Николай Николаевич Муравьёв, граф Амурский

24 августа 1809 года, родился Николай Николаевич Муравьёв, граф Амурский, российский государственный деятель, его императорского величества государя императора и самодержца всея России Александра Николаевича генерал-адъютант, Енисейский губернатор и генерал-губернатор Восточной Сибири, стараниями которого к России были присоединены Сахалин, Приамурье и Приморье, основаны Владивосток, Благовещенск, Хабаровск и Николаевск-на-Амуре.

И до восточно-сибирского губернаторства Николай Муравьёв уже обрёл в России добрую славу. «Был губернатором в Туле, воевал на Кавказе, дока в полицейских делах и просил при этом освобождения крестьян... представил на высочайшее имя записку о способах покорения горцев... Принял меры по сохранению лесов, предлагал разработку каменных углей в качестве топлива вместо дров...», – писал известный русский писатель Николай Задорнов, отец известного артиста.

Военачальник, государственный деятель, кавалер одиннадцати высших орденов государства Российского, в девятнадцать лет – блестящий офицер, что доблестно сражался в Русско-турецкой и Кавказской войнах; в тридцать два года – генерал-майор; в тридцать семь – военный и гражданский губернатор Тульской губернии, где хлопочет перед царём о свободе крепостных крестьян; в тридцать восемь – генерал-губернатор сибирских земель, благодаря коему Российская империя приросла Дальним Востоком.

Назначение Муравьёва генерал-губернатором Восточной Сибири породило светские пересуды и даже зависть: «Тридцать восемь лет, а ему дали полцарства - от Оби до Тихого океана!» По преданию, в избе старосты села Сергиевское император предложил Муравьёву налить две рюмки водки и, подняв свою, произнёс: «Поздравляю тебя, генерал! Отныне ты - губернатор Восточной Сибири. Край громадный, забот там непочатый край...»

Перед отъездом в Иркутск Муравьёв говорил царю: «Амур должен стать стратегическим каналом для защиты Дальнего Востока».

Сурово, но праведно властвовал губернатор Муравьёв... Нагоняя страх на лихоимцев и мздоимцев, поминая казнённого декабриста Муравьёва-Апостола, «сибирский деспот» пригрозил: «Я не из тех Муравьёвых, которых вешали. В случае чего, сам буду вешать!» И затеял борьбу против махинаций золотопромышленников; а борьба была опасна – преступная цепочка вела в Петербург. Рискованно было браниться и с откупами - шею свернут, ибо злоупотребления вошли в плоть и кровь лукавых дельцов, обвыкших покрывать воровство щедрыми взятками. Но «деспот»... не из робкого десятка... взяток не брал и чиновников, заподозренных во взятках, жестоко карал. Отказавшись от «благ», коими не брезговали предшественники, Муравьёв служил от темна до темна, а жил просто: выпив чаю с ромом и закусив сухарем, гулял по Иркутску в простой шинели, без охраны, навещал присутственные места, рынки и магазины, беседовал с купцами.

Без малого пятнадцать лет восточно-сибирский губернатор воевал с расхитителями казны; по вверенному его попечению краю прокатилась волна судебных разбирательств по делам лихих золотопромышленников. Муравьёв воздвиг заслон утечке намытого золота в Китай, и ратовал за создание единой государственной золотодобывающей компании, что обозлило не токмо иркутских чиновников, но и столичных сановников, привыкших к «сибирской мзде». Предание военному суду, заключение в острог, запрещение вести торговлю, негласный полицейский надзор испытали на своей шкуре мироеды, подобные купцам Кандинским, у коих в должниках-рабах ходило пол-Сибири.

Добрая молва шла о грозном губернаторе: Николай Николаевич Муравьёв «всегда и во всём стоит за бедного и слабого против сильного». В муравьёвскую эпоху процветал град Иркутск: родился Сибирский отдел Императорского Русского географического общества - подлинный научный центр Сибири; открылись театры, газеты, школы, где «маленьких ребятишек всех без исключения стали учить грамоте». Публичные лекции, воскресные школы, литературные вечера, приглашение артистов из Великороссии - всё сие, не виданное ранее, происходило попечением губернатора. Стоял Муравьёв и у истоков либеральной сибирской печати, от которой в будущем изрядно пострадал.

