Глава 90

После обеда зашумели верхушки деревьев, наклонились травы к земле, поползли по небу фиолетовые тучи, засверкали в них молнии, загрохотали громы.
Поэтому, как не желалось с покоса поскорее домой, в путь пустились самые отважные и нетерпеливые, в надежде, что где-нибудь по пути удастся спрятаться от ливня и молний. Большая же часть, поглядывая на потемневшее небо, решила повременить.
Первая новость, с которой вернувшихся встретил родной Берёзовый Кут, была страшная. Только что случился пожар. Сгорела старая полуземлянка тётки Пыри. Скорее всего, по общему рассуждению, молния ударила. Но сильный дождь не дал пожару силу, огонь, к счастью, не перекинулся на соседские соломенные крыши. И никто не догадался, что не молнии с громом тому виной, а сама Пыря так похозяйничала в своём дворе.
Одна лишь Хыля знала, что произошло на самом деле, но у неё никто не удосужился спросить.
Она видела, как прошла тётка Пыря, бледная, с поджатыми губами, с глазами, словно у слепцов, когда те смотрят и не видят.
Потом Хыля прижалась лицом к плетню и стала наблюдать за тем, что делается у соседей.
Видела, как тётка Пыря воткнула горящие лучины прямо в землю, а сама стала носить солому и складывать её вдоль стен покосившейся лачуги. Около двери солому не положила. Потом подожгла её, а сама с лучинами шагнула за порог.
Вскоре из лачуги раздались крики Агнии, а потом через дверь повалил дым. Пыря вышла. Следом выскочила и Агния. Сначала кинулась за вёдрами, но увидев пылающие с трёх сторон стены, остановилась. Так и стояла всё то время, пока первые капли дождя не зашипели, обжегшись, а потом ливень начал борьбу с огнём.
Хыля долго сидела под дождём, ждала, когда огонь потеряет силу, потом поползла в свою хату переодеваться. У порога она прислонилась к стене и задумалась.
Агния, наверное, совсем с ума сошла, раз всё колдует и колдует, и своим колдовством пытается убивать людей. Хыля теперь догадалась, что напрасно тётку Пырю мать обвиняла, а то не тётка Пыря её ног лишила, а, наверное, её дочка. Потом чуть Ярину не загубила, а вот теперь Глеб.
Глеб добрый. Хыля вспомнила, как он помог ей однажды гусей домой пригнать. Лиса их напугала, разлетелись по всему полю, а мать приказала их собрать. А как их собрать? Поле большое, а она маленькая. Были бы ножки здоровые, побежала бы, а ползком — попробуй собери. Вот и сидела на дороге, не понимая, с какой стороны ей начать. Но мимо проезжал на коне Глеб, остановился. Расспросил, разузнал про её беду. И перед молодым, здоровым парнем эта беда развеялась, как дым. Не успели слёзы высохнуть на щеках у Хыли, как гуси, гогоча, дружно топали в село.
Глеб тогда слез с коня, посадил на него Хылю, и они отправились дальше - девочка верхом, высокий красивый парень пешком. Хыле было немного страшно, но и очень интересно. А Глеб поддерживал её за локоть…
«Осталось два-три дня! Осталось два-три дня!..»
А потом при каждой редкой встрече он подмигивал ей весело, как подружке. И Хыле было лестно, что такой пригожий взрослый парень её замечает.
Как же он теперь?
«Осталось два-три дня! Осталось два-три дня!..»
А как же Ярина? И подружка любимая Тиша? Все заболеют от горя и никогда больше не будут смеяться.
От этих горьких мыслей, от страшного стучания в груди, от дрожи, которая сотрясала всё тело, она почувствовала себя словно во сне. Словно всё происходящее вокруг не по-настоящему, или не с ней.
«Осталось два-три дня! Осталось два-три дня!..»
Надо что-то делать. Есть же ещё два-три дня.
Надо ползти к Видборичам. Они что-нибудь придумают. Если, конечно, вернулись с покоса.
Переоделась, и как только гроза стала утихать, поползла.
Долго стучала в ворота, понимая, что были бы дома, уже бы открыли. Так и есть. Выглянула хмурая баушка и глазастый Айка.
— Чего тебе? — не слишком вежливо спросила старушка.
— Мне бы дядьку Ивара.
— Нет никого. Все на покосе.
— А когда вернуться? — Хыля понимала, что вопрос глупый. Ну, откуда бабушке знать, когда вернётся семья? Сорока что ли на хвосте весточку принесёт?
— Не знаю. Можа, завтра, можа, послезавтра.
«Осталось два-три дня! Осталось два-три дня!..»
Хыля попрощалась. Что дальше? Идти к отцу Прокопию? Но и его, скорее всего, тоже нет. А надо беречь силы…
Есть один выход. И есть человек, который, может помочь. Если не он, тогда просто не к кому больше обратиться.
Хыля поползла домой. Теперь надо покормить бабушку. Кто знает, когда её следующий раз покормят. И кто. Самой ей, может, уже не придётся. Потому, что она поползёт в лес.
Смеркалось. Скоро станет темно. Надо спешить. Кругом лужи и ручьи. Но это не страшно, они не такие уж и холодные. Лес страшен...
Когда Хыля подползла к первым деревьям, на землю опустились сумерки. Это они здесь, на лугу, сумерки. А там, в лесу, уже ночь.
Хыля остановилась. Говорят, год назад она провела в лесу почти целый месяц. И вот опять. Из того происшествия она ничего не помнит. И стоит ей сейчас переступить черту, которая невидимо разделяет луг и лес, как что-то начнётся. Будет ли она помнить?
«Осталось два-три дня! Осталось два-три дня!..»
Наверное, тогда произошло что-то ужасное, и поэтому она забыла. Хыля поползла. Главное, не сбиться с дороги. Конечно, ночью найти пристанище волхва труднее. Тем более, Хыля почти не помнила, в каком месте поворот к двум соснам. Она была совсем маленькая, когда ходила по лесным дорожкам. Ещё на ногах.
Мелькнула трусливая мысль вернуться домой, а с рассветом поискать путь. Но Хыля прогнала её. Надо идти сейчас. Темно. Но луна угадывалась за завесой облаков. Может, скоро выглянет? Тогда будет легче.
Хыля ползла, напряжённо вглядываясь вперёд. По сторонам и назад лучше не смотреть. К шороху и лесному шуму тоже лучше не вслушиваться. Шумит лес и пусть шумит. Не надо ни о чём думать. Вот и всё.
Крупные холодные капли падали на спину, тяжёлые, словно чьи-то ледяные пальца. Оставалось только надеяться, что это капли, а не пальцы. Не думать… Не думать… Надо что-то произносить. Что угодно. Что-то хорошее. Но в голову долго ничего не приходило. Потом вспомнила, как вместе с Тишей выпускала птичку на Живин день.
— Жаворонушки, летите!
Нам зима-то надоела
Много хлебушка поела!
Вы летите и несите
Весну красную, лето жаркое!
Хыля упрямо твердила и твердила закличку, пыталась в памяти вызвать тёплый майский день, подружку, что передала ей маленькую птичку. Крохотный чёрный глазок, такой живой. Вспомнила, как подержала минутку у себя беспокойный тёплый комочек, а потом раскрыла ладони…
Внезапно впереди показалась белая фигура. Хыля замерла, а сердце так страшно забилось, что казалось, вот-вот вырвется из груди, как та самая птичка.
Фигура неподалёку от девочки тоже остановилась. И донеслись спокойные тихие слова:
— Что ж ты, Хыля, ножками не идёшь? Ты уже можешь.