Подъём низов

СТАТЬИ И ОЧЕРКИ А. А. ДИВИЛЬКОВСКОГО

Сборник публикует его составитель Ю. В. Мещаненко*

………………………………………………………………………………………
               

                ВЕСТНИК ЕВРОПЫ

                Журнал науки – политики– литературы
 
                Основанный М. М. Стасюлевичем в 1866 году

                Д Е К А Б Р Ь

                Петербург

                1913


Страниц всего: 492

                А. Дивильковский

                ПОДЪЁМ НИЗОВ

                (Съезд швейцарских профессиональных союзов)

………………………………………………………………………………………


   309

   Перейдя мост через мутно-зелёную и мелкую речку Зиль в Цюрихе, вы попадаете в рабочее предместье Ауссерзиль.

   Какая огромная разница сравнительно с фабричными предместьями наших больших городов!

   Ни грязи, ни вони, ни мрачных рабочих казарм, ни жалких развалюшек-домишек между ними.

   Нет, правда и яркого блеска огромных вывесок и выставок, как в торговом центре Цюриха – на Вокзальной улице или на набережных озера и реки Лиммат, но в остальном – всё тот же обычный уличный комфорт большого европейского города. Такие же изящные мостовые из каменных кубиков, хитро уложенных веерами; такие же чистые, гладкие тротуары, такой же непрерывный строй новых шестиэтажных домов, такие же уютные скверы с цветочными коврами и песчаными аллеями, такое же приятное глазу газокалильное освещение по ночам.

   Конечно, пролетарию, обитающему в этих домах, живётся всё же далеко не так привольно и беззаботно, как буржуазии там, в окрестностях светлого Цюрихского озера, но, как-никак, «низы» здесь уже сжились с культурой, как улитка со своей раковиной. Не выгонишь!

   В то же время Ауссерзиль сейчас пестрит солдатскими мундирами. Происходят осенние сборы (на полторы месяца) рекрутов швейцарской милиции. И перед железной решёткой обширного


   310


двора кантонального цейхгауза русский глаз радует редкостная здесь картина: весь двор занят взводами безусых юношей, почти мальчиков, одетых в форму и повзводно обучающихся маршировке рядами, гуськом, «равнению направо», прыжкам с ружьём в руках и прочим тонкостям военного искусства. Вот мальчуган-унтер, с шевроном на рукаве, в очках, заметил вдруг неаккуратно сидящий помпон на кивере своего подначального и серьёзно, собственноручно поправляет недостаток, заодно поправляет и себя. Рядовые смеются, смеётся и он. Так же, почти непринуждённо, ведут себя и с офицером, костюм которого отличается от солдат только жгутами на плечах.

    Но солдаты, солдаты, солдаты, пешие, конные, с походными фурами, на всех улицах предместья – это начинает угнетать даже привычный к тому русский дух.  Спешишь развлечь своё зрение чем-либо другим. Какие затейливые вывески пивных на углах улиц: то тяжеловесный горец откалывает пляску за руку с крутобокой девицей – надпись: «У старого Фрица»; то чёрный пеликан питает кровью из своей груди птенцов – надпись: «Пиво Pelikanbrau». Там и сям зияют таинственные проходы под ворота или вглубь коридора, и указательные персты приглашают вас в «электро-театры», «световые сцены», словом – в эти неизбежные, как болезнь и смерть кинематографы. И художественно исполненная картина тут же иллюстрирует проходящим пролетариям ждущее их наслаждение и ужас. Культура – с её, так сказать, вопиющей стороны…

   Вот высокая католическая церковь с большущими часами на башне; пройдя немного дальше на площади Гельвеции, «Безалкогольный Народный Дом», четырёхэтажное здание, выходящее на три улицы и вмещающее в себе безалкогольный ресторан, обширную бесплатную библиотеку-читальню, ванны с душами для рабочих и залы собраний. Здание – новое, построенное лишь года три назад стараниями, в особенности, известного профессора-гигиениста Ф. Ф. Эрисмана.

   Здесь мне пришлось 13–15 сентября нов. ст. побывать на съезде швейцарских профессиональных союзов.

   Построенный на городской земле и с крупной субсидией от города, Народный Дом успел сделаться не только настоящим культурным центром для всего пролетарского населения Цюриха, но и, своего рода, историческим местом. Здесь летом прошлого года происходили бурные прения рабочих союзов по поводу поддержки бастующих слесарей и маляров и провозглашена была всеобщая забастовка, оставшаяся столь памятной для всей Швей-


   311


царии.

   И здесь же стоял гроб с телом покойного Бебеля перед его сожжением.
 
   Я вошёл в зал заседаний съезда, «Большой зал» на втором этаже дома, испытывая необычные ощущения. Действительность заслонялась сперва перед моими глазами двумя несхожими между собой картинами-воспоминаниями, которые словно боролись, сменяя друг друга, как меняются отливы «двуличневой» ткани. То мерещились мне в этом зале шум и движение, бледные, раздражённые лица рабочих, их громкие крики по адресу своих упорствующих вождей:

   «Довольно холодных слов. Пусть сегодня говорит дело»…

   То непреклонное лицо Бебеля молчаливо глядело из массы алых цветов, под навесом пальмовых листьев, и слышен был тихий плач проходящих по залу вереницею женщин, детей, да иногда странно-неумелое, сдержанное рыдание мужчины…

   В действительности заседание имело совершенно будничный вид.

Длинные столы, за ними – сотня делегатов и гостей; все одеты «по-чистому», то есть в воротничках, в свежих, нередко изящных (молодёжь) костюмах и галстуках. Эти делегаты социальных «низов» не желают соблюдать той смирённой внешности, которая, казалось бы, свойственна их низкому положению. Да и речи их тоже – не вполне приличествующие этому положению: говорят хорошим литературным языком Шиллера и Гёте, а не каким-либо Schweitzer-dutschем (народным швейцарским диалектом), и термины политико-экономические, юридические, изредка даже философские, наряду со статистическим материалом, то и дело вкрапливаются в сухо-деловое, по большей части, красноречие.

