Этажерка. Из Пруссии

Ёхан Леверда _______________
Этажерка

Что-то щелкнуло, в голове. Зашел в антиквариат, на проспекте.  Довоенное, мрачное здание. Поинтересоваться. 
Смотрю, аж светится.
Наша этажерка.

Говорят, моя бабушка Адарка, привезла ее из Восточной Пруссии, в сорок пятом, осенью.  За лошадьми поехала. Или коровами. Власти решили. И послали. К немцам. То вдова, или как, бабушка моя, была, от Николая год как весточки не было.  В Пруссию. Пешком. Ушла.

Там, в Нойхаузене, красноармейцы загрузили большие повозки. С сокровищами.  Простыми. И коровы. И четыре лошади. Дородные. Стадо. Бабушка таких громадных коров никогда и не видела. В колхозе. Восемьсот километров. Гнать.  До дому.

Пока гнала Адарка, стадо, кормила, поила, позабирали почти все.  На кордонах. Что говорить. Красивая бабушка. Полешучка. Цеплялись. На литовских очень шмонали...

Осталась этажерка.   Какой-то молочный сервис. И пара рюмок. Высоких. Голубого, небесного стекла.   Я помню. С детства.  Бабушка соль там хранила. И  катушки.  С нитками и пуговицами.

Этажерка.  Тетки ткацкий станок имели. Кросны.  И салфетки кружевные. Клали.  На полках. Этажерки.

Колер  был тяжелый. Африканский.  Черный. Через лак дерево светилося

Я видел этажэрку в последний раз в доме дяди.
В Чернобыльской зоне.  В 1987 году.
Этажерка. Как невеста, вся в белом .

До конца 60х хранилась у моих родителей.  Потом, опять, на деревню отдали.

В нижнем ящике, маленький когда был, я хранил купюру. Три рубля, подарок дяди Горика...

Нет никого. Бабушки. Теток. Мамочки. Отца.
Дед нашелся, что пропал без вести, в сорок четвертом.  Дядя Горик  так светился после после должности ликвидатора, что закопали в свинцовом саркофаге.

Смотрю на цену, на этажерку, и мне становится невыносимо грустно.

Спросил, а есть ли ключик, от ящика.

Не было, говорят.

Я знаю. Потому что я этот ключик потерял.

Минск, не хорони меня.