характера Лугина, задуманного как авто­портрет, Лермонтов осмысляет как типовое явление эпо­хи. Проблема романтизма освещена в повести в разных аспектах — в философском, эстетическом, литературном, психологическом. В литературном отношении «Штосс» противостоит повестям Гофмана и, главным образом, поэзии Жуковского, которую Лермонтов уже не первый раз тонко пародирует в своей прозе.
Вообще вся повесть, как это свойственно творческой манере Лермонтова, пропитана элементами литературной пародии. Однако нельзя ограничиться, как это делает
Э.Найдич, определением этого произведения только как пародии. На это указывает эволюция централь­ного образа «Штосса» — ускользающего образа воздушной красавицы. Вначале он появляется как абстрактный, и потому «неприятный», идеал «женщины-ангела». За­ тем—как естественное и благотворное для юноши пре­красное видение: «...то была одна из тех чудных кра­савиц, которых рисует нам молодое воображение, перед которыми в волнении пламенных грез стоим на коленях и плачем, и молим, и радуемся бог знает чему...» (Лер­монтов иронизирует здесь над своими же ранними сти­хами— обычный для него прием: достаточно вспомнить «Сказку для детей», где дан сниженный образ «Демона».) Образ воздушной красавицы претерпевает дальней­шие изменения. Он раздваивается. С одной стороны, Лермонтов рисует его пародийно, а с другой стороны, за чертами абстрактной красавицы проступают иные черты, полные живой жизни. Лермонтов характеризует это ви­дение рядом антитез: «Никогда жизнь не производила ничего столь воздушно-неземного, никогда смерть не уно­сила из мира ничего столь полного пламенной жизни:
то не было существо земное... то не был также пустой и ложный призрак... потому что, — объясняет автор,— в неясных чертах дышала страсть бурная и жадная, же­лание, грусть, любовь, страх, надежда...» — словом, Лермонтов наделяет возникший в тумане образ всеми теми чувствами, без которых человеческая жизнь вообще невозможна. По мере нарастания напряжения игры с привидением лицо красавицы все больше и больше оду­шевляется истинно человеческими страстями: «...она, казалось, принимала трепетное участие в игре; казалось, она ждала с нетерпением минуты, когда освободится от ига несносного старика...» Каждый новый проигрыш Лугина повергал ее в отчаяние: на него смотрели «эти страстные, глубокие глаза, которые, казалось, говорили:
«смелее, не упадай духом, подожди, я буду твоею, во что бы то ни стало! я тебя люблю»... и жестокая,
молчали­вая печаль покрывала своей тенью ее изменчивые чер­ты». Невозможно в этом энергичном, сосредоточенном описании услышать хоть какие-нибудь отзвуки иронии!
Прекрасная и страдающая пленница, за «взгляд и улыбку» которой Лугин «готов был отдать все на свете», постепенно преображается под пером Лермонтова в жи­вой портрет. Он нам знаком. Это — все та же красавица, чьи взгляд и речи вызывали у поэта волнение, перехо­дящее в высокое эстетическое переживание. Но в
стихо­творном цикле она была статична по отношению к лири­ческому герою — «краткий привет», голос, взгляд и больше ничего... А теперь она в движении, полном дра­матизма,— в образе пленницы, рвущейся к своему осво­бодителю. Словом, это — Софья Михайловна Виельгорская до и после замужества.
Обратимся к реалиям.

4
«Штосс» открывается фразой: «У графа В... был музыкальный вечер». В нескольких следующих строках Лермонтов саркастически описал музыкальный салон Виельгорских. Он не восхищается его высоким
эстети­ческим значением и говорит о придворном художествен­ном салоне с холодной иронией: «Первые артисты сто­лицы платили своим искусством за честь аристократи­ческого приема...» Показан не многолюдный концерт с присутствием двора, а один из камерных вечеров:
«.. .все шло своим чередом; было ни скучно, ни весело».
Упоминается «заезжая» певица, и таким эпитетом Лер­монтов намекает на низкопоклонство петербургского «большого света» перед иностранными гастролерами.
В этом отношении он был единодушен с А. О. Смир­новой.
Указывалось, что под именем Минской в повести изо­бражена Смирнова. Внешнее портретное сходство
не­сомненно. Минская — придворная дама, черноволосая красавица, на бледном лице которой «сияет печать мыс­ли». На музыкальном вечере Минская зевает и скучает.