   Лишь некоторые, резко-народные фигуры, да иные измождённые трудом лица напоминают вам о происхождении этих детей народа.

   Я не намерен здесь подробно излагать работу съезда в той последовательности, как она шла.

   Моя задача, скорее, в том, чтобы в связи с разными выдающимися пунктами работы съезда, показать, какую роль он играет в швейцарской современности вообще. В этом смысле особенно яркой была именно последняя схватка на съезде: по вопросу о всеобщей стачке. Доклад прочитан был секретарём всего Съезда* профессиональных

                -------------------------

          *Русский язык удивительно беден терминами, относящимися к союзной, общественной деятельности. Между тем, по-немецки для разных степеней и видов «союзности» употребляются особые термины. Так, весь национальный союз зовётся здесь Bund, Центральный союз одной отдельной профессии – Verband, местный союз данного города – Verein. Union – особая специфически-швейцарская организация, отдельная от с.-д. союзов; при смешанном экономически-политическом характере, она обнимает рабочих разных партий, религий и т. д. По-русски для всего этого служит одно и то же слово «союз».


   312


союзов Гугглером, человечком чёрненьким, маленького роста, но по развиваемой им деятельности подобного, право, сторукому гиганту Бриарею. И доклад его о всеобщей стачке тоже необычайно разносторонен. Тут и история вопроса во всех странах, доказывающая, по его мнению, что всеобщие стачки «лишь в крайне редких случаях приводили к прямому успеху»; тут и попытка определить понятие всеобщей стачки с различением её разновидностей, и подробная история Цюрихской забастовки 1912 года, и изложение прений на заседаниях Gewerkschafts-Ausschussa (расширенного комитета Союза), и сводка нарочито-произведённой в союзах анкеты.

   Наконец, собственное мнение Гугглера о данном вопросе носит явные следы желания удовлетворить все союзы: как «боевых» маляров-штукатуров и рабочих по дереву, так и «мирных» типографщиков, и «средних» металлистов.

   Поэтому, относясь, по-видимому, весьма сочувственно к данной форме протеста, как более тяжёлой, обыкновенно для рабочих, чем для их противников, Гугглер, с другой стороны, объявляет всеобщую забастовку явлением стихийным, force majeure, перед которой – когда она нагрянет – останется только покорно преклониться.

   Замечательно, что такое сугубо объективное отношение к своей задаче не спасает многостороннего секретаря от признания безуспешности его добросовестных усилий. Свой доклад он объявляет, в заключение, своим личным мнением, а к принятию рекомендует совершенно иную, весьма определённую резолюцию Комитета Союза, выработанную по соглашению с Комитетом рабочей партии. Признаюсь, слушая Гугглера, я начинал постигать, что существует на свете особый тип людей-секретарей, в своём роде и на своём месте нередко весьма ценных, даже, быть может, незаменимых.

   Такой секретарь должен уметь, как в собирательном зеркале, отражать в себе, в своих докладах, во всей своей деятельности всю многогранность окружающей его среды.

   Подвергаясь всесторонней шлифовке, его мнения получают приятную закруглённость, не становясь поперёк ни одному частному мнению и, следовательно, не мешая ни одному из них победить при голосовании. В то же время секретарь успевает с невероятной работоспособностью собрать и сгруппировать материал,


   313


полезный для каждого мнения. Таков, по крайней мере, мне кажется, секретарь Гугглер.

   Резолюция Комитета, поставленная на обсуждение, состояла из трёх частей: в первой съезду предлагается категорически отвергнуть «революционную всеобщую стачку», в смысле синдикалистов – то есть, всеобщую стачку, как постоянную тактику рабочих, как ежедневно применяемое, стенобитное орудие для скорейшего разбития стен капиталистического Иерихона.

   Резолюция не только отвергает эту тактику, которую считает вредной иллюзией, «не могущую заменить нормальную деятельность, практикуемую до сих пор», но не призывает рабочих прямо бороться с «анархо-синдикалистскими» попытками этого рода.

   Во второй части определяются виды массовой стачки, какие единственно могут приниматься в расчёт: это – чисто экономические забастовки одной ветви промышленности (профессии), забастовки из солидарности в группе близких друг к другу ветвей; из политических же – только стачки оборонительного характера против возможных попыток со стороны господ положения стеснить рабочим пользование их «жизненными» правами (свободой союзов, собраний, печати и прочее).

   Стачка же, как оружие для завоевания новых политических прав, в демократической республике признаётся излишней.

 Третья часть указывает, что для подобной цели единственный путь – дальнейшая безостановочная организация масс, путь гораздо более верный и испытанный, «чем даже самая справедливая и наилучшим способом подготовленная всеобщая стачка».
   
   Резолюция эта стоит перед всеми ораторами, как решение доверенных лиц союзов. Можно быть заранее уверенным в её одобрении и съездом союзов. Однако ряд ораторов – маляров и рабочих по дереву – выступает против неё.

   Маляр Штауде, плотный, лысый человек, солидно жестикулируя, красноречиво отстаивает всеобщую стачку, к которой-де, как к необходимой ступени, приводит неизбежный ход вещей. И он выставляет против резолюции комитета свою резолюцию, впрочем, надо признаться, тоже весьма солидно-осторожную. Ведь тут – не пламенные итальянцы, не любители «жеста» французы, а спокойные швейцарцы, притом, в большинстве, немецкой крови.

   Поэтому в резолюции Штауде мы находим и меланхолическое признание, что «организации ещё слишком слабы» для всеобщей стачки, и призыв лишь на всякий случай заняться обсуждением вопроса. И столяр Вурм, обличая новые реакционные попытки швейцарской буржуазии, убеждает собрание в недостаточности обычной тактики, в необходимости также и генеральной стачки. Словом,


   314


если это и анархо-синдикализм, то, конечно, из самых робких.

