Один вечер из жизни Петра Васильевича

На улице уже совсем ничего не было видно. Генеральские сани стояли у дома губернатора города, в санях кемарил Михей. Укутавшись в тулуп, днём, может,  солнышко и грело спину, но наступающая весна ночью растворялась в ночи, Михей вспоминал былые времена. Как генерал спас его от казни в Самарканде, как потом славно врага били. Как тепло и сытно жилось ему при штабе. Цыганскую вольницу променял на тепло и сытость. Да что уж, больно страшно стало. Когда басурмане верёвку на шею накинули, так и потемнело от страха в глазах. Да только затянуть потуже не успели. Русская армия в город ворвалась. Часа четыре так и простоял на эшафоте на жаре. Уже и пот перестал с лица стекать. Очнулся оттого, что какой-то вояка в русской форме по щекам хлестал да водой поливал. Так Михей и познакомился со своей будущей судьбой,  с самим генералом. Приняв всё это за знак божий, на предложение генерала быть у него на посылках, согласился, не раздумывая. С тех пор-то уж лет 20 прошло, и Бухарские походы как  сон вспоминаются. А Михей так и служит генералу.   Лошадь переступила с ноги на ногу и фыркнула. Михей открыл глаза, вроде на крыльце суета какая-то происходит. Прислушавшись, затаив дыхание, он услышал громкий генеральский голос, хохот губернатора и еще чей-то голос. По шуму, производимому, было ясно, что собеседники пьяны. Михей живо представил взгляд генеральши и так живо представил, как именно ему будет вменено в вину сие положение. Михей мотнул головой, погладил бороду и слез с саней. Проверил упряжку, всё ли на месте. Поправил шубу в санях. И стал ждать ездока.
 
Дверь отворилась, и в проеме появился огромный силуэт генерала. Уверенной походкой, с шапкой набекрень, генерал шел к саням. Отсыпав напоследок губернатору пару скабрезных шуток, плюхнулся в сани и, укутавшись в шубу, стал раскуривать трубку. Цыган, не кланяясь, залез на свое место, хлестнул вожжами лошадь, и сани тронулись с места.
 
Ты слышал? — Пётр Васильевич обратился к Михею. Михей кивнул головой, зная, что генерал любит разговоры, особенно выпивши, когда, и никогда с ним не спорил, только поддакивал. Часто в разговоре с самим собой генерал до того до говорит, что в такую ярость приходил, аж пар шел. Бывало, от злости, не пойми на кого, и Михею по шапке от генерала прилетало.
 