Муравьёв искал товарищей с имперскими замыслами, воплощение коих - рассвет земли Сибирской. И когда флотский офицер Геннадий Невельской поразмыслил об исследовании устья Амура, дабы завладеть амурским лиманом и открыть России ворота в Тихий океан, Николай Николаевич радостно согласился и вообразил, какую мощь обретёт Царство Русское, овладев судоходным Амуром, освоив и обжив Дальний Восток. Губернатор пишет царю челобитную: «Время не ждёт, Ваше Величество! Иностранные державы могут опередить нас: Россия должна восстановить свое присутствие на Дальнем Востоке».

Всесветно славленный землепроходец Ерофей Хабаров с казаками в 1649-1653 годах ходил в Приамурье и составил «чертеж реке Амуру». Ватага хабарововских казаков основала острожную крепость Албазин, но, обнаружив в Приамурье оседлых русских, и маньчжуры позарились на вольные земли. Долго герои-казаки обороняли Албазин, но, не получив подкрепления, не могли одолеть маньчжур, во много крат превосходящих числом. После затяжных переговоров, русские ушли из Приамурья, а маньчжуры на радостях смели с лица дальневосточной земли крепость Албазин.

По Нерчинскому трактату 1689 года русским воспрещалось плавать по Амуру. Пользуясь отсутствием в Охотском море российского флота, англичане и французы наводнили его своими судами, добывая рыбу, котиков, китов, сбывая в Китае наркотики, отчего Поднебесную захлестнула наркомания.

Через двести лет, благодаря губернатору Муравьёву, Россия и Китай изменили условия Нерчинского трактата и в 1858 году подписали судьбоносный для Российской империи Айгунский договор, закрепивший восточные рубежи России, даровавший земель в 600 000 квадратных километров. Отныне и довеку Амур и Приамурье, Приморье с прибрежными водами, вкупе с частями Якутии, Читинской и Магаданской областей стали русскими.

«Главной мыслию нашего правительства, - убеждал Муравьёв пекинское правительство, - есть сохранение мира для обоюдных польз двух великих соседственных держав Дайцинской и Российской на вечные времена». За безжертвенное обретение Государством Российским земель Амурского края государь Александр II пожаловал Николаю Муравьёву титул графа Российской Империи и почётное прибавление к фамилии - Амурский.

Обретение Приамурья свершилось благодаря походам служивого люда под командой капитан-лейтенанта флота Геннадия Ивановича Невельского с целью изучения, военного укрепления устья Амура и проведения сплавов по великой восточной реке. «Сделанные Невельским открытия, - писал Николай Муравьёв, - неоценимы для России. Это заставляет нас безотлагательно приступить к занятию устья Амура, или оно с юга должно быть занято другими». Завладев амурским лиманом, Россия, словно великий русский корабль, вышла в Тихий океан.

Тремя сплавами руководил сам Муравьёв-Амурский: подыскивал выносливых и сноровистых сплавщиков, налаживал дружную и чёткую работу, всё решал быстро, без ненавистной ему чиновничьей волокиты. По воспоминаниям очевидцев, генерал-губернатор дивил служивый и работный люд братолюбием, добротой, праведным судом с прощением либо правежом, а трудолюбием и выносливостью обладал воистину под стать казакам-первопроходцам. Сибирские крестьяне, забайкальские, амурские казаки сложили легенды о простонародности сибирского губернатора. «Каждый день генерал вставал чуть свет... Ложился спать позже всех... Носил серую армейскую суконную шинель... Ел солдатские щи и кашу с ржаными сухарями... Не терпел почестей. Всегда замечал и благодарил всех за исправную службу, отстраняя нерадивых и нечестных чиновников. <...> Все Забайкалье ожило. Всем нашлась работа и служба; жизнь совершенно изменилась», - с земным поклоном, письменно поминал «сибирского деспота» амурский казак Кирик Богданов, служивший при генерал-губернаторе.