   Робость его легко объясняется последним опытом Цюрихской стачки, которая отразилась довольно чувствительным образом на числе членов и особенно на кассах профессиональных союзов города. Легко, конечно, проповедовать всеобщую стачку в бедных романских «синдикатах», ибо там всеобщая стачка всегда значит помощь нашей пустой кассе со стороны; но здесь, как раз наоборот, наша зажиточная касса терпит от преувеличенной готовности поддерживать движение других: кассовый эгоизм, если можно так выразиться, действует как хорошее отрезвляющее средство и заставляет обращаться к менее скорострельным, упорно-систематическим путям.

   Как тяжёлая артиллерия этого арсенала «немецких» средств, выступает против «радикальности» маляров и столяров старик Грейлих, присутствующий здесь как делегат от общинных и государственных служащих, соратник и друг, в течение пятидесяти лет, покойного Бебеля. Можно подумать, право, что перед нами– просто швейцарское воплощение самого Бебеля, хотя, правда, внешний облик Грейлиха куда тяжеловесней и его рокочущий бас куда грузнее звонких нот Бебелева тенора.

   По мнению Грейлиха всеобщая стачка – тактика вовсе не «не профессионалистская»; моральный результат её, на котором всегда настаивают её «идеалисты»-адвокаты, всегда спорен, его не учтёшь наглядным образом.

   Но, что ряд последовательных всеобщих стачек быстро сведёт на нет и самые богатые союзы, – это бесспорно. Следовательно, для профессионального союза эта тактика – всегда самоубийство. Конец тогда страхованию от болезней и несчастных случаев, как и страхованию от безработицы – этим главным отраслям деятельности союзов в Швейцарии; конец всякой возможности проводить обыденные, более или менее частные стачки, однако, были подняты рабочие низы к источникам живой воды культуры.

    Нет, чем развитее профессиональные союзы, тем менее могут они признать так называемую «солидарность» дела своей тактикой.

   Всё больше сердится седой Грейлих на юных (впрочем, по сравнению лишь с его восьмым десятком лет) сторонников генеральной стачки. Бас его гремит; он потрясает узловатой кистью руки в направлении Штауде и Вурма.

   «Наша резолюция должна раз и навсегда положить решительный предел этой болтовне, этой игре в генеральную стачку! Наши союзы и так достаточно пострадали от пропаганды синдикализма в романских кантонах, – в Женеве, в Ваадте. Все наши организации там почти разрушены.


   315


   Предоставим доктору Брупбахеру эту лёгкую задачу – волновать рабочую молодёжь на собраниях красивыми фразами».

   И сердитый старик отпрядывает назад, как отпрядывал, вероятно, встарь, вслед за патетическими моментами речи; только теперь ноги не легко слушаются его, колени подгибаются.

   Доктор Брупбахер – довольно интересная фигура в современном Цюрихе. Занимаясь медицинской практикой, в бедных кварталах города, он успел приобрести немалую популярность, которую затем ещё расширил своим увлекательным красноречием синдикалистского характера.

   Действуют на умы также и его литературные произведения, например, книга «Маркс и Бакунин», в которой автор старается навязать читателю пессимизм по отношению к «научному социализму». Между прочим, я слыхал, что доктор Брупбахер питает склонность ко всему революционно-русскому (он и женат на русской) и в пропаганде своей то и дело прибегает к иллюстрации «русскими фактами», часто едва ли не убедительными… в обратном смысле.

   Так или иначе, его пропаганде принадлежала, по-видимому, известная роль в прошлогодней Цюрихской забастовке.

   Ещё большую роль, конечно, сыграли здешние предприниматели, выписавшие из Германии кочующую труппу профессионалов-штрейкбрехеров из уголовных вольноотпущенников. Немаловажная роль принадлежала и местному кантональному правительству: оно столь усердно охраняло гастролёров, что те, осмелев, стали резать мирных людей среди бела дня.

   Естественно, что после этого не могли удержать рабочих ни комитет профессиональных союзов, ни партийный социал-демократический комитет. Стачка была решена 6.200 голосов против 800…

   И только на днях ликвидированы последние счёты по этому возмутительному подстрекательству: Цюрихская судебная палата отвергла, за отсутствием всяких оснований, обвинительный акт кантонального прокурора, привлекавшего к суду множество мирных забастовщиков по обвинению – в восстании!

   Как видите, и в культурных странах люди толстой мошны и большого кулака не стесняются в выборе средств для покорения пролетариев, стремящихся к культуре.

   Хорошо, что последних охраняют против грубой силы и хитрости первых зоркий глаз и трезвая голова седых вождей.

   Поэтому вряд ли можно ожидать скорого повторения стихийной Цюрихской забастовки.

   По крайней мере, съезд поддержал Грейдлиха и резолюцию Комитета 46 голосами против 25 (за Штауде) и подтвердил своё решение, отвергнув, 41 голосом против 33, формулу металлиста Дюрра, не находившего надобности в какой бы то ни было


   316


резолюции. Съезд не пожелал неопределённости, удобной для пропаганды, хотя бы потихоньку, синдикалистских идей. Ясные и твёрдые заветы Бебеля восторжествовали.
   Те же заветы нашли голос и в вопросе о новом швейцарском фабричном законопроекте. История развития этого законопроекта наглядно отразила в себе ту же слепую реакционность господ положения. Действующий в Швейцарии фабричный закон насчитывает уже более 35 лет существования и крайне отстал от жизни.

   Взять хотя бы одно то, что длина рабочего дня фабричных и заводских рабочих по этому закону 11 часов, между тем, как путём неустанной профессиональной борьбы, уже 70% этих рабочих добились фактически рабочего дня в 10 часов  или менее: положение, очевидно, обязывающее к перемене в законодательной оболочке живых данных хозяйственной жизни.

   И вот уже 10 лет скрипучая многоэтажная государственная машина в Берне, со вздохами и стонами, нехотя, вырабатывает соответствующий проект.