Ты слышал, повторил генерал. Этот недобитый французишка меня смел учить. Говорит, неправильно мы оленину едим, говорит, маленькими кусками надо есть. Ты видел! — продолжал генерал. На тарелке мяса с мизинец да дряни какой-то, не пойми чего гарнир, говорит, чёрт окаянный. Говорит, так теперь вся Европа есть, высокая кухня. У, паразит, был бы не в гостях, дал бы хорошенько по мордасам. Да вечер не хотелось портить. А вино подали, дрянь какая-то. Кислятина. Аж скулы свело. Водой запивал. Благо, губернатор-то сообразил, потом порто налил, да и то одна бутылка была. Кофе предложили, да я отказался. Чаю попросил, нету, говорят, понимаешь? Чаю нету! Срамота какая. Генерал махнул рукой и замолчал. Три часа просидел я у них, а голодный, как собака. Собака!   А ну, тут вправо бери, гаркнул Пётр Васильевич, и Михею всё же прилетело сзади по шапке от генерала. Михей заподозрил, что не домой едут. Подумал было отговорить, да ещё от прошлого удара голова не отошла. Вдали замаячили фонари трактира, и сомнений, куда едем, у цыгана не осталось. Внутри едальни пахло свечами, грязью да вином разлитым. Цыган вместе с Петром Васильевичем зашёл на случай всякой бузы, которую генерал любил заваривать. Половой возник как из-под земли и пристроился сзади за генералом, сопровождая до кабинета. В кабинете стоял стол, накрытый белой скатертью, фужеры для вина, нож с вилкой да салфетка посередине лежала. Ну, милок, дай-ка мне ухи стерляжьей да графин коньяка. И цыгана моего накорми. Тут людей в кабинете малова-то, ты бы позвал кого?! — Генерал посмотрел на полового с ухмылкой, намекая на барышень. Михей на этих словах понял, что надолго тут, да сразу начал в голове отговорки соображать для генеральши, где так долго были. Половой вышел из кабинета со словами «Сейчас всё сделаем-с». И тут Михею в голову пришла отличная мысль, и он выскочил вслед за половым. Послушай, — обратился цыган к половому, — сослужи службу. Генерал пьяный уже да старый, ему девки-то так, для виду нужны. Ты не посылай никого, а в счёт-то включи расходы, я подтвержу, если что, мол, ездили, да не нашли. А деньги себе заберёшь. Я пока с ним посижу, напьётся, погружу в сани да айда домой. Половой выслушал Михея с опущенной головой, ничего не сказав, только мотнул в знак согласия головой. Минут через пять уха и графин были поданы. Генерал отобрал графин у полового и с криками «Я тебе сейчас голову оторву» налил себе порцию коньяка в бокал для вина. Сделал глоток и стал уху есть. Ел громко, причмокивал после каждой ложки и сопел в ноздри, будто не есть, а гирю поднимает. Закончив с ухой, положил ложку на белую салфетку. Рот рукой вытер, а руки — о скатерть. Налил себе ещё полфужера коньяка, достал трубку и закурил. Говорит, так всё Европа есть, опять начал генерал! Я в ваших Европах бывал, вы там как басурмане моетесь раз в неделю в бочке, — генерал поднял палец вверх! — А мы в банях да по три раза в неделю. Да моемся-то с мыслями. Попаримся, квасу хлебнём, — Пётр Васильевич пригубил коньяка. — Да ещё что поделаем, если жена-то есть! А они в бочке как селёдка! Генерал замолчал на время, вроде как вспоминал что. А вспомнил! На тарелке-то что ещё было? Сухарь лежал. Я говорю, это что?! Крутон, говорит, вот паршивец. Сухарь, сухарь там лежал. Да до того сухой да чёрствый, что не жуётся. В вино макнул, как леденец сосал. Господи, да такого сраму не встречал ещё. Этому губернатору-то тоже бы надо при случае морду набить. Когда уже дорогу до дому моего замостит. Всё, говорит, денег нет. А на францужеча деньги есть, значит?! Генерал хмелел на глазах. Михей сидел в углу кабинета у входа и следил за генералом. В графине уже было меньше половины. Скоро, значит, закемарит. Да где ж их носит?! — крикнул генерал. — Кончились, что ли, девки на Руси? Зло глянул на дверь и стукнул кулаком по столу. Потом как будто окаменел, замер. Через несколько минут медленно опустил голову на стол. От стола раздался глухой звук и следом храп. Михей встал со стула и вышел из кабинета. Половой стоял на входе, завидев цыгана, пошёл ему навстречу. Все, уснул, давай расчёт. Половой вынул из подполы счёт. Цыган отдал деньги и прибавил на чай. Помоги, любезный, уж больно тяжёл генерал. Оба отправились в сторону кабинета. Пётр Васильевич, как был, головой на столе, так и остался. Огромные руки болтались под столом, как ненужные оковалки. Михей и Половой подошли с разных сторон. Михей справа, Половой слева. Они подсунули руки под мышки, пытаясь поднять генерала. В этот момент генералу почудилось, что его грабят, и он, не разбирая, сначала сунул локтем Михею под дых, а уж потом со всей дури бабахнул половому по голове кулаком, что-то скрутился в три погибели. Вскочив из-за стола, генерал подскочил к нему, как будто бы в бреду, и всё еще думая, что  его пытались обокрасть, и с такой силой дёрнул сюртук, что пуговицы, как пули, разлетелись по кабинету в сопровождении звука бьющегося графина, который скатился со стола с остатками конька. Тут вбежали другие, заслышав шум из кабинета, и впятером, надосталь, угомонили генерала. Посадили его на стул и дали стакан воды. Пётр Васильевич, казалось, пришёл в сознание, огляделся по сторонам. Да разразился смехом, аж стены затрещали. «Я, — говорит, — ребята, думал, грабят меня девки, которые тут были. А это вы! Уж простите меня. Опьянел я с этими путанами. Видно было, что не помнит ничего генерал. И никто правду и не стал рассказывать. Счёт, конечно, новый принесли. Генерал велел цыгану выкинуть его, да Михей ослушался, так и лежит теперь в коробочке в его комнатушке. Мало ли, сгодится ещё. А генеральша и слова не сказала, когда домой приехали. «Умойся, — говорит, — Петя, да спать ложись». И только Михей заметил, что кони-то генеральши только-только распрягли.
Кузьмин М.М. Санкт-Петербург. 2024