В большой стране

Почувствовать, какая большая у нас страна, мне довелось в раннем детстве. Родители познакомились после войны в Сибири, в Томске, где отец дослуживал, а мать работала по трудовому призыву. Поженились и приехали на Волгу, родился у них сначала мой брат Слава, потом я. Мама всегда скучала по дому, по родным, но с ними не только увидеться было нелегко, а даже письма и посылки шли очень долго.

Впервые мы поехали в Сибирь, и я увидела своих сибирских родственников, когда мне было семь лет, в пятидесятые годы. Слава уже учился в школе, я собиралась пойти в первый класс. Ехали сначала пароходом по Волге до Куйбышева, спали на жёстких полках в большой каюте в трюме, гуляли по верхней палубе. У брата сдуло ветром его школьную фуражку, она улетела за борт, мы только проводили её глазами.

В Куйбышеве мы должны были пересесть на поезд. Мы со Славой сидели в уголке в переполненном зале ожидания пока родители толкались в очередях, стараясь купить билеты. На поезде мы ехали больше двух суток тоже на узких, жёстких полках, выходили на станциях, что-то покупали. Иногда долго стояли в поле или в лесу, пропуская другие поезда. В Новосибирске опять сидели со Славой в зале ожидания, родители ходили что-то узнавать. Сидели, кажется, даже на полу, подстелив под себя одежду, на скамейках мест не было. В утешение нам принесли мороженое в пачках из промасленной бумаги. Такое я увидела первый раз, у нас мороженое продавалось в вафельных стаканчиках. Продавщица доставала мороженое ложкой из большого металлического цилиндра, обложенного льдом, накладывала в стаканчики и взвешивала на весах. Мне вкус того мороженого нравился больше, чем у принесённого в пачках.

Дальше надо было ехать опять пароходом, но уже по Оби. Пароход отправлялся на следующий день, и мы ночевали в квартире знакомых отца. Причём самих хозяев дома не было, они куда-то уехали, ключ нам передали соседи. И опять жёсткие полки в трюме, где очень много народа. Долго стояли в Томске, гуляли по городу, зашли в магазин. В магазине стоял автомат, в него опускали монетку, и он брызгал духами. Мне это так понравилось, что я забыла возле автомата свою красную игрушечную сумочку. Заметили, когда уже вышли, вернулись и получили свою сумочку в целости и сохранности.

Приехали! Получилось, что ехали мы около недели. Кривошеино – большое село, было когда-то районным. Удивило, что тротуары у них деревянные, из длинных досок, кое-где огороженные перилами. Дом бабушки на две половины, в одной живёт она с сыном Петром и дочерью Марией, в другой – женатый сын Михаил со своей семьёй. Ещё один женатый сын Николай живёт в другом месте. Всего у бабушки Пелагеи пятеро детей, моя мама, Евдокия, самая старшая. Муж бабушки, мой дедушка Илья, умер, он был старше её, и эта семья была у него второй, но узнала об этом бабушка из письма его первой жены, когда у неё росли все пятеро детей, та жена просила мужа вернуться. В той семье тоже были дети, но Илья долго служил в армии, в его отсутствие жена родила ещё ребёнка, поэтому Илья ушёл из семьи и уехал в Сибирь. Самое интересное, что женщины после смерти Ильи подружились, и та жена помогала Пелагее растить детей, мама вспоминала её с большим теплом.

Шёл сенокос, вся семья работала на заготовке сена, в том числе самый младший шестнадцатилетний Пётр. Наш отец тоже помогал на сенокосе. Вечером все родственники собирались за большими, длинными столами во дворе. Электричества не было, зажигали керосиновые лампы, свечи. Здесь же во дворе стояла металлическая «буржуйка», в ней обжаривали кедровые шишки. Шишки раскрывались, смола выгорала, можно было доставать кедровые орешки и грызть их.

Высокие кедры росли на другой стороне оврага, на краю которого стоял дом бабушки, там начинался лес, вернее тайга. Дно и склоны оврага покрыты зарослями чёрной смородины. Слава, никогда не видевший такого изобилия ягод, набрал смородины за пазуху, притащил домой. Конечно, весь измазался, но ругать его не стали, так много восторга было в его глазах.

Дни отдыха у родственников всё-таки были. Отец с Михаилом ходили на озеро рыбачить, взяв с собой облас – лёгкую лодочку, выдолбленную из целого ствола дерева. На двух обласах мы все переправлялись на другой берег Оби, бродили там по тайге. Сидеть в юрких узких лодочках надо смирно, при резких движениях они переворачиваются, гребут вёслами. В тайге я запомнила, что трава там была выше меня ростом. А в одном из ручьёв, впадавшем в Обь, дядя Коля поймал большую щуку своей майкой.

Мы со Славой периодически ссорились, что-нибудь не поделив, я начинала громко плакать, желая, чтобы его наказали, а бабушка ласково уговаривала: «Не плачь, головушка заболит». Отец посмеивался над местным выговором: «Корова зашла в огород. Да каво она там съела, никаво и не съела!» или «Да каво там далеко!» Попытка помыть меня в домашней бане также на краю обрыва закончилась моим глубоким обмороком, жару я переносила очень плохо.

Домой возвращались так же долго, с пересадками. Из-за такого расстояния родственники приезжали редко, я второй раз оказалась в Сибири уже взрослая, с маленьким пятилетним сыном. На этот раз ехали поездом от станции рядом с нашим городом до Новосибирска, оттуда «Метеором» по Оби до Кривошеино, быстрее, но всё равно долго.  Бабушка жила с Марией и её дочерью, Михаил построил себе дом, Николай переехал в Томск, Петр погиб, упав с высокого дерева. Село уже ничем не отличалось от наших городов и сёл, только тайга отодвинулась гораздо дальше, кедров в ней осталось очень мало, не сразу найдёшь.

Последний раз в Кривошеино я была десять лет назад, уже после смерти мамы. В доме бабушки жила Мария, никого из братьев не было. Я приезжала в Томск к дочери Марии Свете, своей двоюродной сестре, в Кривошеино меня возила дочь Светы Олеся. Дороги хорошо отремонтировали, доехали быстро. Возраст Марии приближался к восьмидесяти, но с хозяйством она еще справлялась, помогали её сын и Света.

Очень хотелось встретиться с родственниками ещё, но больше не получилось, мешали проблемы со здоровьем, с деньгами, далеко всё-таки. Сибирь мне нравится, её красотой я покорена так же, как и красотой Волги, и люди там живут замечательные.