   6 мая 1910 года появилось на свет торжественное послание Союзного Совета с новорождённым проектом.

   И тут-то проявила себя во всей красе упомянутая реакция.

   Настоящим автором проекта был знаменитый «отец Дейхер», человек, которого, при всей умеренности его политического облика, швейцарская рабочая печать всё же без обиняков зовёт «истинным другом рабочих».

   Хотя в течение десятков лет он был бессменным министром и руководителем всей политики, следовательно – излюбленным человеком, прежде всего, здешней буржуазии, тем не менее, по-старинному, по патриархальному, он как-то успел сохранить искреннюю симпатию к людям труда, быт которых ему знаком близко и в совершенстве.

   Проект фабричного закона, благополучно им проведённый через все канцелярские инстанции, признавался всеми рабочими организациями, если не увенчанием их требований, то прекрасным, честным юридическим орудием для защиты, по крайней мере, уже добытых прав.

   Главные черты проекта: 10-часовой рабочий день, в субботу – 9-часовой; категорическое запрещение каких бы то ни было штрафов; окончательное отнятие от хозяев права вычетов из получки рабочих в уплату за доставляемые натурой жизненные припасы; предоставление замужним женщинам свободного полудня после 12 часов в субботу; запрещение подросткам 16– 18 лет всяких сверхурочных работ.

   Самой ценной для организованных рабочих была статья 15 проекта, содержавшая безусловное, под страхом уголовного наказания, запрещение хозяевам увольнять рабочих из-за осуществления послед-


   317


ними своих конституционных прав, т. е., прежде всего, конечно, прав союзов.
   
   Это означало отнятие от хозяев их главной, хотя и незаконной, опоры в борьбе с профессиональными союзами.

   Проект «отца Дейхера» показался предпринимательской аристократии до того «социалистическим», что она решила убрать во что бы то ни стало неудобного министра. «Друзья» по радикальной партии не отступили и перед грубой выходкой против больного в то время старика, что тут же свело его в могилу*.

   После его смерти пост министра торговли и промышленности перешёл к Шультгессу, прямому ставленнику крупных капиталистов, бывшему директору машиностроительного предприятия «Броун, Бовери и Ко» (швейцарском).

   Под охраной нового «превосходительства» порождение Дейхера быстро изменило свою рабочелюбивую физиономию. Проект пошёл в парламентскую комиссию, где из 21 члена только трое могли считаться представителями рабочих. Большинство комиссии камня на камне не оставило от всех без исключения перечисленных выше сторон проекта.

   Так, один из пунктов теперь отсрочивает фактически введение максимального 10-часового рабочего дня на десяток лет, заменяя его 10,5-часовым; другой пункт отказывает рабочим в защите права союзов на том основании, что такую защиту «юридически провести невозможно». Шультгесс, вместо отстаивания правительственного проекта, старался придать реакционным «поправкам» приятно-туманный вид и юридическое, якобы, оправдание.

   В результате, новый фабричный законопроект по многим пунктам знаменует собой даже ухудшение прежнего закона!

    Как будто стремились убедить пролетария, что тщетны все его самые скромные претензии на справедливость в нынешнем обществе.

    Съезд Союзов, однако, не впал в отчаяние, и нам не пришлось слышать ни громких декламаций по адресу буржуазии, ни призывов к крайним действиям. И маляры, и столяры молчали.

   Председателем съезда был Шнеебергер, он же председатель самого большого союза в Швейцарии – Союза металлистов. Статная фигура, красивое лицо с большими, русыми усами, быстрые синие глаза и вся сноровка умелого капельмейстера эффектно оттеняют у этого человека беспредельное хладнокровие и, так сказать, неумолимость к увлекающимся ораторам. Предложение его по фабричному законодательству заключалось в том, чтобы без всяких прений, просто демонстрировать национальному парламенту


                ----------------------------

                *История эта была рассказана в газетах буржуазного лагеря и не подлежит никакому сомнению.


   318


стойкость рабочих в требовании необходимого для них минимума прав.

   И, повинуясь лозунгу своего председателя, съезд единогласно принял соответствующую коротенькую резолюцию, осуждающую так называемый «согласительный» проект (так официально именуется этот продукт якобы добровольного соглашения всех заинтересованных общественных групп).

   Лишь к концу прибавлены, будто сдержанное рычание оскорблённого класса, две строчки: «Союз оставляет за собой право, после голосования проекта в Союзном Собрании, предпринять соответствующие результату обсуждений шаги».

   Кому приходилось наблюдать Швейцарию, тот поймёт, что здесь подразумеваются «шаги» чисто конституционные, т. е., на первом плане, требование референдума.

   И, если при нынешнем, вообще не слишком благоприятном настроении большинства швейцарских «голосов» к социальному законодательству (большинство голосов обыкновенно принадлежит крестьянам-собственникам и мелким капиталистам), референдум тоже не даёт особых надежд на сегодняшний успех, то ведь все большие реформы в Швейцарии приходят не сразу, а лишь при втором либо третьем референдуме.

   Да и не в одном лишь референдуме и не в существующей форме демократии рабочие видят свою главную надежду – если также и не в генеральных стачках.

   Как они давно установили, фактически, в стране 10-ти часовой рабочий день помимо закона, в силу своего рода обычного права, как они осуществили в стране, задолго до закона, страхование от болезней и несчастных случаев в своих кассах, так и фабричный закон придёт в своё время во всей полноте, по согласию ли скупой на справедливость буржуазии, или без её согласия.

   Поэтому «безобидная» резолюция съезда отнюдь не указывает на бессилие швейцарских рабочих в данном случае, а как раз напротив: на сознание своей неистребимой и всё растущей силы.

    Сила эта, как бы сжатая в стенах залы съезда, чувствовалась сквозь прозаически-деловую атмосферу прений. Мне снова и снова вспоминался великий мастер, виртуоз этой силы, здесь недавно почивший.