Николай Николаевич не токмо возвратил России Приамурье и Приморье, но и потрудился над заселением и освоением восточных земель пашенным крестьянством, коим ещё до отмены крепостного права самочинно посулил вольную волю. В проекте правил для переселения в Амурский край требовал, чтобы «зашедшие в эти области крепостные люди становились свободными». В Петербурге всполошились придворные сановники, воспротивились своеволию сибирского губернатора, но тому всё же удалось освободить от крепостного ярма двенадцать тысяч горнозаводских крестьян Забайкалья. Но ещё будучи губернатором Тульской губернии, принародно ратовал за освобождение крестьян от рабства, создал проект освобождения сельского люда, где утверждал: «крепостное состояние, постыдное и унизительное для человечества, не должно существовать в России, ставшей в один рад с европейскими государствами...». Царь Николай I, ознакомившись с идеями молодого тульского губернатора, подивился: «Не боится... Экий он либерал и демократ».

Время его губернаторства летописцы величали «муравьёвской эрой», «муравьёвским веком на Амуре». «Небольшого роста, нервный, подвижный, - писал о Муравьёве русский классический писатель Иван Гончаров, - ни усталого взгляда, ни вялого движения... Какая энергия! Какая широта горизонтов, быстрота соображений, неугасающий огонь во всей его организации, воля, боровшаяся с препятствиями!» Воистину, и обличкой, и привычкой - вылитый Суворов.

Николай Муравьёв-Амурский изрядно потрудился и на ниве утверждения православного христианства в землях восточно-сибирских, будучи сподвижником святителя Иннокентия, апостола Сибири и Аляски, митрополита Московского и Коломенского. Не случайно святой Иннокентий, оберегая товарища от грешного унынья, писал Николаю Николаевичу: «Если бы, паче чаяния, когда-нибудь и забыло тебя потомство и даже те самые, которые будут наслаждаться плодами твоих подвигов: то никогда не забудет тебя наша Православная Церковь».

В 1856 году граф Муравьёв-Амурский почуял, что взошедший на трон император Александр II в отличие от Николая I не вполне доверяет ему, и задумал подать в отставку. Не поколебали его намерения даже рескрипты Его Величества и великого князя Константина Николаевича. В большом письме император Александр II, отдыхавший в Палермо, убеждал Муравьёва-Амурского оставаться на генерал-губернаторском посту, ибо «было бы истинным несчастьем для Восточной Сибири, и я весьма прошу вас, для пользы России и собственной вашей славы, отбросить всякую мысль о возможности оставить Сибирь». А великий князь, проводивший время в Ницце, обратился к Николаю Николаевичу с просьбой: «Оставайтесь в Амурском крае, любезный граф, как можно долее, и да укрепит вас Провидение на новые подвиги, хотя бы сопряженные с новой борьбою. На вас смотрит и Европа, и Америка, и все истинные русские люди признательны вам». Вторую челобитную Муравьёва-Амурского об отставке царь подписал, и в начале 1861 года Николай Николаевич покинул Восточную Сибирь.

После смерти Муравьёва графа Амурского его великие заслуги перед Отечеством либеральные «властители дум» предали забвению - скорбел о крепостной крестьянской доле, ратовал о мужичьей воле и слишком круто расправлялся с чиновным ворьём и купеческим жульём, что строчили челобитные вельможным покровителям. Верно, жалует царь, да не жалует псарь...

Николай Николаевич писал брату: «Бог не дал мне возможности заслужить внимание моих современников, и я не рассчитываю на внимание потомков. Слава Богу, что меня не называют изменником...»

Потомки всё же увековечили образ русского героя; на исходе девятнадцатого столетия на Амурском утесе города Хабаровска, который хабаровчане о ту пору величали Муравьёвским, взметнулся памятник генерал-губернатору Восточной Сибири. Но недолго восхищал хабаровчан дивный памятник: рухнула царская власть, изъеденная революционной саранчой; а уж потом соратник Троцкого и Ленина, ярый большевик, мечтавший о мировой революции, житомирский еврей Яков Гамарник, в начале двадцатых годов возглавлявший Дальневосточный революционный комитет, приказал снести дивное произведение скульптурного искусства, исполненное в честь выдающегося государственного деятеля.

http://ruskline.ru/analitika/2019/8/2019-08-28/veliki..