«Впрочем, мы тоже очень любим музыку, от скуки чего не сделаешь», — пишет Смирнова в одном из писем.
«У вас все высокие интересы, — сообщала она П. А. Вя­земскому за границу 14 марта 1839 года, — а мы пока с ума сходим по Тальберге, за него только что не дерут­ся дамы фешенебельные, особенно полюбила музыку графиня Воронцова, ездят к нему по утрам, зовут обе­дать, на все вечера, словом Thalberg est l’homme ; la mode (Тальберг у нас в моде (фр ), просто все унижаются даже до подлости, ведь это только может быть в Петербурге».
В числе гостей Лермонтов называет «одного гвардей­ского офицера». Исследователи правильно замечают, что здесь подразумевается сам Лермонтов, — традиционный прием светской повести, которым пользовался еще Пуш­кин («Роман в письмах», «Гости съезжались на дачу...»).
Как мы помним, мы встретились с этим приемом и у Соллогуба: вымышленные герои называют имена своих прототипов («стихи Л(ермонтова) и повести С(оллогу)ба»). Теперь мы встречаем Лугина и Лермонтова в одном отрывке.
Фамилия «Минская» и внешняя обстановка первого разговора заимствованы у Пушкина («Гости съезжались на дачу...»), но, следуя своему обыкновению, Лермон­тов вкладывает в эту экспозицию свое содержание.
Известно, что Софья Михайловна Соллогуб после за­ мужества особенно сближается с А. О. Смирновой.
Вско­ре они составят дружественный союз с Гоголем (имев­ший на него пагубное влияние). Первоначально, назы­вая музыкальный салон, Лермонтов написал вместо начальной буквы «В» букву «С». Была сверху приписана и дата: «17 сентября», дополненная в следующем верх­нем слое более точным: «1839 года». 17 сентября по ста­рому стилю — день именин Софьи. Вспомним «Варварин день», отмеченный в записях юноши Лермонтова, посвя­щенных Вареньке Лопухиной, или «26 августа» — день ангела Натальи в драме «Странный человек», где опи­саны отношения поэта с Натальей Ивановой: именинные дни были для Лермонтова небезразличны.
В окончательном варианте Лермонтов останавли­вается на В(иельгорском) и снимает все даты. Но это не имеет существенного значения, так как все равно ясно, что действие происходит в доме Виельгорских на Ми­хайловской площади, где В. А. Соллогуб поселился по­сле своей свадьбы 13 ноября 1840 года.
У Соллогубов были отдельные приемы на своей по­ловине и вечера, на которых была заведена занимавшая всех друзей Лермонтова литературная игра. День прие­мов—среда, или, как тогда говорили, «середа». Лугин в «Штоссе» с удивлением находит под изображением незнакомца вместо фамилии слово «середа». Оживший портрет назначает для игры только один день «середу».
Художник с яростью преодолевает это препятствие.
«А! в середу! — вскрикнул в бешенстве Лугин, — так нет же! — не хочу в середу! — завтра или никогда! слышишь ли?» Таинственная символика повести, как видим, объ­ясняется событиями действительной жизни, волновавши­ми Лермонтова.
«Странная несовременная наружность» квартиры, где происходила игра, самый образ пленницы, которую
ста­рик приводил к Лугину из дальней комнаты, находят соответствие в образе жизни «молодой» Соллогуб.
«Софья Михайловна и не видывала большого света,— писал П. А. Плетнев 27 декабря 1840 года, — и живет
те­перь с мужем, как живали в старинных романах добрые героини».
Вспомним прелюдию к обручению Соллогуба с Виельгорской — его повесть. Там он предсказал развязку своего соперничества с Лермонтовым: Леонила отправ­ляют на Кавказ... Повесть Соллогуба вышла в свет 14 марта. Помолвка, задуманная при дворе великой княгини Марии Николаевны и одобренная царем, была объявлена 19 апреля 1840 года. В этот день Лермонтов расписался в ознакомлении с «высочайшей сентенцией» о переводе его на Кавказ, в Тенгинский пехотный полк.
Вспомним неожиданный характер этой помолвки. При­ходится признать, что Виельгорская, которая до тех пор не любила Соллогуба, путем искусных интриг была вы­дана за него царской семьей (не в награду ли за
паро­дийную повесть). Игра была нечистой. Не отсюда ли образ шулера, замышленный Лермонтовым для «Штос­са»? В первоначальном плане повести записано: «Шу­лер: старик проиграл дочь, чтобы...» Этот план набро­сан Лермонтовым, когда он в последний раз приехал в Петербург. Виельгорскую он застал уже замужем.