   В воскресение, 14 сентября, когда члены съезда, в виде антракта и отдыха, отправились после обеда на пароходе по Цюрихскому озеру, меня потянуло на кладбище, где могила Бебеля. Не то, что хотелось поклониться могиле – я хорошо знал, что там осталось от живого Бебеля не больше, чем во всяком ином месте пространства, – но, мне казалось, там он должен всего живее вспоминаться. Трамвай довёз меня до последней остановки перед кладбищем, на самой границе рабочего Ауссерзиля.

   Мальчишка указал мне дорогу к «кладбищу Бебеля».


   319


   Видны были в той стороне уже загородная железная дорога и тёмные откосы Ютлиберга, вершина которого закрыта была тучами. Тучи быстро надвигались на город, гром злобно сотрясал небо, когда я входил в монументальные ворота кладбища. Поднялся страшный вихрь с дождём и рвал у меня из рук мой зонтик, пока я стоял у окна сторожки и расспрашивал о месте погребения Бебеля.   

   – А, Бебель! – словно с досадой сказал сторож: должно быть, таки надоели ему посетители этой могилы. – Вон там ищите, налево, около могилы президента Песталоцци.

   «Президент» означает в немецкой Швейцарии городского голову, Песталоцци же – не известный всему человечеству педагог, а известный всему Цюриху деятель XIX века. Но, сколько я ни глядел «около президента», буря так хлестала меня дождём и слепила глаза, что я должен был бежать назад, под защиту каменной колоннады ворот. И только через час, когда успокоилась свирепая стихия, я вернулся на мокрые песчаные аллеи и при солнечном сиянии нашёл два низких обелиска чёрного камня с коротенькими надписями: «Юлия Бебель» и «Доктор Симон» (жена и зять Бебеля). Тут же зарыли и прах Бебеля, и меня поразило, как мало места занимают вместе три человека, ушедших из жизни: из моей памяти как-то нечаянно ускользнуло, что все они сожжены, и зарыто здесь лишь по щепотке пепла, с остатками костей…

   Грустное и красивое место – это Цюрихское кладбище.

   Строгая арка его ворот, его белый крематорий, самые его памятники выдержаны в простом, классически-трезвом стиле. И яркие цветы и сумрачная зелень островерхих туй – всё вместе будто поёт о молчании и конце. Мягкий, умиротворяющий аккорд к исполнившей свой шумный круг силе жизни.

   Я сорвал листьев барвинка с незатейливо-украшенной могилы, где один только металлический пальмовый венок «От Германского Союза металлистов» напоминал ещё о «царской» процессии похорон Бебеля, – и ушёл, чтобы с утра опять со вниманием следить, как новая смена тружеников продолжает полувековую работу в низах.

   Бебель ожил, воскрес в моей памяти – воскресли его печальные, знающие жизнь глаза и его неутомимая воля в таком простом и вдохновенном, таком стремительном и вместе естественном жесте руки!

   Всеобщая стачка, фабричный законопроект – два наиболее яркие пункта съезда, наиболее связанные со злобой дня. Раны генеральной забастовки ещё не зажили, а фабричный закон стоит


   320


главным пунктом в порядке дня ближайшей сессии парламента и вызывает сильнейшее брожение в рабочих массах. Менее ярко, но, может быть, не менее внушительно та же сжатая сила отразилась в других, сереньких моментах съезда.

    Одним из сереньких пунктов был, например, доклад Лоренца, адъюнкта при рабочем секретариате*, о ремесленном законодательстве.

   Ремесленное законодательство в Швейцарии почти отсутствует, ибо и рабочее движение в области ремесла относительно слабо. В ремесленных заведениях господствуют нередко ещё вовсе прелести хозяйской патриархальности. Естественно, что в момент, когда обсуждаются фабричные законы, выдвигается и вопрос о ремесленных законах.

   Другое дело – много ли надежд на проведение сколько-нибудь сносных правил, когда и фабричный-то законопроект застревает в парламентских шестернях?

   Тем не менее, Лоренц, человек обстоятельный и усердный в своём деле, разработал вопрос с величайшими тонкостями.

   Он излагает на кафедре необходимость правительственной анкеты и пяти отдельных законопроектов:
 

        1)  для мелких производств,
        2)  для «домашних» рабочих,
        3)  для торговых предприятий,
        4)  для отельной и ресторанной промышленности,
        5)  для рассыльных,

   
 – всего, в общем, для 200.000 непризнанных законом рабочих и 180.000 предприятий.

   Такое разделение и осторожное проведение законопроектов поочерёдно, по мнению дипломата-адъюнкта, позволит легче обойти враждебность хозяев в случае референдума.
   Я слушаю ровный, «академический» голос адъюнкта, гляжу в его бесстрастные, чёрные глаза, на его «интеллигентскую» чёрную бороду и – признаюсь – мало чувствую доверия и симпатии к его учёным выкладкам.

   Гораздо больше симпатии вызывают во мне возражения докладчику со стороны Грейлиха и известного в Швейцарии председателя Союза паровозных служащих, Риматэ.

   Оба они критикуют прекраснодушную веру Лоренца в правительственные анкеты, в единоспасающее средство «законодательной охраны труда».

    – Да знаете ли Вы, что в нашей двухпалатной парламентской машине простой Закон о воскресном отдыхе проводился шесть лет? А ваши пять законов потребуют, конечно, не менее тридцати лет! – говорит Грейлих и стоит за один общий ремес-


                -----------------------

                *Дело идёт тут не о секретариате профсоюзов, а об официальных, оплачиваемых из казны рабочих секретарях, и их помощниках, избираемых тоже самими рабочими. В обязанности секретариата входит статистика труда, юридическая помощь рабочим. Рабочих секретарей – три на всю Швейцарию. Первым из них был Грейлих.


   321


ленный законопроект.

   Робкий реформист Лоренц тут же согласился и на такое решение. Я понял, что Грейлих предвидит для данного проекта общую судьбу с фабричным, почему и не видит пользы в самой утончённой тактике. Не законодательству верят низы, а своей собственной, так сказать, натуральной способности к законотворчеству.

