Писать красиво не запретишь

   Ирина Сундукова вчера сильно огорчилась, прямо до слез. Села писать  заявление в горсовет и не смогла. Пальцы не слушались. Всю жизнь писали, а тут в один  момент отказали. Когда на почте работала, сколько бумажек переписала. Только всего год на пенсии, а что дальше будет с ее руками, ногами, с головой. Всю ночь не спала, наплакалась, все о себе думала. Но встала, пошла за помощью к соседу. А что делать. Кровь с носа, а этот тополь надо убрать.
  Сундукова едва вышла на улицу, закрыла калитку и увидела идущего соседа, Мирона Панасовича, заросшего седой щетиной.
  — О, Мирон, я к тебе за помощью. Слыхала я, что ты в армии был писарем. Мне нужна справка в горсовет, что бы разрешили спилить этот тополь. Во какой вымахал, что Эйфелева башня. Из-за него я света белого не вижу: палисадник занял, окна южные  закрыл. Не дай бог ураган — раздавит дом и меня, как букашку. Я пыталась сама написать, но оказалось, что мои пальцы уже не могут. Сыну не писала, выручал мобильник. Вот такая у меня неприятность. Не знаю, что делать.
  — Ирина, не переживай, сделаем все, что в наших силах. Да, в армии три года я занимался этим секретным делом. Самому министру посылал депеши. Способность пальцев я еще не растерял. Справку я тебе нарисую. Надеюсь в горсовете тебе не откажут. Давно пора было решить этот вопрос. Я вот только схожу в магазин. Возьму водички и к тебе заверну. Моя Оля болеет. Раздуло живот, съела три кулича по полкило. Сама пекла, очень вкусные. Вызывал "скорую." Доктор посоветовал пить воду. Да, — вот что, Ирина, хотел тебе сказать. Не жди с моря погоды, а развивай пальцы свои. Рисуй палочки, кружечки, треугольники и буквы. Это надо будет делать каждый день.
  — Мирон, Оле твоей передавай теплый привет. Желаю ей быстрее выздороветь, а тебе большое спасибо...

  Управившись дома, вскоре вернулся Мирон.
  — Все, Ирина, Оле стало лучше,— войдя в коридор, весело произнес Мирон.— Она даже супчика немного поела.
  — Ну, слава богу, рада за вас, — сказала Ирина.
  — А у тебя как дела. Пробовала писать?
  — Что пробовать, если пальцы не работают. Вот посмотри.
  Он взял листок и стал рассматривать ее каракули.
  — Дела неважные. Это как будто курица лапой нацарапала, — произнес задумчиво Мирон.
  — Я не школьница. Буду тут каллиграфией заниматься. Делать мне больше нечего. Доживать буду как есть,— сказала Сундукова, сверкая гневно глазами.
  — Прости, Ирина, смени гнев на милость. Утро вечера мудренее. Вот смотри, я тебе приготовил алфавит от А до Я. Начнешь с первой буквы и будешь ее выписывать, пока она у тебя не получиться. Не спеши, но работай каждый день. Навыки у тебя еще не утеряны. Освоишь буквы, возьмешься за слова.  Каждую букву, каждое слово старайся выписывать правильно,и красиво, ведь красиво писать не запретишь.
  А Ирине было не до красоты. Сколько она промучилась с заглавными буквами и не меньше с прописными. Она не могла написать ровно букву О, а что уж говорить о буквах К, Н, Д. Как только она начинала выполнять любую букву то ее пальцы начинали дергаться. И получались каракули. Опять обращалась она к Мирону. Снова он ее учил, что работу над буквами начинать надо не спеша, спокойно, принудив пальцы к повиновению.
  Как бы там ни было, но Мирон с Ириной мучились не зря. Правда,времени прошло  немало. Она уже может писать сыну письма. И в один из апрельских солнечных дней возле дома Сундуковой остановился автокран с монтажной люлькой. Два работника, в красных куртках и касках, с бензопилой, вошли в люльку. Водитель выдвижной стрелой поднял их до самой вершины тополя. Послышалось: жик, жик, жик... Полетели тополиные ветки, забухали о землю чурки.
  Когда уехал кран, Камаз, груженый бревнами, чурками, разошлись любопытные наблюдатели, соседи заметили  Ирину, что шла из магазина. Перед собой  несла коробку. Она свернула к дому Мирона. В коробке был шоколадный  торт, ее благодарность соседу. А ей благодарность будет от соседей, особенно астматиков, что избавила их от тополиного  пуха.