Образ отца, проигравшего дочь, постепенно преобра­жается в образ шулера-старика — в фантастическую фи­гуру. Лермонтов снова и снова возвращается к централь­ному эпизоду повести, чтобы найти в новом варианте лучшее выражение волновавшего его образа. В «альбоме Одоевского» он записывает:
«Да кто же ты, ради бога? — чтос? отвечал старичок, примаргивая одним глазом. — Штос! — повторил в ужа­се Лугин».
Странный образ старика-привидения с его каламбур­ной фамилией вызывает у Лугина ужас, а в петербург­ском варианте — испуг:
«— Хорошо... я с вами буду играть — я принимаю вызов — я не боюсь — только с условием: я должен знать, с кем играю! Как ваша фамилия?
Старичок улыбнулся.
— Я иначе не играю, — проговорил Лугин, — меж тем дрожащая рука его вытаскивала из колоды очеред­ную карту.
— Что-с? — проговорил неизвестный, насмешливо улыбаясь.
— Штос? — кто? — У Лугина руки опустились: он ис­пугался».
Современные советские исследователи видят в этом каламбуре доказательство иронического отношения автора к Лугину. Но напряженность этого диалога противоречит такому толкованию. Каламбурная фами­лия Штосса — центральный сюжетный стержень пове­сти. Вспомним: таинственный голос подсказывает
Лу­гину адрес доселе ему незнакомого титулярного совет­ника Штосса. Возникающий в пустынном переулке нежилой дом действительно принадлежит Штоссу. По­явившееся привидение пугает Лугина зловещим калам­буром: «Не угодно ли, я вам промечу штосс?» Полный напряженной тревоги стиль повести не позволяет видеть в этом шутку.
Да и сам каламбур не был случайной игрой слов, а обязан был своим происхождением событию, о кото­ром говорил весь город. Оказывается, в «Штоссе» мы встречаемся с «цитатой-сигналом», в творческой систе­ме Лермонтова дающей обычно ключ к уразумению смысла его художественных образов.
25 декабря 1839 года А. В. Никитенко записывает в своем дневнике: «Институтка, приятельница моей жены, умненькая, хорошенькая Е. И. Ш., до сих пор очень бедная и жившая в гувернантках, вдруг сдела­лась обладательницей полумиллиона. Она выиграла в польскую лотерею 900000 злотых. Вчера она была у нас;
богатство пока не изменило ее: она по-прежнему проста, мила, точно не подозревает, каким могуществом вдруг подарила ее судьба. Между тем, весь город толкует о ней. Императрица пожелала видеть ее».
Об этом же событии писал родным 28 декабря 1839 года П. А. Вяземский:
«Убили мы бобра с Родольфом Валуевым; взяли с ним пополам лотерейный польский билет за сто
руб­лей, а сейчас приходит меня поздравить с выигрышем 30-ти рублей на брата. И другие мои сто рублей пропа­ли, и каналья фортуна тянула меня до конца... А боль­шой выигрыш в 900 000 рублей здесь взят. Выиграла его какая-то бедная девица Штосс, а я-то что-с? — спрашиваю я у судьбы, что я тебе, в дураки, что ли, до­стался?»
Каламбур Вяземского, соотносивший необычайный выигрыш девицы Штосс с образом судьбы, объясняет сцену отчаянной игры Лугина с Штоссом, описанную как смертельная схватка с судьбою. Образ ее неуловим, как все в императорском Петербурге, где решающую роль играла не открытая борьба, а тайные интриги, где поэт столкнулся с тупой, но уклоняющейся силой Ни­колая I — «да кто же ты...», «...я должен знать, с кем играю!».
В самом происшествии, в котором разоренные ари­стократы завидовали бедной гувернантке, уже заложен зародыш сюжета повести, где действие начинается в ве­ ликосветском салоне и уходит куда-то в «глухие части
го­рода», к Кокушкину мосту, в дом титулярного советника.
Так события действительной жизни, попадая на под­готовленную почву строя идей поэта, преображались его творческой фантазией в сложные художественные об­разы.
В злободневности и в автобиографической основе — такой запутанной и трудной — заключен секрет обаяния последней прозы Лермонтова, завлекающей читателя своим трагическим отблеском и скрытым ритмом беше­ного азарта.