   Поэтому напряжённое внимание было приковано к другому, на первый взгляд не менее специально-деловому и длинному докладу о «тарифных договорах», – этих, если можно так выразиться, частных законах, создаваемых снизу, почти неприметно, как бы заочно с прочими продуктами производительного труда рабочих – с печёным хлебом, тканями, одеждой, домами, машинами, с кипами газет и грудами книг.

   Доклад о тарифных договорах читал тоже человек «интеллигентского» вида, профессии, весьма близкой к печати, к книге: типографщик Шлумпф из Берна, он же и вице-председатель съезда. В нём не было и следа учёного бесстрастия адъюнкта. Голубые его глазки, очки, то метали искры гнева на упрямых хозяев, противящихся заключению тарифного договора, то радостно улыбались, когда он повествовал о торжестве тарифной правды. Тогда клочки волос на голове Шлумпфа и бородка победоносно топорщились и губы складывались язвительно; кулак то и дело молотил по кафедре, будто по черепу врага.

   В самом деле замечательно распространение этой коллективной формы отношений найма в стране Жан-Жака Руссо, с его «общественным договором».

   Кроме огромного количества тарифных договоров, простирающихся на одно предприятие, на группу одинаковых предприятий, либо на целую местность (рабочие производств продуктов питания, например, имеют 59 договоров, металлисты – 64, домашние рабочие – 24 договора, большей частью местных), некоторые профессии, например, книгопечатники, литографщики, жестянщики, обладают договорами, где все условия труда, на территории всей страны, подробно регламентированы.

   Не бессильным ли окажется против такого самопроизвольного экономического факта какое угодно реакционное большинство в парламенте или хотя бы даже на арене всенародного референдума?

    Радикальный маляр Штауде и тут пытался спорить. Ценность тарифного договора представляется ему сомнительной, ибо у него есть и весьма опасная сторона: устраняя на целые годы стачку, он усыпляет «боевую» способность рабочих масс. Грейлих обратил против самого Штауде этот истинно синдикалистский аргумент, указав, что именно тарифный дого-


   322


вор – наилучшее орудие борьбы в руках профессионалистов: весь договор обнимает, заодно с организованными рабочими, создавшими договор, и всех неорганизованных; заключённый в городе, он проникает лучше всякого агитатора в глухие сельские закоулки, всюду свидетельствуя делом о пользе организации.

   Съезд также присоединился к резолюции Шлупфа, рекомендующей в виде общей директивы, добиваться общенациональных договоров, по возможности по всем профессиям.

    Чем больше разворачивались дебаты съезда, тем больше выяснялась основная линия, по которой движется вся тактика союзов, или, лучше сказать, выяснялось их основное преимущество, историко-географическое. Швейцарцы могут сколь угодно жаловаться на засилье реакции в их парламенте и в стране вообще, вовсю свою работу швейцарские союзы всё же ведут и через парламентские залы, или на широком поприще свободы союзов, слова, собраний.

   Они уже и сами подчас не замечают, эти пресыщенные Вильгельмы Телли, что дышат чистым воздухом свободы!

   Нет, попробовали бы… впрочем, это уже, как говорится из «другой оперы».

   Глубокий интерес представляли два тоже «сереньких» доклада Грейлиха о «Юношеской организации» и об «Организации наихудше оплачиваемых рабочих и работниц тех отраслей промышленности, где центральные союзы ещё не существуют».
 Второй доклад был представлен Грейлихом, совместно с секретарём для работниц, Марией Вальтер-Гюни.

   Интерес докладов именно в той тяге «к глубоким массам», к широким пластам низов, которая всегда воодушевляла и Бебеля, и его соратника Грейлиха.

   – Я – старый человек, – говорил последний съезду, – недолго мне ещё жить на свете, и я вам говорю: вот направление, в котором всегда нужно двигать работу.

   Что касается первого доклада, то дело шло лишь о техническом юношеской организации.

   В виду направленной также и на неё пропаганды синдикализма, Грейлих настоял на твёрдом заявлении, что организация эта строится на почве социалистической программы; поэтому в состав её комитета вводятся представители партии и союза; зато предлагается приглашать молодёжь на разные собрания того и другого.

   Горячие речи посвящены были Грейлихом и Марией Вальтер расширению деятельности союзов среди наиболее отсталых рабочих масс.

   Мне, русскому наблюдателю, эти призывы отдалённо напоминали былой русский девиз: «идти в народ». Только здесь провозглашается он не «кающимися» сословиями, а самим же народом.

   «Нет у нас врага хуже отсталости, невежества, умст-


   323


венной тупости, малодушия тёмных слоёв массы. Мёртвым камнем повисли они на нашей работе и тормозят прогресс наших организаций. Дальнейшее сокращение у нас рабочего времени остановилось потому именно, что, кроме крестьян-собственников и мелких хозяев, нашими противниками – и это для меня величайшее горе! – выступают и тёмные, несознательные слои рабочих масс. В эту сторону надо сконцентрировать maximum наших усилий».

   Грейлих и М. Вальтер призывают к «усиленным жертвам» на пропаганду в этих слоях и предлагают издавать специально приспособленную к их тугому пониманию литературу.

   Серьёзность этого вопроса иллюстрируется следующими данными. Из 900 тысяч наёмных рабочих в Швейцарии организованы в центральные, местные и христианско-социальные союзы не более 135 тысяч человек или 14%.

   300.000 из числа остальных считаются, впрочем, вообще «неспособными к организации» (это слишком изолированные батраки) крестьян, затем – служащие-родственники хозяев и прочие; но и наиболее отсталая масса, подлежащая сейчас специальному, сугубому воздействию насчитывает более 20 тысяч. В особенности, эта «мёртвая тяжесть» заметна в среде текстильных рабочих, портных и портних, а также в области торговли, путей сообщения и «промысла иностранцев» (гостиницы).

   Более всего тут играют роль женщины. 

   Вот почему в докладе приняла участие и женщина-секретарь. Из её части доклада видно, до чего в Швейцарии в наши дни дошла тенденция капиталистов к вытеснению мужской рабочей силы, слишком дорогой и несговорчивой, рабочей силой безответных женщин и подростков.

   По данным швейцарской фабричной статистики, в 1911 году на 211.077 фабричных рабочих-мужчин в Швейцарии приходилось 117.764 женщины, то есть, на каждых 2 рабочих мужчин – 1 женщина. Соотношение огромное!

   Число подростков 14–18 лет среди фабричных рабочих Швейцарии было 21.038 мужского пола и 27.686 – женского. Мария Вальтер выделяет 28.332 фабричных работниц, у которых на руках находится домашнее хозяйство.

   – Эта группа, – говорит она, – составляет ; числа всех фабричных работниц, 1/12 всех фабричных рабочих рук вообще и, вместе с группой работниц «домашней промышленности», в два раза более многочисленной, это люди самые отсталые, самые несчастные среди всего рабочего класса, организация которых должна составлять нашу первейшую заботу.

   Организованных работниц в 1912 году было 8.487, против


   324


77.826 мужчин*; отсюда видна степень неорганизованности женщин.

   Но и организация отсталых рабочих мужчин представляет, конечно, ещё широкое поле для подъёма «нови».

   Вид этого поля вызывает всегда новую и новую охоту к его вспашке у деятелей школы Бебеля-Грейлиха. На съезде, однако, призыв их встретился с эгоистической инерцией некоторых союзов.

   Своеобразные две формы показывала эта единая и несомненная матушка-инерция: одни ораторы говорили, что «у нас и самих денег нет на свои нужды, где уж нам?..»
      Другие – маляры и столяры – «принципиально» находили вредным это хождение в глубину масс: каждая профессия должна сама организоваться, а не ждать толчка от других. Только самоорганизация спасительна.

   Ясно, что и «самоорганизация», подобно всякому принципу, проводимому без оглядки, прямолинейно и абсолютно, может попасть в волчью яму самоотрицания, привести к своей противоположности. Чутьё истины подсказало большинству другое решение: доклад был принят.

   Теми же принципами одушевлено и новейшее стремление союза осуществить в стране с широким размахом страхование безработных.

   Доклад по этому поводу секретаря Союза Гугглера тоже встретил критику Штауде, находившего, что требуемая докладом финансовая поддержка государства и общин для страхования безработных, проводимого союзами, золотой цепью свяжет союзы с казной и, следовательно, понизит опять таки благую силу сопротивления. Но Штауде в этом насущном деле почти не встретил сочувствия в зале и, в заключение, согласился с необходимостью страхования.

   И в самом деле, все ораторы отмечали огромное повышение «способности к вербовке новых членов» в тех союзах, которые уже ввели у себя это страхование. Оно гонит в организации самых равнодушных и опасливых рабочих, то есть, как раз именно тех, о которых говорил в своём докладе Грейлих и женщина-секретарь. А раз такие «равнодушные» очутились в союзе, сама жизнь превращает их мало-помалу в интересующихся и деятельных членов.

   Насколько продвинулось в Швейцарии дело страхования безработных, видно из того факта, что застрахованных в союзах более 100.000 человек. Страхование это существует именно в следующих центральных союзах (13 союзов из 21): у переплётчиков, парикмахеров, рабочих по дереву, шапочников, у рабочих питательных про-


                --------------------------

                *Цифры относятся только к центральным союзам.


   325


дуктов, у кожевников, литографщиков, маляров и штукатуров, металлистов, портных и портних, каменщиков, текстильных рабочих и плотников.

   Издержали на него* эти союзы в 1906–1911 годах всего 458.401 франков, а за один 1912 год – 131.651 франк.

   Конечно, значение этого учреждения чрезвычайно возрастёт при поддержке государства и коммун, которая предполагается по проекту до 50%, а в годы острой безработицы – и до 100% (то есть франк на франк союзных взносов).

   Надо прибавить, что соответствующая «моция»** социал-демократического депутата Говарда Эйгстера (он же, как многолетний представитель текстильных рабочих Санкт-Галлена, сидит и в бюро настоящего съезда) уже принята в принципе национальным парламентом летом нынешнего года.

   Надо ожидать, что вскоре и в Швейцарии, вслед за Англией и Данией, будет действовать так называемая «Гентская система» страхования от безработицы, то есть система, основанная на субсидии казны профессиональным союзам.

   Такая система исключает всякий оттенок благотворительности, столь противный душе труженика-пролетария, и Грейлих подчёркивал, что здесь, в конце концов, «рабочий сам себе помогает». Это – несомненное применение принципа самопомощи и «самоорганизации».

   Председатель Союза Шнеебергер предложил повышение взносов отдельных союзов в главную кассу Союза. До сих пор каждый профессиональный союз вносил по три сантима с каждого мужчины и по одному сантиму с каждой женщины; предложено повысить эти взносы до 5 и до 2,5 сантимов соответственно. Только при таком повышении Комитет Союза считает возможным выбраться из «тесного финансового сюртука».

   В самом деле, требования, предъявляемые к центру, всё растут.

   В особенности дорого обходятся ему агитация в отсталых массах, женский секретариат, профессиональная газета на итальянском языке «Operaio».

   Последняя стала необходимой ввиду всё растущего прилива в страну итальянских рабочих, часто пребывающих во мраке глубочайших бескультурья и невежества, или захваченных ещё у себя на родине пропагандой «боевого» синдикализма.

   Последний вступил, в силу своей нетерпимости, в жестокую войну с швейцарским профессионализмом, в особенности, внутри той главной профессии, где особенно работают итальянцы – профессии строительных рабочих. Строительный Союз до того пострадал от этой войны, что пришлось основывать упомянутую газету «Operaio», редактор которой


                ------------------------------

                *И на примыкающую сюда же помощь по переселению.

                **Моция - это предложение, внесенное на рассмотрение в парламенте, которое требует обсуждения и голосования


   326


  является и специально-итальянским профессиональным секретарём, совершает поездки с рефератами, улаживает конфликты между организациями, выступает в экстренных случаях посредником в переговорах с хозяевами и тому подобное. Вся эта будничная деятельность нужна и неизбежна, поэтому доклад о повышении взносов принят единогласно.

   Теперь бюджет Комитета будет составлять, вместо 29.100 франков – 43.000 франков в год, считая в том числе и субсидию германских и итальянских профессиональных Союзов на издание «Operaio», в размере 5.800 франков.

   Отсюда уже видно, как хорошо, в общей массе союзы понимают необходимость материальных жертв в интересах национальной и интернациональной рабочей солидарности.

   Ещё лучше это видно из отчёта секретаря о доходах отдельных центральных союзов за 1912 год.

   Секретарь повесил на стене зала очень наглядную их диаграмму.

   Взнос каждого члена изображён столбиком определённый толщины*, и с уважением видишь, как с 1906 по 1912 год стремительно толстеют столбики почти во всех союзах; в среднем цифры повышаются почти вдвое, с 12 франков 82 сантимов (в год, с человека) до 22 франков 94 сантимов. Прибавлю, что некоторые, лучше оплачиваемые рабочие, вносят гораздо больше; так, рабочие по дереву – по 32 франка в год, металлисты – по 34 фр., переплётчики – по 39 фр., литографы – по 85 фр. каждый. Есть из чего и жертвовать в общую кассу!

   Общий доход всех союзов превысил в 1912 году два миллиона франков, а стоимость их имущества достигла 3.247.789 франков (в 1908 году – 1.357.998 франков).

   А между тем на съезде можно было часто слышать жалобы на плохое состояние дел, даже на «застой» в делах союзов. Так, сам секретарь вычислил, что, ежели, например, смотреть на профессиональные союзы с бухгалтерской точки зрения, – как на страховое предприятие по обеспечению членам известного уровня условий труда, – то запасной фонд (имущество) союзов, по всей строгости страховой теории, должен бы достигать 100–120 франков на человека, «а у нас большинство союзов располагает только 30–50 франков на голову». Бедные союзы!

   Тратят они в год всего 1.600 тысяч (1912 год), из них на стачки 366 тысяч, на страхование от болезни – 390 тысяч, от безработицы – 131 тысячу, помощь неспособным к труду и на случай смерти – 110 тысяч, профсоюзную печать, образование, агитацию – 240 тысяч.

   И это – в стране, по площади и по числу населения, подходящей ближе всего к нашей Киевской губернии!

   Конечно, известное, относительное право на жалобы у швей-


                ---------------------------


                *Высота столбиков изображала число членов с 1906 по 1912 год.

   327


царских союзов имеется. Если принять во внимание, что число членов их составляет, как мы ранее видели, не больше 14% рабочего населения, тогда как в Германии, например, этот показатель в процентах значительно больше.

   Затем – что число членов после 1907 года, года кризиса, несколько лет не только не росло, но даже падало (сейчас оно опять быстро растёт), то блеск стенной таблицы несколько потускнеет.

   Но возьмёмте-ка число членов; в 1902/3 годах их было 25.975, а сейчас 92.000 – рост на 275% за десять лет.

   В 1892/3 годах было 9.495 членов; за двадцать лет рост почти в десять раз.

   Понятно, что в Швейцарии, с её сравнительно небольшим капиталом и многочисленными мелкими предприятиями, нечего и мечтать в росте рабочей солидарности поспеть за богатыми шагами Германии.

   Но, в меру выпавших на долю Швейцарии исторических возможностей, её профессиональные союзы не ленились и сделали всё, что только может дать превосходная профессиональная тактика её вождей, «испытанных трудами бури боевой».

   Те же вожди ведут союзы к ещё более широким перспективам, к подъёму всех низов, до конца.

   Ибо, как выразился Грейлих, – «Только вся масса пролетариев вместе сомкнутыми рядами, может достичь государства будущего».
 
               
                А. Дивильковский**

                --------------------------------

   Для цитирования:

                ВЕСТНИК ЕВРОПЫ, журнал науки – политики– литературы,
                1913, кн. 12, декабрь, стр. 309-327, Петроград
         

               
                Примечания


      * Материалы из семейного архива, Архива жандармского Управления в Женеве и Славянской библиотеки в Праге подготовил и составил в сборник Юрий Владимирович Мещаненко, доктор философии (Прага). Тексты приведены к нормам современной орфографии, где это необходимо для понимания смысла современным читателем. В остальном — сохраняю стилистику, пунктуацию и орфографию автора. Букву дореволюционной азбуки ять не позволяет изобразить текстовый редактор сайта проза.ру, поэтому она заменена на букву е, если используется дореформенный алфавит, по той же причине опускаю немецкие умляуты, чешские гачки, французские и другие над- и подстрочные огласовки.

   **Дивильковский Анатолий Авдеевич (1873–1932) – публицист, член РСДРП с 1898 г., член Петербургского комитета РСДРП. В эмиграции жил во Франции и Швейцарии с 1906 по 1918 г. В Женеве 18 марта 1908 года Владимир Ильич Ленин выступил от имени РСДРП с речью о значении Парижской коммуны на интернациональном митинге в Женеве, посвященном трем годовщинам: 25-летию со дня смерти К. Маркса, 60-летнему юбилею революции 1848 года в Германии и дню Парижской коммуны. На этом собрании А.А. Дивильковский познакомился с Лениным и до самой смерти Владимира Ильича работал с ним в Московском Кремле помощником Управделами СНК Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича и Николая Петровича Горбунова с 1919 по 1924 год. По поручению Ленина в согласовании со Сталиным организовывал в 1922 году Общество старых большевиков вместе с П. Н. Лепешинским и А. М. Стопани. В семейном архиве хранится членский билет №4 члена Московского отделения ВОСБ.